М. (15.10.2015 15:14:14)
(записи городских шумов с диктофона)
Я стояла на бастионе. Вокруг не было ни души. Один фонтан говорил в низких солнечных лучах: ток-ток-ток, потом было тихое, непрерывное и скупое струение - и капли разбивались мелким бисером брызг о мокро-блещущее гранитное основание: плик-плик-плик; плак-плак - крупные капли отбрасывались в чашу основания и расходились кругами по тонкому, как наледь, прозрачному слою воды над бетонным дном, полуприсыпанным кварцевым песком, над которым лежали редкие опавшие листья, скукоженные и жёлтые. Навечно закованные в бронзу, неподвижные мальчики держали лепную чашу, с которой свисали скользкие бархатные ленты зелёной тины. С тех пор, как на мальчиков нанесли это белое покрытие, они мне кажутся фальшивыми, поддельными. У меня постоянно возникает мысль принести старые фотографии и сравнить, установить подлинность.
Это надо же было так испортить барочный фонтан. Раньше он выглядел как слиток осеннего золота, а теперь - как полая оцинкованная жесть.
Так... стишок (11.09.2015 10:02:02)
Первоосенье
Языческий праздник переходит прямиком в первоосенье,
наполненное невероятной грустью увядания.
Городские сорят вовсю жёлтыми листьями берёзы.
А где же лето? А его, наверное, и совсем не бывает.
Вот и хорошо. Жизнь вообще есть только предчувствие,
вечное предчувствие чего-то лучшего, большего,
что никогда не сбудется. Прек-расное самочувствие.
Середина жизни. Зенит неумолимого возраста.
Ты возрастаешь несомненно, но до некоторой точки.
Хорошо бы, конечно, умереть в апогее параболы,
если ты человек; ну, а если писатель - когда ни строчки.
А ты ещё веришь в существование высшей правды
в своей литературе? - Кривая ухмылка.
Пиши что угодно - всё равно ничего не сбудется.
Ржавая мелочь в утробе свиньи-копилки
медно позвякивает. А барыша нет и не будет.