Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





Полёт воображения

Марина Чекина

Форма: Цикл стихов
Жанр: Поэзия (другие жанры)
Объём: 3571 строк
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


...И будет всё равно:
Жива, иль не жива.
Аккордам в унисон
Я попаду впервые…
Возникшие давно
Заветные слова
Уронят лёгкий звон,
Как капли дождевые.
* * *



ЕЩЁ НЕ ЗАБЫТО ПЛАВАНЬЕ…

Ещё не забыто плаванье,
Но, видно, мы стали старше.
И в гавани, в тихой гавани
Стоят бригантины наши.

Ещё паруса потёртые
Готовы взметнуться снова…
Пока ещё мышцы твёрдые,
И гордое зреет слово.

Ещё башмаки с набойками
По палубе могут топнуть.
И мы пока слишком бойкие,
Чтоб взять, да и враз утопнуть.

А если прижмёт негаданно
Да так, что и не отвертишься –
Не надо свечей и ладана,
Пусть Эльма огни засветятся.

Пусть ляжем костьми калёными
На дно – ничего не спросим…
А море волну зелёную
Качнёт, словно кроны сосен.
* * *
КИРПИЧНАЯ СТЕНА

Считается, что мне не больно –
Не ощущаю, не должна…
Я состраданья недостойна –
Я лишь кирпичная стена.

Те пули, что в меня попали,
Сквозь ткани мягкие пройдя,
Во мне навеки застревали,
Торча, как шляпки от гвоздя.

А капли крови, крохи плоти –
Мои впитали кирпичи.
Я, как ступень на эшафоте,
И мой удел: всегда молчи!
* * *
ПЕРВАЯ СКРИПКА

Я стройна, я изящна и гибка,
Мною лично уже решено,
Что фигурой на первую скрипку
Подхожу, несомненно, давно.

И для этой возвышенной цели
Я на подвиги шла, не страшась.
Но не вышло, видать, подсидели,
Упустила единственный шанс…

В ожидании божеской воли –
Я на скрипке творю чудеса.
До истерик, до слёз, до мозолей
Занимаюсь я по три часа

Дополнительно, то есть – сверх меры!
Я стремлюсь к путеводной звезде.
И готова, как все пионеры,
Я на всё, и всегда, и везде!

Не для славы я двигаю горы…
Слава – блеф, и признание – дым!...
Лишь бы только глаза дирижёра
Стали чуточку ближе к моим…
* * *
АХ, ГРЕЦИЯ!..

Ах, Греция-легенда,
Пристанище богов.
Извилистая лента
Скалистых берегов.

Плеснёт волной морскою,
Бегущею ко мне.
А я коснусь рукою
Расщелины камней.

Где узкую мордашку
Скрывает испокон –
Не мышка и не пташка,
А сцинковый геккон.
* * *
МОРЕ ОТДЫХАЕТ НА ЗАКАТЕ…

Море отдыхает на закате,
Золотисто-розовой волной
Задевает – по подолу – платье
И шуршит камнями за спиной.

Берег неглубокого залива
Окружён зелёною стеной –
Здесь пятисотлетние оливы,
Наблюдают, словно бы, за мной,

С чёрными корявыми стволами –
Пусть не вечны – вечнозелены –
Вслушиваясь в споры между нами
Да в ритмичность ласковой волны.

Кажется, такою красотою
Можно любоваться сотни лет:
Отдыхать под звёздной чернотою
И встречать над скалами рассвет.

И опять, жару превозмогая,
Ждать заката, розовой волной
Любоваться… Край земного рая!...
Но ничто не вечно под Луной…

Линию бессрочного маршрута
Проложила я на карте грёз.
Но, пока живая, почему-то
Верится, что это не всерьёз.

Подожду ещё совсем немного,
Прошепчу последнее "Прости!"
И шагнув на лунную дорогу,
Добреду до Млечного Пути.
* * *
"В ГОСТИ К БОГУ"

Приснилось мне: широкая дорога,
Сиянье незажжённых фонарей.
И наш маршрут: наверно, в гости к Богу,
Или навстречу Вечности, скорей…

Цветущий луг – без края и предела,
Жужжанье пчёл над самой головой.
А я в упор в твои глаза глядела,
И силуэт в них отражался мой.

Мы плыли в этом мареве над лугом,
И глядя вниз с немалой высоты,
Тебя хватала за руки с испугом –
Но так спокойно улыбался ты.

Невидимый сияния источник
Дарил неуловимое тепло.
А я ждала, что звякнет колокольчик,
И скажут: "Ваше время истекло!"

И снова мы смеялись до упаду,
Цветочной перепачкавшись пыльцой.
И ты не удивлялся, видя рядом
Моё не постаревшее лицо…
* * *
ОТЛИВ

Когда идёт волна отлива,
Одной подвластная Луне,
То неуверенно-тоскливо
В тот час становится и мне.

Как будто обнажаю душу,
Дотоле скрытую волной.
И оставляю голой сушей
Секрет души моей морской.

И одержимо-терпелива,
Захлопнув створки тишины,
Я верю, знаю, жду прилива
Солёной, пенистой волны.
* * *
НАПРАВЛЕНИЕ

Словно стрелка на компасе, я
Вся дрожу и мечусь от волненья,
Опасений своих не тая,
Но упорно держа направленье.

Вроде просто, но это понять
Первый встречный – способен едва ли:
Каково это – изнемогать
От влияния всех аномалий.

И сомненья сводили с ума,
Но пыталась найти объясненья,
Отчего отступает зима
Перед лучиком слабым, весенним?

Не учесть колебаний моих
С точки зрения здравого смысла.
То, что явно для всех остальных –
Для меня, как весов коромысло.

Мне б чего-нибудь – наверняка,
Чтоб уже навсегда – без опаски.
Указующий перст ли, рука?
Свежий ветер и яркие краски…

Ариадной сплетённая нить,
Выводящая странника к свету…
Я сумела бы всё объяснить –
Но тебе не понравится это.
* * *
В МОРЕ! (В.С.Высоцкому)

Ветер крепчает и балл
Душит, как петля на шее.
Быстро окончился бал,
Мы ещё жить не умеем.

Мы не спасёмся у скал –
В море – скорее, скорее!
Шторм паруса истрепал,
Тряпками виснут на рее.

Смерти костлявый оскал
С каждой минутой страшнее.
И седина у виска,
Пеной на волнах белеет.

Мир и клеймил, и ласкал,
Уничтожал и лелеял…
Что наливалось в бокал –
Делало жёстче и злее.

Что же на сердце тоска?
Новые будут идеи.
Видишь: полоска песка,
Ну-ка, греби веселее!
* * *
МЕНТАЛИТЕТ

Дождались, наконец-то зимы,
И любуясь родным и исконным,
Залегли бы на печку и мы,
Обмотавшись ряднишком посконным.

И до самой весны – только в клеть,
Дать скотине, скребнуть по сусекам.
И на печке улечься и млеть –
Так само уготовано веком.

А на юге – ребятам – не спать:
Знай, работай – по три урожая
Ежегодно… то сеять – то жать.
Мне их жалко… Судьбина такая…

А у нас, коль сумел до весны
Дотянуть, уповая на бога,
То дождёшься, глядишь, новины –
И опять всё не так уж убого!…

Оттого в бесконечной ночи
Обрели мы пристрастье к мечтаньям,
Что тягучей зимой на печи –
Так приятно весны ожиданье…
* * *
МИР – ТЕАТР

Расставлены акценты, сверхзадача –
Сверхрежиссёром определена.
Обязана мозги переиначить
Прелестных текстов псевдоглубина.

Актёры приодеты – всё, как надо –
Не оскудеет спонсора рука.
Фигуристая прима – как награда –
Не зря в её глазах сквозит тоска…

Подметено – не слишком, но терпимо.
Все точно знают – это пыль кулис.
А если "соль" игры проскочит мимо,
Ну, не придётся кланяться – на бис.

Премьер поддал. А где других видали?
Вполне потянет – с видом простака.
Никто ведь и не пикнет о скандале –
Хотя в душе готов наверняка.

Промеж кулис упрятанною ложью –
Не испугаешь зрителя вовек:
Его запросы, в сущности, ничтожны –
Пришёл слегка развлечься человек.

И старикан-герой готов на фору.
Пастух над паствой – правит вечный бал…
Совсем забыла, кто это сказал:
"Весь мир театр, и люди в нём – актёры"?…
* * *
Я ЛОВЛЮ ВОЛНУ!

Хорошо, когда тиха волна,
И едва-едва ласкает берег –
Но такая ласковость скучна –
Мне нужны находки и потери!

Надо плыть волне наперерез,
Если море слишком разгулялось,
Разбудить задор и интерес,
Побороть секундную усталость.

И когда растущая волна
Набегает с моря мне навстречу –
Я на волю ветра отдана.
Я ловлю волну! Тушите свечи.
* * *
РАССВЕТ

Возникает меж небом и морем
Поначалу чуть видный просвет,
И является зрелище вскоре –
Удивительней, в сущности, нет.

Синева к горизонту стекает,
Оплавляясь лучами зари,
Красота возникает такая!
Ты, прищурив глаза, посмотри.

Искры блещут всё ярче и ярче –
Не напрасно мы щурим глаза:
Опрокинулся сказочный ларчик,
Где опалы, сапфир, бирюза…

Заиграли в предутреннем свете,
Под пронзительной синью небес…
Где ещё ты отыщешь на свете
Хоть частичку подобных чудес?!
* * *
РУЛЬ ЗАКЛИНИЛО

Оглянуться назад...
Ах, как хочется!
Но нельзя – слишком быстро теченье реки.
Только миг, только взгляд:
Имя... отчество...
Если живы, то, в общем, уже старики...

Поверни, рулевой!
Я попробую
Что-нибудь в этой жизни иначе сложить.
Не шути надо мной,
По-недоброму:
Не пытаюсь я двум господам услужить.

Ты же дока во всём:
Чертишь линии,
И по лоциям точным ты выверил путь.
Но маршрут ни при чем:
Руль заклинило.
И кричи – не кричи, а назад не свернуть.
* * *
МОРЯЦКАЯ ДУША

Вольная моряцкая душа,
Свежими просолена ветрами.
Океанским воздухом дыша,
Роль свою играла в бурной драме.

Где шторма ревели, и скрипя,
Мачтовые рушились махины,
Лишь душою чистый, как дитя,
Что едва лишилось пуповины,

Добровольно мог себя отдать
Всем стихиям яростным на волю,
Ощущая бури благодать,
И саднящий привкус горькой соли.

Избегали царственных ковров,
Где столь многим сладко бить поклоны.
И отринув скопище богов,
Одному молились Посейдону.
* * *
МОРЕ

Море – от кромки прибоя – вздымается ввысь,
Кажется, это застывшее тело цунами.
Суша с водой в единении вечном сошлись,
Право возможного выбора – здесь, перед нами.

Выбравший сушу – останется берег топтать,
Выбравший море – растает в лазурном просторе,
Он возвратится, чтоб только борта залатать,
И оглянувшись, опять устремляется в море.

Выбор довольно жесток, но судьба такова,
Что выбирать доведётся не раз человеку.
И не всегда прозвучат те, что надо, слова,
И не войти нам вторично в знакомую реку.

Воду в кулак – не старайся – вовек не зажмёшь,
Тает песок, как вода, убегая меж пальцев…
И, несомненно, я сразу почувствую ложь –
Стать бы скромней нам с тобой, на Земле постояльцам.

Было б нелепо Колумбом себя представлять:
Не напасёшься на каждого нынче Америк…
Вот оно, море – стихия, купель и прамать,
Вот твоя гавань, причал и твой ласковый берег!…
* * *
ПО АРЕНЕ

Я, конечно, не бык на арене в Севилье,
Но возникло сравненье –
Не выкинуть слова…
Достаёт до кости острие бандерильи,
Окружённая тенью,
Топчусь бестолково.

Пусть не машет судьба ярко-красной мулетой,
Всё пытаясь напрасно
Меня ошарашить.
Я утратила вдруг восприятие цвета.
И взираю бесстрастно
На праздник вчерашний.

Я, как раненый бык, всё кружу по арене,
И мозжит моя рана,
И не заживает.
А вращенье земли ничего не изменит.
И не кажется странным,
Что вновь не права я…
* * *
ПОДО ЛЬДОМ

Мне улыбок своих не жалко,
Но они, словно свечка, зыбкие.
Холодна подо льдом русалка –
Промелькнёт серебристой рыбкою…

Полнолунье, любовь, мечтанье –
Вот не очень святая троица…
Малорадостно состоянье:
Ждать и ждать, когда речка вскроется.

Но наступит момент цветенья,
И очнётся природа сонная.
А пока – лишь воды движенье
Шевелит растенья придонные…
* * *
МАСТЕРСТВО

Помолу рад трудолюбивый мельник,
Не в тягость, если лестница крута.
И дровосек уходит в старый ельник –
Его работа, в сущности, проста,

Как прост воскресный день – и понедельник…
Но это та, святая простота,
Какою прост ночной пирог в сочельник,
И верность – непорочна и чиста.

Простой горшок из рук своих скудельник
Сажает в печь – и суть его свята.
Согреет лучше шуб – простейший тельник,
И жечь не будет скорбь и маета,

Когда поймёт деляга и бездельник,
Имеющий солидные счета,
Что мастерство – стократ дороже денег,
А накопленья – глупая тщета.
* * *
НАМ БЫ…

Нам бы за амбарами да ригами,
Жить, не сомневаясь ни черта…
Но сочится социум интригами –
И кусок не донести до рта.

Нам бы каравеллами да бригами –
Управлять спонтанно, не с листа,
Утоляя финиками, фигами
Голод свой – вот это красота!

Русь не зря прославилась расстригами –
Нам догматы – сущая туфта…
Мы живём – единственными мигами –
Нам граница: так себе – черта…

Нас не взять измором и блицкригами.
Очень уж душа у нас проста,
Характерна вспышками да сдвигами.
Тропочка крута, сума пуста...

Общество опутало веригами:
Справки, документы, паспорта…
Никуда – без них… Лишь рядом с книгами
Жизнь проста, прекрасна и чиста.
* * *
ПЕРЕБИРАЮ…

Стихи, как будто камешки на чётках,
Перебираю… Где-то есть изъян,
А что-то – удивительно и чётко,
И глубиной – потянет на роман.

Одни – своей красивостью пугают,
Иные – остротой горячих слов…
Порою впечатленье, что другая
Писала их, касаясь облаков.

Из странных снов возникнет впечатленье,
Цепочкой слов прольётся на листок –
И вот уже журчит стихотворенье,
И кто узнает, где его исток.

Несу стихи, как раны с поля битвы –
Любая кровоточит и мозжит.
Я каждый стих читаю, как молитву,
А голос мой – предательски дрожит…
* * *
В УНИСОН

Я вышла на простор,
Навстречу всем ветрам,
Над горькою землёй
Я стала на колени…
Сквозит немой укор –
Разор и здесь, и там,
Иссосанные тлёй –
Деревья, словно тени,

Колышут на ветру
Костлявым помелом.
Листве их по весне
Не распуститься снова.
И я с землёй умру,
Тоскуя о былом,
В котором больше мне
Не предоставят слова.

Охватит тишина,
В мертвящее кольцо,
Природа до меня
Не донесёт ни звука.
Лишь музыка одна
Дохнёт в моё лицо,
Аккордами звеня –
Опора и порука…

И будет всё равно:
Жива, иль не жива.
Аккордам в унисон
Я попаду впервые…
Возникшие давно
Заветные слова
Уронят лёгкий звон,
Как капли дождевые.
* * *
ДАНЬ

Раскрошилась земля, и над самой водой
Оголённые корни повисли…
Я – один на один – с неизбывной бедой,
В голове, словно сполохи, мысли.

Обсуждать эту боль с дорогими людьми –
Только множить страданья зеркально.
Это ж ясно и так, что у нас, чёрт возьми,
Только с виду всё, вроде, нормально.

Мы мотаем судьбою назначенный срок,
Непосильной обложены данью.
А земля навсегда утекла из-под ног –
Потому не хватает дыханья.
* * *
ТРОПА

Луг – не луг, и пустырь – не пустырь,
Много зелени всякого сорта.
По тропинке, в ботинках потёртых
Я иду. Впереди – монастырь.

По обочинам тропки – ивняк,
Лебеда, да созревший репейник.
Разбросал неизвестный затейник –
Что попало, везде, кое-как.

А тропинка гудит под ногой –
И гудят от усталости ноги…
Так выходит: подводит итоги,
За меня – вечно кто-то другой.

Не умея продать – я дарю.
И не жду благодарности, просто –
По кустам человечьего роста
Я сама свою тропку торю.

А успею дойти или нет,
Я уже не узнаю, пожалуй,
Ну, да, ладно: вперёд – самый малый!
А встречающим – общий привет!
* * *
КРУГИ

В шорах, сбруе, подпруге:
Не увидишь ни зги…
Копошатся в испуге,
От мыслишек, мозги.

Наши мышцы – упруги,
Но повсюду враги.
В уши бьют "буги-вуги",
И постны пироги.

То пыхтим от натуги,
То сбоим вполноги,
Где друзья и подруги?
Отзовись! Помоги!

Всей братвою – на струги,
И вовек не моги
Под житейские вьюги
Горевать от туги!

Пусть постромки и дуги
Не стесняют шаги.
Всё вернётся на круги –
Разойдутся круги…
* * *
ДАМБА

В отрогах гор – бушующий поток
Зажат в ущелье дамбой насыпною,
И путнику усталому глоток
Не отыскать под каменной стеною.

По новым руслам пущена вода.
А что и как – виднее инженеру…
А в зоне затопленья – города,
Чьи жители, исполненные веры,

Что усмирён и выверен поток,
Спокойно спят. Притушенные лампы
Незримо пьют в ночи электроток,
Полученный со станции на дамбе.

И лишь в кошмарах видится пока
Больным, накрытым бреда пеленою,
Что рушится плотина, и река
Сметает всё стремительной стеною.
* * *
ЗАКАТ

Лёгкой дымкой туман над водою
Расстилается, с ветром играя,
И идут облака чередою,
С розоватой каёмкой по краю.

Берега то круты, то покаты.
По воде – конвульсивные токи.
Опускается солнце к закату,
И сгущается тьма на востоке.

Над рекой, как над линией фронта,
Слабый отсвет пока ещё брезжит,
Но закат, остриём горизонта,
Зазевавшийся лучик – обрежет…
* * *
МОРЯЦКОЕ

Тихонько тает берег за кормою,
А впереди безбрежный океан…
Теряется за «пахотой» морскою
Романтика чужих, далёких стран.

Возможно ли: привыкнуть к колыханью
Пучины ненадёжной за бортом?
Мы океан обкладываем данью –
С лихвою рассчитаемся потом…

Своей судьбой, поделенной на вахты,
Тоской, разлукой с милыми людьми…
Покуда ни просолишься в штормах ты –
Понять того не сможешь, чёрт возьми:

Какая есть она – судьба в полоску!
Когда на берегу – неверен шаг,
А палуба – своя родная, в доску –
А если понял – значит, ты моряк.

А моряка – зовёт далёкий берег,
И бухта, где бросают якоря…
И вдаль манят – находки и потери,
Над океаном – дивная заря.
* * *
ЦУНАМИ

Внезапно стихли птичьи голоса
На всём, подвластном слуху, побережье,
И с дрогнувших листов стекла роса,
Оставив след на выцветшей одежде.

И в этой непривычной тишине
Зашелестел песок широких пляжей,
И показалось почему-то мне:
Всё чуть иначе выглядит, и даже

Пошире стала пляжа полоса,
А небо чуть сильней заголубело,
Не возвратились птичьи голоса,
А краешек воды с полоской белой

Всё дальше, дальше берег обнажал,
Как будто что-то всасывало воду.
А вдалеке, у чуть подросших скал,
Темнеющих и в ясную погоду,

Скопилась чернота. И странный шум,
Все звуки на земле перекрывая,
Стал нагнетаться. И пришло на ум,
Что это – сон, что в жизни не бывает

Такой щемящей сердце тишины,
Такого наплывающего гула…
Но зрелище поднявшейся волны –
В мгновение к реальности вернуло…
* * *
ПОДВОДИТ…

Подводит твердь,
Скользит моя нога –
Хватаю жердь
С названием "слега".

Подводит друг,
От подлости его –
Такой испуг,
И больше ничего.

Подводит враг:
Всё с тыла норовит…
И в толк никак
Не взять, где что болит.

Подводит свет –
Весьма слепит глаза.
И столько лет –
Ни "против" и ни "за".

Подводит мир –
Несладкое житьё:
Кому-то – пир,
Похмелие – моё…

Подводит плоть:
Плутовка не верна,
Но держит, хоть, –
Кирпичная стена!...
* * *
В КРИК

Меня швырнули за борт, как балласт,
И дали по рукам, чтоб не цеплялась.
При помощи к ногам приросших ласт,
Плыву теперь, хоть вдоволь нахлебалась.

И судно – скрылось в море без следа,
Ни жалости не зная, ни стесненья.
А сколь горька забортная вода,
Кто пробовал – поймёт без поясненья.

Мне не протянут руки моряки –
На них арест в чужом порту наложен.
Они, как я, сгорают от тоски,
Ожог души страшней ожога кожи…

Одна лишь мысль, один лишь краткий миг –
Такая боль: навзрыд, в надрыв, и в крик!
* * *
АТТИЧЕСКАЯ СОЛЬ

Горбаты и хромы
Приверженцы задних рядов,
Поскольку хоромы
Не строятся с честных трудов.

Сердитый Юпитер –
Юпитер – поэтому прав!
Напрасно хотите,
Чтоб свой он умеривал нрав.

Хоть кесаря доля
Довольно обширна на вид,
Но вольному – воля:
Господню урвать норовит.

Воловьей породе –
Юпитера куш – не моги!
Хоть каждому, вроде:
Башка, две руки, две ноги…

Кто здесь, рядом с нами,
Соседский прибрал каравай –
Чужими горбами,
Глядишь, и намылится в рай.

А тот, кому сложно
Усвоить подобный урок,
Запомнил надёжно,
Что бедность – совсем не порок.

Уж, чья бы мычала!
Себе-то – накину платок.
Поскольку сначала –
Не выйдет, хоть вот – локоток!

Избегнувши бучи,
Затихну, довольна судьбой…
А тем, кто покруче –
Нет лучшей защиты, чем бой.

И многим не внове
Навязанный "образ врага"…
Бодливой корове
Частенько даются рога!
* * *
ЗИМНИЙ ЛЕС

Внезапно мне открылось откровение:
Я – зимний, серебристо-белый лес.
Меня не тронет смена настроения,
И криз гипертонический исчез.

Мне хорошо под снежною одеждою,
Не бродят соки, листья не шуршат,
Я простою под этой шубой снежною
Ещё четыре месяца подряд.

Я не хочу ни пищи, ни внимания,
Не льются слёзы, и не душит спазм,
Ни грусти, ни печали, ни терзания,
И я, состарясь, не впаду в маразм.

В покое, в равнодушии, в молчании
Светло и несгибаемо стою.
Мне незнакомо горькое отчаянье,
В неравном обретённое бою.

Поймите! Это – в сфере понимания:
Я – зимний, серебристо-белый лес!
Я не сошла с ума, и я в сознании –
Аутотренинг! Я снимаю стресс…
* * *
ЗАПАХИ ЛЕТА

Свежий ветер надул парусами
Простыню на соседнем балконе
И играет цветными трусами,
Будто гюйсом – на парусном фоне.

Словно не было старости, словно
Даже зрелость ещё на подходе…
То, что время – довольно условно,
Ощущаю, согласно погоде.

Эти дивные запахи лета:
От листвы, от цветов и от пашен –
Свежим ветром подхвачены где-то,
Вдалеке от дорог и от башен,

Населённых безликой толпою,
Устремлённой к абстрактной наживе…
А пройти бы безлюдной тропою
К зеленями украшенной ниве.

А вдохнуть бы букет разнотравья,
Не отравленный смрадом бензина.
Помечтать бы о светлом и давнем,
Принести бы – не из магазина –

Из леска – земляники, столь густо
Наполняющей дом ароматом,
Огурца бы колючего, с хрустом,
Прямо с грядки, как было когда-то…

То, что запахи будят желанья –
Мне известно давно и поныне.
Этот странный закон мирозданья
Вносит жизнь в городскую пустыню.
* * *
БИЛЕТИК

Эта касса, в зелёном бараке,
Где окошечко забрано сеткой.
Где в закатном сквозном полумраке,
Наклонились поникшие ветки

Слева – справа, не зная обрезки,
И своей шелестящей листвою,
Ловят ветер, прохладный и резкий,
Над горячей моей головою.

Где большие железные урны,
С той эстетикой прошлого века,
Отрицающей лоска котурны,
Лишь удобство суля человеку,

Где скамейки, изогнутых линий,
Повторяющих линии тела,
И газон распустившихся цинний,
Так бы села и молча глядела…

Как мелькают в огнях электрички,
Маскируясь в листве придорожной,
И считала по старой привычке
В них вагоны, с тоскою острожной…

А потом, у кассирши в окошке
Я б купила картонный билетик…
И мелькнула, скользнув на подножку:
Силуэт в электрическом свете…

Принимая любое соседство,
Как когда-то, без тени укора.
Не ревнуй, я уехала в детство.
Я вернусь… Обязательно… Скоро…
* * *
ПОДОРОЖНИКИ

Приплыли подорожники в Америку
На кожаных матросских башмаках,
Сначала порассеялись по берегу,
Потом в других протоптанных местах.

Его назвали просто замечательно
Туземцы, автохтоны, дикари:
«След Белого» – красиво и мечтательно…
Не веришь, так в словарик посмотри.

Помимо джина, бус и подорожника,
Религию везли на край земли.
Потом с воображением художника,
Индейцами туземцев нарекли.

Конечно, занимались просветительством:
За золото и даже просто так,
Приобретя, при общем попустительстве:
Паслёновые, сифилис, табак…

А нынче на просторах Света Нового
Уже не удивляет никого
«След Белого» – умелого, весёлого –
Хозяина всего, всего, всего…
* * *
ЧЁРТОВА ИСТОРИЯ

Сражались за огонь и территорию,
За золото и даже за жену –
Куда ни сунься в чёртову историю,
Наткнёшься на проклятую войну.

А кто из них правей, кто виноватее –
Не мне, необразованной, решать.
Обидно, что все войны, без изъятия,
Себе на плечи взваливает Мать.

Какие-то имперские амбиции:
Всегда найдут, что меж собой делить,
А, между прочим, варвара – с патрицием,
По сути-то, почти не отличить.

Конечно – Рим! Известность и величие,
Дороги, что ведут со всех сторон…
Но если вникнуть – главное отличие:
Отсутствие на чреслах панталон…
* * *
В ОКЕАН

Я тебя не зову искупаться, когда ураган,
Но в умеренный шторм это здорово, честное слово.
Если гонит волну неуёмный седой океан –
Заходи, не спеша, не мечись у воды бестолково.

Надо чувствовать сердцем приход подоспевшей волны,
И в последний момент прямо грудью кидаться навстречу –
И тогда эти пенные гребни тебе не страшны,
И вода не накроет, а будет всё время по плечи.

На бескрайний простор надо, глаз не спуская, смотреть,
Чтобы гребень тугой не накрыл неожиданно сзади.
Это – просто – восторг, заставляющий плакать и петь,
Это вовсе не то, что резвиться на штилевой глади.

Не бояться воды – это светлый и радостный дар,
Ведь когда-то давно все мы вышли из бездн океана.
И когда не смогу выносить свой душевный пожар,
Я, на берег придя, погружусь в океан, как в нирвану.
* * *
ЛЕГЕНДА О МИНОТАВРЕ

Отбился бык от стада, в древности,
И оказался в лабиринте.
И замычал, сперва, с напевностью:
«Спасите, выведите, выньте!»

А пастушок, весь в угрызениях,
Пошёл искать его под вечер.
И заявляю с сожалением,
Что состоялась эта встреча.

На зов надрывного мычания
Его в момент примчали ноги.
А вот потом пришло отчаянье:
Не отыскать назад дороги…

Он поделился со скотиною
Горбушкой хлеба из котомки…
Рыдаю пред такой картиною:
Спустя лет сто нашли потомки

Лишь часть останков – вот оказия!
А остальное – съели волки…
Но склонен человек к фантазиям –
И нынче – том стоит на полке.

В котором – плод воображения –
А не ребёнок Пасифаи –
Сюжет достоин уважения,
Но истину – теперь мы знаем!
* * *
РИТМИКА

В скальных расщелинах бьётся вода,
Зеленью тронуты бурые камни.
Глядя на воду, почти что всегда
Хочется думать о чём-нибудь давнем.

То ли ритмический плеск виноват,
То ль духотища во всём виновата,
Но возвращается сумрачный взгляд
В бездну событий, прошедших когда-то.

Вслед за прибоем волокна травы
Мерно качаются влево и вправо.
По закоулкам больной головы
Всплыли медузами строки и главы.

Рыбка случайная – пойманный гид –
Мысли уводит, куда и не надо:
Это печалит, а то – веселит,
Чем не круги, хоть не Дантова, ада…
* * *
В ВЕНЕСУЭЛУ!

Продаются земли, души, тело –
Где тут Бог? Здесь – тысяча чертей!
Может быть, махнуть в Венесуэлу –
Там и Бог, и жизнь, как у людей!

Право, братцы, слушать надоело:
Лезут к власти сволочь и злодей…
Хочется махнуть в Венесуэлу –
Вот где воплощение идей!

Нас и Солнце прежде лучше грело,
И друзей – во всех краях полно…
Чавес возродил Венесуэлу!
Мы же влезли в полное говно.

Мы всегда работали умело –
Ибо голова всему – народ.
Научи же нас, Венесуэла,
Не позорить пролетарский род!

Я стара, а то бы я посмела –
И не только строчками стиха…
Хороша страна Венесуэла –
Чем же наша Родина плоха?!
* * *
ВОЛКИ

А у страха людского – глаза велики,
Могут панику сеять без толку.
И у нас – не такие большие клыки –
Мы обычные серые волки…

Нас свирепей собаки бойцовских пород
И крупнее – и весом, и в холке.
Генетический страх вам уснуть не даёт,
Вас пугает название: «волки».

Мы не ходим дозором у ваших домов,
И не ставим железных капканов.
Это вы нас лишили земель и кормов –
Даже негде зализывать раны!

А на вырубках, просеках бывших лесов –
Нашим лапам и больно, и колко.
А у вас есть замок и тяжёлый засов,
И во всём виноватые – волки.

Стоит лишь распустить осуждающий слух –
Вы же любите перестраховку –
И последний из нас тут же выпустит дух,
Ведь у вас – вековая сноровка.

Люди, люди, вы детям внушаете страх,
Создавая зубастые маски,
И о злобных, жестоких, коварных волках
Сочиняете глупые сказки.
* * *
МОРСКОЕ БРАТСТВО

Закон морского братства – нерушимый,
Сегодня ты – за бортом, завтра – я…
Своих семей лишённые мужчины –
Особая, моряцкая семья…

Во имя светлых целей иль разбоя
Сошлись на неустойчивую твердь.
Горды ли, недовольны ли собою –
Зато есть шанс – красиво умереть!

Уйти в необозримое пространство,
Где властвуют Зефир или Борей…
Как неизменно вод непостоянство,
Так вечна и романтика морей.

И сквозь века – живёт морское братство
На всех просторах океанских вод,
Но переделать в каперство – пиратство –
Вот это, впрямь, был королевский ход.
* * *
В ПАРИЖЕ

А в Париже, говорят, всё по-старому,
Не пугается никто летом дождика…
Ситроэны растворят вечер фарами,
На Монмартре утром встанут художники.

А на Пляс де ля Конкорд – все в согласии,
Нынче зона, говорят, пешеходная.
Парижанин подбежал, чмокнул пассию –
Парижанка – потому – очень модная.

Обелиски Пер ля Шез – смотрят вехами,
Со слезами, говорят, там не справиться.
А гетеры с Пляс Пигаль – переехали,
Нынче им на Сен-Дени больше нравится.

Елисейские поля – это улица,
О полях, пройдя по ней – и не вспомните.
Но такая красота – не любуется
Только тот, кто навсегда заперт в комнате…

А на Эйфеле – опять – всё приезжие,
Да всё плюнуть норовят, да на головы…
Снова утро над предместьем забрезжило,
Стало небо Сен-Жермен – цвета олова.

Откликаться на «мадам» – так понравится,
Что забудешь про своё имя-отчество…
В отражениях витрин – я – красавица:
Умирать после Парижа – не хочется!
* * *
ШТИЛЬ

Уж, право, лучше бы штормило –
Тогда при деле экипаж,
А в этот штиль ничто не мило,
По пустякам впадаем в раж.

И от заката до рассвета
Над океаном – полный штиль,
И паруса висят, как ветошь,
Чьё назначение – в утиль.

И стало больше безыдейных,
Чья вера кончилась в успех,
А припасённого портвейна
Уже хватает не на всех.

И от рассвета до заката
Всё говорит, что нам – кранты.
Стоим, ни в чём не виноваты,
В немногих милях от мечты.

Слюним без толку наши пальцы,
В надежде заманить ветра,
И утомившихся скитальцев
Терзает адская жара.

Висят, как тряпки, наши флаги,
От скуки – бьёмся до крови.
И лишь на донышке во фляге
Осталось чуточку любви…
* * *
В ТАВЕРНЕ

В мире столько паскудства и скверны,
Сколько пены в прибрежной волне.
В мрачноватой портовой таверне
Мне сегодня уютно вполне.

Здесь такие царят ароматы –
Что там всякий парижский парфюм!…
И звучит усыпляющим матом
Ненавязчивый кухонный шум.

Чад жаровен, табачные волны
И кофейный густой аромат…
Кружку ромом до края наполню,
Чокнусь с кем-то, почти наугад.

После третьей – хотите – проверьте –
Все, кто рядом, друзья – до конца,
До девятого вала, до смерти –
Наплевать, что не помню лица.

Бородатые, бритые люди –
Разобьют, если надо, пари,
Убаюкают, после разбудят,
Не дадут помереть до зари!

А потом, кто трезвее, кто – пьяный,
В чём, по сути, не вижу вреда –
Мы уйдём по своим океанам,
Где светлее и чище вода!
* * *
В РАБСТВО

В душном трюме паримся толпой,
Потеряли счёт: где дни, где ночи.
Давимся разваренной крупой,
Вонь терпеть уже не стало мочи…

Потные и липкие тела,
Смрадное, тяжёлое дыханье,
Волны нежеланного тепла,
И волны забортной колыханье.

Нас набили в трюмы, как сельдей,
Как толпу животных без эмоций,
Позабыть об имени людей
Лет ещё на двести нам придётся.

Невтерпёж – ложись и помирай,
Сохнут губы, заострились скулы:
Для души – одна дорога, в рай,
Тело же – достанется акулам…

Кто сказал последнее "прости" –
Может в океане оставаться,
Ну, а тем, кто выживет в пути –
Светит пекло хлопковых плантаций…
* * *
РАСКОЛЬНИКИ

От никонианства и от скверны
Мы ушли в далёкие скиты.
Старине мы преданны и верны,
А сердцами – ясны и чисты.

Нам претят поклоны поясные,
Нам – земные незазорно бить,
Четырёхконечные, простые
Нам конфузно крестики носить.

Против Солнца Крестный ход – не гоже –
Троеперстье – Каина печать,
Мы не петухи, чтоб с ними – тоже:
Аллилуйя – трижды прокричать.

Мы ушли: непросто и кроваво
Протекали годы и века:
Нашу память, нашу честь и славу –
Растворила Времени река.

Вот беда: всё то, что без движенья –
Хоть и по намереньям благим,
Всё ж обречено на вырожденье,
Мы – не первообразы другим!
* * *
ЗА ЁЛКОЙ…

Беги, родной, ведь я ж не зря
Тебе задал овса сегодня,
Слаба короткая заря,
Темнеет лес предновогодний.

Уж, как бы мне на этот раз
Не вышли боком эти ели…
Поздненько барин дал наказ –
Пораньше б выехать успели –

Не пробирал бы до костей,
Нет, не мороз, а страх резонный –
В такое время – жди гостей
На тракт наезженный, казённый.

Ну, так и есть, Господь, спаси,
Никак, беду себе накликал!...
Давай, родимый, выноси!
Я на весь лес, привстав, загикал…

Давай, Саврас, не подведи,
Ведь ты ж конёк ещё не старый!
Сердечко ёкает в груди,
Да и моё – с твоим на пару.

Хлестнул – не больно, так, любя,
По большей части, для острастки,
Руками вожжи теребя,
По крупу шлёпаю Савраску.

И он мотает головой,
И чую, прибавляет шагу.
А я дрючком, как булавой,
Машу, себе придав отвагу.

Мне не сидится – не с руки –
На лапнике тепло, но колко…
Гляди: усадьбы огоньки –
Спаси, Господь! Отстали волки!
* * *
ГАЛЕРЫ

И раз, и два, вперёд-назад…
Собьёшься – хлыст уму научит.
Такой он, наш и рай, и ад:
Суровый, душный и вонючий…

Да кто же знал, что мой удел –
Рвануть, не дожидаясь фарта.
А весла длинные галер –
Не ученическая парта.

Назад-вперёд – скрипит доска,
Саднят кровавые мозоли.
Я здесь узнал, что есть тоска –
Сильней любой телесной боли.

Назад-вперёд, назад-вперёд –
Без перерыва, в ритме сердца,
Течёт в глаза солёный пот –
Не успеваешь утереться…

Без фарта сунулся в петлю –
Теперь я слаб, костляв, измучен,
На океан, что так люблю,
Смотрю в отверстия уключин.

Кляни иль нет судьбу свою:
Но твёрдо знай, что карта – бита,
И жди, что борт в любом бою
Пропорет лезвие бушприта.
* * *
ПРОЛОГ

Давят своды пещеры,
Давит низкий и скошенный лоб,
И надбровные дуги
Нависают над хитрым прищуром.
Ни надежды, ни веры,
Только метод ошибок и проб,
Да пустые потуги
Продвиженья вперёд – на смех курам…

Разделили барана,
Кто сильнее – забрали своё.
Вот и метод отбора –
То ль естественный, то ли не очень.
А зализывать раны –
Разучились – уже не зверьё.
До чего же не скоро
Мастерство медицина отточит…

Нам до лампочки – прав ли
Этот Дарвин, а может, не прав.
Если созданы богом –
Видно, с очень большой похмелюги…
Подвергается травле
Каждый, чей за пределами нрав…
Мы-то – были прологом.
Вы – в кого же такие зверюги?
* * *
АБОРДАЖ

Чует сердце: будет абордаж.
Пики приготовлены заране.
А в душе – такой ажиотаж –
Словно мы во власти буйных маний.

Койки чуть качает океан,
С ними в ритм качаются мужчины,
То, чем каждый нынче в стельку пьян,
Позже назовут адреналином.

Тем, кто спит, не снится ничего –
Явь похлеще сна, пожалуй, будет.
Над врагом разбитым торжество
Омрачает мысль: они же – люди…

Люди, как и мы, и также спят,
С дреками и кошками в запасе…
Мысль мелькнёт порой: на кой нам ляд?...
Гонишь, как и мысль о смертном часе.

Вхрапывает мерно экипаж,
Втягивает душный запах плоти.
Что с того, что завтра – абордаж –
Мы ж не на гулянке, а на флоте.

Нет огней призывных маяков,
Нам не встретить свет, в ночи манящий,
Но вдали от милых берегов –
Знаем – не уснёт вперёдсмотрящий!

Вовремя команду капитан
Даст к не долгожданному подъёму.
О безумстве, смерти, боли ран –
Расскажу кому-нибудь другому.
* * *
АМУР

О, Господи, ну, и народу здесь!...
Ну, я крылат – за это – слава Богу,
Уже давно я выучил дорогу –
Но вот в толпу – поди, попробуй, влезь!

Ну, чуть вспорхнул… не крылышки, а смех,
Господь не мог получше расстараться –
То не полёт – попытка трепыхаться…
Откуда же возьмётся здесь успех?

Ещё колчан по заду вечно бьёт –
А зад-то – голый, видели, наверно.
Уже на нём мозоль – куда как скверно –
А тут ещё, поди – прицелься влёт!

И попади – за промахи меня,
Пожалуй, проклянут на перекличке…
И целюсь я, скорее по привычке,
Чем по веленью страсти и огня…

А потому – сам чёрт не разберёт,
Кого и с кем навек соединяю.
Веду на случку человечью стаю –
А на любовь надеется народ.

Всё – суета, и сам я – в суете,
Приелось мне рутинное занятье.
Я попадаю в цель. Но вот проклятье –
Всё цели попадаются не те…
* * *
В РАБСТВО – 2

Уговорами, ложью и силой,
С отдалённых и ближних селений –
К океану, что общей могилой,
Стал для нас, обратившихся в тени,

Пригоняли в цепях. Даже стадо
По саваннам пасётся свободней…
Это было правителям надо –
И почти позабыто – сегодня.

Как на долгие, долгие годы
Уподобили негров – товару…
Как несли океанские воды
Невиновных – на божию кару.

Сколько нас поглотила пучина!..
Им-то что – набирали с запасом:
Наши женщины, дети, мужчины –
Становились костями и мясом…

Чёрным мясом – для купли-продажи!
Миллионы голов кучерявых –
Без семей, без отчизны, и даже,
Без имён, без свободы, без права.

Я рассказывать в красках не буду,
Что снесли наши чёрные спины…
Обещала религия Вуду –
Возвращение душ из чужбины.

Не нашли мы ни щели, ни лаза,
Не случилось ни дива, ни чуда…
Так и вышло – живыми ни разу
И никто не вернулся оттуда.
* * *
АПОКАЛИПСИС ( По Мэлу Гибсону)

Среди племён сложились отношения,
Но все живут в условьях нестабильности,
Исход войны навязывал решение –
В горячности – на уровне дебильности.

В периоды затишья – относительно –
Нам не казалась жизнь сиропом с мятою,
Всегда в походе, напряжённо, бдительно
Следили за травинками примятыми…

Кусок вовеки сам ко рту не просится –
Поди, поймай его в лесу да в прерии!..
На зверя нелегко с копьём наброситься –
Порою возвращались и с потерями…

У нас проблем своих – как на пожарище:
Болезни, пища, бой за территорию…
А тут ещё Колумба со товарищи –
Припёрло к нам… (А дальше – курс истории).
* * *
РУСАЛКА

Ты живёшь на другом берегу,
И никак не могла я решиться –
Распахнуть две руки на бегу
И вспорхнуть над рекою, как птица.

Ни лодчонки, моста, ни плота,
Ни парома, ни узкой дощечки –
Между мной и тобой – пустота,
Над пространством извилистой речки.

А луна высоко над рекой…
Позабыв на траве босоножки,
Я, взмахнув на прощанье рукой,
Побежала по лунной дорожке.

Но недолго держала вода.
И теперь я в другом хороводе,
А сюда – выхожу иногда –
При туманной и лунной погоде.

И брожу по прибрежным кустам,
Не на том берегу, а на этом.
Почему-то я снова не там,
И твой берег опять под запретом.

То ли омутом кружит вода,
То ль дурманят цветы иван-чая…
Но никак мне не выйти туда,
Где берёза ветвями качает.

Я всё так же на вид молода,
В той разлуке, что ты не заметил…
А на берег, на твой иногда
Выбегают весёлые дети.

Напряженно ловлю над водой
Детских криков звенящие звуки.
Ты выходишь – худой и седой –
Посмотреть, как купаются внуки.

А когда твоя жизнь наяву
Оборвётся сухою травинкой,
Я на берег к тебе приплыву
Увядающей белой кувшинкой…
* * *
НА ПЛАТО ПУТОРАНА!

Ушей перепонка-мембрана
Устала от воплей ночных...
Хочу на плато Путорана –
Из этих условий больных!

Хочу в одичавшие дали,
К озёрам в крутых берегах,
Да, верю, признаться, едва ли,
Что всё не рассыплется в прах…

Найду ли клочочек покоя,
Где жизнь не отрава, а мёд?
Ведь было же что-то такое…
Когда? Кто теперь разберёт!

Там реки текут, куда надо,
В упорном стремленьи – вперёд,
И Родины славной награда
Однажды героя найдёт!

Там слов не доносится бранных –
Всю ночь со двора – до утра…
Пора на плато Путорана –
Я чувствую сердцем: пора.

Волшебное, странное слово,
Каперна моя, Зурбаган –
Пристанище сердца больного
Средь прочих провинций и стран.

Взойду по пологому склону
В далёком и дивном краю,
И к богу, к примеру, Амону,
Направлю молитву свою.

Не Бали, Непал, или Бирма –
А горных массивов гряда –
Боюсь только: нынче турфирмы
Таскают туристов туда.

А вдруг, в самом лоне покоя,
Куда только я забреду,
Отыщется что-то такое,
Что в обморок я упаду.

К примеру, полянка объедков,
Окурков и банок пустых –
Всё то, что мы видим нередко
В районах привычно-жилых,

И ночью под своды палатки
Ворвётся всё тот же раздрай!...
Тогда я уйду без оглядки –
На самый обрывистый край!
* * *
МОНОЛОГ РАСКОЛЬНИКОВА

А всё-таки жизнь – несуразная –
Ведь даже не думал о том…
И как же всё было по-разному:
Одна… И другая – потом…

Старуха задавленно взвизгнула,
А эта – упала молчком.
А дьяволы? Дьяволы изгнаны.
Вернулись и вьются клубком

В больной голове взбаламученной,
И клином – уходят к окну…
Душа – до предела измучена –
Когда же я снова усну?

Я спал? Кто-то ходит по комнате –
Прикинусь, что сплю. Тишина.
Всё кружится в чёртовом омуте…
Ага! Утонула она!

Да, это не я, а течение
Под камень её занесло.
Душа не находит спасения –
Где воздух? Дышать тяжело!

Ах, как она руку откинула,
Как – прядку отбросить со лба…
А первая, первая – сгинула,
Так просто, такая – судьба…

И тело, об пол, с тихим шорохом,
И стук головой – по доске,
И тряпки рассыпались ворохом,
Платочек остался в руке…

Ну, две, не одна – нету разницы…
Я – тварь? Я – герой? Я – дурак?
Ухмылкой поганою дразнится
В углу нарастающий мрак.

Глаза – удивлённые, круглые –
Её, или дьявола взгляд?
Какие-то красные уголья
Безумным пожаром горят.

Когда бы мне ведать заранее:
Я червь, или бог, или царь?
Откуда – такое отчаянье?
Я – тварь! Я – дрожащая тварь!
* * *
РАСПЯТЫЙ

На колени на солнцепёке,
Не побрезгую, припаду.
Как ввалились худые щёки
В этом страшном земном аду.

В окровавленных струпьях кожа,
Крови – лужицей – натекло…
А лицом – стал ещё моложе,
Будто высветило чело.

Упаду я монеткой медной
У худых загорелых ног,
Чтоб, со вздохом его последним,
Осознать – это с нами – бог!
* * *
РОЛЬ

О, эта взваленная роль:
Наивен автор, режиссура –
Ни к чёрту, дивная фактура –
Осталась в прошлом – гол король!

И мизансцены – никуда!
Провинциальным гастролёрам –
Ещё, пожалуй, было б впору –
Вписаться, но не без труда.

Костюмы? Ладно бы – в упор –
Из зала смотрятся, как ветошь!
Держать бы паузу – так нет уж!
Бессмысленный, тягучий спор.

Какой-то псевдодиалог,
Как продолженье монолога,
Местами – вычурного слога,
Местами – текст весьма убог,

И отсебятины – полно,
В местах, где тексты не годятся –
Не провоцирует оваций
Она уже давным-давно.

И у кого? Почти пустой
Мой зал с акустикой неважной,
Но я безумно и отважно
Сражаюсь с этой немотой.

