Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





Дыхание Красного Дракона. Часть 1 гл. 10

Сергей Вершинин

Форма: Роман
Жанр: Историческая проза
Объём: 18100 знаков с пробелами
Раздел: "Тетралогия "Степной рубеж" Кн.III."

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


— А, правда, жив старец Лазарь? — выразил сомнение один из солдат. — Не сгорел в Пустозерске вместе с первоучителем Аввакумом?
— Жив старец Лазарь и совсем не сгорел, как не горят книги истинные. Странствует теперича по земле Сибирской, — ответил Привалов. — По тайным скитам староверов с поклоном ходит, что не оставили человеки истинной веры. Путешествует тореной дорогой, что Аввакум в «Житие» своем подробно описал.


«Дыхание Красного Дракона» третья книга из тетралогии «Степной рубеж». Первую «Полуденной Азии Врата», и вторую «Между двух империй», смотрите на моей странице.



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЕЛИЗАВЕТЫ ВТОРЯ РАЗВЛЕЧЕНИЯМ.

Глава десятая.

Отошедший от зимнего стояния Ишим разбух, наполнился водами и превратился из небольшой реки в половодье на версту шириной. Затопив пологий берег, и до отказа заполнив заливные луга ниже крепости святого Петра, он нес еще мутные, с ветками деревьев воды степного северо-запада в бескрайний Сибирский край. Над обросшем высокими соснами крутояром кружили потревоженные сороки и стрекотали в такт гулким ударам топоров. К облачному от испарений весенней воды небу поднимался белый дым, в воздухе пахло смолой и горелой хвоей.
Выстроенные природой в плотные ряды вековые сосны, словно солдаты под прицельным огнем противника, скрепя сучьями падали поодиночке. То и дело по берегу разносился басовитый окрик Остапа Репы:
— Бережись! Тикайте, ребяты, падать буде!
Выйдя из походной палатки, точнее малой юрты, что драгуны установили для офицера на биваке, Самойлов окрикнул Остапа, но тот не обернулся. Все его внимание было приковано к дереву. Восьмиметровая сосна соскочила из-под топора молодого, еще неопытного солдата и юлой завертелась на пне. Растерявшись, тот в страхе бросился от дерева в сторону по направлению ее падения.
— Да куды ты побег, бисова дитя? — ухватил его Остап и подтянул ближе к сосне. — Не зришь зараз, шо сосина волчком встала. Глядай поверх как поклонница, тогда зараз и тикай в другу краину. А то ж, она маковкой тебя и покроит.
Сделав три шага в нужном направлении, он спокойно дождался, когда дерево рухнет.
— Побачил, сынку? — спросил Остап дрожавшего мелким ознобом солдата.
— Понял, дядько Остап.
— Ну, иди… робь дальше.
— Ваше благородие Андрей Игнатьевич, — только после того как проводил взглядом драгуна, обратился он к поручику. — Чего ж вышли-то? Ведь хворы. Разве ж без вас ту лесину не сробили бы?
— Зайди-ка ко мне, Остап, — ответил ему Самойлов. — Поговорить надобно…
Уже несколько дней Андрей чувствовал себя неуютно в расположении подчиненных. Как-то на неделе над рекой поднялся густой туман, из-за плохой видимости валить лес было невозможно, и драгуны Олонецкого полка коротали подаренное им природой безделье у костра. Варили в котле пойманную в реке рыбу и говорили меж собой тихо и приглушенно. Одиночество тяготело над Самойловым, накинув офицерский камзол, он покинул юрту и хотел присоединиться к ним, но то, что поручик случайно услышал, заставило его остановиться и даже спрятаться за ближайшим деревом.
Андрей без труда узнал голос Барымтача:
— Попы и диаконы, — говоривший Привалов сделал паузу и продолжил: — говорил мне Лазарь Огнепалый, — не священны. Все они отступники и еретики. Истинным православным христианам не подобает от них ныне благословения принимать. А также ни службы, ни крещения, ни молитвы, — то еще больший грех, чем не крещенным быть. И в церкви с ними молиться не подобает истиноверующему. Сообщал он мне: «То есть антихристова полка, и от исполнения молитв в церкви бегите, дети мои, каки от всепагубного сына геены, пагубного сосуда сатаны. В дому своем творите молебен Господу нашему. Никона еретика, — пса адова злейшего и лютейшего, явившегося в мое время не слушайте. О нем же вам изреку, и проклинаю его во веки веков, ибо он паче всех древних еретик, иже были под небесами».
От этих слов, зловеще раздающихся в густом тумане, поручику стало зябко. Выходить к драгунам было бесполезно и он, прислонившись спиной к дереву, стал слушать дальше.
— А, правда, жив старец Лазарь? — выразил сомнение один из солдат. — Не сгорел в Пустозерске вместе с первоучителем Аввакумом?
— Жив старец Лазарь и совсем не сгорел, как не горят книги истинные. Странствует теперича по земле Сибирской, — ответил Привалов. — По тайным скитам староверов с поклоном ходит, что не оставили человеки истинной веры. Путешествует тореной дорогой, что Аввакум в «Житие» своем подробно описал.
— Там ему ж лет сто пятьдесят ныне будет! Разве ж живут столько люди? — засомневался другой.
— Люди живут столько, сколько Бог отмерил! А он святой! Видимо, Господу так угодно, — вставил слово кто-то еще. — Угодно чтобы жил Лазарь да нас неразумных вразумлял, направляя к истине.
— Ты, Николка, его самолично зрел? Или как? — все же не успокоился сомневавшийся.
— Видел, братья, видел…
— И какой он?
— Высокий, худой. Борода черная, лопатой по самый пояс. Глаза большие, ясные. Огнем так и горят. Свет от них ярок. Кого греет, а кого и холодит.
— Долго вы с ним говорили?
— Ночь, день. Еще ночь и еще день. На третье утро только слезно мы с ним расстались. Он пошел к Тобол-реке, а я в Степь. Сюда, значит, подался. Ибо сказал он мне: неси слово мое детям Господним киргиз-кайсакам, покуда ведаешь гораздо языком их.
— А, правда, что царь Петр Лексеич антихрист?[1] А Елизавета — дочь атихристова? — кто-то боязливо бросил вопрос.
— Дурень! Не приставай к Никольше с глупостями! — оборвали спрашивающего. — Коль Петр антихрист, то Лизка-приблудная ясно — дочь его.
— Не ссорьтесь, братья, ибо не правы вы оба! — ответил им Привалов. — Елизавета внучка антихриста, что явился на землю когда сошлись воедино три шестёры. В год 1666 сам Аввакум об том так пишет: «Я, братия мои, видел антихриста, собаку бешеную: плоть у него вся смрад и зело дурна, огнем пышет изо рта, а из ноздрей и из ушей пламя смрадное исходит; по нем царь последует ибо он и есть ныне царь». В год тот случился в Москве Вселенский Собор, и не стало истинной веры в кремлевских палатах. Лазарь был на Соборе и об том сказал мне так: «Опоили никониане царя Алексея Михайловича вином пьяно, а то было не вино, а кровь христианская. И вошел в царя православного, в телеса его добрые дух черен, антихристов. Царь Алексей Михайлович, частица колена Давидова, в том годе взошел на небеса смертию мученической и захватил его власть черен антихрист! В облике боговерном, государя нашего, губя отчий и дедин престол Русский, и семя государево, антихрист взял на ложе ничего не ведающую нову жену царя Алексея Михайловича младую Наталью Кирилловну [2] и через лоно ее породил себе наследника, — восхитителя престола римского, сиречь преемника своего Петра. Тати и разбойники духовные и светские, потакая Петруше в год 33 от того Собора распяли Русь точно Христа, сняли с нее драгую ризу православия. Облекоша себя в камзолы бесовские, свейские да немецкие — рубища антихристовы, устроили плясы сатанинские, называя их ассамблеями».
— И что ж теперь-то? — спросил один из солдат. — Так и ходить народу православному под треклятым антихристом и его выводков змеиных?
— Есть еще одно не загашенное семя от царя Алексея Михайловича. Как Божья лампадка в ночи горит оно. Только заперто то семя под семью замками.
— Это тебе тоже Лазарь поведал?
— Кое-что я и сам ранее сведал, — ответил Привалов, — но и, конечно, не удержался, расспросил о том Лазаря. И вот, что он мне сказал: «Был у царя Алексея Михайловича от первой супружницы Марьи Ильиничны [3], царство ей небесное, поскольку не повинна она, что последних три года по смерть свою с антихристом в браке проживала, сын Иоанн [4]. Хоть и родился Иоанн под знаком шестёр клятых, но зачат был Алексеем Михайловичем. И оберегая царское семя, Господь не дал ему ума, а может, и надоумил схорониться блаженным от антихриста, да семя святое передать далее. Через дочь того царевича Иоанна Екатеринию, через внучку его Анну и породился на свет новый царевич Иоанн [5]. Елизавета о том ведает и держит его в земле немчинов в черной крепости Шлиссельбург. Отроду тому царевичу девятнадцать лет. Только освободив его из темницы Русь снова обретет свет истинного Православия. Свергнет анихристово семя со своей шеи и вернет Старину, где беспошлинно будет можно носить бороды, одежды дедов наших и открыто креститься двумя перстами…
Далее слушать Самойлову стало страшно и противно до колик. Его даже затошнило. Осторожно, чтобы никто не услышал, он вернулся обратно в юрту и обессилено повалился на лежанку.
