Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





Мир лилового неба 12 Легенда

Юрий Леж

Форма: Повесть
Жанр: Фантастика
Объём: 16568 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Продолжение повести.


***
Легенда
– Говорят, в Зольном Чужак объявился лет через пять, а может и десять, после смерти Безумного Царя, когда в столицах раз за разом гвардейцы пробовали привести на престол то одного, то другого претендента на царствование. Но северян эти игрища никогда не касались, мы-то жили себе и жили по-прежнему. Вот только в те годы, если верить хроникам и домашним легендам, вечная война с норгами была какой-то особенно ожесточенной, много мужчин уходило из деревень и городков, немногие возвращались. И чужаки ничем удивительным в деревнях не были – кто бежал с юга, от крови и неразберихи дворцовых переворотов, кто-то уходил и с востока, там тоже было не сладко, а иной раз и израненные, одной ногой уже стоящие в Валгалле норги выползали из лесов, не желая быть сожранными диким зверьем и мечтая лишь просто выжить.
Но этот Чужак был особенным. По виду и не определить было – кажись, не крестьянин, не мастеровой, да и на купца не походил. Одет чисто, но как-то бедно, без доспехов, оружия, ну, разве что нож с собой имел, да без ножа в Зольном испокон века и детишки малые не ходили, но вот сапоги… По тем временам такие не постыдился бы носить и император, да и любой король, не думая, заплатил бы сапожнику, их пошившему, любую сумму серебром. Вот сапогами-то Чужак и отличался от всех прочих. Поговаривают, что еще его внук донашивал дедовскую обувку и нахвалил её за удобство и прочность.
На житье пристроился Чужак к нашей пра-пра-прародительнице, в те времена уже вдовой с пятью детьми, старшему из которых едва восьмерик стукнуло. И тут, кажись, дело обыкновенное, чужаки-то всегда к вдовам, да солдаткам подкатывались. Ну, и стали они жить-поживать… к крестьянскому труду Чужак совсем оказался неприспособленным, да и по двору – за что не возьмись – неумехой выглядел, будто в жизни своей прежней ни бани не топил, ни скотину не кормил. Но – приспособился, пообвыкся, мужчина он был не слабый, прародительнице нашей по тем временам помощь знатная.
Долго ли, коротко ли, но освоился в Зольном Чужак, тем паче, был он и видом своим похож на северянина, такой же белобрысый, голубоглазый, широкоплечий, высокий и сильный, вот только воинская наука у него с первых же попыток не заладилась. Кое-как мечом, саблей, кинжалом орудовать научился, а вот тогдашний ружей-фузей побаивался, сторонился, казалось ему – вот-вот и разорвет ствол при выстреле. Бывало, конечно, и такое, мастера-то только-только осваивались с новым для тех времен вооружением, но страх Чужака был слишком уж… внутренним, глубоким и потаенным, хотя выглядел сперва просто немужским. Впрочем, для охоты изладил он себе самострел, бил и зайца и белку, лосей валил, кабанов, очень уж ладным и мощным арбалет его самодельный получился, да и стрелять из него Чужак умел отлично.
Так бы, наверное, и продолжалась спокойно и размеренно их совместная жизнь, уже старшие из сыновей пошли в новики, а дочкам через год-другой пора была заневеститься, да только как-то по весне заглянул в Зольное «черный мор». В те времена никто особо-то не разбирался: чума ли, оспа, холера или еще какая зараза пришла – «черный мор», вот и все.
Чужак забеспокоился, попробовал было запереть своих в избе, не допуская до других деревенских, уговаривал не ходить по чужим дворам, хотя сам помогал, как мог и заболевшим, и еще здоровым, отмахиваясь от недоуменных вопросов нашей прародительницы, мол, знает за себя, не заболеет, уверен, а вот в остальных… Впрочем, какой мог быть в те годы карантин, да еще в одном селении? Заболели и прародительница сама, и трое её деток от первого мужа, и две девки совсем малые, которые от Чужака.
В те дни на пришлого смотреть было страшно, он почернел и высох от нежданной беды, метался по дому, пытаясь то согреть воду, то сварить жиденькой кашки, подкормить слегших в лихорадке и гнойных язвах своих любимых и родных. Ничего не помогало. И тогда Чужак исчез.
Его не было ровно сутки – ушел в лес на восходе и вернулся также, один, налегке, казалось, уставший так, будто прошел за это время не одну сотню верст. Вот только после его возвращения семья Чужака выздоровела. И прародительница, и детишки, и даже, казалось, обреченная с первых часов, годовалая дочка самого Чужака. Не забыл пришлый и о соседях, все, кто был еще жив на тот момент, резко и быстро пошли на поправку, стоило только Чужаку поколдовать над их кружками и влить в травяной, привычный настой по капле-другой какой-то горьковатой, но полностью растворяющейся в чае жидкости.
А потом еще долго уцелевшие, обессиленные крестьяне сжигали без пощады дворы вымерших семей, жгли и свои вещи, опаливали факелами стены домов изнутри, в баньках пропаривали посуду и прочую хозяйственную утварь. Так поступали испокон веков.
Не знаю, мор ли тому причиной, или еще что, но с тех самых пор Чужак совсем перестал интересоваться крестьянским трудом и воинские занятия забросил, а весь ушел в хитрую механику и машинерию, делал замки, металлическую посуду, хитрые фляги для воинского снаряжения, чинил фузеи и пистоли, да так, что после его ремонта те работали лучше прежнего, не гнушался и простым инструментом – вилы, топоры, лопаты Чужака не знали износа, не тупились после первой же рубки. Семейство наше с тех самых пор горя не знало – за острый серп, за хитроумный замок, за исправленное ружье или пистоль и крестьяне, и купцы, и воины платили щедро: кто зерном, кто – красным товаром, а кто и чистым серебром… да и стоила того работа пришельца.
Рассказчик, как показалось Морису, выдохся, откинулся затылком к прохладной стенке вагона, прикрыл глаза и замолчал. Но самого фон Леста будто кто дернул за язык:
– И с тех самых пор Зольные всегда первые в механике, – словно продолжил он семейную легенду. – И металл их слушается, и они железо чувствуют. А еще всех старших сыновей в роду называть стали – Вальтер…
– Так по преданиям звали Чужака, – кивнул и в самом деле подуставший унтер-офицер, не привык он так много говорить, на службе обходясь короткими рапортами и отчетами для начальства. – У вас-то, фон Лестов, тоже, небось, до сих пор родовые имена в ходу…
И в самом деле, мало кого, чаще – побочных детей и совсем уж дальних родичей, седьмая вода на киселе, в старинном дворянском роду воинов и чиновников высокого ранга называли привычными Радомирами, Невзорами, Кривами, Венцами. Законные же наследники гремели по Северу и Империи Генрихами, Вольфрамами, Морисами, Роландами.
– Ты про меч, про меч расскажи, – бесцеремонно встряла сестренка Вальтера. – Мне страсть, как про меч история нравится…
Унтер-офицер и его неожиданно встреченный приятель детских лет смерили шуструю девчушку неодобрительными взглядами, слегка приглушенными вагонным полумраком. С каких это пор молодой незамужней девке позволительно стало так откровенно и прямо вмешиваться пусть и не в очень серьезную беседу двух северян? Будь она даже и самым близким человеком в мире – сестрой ли любимой, женой – должна сидеть и, помалкивая, дожидаться, когда её спросят. Впрочем, нынешняя молодежь заветы предков поддерживала уже не так тщательно и бесприкословно.
– Разбаловалась она, – укоризненно, словно извиняясь за сестру, сказал Вальтер. – Старших в доме давненько нет. Одна осталась, самостоятельность почувствовала, а воспитывать некому. И я, и братья – редко в Зольном бываем, а сестра её старшая, так и совсем не заглядывала с тех пор, как с мужем на грузовую трассу подалась.
– У твоей прародительницы, небось, в этом возрасте уже один ребятенок за подол держался, ходить учась, а второго она сиськой ублажала, – покачал головой Морис, как бы соглашаясь с унтер-офицером в оценке поведения его сестренки, но украдкой подмигнув ей – имперское воспитание позволяло и не такие вольности женщинам.
– Да у меня не меньше бы сейчас было, – не сдержалась Ива, – если б не ваши имперские придумки с противными резинками…
– Вот так, – с усмешкой констатировал Вальтер. – Ты ей – слово, она в ответ – два… Задрать бы юбку, да выпороть. Только поздно уже.
– Не грозись, братец, – льстиво улыбаясь, будто лиса, увидевшая заплутавшую на задворках курицу, попросила девушка. – Лучше расскажи про меч…
– Про меч, – чуть задумчиво начал унтер-офицер. – Это уже лет через тридцать, а то и все сорок после появления Чужака случилось. Про мастера Вальтера тогда слава шла по всему Северу, да и южнее он известен был не меньше. Вот только в те времена сам Чужак от дел уже отошел, старость, понятно, не радость, силы не те, больше хочется на солнышке погреться, чем у горна стоять или мелкие детальки часов-замков на верстаке перебирать, но за внуками повзрослевшими, да за правнуками, к обучению ремеслу приступающими, он следил внимательно, поучал, подсказывал, бывало – и бивал от души за промахи.