Но от сочувствия – уволь,
Поскольку знаю, без сомнений:
Худрук когда-нибудь отменит
На плечи взваленную роль!
* * *
СЦЕНА

Железный занавес закрыт,
И я отрезана от зала.
Над сценой – реплика звенит,
Что героиня прокричала.

Она осталась здесь навек,
Зависла, в воздухе кружится,
А в закутках – не тает снег –
Из пенопластовой крупицы.

Немного Кафки и Дали,
Наивность Кэрролла – в придачу…
Здесь, как ни странно – соль земли –
Нигде так искренне – не плачут…

Реальный мир уже давно
Абстрактней авангардной пьесы,
Безумней страшного кино,
В нём несомненны – только бесы,

Нас обуявшие. А здесь,
В пространстве под колосниками –
Людской компот, да вот он, весь:
И с умными, и с дураками.

С самоотдачей – до конца,
С волненьем диким – на премьере,
И с выражением лица,
По Станиславскому – «не верю!».

Мой светлый вздох издалека
Не отразится от кулисы,
Как застарелая тоска
Несостоявшейся актрисы.

И вновь меня подстрелит влёт
Незакулисное пространство,
Где светлых чувств – наперечёт,
Где лишь трагедий постоянство.
* * *
КАРАВАН

Заботливо обшили нам мозоли
Кусками толстой кожи, чтоб наш брат
Не ощущал уж очень острой боли,
Одолевая раскалённый ад.

История – достаточно простая:
Шагаем мы с покорностью рабов,
Ежеминутно чувствуя, как тает
Насыщенный водою жир горбов.

Свой норов – усмиряем на маршруте,
Не тратя лишних сил на ерунду,
Всем существом стремимся к той минуте,
Когда почуем воду на ходу.

В терпении, в выносливости – фору
Давали очень многим на веку…
А норов пусть показывает боров,
Лежащий у корыта на боку.

Вам не понять, какое это чудо:
Тепла, солоновата, как всегда,
Но слаще всех нектаров – для верблюда –
У морды долгожданная вода!
* * *
НЕ ПРИВЛЕКАЯ ЛИШНЕГО ВНИМАНИЯ…

Ах, римляне, любители распятия –
Наглядно, очевидно, назидательно…
Возможно, вызывает неприятие –
Но вписано в историю – блистательно!

Горел Джордано Бруно дымным пламенем:
Любили наши предки представления –
И становился светочем и знаменем,
Грядущие взвихряя поколения.

Сегодня мы – приверженцы гуманности,
Зато бандитов видимо-невидимо,
У нас порой в ходу такие странности –
Средневековью было бы не выдумать.

А многие не знают, как же лихо нам,
Гораздо хуже, чем бывало ранее.
Нас могут и распять... но, так, по-тихому,
Не привлекая лишнего внимания...
* * *
СВЕЖИЙ ВЕТЕРОК

Я вижу: встрепенулись паруса,
Висевшие доселе мёртвым грузом,
Видать, по камню чиркнула коса,
И понесло судьбу осенним юзом.

Нас умерщвляет этот полный штиль,
Когда вздохнуть – и то бывает нечем,
Когда вокруг на много сотен миль –
Пейзаж безжизнен и бесчеловечен.

Пока не ветер – свежий ветерок,
Ещё слегка вздыхает от бессилья,
Но парус на него уже налёг,
Уже поймал в распахнутые крылья.

Ещё немного – вздут и напряжён –
Он обретёт дозволенную силу –
И понесёт… Кого-то – на рожон,
Кого – к победе, а кого – в могилу!..
* * *
ЧУМА

Стены замка добротны вполне,
И окованы медью ворота,
Для надёжности – их
Изнутри завалили камнями.
Не пройдёт ни на борзом коне,
Ни пешком, ни наскоком с налёта!
Охраняем – своих,
Как в бою – драгоценное знамя.

А чужие – нам всем – не указ:
Человечье безмозглое стадо.
Пусть подохнут они
За пределами крепости нашей –
Прочь из сердца их всех, как и с глаз!
Этих лишних проблем – нам не надо.
Нам на многие дни
Хватит зелени, мяса и каши.

Пусть погибнет весь мир от чумы –
Злобной язвы жестокого века –
Каждый сам за себя!
Только сильный – достоин спасенья!
Ни за что не расхнычемся мы,
Пусть ребёнок, старик и калека –
За стеною, скорбя,
Станет корчиться в страшных мученьях.

Никогда не решатся они
Нам подбросить мясца чумового –
Не для них, слабаков,
До подобной додуматься мысли.
Но, боюсь, наши дни –
Всё равно сочтены, право слово:
Наш характер таков –
Как бы сами – себя не загрызли…

Словно в банке паучья семья,
Что всегда пожирает друг друга –
Это свойственно нам:
Нас Фортуна стегает по крупам,
Коль под хвост попадает шлея,
Мы несём, кто со зла, кто – с испугу,
Так, что тошно чертям –
Мы ведь шли к своим целям по трупам…
* * *
ПЕРЕД БАЛОМ

Запылали в каминах дрова,
Жар волнами исходит оттуда.
От угара болит голова,
Или это, пожалуй, простуда…

Это барину – бал-карнавал,
А меня, разбудив до рассвета,
Камердинер совсем загонял:
То – внеси, или вынеси – это…

Чтоб в дровах недостатка не знать,
Чтоб свечей в канделябрах хватило –
Потому: развлекается знать,
А за нею – и правда, и сила.

То прохладно – подбавь огоньку,
То окошко открой, если душно…
И немало разов на веку
«Исправляли» меня на конюшне.

Хоть неграмотен – сильно учён:
Плетью, розгами да батогами…
Что же: ждать до скончанья времён,
Чтобы враз поквитаться с врагами?

Скоро ноги отсель унесу,
Если что – я парнишка таковский –
Я слыхал, в Кистенёвском лесу
Колобродит с ватажкой Дубровский…
* * *
НЕ УСПЕЛИ!

Не успели, вот и не успели,
Пропустили свой коронный миг.
И над иорданскою купелью
Прозвенел младенца звонкий крик.

Не успели. Расступились воды,
Камни зарыдали, вопия.
Через незатейливые годы
Проползла дорогою змея.

Не успели. Хоть весьма спешили
И распять, и сжечь, и запороть
Крепкую, цветущую и в силе,
Молодую яростную плоть.

Из груди, простреленной навылет,
К небу вырывается душа.
А палач опять верёвку мылит,
И топорик точит не спеша…
* * *
КУПИЛИСЬ…

Мы черпаем носом и бортом,
Мы режем волну попёрек,
Забыты и богом, и чёртом
На стыке торговых дорог.

Обычно спокойный, сегодня
Под нами бурлит океан,
Фортуна, проклятая сводня –
Мы поздно раскрыли обман.

Купились в портовой таверне,
За ломаный грош продались,
И рвёмся мы к звёздам из терний,
Цепляясь за жалкую жизнь.

Несчитаны долгие мили,
Морской взбушевался дракон…
Последнюю мачту срубили –
Приказ капитана – закон.

Уже не гадаем, не чаем,
Что кто-то услышит вдали
Гортанные выкрики чаек,
Увидит клочочек земли…
* * *
ПРОИСХОЖДЕНИЕ

«Как же дрались мы – до смертного стона,
Жаль – не убили меня до сих пор!
К милой землице припала с поклоном,
Как пережить мне подобный позор?

Всех мужиков потоптали татары,
Бабы с детишками жались в углу…
Это ужаснее божеской кары:
Приторочили верёвкой к седлу!

Как ни брыкалась – татарин с ухваткой,
Ловко мне руки назад заломил –
Страшный, немытый, вонючий да гадкий…
Господи, свет мне отныне не мил!..

Выберу миг – убегу или даже…
Глотку себе перережу ножом!
Я и не знаю, что может быть гаже –
Жить с этим иродом в доме одном?..

Как же мне солнышко ясно светило,
Как же под ноги стелилась трава!..
Вот оно, солнышко – разве не мило?
Разве не так же мягка мурава?

Бог с ним, что нехристь, что лик узкоглазый,
Говор нерусский да хищный оскал –
Он же меня не ударил ни разу,
Только похлопал – видать, приласкал.

Ишь, улыбается, машет рукою,
Мяса кусок из котла достаёт,
Ноги накрыл мне верблюжьей кошмою –
Как поглядишь – не такой уж урод…»

Так вот свой гнев поменяла на милость
Пра-пра-пра-пра-пра-пра… бабка моя…
И в результате на свет появились
Предки мои, а за ними – и я…
* * *
ПЕСНЯ ХАРОНА

Оно мне надо? С каждого – обол,
Да изо рта у мёртвого – противно.
Но я гребу бессмысленно, как вол,
Хоть и настроен крайне негативно.

К чему? Что за вопрос? Да – ко всему:
Река мутна, покойники – угрюмы…
Хоть песню б кто завёл, да ни к чему –
Видать, заели горестные думы.

И что им горевать – ведь знают все,
Что смертны – годом позже, часом ране –
Фортуна крутит всех на колесе,
И как там в чём – а в смерти – не обманет!

Могли бы к этой мысли много раз
За жизнь свою привыкнуть и смириться!
Один бы спел, другой – завёл рассказ –
А им бы всё рыдать, стенать и злиться.

Туда-сюда мечусь из века в век –
Знай, утешаю: всё, мол в божьей руце…
Не понимает глупый человек:
Чужой тоской могу и захлебнуться!
* * *
РАСПЯТАЯ

Больно пробитым рукам и ногам,
Много больнее разбитому сердцу…
Стих, наконец, оглушающий гам,
Шлющий проклятие мне, иноверцу.

Залиты кровью глаза – не могу
Видеть того, что творится в округе,
Вижу лишь тех, в отдалённом кругу,
Жмущихся тесно друг к другу в испуге.

Я же добро всему миру несла,
Зла не желая ни правым, ни левым.
Нету грехов у простого посла –
Много грешней Орлеанская дева.

Хлеба и зрелищ желает толпа,
Зрелища многим дешевле даются:
Волей властителя, волей попа –
Не совершить никаких революций.

И у меня – нулевой результат:
Горше всего – откровенно и честно –
Мне осознанье напрасности трат.
Я не святая и я не воскресну…
* * *
ПИЩЕВАЯ ЦЕПЬ

Мы речь обрели и ещё, так сказать,
Умение мыслить абстрактно.
Но то, что взамен довелось утерять,
Уже не воротишь обратно.

Мы голы и слабы, зубов и когтей
Лишились в процессе отбора,
Но – разумом – создали столько затей,
Похлеще вселенского мора.

Нарушив естественный, точный отбор,
Маячим на линии фола.
И наша судьба с незапамятных пор
Вершится рукой произвола.

Мы заняли место в цепи пищевой –
На самом верху – не по праву.
Поэтому вечный союз мировой
Народам земли – не по нраву.
* * *
ПИРАТЫ!..

В порядке всё: рангоут и шпангоуты,
Надстройки судовые, паруса…
И ветер нужных галсов, нету повода
За что-нибудь пенять на небеса.

Идём вперёд, команда – сверхнадёжная –
Случайных да приблудных – никого.
И всё же настроение тревожное,
Не у меня – у всех, до одного.

Возможно, это облако белёсое?
По курсу справа, кажется, растёт.
Не надо приставать ко мне с вопросами –
Ответов у меня – наперечёт.

Ведь не земная твердь – стихия зыбкая –
Под нашим килем – верь ей иль не верь…
И скалится дурацкою улыбкою –
Нельзя – во избежание потерь.

Не обмануло сердце – чёрной точкою,
По курсу слева – судно вдалеке…
Вот так оно: решились – одиночкою,
Без каравана, дескать, налегке…

А если что – одни – крутись, как можется:
Обычаи жестоки, нрав суров…
Так вот он, тайный повод, чтоб тревожиться:
Чей флаг, не разобрать – друзей, врагов?...

Встречаться – нет особого желания,
Плыви себе, пожалуйста, всех благ!
Но вижу – сокращают расстояние –
Ну, так и есть: на мачте – чёрный флаг…
* * *
ПОБЕДА

Я вчера победил на арене быка,
И не первого в трудной карьере.
Я-то знаю, что значат и боль, и тоска –
Быть распятым на жёстком барьере…

И копытом под рёбра – знакомый удар,
И лицом по песку – не в новинку.
А сегодня меня кружит пьяный угар,
И петляет у моря тропинка.

Я с утра возвратил все былые долги,
Не зовя, не жалея, не плача…
Что над морем туман, и не видно ни зги –
Это очень большая удача.

Над белёсой и пенной прибрежной волной
Распласталась огромная птица
И гортанно кричит, повторяя за мной:
Ты же знал – это может случиться!..

Завлекает пологая линия дна,
А вода холодна и приятна.
Обезболила рану крутая волна,
Не давая вернуться обратно.

А на пляже следы заплывают песком…
Это море – как выход и крайность.
Я убит был – вчера, на арене, быком –
То, что умер сегодня – случайность.
* * *
НА ПЛАВУ

Жарит Солнце – бессменно на вахте,
Ожидая восхода Луны.
Это лучше, чем в угольной шахте:
Хоть обвалы-то нам не страшны.

И валы – не обещаны, вроде…
Но идём-то, не зная, куда,
И не рады хорошей погоде,
Ибо скисли еда и вода.

Ночью звёзды не кажут дорогу –
Горсть брильянтов на чёрной тафте…
Мы взывали и к чёрту, и к богу,
Да молитвы творили не те.

Кем-то спутаны цели и карты,
И разжижены ромом мозги.
И цепляясь за перты и ванты,
Наш «смотрящий» не видит ни зги.

Стрелка компаса мечется в круге,
И кидается с веста на ост.
Разуверились люди друг в друге –
Это значит, пора на погост…

Не доходят сигналы и вести,
Погружается звук в синеву…
Ну, да крысы – пока что на месте –
Это значит, что мы на плаву.
* * *
ЗА БУЙКИ

А у берега вода – замутнённая,
Проскочить её скорей – дело верное.
Здесь оплата, как и прежде – подённая,
Да и радости дают – кружкой мерною.

Не расщедрятся вовек, не расслабятся,
А заборы – всё сплошные – положено,
Не какая-нибудь там сетка «рабица»,
Так и ходишь меж заборов – стреножена.

Но зато – на глубине – всё до донышка,
Не загажено оно, не заплёвано,
Лишь буйки на якорях – цепи в звёнышках,
Словно с берегом вода окольцована.

Я б хотела за буйки – да не велено:
Там не далее до дна, чем до берега…
Там, наверно, глубина не измерена –
У спасателей – скандал и истерика…
* * *
ВПЕРЁД!

Проложен курс – и много чудных стран
Готово встретить судно и команду…
Но не всегда умеет капитан
Держать в руках разнузданную банду.

А иногда, как раз, абориген
Встречает так, что впору удавиться…
Да и у нас не каждый – Поль Гоген,
Мы – жертвы неоправданных амбиций.

Не миновали бури и шторма
Невзрачную посудину со стажем,
И ходовая рубка, и корма –
Уже давно не в лучшем виде, скажем…

Скрипит досками судно, но вперёд
Идём, зажав в зубах обрывки стонов...
Быть может, всё же дело не дойдёт
У нас – до открывания кингстонов.
* * *
ГРЕЦИЯ – 2

Я тебе расскажу пару-тройку прелестных историй
О чудесной стране, что прекраснее всех на планете…
Свежий ветер приносит дыхание тёплого моря,
С ароматами трав сочетая в волшебном букете.

Прижимаюсь спиной к заскорузлому телу оливы,
И касаются лба оперённые листьями ветки,
Только в этой стране можно быть бесконечно счастливым,
А в местах остальных, к сожаленью, недолго и редко.

Там среди островов так теплы и прозрачны проливы,
Над руинами марево жаркими струями вьётся,
Там обычные женщины часто настолько красивы,
Что и боги сдержать не умели порою эмоций.

Ты настройся на лад – и послышатся ритмы сиртаки,
И в легчайших туниках по кругу задвижутся тени,
И в слезах прибежит Пенелопа на берег Итаки,
Чтоб у пенной волны опуститься опять на колени…
* * *
ОТ ГОРЯ…

Как ни бейся, но рано иль поздно случится:
Напоследок глотну подогретой водицы.
Осознаю, как члены мои ослабели…

И придут за душой – за обещанной данью,
И поймают её – на последнем дыханьи.
Как, почти на излёте, осколок шрапнели…

А потом, как положено в мире треклятом,
Будет что-то выискивать врач-патанатом
В столь бездушно-бесстыдно разложенном теле.

Он раздвинет края и груди, и брюшины,
И плечами пожмёт, не увидев причины.
(А чего они там обнаружить хотели?)

Распластает и взвесит, почти, как на рынке,
То, что тело хранило в своей сердцевинке…
(Раз, пожалуй, тридцатый – на этой неделе.)

Продолжая процесс, он рукою неробкой
Лихо спилит мою черепную коробку
И пройдёт по домам, что уже опустели…

В духе времени, мельком подумав о Боге.
Но и там не отыщет больших патологий,
Даже с помощью лоботомической дрели…

И запишет (а что же ему оставалось?),
Что причина кончины – банальная старость –
Мы, по жизни, до срока – весьма устарели…

И не надо гаданий, и общих теорий:
Я от горя умру, от вселенского горя.
Отзвучав, как прощальная песнь менестреля.
* * *
МИРОВАЯ…

Грязь, и сырость, и гнилостный запах,
И в окопах – вода по колено.
Про царя тут шептали: измена…
Ну, а мы, в оползающих сапах,

Прозябаем, и нам – дальше носа
Не видать. Суетясь бесполезно,
С нашей логикой, вечно железной,
Сочиняем простые вопросы…

На которые нам не ответят
Ни цари, ни герои, ни боги.
Гулко чавкают мокрые ноги,
Даже солнце в окопы не светит…

Нам – война: шевельнись – и получишь
Пулю в лоб, или в спину шрапнелью…
И замрёт под колючей шинелью
Ком сердчишка… А, может, так лучше?...

А кому-то, известно в народе:
Мать родная – война. И покуда
Мы здесь мрём – там жируют иуды,
Нынче ироды, каины – в моде.
* * *
ГРЕЦИЯ – 3

Надоело уже прибегать к полумерам,
Я вняла голосам, раздававшимся свыше,
Я ещё и сейчас их отчётливо слышу,
На волшебной земле, что воспета Гомером.

Виноградные лозы скользят по шпалерам,
Образуя живую природную крышу,
Что трепещет, шевелится, будто бы, дышит,
И лучами играет чудесным манером.

Я нашла в этом мире прелестную нишу:
Чистый дворик, и сочные грозди кишмиша,
От болезней – слегка опылённого серой.

И дыхание моря – то громче, то тише,
И картинка – словами никто не опишет:
Море скалы целует – с надеждой и верой.
* * *
ЛИСТОК

Я был маленьким, клейким и нежно-зелёным,
Разорвавшим оковы чешуек смолистых,
Рядом – тысячи братьев – огромного клёна
Молодая листва – под высоким и чистым

Ослепительным небом весеннего утра
И под ласковым солнцем, встающем с востока,
Мы считали, что жизнь образована мудро…
И всё ждали какого-то нужного срока.

Мы грубели, нас мыло тугими дождями,
Даже как-то побило нечаянным градом.
На рябине соседней, большими кистями,
Зрели ягоды, нашим открытые взглядам.

А на наших ветвях семена вызревали,
К нашей радости, ибо – не знали последствий.
И хоть кто-то из нас догадался едва ли,
В перспективе каких мы находимся бедствий.

На ветру мы шуршали всё громче и суше,
Стали ночи длиннее, ветра холоднее…
Проносили корзинами вишню и груши,
Запах яблок и слив становился сильнее.

И однажды тот срок подошёл, вероятно:
Всем своим существом ощутил я преграду
Между мной и стволом… Это так непонятно
Показалось – ведь был он по-прежнему: рядом…

Но холодная сушь нагнеталась исправно,
В желтизну с краснотой повело мою зелень.
А вокруг всё менялось, но вот, что забавно:
Так же зелены были и сосны, и ели…

Тот ужасный момент передать не сумею:
Я отрыв ощутил и простор под собою,
Трепеща на ветру, очутился в траве я,
Чуть придавлен такой же красивой листвою.

Что нас ждёт впереди – нам ли ведать. Природа
Всё решает за нас – судия, повелитель…
Говорят, так случается: годы и годы –
Каждый – только послушный судьбы исполнитель.
* * *
ВСЕВЫШНИЙ

Дел у меня – невпроворот –
Ведь я – Всевышний…
Вот, первый раз за этот год,
Завис над крышей.

Я оглядел весь шар земной,
Весьма дотошно…
И вот не знаю, что со мной –
Настолько тошно.

Они, творения мои,
Казалось: перлы –
Ведут кровавые бои…
А кто там первый,

Кто начал бой, кто виноват –
Понять не в силах,
И даже здесь, у божьих врат.
А на могилах:

То полусгнившие кресты –
То монументы,
Не слишком дивной красоты.
Венки да ленты…

А ведь насколько велика
Была идея:
Произвести не дурака
И не злодея.

Чего ж так слепки – далеки
От эталона?
Не с той ноги, не с той руки,
Не тем фасоном…

И, вроде, заповеди дал –
Весьма успешно.
А кто теперь здесь правит бал?
Не я, конечно!..

Не получилось волшебство:
Бардак да муки…
Я, по примеру кой-кого –
Умою руки…
* * *
К ОТКРЫТОЙ ВОДЕ!

Зачем-то мы вновь учинили
Загадочный этот вояж:
Морские и прочие мили…
Сменился не раз экипаж.

А кормчий… То след вырожденья,
То пьянство причиной тому,
Что видимость псевдодвиженья,
Увы, не ведёт ни к чему.

То буря, то мели, то рифы,
То – вовсе – Бермудский провал…
Останутся, разве что, мифы,
От наших метаний у скал.

Реальных событий трёхмерность
Сотрётся с течением лет.
Да, разве когда достоверность
Тебя волновала, поэт?

Да разве живые примеры
Твоею водили рукой?
Встречались ещё у Гомера
Мы с точностью фактов такой.

Не верь в благодарных потомков,
Когда это было и где?..
Биясь о прибрежную кромку,
Мы рвёмся к открытой воде.
* * *
ЧЁРНАЯ КОШКА

Я ласкова… В душе… Поскольку, быт
Не позволяет ласке проявляться.
Зато я по подвалам – крупный гид,
Знаток всех уголков и инсталляций…

Да как не знать – ведь мой родимый дом –
Там в глубине, таков виток фортуны…
И мать моя за этим вот углом
Рвала души загадочные струны.

Я ночью сера, так уж говорят…
А, впрочем, в темноте я маскируюсь,
Лишь стоит притушить зелёный взгляд…
Ну, где найдёшь разведчицу такую?

Я – первая у баков и бачков,
Меня опережать – себе дороже:
При помощи зубов и коготков
Располосую всю кошачью рожу!

Да и собаке – сто очков вперёд
Даю, коль соответствует размерам:
Чуть что – вцеплюсь в загривок, срежу влёт!
Не зря во мне есть что-то от пантеры…

Но я, по сути, ласкова до слёз,
И от души потрусь о ваши ноги.
Не верю я, что это вы всерьёз,
Меня узрев, бежите прочь с дороги.
* * *
Я И ГИТАРА

Сияет вагон электрички
Так ярко – ну, чем мне не сцена?
С годами приходит привычка,
И море почти по колено.

Волшебная мельница Сампо –
Фантазии плод, к сожаленью…
В проходе стою, как у рампы,
И пульс отмеряет мгновенья.

Не то, чтобы бурных оваций,
Чтоб девушки лезли, стеная –
Мне здесь тишины не дождаться…
И всё-таки я начинаю.

Не шум ли стихает вагонный,
Иль просто я глохну в угаре?
И ёкает сердце, синхронно
Звучащим словам и гитаре.

Я пел бы и пел, ибо песня –
Есть лучшее чудо на свете,
И нет ничего интересней…
Но я здесь не только за этим.

Затихли последние звуки,
Я должен идти по проходу,
Ища долгожданные руки
С моим ежедневным доходом.

Как странно: хоть пел я без фальши,
Взглянуть не отважиться в лица…
Быстрее отсюда подальше –
И снова с мелодией слиться!
* * *
СТРАСТЬ

Оснастив свой кораблик комфортом,
Рассекают по бурным волнам,
Отдаваясь обманчивым снам.
И не видят, что черпают бортом.

Не живые – не мёртвые зомби,
Распустив по-павлиньи хвосты,
Так и жгут за собою мосты,
На Земле, как на атомной бомбе.

Берегут на таблетках с диетой
Драгоценный гнилой организм,
В вечном страхе за бренную жизнь,
Ждут конца беспросветного света.

И как водится, брата на брата
Поднимает… наверное, бог –
Предсказуем извечный итог…
А меня не страшит носферату!

И пока я живая-живая –
Не пугайте вампиром меня.
Не желаю до судного дня
Дожидаться, в гробу истлевая!

Я полжизни мечтала о чуде…
Пей же, Дракула, жаркую кровь!
Это с ней я рифмую любовь,
И конца этой страсти не будет!
* * *
ГРЕЦИЯ-4
Греция лежит на перекрёстке
Важных и связующих путей,
Полуостровов её отростки
В море окунулись без затей…

Море – к суше тянется перстами,
Тысячей лазурных коготков,
А с обрывов скал, над берегами,
Нависают гроздья городков.

И в одном из крохотных местечек,
Я-то знаю, есть и для меня,
Парочка, на греческом, словечек,
И, такая дальняя, родня…
* * *
ИЗ ДНЕВНИКА ДЕВИЦЫ

За полночь уснула. Не спалось,
Всё роман французский. Дочитала.
Пахла свечка воском. На "авось"
Королём бубновым – загадала…

И приснился бал на Рождество,
А вокруг: гусары всё, гусары…
Но в лицо не видно никого:
Вальс играл, и пары, пары, пары

Всё кружились. И не разглядеть
Ни лица. Проснулась ненароком –
Загасила свечку, вот же ведь:
Разбудила, щёлкая под боком

В лужице оплывшей – фитилём…
Вспоминала сон – и задремала,
Думая о тайном, о своём…
Удалось поспать довольно мало –

По паркету топая: "Хром-хром",
За дверьми прошёл лакей-калека…
Занялось за стрельчатым окном
Утро девятнадцатого века.
* * *
В АЛЬБОМ ДЕВИЦЕ

Ах, прелестная девица,
Видя жребий мой суров,
Кабы знали, что мне снится,
Снизошли б до нежных слов!

Бьётся сердце в страстном стоне,
Неспособно на обман,
Я готов упасть в поклоне
Пред папа и пред маман.

Довели меня до точки:
Стройный стан и гордый вид,
Ваши глазки, ваши щёчки…
Дальше – скромность не велит!
* * *
ПОЖАРНЫЕ

Приходя домой с маршрута,
Обнимаю и целую…
Рассчитай, хоть до минуты,
А итог – непредсказуем.

Над пожаром, как торнадо,
Вихря огненного струи,
Это – небо, помнить надо:
Здесь итог непредсказуем.

Преломив с друзьями хлеба,
На мгновенье затоскуем,
Потому, что это – небо –
В нём итог непредсказуем.

Под пивко и сигаретку
Крайний вылет обмозгуем –
Это небо, в нём нередко
Результат непредсказуем.

С нами тот чудак, чьё имя
Поминать не надо всуе.
Если б были мы – другими –
Всё ж итог – непредсказуем!
* * *
НА МОРЕ

Махнуть бы на тёплое море,
К обрывистым скалам слоистым,
Дохнуть бы всей грудью хоть раз,
Очистив хрипящее горло,

На, синих оттенков, просторе,
Тем воздухом, йодисто-чистым,
Чтоб сразу наружу из нас
Всё светлое – к свету попёрло!
* * *
КТО – КОГО

Не предпринимай шагов решительных,
Веря, что непогрешимо прав,
И не поступай скоропалительно,
Ничего вперёд не рассчитав.

Вспомни битву Карпова с Каспаровым,
Глубже вспомни: Спасский, Фишер, Таль…
Опасайся участи икаровой,
Каждую учитывай деталь.

Не смотри под ноги заворожено:
Даже если правилен и крут –
Не считай, что дело подытожено,
До конца не выверив маршрут.

Если ты корова не бодливая,
Дал иль не дал бог тебе рогов –
Требуя отстоя ли, долива ли –
Всё считай вперёд на пять шагов…

Но и здесь не надо быть уверенным,
Что застраховал себя от бед.
Даже если всё уже измерено –
Никаких гарантий всё же нет.

Чуточку замешкаюсь на старте я –
Вторгнется: иль бред, иль волшебство…
Наша жизнь не шахматная партия,
Тут не угадаешь, кто – кого.
* * *
СОЛДАЙЯ

Актёрствую в старинных декорациях:
Моя сегодня – крепость генуэзская,
И нет уже ни возраста, ни нации,
Я вся такая быстрая и резкая.

Я дочь архонта, гордая красавица,
Отцом в Девичьей башне заточённая,
Сумею с целым миром злобы справиться,
С любимым вечной клятвой обручённая…

"Любовь – сильнее жизни" – крик развеется,
И кровью – на камнях – её признание…
"Любовь – сильнее смерти!" И надеяться
Вовек не помешает расстояние.

Змеится серпантин средь виноградников,
А крепость исчезает за туманами.
И горы, как в театре – тусклым задником,
Извилистыми линиями странными.
**************************************
*)Солдайя – Генуэзская крепость в Судаке.
* * *
КАК НАДО!

Когда-нибудь наступит судный день,
И наши отдалённые потомки,
Расковыряв глубокие пласты
Межзвёздной пыли или местной лавы,
Конечно, если будет им не лень,
Приволокут с находками котомки…
А выводы окажутся просты:
Что предки их достойны были славы,

Но не всегда. А чаще, тратя пыл
На низменные страсти и желанья,
От бога по заслугам получив,
Накрыты были страшным камнепадом.
Или потоп их сильный утопил,
Накрыв все поселения и зданья…
И вновь сочтут: у бога был мотив.
Господь всегда всё делает, как надо!
* * *
НА ГОЛОС

Да хоть – назло! Но на плаву
Держаться, плыть – до посинения!
Хрипя, кряхтя – ещё живу…
И строки – плод ночного бдения –

Летят по свету. И не зря
Мы повторяем, вслед за Пушкиным:
Взойдёт прекрасная заря!
Пройдут, пройдут года непрушные!

И снова будет впереди
Хоть что-то, кроме накопления.
А нынче – тьма – ты в ней бреди
На голос мой – до исступления.
* * *
СОНЕТ

Возникает всё реже с годами
Удивлённое детское "Ах!"
Не бежим, восхищённые, к маме,
От немого восторга – в слезах…

Не глядим – до мороза на коже
На ромашку с росинкой внутри…
Чтоб узнать, что ценней и дороже,
Не на ценник – на небо смотри!

Так обычно бывает на свете:
Поначалу – мы все ещё дети,
С неиспорченной чистой душой.

Хорошо бы, набравшимся знанья,
Сохранить тот накал созерцанья –
Не заращивать души паршой!
* * *
ВВЯЗАТЬСЯ!

Спрятаться? Исчезнуть? Затаиться?
Или – очумело – на рожон?
Выплеснуть поток своих амбиций?
Или для амбиций – не сезон?

После новоявленной берлоги,
После немоты и тишины –
Что-то плоховато ходят ноги,
И проблемы в области спины.

И уже нет силы для напора…
И не помню, как это: вперед.
Вновь учится – вроде, и не впору:
Где фарватер, где, простите, брод?

А для мастеров инсинуаций –
Самый кайф: из зарослей, да влёт!
Ладно. Нынче главное: ввязаться,
Ну, а там, конечно, как пойдёт.
* * *
ТАМБОРА

Зелень леса, террасы и горы,
Рай земной в окружении света…
И вулкан, что зовётся Тамбора,
Ждёт момент окончания вето…

Зреют силы и копятся страсти –
Стать для жителей общей могилой,
И людской недостаточно власти,
Удержать эти грозные силы….

Не лишайте законного права:
Я дойду до конечного "зета",
И взорвусь, как вулкан на Сумбава,
И лишу человечество лета.
* * *
МОНОЛОГ СОНЕЧКИ МАРМЕЛАДОВОЙ

Что поделаешь: мама – простая натура –
Нарожала детей от отца-алкаша.
Вот и я: не взяла ни лицом, ни фигурой,
Ни умом… А кого беспокоит душа?

Городишко у нас процветал при заводе,
Но итог перестройки: пустые цеха.
Может статься, на что-то б сгодились, да, вроде,
Кто-то – даже нарочно "пустил петуха",

Устраняя под корень своих конкурентов,
На руинах страны обустроил дела.
Уловил направленье и сущность момента,
Ухватил не своё. Ну, а я – не смогла.

Но пока молода – подходящей работой,
Не хотя, занялась на безрыбье таком:
И в пределах природой отпущенной квоты,
Удаётся порой пролететь с ветерком.

Называют меня завлекательно – "жрицей".
Жрицей чувства, увы, недоступного мне:
Обиваю подходы к любимой столице –
Отсылаю доходы голодной родне…
* * *
ВПЛАВЬ

Я вплавь – по жизни – нравится процесс,
Хотя волна, порою, выше дома,
Под левую – толкает мелкий бес,
И ангелом за правую влекома.

Я – вплавь, куда мне берегом? Меня
Отлично держат волны. А устану –
Лицо подставлю под сиянье дня,
А горькая вода – залижет раны.

Я вплавь переберусь через беду,
Хоть поперёк, хоть супротив теченья.
Мне б быть с собой и близкими в ладу –
И не имеет прочее значенья.

И завершив последнюю главу,
Я уроню на дно свою копейку:
До горизонта – я не доплыву
И этим – обману судьбу-злодейку.
* * *
БЛИЗОРУКАЯ АКТРИСА
Светлане Немоляевой

Я бледная слепая моль,
Быть без очков – нужна отвага,
Но я выучиваю роль
До жеста каждого и шага.

Мне – неизменный интерьер –
Взамен стандартной белой трости,
И я привыкла к сонму мер,
Как к аллергической коросте.

И я хронически больна
Своею ролью, этой сценой,
И это не моя вина,
И я не соглашусь с подменой.

И в ограниченном мирке
Моей высокой миопии,
Я – с вечностью – накоротке,
И я не уподоблюсь Вию.

Не надо поднимать мне век:
Я в этой роли – зорче зрячих –
Я – червь, я – бог… Я – человек!
Я не хочу уже иначе.
* * *
ИММУНИТЕТ

Мы талдычим о "праве",
Волоча по булыжникам гири.
Чем нас только ни травят
В не особо устроенном мире!

Что, к тому же, изгажен
Многолетним старанием нашим,
Но слегка напомажен…
Ну, а мы, по инерции, пашем.

Ни глоточка водицы –
Без заразы, гормонов, металлов…
Не желаешь напиться:
Не воды – эманации кала?..

Отупелые лица,
Зачумлённая нами планета…
И за что зацепиться
Измождённому иммунитету?
* * *
ПАУТИНКА

Причудливая память сберегла
И вычертила в линиях эстампа,
Сюжет, где паутинка из угла
Случайно зацепила краем лампу.

И шустрый, хлопотливый паучок
Меж ловчих нитей мчится по спирали,
Закручивая ниточки в пучок,
Как мы когда-то коски заплетали…

И вновь цепляет клеящую нить
К тугим, как струны, нитям радиальным,
Чтоб в целое сюжет соединить –
Жестокий, но почти что – идеальный.

Где в паутине – бабочки, к огню
Влекомые, извечно и упорно…
А я теперь рисунок сохраню:
На оттиске и в строчках стихотворных.
* * *
"ВЕСНА" И "ПОЦЕЛУЙ" РОДЕНА

Всё намечалось – впереди…
А две скульптуры
Зажгли огонь в моей груди,
Будя натуру.

И мне мои шестнадцать лет –
Предстали клеткой.
Но засиял в пространстве свет –
Пред малолеткой…

Была прекрасная весна –
Не за горами.
Но я пока была нужна,
Пожалуй, маме.

И убеждение в крови –
Почти с детсада:
Что поцелуя, без любви,
Давать не надо!

Но так влекло, за туром – тур –
Бродить степенно
Вокруг загадочных скульптур
Месье Родена.
* * *
ПРИЖИЛАСЬ…

Ты же знаешь, что я никуда не уеду,
И что бурными планами – только пугаю,
Что такое бывает со мною по средам,
Или пятницам – это бунтует другая.

Та, что всё ещё рвётся за край горизонта
Заглянуть, вопреки утверждённым законам,
Обожает эксцессы, проблемы, афронты,
И умеет одна – распеваться каноном.

Ну, а я – не она, и тебе ли не ведать,
Что бунтую – в пределах отпущенной квоты,
Что всегда четвергами кончаются среды,
А за пятницей каждой – наступит суббота.

И что я прикипела, на этой планете
Прижилась, и уже не осилю полёта…
Разве что, в восьмистишии или сонете
Вдруг проскочит почти запредельное что-то.
* * *
НА НАВЕТРЕННЫХ ОСТРОВАХ

Мне когда-то всё больше нравилось
Жить с подветренной стороны:
С ураганом сама бы справилась,
И спасатели не нужны.

Только с берега неприкрытого:
Завтра – явственней, чем вчера,
Двух небитых дают за битого,
И в лицо – веселей ветра!

К чёрту бабу, с косой и в саване,
И не надо ни "ох", ни "ах".
Я навек поселилась в гавани
На Наветренных островах!
* * *
СТРОИТЕЛЬ

Корявость сосновой коры, до конца не ободранной,
Не гладкость дюймовой пилёной доски не ошкуренной…
Вода для раствора, несомая полными вёдрами,
С батоном кефир в полутёмной бытовке прокуренной.

Бетон и опалубка в робком своём единении,
Пазы, уплотнённые мохом просохшим и паклею,
Не надо мешать – человек в боевом настроении,
Он сам оприходует всё с прибауточкой: "Так её!"

Не надо соваться и требовать сил и внимания!
Уж так повелось: дураку полработы – не следует
Показывать – ибо оно за чертой понимания…
А там уж, как водится: с радостью, с болью и с бедами!..
* * *
ПАЛЬМА

Размывает прибой океанские пляжи,
Там, где пальмы вцепились в зыбучий песок.
В этом мире, где всё: с молотка – на продажу,
Всякий держится насмерть за жалкий кусок.

И не скажет никто, что сдалась я без боя,
Просто каждый за всё рассчитается сам.
Я, как пальма, склонилась к полоске прибоя,
Но верхушкой – упрямо тянусь к небесам.
* * *
ВОРОНЫ

Облетят редеющие кроны,
Стаи птиц уйдут в иные страны…
Мы вороны, серые вороны,
Нам заветный юг – не по карману.

Нам не по плечу, и не по крыльям
Дальние сплошные перелёты,
Мы свои никчёмные усилья
Тратим на напрасную работу.

Санитарим вдоль путей проезжих,
Во дворов извилистых каньонах…
Что там впереди у нас пробрезжит,
В не зарешечённых наших зонах?

Где апрель, воинственно-зелёный,
С ливневыми бурными дождями?
Мы вороны, серые вороны,
Слившиеся с серыми ветвями.
* * *
НА МОРЕ

Отпусти меня на море,
Я хочу поймать цунами,
Так как ловят сёрфингисты
Набежавшую волну.
Если что – пардон и сори,
И запомни, между нами:
Не горюй и не стыдись ты,
Если я пойду ко дну.

Ну, а если оседлаю
Высоченный пенный гребень,
То с таким громадным счастьем
Чуть не с неба погляжу.
Полечу, сама не зная,
На земле я иль на небе,
И к какой волшебной касте
Я теперь принадлежу!
* * *
ПО РЕКЕ

По извилистой речке плывём по теченью,
Огибая уступы серьёзных событий.
Здесь и сила, и опыт имеют значенье,
Но одно – иссякает, другое добыто

Слишком поздно, когда из отверстий уключин
В истончённых бортах выпадают крепленья.
А дальнейший маршрут всё равно не изучен…
Острова из тумана – причудливой тенью…

Водокруты и мели, кипящих порогов
В пенных брызгах внезапно встающие гряды…
Может, дело идёт к подведенью итогов,
А реки поворот – принесёт к водопаду.
* * *
ГРЕЖУ ПО-ЯПОНСКИ

Сдвину сёдзи, сяду на татами,
В тихом единении с природой,
Чуть шуршат на нитках оригами –
О-сёгацу. Значит – с Новым годом!

Мне котацу – отогреет руки,
Сякухати тронет нежной ноткой,
А дзёкан-сакэ из сакадзуки
Тёплой струйкой защекочет глотку.

Суйкинкуцу звук звеняще-свежий
Многоточьем ляжет на страничку…
По-японски я сегодня грежу,
Но рифмую – русская привычка!
* * *
КОЛДУЮ

Ты не бойся! Это просто – взгляд,
Я не обожгу и не обижу –
Только больше нет пути назад,
Лишь ко мне: всё ближе, ближе, ближе…

Видишь этих искорок огонь?
Как огонь бенгальский – не опасны.
За руку меня тихонько тронь –
И тебе всё стразу станет ясно.

Будет летний вечер. А потом,
В рамках чернокнижной режиссуры:
Чай с черносмородинным листом
И звезда под синим абажуром…

Ведьмочка… А кто же без греха?
Тут ведь, как в аптеке – дело в дозе.
Зачарую магией стиха,
Что-то пошепчу на ушко – в прозе…

А промчатся годы, дорогой,
Где-то там, в последней, третьей, трети –
Стану просто – бабою-ягой…
Только ты – различий – не заметишь!
* * *
ТЕРПЕНИЕ

Решил великий падишах
Построить всем дворцам – дворец,
Чтоб тот сиял в его делах,
Как драгоценнейший венец.

И по совету мудрецов,
Наиумнейших из людей,
Пред шаха светлое лицо
Доставлен зодчий, чародей

По части храмов и дворцов.
Тот создал план и чертежи.
Окрест известных мастеров
Собрал. И к небу этажи

Вот-вот бы вознеслись – так нет!
Один фундамент над землёй,
А зодчего – простыл и след…
И день за днём – летят стрелой.

И, невзирая на указ:
Повсюду зодчего искать,
Он скрылся от пытливых глаз –
Ни с чем вернулась к шаху рать.

Прошло пять лет. И падишах,
Уже не чаял и не ждал,
Чтоб, как венец в его делах,
Дворец прекрасный воссиял…

И вдруг пред шаха светлый лик
Явился сам шальной беглец
И объявил: "Настал тот миг,
И ожиданию – конец!

Чтоб мог фундамент обрести
Высокой прочности запас –
Должно не меньше лет пяти
Пройти! Я скрылся с ваших глаз!

Но вот теперь готов создать
Дворец, уже наверняка,
Что ваше имя прославлять
Способен долгие века…"

Легенду эту для того
Сегодня рассказала я,
Чтобы напомнить: мастерство –
Ещё не всё, мои друзья!

Талант, учёба, горький пот…
Но нужен каждому из нас
Для достижения высот –
Терпенья редкостный запас!
* * *
ПЕСЕНКА

"На Тихорецкую состав отправится…"
Муз. М.Таривердиева
сл. М.Львовского

Погода – гадость, облака – ни лучика.
Но есть перрон, вагон, а в нём – попутчики.
В отделе кадров – смотрят в "дело личное"…
А на лицо – весьма все симпатичные!

Мои вагонные друзья, минутные,
Глядим мы с вами за окошко мутное:
В дороге запросто всегда общаемся,
Поскольку, чуть чего – и распрощаемся.

Сосед в купе не то, что в коммуналочке –
Со всей душой к тебе, не ради "галочки".
Плывём-качаемся, как будто в лодочке,
Поскольку приняли чайку и водочки.

Легко поделишься бедой душевною
С какой-нибудь подругой однодневною:
В дороге все рассказы – интересные –
Ведь слишком коротко общенье тесное.

Но, рассказав, куда – откуда еду я,
Мне расслабляться до конца – не следует.
Чтоб не чесать потом уныло в темечке,
Не забывай, дружок, какое времечко!
* * *
ЕЩЁ ПЕСНЯ

" Тяжелым басом гремит фугас…"
Песня из кинофильм "Последний дюйм"
муз. М.Вайнберга
сл. М.Соболя

Ударит песня шрапнелью фраз,
И в сердце остыл металл.
И слыша её хоть сотню раз,
Сдержать не сумею слёзы из глаз –
Такой вот накал!

Чужая страна, кровавый мир,
И странный порыв страстей.
Во время чумы – нелепый пир,
И личная жизнь – латание дыр…
Без всяких затей…

А вот запала мне в душу раз –
Теперь уже навсегда.
И даже старость – ей не указ,
Как смена извечная лунных фаз –
И что ей года!
* * *
ГЕРОИ

Американский взгляд: спасенье мира –
Супергерой в борьбе с суперзлодеем…
Являющийся чьим-то там кумиром,
Он чем-то фантастическим владеет.

Неуязвим, но столь раним душою,
Костюм его весьма оригинален.
Отделавшийся травмой небольшою,
Встаёт, когда ногами запинали.

И сажень в нём, как водится, косая,
И сила, бог весть, с чем сопоставима…
А в жизни – мир, как правило, спасают,
Те, что, как все, довольно уязвимы…

И, принимая важное решенье,
В том отдают отчёт себе и людям,
Без всяческих надежд на воскрешенье,
Которого, естественно, не будет.
* * *
"ГЛАДИАТОРЫ" БАКАЛОВИЧА

В духе человеческой натуры,
Ради выживания, как вид,
Похвалюсь крутой мускулатурой –
Жалкий человечий индивид.

Подмигну хорошенькой девчонке,
Может быть, достанется и мне.
В нашей мясорубке-потогонке
Есть и что-то, сносное вполне.

Спрячу под улыбкой ужас смерти,
Что близка сейчас, как никогда.
Вперемешку ангелы и черти,
Чистые алмазы и руда…

Помогают годы тренировки,
Нет, не жить, а просто – выживать.
Где спасёт удача, где сноровка,
Где – уменье раны зализать.

Превращаясь в полную скотину,
В этом мире, словно на войне,
Кое-кто вполне способен – в спину.
И добить лежачего – вполне…

Меж собой стараясь не сближаться:
Друга убивать не так легко,
Мы срываем снова всплеск оваций
Или град каменьев и плевков.

Словом, ситуация простая:
Ты… Тебя… С плеча, толчком, тычком…
Кто-нибудь, один из нашей стаи,
Может оказаться Спартаком.
* * *
МОЛИТВА РОБИНЗОНА КРУЗО

Господи, как было всё чудесно:
Ты меня от смерти уберёг –
Это для меня, конечно, лестно:
Я же раб – а ты Всевышний Бог!

Я Тебя не стал гневить упрёком,
И впустую хныкать да тужить.
Что с того, что очень одиноко –
Есть надежда, значит, будем жить.

Что промок, что нынче лихорадка,
Не твоя вина, вина дождя:
То знобит, то жарко – всё несладко –
Но отпустит, малость погодя.

Грезится уютная квартира…
Это ж надо было так суметь:
По морю проплыв почти полмира,
Тут свалиться… Странный привкус… Медь

У меня во рту. Звенит, как склянки,
Вспухшая больная голова.
От дождя – несчастного подранка –
Прикрывает буйная листва.

Не гневить же Бога, в самом деле,
Сам не уберёгся и промок.
Выживу: в надрыве, на пределе –
Запишу в дневник десяток строк!
* * *
МУРАВЬЕД

А вы хоть раз видали муравьеда,
Когда он, постороннему не внемля,
В предвосхищеньи вкусного обеда
Когтями рвёт болотистую землю?

Когда, уткнув в термитник хобот-морду,
Термитов, языком, за тыщей – тыщу
Гребёт. И на ветру качает гордо
Пером великолепного хвостища?

Не поминает имя божье всуе,
Употребляет, сколько надо, порций.
И никогда ничуть не комплексует
От явной несуразности пропорций.

Идёт по сельве, гордо и толково,
И бдителен – без понта и без позы…
Вот так и я – условностей оковы
Терплю в пределах очень малой дозы.
* * *
ФРИНА ГЕНРИХА СЕМИРАДСКОГО

Пожалуй, что сумеют эрудиты,
Уйдя в глубины мифов и историй,
Найти другие лики Афродиты,
Придумав уйму всяческих теорий.

Но Апеллес с Праксителем когда-то,
Бессмертие создать сумели Фрине.
Всё, чем она была тогда богата –
В скульптуре утвердили и в картине.

И приравняли смертную к богине!
Вот в этом – суть величия таланта:
В творениях античных – мы поныне –
Изыскиваем прелести гаранты.

Она же, столь красивая снаружи,
Возможно, и страдала самомненьем,
Да и умом, была чуток поуже…
Но что была прекрасна – нет сомненья!

И та, перед которой Семирадский
Открыл дороги в вечность перспективы,
Прелестна, если грубо – скажем: адски…
Но ведь, при том, божественно красива!
* * *
НАВИГАЦИЯ

Из меня навигатор плохой – лишь кипенье эмоций.
И в балансе весов недосмотр, недовес-перевес…
По житейскому морю опять устремляюсь без лоций –
Только россыпь брильянтов на бархате чёрных небес.

Где – сверканье зарниц, где – полярных сияний узоры –
Ничего не пойму, только чувствую свет красоты.
На Шпицберген иду, на Мальдивы, Бермуды, Азоры?
Закрутилась спираль широты, глубины, высоты…

Промелькнёт метеор, голубого, нездешнего цвета,
И остынет, упав, о земную ударившись твердь.
А в созвездии Грёз запульсируют альфа и бета,
И начнётся планет, в миллионах веков, круговерть.
* * *
НА "СЕКРЕТЕ"

Покидая старую Каперну
В алых бликах утренних лучей,
Плавно, методично, равномерно
Плыл "Секрет". И лишь виолончель

Циммера – задумчиво звучала,
С шумом волн сливаясь в унисон.
Кроме тех, что были у штурвала,
Всех сморил нетяжкий, лёгкий сон.

Старый Циммер, думая о счастье,
Был по-стариковски, пьян и горд,
Понимал, что счастье – соучастье,
Где для многих – радостный аккорд.

Вечен мир, где всё на свете – бренно…
Но звучит в ушах вопрос Ассоль:
"Ты возьмешь к нам моего Лонгрена?"
И, пожалуй, в этом – смысл и соль!
* * *
ОДИССЕЙ

Ах, Одиссей – картинка в раме!
Знаток морских путей и лоций…
Богине, нимфе, смертной даме –
Не грех за парня побороться!

Жена и сын – альтернатива,
И жезлы маршальские – в ранце…
Ему бы всё – коней ретивых –
Свиньёй – подкладывать троянцам!

Тут Пенелопа – вся "в законе" –
За столько лет – почти весталка…
Но на её добротном фоне –
И Калипсо – немного жалко!..
* * *
ЮАР

Океан, Кейптаун. Тучи-облака
Над горой Столовой выткали муар.
Мне б туда, так я бы вам, наверняка,
Сочинила бы поэму про ЮАР.

А пока что получается сонет.
В нём едва ли мне удастся передать
Запах буша и луны печальный свет…
Понапрасну я исчёркаю тетрадь.

Путевые впечатленья – хороши!
Ты возьми – без впечатлений напиши.
Кто сказал, что фантазировать грешно?

Да такое, чтобы тот, кто побывал –
Впечатлений ощутил "девятый вал"!..
Нам на то воображение дано.
* * *
ПАМЯТИ ВАРЕНЬКИ АСЕНКОВОЙ

"Кумир моих далёких дней,
Любимый и желанный,
Мне не забыть судьбы твоей,
Таинственной и странной…"
Н.А.Некрасов

Актёрка… Хоть – не крепостная,
Но статус-то близок к тому…
А сцена – зовёт и ласкает,
И коль не в театр – хоть в тюрьму!

Мечты о трагической роли,
И сплошь – водевильный успех,
А перлы терзаний и боли –
На сцене – укрыты от всех.

Улыбки – в партер, через рампу –
Привычной гримаски оскал.
И страстный порыв: мимо штампа –
Трагический выдать накал.

А зависть и зло – в изобильи,
И краток отпущенный срок…
Последнего вздоха усилье.
И чудо некрасовских строк.
* * *
РОДЕО

И чем этим людям настолько родео по нраву?
Животные бьются со всей первозданною страстью.
Ковбои, пусть даже победу одержат по праву,
Десяток секунд упиваются силой и властью

Над рвущимся бешено диким быком иль мустангом,
А после – на землю слетают, рискуя здоровьем…
А я вот возьму и не стану смертельное танго
Отплясывать здесь, на арене, забрызганной кровью!

Упрусь четырьмя, растопырив пошире копыта,
Пока что не знавшие тягостной ноши подковок,
И каждою жилкой напрягшись, как в комнате пыток,
Останусь в загоне, а всадник – смущён и неловок –

Всё будет пытаться меня затолкать на арену.
И пусть секунданты пинают меня и пугают –
Не буду, как все, колыхаться всем телом, и пену
Ронять на песок. И ни кнут, и ни плётка тугая

Меня не заставят, как всех, суетясь непристойно,
Пытаться с себя уронить удалого ковбоя.
Один, не как все, я застыну на месте, спокойно.
Ему не зачтут, как победу, отсутствие боя!..
* * *
"ВОЛК НА ПСАРНЕ". НЕ ПО КРЫЛОВУ

Бывает же подобная проруха,
Что старый волк, матёрый и седой,
Не выгадал ни пёрышка, ни пуха,
Ни хрюшки чахлой, ни овцы худой…

И как оно случилось – непонятно:
Попал на псарню, словно кур во щи…
Настолько ж ощущенье неприятно,
Как Голиафу – камень из пращи.

Хвостом вильнуть, лизнуть ли вражью руку?
Попробовать прикинуться, что "свой"?
И к лая нарастающему звуку
Добавить заунывный волчий вой?

Но, памятуя дедушку Крылова,
Он понимал, поскольку не дурак,
Что для псаря – любое волчье слово –
Лишь повод натравить своих собак.

А посему, в дебаты не вступая,
Пружиной распрямившись на лету,
Рванул вперёд, один, в собачью стаю,
Нахрапом… И прорвался за черту!..
* * *
АМА

Толщей солёной воды
Спёрто дыханье,
Предощущенье беды
Гонит сознанье.

Греет подспудно её
Хрупкое тело
Гордость за дело своё –
Женское дело.

Здесь мужики не нужны,
Им не внедриться –
Очень уж корни сильны
Древних традиций.

С грузом уйдёт в глубину –
Быстро и ловко,
Тянется нитью ко дну
Только верёвка.

Выдох сквозь жемчуг зубов,
Цедит мгновенья –
Метод старинный таков –
Восстановленья.

Муж не кидается в бой,
Словно закован:
Статус кормильца судьбой –
Ей уготован.

А ведь ему-то, как раз,
Только и нужен
Блеск её огненных глаз –
Чёрных жемчужин.
* * *
СЕРДЦЕ ДАНКО

Хоть мы по натуре и не злые,
Нас, людей пещерных, только тронь:
Есть у нас рабочие, большие,
Руки, укротившие огонь.

Как бы нас ни гнуло, ни ломало,
Мы, как знаменитый нитинол.
Изменились? Да. Но очень мало –
Кто-то волк, а кто – покорный вол…

Тот – убого, этот – авантажно,
Разбрелись по шарику Земли.
И теперь уже не очень важно,
От кого мы все произошли.

Что там: глина? рёбра? обезьянка? –
Кто чего о том ни говори,
Лишь бы полыхало сердце Данко –
Да ещё б, у каждого, внутри!
* * *
ЛЕСА МАЙЯ

Ах, как хорошо, что руины тропическим лесом
Порой зарастают, лишь тем оставаясь доступны,
Кто движим действительным, искренним к ним интересом.
Так скрыты и капища майя – громады-уступы,

Поросшие зеленью монстры – ручная работа,
А, может быть, всё ж, без пришельцев бы не было дива?
Да, нет же, скорей, без людского кровавого пота –
Оно б не восстало из мрака: огромно-красиво!

И это прекрасно, что нет проторённой дороги,
Что лишь одному королевскому грифу доступно
Смотреть с высоты. Как смотрели жестокие боги,
Вовсю упиваясь кровищей и запахом трупным…

Ушли в никуда, вероятно, в других измереньях
Попрятали майя сокровищ своих мегатонны…
А крошки-колибри (размер не имеет значенья),
На красочном фоне, сравнительно с ними, огромных

Порхающих бабочек – яркий пример парадокса,
Смещенья размеров и сути, значений и цели…
И я б защитила надёжно, не хуже Форт-Нокса,
Руины, которых ещё отыскать не успели.
* * *
ПРОМЕТЕИ

Мы дарим любимым огонь наших солнечных душ,
При этом, немного сродни становясь Прометею.
В ответ – далеко не всегда дифирамбы и туш –
Порою такое, что сердце в груди холодеет.

И это его, наше сердце, терзает орёл,
Ему достаётся страданий удар настоящий.
Влюблённый – заведомо – в сердце стрелу приобрёл,
А кто-то – и в печень… Но в сердце – значительно чаще.

Мешает любви затаённая зависть богов,
Что часто из тайной – мгновенно становится явной.
У каждой любви разливанное море врагов,
Поди, разберись, кто из них самый страшный и главный!

И кто-то, злобясь, подсылает коварно орла –
Нутро разрывая, терзать чуть зажившие раны…
Бывает планета для боли – тесна и мала,
Безжалостен Зевс, а посланцы его – неустанны…
* * *
ГАДАЛКА

Не раскидывай карты, гадалка,
И судьбой – не шурши на платке.
Мне тебя по-хорошему жалко:
С затрапезной колодой в руке,

Всё пытаешься мне, деловито,
Заглянуть, мимоходом, в глаза,
Чтоб понять, где собака зарыта,
Где – рвануть, где – включить тормоза.

Не надейся узреть под личиной:
Что болит, где болит, как лечить –
Ты от следствий не сможешь причину
По улыбке моей отличить.

А в колоде – усталые лица,
Мне знакомы – предельно давно.
Я в валета успела влюбиться
В раннем детстве. Тебе не дано

У него мои выпытать тайны,
Перепутаешь с правдою – ложь!
Может, что угадаешь случайно,
Пальцем в небо разок попадёшь…

Так что, в прошлом – тебе ли копаться?
А грядущее – тёмная ночь.
Ты не жди от меня ассигнаций,
А ступай, драгоценная, прочь.
* * *
ВИРТУАЛ

Я вся разошлась по стихам, и меня уже нет,
Как тут кое-кто в комментариях пишет порою.
Я сердце своё расплескала, и яростный свет
Горит. И его никогда и ничем не прикроют.

А кто-то кричит, что под "ником" простецким моим
Скрывается, им неугодная, странная секта.
Мой дух пролетает, рассветным потоком гоним
С Невы – до Невы – першпективой, а ныне, проспектом.

И видящим зло там, где не было злобы и нет,
Взращённая в канувшей в Лету державе Советов,
Хочу предложить лишь один, но реальный совет:
Протрите очки – и увидите зарево Света.

Но вы не найдёте столь сладостный вам идеал,
Взирая на мир из колод, буераков и дупел.
А я – по стихам разошлась, и ушла в виртуал,
Ведь вам так хотелось иметь новоявленный жупел.
* * *
МАРТ

Удивительно пустой двор…
Ровно-ровненько лежит снег,
Задувает ветерок в створ.
Двадцать первый наступил век.

Вот, казалось бы, очко, фарт.
Но по жизни – всё сложней, друг…
Тут тебе не колдовство карт,
Хоть в фаворе мастерство рук.

В жизни правил – потерять счёт!
Кто-то знает их, а кто – нет.
А иной – хоть знает их – бьёт,
Закрывает остальным свет.

В этой жизненной игре – приз
Достаётся шулерам – факт.
Им не надо паспортов-виз,
Им и музыка звучит – в такт.

Пусть другим даётся круть-верть –
Ну, а мы – возьмём в другой раз!
Ведь красна же на миру – смерть,
И не стыдно – от чужих глаз!

Нам не надо волшебства карт,
Пусть лежит себе двором снег.
Мы же видим календарь: март!
Скоро вскроется стекло рек!
* * *
АЛОЭ

Любимое детище добрых "старушек-на-вате",
Мясисто-колючий жилец подоконников белых,
Лекарство для тех, кто здоровье давно подыстратил,
Попытка чуток подлечить престарелое тело…

И это совсем не случайно, что ангел когда-то
Вручил Моисею три ветви: одну от алоэ –
Эмблемою Троицы. Стёрлись явленья и даты –
Столетник растёт на окне, вспоминая былое.

За тонким стеклом в побелевшем проёме оконном,
Ему не страшны ни морозы, ни струи Борея.
И греет его, поднимаясь, согласно закону,
Струящийся воздух, нагретый водой батареи.

Горчит его сок, а ведь жизнь наша – тоже не слаще –
Так горечь по капельке копится впрок в человеке.
И мы прибегаем к нему: кто-то – реже, кто – чаще,
Чем к рюмке вина иль к лекарству из ближней аптеки.

Туземец пустыни, прижившийся в наших квартирах,
Он вечно для нас – самый добрый и ласковый доктор.
Покуда не рухнут столпы одряхлевшего мира,
С окон не исчезнет алоэ изломанный контур.
* * *
ЦЫГАНСКИЙ РОМАНС

Разболтались колки, оборвалась струна,
И во тьме, впереди, колея не видна.
Потеряться легко, путь за солнцем – далёк,
Но научен и стар мой цыганский конёк.

Он отыщет пути и дороги к тебе:
По траве, по росе, по слезам, по судьбе,
По незримым огням путеводной звезды…
И его понукать я не вижу нужды.

Распорола гроза неба чёрный атлас,
Поливая дождём неприкаянных нас.
Кто кого выбирал: то ли мы, то ль стезя –
Так что, хочешь, иль нет – а иначе нельзя.

Дождь затих, ветерком потянуло с реки.
Я струну подтяну да поправлю колки.
И не надо грустить, виноватых искать:
Вижу свет впереди, и стоянка близка.

Будет каждый аккорд переливист и чист,
Отзовутся ему перезвоны монист.
А дрожанье плеча и сверканье очей
Лучше звёзд озарят сумрак южных ночей.
* * *
РУСАЛОЧЬЯ ЛЮБОВЬ

Раздвинется воды незыблемый покров
И нежный голосок окликнет: "Эй, рыбак!
Ты здесь сидишь с утра, да только твой улов,
Желаньям вопреки, не ловится никак!"

Утопленница иль царя речного дочь
Явилась на его запутанном пути?
Доверчивый рыбак – ему б рвануться прочь,
Да с места не сойти и глаз не отвести…

Да им ли, что бегут простых, земных оков,
Суметь на свете жить, дыханье перекрыв!
Заветная мечта наивных рыбаков!
Русалочья любовь – не сладостный мотив…
* * *
НЕБЕСНЫЙ ЮВЕЛИР

Прожитых лет тугие звенья
Седой небесный ювелир
Скрепляет вехами рожденья –
Ухмылку прячущий Сатир…

То в драгоценную оправу
Поставит стразов тусклый ряд –
Ведь он на всё имеет право –
Кто жил, кто понял – подтвердят.

А то – в цепочку из медяхи –
Такой оправит бриллиант,
Что сам порой взирает в страхе:
Туда ли он вкрапил талант?

И озирает на досуге
Плоды немереных трудов…
А мы находим друг на друге
Цепочки прожитых годов.
* * *
МАНОН

А я вокруг не вижу ничего:
Явлений суть – загадочна вполне.
Вселенная со звёздами – во мне,
Огромная – мерси, месье Прево!

Как де Гриё – беспутную Манон,
Рискуя жизнью, разлюбить не смог…
Убить, уйти, укрыться между строк…
Грешно тому, кто не был так влюблён!

Не знал метаний изо льда в огонь,
Ежевечерних выстраданных слёз:
В глазах других – всё будто не всерьёз.
И горести других – попробуй – тронь!

Живая боль – какая это боль!
Узнай, почувствуй, здесь, в твоей груди –
Но нет её и слаще! Погоди –
И горести умножатся на ноль!

Чего ещё желать, ведь всё в тебе:
Ей-богу, вот оно, в твоих руках…
Господь: Исус, Иегова, Аллах –
О боги! К ней, единой, я в мольбе.
* * *
ТОРТИЛЛА

Толстокожая Тортилла
На большом своём веку
Нагребла и накопила,
Собрала к строке – строку.

Нет ни паспорта, ни визы,
Нет и домика с трубой:
Панцирь сверху, панцирь снизу –
Всё своё несёт с собой.

Ограниченность амбиций
Не всегда у тех, кто туп:
Ей же есть, чем поделиться,
Что ж вы, люди – сразу в суп!
* * *
ШАРМАНКА

"Разлука ты, разлука…" –
Шарманка завела…
Ворвусь к тебе без стука,
Закусим удила!

Хлестнём коней горячих:
Давай-ка, волчья сыть!
А как ещё иначе
Печаль свою избыть?

Помчимся по-гусарски
В цыганский ресторан,
Кутнём с тобой по-царски,
Чтоб каждый – сыт и пьян!

Ни зла, ни перебранки,
Ни драки, что с дубьём…
А горечь от шарманки –
Мы "горькой" перебьём!

Гитарные аккорды
Заглушат тот мотив.
Ты снова смотришь гордо –
Уверен и красив.

Уйдёт из сердца мука,
Опять душа вольна!
"Разлука ты, разлука –
Чужая сторона…"
* * *
СЛЕД

Следы смываются дождём
И заметаются пургою…
Едва ли что-то мы найдём –
Эмоций собственных изгои.

Следы травою зарастут,
Уйдут в песок, как пирамиды…
А мы с тобой – ни там, ни тут –
Не ради пользы, не для виду.

Следы – прибоя полоса
Сотрёт с пустынной ленты пляжа…
А мы уйдём, куда глаза…
Где дух и тело – на продажу.

На след положится гудрон,
Зигзагом – кубики брусчатки…
Лишь тонко вычертится он
На слое зрительной сетчатки…

Следы – увесисты, легки,
Ранимы и… неуязвимы.
И пусть дороги далеки,
И поезда – проходят мимо –

Следы – впечатаны в бетон
Души, податливой и нежной –
И давит тяжесть – сотни тонн.
А значит, встреча – неизбежна!
* * *
КАЛИКА ПЕРЕХОЖАЯ

Растрескались пятки босые,
Как тёмная сосен кора.
Устала идти по России,
Куда-то прибиться пора.

Хотя бы избёнку курную,
Хотя бы землицы клочок,
И чтоб головёнку дурную
Могла приклонить на шесток.

Но заняты избы, избёнки,
Землянки – и той не найти.
Видать, что в родимой сторонке –
Мои – лишь дороги-пути.

Смущает немытая рожа?
Умоюсь в ближайшей реке.
Каликой бреду перехожей,
Без цели – зато налегке.

А песни – к душе прикипели:
Разбудят дешёвый уют –
Такого вам раньше не пели,
И после уже не споют.
* * *
МОНОЛОГ П.П.ШАРИКОВА

Да, ладно – шрам на лбу – придумаю потом
Отмазку про фронта – легенду обеспечу…
Ну, пару раз рвану привычно – за котом –
А всё-таки стезёй шагаю человечьей!

Смотри, как хорошо: причёсан и помыт,
Избавился от блох в густой шерсти собачьей.
Налажен за века их человечий быт:
Квартиры, поезда, кино, конторы, дачи…

А надо-то всего: ходить на двух ногах,
Одёжками прикрыть лысеющее тело –
И о тычках забыть, пинках и батогах,
Что псиная душа за годы претерпела.

Не надо рук лизать – буквально: есть слова,
Которыми лизнёшь – хоть в зад – а не позорно!
И хитрости людей вбирает голова:
Про их забавный мир, нелепо-иллюзорный.

А я-то сам – не плох, не каждый бы сумел
Прорваться в высший свет из пёсьего сословья.
И как бы косо кто на это ни глядел,
Но мне достался шанс довольно малой кровью.

А псу – не привыкать: где наглостью возьму,
Полезна средь людей звериная натура.
А кое в чём могу осилить – по уму –
Не всем из них близка наука и культура.

И я в людской среде всегда смогу найти
Бесхвостых кобелей и дам с повадкой сучьей.
Уж, до того свезло! По верному пути
Меня в тот зимний день слепой направил случай!

Не случай! Как обвал, в горах после дождя,
Он накрывает нас огромной страшной глыбой.
А я, за стариком и "краковской" пойдя –
Сам сделал этот свой – реально верный выбор!
* * *
АДАМ И ЕВА

Шесть дней беспросветных трудов –
Сомнительный повод к иронии.
Но с горки преклонных годов
Я вижу столь мало гармонии,

Что думаю, может быть, зря
Господь оприходовал парочку,
А взял бы, ругая, коря –
Поставил клистир да припарочку,

Горяченьких всыпал плетей,
Чтоб впредь не томились вопросами…
А то ведь, своих же детей –
Прогнал, до конца не отёсанных…

Потомки несчастных – с тех пор
По белому свету слоняются,
И только немногим – простор
В полёте души – раскрывается.

Для прочих: всё в мире – товар,
Доход и его продвижение…
Из функций, полученных в дар,
Освоили лишь размножение.
* * *
ПРОИСХОЖДЕНИЕ

Все мы – одного происхождения,
Лишь позднее – Ноя поведение
Разделило всех без исключения,
Вопреки природе, – по рождению.

На людей Господь такие бедствия
По простой навлёк неосторожности:
Столь несоразмерные последствия
Пустяковой хамовой оплошности.

Если верить Библии с генетикой –
Люди – братья – в давнем поколении.
Но страдают этика с эстетикой
От пробелов в братском поведении.

Мира центр? Вселенной ли окраина?
Мы-то на Земле видали всякого…
Уж не говоря о шутке Каина,
Помним про Исава да Иакова.

Подал нам пример кровосмешения –
Праведник содомский, Богом избранный…
Взгляд на мир подвержен искажению
Тут и там расставленными призмами.
* * *
МОНОЛОГ ВАЛЕРИИ

Я ехала с ребёнком на руках
По Аппиевой призрачной дороге.
А век моих такой коснулся страх,
Что разглядеть могла я только ноги.

Иссохшие, чернее, чем земля,
В кровавых струпьях, ранах и потёках…
И я, едва губами шевеля,
Молила смерть – не быть такой жестокой.

А кто – есть кто – никак не разгляжу:
Глаз не поднять – свинцом налиты веки…
Да, им бы – снова – в руки по ножу,
В единый строй: фракийцы, галлы, греки…

У них и нынче – нация одна,
Поскольку участь горькая – едина.
А чаша скорби – выпита до дна –
Не будет никогда ни мной, ни сыном.
* * *
ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА

Меч наружу просится из ножен,
Малость поржавевший за века.
Только конь по-прежнему стреножен,
Хоть и рад почуять седока...

Хоть и рад промчать его по полю,
Потоптать струящийся ковыль,
Чтоб, мечтою бывшее дотоле,
Превратилось в сказочную быль.

Чтоб плечо героя раззудилось,
Размахнулась мощная рука,
Чтоб сдались противники на милость
Удалого чудо-седока!

Чтоб последний раз питалось поле
С потом перемешанной рудой,
Чтоб не чуял криков смертной боли
По ночам ковыль его седой.

Чтобы распоследней ратной битвы
Прогремел и стих победный крик.
Чтоб тяжёлый меч, острее бритвы,
Вражеский не вспарывал кадык.

Но стреножен конь, клинок ржавеет,
И язвит коррозия эфес…
Сказка – не короче, не длиннее…
Есть ли у народа интерес?
* * *
НАД ПАРИЖЕМ ПАРЯ

Прекрасно: парить над весенним простором Парижа!
(Заметьте: фанера парит – исключительно там).
За стропы тяну, опускаясь немного пониже,
Где зодчий-эпоха – по нужным расставил местам:

Прямых магистралей, рассёкшие город, разломы,
Буа де Булонь, Шамр де Марс и Жарден Тюильри –
Зелёными пятнами – странно, до боли, знакомы –
Ведь мне не привычен полёт над тобой, мон Пари!

Извилистых улочек фьорды, ущелья, каньоны
И шхеры кварталов с цветными рельефами крыш…
И тот островок, что знаком на Земле – миллионам,
Увидев который, воскликнем в восторге: Париж!

На нём прижилась устремлённая в небо ракета –
А сколько шумели, плевались и спорили зря!
А время-судья – рассудило, что эта примета
Понравится всем, кто взлетит, над Парижем паря!..
* * *
Я – КАЗИНО

Чего ты хочешь, с кем играть решил?
Я – казино – меня не обыграешь.
Видать, сидишь на сотне острых шил,
Что встречных-поперечных задираешь.

Ну, задирай, флаг в руки, ветер в тыл,
Но я скажу предельно откровенно:
Напрасно на меня ты тратишь пыл –
Хоть бейся головой и лезь на стену.

И если я, ловя слова любви,
Слова хулы – спокойно пропускаю,
То ты меня, мой злобный визави,
Не подтолкнёшь к обрывистому краю.
* * *
АЙВАЗОВСКИЙ

Катит волна за волной, на холсте – натуральней, чем в море,
И норовит расплескаться по гладким музейным паркетам,
Что любопытный фиксирует взгляд: воплощённое горе?
Или сияние волн с тем, сулящим надежду, просветом?

То ль сострадание давит наивные детские души,
То ль мастерство живописца ввергает в такие восторги?
То ли пугает волна, все устои привычные руша,
Нам предлагая на выбор одну из безумнейших оргий?

Что впечатленья другие в умах искушённых с лихвою
Перекрывает: сочувствие, страх, сострадание или
Всплеск восхищения, перед бурлящей живою водою,
Что на холсте, на музейной стене, навсегда сохранили?..
* * *
СУДЬБИНА

Не туда свернёшь на перекрёстке,
Ошибёшься: малость да слегка –
И судьба тотчас постелет жёстко,
Там, где обещала быть мягка.

Поспешишь на краткое мгновенье –
И уже: не то, не там, не с тем…
А судьба – стоит сутулой тенью,
Вроде, не у дел она совсем.

Чуть промедлишь, опоздав на нужный
Поезд, самолёт или трамвай…
А судьбе: не грузно, и не дружно:
Лишь рукой помашет, мол, прощай!..

Ты застынешь в той, ослиной позе,
Позе Буриданова осла:
Подойти к гвоздике или к розе?
А судьба – глядит – из-за угла.

Выбор свой решительно свершаешь,
Не стремясь загадывать вперёд?
А судьба – проказница большая:
Всё перевернёт наоборот…

Чуть чего – и враз покажет спину,
Эта боль – твоя, и только, боль!
Ей-то что? Не ты – её судьбина,
А она – твоя – и в этом соль!
* * *
ХОЛОДНО…

По капле кровь сочится. Повезло,
Что холодно, а то б – лилась струёю.
И смерть своё простое ремесло
Скорее сотворила надо мною.

А так – не смерть сковала, а мороз
Мои ослабевающие члены.
В глазницах застывают капли слёз,
И ног уже не чую от колена.

И больше не колотится в висках
Горячий пульс, и прояснились мысли.
И даже отпустил дремучий страх:
Ни тут, ни там себя уже не числю.

И духа облегчённого полёт
Уже почти не сдерживаем телом,
Не давит на него привычный гнёт,
Иные открываются пределы.

Отброшена бессмысленная кладь
Пустых забот. Накрыла безмятежность.
Едва мутит воды прозрачной гладь –
К родным и близким – жалостная нежность.

Родные… Бесконечно далеки,
И близкие, конечно же, не ближе,
И дом над самым берегом реки,
Наверное, я больше не увижу.

Там бродит паучок по потолку,
Шуршит плющом увитая веранда…
Лопаткою стуча по котелку,
Шагает похоронная команда.
* * *
ШУТ

Уснул король. Угомонилась знать.
Забылась даже чернь тяжёлым сном.
И только Шут разбитую кровать
Уже перелопатил кверху дном.

Увы, успокоенье не идёт,
И в каждой мышце жив дневной напряг:
Чтоб видел каждый – это – идиот,
И только сам он знал, что не дурак.

Так просто в роль дурацкую войти,
Ни то – ни сё, какой-то конь в пальто,
И как при этом тонко ни шути,
Изюминку не выловит никто.

Уже и сам читает не всегда
Подтекст своих изысканных реприз…
Под колпаком – башка уже седа,
И кулаки, до косточек, изгрыз.

Рыдает шут – но в сумраке ночей
Не видно слёз. А утром на лицо –
Наносится улыбка до ушей,
Приросшая к лицу в конце концов.

Хохочет шут – до спазмов и до слёз.
От хохота беснуется толпа…
А всё, увы, жестоко и всерьёз,
Но знать к словам глуха, а чернь – глупа.
* * *
КСЕНИЯ ПЕТЕРБУРЖСКАЯ

Юродивая жалкая старуха,
На паперти реалий наших дней,
И телом обнищавшая, и духом,
Легко смеяться каждому – над ней.

И было сразу ясно лишь немногим,
Другие тоже поняли, в свой срок:
Под этим ликом, тёмным и убогим –
Заступница, святая и пророк.
* * *
СОСНА

Вверх устремилась свободно и просто,
В небо ушла, напролом,
Втрое фонарь, переплюнув по росту,
Мощным кондовым стволом.

Нет ни сучка, только сверху, как парус,
Асимметричная прядь.
Где-то над ней, далеко, расплескалась
Синяя, яркая гладь.

В небе ветвям широко и не тесно –
Не с кем делиться тоской,
Жизни своей, не особо уместной
В парке, в черте городской.

Просится в мачты – такая прямая,
С ветром и смогом – борец.
Возраст таких, как она, узнаваем
Только по срезам колец.
* * *
В МАРСЕЛЕ

В театре балета Марселя
Дают постановку "Жизели".
И мы торопились с тобою
Билеты выискивать с бою.

Но сели на рифы и мели,
Не видеть нам гавань Марселя...
И мы никуда не успели
В субботу на прошлой неделе...

В Марселе на самом-то деле –
Растут марсианские ели…
К чему же таращились вдаль мы?
Нам всюду мерещились пальмы…

Всё было так ясно и просто,
Но мы заблудились в трёх соснах.
* * *
Идея марсианских елей – принадлежит моему сыну Александру.
* * *
СНЫ

Не хватает медленного сна,
До утра бушует подсознание.
Голова на вымыслы вольна,
А душа – на муки и терзания.

Яви и химер конгломерат,
Вольная игра воображения:
Снится, без изъятия, подряд,
Чудный мир, иное окружение.

Чуть переплетаясь с бытием,
Не определяющим сознание,
Странных, но осмысленных проблем
Создаёт на психику влияние.

Быстрый сон – подарок или зло?
Поощренье или наказание?
Точит ум, шлифует ремесло,
Даже увеличивает знание?

Остры и по-своему вкусны,
Придают разгон и ускорение
Умопомрачительные сны
В перпендикулярном измерении.
* * *
АДЮЛЬТЕРЫ

Зевеса игривые шалости,
То Лебедь, то Дождь золотой…
Не зная в распутстве усталости,
Флиртует то с этой, то с той.

Собой ли, быком ли представится,
Иль мужем, вернувшимся в дом.
Потом донимает красавицу
Неправедным Гера судом.

Своим утомлённый бессмертием,
Горит "олимпийским" огнём –
В союзе с известным усердием
Есть сила великая в нём.

К любой – норовит присоседиться,
Все нормы морали поправ.
И даже когда он не сердится –
Юпитер бывает не прав!
* * *



© Марина Чекина, 2010
Дата публикации: 28.03.2010 14:25:24
Просмотров: 2535

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 59 число 25:

    

Рецензии

Владимир Макуров [2010-03-31 11:26:00]
Хорошо. Много отличных, замечательных стихотворений.

Ответить