Судьба Несмелова

Алексей Литвяков

Форма: Повесть
Жанр: Психологическая проза
Объём: 55425 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

I

- Эй, вставай… ну, живой ты там? - кто-то сквозь сон шептал на ухо. Степан медленно стал перекатываться на другой бок.
- Вставай… сдох что-ль?
Противный кашляющий визгливый смех пронзил всё тело и выбросил сон из головы. В упор смотрела безобразная смеющаяся физиономия.
- Вставай, идиот, доктор ждет, не один ты такой. Быстрей!
Степан покорно поднялся и побрёл темным коридором вслед за потревожившим его сон человеком. Пока шли, он усиленно пытался вспомнить ту ночную тревогу, точнее, её причину. Ничего не выходило. Он почти уловил смысл сновидения, но объяснить его человеческим языком было невозможно.
Зашли в маленькую квадратную комнату, куда едва умещались два стула и стол. Стены с потолком были выкрашены в болотно-зелёную краску с жирным отблеском. Над головой висела лампа. Свет её не очень то и ярок может из-за черного налета на ней, а может из-за пробивавшегося сквозь окно солнечного света. Ржавая оконная металлическая решетка отделяла неприятную затхлую сырость комнаты от свежести майского утра.
- Приветствую, доктор. Вот привёл, - бодро проговорил провожатый и, не дожидаясь ответа, вышел за дверь.
За столом сидел молодой доктор лет тридцати, бегло просматривал какие-то бумажки и перекладывал их из одной стопки в другую.
- Присаживайтесь, - с сонливостью в голосе проговорил он.
Степан сел за стол напротив доктора.
- Степан Николаевич, так?
- Да.
- Как спалось? – весело поинтересовался доктор.
- Как обычно – тревожно. Что-то гнетёт… не могу избавиться от этого ощущения, - тихо проговорил Степан Николаевич.
- Хорошо… а ты вообще понимаешь, почему здесь находишься? - сердитой шипящей скороговоркой выпалил доктор, - понимаешь?!
- Вероятно, я-я болен… эта тревожность, я думаю, и есть болезнь… ещё провалы в памяти, точнее её отсутствие. Я н-ничего не помню… Иногда мне кажется, что я тут и родился… Ведь так? Это правда, а? - испуганно пролепетал Степан.
Доктор молчаливо уставился взглядом в какой-то документ и ничего не ответил.
- Опишите вашу тревожность? - врач перешёл на хладнокровный тон.
- Меня кто-то зовёт, а я ответить не могу… каждую ночь… а я ответить не могу… не пойму, что отвечать и кому… я бы побежал даже к зовущему… бежать то вот только не знаю в какую сторону. А когда солнце светит, ну, день в смысле, я очень горд собой. Откуда эта гордость и берётся? Я - сильный. Сейчас начинаю это чувствовать, а ночью опять зовёт. Вы мне, доктор, уколов побольше вкалывайте… побольше, я вас прошу, чтоб я знал, куда и к кому бежать… или пусть уходит, мне и без неё хорошо.
- Значит, голос всё же женский?
- По-моему, да… А ещё мне хочется надеть белый халат. Вот на вешалке у вас тут висит. Я, как входил, хотел надеть… автоматически так, понимаете? Может вы мой сын, сынок мой родной?.. убей эту женщину… зовет и зовет! Пускай к чертям катится! Убей её, сынок, убей гадину, дай пожить спокойно!!! Или идите вы сами все к чёрту, так я с ней уйду!!! - дикий крик вырвался из груди Степана. Он начал требовательно стучать кулаками по столу да так, что стопки документов рассыпались и некоторые из них упали на пол.
Доктор без видимой тревоги встал и отошёл в угол комнаты. Лежащие россыпью на полу бумаги, похоже, теперь его совсем не интересовали, хотя пять минут назад он так аккуратно раскладывал их. В глазах у Степана всё поплыло и он потерял сознание.

II

Степан Николаевич Несмелов лет двадцать назад приехал в наш город сразу после окончания московского медицинского института. Нашлась ему работа хирургом в городской больнице.
С Несмеловым приехала молодая жена. Очень, говорят, симпатичная и к тому же большого мнения о себе и своем супруге. Нашёл её Степан Николаевич в пору студенчества в Москве. Жена – представительница известной научной династии, дочь профессора, преподававшего в медицинском институте. Хотя она эту династию и прервала, так как была единственной дочерью, а с медициной её не связывало решительно ничего, ну, кроме мужа, конечно.
Молодые супруги были очень воодушевлены переездом в маленький городок. Ровно через год ситуация изменилась. Жена Степана Николаевича начала высказывать своё недовольство «мерзким маленьким городишкой, в котором одни алкаши живут и пообщаться не с кем». Говорила, что «он заслуживает большего, лучшей практики и гигантских денег». Несмелов был настроен более оптимистично и спокойно перечислял все плюсы пребывания семьи здесь. Ему нравился город, ему не нужна была изнуряющая головоломная практика, а деньги его вообще мало интересовали. Не вытерпев такого отношения, молодая жена собрала вещи и уехала в Москву. Месяца через четыре Несмелов получил по почте решение суда, лаконичная формулировка которого «не сошлись характерами, сохранение семьи невозможно» поставила окончательный крест на семейной жизни.
Это было ударом, но, как позже признавался сам Степан Николаевич своему знакомому коллеге хирургу Правдину, этого удара он ожидал и в глубине души даже страстно жаждал, одновременно боясь. Жажда ожидания «развязанных рук» в достижении именно своих заветных целей, а не целей супруги. Более того, он понимал, что это даже не её цели, а цели отца-профессора, которые она, не ведая, признавала своими. Упомянутые цели постепенно стали путеводными звёздами их семейной жизни. Несмелов признавал это справедливым, но в своём отношении к супружеской действительности ощущал себя фальшивым и старался быть «как все» в надежде, что со временем он привыкнет и всё пройдет. Не проходило. Степан Николаевич всё больше искал одиночества. С другой стороны, он просто трусил. Его жена была красива, в меру умна, в меру понимающа, в меру заботлива. Правдин говорил, что надо быть дураком, чтобы лишиться такого сокровища. Под дураком он, конечно, понимал Несмелова. Однако всё разрешилось само собой, но душевного успокоения Степану Николаевичу не принесло. Он не мог себе простить, что причиной размолвки стала всё-таки его нерешительность. Уверенность в необходимости одиночества для «развязывания рук» тоже отсутствовала.
Как водится, тупиковая ситуация вылилась в литры алкоголя и в часы бессмысленных веселых разговоров с совсем неизвестными девушками (знакомыми Правдина) по вечерам в несмеловском доме. Правдин приводил их исключительно с целью показать чудака. Девушки смеялись и под утро расходились, даже не попрощавшись с Несмеловым. Правдин ощущал себя лидером вечеринок. Демонстрируя Стёпу (он его так называл), Правдин приобретал в глазах девушек черты оригинального человека. Ведь он был лучшим другом (таким его хотел видеть Несмелов) «странного человека», что не мешало отпускать язвительные шуточки в адрес Стёпы. Степан Николаевич понимал, что Правдин гадкий человек, но ничего поделать не мог.

III

Несмелов пил чай в ординаторской. Ему около пятидесяти. В жизни мало что изменилось: тот же дом, то же одиночество, тот же неотступный друг Правдин. Однако Степан Николаевич ныне считался неплохим врачом. Люди его уважали, советовались. В каком-то роде он приобрел славу в нашем городе.
- Ну, как дежурство? – поинтересовался вошедший Правдин.
- А, это ты… уже семь? – чуть хриплым голосом спросил Несмелов.
Правдин своим внезапным появлением пробудил Степана Николаевича толи ото сна, толи от неведомых дум.
- Семь-семь, - недовольно пробурчал Правдин, - как дежурство спрашиваю?
- Привезли часа в три ночи… экстренный. Я его в операционную. Честно, думал помрёт. Выжил. Похоже, я не так уж плох, - с оживлением отчитался Несмелов.
- А что ж там было то? – с серьёзным лицом допытывался Правдин.
Степан Николаевич с напускной вялостью в словах описал ночную операцию. Правдин принял вид человека, которого ничем не удивишь, и уж точно такой глупостью. Интерес к теме он тщательно прятал за маской безразличия, хоть факт ему был и занятен.
Пётр Антонович Правдин - человек плотного телосложения, невысокого роста с шевелюрой торчащих ёжиком чёрных волос. По возрасту ровесник Несмелову. Пётр Антонович выставлял себя очень важным человеком, опытным хирургом. Пациенты видели в нём, напротив, снующего туда-сюда по коридору лохматого доктора, вечно спешащего, по каким делам - неизвестно, поэтому относились к нему с иронией. Диагнозы он ставил прямо при входе в палату, не давая больному и двух слов выговорить, часто даже не осматривая. Такой подход он считал крайне профессиональным. У Правдина даже методика своя сложилась – угадывания диагноза по выражению лица пациента. Последние опасались, что либо их не от того будут лечить, либо не то вырежут.
- Ну и что тут такого, Стёп, классический случай. Не мелочь, конечно, но всё это давно описано и разобрано в теории, - заметил с зевком Пётр Антонович, провожая взглядом в окне проезжавшую карету «Скорой помощи».
- Где это описано? – с обидой в голосе, но робко произнёс Степан Николаевич, - я такого не встречал в теории.
Внутри Несмелова кипело негодование на Правдина за его откровенную ложь, подкрепляемую самоуверенным тоном. Степан Николаевич постоянно боролся с этими внутренними приступами гнева. С одной стороны, он хотел поставить Петра Антоновича на место и он это блестяще бы сделал. С другой стороны, понимание того, что собеседник обидится, остужало его пыл. Но...
- Где описано, ты говори, продолжай, Петь, в какой такой теории? – вскипел Несмелов, пытаясь придать своим словам тон спокойный и обыденный.
Руки Степана нервно тряслись. Правдин резко обернулся, но взгляд устремил в пол, лишь изредка поднимавшийся на собеседника как бы исподлобья.
- Стё-ёпа-а, - растягивая гласные, начал он, - да ты знаешь, что я в Штатах стажировался, ты ведь знаешь, там я изучал… довольно долго изучал… досконально исследовал… под руководством опытных штатовских профессоров. Такие операции там с закрытыми глазами делают. Российская медицина ужасна, ни техники, ни технологий. В Штатах технологии, Стё-ёпа-а. Да впрочем, если в России такую технику поставить, так ещё хуже сделают. Дураки вокруг, сплошное разгильдяйство. Работать не хотят и не умеют. Дело и не в стране, а в людях. Людей менять надо, Стё-ёпа-а, людей. Они даже специально калечатся, потому как ума нет, и к нам попадают под нож. У меня в прошлом месяце такой один помер. Пил, не просыхая. Я ж ему говорил, бросай, сгоришь, а он со смехом только дозу ежедневно увеличивал. Дурак, как и все. Каждый дурак, а бессмертным умником себя почитает. Дураки вокруг.
Пётр Антонович ходил по ординаторской, смотря в пол, и широко размахивал руками. При слове «дураки» бил себя кулаком по лбу. Несмелов тем временем припоминал разговор между врачами месяца три назад. Тогда неожиданно выяснилось, что Правдин в совершенстве владеет английским языком. Это большая редкость в нашем городе. Начали спрашивать, откуда у него такие познания. Он рассказал, что был в Штатах (Америку он никогда не называл Америкой, слово Штаты ему больше нравилось, может по неизвестной нам магической причине, а может из-за того, что никто не называл у нас Америку Штатами) ещё в школьные годы.
- Во-первых, я думаю, что мёртвых пациентов дураками обзывать некрасиво, - со скрытым негодованием промямлил Несмелов, - а, во-вторых, - Несмелов прервался, раздумывая продолжать или нет, - во-вторых, как ты мог досконально исследовать подобный случай, если в Америку ты ездил школьником… какие опытные профессора… фамилии хоть назови.
- Стё-ёпа-а, - Правдин в испуге остановился на месте, покраснев.
Он готов был провалиться сквозь землю и не из-за рассказанной им только что сказки, а из-за мысли как он мог допустить такую оплошность, ведь он всем объявил прежде, что в Штаты ездил школьником. Каким теперь идиотом его посчитает Несмелов и весь персонал больницы?! Все будут смеяться за спиной, ведь «этот оболтус растрезвонит».
- Надо меньше болтать, зачем людям знать мои мысли, буду более сдержанным, - подумал Пётр Антонович, - если надо, назову… что ты вообще ко мне пристал?! - уже вслух добавил он толи с отчаянием, толи со злобой.
Правдин был зажат в угол. Несмелов понимал ситуацию, однако, ему стало ужасно неудобно за своего оппонента, как будто его самого поставили в тупик. Пётр Антонович нервно разбирал и собирал авторучку. На счастье обоих зазвонил телефон, но оба оставались в оцепенении.
- Петь, возьми, - умоляюще произнёс Степан Николаевич.
Петя в ярости схватил трубку, да так, что телефон чуть не упал со стола.
- Правдин, хирургия, - нервно пробубнил он, послушал секунд десять и бросил трубку.
- Хорош чаи распивать. Собирайся в приёмный. Тяжелейший случай, тяжелейший, слышишь? По твоей части как раз, - ухмылялся Пётр Антонович, - а мне некогда, я не готов ещё… давай, Стёпа, давай!

IV

В приёмном отделении ожидали своей очереди двое молодых людей: парень и девушка.
- Я умираю, умира-а-аю! - кричала сквозь слёзы девушка, - это ты во всём виноват, ты хотел меня уби-и-ить!
- Замолчи, сейчас же замолчи, - гневно шептал ей парень.
Он пытался сохранять вид спокойного и делового человека, переминаясь с ноги на ногу. При смене ноги он переменял и направление своего взгляда соответствующим образом, поворачивая голову, как-будто высматривая кого-то знакомого.
Парня звали Никита, фамилия – Воробьёв. Он был не очень-то известен, но на людях держал себя как знаменитость. Воробьёв очень крупный и высокий молодой человек, вида привлекательного и одет в неплохой хорошо сидящий деловой костюм. Красный галстук (этот последний писк моды) очень ему шёл. Никита занимал (правда, недавно) должность помощника прокурора нашего города. С лица его редко сходила приятная улыбка, даже в подобные «трагические минуты».
- У меня сотрясение мозгов, негодяй! - не унималась девушка, - вот кровь, посмотри, кровь идёт! - она наклоняла голову, пытаясь показать Никите рану.
- Да, ничего там нет, тихо, я тебя умоляю.
- Где этот чёртов доктор, меня тошнит, я же потеряю сознание, ноги холоде-е-еют!
- Чёртов доктор – это я, - поправляя очки, сурово поприветствовал парочку Несмелов, - кто умирает?
- Вот этот уронил меня на пол, я ударилась, вот здесь, смотрите, - девушка наклонила голову.
Парень пожал плечами и нервно усмехнулся, крутя пальцем у виска.
- Ничего не вижу, нет там ничего, - сухо заключил Степан Николаевич, - смотрите на мой палец.
Доктор начал рисовать поднятым вверх указательным пальцем воображаемый крест перед глазами девушки. Та покорно водила зрачками.
- Всё в порядке, просто переволновалась, - улыбнулся Несмелов.
- Просто переволновалась?! Да у меня сотрясение мозгов, вы не хотите меня лечить, я умру, а вас жалкий докторишка посадят за решётку… за ржавую решетку! Будете сидеть и меня вспоминать! - бушевала больная, - Никита, ты это видишь?! Запомни этот вопиющий случай! Ты прокурор, или кто?! Посади его в каталажку!!!
Девушка схватила стоявший на столе стакан воды и плеснула его в лицо доктору. Никита был в бешенстве, это стало видно по его бегающему взгляду то на доктора, то на девушку. Но он сдерживался, натягивая уже глупую улыбку. Медсёстры приёмного отделения, открыв рты, изучали реакцию Несмелова и ждали разрешения неудобного положения.
Степан Николаевич в упор смотрел в лицо раскрасневшейся девушки. Время для него остановилось. Он никогда в жизни не испытывал такой глупой ситуации. Иногда, лёжа в темной одинокой комнате, он представлял случаи грубости и хамства и думал, как надо на них отвечать. Тогда он приходил к выводу, что на хамство нужно отвечать хамством. К счастью, в жизни до этого момента он с подобным демонстративным неуважением не сталкивался. Сейчас его теория по кирпичику рушилась с неимоверной скоростью.
Несмелов стоял и думал, напротив, как она прекрасна. Гневная пациентка была лет двадцати. Длинные прямые и густые чёрные волосы ниже плеч, большие глаза, чувственные губы – всё было в ней прекрасно. Нервная возбужденность только украшала её лик. Грудь поднималась от частого и глубокого дыхания. Казалось, она сейчас бросится душить опешившего Несмелова.
- Пожалуйста, заметьте, не сотрясение мозгов, а сотрясение мозга, - ласково начал Степан Николаевич.
В тоне его не было ни капли усмешки. Никита с ужасом смотрел на девушку, ожидая ужасного взрыва.
- Я бы с радостью и полечить, да не от чего, - не унимался растаявший Несмелов.
Медсестры переглянулись. Они не видели доктора таким никогда. С пациентами он держал себя холодно, а тут… Мысли о внезапно возникшем чувстве симпатии они отбросили сразу. Несмелов ей в отцы годился.
- Понятно… если я не больна, тогда домой поеду, - девушка смотрела в упор на Степана Николаевича, с лица которого капали капли воды, - слышал, Никит, не больна я, поехали.
Она взяла Воробьева под руку и буквально выволокла его из кабинета. Последний лишь успел неуклюже улыбнуться доктору.

V

Несмелов сидел на разостланной постели и смотрел на белую стену прямо перед собой. Рядом на тумбочке стоял недоеденный ужин, состоящий из котлеты, слегка недоваренных слипшихся макарон и кусочка чёрствого чёрного хлеба. Ужин был традиционен. После него у Степана Николаевича возникала изжога, неприятный тяжёлый привкус и сухость во рту. Чай наш герой, несмотря на жажду, после ужина никогда не пил.
Степана считали странным человеком. Обстановка в его доме служила главной причиной упомянутого мнения. В жилище не было ни телевизора, ни телефона, ничего, что связывало бы его с внешним миром. Дом состоял из веранды и двух жилых комнат: спальной и «огромной». Другого названия, кроме как «огромная», придумать невозможно, так как функционально принадлежность определить невозможно. По площади она действительно гигантская и совмещала кухню, столовую и гостиную. Вдоль стен стояли стеллажи с книгами, посреди – круглый обеденный стол, в дальнем углу электрическая плита и стол для готовки. В другом углу – рабочий стол, считавшийся одиноким островком порядка и опрятности в берлоге Степана Николаевича.
Приходившие изредка гости на пороге в веранде сталкивались с горой обуви на все сезоны: летние сандалии неплохо сосуществовали с грязными зимними ботинками. Далее обнаруживалось отсутствие дивана в гостиной (Несмелов продал его сразу после отъезда жены, видимо, по причине тяжёлых воспоминаний, в нём заключавшихся), поэтому визитёры рассаживались на деревянные стулья вокруг стола.
Несмотря на убогость, жилище доктора каких-нибудь пятнадцать лет назад представляло из себя место паломничества городской молодёжи, особенно девушек под предводительством Правдина. Петя тогда безустанно шутил (большей частью колко в отношении Стёпы), смеялся и пытался устроить свою личную жизнь. Однако девушки относились к Правдину с холодком, они бы вообще с ним не общались, просто, он был пропуском в мир таинственного Несмелова. Последний же с серьёзным видом рассказывал что-то несмешное, но присутствующие находили эти рассказы очень юмористичными. Стёпа даже обижался, но ненадолго.
Может сложиться впечатление, что Степан Николаевич неопрятен. Отчасти это правда, но только отчасти. Раз в полгода ему надоедало жить в бардаке и он затевал генеральную уборку, быстро утомлялся и, не доводя намеченное до конца, засыпал. Постель Степан не заправлял никогда с того дня, как уколесила его красавица жена. Он не видел смысла в этой процедуре и поэтому не тратил сил. Несмелов один раз как-то признался внимательно слушающим его девушкам, что силы на мелочи он не тратит, так как чувствует, что они ему ещё пригодятся. За этим следовал дружный хохот.
Тем временем, Стёпа, продолжал смотреть на белую стену. На ней как на экране он мысленно прокручивал образ утренней пациентки. Чувство чего-то нового не покидало сердце.
- А как же Лиза (так звали жену Несмелова), неужели я её не любил? – горько заключал Степан Николаевич, - нет, быть того не может, я любил Лизу, любил. А как же те мгновения, когда я представлял, как она умирает, и приходил к мысли, что дальше моя жизнь уже будет невозможна? Я любил только будучи рядом с ней, а как не стало, так и перестал любить… А эта сумасшедшая сегодня утром в больнице… тут дело иное, но неужто тоже любовь? Я ведь понимаю, нам никогда не быть вместе: она не свободна, в дочери мне годится, я даже имени её не знаю! Надо прекращать о ней думать, незачем о ней думать, - грустно размышлял Степан, - ой, да я её не увижу больше никогда! Подумаешь, красива.
Несмелову стало грустно от мысли, что он её больше не увидит.
- А вдруг это судьба?! – он встрепенулся и на несколько секунд замер, - если судьба, то само как-нибудь образуется. Чего мне её искать что-ль? Смешно. Красива, конечно, да и Бог с ней… спать надо, - успокоился доктор.
Степан Николаевич долго не мог уснуть. Не то, чтобы думал о чём то, просто ворочался, так бывает после тяжёлой ночной работы.

VI

Несмелов, записав несколько слов, отложил тетрадь в сторону. Правдин сидел на диване и, скрючиваясь всё сильнее и сильнее, вглядывался в глянцевый журнал, будто высматривал в нём некую мелочь, недоступную невооруженному глазу. Петр Антонович чувствуя на своём затылке взгляд Степана, вдруг внезапно вскочил и зашагал по ординаторской. Правдин не терпел молчаливых моментов, которые складывались между находящимися наедине двумя знакомыми людьми. Он считал это признаком плохого тона, более того, по его убеждению, молчание показывало отсутствие тем для разговора и свидетельствовало об исчерпанности доверительных отношений.
- Так, вот так… ага, - Пётр Антонович поправил брюки, - значит, что у нас на сегодня, какие планы, так-так, ага, - он подошёл к висящему графику дежурств на стене и принял задумчивый вид.
Сейчас в правдинской голове мысли отсутствовали, хотя физиономия показывала активную мозговую деятельность. Бубнёж «так-так, ага» должен был подкрепить в окружающих уверенность реальности и важности происходящих в голове Петра Антоновича логических операций.
- Я вчера как задумался, так и ужаснулся, Стёп, у Канта просто безупречная логика. Пример, как мозг должен работать, - вероятно, видя в себе Канта, бодро воскликнул Правдин.
- К чему тут Кант, о чём это он? - подумал Стёпа и, глядя на друга, нахмурил лоб.
- В институте на факультативе я очень плотно занимался философией, Кантом особенно. Помнишь его гениальную дефиницию трансцендентальности?
- Нет, - отрезал Несмелов.
Думал он сейчас не о Канте. Точнее, он тоже ни о чем не думал, просто было настроение задумчивое. Петя решил резко сменить тему.
- Я к тебе сегодня вечерком зайду, - постановил он.
- Зачем?
- Помнишь, я говорил о нашем деле? – Пётр Антонович сделал акцент на слове «нашем», - надо обсудить детали, проанализировать, взвесить все за и против, в общем, поработать мозгами.
Степан Николаевич вспомнил о бредовой идее Правдина открыть частную клинику.
- Ах да, Петь, - с показным энтузиазмом отозвался Стёпа, - заходи.
- В общем, в восемь будь готов, - в приказном тоне отчеканил Петя и с приговариваниями «так-так» быстрым шагом выскочил в коридор.
На выходе он столкнулся со знакомой нам уже молодой гневной некогда пациенткой.
- Как мне Несмелова Степана Николаевича найти? – без запинки спокойно спросила незнакомка.
- Вон… вон там, - Правдин небрежно махнул рукой и, делая вид, что ему очень некогда, сломив голову, побежал дальше.
Степан, услышав её голос, растерялся.
- Судьба, - сразу промелькнуло в голове.
- Здравствуйте, как поживаете? – поздоровалась девушка, - вы меня, наверное, не помните, - с усмешкой добавила она.
- Я о вас думал, - неожиданно для себя проболтался доктор именно в тот момент, когда пациентка говорила слова «не помните».
Они посмотрели друг на друга. Никто из них не ожидал подобной сцены: Несмелов от крайнего удивления её прихода, она - от фразы «я о вас думал».
- Маргарита, - девушка протянула Степану Николаевичу руку.
- Приятно очень.
- Я… я прошу… прощения, в общем, за тот поступок, мне ужасно стыдно, извините , - перебарывая себя, произнесла Маргарита.
Несмелов кивнул головой.
- Я несдержанна, мне и Никита говорит… ну, тот большой, со мной что был.
Степан продолжал кивать головой. В ординаторскую вбежал Правдин.
- Я пошла, не буду отвлекать, - девушка улыбнулась и вышла.
- Что это? – спрашивающе кивнул головой Пётр Антонович, - а-а-а, - улыбка искривила его рот, - понятно, принесла, да? Правильно, Стёп, наконец-то ты послушал дружеского совета. Деньги лишними не бывают в наше время. Тем более, стартовый капиталец как раз кстати. Сколько, Стёп, сколько?
- Прекрати! – гневно выпалил Несмелов, - я в медицину не за деньгами шёл!
- Ты пойми, Стё-ёпа-а, главное для человека – выживание. Больше денег – больше шанс выжить. Всё элементарно, - философствовал Правдин, - стоп, - опомнился он, - а если не деньги приносила, тогда зачем она приходила, кто такая?
- Знакомая.
- С каких это пор ты с девчонками знаешься? – Пётр уставился на Стёпу.
Степану Николаевичу показалось, Правдин вычислил его давешние вечерние мысли.
- Нет, незнакомая, неправильно выразился, - замялся Степан, - я сам не понял.
- Чудной… точно даже сказать не может. Учись говорить точно. Неверные дефиниции убивают понимание между людьми, отношения расстраиваются. Как мне тебя понимать, Стёп? – вдогонку заметил Петя уходящему из ординаторской Несмелову.

VII

Вечером компания была в сборе. Степан Николаевич с видом внимательного слушателя воспринимал плотный поток деловой информации. Пётр Антонович даже ни разу не прикоснулся к предназначавшейся ему чашке чая. Он был очень воодушевлён, но не важностью передаваемых слов, а тем, как он чётко и без запинки их произносил. Правдин не пытался быть понятым. Ему просто нравилось говорить.
- Стёп, это наш шанс (слово «наш» Петя акцентировал специально для надёжной мотивации Несмелова). Никто, никто до этого не додумался. Сам посуди – ни одной частной клиники в городе.
- Так ведь и людей немного, - рассуждал Степан.
- Ты не понимаешь, люди заинтересованы в качественной медицине, им нужно сочувствие, понимание, комфорт, в конце концов, - Правдин воодушевленно рисовал в воздухе руками геометрические фигуры.
- Петя, а вот скажи, что мешает тебе дать людям сочувствие, понимание и качественную медицину прямо сейчас, у нас в больнице? – заинтересованно спросил Несмелов, не сводя глаз с собеседника.
Пётр Антонович, истерически захохотал, резко встал из за стола да так, что едва не пролил чай. Походив по комнате, уняв смех, он скрестил на груди руки и учительским тоном парировал Степану Николаевичу.
- Стё-ёпа-а, обмен в жизни людей значит очень много. Обмен – это глубокий подсознательный принцип построения общества. Если я делаю тебе что-то, ты мне должен. Так люди ощущают единение. Я не говорю о деньгах… пока. Я говорю о встречном вознаграждении. Лечу я, допустим, человека, делаю ему операцию. В итоге он здоров, встаёт с больничной койки и уходит домой. Я спас ему жизнь, а он просто встаёт и уходит! Это дикость, Стё-ёпа-а! Ты не подумай, я не против бесплатной медицины, но она изжила себя. Ты возразишь, этот больной платит налоги, благодаря которым мы получаем зарплату. Соглашусь. Заметь, я не обсуждаю величину наших зарплат - они мизерные… не о величине разговор, здесь поглубже копать надо. Психология, Стё-ёпа-а, пси-хо-ло-гия. Разве мой больной ощущает, что платит налоги. Нет. Он даже не видит этих сумм. Иногда в его голове возникает мысль – куда идут налоги: наша больница тошнотворна. Человек уверен – государство его обирает, что деньги до нашей больницы не доходят, следовательно, мы его вылечили, а он нам ничего за это и не предоставил. Я ведь не о себе забочусь. Об этих беднягах думаю, Стё-ёпа-а. Каково ему теперь жить с этой ношей… С подсознательным ощущением долга передо мной. Он бы и рад расплатиться, но государство кричит – взятка, плохо, аморально. А он чувствует, есть должок. Кто-то в этом случае, несмотря на запрет, благодарит меня. Я ни сколько не противлюсь этим деньгам, я знаю – снял с человека груз психологический. А ты не берёшь никогда, думаешь что плохо. Тем самым человеку ты вредишь. Он хочет тебя отблагодарить, а ты его прогоняешь. Отсюда и злоба в обществе. Если я буду к людям ещё и сочувствие с пониманием оказывать, то у них просто денег не хватит, - расхохотался Правдин.
В душе Степана опять закипало. Его разрывали два чувства. С одной стороны, привычная неприязнь к вульгарной философии Правдина. С другой, улавливание в ней щепотки истины. В чём заключается истина, он не понимал.
- Почему я не высказываю ему свою неприязнь? Какой он мне друг? Нет у нас ничего общего. Словоблудие его невозможно слушать. Он думает, нравственность изжила себя… нормально – это делать так, как он говорит. Его никогда не мучает совесть, берёт деньги с больных и убогих и глазом не моргнёт. Ведь даже цену озвучивает. Наглец. Ну, почему тогда эти больные и убогие с радостью раскошеливаются? Ещё и спасибо говорят. Неужели не понимают, что он наглец? Так изящно передо мной оправдывается. Все, все подобны ему. Я один вижу мерзость в этом? Невозможно, чтобы все были глупцами, а я один прозорливец, - Несмелов сделал паузу в размышлениях, - неужели Правдин прав?!! Может я трус – боюсь ответственности за мздоимство?! Иногда я ловил же себя на мысли о том, как бы неплохо поправить своё благосостояние… я трус. Не могу сказать в глаза не из жалости к нему, а из-за трусости. Наверное, не хочу скандала. Воли нет.
- Чего молчишь, Стёп? – спросил Пётр Антонович, - согласен?
- В принципе, да, - пробудился от раздумий Несмелов.
- Вот тебе бизнес-план, почитай, а я пошёл домой. Поздно. Жена волнуется. Пока.
Правдин поднялся и ушел.

VIII

Несмелов откинулся на спинку стула.
- Я безвольный трус, - думал он, - живу неправильно. Оттого и одинок. Мораль была раньше. В книжках о ней начитался и пытаюсь увидеть её в окружающих. Но время другое настало. Правдин прав.
Частый стук в оконное стекло напугал Степана Николаевича. Подойдя к окну, он увидел Воробьёва и Маргариту. Несмелов пошёл в веранду, открыл дверь и впустил нежданных гостей.
- Здравствуйте, Степан Николаевич, мы случайно проходили мимо, и Рита предложила зайти к вам, чтобы извиниться за свой некрасивый поступок тогда в больнице, - улыбчиво пояснил цель визита Никита.
- Добрый вечер, но как…? – поздоровался и хотел уж продолжать Несмелов, однако, Маргарита прервала его вопрос.
Доктор хотел спросить, как они узнали его адрес, а самое главное, зачем Рита пришла извиняться, если давеча уже просила прощения. Девушка приложила указательный палец к губам, предостерегая Степана Николаевича от лишних расспросов.
- Проходите, пожалуйста, - Несмелов пригласил молодых людей в «огромную» комнату к столу.
- Да, нет-нет, мы ненадолго, - замахал руками Воробьёв.
- Никита, человек приглашает нас к столу, не будем обижать хозяина, - капризно одёрнула своего кавалера Рита, - спасибо за приглашение, уважаемый доктор.
Все трое вошли в комнату.
- Ого, сколько книг!!! – восторгался Никита, - вы все их прочли или они у вас, извините, в качестве антуража.
- Прочёл. Раньше увлекался, напитывался информацией, - засмеялся Степан Николаевич, присаживайтесь к столу. У меня чай есть. Присаживайтесь-присаживайтесь.
- Чему он так смеётся? Странный очень. Зачем мы вообще сюда зашли, какая надобность? Очередной Ритин каприз. С ней очень тяжело, непонятно, что в голове? – думал про себя Воробьёв, усаживаясь за стол.
- Уважаемый доктор, я облила вас водой из стакана и накричала на вас, но прощения, по сути, мне просить не за что. Просто я такая… несдержанная. Не могу себя контролировать, поэтому вины моей нет. Всё-таки, следуя приличиям… извините, - разливавшему чай Несмелову, строго и без эмоций протараторила девушка.
Слово «извините» было произнесено с лёгким тёплым кокетством. Никита строго посмотрел на Маргариту.
- Очень вас понимаю, - с иронией ответил Степан Николаевич.
Несмотря на молодость гостей, доктор обращался к ним исключительно «на вы». Он ко всем обращался так, но не понимал почему. Сейчас он поймал себя на мысли, что стесняется Воробьёва – очень уж тот стал вести себя по-простому и вольготно в его собственном доме.
- Я смотрю, вы не очень-то обидчив? – обратился Никита, - мне рассказывали о вас.
- Что рассказывали?
- Говорят, совестливый вы. Не обижаете никого. Это ваше воспитание? Книги повлияли? – свысока интересовался молодой человек.
- Всегда таким был, как помню себя. А книги, что книги…
- Вы интересное выражение употребили – «информационное наполнение». Сами придумали?
- Я как-то особо и не думал. Само выскочило, - удивленно отвечал Несмелов.
- Очень редко сейчас встретишь людей, которые читают книги. Я ведь тоже интересуюсь беллетристикой, - продолжал Воробьёв, - но здесь главное совместить информационное наполнение с логическим его оформлением в систему, чтобы знания давали практическую пользу. Я – юрист, имею дело с законом. А что такое закон?
- Не задумывался, - растерялся доктор.
- Это вас не красит, надо знать. Незнание не освобождает от ответственности. Закон это упорядоченное в систему знание о действительности, а именно, о социальных отношениях. Люди тысячелетиями познавали эту действительность, прошли путь от «войны всех против всех» до нашего счастливого гуманистического века. Чем меньше мы стремимся к познанию закона, тем меньше в нас порядочности. Более того, я считаю, что каждый в наш век должен обладать юридическим образованием. Только так мы добьёмся порядка. По роду своих занятий я часто сталкиваюсь с преступным поведением. Знаете, к какому выводу я пришёл?
- К какому?
- Чем меньше образование, тем дряннее человек. Надо усиленно изучать социальную действительность посредством издания всё большего количества законов. Когда всё зарегламентируем, вот тогда порядок настанет. Чиновник должен точно знать, что ему делать, вплоть «до запятой». И коррупцию победим тогда. Нет свободного усмотрения – нет и коррупции, - закончил оратор.
Несмелову показалось, что эту речь Воробьёв повторял не единожды разным людям в разных компаниях. Коррупция нынче в моде.
- Мне кажется, коррупция как раз из-за несвободы, - робко произнёс Степан Николаевич.
- Либераст, - подумал Воробёв, - Либерал? – а теперь спросил вслух.
- Не задумывался. Может и так… Только думаю, что коррупция - плод зарегламентированности. Кто регламентирует, посудите сами – само начальство. Спуская сверху алгоритмы - что и как делать чиновникам, руководство тем самым не рассчитывает на правильный выбор поведения самими подчинёнными. Другими словами, начальник не доверяет подчинённому, то есть заранее считает его преступником. А если человеку упорно вдалбливают в голову, что он преступник, то он им станет, - спокойно изложил внезапно возникшие мысли Несмелов.
- Вульгарно мыслит, как школьник… нет, как неандерталец. Информационное наполнение присутствует, а логики нет. Оттого и странный. Демагогия и бред, - подумал Никита.
- Какая мысль, так просто… что-то в этом есть, - смешливо обратилась к доктору Маргарита, до этого времени молчавшая с физиономией уставшего от болтовни человека.
- Ладно, мы пойдём, - недовольно сказал Воробьёв, поднимаясь из-за стола.
Все втроем быстро направились к выходу.
- Приятно было пообщаться, - улыбался молодой человек.
Маргарита молча вышла, даже не удостоив Степана Николаевича прощанием. Никита поплёлся за ней следом.
Возвращаясь в комнату, Несмелов обратил внимание на свёрнутый листок бумаги под столом. Доктор, не медля, поднял его. Почерк был очень размашист. Видно, что автор писал впопыхах. Степан приступил к чтению:
«Здравствуйте, доктор. Фальшь съедает меня. Я не могу быть искренней с кем бы то ни было. Я ищу правды в людях, но не нахожу. Отчаяние запредельно. Может, я найду правду в Вас? Завтра вечером ждите меня».
Письмо было от Риты. Доктор не верил своим глазам. Он безуспешно пытался побороть в себе восторг сомнением в искренности прочитанных строк. Несмелов головой понимал, что это не более, чем шутка. Но сердце колотилось.

IX

Рабочий день в больнице предстал перед Степаном Несмеловым как в тумане. Его уже не раздражал своим глупым высокомерием Правдин. Сегодня он видел в нём навозного жука, копошащегося изо всех сил и не понимающего тщетности своей суеты. Жука, который, несмотря на свои усилия, никак не может постичь, что мир не ограничен рамками навозной кучи.
Несмелов пришёл домой и начал ждать. Ближе к полуночи восторг сменился полным разочарованием. Рита не пришла.
- Как глупо я попался… это игра разбалованной девчонки… решила подшутить над таким трусом, как я… все знают, какой я трус… слабохарактерный, безвольный трус! - Степан Николаевич ходил из спальни в «огромную» комнату и обратно, и свирепо выговаривал себя.
Маргарита пришла… только следующим вечером, часов около девяти, и тем самым повергла доктора в оцепенение.
- Почему вы не пришли вчера? – Несмелов не мог перевести дыхания, задав вопрос прямо с порога, - это шутка такая?
- Может в дом пустите? – девушка была спокойна.
Они вошли в «огромную» и стали друг напротив друга. Маргарита уставилась на Степана Николаевича и пристально начала рассматривать его лицо. Неопределенность визита превращала молчание в каторгу.
- Извините, что вчера не пришла… не получилось, - разрушила тишину девушка.
- Я ждал, но когда не дождался, очень расстроился, думал, что это игра.
- А сейчас думаете по-иному… не игра, значит, сейчас?
- Думаю, нет, - честно отвечал Степан.
- Я вам записку написала, там всё правда. Я к вам позавчера шла посмотреть, убедиться, поэтому и подговорила Никиту. Думала, если разочаруюсь – письма не оставлю. Знаете, Степан… можно я так Вас буду называть?.. Вы не ошиблись. Вы мне близки почему-то стали… странное чувство… я уж подумала – любовь, - Рита громко рассмеялась, - извините.
Степану Николаевичу стало очень горько от последнего «извините».
- Вы видели меня три раза, отчего такая уверенность, что я вам близок?
- Поначалу мне стало жалко вас, Степан. Я думала о жалости весь вечер. Что-то меня удивило в вашем взгляде. Несмотря на годы, в вас спрятан маленький мальчик, остро чувствующий правду. Вы, вероятно, сильный человек. Я не буду говорить о любви, слишком часто упоминала это слово. Никита знает, не люблю я его, хоть и разуверяю его ежедневно, повторяя без умолку «люблю, люблю, люблю». А он глупый верит в силу слов. Верит лишь словам и боится постичь глубину моей души. Он боится увидеть в ней своё разочарование. Никита слаб, чтобы признать собственное бессилие, - начав исповедь и не прерывая монолога, Маргарита направилась в спальню.
Степан Николаевич проследовал за ней.
- Никита меня любит, между прочим. Он так считает. Только любовь его такая мне не нужна. Он любит меня как одну из своих вещей. Я вещь, представляете! Он хочет мной обладать. Такая любовь. Не поймёт мой милый одного, вещи не могут платить тем же. Вещи бездуховны, не способны любить. А он хочет заполучить и чтобы я ещё и любовь свою дарила. Это невозможно, не-воз-мож-но! - Рита ходила из угла в угол и уже срывалась на крик, - Никита просто олух. Как мне надоели его рассказы про закон и коррупцию, про логику и войну всех против всех! Он считает себя святым, наделенным правом наказывать и миловать. Знаете, почему мы тогда попали в больницу? В то утро он начал разговор о нашей женитьбе. Никита приводил доводы, что так лучше для нас обоих, что я буду чувствовать себя защищённее и тому подобные очень убедительные слова. Я же рассмеялась ему в лицо и сказала, что он не знает что лучше для меня, а думает лишь о себе. Он толкнул меня, я упала на пол. Никита очень перепугался. Всё же знаете, чего он перепугался? Он не за меня перепугался, а за себя. За то неловкое положение, в которое он попал. Ведь я требовала везти меня в больницу. А что про него скажут?! Он хочет обладать мной. Это его любовь.
- Успокойтесь, я вас понимаю, - сострадал Несмелов, - это чувство мне знакомо. Знаете, я был женат много-много лет тому назад. Я любил жену, но как только её не стало, чувство теплоты прошло. Конечно, я расстраивался и довольно сильно. Расстраивался же от понимания, что её уже не будет рядом со мной. Мне было жалко терять её. Я думал, это любовь.
- Неужели даже такой, как вы не может любить по-настоящему? - Маргарита закрыла лицо руками и заплакала.
- Прошу, перестаньте… Я люблю… вас, - у Степана похолодело в ногах от такого признания.
- Что-что? – вздрогнула девушка, сразу уняв слёзы.
- Рита, вы можете посчитать мой поступок легкомысленным. Я бы и сам его посчитал таковым. Только мне уже много лет, я знаю что говорю, я уверен в своих словах. Не сочтите это за давление. Я отдаю себе отчет, нам не быть вместе никогда. Люблю и всё тут, несмотря ни на что.
Маргарита стала задумчива. Она не надеялась на быстроту определения такого необъятного чувства как любовь. Однако Несмелову она почему-то верила. Рита пришла просто поговорить, высказаться, так как чувствовала себя абсолютно одинокой. Слова Степана Николаевича, сказанные так нечаянно, как будто пробудили в ней самой спящее чувство. Она верила доктору, но не верила себе, такой ветреной и непредсказуемой.
Лет двадцать назад Несмелов не осмелился бы быть настолько открытым. По тогдашним его взглядам выходило, что признание обязательно должно быть взаимным, иначе поведавший о своих чувствах и не получивший аналогичных слов взамен, оставался в дураках. Он вспомнил, как признавался в любви своей жене, как трепетало его сердце, выскакивая из груди, и как молящим взглядом он просил её взаимности. Сейчас Степан Николаевич сохранял спокойствие. Ему не важен ответ Маргариты. На девяносто процентов он уверен даже, что девушка возненавидит его.
- У нас колоссальная разница в возрасте. Мы разные… простите… простите, что усомнилась в искренности ваших чувств… разве возможна любовь без обладания? Вы даже не будете бороться за меня? – шептала Рита.
- Не хочу портить вам жизнь, поэтому не буду, - Несмелов отвернулся.
- Мне не верится… нет, я верю вашим словам… я не верю в реальность таких чувств…. не с чем сравнивать… любовь без обладания… это не похоже на человеческие отношения… любовь без обладания предметом своей любви.
Маргарита поспешно направилась к выходу. Стоя у дверей, она оглянулась, поймала взгляд Степана Николаевича, и вышла, не сказав ни слова.

X

В этот вечер Степан Николаевич и Маргарита думали об одном и том же. Проходя по тёмным пустынным улицам города, девушка пыталась осмыслить внутреннее своё состояние. Сомнений в искренности слов Степана не оставалось. Её саму непреодолимо тянуло к доктору.
- Любви быть не может, ведь мы не в состоянии быть вместе. К тому же я молода, красива, а он – старик. Сказал, что не будет меня добиваться. Рыцарство какое-то. Как с луны свалился. Всё-таки он мне нравится, - улыбалась Рита.
Сидя за рабочим столом, Степан укорял себя за излишнюю искренность.
- Зачем я проговорился. Теперь ей лишняя головная боль. Будет думать обо мне, а это ни к чему. У неё вся жизнь впереди. У меня больница, пациенты и Правдин, - от последней мысли Несмелову стало весело, - любовь без обладания… интересно высказалась. Я строю из себя ангела. Ведь Рита права любовь предполагает стремление обладать любимым, иначе чувства будут уходить в пустоту. Природа не могла допустить бессмысленности. И сказал я ей, наверное, не просто так, а в надежде, что она бросит этого красавчика и будет со мной вечно. Если б мне было плевать на ответ, я бы вообще промолчал. Или я вправду влюблён, без всяких перспектив… Пойду к Правдину схожу.
Степан Николаевич вышел на улицу и побрёл к Петру Антоновичу (благо, тот жил недалеко). Дошёл до пятиэтажного многоквартирного дома и зашёл во второй подъезд. На пятом этаже была квартира Правдина. Несмелов позвонил. Дверь отворила полная жена Петра.
- Стёпа? Ты чего так поздно. Случилось может чего?
- Я с Петей хотел поговорить.
Через минуту из комнаты вышел Пётр Антонович.
- Чего стоишь в прихожей, разувайся и заходи, - скомандовал он, - чай ставь, - этот приказ предназначался для жены.
- Садись, Стёп, что случилось? – интерес переполнял Петю.
- Хочу поговорить с тобой один на один, как с другом, - прошептал Несмелов.
- Дорогая, мы тут посидим со Стёпой, поговорим. Чай я сам приготовлю. Иди.
Жена с ворчанием, шаркая ногами, вышла из кухни и закрыла дверь.
- Ну, давай, выкладывай, - сгорал от нетерпения Правдин.
- Ты веришь в любовь без обладания?
- Это как?
- Ну, когда ты просто любишь и заранее знаешь, что любимый человек никогда не будет с тобой вместе.
- Э-э-э, с тобой всё нормально? Нашёл о чём ночью говорить, - нахмурился Пётр Антонович.
- Скажи, Петь, это очень важно, - просил Несмелов.
- Любовь, Стёпа, это когда человека хочется. Любовь должна быть направлена на свой предмет. Любовь – это цель, которую нужно достичь. Я люблю свою жену, она рядом со мной, поэтому и люблю. А ты, Стёп, имеешь в виду безответные чувства, как я понял. Безответная любовь причиняет человеку страдание. Нет обмена чувствами. Так ты будешь любить, а взамен получать ноль. Так нельзя. С ума сойдёшь. Тот, кто не хочет добиваться, специально придумывает себе оправдание в виде бескорыстности чувств. Нельзя так, - окончил лекцию Пётр Антонович, - а к чему ты интересуешься?
- Не говори только никому, дай слово.
- Конечно, это останется между нами, давай, что там стряслось?
- Помнишь ту девушку, которая заходила в ординаторскую?
- Когда я подумал, что она деньги принесла, а ты не подтвердил мои догадки, а я попытался выведать, но ты убежал… тогда?
- Да, именно. Я её люблю.
Пётр Антонович взорвался смехом и долго не мог уняться.
- Ты шутишь? Она молодая, красивая вроде. Стёп, признаюсь, я тебя недооценивал. Молодец. Она знает? – сквозь слёзы смеха спрашивал Правдин.
- Да, она знает, - Несмелов ещё ближе пододвинулся к Петру Антоновичу, боясь, что кто-нибудь услышит их разговор.
- Ого, ну и что она сказала?
- Ничего конкретного, но я уверил её в том, что ни на что не претендую. Она молода и красива, не хочу ломать её жизнь. К тому же у неё есть жених.
- А кто первый шаг сделал?
- Она.
- Стёпа, мой тебе совет, хватит быть нытиком. Бери ситуацию в свои руки. Мы сами делаем свою судьбу. Добивайся. Ты достоин счастья, - Петя стал серьёзен.
- Спасибо, Петь, - Несмелов положил голову на руки.
Более он не сказал ни слова.

XI

Встречи Маргариты и Степана Николаевича случались почти каждый вечер с того дня. Рита ничего не говорила о любви, боясь неискренности. Доктор не хотел ставить её в неловкое положение и тоже не упоминал вслух о своих чувствах. Очень часто они могли сидеть и молчать. Ни у кого из них не возникало неловкости от тишины. Они наслаждались обществом друг друга.
Однажды Рита попросила Степана почитать ей вслух что-нибудь. Доктор с удовольствием согласился, и это стало традицией. Они погружались с головой в переживания героев романов, пьес, повестей и рассказов. В некоторых они видели себя, обсуждали характеры и радовались, радовались, радовались.
Так прошло полгода. Улицы покрылись белым пушистым снегом. В один из вечеров перед уходом Маргарита попросила Степана Николаевича о встрече завтра в городском парке в полдень.
Доктор бродил по заснеженным тропинкам между окутанных снегом деревьев. Вдалеке он увидел приближающуюся навстречу знакомую фигуру. Это была Рита. Степан заметил тревогу на её лице, когда та подошла ближе и остановилась.
- Здравствуй, Степан, - она называла его «на ты» уже давно.
- Здравствуй, Рита, - Несмелов сделал шаг, и попытался обнять девушку, она отстранилась.
- Не надо, Степан, я не за этим сюда пришла. Я пришла сказать, что я замуж выхожу за Воробьёва. Прости, но… по-другому быть не может, - Маргарита разрыдалась и упала в объятия Степана Николаевича.
Не стесняясь, не боясь быть замеченными вместе, они простояли так несколько минут.
- Когда? – сухо спросил Несмелов.
- На следующей неделе. Он сейчас будет здесь, мы договорились… я к тебе ненадолго… Никита идёт! - Рита нервно вырвалась из рук Степана Николаевича.
- Неожиданная встреча, - Воробьёв с неизменной улыбкой на лице подошёл к Несмелову и пожал ему руку, - как поживаете доктор?
- Так себе.
Никита обнял Маргариту, поцеловал её в щёку и обхватил за талию.
- Рита, боюсь, огорчу тебя. Я сейчас не могу проводить тебя домой. Срочное дело. Иду на городской мост, - он обернулся к Несмелову, - представляете, прямо на середине моста отсутствуют перила, видимо кто-то сломал, а люди жалуются нам, мол, опасно ходить, можно в реку свалиться, вот иду воочию убедиться, инспекцию провести.
- Я как раз в ту сторону, вы не против, если я составлю вам компанию? - оживился Степан Николаевич.
Особой надобности идти на мост у Несмелова не было. Просто он решил побольше узнать о предстоящей свадьбе, его распирал нервный интерес, важна была каждая деталь. Маргарита испуганно взглянула на Степана.
- Да, конечно, если вам по пути. Заодно посмотрите на работу прокуратуры изнутри, - хихикнул Воробьёв, - ну, тогда поспешим, прощай Рита, увидимся.
Степан Николаевич и Никита быстрым шагом пошли к городскому мосту.
- А знаете, доктор, на следующей неделе у меня свадьба. Мы с Ритой женимся, - не удержался похвастаться молодой человек.
- Поздравляю, - буркнул Несмелов.
- Думаю, что Рита не обидится, если я вас приглашу на свадьбу. Это будет в следующую субботу. Приходите.
- Боюсь, у меня не получится… дежурство, - под нос бубнил доктор.
- Понимаю, - вздохнул Воробьёв.
Степан Николаевич, пока они шли, потерял всякий интерес к предстоящей свадьбе. Его не то, чтобы не интересовали детали, он вообще ничего слышать о ней не хотел. Его мысли были заполнены Маргаритой. Горечь начинала давить изнутри. Его убивала будущая несчастность Риты. Он чувствовал ужасный груз своей вины.
- Зачем всё это происходит? Судьба… я полагался на неё. Я молился, чтобы она свела меня с этой девушкой, но фортуна злорадно улыбнулась и теперь сказка кончается. Судьба всегда ассоциировалась у меня только с удачными её подарками, но неужели она способна коверкать человеческие жизни. Раньше я надеялся на лучшее, оставлял всё как есть и… надеялся на лучшее и лучшее случалось. Теперь самый дорогой мне человек будет несчастен. Я трус. Надо проявлять волю, а не полагаться на благодать Всевышнего. Я лишь надеялся на удачу, а остальные удачи добиваются, сами ловят её за хвост, - воспалял своё сознание Несмелов.
- Вот мы и на месте, - Никита прохаживался по краю моста.
Степан Николаевич оглянулся. За размышлениями он не заметил, как пришли. Перила действительно были сломаны. Река внизу была почти полностью скована льдом за исключением участков возле опор прямо под мостом. Бурлящее течение не позволяло образоваться ледяной корке. Доктор подошёл к самому краю, голова его закружилась. Он жутко боялся высоты, а мощный поток воды далеко внизу вызвал у него животный ужас. Степан испуганно отошёл от пропасти.
- Каково безобразие. Уже три месяца вот в таком состоянии мост находится. Представьте, если кто-нибудь поскользнется и упадёт! А если это будет ребенок?! Жуть. Никто ведь не реагирует. Сегодня же готовлю представление. Безобразие, - покачал головой Воробьёв и подошёл к самому краю.
- Правдин прав, мы сами делаем свою судьбу. Рита не должна страдать. Это несправедливо. Она любит меня, а я её. Этот человек лишний… Довольно… я пятьдесят лет молил судьбу… и вот она ненадолго стала ко мне благосклонна. Спасибо, Господи, дальше я сам.
Степан Николаевич резко оглянулся по сторонам. Никого не было. Он сделал шаг вперед к Воробьёву и со всей силы толкнул его. Никита всем телом развернулся и замахал руками. Взгляд полный мольбы впился в Несмелова. Через долю секунды мольба сменилась ужасом. Отчаянный крик вырвался из груди молодого человека. Помочь уже было невозможно, Воробьёв сорвался и упал в бурлящий поток тёмной зимней воды.
Степан стоял не шелохнувшись. Он упивался своей силой, это чувство просто распирало его. Сейчас он впервые за всю жизнь сделал что-то наперекор безжалостной судьбе, оседлал её и гнал вперёд к своей мечте. Он представлял Маргариту, как она обрадуется. Мысли о подозрении его в этом преступлении решительно отметались. Все сочтут случившееся несчастным случаем. Несмелов смеялся во всю силу, совершенно не думая, что кто-то может его увидеть.
- Рита будет счастлива… как легко на душе… заново родился. Я сбросил груз, тяжесть, - сначала шептал Степан Николаевич, - Я свободен, свободен, свободен! Никто мне не указ! Я не скрываю свою злобу, я открыто ненавижу и открыто люблю! Я ничего не боюсь. Я переступил черту! Мне стало легче! Где же кара, где наказание?! Кто мне указ!!! Я сам!!! Я сам себе указ!!! Рита, будь счастлива!!! - уже кричал доктор.
Истерический смех душил его. Вокруг начали собираться люди, переглядываться. Подошедшие позже спрашивали, что произошло. Кто-то пожимал плечами. Один из толпы узнал Степана Николаевича и подошёл к нему. Последний не обращал на прохожего никакого внимания, будто смотрел сквозь него, и хохотал.
Приступ безумства закончился. Несмелов огляделся вокруг, увидел людей и испугался. Теперь он понял, что натворил. Надо было уходить. Доктор резко рванул, растолкал прохожих и побежал. Через пятнадцать минут он был уже дома.
Степан вошёл в спальню и упал на кровать. Ужас окончательно завладел им. Ему казалось, что за шкафом кто-то сидит, а в «огромной» комнате полно полиции. Он надвинул подушку на лицо, задрожал и… уснул.

XII

Встревоженные люди на мосту не расходились. Гадали, в чём причина сумасшествия доктора Несмелова. Кто-то подошёл к краю моста, поглядел вниз и увидел едва различимые следы крови на кромке льда. Прошло ровно пять минут, и на место происшествия прибыла полиция.
Ближе к вечеру были обнаружены некоторые вещи Воробьёва: портфель с документами и ботинок. Тела так и не нашли. Предварительная версия – несчастный случай. Однако прохожие рассказали об увиденном странном поведении «врача из городской больницы». Полиции этот факт показался подозрительным и они около полуночи уже входили в раскрытую настежь дверь несмеловского дома. Хозяин дома беззаботно спал. Разбудив его, полицейские показаний так и не получили. Несмелов был ужасно напуган, отбивался от них руками и ногами, кричал что-то нечленораздельное.
Зато развёрнутые показания дал Пётр Антонович Правдин. Разузнав о трагедии, Петя собрался и, не объяснив жене причины ухода в столь поздний час, направился в полицию. Там он описал в подробностях необычный разговор у себя дома на кухне, о том, что Несмелов твердил о любви к молодой девушке. По описаниям Правдина девушка оказалась Маргаритой.
Рита была в ужасе от услышанного, ничего не хотела говорить, но под утро смирилась и рассказала о своих странных отношениях с Несмеловым. Алиби позволило ей избежать участи быть заподозренной в преступлении. В итоге, всё говорило о причастности Степана Николаевича. В шесть часов утра он был задержан, а на следующий день переведён в психиатрическую лечебницу, где его признали полностью невменяемым с момента совершения преступления. Через два месяца суд признал Несмелова виновным в убийстве помощника городского прокурора Воробьёва и оставил его в психушке теперь уже, наверное, навсегда.
Маргарита сразу после помещения Степана Николаевича в клинику собрала вещи и уехала неизвестно куда. Родные пытались её найти, но тщетно.
Пётр Антонович Правдин продолжает работать хирургом в городской больнице. О Несмелове он не упоминает ни слова, даже если его просят рассказать, что это за человек. Правдин пытался однажды даже навестить друга в больнице, но тот его не узнал. Из разговора с лечащим психиатром Правдин узнал, что Несмелов испытывает глубочайшее психическое расстройство, ничего и никого не помнит, шансов на выздоровление нет. Поэтому, не питая более иллюзий, Пётр Антонович прекратил всякие посещения своего бедного больного товарища – доктора Степана Николаевича Несмелова.

© Алексей Литвяков, 2012
Дата публикации: 10.07.2012 13:21:08
Просмотров: 2113

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.