Утром следующего дня Андрей сказался больным и велел Остапу выводить драгун на свал леса без него. До сегодняшнего утра поручик провалялся в юрте, тупо разглядывая устройство шанырака. Когда Остап приносил ему горячую кашу в походном котелке, Андрей молчал и вяло ел, ковыряя ложкой мясо. Потом снова заваливался на лежанку и его устремленный к куполу юрты взгляд замирал.
Желая обрести временный покой, привести мысли в порядок и, наконец, определится во взаимоотношениях с Анной, Самойлов отдалился от Шустовой. Он сознательно обрек себя на отшельничество, чтобы понять: действительно ли он ее любит или это просто влечение к противоположному полу здорового молодого организма, столь естественное в замкнутом пространстве крепости. Вспоминая черты Капитанши по вечерам, Андрей взвешивал ее достоинства и обмерял мерками Северной Пальмиры.
При сравнении со светскими красавицами Санкт-Петербурга, Анна, несомненно, уступала. Но почему это обстоятельство так мучило его? Анна не претендовала на Самойлова как будущего мужа. Она знала, что у Андрея в Петербурге есть невеста, и все же недвусмысленно пригласила к себе. Первой сделала шаг навстречу, хотя по выражению смущенного лица Анны, это ей далось совсем не просто. Разглядывая зеленую ленточку, что Шустова привязала к его шпаге в тот вечер на плацу, Андрей мысленно ей признавался:
«Ведь я обманул тебя Анна! Нет у меня невесты… Перед отъездом в Сибирь, она отказалась от данного ею обещания: «любить и в горести и радости». Партия с поручиком лейб-гвардии, без богатого имения и многих крепостных, привлекает столичных барышень только романтикой навеянной рыцарскими романами и они легко отказываются от девичьих грез под влиянием благородных отцов. А на офицера затерянного в Сибири Олонецкого полка не взглянет и последняя дурнушка Санкт-Петербурга… Вот так-то, милая Аннушка».
Самойлов не знал, что обещанную ему ночь Шустова провела в обществе Румянцевой, он просто не пришел. Поручик лейб-гвардии Измайловского полка испугался. Испугался разрушить в себе непривычное ощущение, которое появилось в нем от страстного поцелуя Анны. Андрей понимал, что ничем необязанная встреча наедине может убить в сердце росток зарождающейся любви, и он бежал от близости.
Спасаясь от самого себя, покинув крепость и уединившись в лесу, Андрей и не предполагал, что судьба найдет его и здесь. Найдет и подкинет очередную задачу по проверке совести. Выкупленный в становище султана Абылая за свободу Марии Барымтача стал для Самойлова злым роком. Он снова поставил Андрея в затруднительное положение. Услышанный поручиком тайный разговор драгун Олонецкого полка, на самом деле был по сути страшен. Это была измена императрице и призыв к смене монаршей власти в империи путем утверждения на Российском престоле царевича Иоанна.
Как верный присяге офицер, Самойлов был обязан немедленно доложить об этом коменданту крепости. В условиях возможного нападения войск китайского императора на порубежные оборонительные линии, промедление вскрытия нарыва было чревато непредсказуемыми последствиями. Но как человек чести, он понимал, что, не утруждая себя долгими размышлениями, костоломы Тайной канцелярии, в лице Шумейцева и ему подобных, не будут делить драгун Олонецкого полка на Привалова и на тех, которые поддались его дьявольскому обаянию. О розыскных делах Андрей знал не понаслышке, он испытал структуру канцелярии на себе и в итоге угодил в Сибирь. Кроме Олонецких драгун могли пострадать, и старик Тюменев, и разговорчивый Тренин. Могла пострадать и Анна…
Об этом и о многом другом думал поручик Самойлов, рисуя в богатом воображении весьма неутешительную картину будущего. Уставив немигающий взор в никуда, он лежал и молчал, пока его не поднял и не встряхнул от полузабытья Юлсун Башкирцев.
Прибыв ранним утром на бивак, он зашел в юрту и громко отрапортовал:
— Господину поручику от коменданта крепости Святого Петра Тюменева ордер.
— Рад тебя видеть, Юлсун, — проговорил Андрей, впервые за несколько дней, услышав собственный голос.— Какой ордер? Заготовить еще несколько подвод с кругляком для казарм?
— Никак нет, Андрей Игнатьевич! Ордер на арест драгуна Олонецкого полка Привалова, так как он есть беглый оренбургский каторжанин и смутьян.
— Арестовать Привалова!
Андрей оживился, мучавшая его несколько дней хандра улетучилась. Он взял у Юлсуна пакет, нервно вскрыл его и, жадно поедая глазами, быстро прочел.
В ордере Тюменев вкратце писал следующее:

«При финансовом обыске на сатовке в таможенной избе, посланным туда по моему указу капралом Иваном Григорьевичем Андреевым, найдено негласное донесение. Написано оно на имя титулярного советника Шумейцева драгуном Олонецкого полка Николаем Приваловым. В свою очередь которого, жена солдата нерегулярного Ишимского полка Спиридона Крутикова Акулина опознала как бывшего каторжанина. В оном донесении Привалов указует на драгун расквартированного в крепости Олонецкого полка и винит их в тайном раскольничестве. Сам же титулярный советник Шумейцев, при проверке таможенных бумаг инженер-поручиком Трениным и капралом Андреевым уличен в сокрытии государевой казны, в размере тысячи рублей серебром.
По сим открывшимся обстоятельствам приказываю: поручику Самойлову незамедлительно взять под караул драгуна Привалова, кликнувшего Слово и Дело государево, и лично доставить в крепость Святого Петра для выяснения еще неизвестных обстоятельств сего многостороннего дела.
К ордеру № 519 от маия 5-го года 1760, прилагаю список неблагонадежных солдат обозначенных сим драгуном в тайном доносе».

— Юлсун! Откуда Акулине ведомо, что Привалов беглый каторжник?
— Не знаю, Андрей Игнатьевич. Утром, — чуть заря встала, Аким Иванович призвал меня к себе, выдал пакет и приказал срочно доставить до вас.
— Побудь здесь. Я сейчас.
Самойлов вышел из юрты и окликнул Остапа. Когда они зашли Андрей сунул в руки драгуна ордер коменданта.
— Читай, Остап!
— Так не разумею я буквиц, Андрей Игнатьевич! — недоуменно ответил тот. — Вы уж скажите чего писано, а мы исполним…
— Кто читать умеет? — Андрей был краток и суров.
— Привалов буквицы бачит…
— Еще кто?
Остап покосился на Юлсуна.
— Из солдат! — почти крикнул Андрей.
— Не бачу я! Че шо сдилалось-то?
— Кто еще из солдат знает грамоту? — упорствовал поручик.
— Илья Вологжанин вроде может прочесть.
— Зови, Остап. Только шуму не поднимай.
Растерянный драгун поспешил покинуть юрту.
Наблюдая за разговором со стороны, Башкирцев тоже терялся в догадках: зачем Самойлову понадобилось, чтобы секретом посланный поручику ордер коменданта прочел кто-то из солдат? И спросил об этом Андрея, когда они остались одни.
— Так надо, Юлсун, — тихо проговорил поручик. — Я не могу тебе всего сказать, но поверь — так надо.
Приведенный Остапом Илья Вологжанин, читал ордер коменданта вслух медленно, по слогам. Постепенно меняясь в лице, он запинался, некоторые фразы начинал сначала… Наконец, драгун закончил и поднял от бумаги глаза. Его напряженный, морщинистый лоб был потным и красным.
На растерянно-вопросительный взгляд Вологжанина, Андрей ответил:
— И твое имя, Илья, есть в том списке. И Остапово. И сорока других драгун. Тех, кого иуда на вечере у костра собирал.
— Так как же это? — Вологжанин сжал кулаки. — Он же, Андрей Игнатьевич, сам те речи задушевные и зачинал! Подбивал нас на взятие под власть крепости после Петровских торгов.
— Почему же после торгов? Начните сегодня! Сейчас! — Андрей вынул из ножен шпагу и рукояткой подал ее Илье.
— Да че шо вы, Андрей Игнатьевич! — встал между ними Остап. — Бачили мы про то — вирно! Но не порешили. Не зачинивались мы роптать. И служим государыне. Скильки не гутарии, а Привалов не сбил нас на смуту. А молчали потому, как за своего сего хлопчика знавали.
— Коль так, — проговорил Самойлов и вдел саблю в ножны. — Драгуны Вологжанин и Репа, приказываю взять Привалова под караул и доставить сюда немедленно.
— Слушаемся, Ваше благородие! — вытянулся в струнку Илья, а за ним и Остап, выказывая полное подчинение. — Мы его в момент до вас приведем…



Примечания.


[1] Учение раскольников о пришествии антихриста и вера в его господство составляет значимую часть Старины. Русские люди были уверены, что антихрист появится непременно на Западе, в римской церкви. В 1666 году предрекался конец света. Когда назначенный срок прошел, тогда отсрочили гибель мира на 33 года, предполагая, что сатана был связан клятвой не являться людям тысячу лет, не от Рождества, а от Воскресения Христова. Следовательно, Антихрист должен был появиться через 33 года в 1699 г. В 1698 г. Петр I возвратился из-за границы и начал кровавую расправу со стрельцами, это и многое другое упрочило в раскольниках веру в государя-антихриста.

[2] Наталья Кирилловна (1653-1694гг.) — в девичестве Нарышкина, вторая супруга царя Алексея Михайловича, мать Петра Великого.

[3] Марья Ильинична (ум 1669 г.) — в девичестве Милославская. Первая жена царя Алексея Михайловича.

[4] Иоанн V Алексеевич (1666—1696) — сын царя Алексея Михайловича и его первой жены Милославской. Соправитель Петра I Иван Алексеевич был человек слабый, болезненный, не способный к государственной деятельности. В 1684 г. он сочетался браком с Прасковьей Федоровной из рода Салтыковых и имел дочерей Марию, Феодосию, Екатерину, Анну и Прасковью. К 27 годам Иоанн плохо видел и был поражен параличом. Скончался скоропостижно и погребен в московском Архангельском соборе.

[5] Иоанн VI Антонович (1740-1764 гг.) — сын племянницы императрицы Анны Иоанновны, принцессы Макленбургской Анны Леопольдовны, и герцога Брауншвейг-Люнебургского Антона-Ульриха, род. 12 августа и манифестом, от 5 октября 1740 г., объявлен Анной Иоанновной наследником престола. После ее смерти 17 октября 1740 г. провозглашен императором с регентством герцога курляндского Бирона (манифест от 18 октября). По свержении Бирона Минихом (8 ноября) регентство перешло к Анне Леопольдовне, но ночь на 25 декабря 1741 мать и сын арестованы Елизаветой и последняя провозглашена императрицей. Убит стражей в крепости Шлиссельбург, в результате заговора по его освобождению В.Я.Мировича.



© Сергей Вершинин, 2010
Дата публикации: 03.07.2010 10:50:15
Просмотров: 1950

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 16 число 58: