Армагеддон.

Никита Янев

Форма: Очерк
Жанр: Публицистика
Объём: 9033 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Свобода для вас не политика, и уж тем более не медицина, а скорее, метафизика.

1.
Например, я беру: 90-е гопнические, 2000-е мажорские, 10-е чмошные, 20-е юродивые – один виток с нахлёстом на спирали времени.

И говорю: всё равно из какого социального слоя вы будете диспутировать проблему, вы будете над реальностью всё время на спирали: под будущим над прошлым.

Гопнические 60-е, мажорские 70-е, чмошные 80-е, юродивые 90-е.

2.

И в зависимости от того из какой точки, а вернее, отрезка цикла вы будете квантовать время, для вас ваша судьба будет ключом активации портала.

И вы не сможете переиначить свою свободу на червоточину, если вы квантуете из 60-х, как из себя. Ваша судьба: 90-е без благодати. И ваша благодать: что вы для детей старались.

Но ваши дети были в засаде, которую вы им построили, как гибель: размыканье, отпадение колоний.

3.

Свобода для вас не политика, и уж тем более не медицина, а скорее, метафизика. Макбет и Эдип хотели бы быть просветлёнными гуру, но пока проклятие не избудут, будут делать всё наоборот, как Жутин и мажоры: патриотизм как говнистость, и только подхлёстывать интригу.

Так в чём интрига? Ну, посмотрите. 20-е для вас – не гопнические по-новой, если вы описали цикл с социальностью и своей природой, а юродивые. И вы зависаете над циклом, как свобода и червоточина, а не как: размыканье, гибель империи, гражданская война, и возмездие колоний за то, что федеральный центр их обкрадывал всё время.
4.
Скажем больше. Если Гена Янев – последний в роду, как лар, то Майка Пупкова – первая в роду, как парка.

Род – это не 33 года, как поколенье, и даже не 100 лет, как эпоха, род это 1000 лет, как народ.

Как бы вы описали этот народ с его 1000 солнечных циклов? В одном поле, где мочилово и ресурсы.

Между 4 точек силы: китайской конницей, американским спецназом, мусульманским землячеством, новоевропейской кинодрамой.

Как новую серию в новоевропейской кинодраме?

5.

И это не мой выбор, это выбор истории, но здесь нужно с самого начала. С юг, с Александра Македонского, с Чингизхана, с квантованного времени, с ключа активации портала судьбой.

Вот лежит поле, великое поле с тоской в животе, как роженица, от Лемурии до Атлантиды, от Арктики до Антарктиды, как Пандейя.

Гена Янев ещё в детстве заметил, с шумерами и Карлсоном, что там явные законы. Перс пришёл, перс ушёл. За персом пошли греки, за греками Александр Македонский, за Александром римляне, за римлянами Византия.

Татары пришли, татары ушли. За татарами побежали русские, и так разбежались, что до Квебека добежали.

Наполеон пришёл, Наполеон ушёл. За Наполеоном русская правда жандармом Европы стала.

Гитлер пришёл, Гитлер ушёл. За Гитлером наши потянулись железный занавес строить.

6.

Короче, в югах: в золотом веке правят шаманы, в серебряном веке правят военные, в бронзовом веке правят купцы, в железном веке правят местные.

И вот когда докатилось до автономных от всех кусков поля, как островов на постапокалиптике, все в себя посмотрели, как Гена Янев в поле.

А в них 4 юги и 4 судьбы. Железный век с китайской конницей несётся, как рептилоид.

Золотой век с непрерывной передачей от гимнософистов на вершинах Гималаев, вымочаливавших своё я о сущности светов, не чтобы выбросить его на помойку, а чтобы точить им светы, как новоевропейская кинодрама.

Бронзовый век с купцами и американским спецназом придерживает технологии, чтобы выбрать лимфу из лона матери земли.

Серебрянный век с военными и мусульманским землячеством себя забыли, что война это не домострой и не лукавство, война это захолустье, как Чехов, в которой одна только точка сияет, как глаз.

Но, вообще-то, до неё надо было дотрындеться и домочиться, как мировая история и всеобщий апокалипсис.

7.

Когда вы дошёл до стеклянной стенки, весь в соплях, слюнях, слезах, слизи семени времени, на мочилове: с той стороны шёл такой же. Вы докоснулся: пук и яркость.

Вы очнулся: всё точно так же, только глаз в вас и после всего. И вы особо не скрывался, но и понтиться было особо нечем.

Вы просто видел, что после конца света наступило: послеконцасвета. Вы в своём куску поля делал глинобитную печку, и светился точкой в тумане.

Там было много таких точек, 100000007 и больше. Ну и что, я ж не говорю, что это хорошо или плохо.

Это как счастье, как секс, как сеть, как пук и яркость - целое и часть вместе.

8.

Во-первых, это – не себе. Поэтому как бы всё равно - где вы и что вы. Поэтому лучше оставайтесь на месте.

Во-вторых, это выработанный язык, который про всё сказать может. И сначала вы даже не понял, зачем вам это надо?

В-третьих, вы прикинул хрен к носу, и представил, что, в сущности, ничего не изменилось. Тем более, что и представлять ничего не надо: всё точно так же, только с глазом.

В-четвёртых, и главных. Ну, всё-таки, это по кайфу. Идёте по глинобитному полю, как по линии горизонта, и прикидываетесь целочкой на воздушном шаре: луё-моё, по-русски не понимаю.

А сам всё примечаете, как десантник. Как рыба, по спине которой вы идёте. Теперь понял, зачем вам это было надо? Ну, мировая история и слезинка ребёнка, как Достоевский.

Так вы был один, как пантократор, и ничего не знал, как косность. А так вы всё узнал, что вы вообще никто тут, и заткни язык в жопу.

И сначала вы возмутился, ох, ну ни хера себе подача. А затем утишился, как буря. Так это ж хорошо, а не плохо, что на вас самый проницательный глаз оказался, как самолюбье, а не то, что: пустое время и провинциальная судьба.

9.

А ещё молоко, молоко – самое главное было. Такое круглое и большое, больше любой точки и всех точек вместе.

Так что сначала непонятно даже было: как оно в одну точку вместилось? А потом понятно: как новое царство.

10.

А вот ещё фишка. Сталкерова Мартышка стала президентом. И Гена Янев - руки в карманах – в людных местах, с зажжённой сигаретой, как фраер. Как будто потом не будет всё по-новой: гопники, мажоры, чмошники, юродивые на свете.

Но всё равно приятно, как пенсия по инвалидности с эпилептического бочку жизни, как дом в деревне на острове в море. Идёшь, разговариваешь с руками по узкоколейке на озеро Светлое Орлово, 13 км, туда и обратно, как кинолекторий.

11.

Очень колбасит почему-то, просто какое-то отторженье. Единственный выход – делать подробные движенья, словно последние на свете, как постапокалиптика.

А потом догадаться – уже есть дальше. Новоевропейская кинодрама, как после всего: после ренессанса, после апокалипсиса, после экклезиаста.

И станет полегче, как новое царство, новый род, новое тысячелетнее царство, как подводная лодка «Курск», как остров Соловки в Белом море, среди островов с трупами на постапокалиптике.

Как сатья-юга на кали-юге, пьеса на ладони, все у тебя на ладони, и ты тоже, шкаф без стенок, принцип искусства, жанр нон-фикшн.

Это конечно новые эстетика, этика, метафизика. Но вообще-то там такой весь замызганный, закоцанный стоит Гена Янев, пожилой, без зуба.

Клюв раскрыл, смотрит в одну точку, как йога. Это вам не про гандоны по всем каналам. Это вам не главное мажорство. Это зачуханнее зачуханного на свете.

Ничего нового, конечно, как лялька и люлька, и как война всех против всех, и как последний свет в тоннеле.

Но всё равно приятно, что и ты там оказался, как время и место. И даже скажем больше, что это всё ты и оказался.

12.

Дело не в простом, не в живом, а в новом. Такие светящиеся штуки, их можно назвать – смыслы.

И я к ним подгоняю сюжеты потому что всё другое у них есть, вообще-то, кроме жизни, в смысле имён, в смысле – между.

И в это между надо вылить всё что есть, и оно становилось - яяяяяяя, что ли, форма. Подгоняют новые вагоны, отбивают запоры, выпускают светы, как зэков. Они и так и так повернут игрушку, чё за херь?

Потом через червоточину входят в порталы, и червоточину съедают, как пуповину. Одевают яяяяяяя, как одежду, как Гена Янев в 2014 и Гена Янев в 1984.

Самое стыдное воспоминанье, что-то вроде Крыма. Сынки стали кандидаты в боевой части под Кишинёвом, и самый чмошный, чтобы подняться, стал бить самых слабых. Все уже догадались про Гену Янева и дедовщину.

Ещё для рифмы: 2012 - 1982. Смерть патриарха и липовые выборы. Абсолютная рифма, там – двойник, хоть он не двойник, он – зомби. В нём страх, что он предал агнца, и он имитирует правду.

Имитирует патриотизм, а получается говнистость. В зомби самое страшное – он всех делает зомби, как вампиры. Все имитируют совок, а получаются куски поля. Они отрывают куски, куски реструктурируют поле, что оно не поле, а куски поля.

Можно было бы назвать правительство новатором, а писателя анархистом, если бы правительство не разрушало психику, как психоделик, а писатель не активировал я как яяяяяяя, как Гена Янев и 33 романа про ксиву, короче.

Что мы соткуда-то, где всё по кайфу, для какой-то крутой учёбы. Учёба настолько крута, что перебивает даже кайфовое место. Короче, когда мы туда идём, в крутое место из кайфового места, как спецназ, мы рады, как агнец, но не без обломов.

Вопрос в том, что для я все остальные я – не я, как пантократор и надрочка.

Март 2014.

© Никита Янев, 2014
Дата публикации: 02.07.2014 17:00:09
Просмотров: 1762

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.