Дом в те времена у семьи был уже богатый, не ваш, лестовский замок, конечно, но один из первых в разрастающемся городке Зольном. И как-то раз шагнул на широкий двор мастера Вальтера богато одетый, надменный, прямой, как струна, боярин – князь Пронский, из южных, большую силу он тогда при императрице Лизавете имел. Следом за князем, на должном почтительном расстоянии, шел его стольник-старик с каким-то продолговатым свертком под мышкой, а за воротами топилась свита из двух десятков холопов при оружии, одетых, как солдаты, одинаково, но не по-солдатски излишне богато. Любил и умел пустить пыль в глаза, похвалиться богатством, знатностью рода, деяниями предков боярин.
«Кто тут мастер Вальтер будет?» – вопросил за своего хозяина стольник.
А во дворе с новым самострелом возился внук Чужака, парень годками давно новика переваливший и ставший мастером по металлу изрядным. Поинтересовался он у пришлых – без поклона, тем паче, без челобития – зачем, мол, им дед понадобился? За такую дерзость в те времена в Империи простолюдинов драли кнутом нещадно, вот только северян южные порядки никогда не касались, здесь каждый сам себе хозяин и князь, если, конечно, воинского дела не касаться, там без командиров, старших – нельзя.
Хамоватого мастерового, почтения к роду и чину не высказавшего, надменный боярин даже взглядом не пожаловал, но, ох, как хотелось ему кликнуть с улицы своих людишек, да научить поведению, среди имперских холопов принятому… но не за этим проехал князь не одну сотню верст, чтобы сорваться на такой мелочи. Промолчал, наступил на горло своей гордости. А стольник по-хорошему пояснил внуку, что ни с кем, кроме мастера Вальтера свои дела они обсуждать не будут, и лучше бы юноша поспешил… хотя, спешить уже было некуда, то голоса со двора услышав, то по какой своей нужде, вышел на крыльцо сам Чужак – седой, хоть и пряталась седина его в белых волосах, прямой, широкоплечий, вот только – обветренное лицо давно уже всё в морщинах, как печеное яблоко, да руки в пятнах желтых, старческих.
«Беда у меня, мастер Вальтер, – только тут и подал голос князь Пронский. – Такая беда, что из самой Столицы сюда приехал…»
«Беда бедою, князь, а вот поздороваться бы не помешало, – отозвался Чужак, спускаясь с крылечка, но разгореться в ответ на очередную дерзость боярскому гневу не дал, продолжив: – Вот только откель ты знаешь, что беду твою только я порушить могу?»
«Пробовал к другим мастерам обращаться, нет у них той силы и таланта, как в тебе, – переждав рвущуюся наружу ярость, степенно, достойно ответил князь. – И все, с кем говорил, на тебя указали. Последняя, мол, надежда на мастера Вальтера».
Усмехнулся Чужак такой неприкрытой лести, лишь потом поняв – не льстит боярин, не может он льстить простому человеку.
«Раз такое дело, – сказал мастер, – то покажи свою беду…»
Кивнул стольнику князь, и тот развернул сверток, в котором оказался старинной работы меч – чуток подлиннее и пошире лезвием, чем тогдашние офицерские шпаги. Рукоять оружия была вызолочена, украшена драгоценными камнями, а сам клинок… сломан едва ли не посередине.
Не стал больше разговаривать с пришлыми мастер Вальтер, взял в руки сломанный меч, покрутил обломки так и этак, поднес к самым глазам, рассмотрел внимательно место излома, покачал головой недоверчиво, мол, разве такое восстановить можно, и сколько труда и времени на попытку понадобится? И тут не выдержал князь Пронский молчания старого мастера.
«Пращуры мои мечом этим владели пятьсот лет со сего времени. Таких древних клинков в Империи больше нет ни у кого. Если получится выправить – серебром засыплю, а то и золота не пожалею».
«Деньгами не мани, князь, – отмахнулся, заворачивая меч обратно в тряпицу и передавая сверток стоящему рядом внуку, сказал Чужак. – Ни за какие деньги тебе этот клинок никто не вернет. Это сталь особая, древняя, работать с ней давно разучились, все секреты потеряны».
«Сделаешь?»
Не сдержался, вновь сорвался боярин и даже шагнул ближе к мастеру, сжав в нетерпении кулаки, уж очень хотелось ему услышать положительный ответ.
И Чужак не подвел.
«Сделаю. За седьмицу. И раньше ко мне на двор, князь, не приходи и людишек своих не присылай. Бестолку это. А ровно через семь дней будь здесь же в этот же час».
– И сделал? – невольно выдохнув, поинтересовался Морис, прекрасно зная ответ.
Рассказывал унтер-офицер Зольный настолько увлекательно, ярко, интригующе, да и полумгла метрополитеновского вагона, тишина подземелья создавали должный, ни с чем не сравнимый фон, что удержаться от нелепого вопроса не смог и Лихо. И даже Ива, не раз и не два слышавшая эту историю в самом различном изложении, смотрела на брата широко раскрытыми, восторженными глазами, в глубине которых поблескивали серые льдинки Севера.
– …через семь дней, как было оговорено, ближе к обеденному времени пришел князь Пронский на двор мастера Вальтера. Каких сил от боярина потребовалось, чтобы сдержать нетерпение, не прибежать за заветным пращуровским мечом с рассветом, про то он один ведает. Но вошел князь в ворота неторопливо, степенно, вот только руки заложил за спину, чтобы не выдали волнение хозяина своего.
У крыльца распоряжался о чем-то внукам своим Чужак, а на перильцах лежал завернутый все в ту же тряпицу меч.
Не успел боярин даже здоровья и долгих лет мастеру пожелать, как тот кивнул одному из внуков – здоровенному детине при кузне молотобойцем подвизавшемся. Послушный дедовской воле внук небрежно, как какую-нибудь новомодную шпажку для гвардейского поручика только что откованную, взял с крыльца меч и отошел к сараю, у стены которого семейство дрова заготавливало. Установил на плаху парень чурбачок дубовый, от души размахнулся – развалил дерево пополам, будто бирюльку липовую ножом разрезал.
Охнул нутряно боярин, когда целое, без намеков на след излома лезвие завязло слегка в плахе, а внук уже подносил деду меч.
«Он, конечно, нынче и рубку-другую легко вынесет, – сказал мастер Вальтер. – Да только нарубился уже за прошлые годы. Ты его лучше, князь, на стену повесь, гостей удивлять… А чтобы сомнений в тебе никаких даже тени не возникало…»
Чужак взял тряпицу, в которой клинок был передан в его руки, набросил на меч… и развалилась тряпица пополам, разрезанная великолепной заточкой.
«Другая сталь так не сможет», – усмехнулся мастер.
Поговаривают, что хотел боярин завалить старого Чужака Вальтера серебром, даже редкие в Империи золотые монеты предлагал, но отказался мастер, попросив в оплату камень драгоценный из рукояти меча, в приданое любимой правнучке…
– Вот этот… – унтер-офицер кивнул сестренке.
Ива протянула руку. На безымянном пальце в простенькой платиновой оправе невнятно поблескивал призрачный, похожий на кусок слюды или плохо отшлифованного горного хрусталя, камешек. «Необработанный алмаз, – с удивлением понял Морис, в драгоценностях разбирающийся не хуже профессионального ювелира. – Да еще такой необычной формы и размера…»
– Но не только этот овеществленный след от нашей легенды остался,– кивнул с улыбкой Вальтер.
– Это как? – не сразу понял перехода от сказки к были фон Лест.
– В Столице, в Оружейной Палате лежит этот самый меч, – влезла знающая семейные предания назубок, но всякий раз с азартом и воодушевлением неофита их выслушивающая Ива.
– Мало того, – не стал в этот раз делать замечания сестре унтер-офицер. – Отец рассказывал – уже в наши времена исследовали его и не раз имперские ученые-историки, металлургов привлекали, физиков. Сталь там какая-то совсем уж уникальная, больше в мире нигде такие клинки не уцелели. И – да – был он сломан почти посередине и сварен не менее уникальным, чем та самая сталь, способом. Не помню уж в точности по названиям, но то ли аргоновая сварка в вакууме, то ли еще что-то подобное.
– Красивая легенда, – кивнул в ответ Морис, теперь уже точно зная, что недаром приехал в родной город, а сомневающийся, как это положено контрразведчикам, советник Урбус оказался прав и вновь, как было уже не раз, попал в точку.


© Юрий Леж, 2013
Дата публикации: 29.05.2013 09:10:56
Просмотров: 1437

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 46 число 96: