Четыре дня

Джон Мили

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 32088 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

ДЕНЬ ТЕЛА

Веня проснулся. За окном яркое солнечное утро, и в комнате, обычно темной
из-за произраставшего во дворе, как раз напротив, высокого дерева с роскошной раскидистой кроной, довольно светло.
Вставать он не торопился. Впереди четыре дня отдыха: два выходных плюс два
отгула… просто подарок судьбы! Но что с этим подарком делать, Веня решительно не знал.
«Странное, странное существо человек, - думал он, жмурясь и глядя в яркий квадрат окна, - ждет чего-то, ждет... как манну небесную, а получив, не знает как этим богатством распорядиться. Вот, наработался, напахался, как зверь... отдохни же!.. Так, нет...»
В голове неожиданно всплыла только вчера прочитанная фраза: «…он (герой романа) - это 72 килограмма неглупого, в меру душевного, неплохо сложенного и совершенно бесполезного человеческого материала...»
«Ну, допустим, не 72, а все 79; а остальное вполне может быть и про меня, - улыбнулся Веня. - Тело, разум, душа... и никому ведь не нужно. - Вдруг разозлился. - Им не нужно, а мне - еще как! Все, буду ублажать!.. - Мысль показалась интересной. - Сначала тело, потом разум, потом душу. Да... дух еще. Как раз четыре дня, поочередно. Итак, день первый, телесный»...
Веня развеселился, немножко погоготал, высоко подбрасывая ноги в постели, потом затих и всерьез прислушался к своему телу. Все в его теле было
спокойно: ровно, в хорошем ритме билось сердце; дышали легкие; распластанные, лежали руки и ноги. Веня проконтролировал свои органы с головы до пят... Ничего, полный порядок!
Через несколько минут в животе буркнуло. Ага, желудок просит жрать, догадался Веня. Вскочил, быстро умылся, насвистывая, принялся ковыряться в холодильнике. Из-за вечной боязни опоздать на работу обычный его завтрак по будням состоял из какого-нибудь наспех сделанного бутерброда, запиваемого парой глотков остывшего чая. Сегодня дело другое. Веня поджарил, доведя
до золотистого цвета, гренки, намазал их приличным слоем масла, подумав,
положил сверху по толстенькой пластинке копченого сыра. Вкусно! Крепкий
кофе дополнил вкусноту… желудок заурчал в блаженстве!
«Ну что, хорошо тебе, дружок?» - одновременно вытягиваясь на стуле, глядя
на свой живот и закуривая первую на сегодня сигаретку, вопросил Веня. Желудок отвечал сытой икотой.
Покурив, вновь прислушался к телу. Мышцы ног слегка напрягались, особенно в икрах.
«Дорогие ноги, все понимаю, вам нужно движение. Обождите... Сей секунд».
Веня подошел к шкафу. Что же одеть? Сегодня хотелось выглядеть красиво.
На голое тело натянул белую рубашку; плотная ткань на швах неприятно натирала кожу.
«Ну, ну, уважаемая кожа, потерпите, сейчас я облегчу ваши страдания...»
Сняв белую, Веня надел легкую шелковую рубашку и шелковые же штаны в тон.
Шелк струился; касаясь, приятно холодил кожу.
Громко хлопнула дверь подъезда. Упругим шагом Веня шел по улице. Подпружинивали подошвы новых штиблет, захотелось побегать. Не обращая внимания на редких прохожих, он начал с легкой трусцы, стараясь при этом повыше поднимать ноги; потом перешел на крупный аллюр. Улица раздвигалась навстречу, мелькали, убегая назад, дома, деревья, людские лица.
Веня остановился; весь мокрый, широко разевая рот, глотал воздух. Воздух
был теплый, совершенно безвкусный. Мимо проехал грузовик, и легкие наполнились гарью, в горле засаднило. Закашлявшись, Веня мотал головой, думал:
«Милые мои легкие, что же я с вами делаю? Смолю как паровоз, годами ни
глотка свежего воздуха...»
Все, хватит, решил тут же… На природу, к воде!

Пригородная электричка подошла к перрону, выплюнула потную толпу разгоряченных духотой людей, хрипло присвистнула и ушла. Беленькие домишки
дачного поселка, до озера три километра лесной дороги.
Веня шел, наслаждаясь прохладой и тишиной леса; дышалось глубоко, сильно.
Запасайте, запасайте кислород, мои хорошие, бормотал, обращаясь к собственным легким, когда еще удастся выбраться...
По берегам большого лесного озера разбрелись несколько десятков человек.
На солнечной лужайке Веня выбрал пенек, не мешкая разделся и вошел в воду. Неожиданно вода оказалась очень холодной. Сделав несколько энергичных гребков, чтобы согреться, Веня вдруг испугался за мочевой пузырь и срочно повернул назад.
«Маленький мой, не дам тебе замерзнуть, а то писать не сможешь…»
Лёжа на солнце, массировал живот в районе предполагаемого местонахождения пузыря.
Очередное прослушивание тела не дало никаких результатов. Оно, тело, вело себя смирно, разлегшись на траве во весь рост, тихонько себе дремало.
Часа через два вдруг сразу и запищало, и засосало, и заурчало. «Жрать, жрать и еще раз жрать!» - в приказной форме потребовал желудок. В другое время Веня живо бы с ним разобрался, надежно заглушив его поползновения парой-тройкой выкуренных подряд сигарет, но сейчас, охнув, мигом собрался и побежал к станции, где, он знал, имелось некое жрательное заведение. Шашлыки и пиво (от водки, подумав, во имя здоровья отказался) вполне удовлетворили строптивца, и Веня, отвалившись на спинку кресла, дружелюбно и ласково с ним побеседовал.

Прогулка по вечернему городу; красивые девушки в нарядных, по-летнему открытых платьицах. Веня - не евнух и не монах. При взгляде на стройные ножки, смело выпирающие из разрезов и вырезов округлости, что-то внизу начало постанывать и волноваться.
«Ах, ты, бесенок… хочется тебе, значит!.. Ну, что ж, пойдем, прощелыга...»
Подружки в данный момент у него не было, с последней расстались совсем недавно; но от приятеля, неисправимого эротомана, Веня знал один адресочек. Молодая симпатичная девушка ловкими умелыми руками, розовым, чуть шершавым язычком и профессионально-пружинистыми мышцами лона, уложившись ровно в тридцать минут, освободила венино тело от томительного беспокойства, заменив его приятной расслабленностью.
Телесный день прошел на редкость удачно, думал Веня, нащупывая спиной уютную впадинку в своем пролежанном диване и постепенно проваливаясь в
сон. Посмотрим, как будет с днем разума.

ДЕНЬ РАЗУМА

Мысль кольнула и, вильнув хвостиком, куда-то ускакала. Веня только проснулся, сидел на диване, свесив голые ноги; силился вспомнить, напрягался и
хлопал глазами. Ничего не получалось. Наконец, плюнув на мысль-беглянку,
снова улегся; нужно было продумать план «разумного» дня. А для начала уяснить себе поточнее: что же вообще есть такое разум? С телом подобных вопросов не возникало; здесь будет посложнее.
«Разум... разум... разум... разум... - затвердил скороговоркой. - Человеческий разум... инопланетный как-то не нужен. Ум?.. Нет. Ум - это мыслительный аппарат. Рассудок?.. Тоже нет. Рассудок - трезвая часть аппарата (лихо получилось, ухмыльнулся про себя), предназначенная для бытового обеспечения человеческой деятельности. Разум же… это... это... способность... Во!.. способность мыслить!»
Собственная способность мыслить умилила Веню и вдохновила на последующие умственные упражнения.
«Теперь, так сказать, осуществление данной способности. Постановка задачи (или цели, исходя из человеческого настроя) включает ум и тогда формируются мысли; мысли стаями тычутся туда-сюда в разных направлениях, создавая логические цепочки, то есть, варианты и способы достижения цели. Далее, путем жесткого отбора выделяются один основной и несколько запасных вариантов - это выводы, или умозаключения. На этом теоретическая часть заканчивается. Начало практической стадии означает переход к действию, причём, именно выбранным способом. С целью облегчения производства работ действие делится на промежуточные этапы, с последующей оценкой их результатов и корректировкой направления будущих усилий. Процесс заканчивается по достижении цели. Чистой победой считается полное соответствие итоговых результатов действия умозрительно представляемым себе в начале работы. Уф!..»
Уже давно ныл желудок, требуя утренней порции годного для расщепления съестного. «Дружок, извини, сегодня не твой день», - строго прикрикнул на него Веня, закурил и еще раз просмотрел логическую схему. Все было безукоризненно правильно; и, значит, сегодня, в качестве цели, предстояло потакать любым желаниям его, вениного, личного разума.
Веня прислушался к себе, перенеся центр внимания в область подчерепного пространства. Там, внутри черепной коробки, копошилось и перекатывалось
нечто тяжелое и бесформенное. Веня ждал, заранее радуясь. Вот сейчас родится желание, причем, не какое-нибудь, а разумное. И оно родилось, острое до болезненного, сильное до безумия - желание жрать!
«О, Господи, и ты туда же! - простонал Веня, обращаясь к собственной голове. - Ладно, сейчас...»
Он приготовил легчайший завтрак. Сегодня переедать нельзя: обильная пища давит на мозги, от давления они, натурально, засыпают; а какие ж желания
во сне, кроме желания спать дальше?.. После еды сел в кресло, задумался. Мысли текли вялые и безликие; изредка цеплялись друг за друга, но ничего не рождая, рассыпались в прах, уступая место другим, таким же. Становилось тоскливо. Опять, чего никогда с утра не бывало, потянуло в сон. Веня тяжело вздохнул, подпер голову руками. Прошло еще с полчаса. Нет, надо подвигаться, на улицу выйти, решил он. Там, глядишь, настоящее желание появится. И, опять же, мыслить способнее...

Было солнечно и тепло. Веня шел не спеша, поглядывал по сторонам; потом,
как-то сам собой, шаг его ускорился, еще и еще, неожиданно он заметил, что
еле сдерживается, чтобы не побежать. Накопившаяся за ночь энергия искала выхода, мышцы требовали настоящей нагрузки. Нехотя, внутренне сопротивляясь, он побежал; сначала медленной трусцой, высоко поднимая ноги, потом быстрее и быстрее, пока все не замелькало перед глазами.
Это я что, теперь каждый день бегать буду?.. Веня остановился, снова перешел на прогулочный шаг. Солнце сильно припекало, по спине струился пот.
«Желания есть… желаний нет? - обратился к разуму неприязненно. - Нет?.. Ну, это как всегда. Тогда как насчет того, чтоб к воде?..»

Знакомая электричка, знакомый путь через лес, озеро.
На законном венином месте чьи-то вещи, женская шляпа, соломенная подстилка. Разделся неподалеку, постоял, подождал хозяйку. Из озера (ну, Афродита из пены, стандартно подумал Веня) вышла юная, по-настоящему красивая
девушка, узнаваемая, как из собственного давнего сна.
Этой встречи Веня ждал всю свою жизнь. Ради нее единственной, в свои неполные тридцать, оставался холостяком; практически, не шлялся по бабам, не ездил в отпуска; при небольшой зарплате, вел самое скромное существование - отказывая себе почти во всем, копил деньги. Он знал, что когда-нибудь
этот момент придет и наступит. И вот, он наступил.
Афродита подошла поближе, с любопытством осмотрела пришельца и, кажется, осталась довольна.
Веня, и действительно, симпатичный парень: хорошего роста и с хорошей мускулатурой, бывший боксер, о чем напоминал единственный, пожалуй, его физический изъян - несколько скривленный на сторону, перебитый в схватке за чемпионство нос. Тогда его побили, очень сильно и очень несправедливо. Рефери был сволочь! Купленый! Почему он, собственно, и ушел из большого спорта.
Состоялось знакомство. Глядя во все глаза и не веря своему счастью, Веня наслаждался общением с прекрасной, со всех сторон достойной девушкой. Ее
гибкое тело, очаровательная улыбка, белые зубы и волнительно маленький
(это Веня обожал) язычок за сочными малиновыми губами, сводили его с ума.
Совместные купания (бедный венин пузырь! она же холода не боялась), где
Веня имел возможность ненароком к ней прикоснуться, и оценил качество ее
нежной шелковистой кожи; завтрак на траве (у нее оказались с собой припасы), во время которого обнаружились общие кулинарные интересы. Обсудили проблемы политики, космоса и религии, слегка только успели затронуть общество, культуру и спорт (оказалось - ха! - даже в боксе кое-что смыслит).
Время прошло быстро. Посмотрели впечатляющую картину лесного заката,
со столбами багрового света между деревьев и разноцветными бликами на
воде, обменялись впечатлениями. Девушка (так представилась: восемнадцать, по имени Жанна, иногородняя) поднялась с подстилки, грациозно потянулась и начала одеваться. Ей пора, а то бабка - дальняя родственница,
у которой остановилась, - будет волноваться. Тоже встав, Веня помогал ей собирать вещи; в голове полнейшая чехарда, и только одно, тоскливое и беспомощное, желание: удержать! Но как? - ответа голова не давала. Исчерпав
все возможности привести мысли в порядок и что-то придумать, Веня тихо взмолился: «Разум, услышь! Способность моя - ау, где ты? Смотри, накажу ведь: как уйду в желтый дом, да не вернусь… будешь знать!..»
Текли секунды. Голова пухла; разум кипел, фырчал и потрескивал, не выдавая искомого результата. Ласково улыбаясь, Жанна встала перед ним, большая пухлая сумка на плече. Подала на прощание руку. «Очень приятно было...» - начала прощальную фразу. Жалко кривя губы в натужной ответной улыбке, Веня взял эту руку в свою, почувствовал теплоту маленькой ладошки, и... как взорвалось внутри: потянул на себя; сильно и нежно, но не резко, притянул, обнял. Они постояли с минуту, как застыли в объятии (уткнувшись носом в ее теплую шею, Веня наслаждался озёрным запахом ее кожи, грудью чувствовал ее небольшую грудь, с маленькими твердыми сосками), и дружно опустились в траву. Венин разум затих; казалось, испугавшись угрозы, решил отключиться первым, и покинул свое обиталище; тело, без всякого с его стороны участия, производило тяжкую, медлительную и со вздохами, сладостную работу. Погружение в нее было настолько полным, что по окончании долго не мог прийти в себя, и только поддаваясь неутихавшему желанию Жанны, жадно целовавшей, обцеловавшей его со всех сторон, на секунду пришел, и снова взялся, и снова ушел; а с последним, громким и торжествующим жанниным криком, как проснулся, и, немножко отстранившись, оглядел ее всю, нагую, утомленно лежащую перед ним с закрытыми глазами.
Все, на первый взгляд, было в ней хорошо: действительно, прекрасная фигура, округлые бедра, тонкая талия, еще девичья, но уже развитая грудь... Однако, приглядевшись, Веня заметил на левой груди парочку сизоватых фурункулов, похоже, чем-то прежде замазанных, а под правой - настоящую открытую ранку, с сочащейся оттуда вроде как гнилью. Продолжая осмотр, обнаружил свищ
сбоку, на прикрытой волосами стройной шее, и, уже со страхом изучая лицо - множество прыщиков непонятного происхождения под пятнами сползшим сейчас слоем косметики.
Прыгнуло сердце и на мгновенье остановилось. Вот, забилось опять. Веня вскочил, не обращая внимания на отчего-то вдруг отчаянно зарыдавшую Жанну, подхватил свои вещи и помчался прочь, не разбирая дороги.
«Ты сам... сам захотел...» - провожал его жаннин, ставший теперь жалобным,
плач.

Он не помнил, как добрался до дому; как трясся, лихорадочно отмывая, оттирая себя под душем, и все никак не мог оттереть; как звонил по всем телефонам, раздобывая адрес нужного врача, при этом стонал и скрипел зубами, заставляя своих абонентов повторяться по многу раз, пока записывал дрожащей рукой. Ложась спать, застелил диван свежим бельем, и все равно ощущал дикий зуд на коже и чесался, как зверь; представляя, будто всё оно уже покрыто коростой, всё в зацветших гнилью, иссиня-кровавых язвах, испытывал страшную гадливость по отношению к собственному телу.
«Разум, ты сволочь! - шептал Веня в ночи, лежа без сна, ворочаясь с боку на
бок и вспоминая. - Я тебя ненавижу, я убью тебя, разум!..» И даже попытался
разок расшибить себе башку об стенку, но стало больно и сразу очень жалко своей молодой жизни. Потом так подумалось: что, может, не все еще потеряно... вылечат, все такое… тогда себя-то не надо... а Жанну - эту юную шлюху и низкую, подлую тварь! - он точно убьет... да, да, убьет... и еще... испражнится на
ее полуразложившийся труп. С такими «приятными» мыслями Веня уснул.

ДЕНЬ ДУШИ

На следующий день еле встал. Голова гудела, тело ныло, болело, вроде как
долго и сильно били. Болел даже перебитый некогда нос; но, что бывают такие вот, в отношении носа, фантомные боли, Вене уже давно объяснили.
День души, вспомнил Веня после тщательнейшего осмотра своего тела.
(Осмотр показал отсутствие ожидаемого, как плохого, так и даже просто неприятного; но спешить с выводами, однако, не следовало, есть ведь еще и
инкубационный период). Ха!.. Ха!.. Ха!.. И еще раз троекратное «ха»! И еще...
День торжествующей мести - это в случае, если обойдется, и поминальный день скорби - в противном - вот как он называется, этот сегодняшний день!
Визит к врачу успокоения не принес. Хоть внешний осмотр ничего не показал, но инкубационный период (это Веня узнал из прочтенной врачом, сразу вслед за осмотром, лекции о вреде случайных половых связей) оказался еще
более продолжительным, чем Веня предполагал и был весь впереди. Венозная венина кровь в обычной стеклянной пробирке на треснувшей деревянной подставке выглядела зловеще темной и отвратительной; кажется (с подозрением нюхнул Веня застоявшийся кабинетный воздух), еще и с дурным запахом.

Он шел сейчас по улице, сгорбленный под зачем-то навалившимся на него
несчастьем, не замечая ни прозрачного солнечного утра, ни веселых птичек-
воробышков, разлетавшихся из-под его ног во все стороны, ни многочисленных автомобилей на проезжей части (ведь обычный рабочий день), куда то и дело ступал, задумавшись. Есть пища для размышлений вениной голове, и взгляд его горит внутренней целеустремленностью, точно так же как неукротимой решимостью. Да, Веня решился, и решение его таково: не ждать результатов анализа, отмстить не медля, сейчас же.
«Такие твари не имеют права даже просто жить, а не то что доставлять и, особенно, получать удовольствие... - бормочут венины губы. – Ожесточи свое
сердце, глупец, доставь себе эту радость...»
Дальше идет чистый бред вениной оскорбленной души; сознавая это, он стискивает зубы, так, что любопытный прохожий, если даже и захочет, не услышит ни звука.

Опять эта чертова электричка, опять этот богом проклятый путь через лес и
злое, противное озеро. На месте Жанны не оказалось, и теперь Веня методично прочесывал берега, справедливо полагая, что отдыхающим в этом местечке больше деваться некуда: для грибов и ягод - не сезон; а что еще здесь делать, как не загорать и купаться?
«А, испугалась, курва!..» Закончив безрезультатные поиски, Веня сплюнул желтой от невообразимого числа выкуренных с утра сигарет слюной, постоял в раздумье, и, еще раз плюнув, пошел в поселок. Душа продолжала гореть; нет, так он этого не оставит!
В одном из веселеньких домишек на кривой узенькой улочке, даже и без асфальта, древняя бабка, вышедшая на стук, сказала, кряхтя и зевая, что Жанна уехала в город, к вечеру обещала вернуться. Веня посмотрел на часы, еще не было и двенадцати.
Уже поел в пристанционной забегаловке; не торопясь, погулял по лесу; обосновавшись как раз напротив всегдашнего места (чтобы держать под прицелом, так, на всякий случай), позагорал и два раза искупался в озере - время было всего только три. Отполз в тень. Опять случайно вспомнил про дурацкое, им же данное название текущего дня; чертыхнувшись, нехотя, просто от нечего делать, принялся размышлять.
«Душа. Что есть человеческая душа?.. («Потемки», мгновенно всплыло в мозгу). Да, потемки. (Хоть на душе у Вени - темнее не бывает, все же сосредоточился). Но, не только. Попробуем сформулировать: «Душа есть... совокупность... внутренних свойств и качеств человека... хм... определяющих его место среди других людей...» А что? Ничего! Формулировка понравилась, получалось очень даже по-научному. Веня продолжил: «...Оперирует понятиями морали и нравственности; единственный конструкционный элемент - живое человеческое чувство...» Нет, пришло в голову, не так; есть еще ощущения, значит, элементов - два. Итак: «...конструкционные элементы души - живые человеческие чувства и ощущения...» Думалось на удивление хорошо.
Пойдем дальше. «Предназначение: всеобъемлющий перевод характеристик внешнего мира, получаемых человеком в результате физического с ним взаимодействия, на язык чувств и ощущений мира внутреннего... с целью обретения... да... равновесной полноты человеческой жизни.»
Просто замечательно! Веня никак не ожидал от себя такой глубины анализа. Умница! Пришлось записать. (Хорошо, что ручка всегда с собой, нашелся и кусочек бумаги). Перечитав, он снова восхитился, и некоторое время думал, что неплохо бы переквалифицироваться в философа. Оставив эту мысль ввиду сложности, а вспомнив про ситуацию, и бесперспективности, опять помрачнел.
«Чего же ты хочешь, душа?» - обратился Веня к своей душе. Душа замерла от
вновь нахлынувшей волны ненависти к Жанне, к этой омерзительной сучке, намеренно - явно намеренно! - заразившей его дурной болезнью. (В том, что у
него сифилис, Веня уже ни секунды не сомневался). Вновь и вновь прокручивались в голове сладостные картины еще ночью в деталях продуманной и неотвратимо уготованной преступнице казни.
Для начала идёт серия: профессиональные хук слева - хук справа - прямой в грудь. Шлюха падает, и снова встает, тянет к нему руки. Тогда он избивает ее вытянутым из штанов ремнем с металлической пряжкой, по лицу и по всему
ее отвратительному телу течет кровь. Вот, она упала окончательно, и в ход
пошли ноги - по ребрам, в живот, под ребра... Она пронзительно кричит и воет, как животное, но никто не слышит. Вот, затихла, закрыла глаза. Мертва. Тогда он снимает штаны, усаживается на корточки над ее головой и...
Тут Веню стошнило: в ближайшие кусты полетели непереваренные ошметки шашлыков в омерзительной пене неусвоенным организмом пива. Спазмы следовали один за другим; блевать уже было нечем, а они все продолжались. Наконец, весь зеленый, Веня повалился на землю, сжался в комок, задышал тяжело и часто.
Потихоньку все прекратилось; зажатые судорогой, болезненно закаменевшие мышцы живота медленно отпускало, вскоре стало возможным расслабиться и вытянуть ноги. Такого приступа рвоты у Вени никогда еще не было. Он лежал, отдыхая; руки сложил на животе, ни о чем не думал. И неожиданно, как-то вдруг, заснул.
Сон его не был спокойным. Приходила черная старуха, с жанниным почему-то лицом, колдовала над его распростертым телом; от этого тело горизонтально поднималось над землей и старуха крутила его в воздухе. Потом она куда-то исчезла; появилась Жанна, долго цедила гной из своих грудей прямо ему в рот, он захлебывался и дико кричал..
Веня и проснулся, собственно, от этого своего крика. Как сумасшедшее билось сердце, во рту сухость; к тому же жутко разболелась голова. Он пошел окунуть ее в воду, в надежде снять или хотя бы утишить боль, и... через озеро увидел Жанну. Словно в насмешку, она раздевалась на прежнем месте, аккуратно складывала на пенек вещи.
Для Вени это было уже слишком! Душа его зашлась в яростном, каком-то нечеловеческом приступе злобы; ища выхода этой злобе, она некоторое время с неимоверной скоростью металась внутри своего обиталища, так что Веня весь трясся, а не найдя, пробила дыру в венином черепе (именно в черепе, а не
в сердце... вот, что странно!) и выскочила вон. Оставшееся неодушевленным, ещё и с дырой в башке, венино тело, в конвульсиях, подобно лягушке,
подрыгалось-подрыгалось на траве, потом по нему прошла последняя судорога... и Веня, значит, умер.

ДЕНЬ ДУХА

В бледном рассеянном свете неоновой лампы на оцинкованном столе лежал венин труп. Над ним склонился человек в белой повязке в пол-лица, в белом же, забрызганном кровью халате, и с ножом в руке. Несколько раз облетев стол, Веня выбрал наилучшую позицию, из которой было хорошо видно, чем этот человек занимается. Вот, он быстро и в разных местах провел ножом по животу; кровь не ударила фонтаном, а пару-тройку ее ручейков человек стер тряпкой. Засунув обе руки в надрезы, он чего-то там покопался, а затем быстрым, совершенно неуловимым, и потому чрезвычайно эффектным, движением вывернул содержимое живота наружу. Веня с любопытством разглядывал собственные кишки и различные органы, которые человек один за другим извлекал на поверхность и в определенном порядке раскладывал на столе. Улучив момент, он подлетел поближе, заглянул внутрь. Руки человека ковырялись в кровавом месиве, состоящем из тканей, слизи, связок и сухожилий. Это было уже не так интересно; и через массивные двери-ворота - дальше по коридору, направо, налево - вот и выход - Веня вылетел из отдельно стоящего здания морга; свечой поднялся над обширной территорией клиники, и так и завис, пораженный открывшейся с высоты великолепной картиной.
В ярком свете солнечного утра город весь был как на ладони. Знакомые с детства улицы - вот, его квартал и его дом - и забитые автотранспортом магистрали, широченные площади, с по центру стоящими, известными всему миру скульптурами; зеленые крапинки скверов и лужайки парков; голубые, то и дело пропадающие куда-то стрелочки рек, сплошная зелень пригородных лесов с
синими кляксами озер...
Кстати, игриво подумал Веня, нужно бы навестить подружку.

Сказано-сделано. Из внезапной своей прихоти не полетел (была бы ровно секунда), а поехал электричкой. Скользя из вагона в вагон, толокся между отвратительно потными человеческими телами; висел под потолком, слушал людские, неразумные речи: о дрянной погоде (ха-ха, лучше и не бывает!); о качестве пива и о футболе; о плохих бабах и настоящих мужиках (это кто кого, когда и зачем… ну, и тема!); о работе (это они-то работают?! хи-хи), еле сдерживался, чтобы не плюнуть кое-кому в рожу.
Выпорхнув на перрон, не ринулся сразу к озеру, а нырнул сначала в шашлычную, на предмет - всего-то! - понюхать; ничего не унюхал, зато, в который уж раз, рассердился на качество их обслуживания (а пиво-то, сказать честно, всегда было дрянь!). Затем, не спеша, по лесу, перелетая от дерева к дереву, играя и прячась, равно, как от птичек-воробышков, так и от больших лесных птиц; последние - умные, в отличие от первых, - чувствовали его и шарахались.
Вот, и озеро. Первого, кого увидел - Жанну. Связав свои длинные волосы сзади розовой ленточкой, она ныряла, и контуры ее тела в прозрачной воде, с единственным, так получилось, розовым плавником на спине, напоминали Вене какую-то бескрылую рыбку; кажется, из семейства... Нет, сейчас не вспомнишь. А ведь когда-то, в школе, Веня всерьез увлекался ихтиологией.
Он подождал, пока Жанна выйдет на берег (не потому, что не мог общаться в воде, а просто так захотел). Напевая что-то себе под нос, она растиралась полотенцем; потом натиралась кремом от загара, тоненькой струйкой выдавливая его из тюбика. Эти ее движения напомнили Вене одну смешную историю из юности; нет, скорее отрочества. Тогда они сидели на чердаке, и соседская девочка-сверстница по его настоятельной просьбе (и, кажется, даже не бескорыстно, а за шоколадку), сменяя попеременно руки, давила ему пипиську; и было это очень-очень приятно, особенно в тот момент, когда неожиданно, вдруг, оттуда ей на руки брызнуло несколько капель белесоватой жидкости, которые они потом, очень удивленные таким обстоятельством, долго рассматривали под увеличительным стеклом, нюхали и даже по разочку лизнули. Может, именно тогда он и выбрал свою вторую, кроме спорта, будущую профессию - химик-лаборант.
В общем-то, сейчас Веня на удивление неплохо относился к девушке. Все,
что с ним случилось, уже случилось, произошло. ("Поздно, мальчик, пить боржоми, если почки отвалились", - так шутили женщины у них в лаборатории,
когда (это случалось не очень часто), после состоявшейся накануне вечером
грандиозной пьянки, он приходил на работу и лакал из-под крана холодную
воду). Более того, глядя на ее нечистую, пораженную прогрессирующей болезнью кожу (он отметил появление многочисленных новых язвочек), ему захотелось чем-то помочь: нашептать, к примеру, адресочек врача; или самому взять кровь на анализ, и принести ей хороший отрицательный результат. Последнее, впрочем, было невыполнимо - временами Веня забывал про свое отныне бесплотное состояние, - поэтому остановился на первом.
«Кстати, взгляну и на собственный». Он подлетел к жанниному ушку, ласковым ветерком отодвинул волосики, обеспечив доступ к слуховому отверстию,
и пошептал. Жанна послушно кивнула головой, начала собираться.

Он сопровождал ее во время всего пути, несколько раз корректировал направление движения. При этом, по-мальчишески забавляясь, делал это в самый последний момент, так, что Жанна вдруг останавливалась как вкопанная,
и, подобно роботу-кукле, под удивленными взглядами прохожих, поворачивала под углом в девяносто градусов.
Венин врач уже заканчивал прием, но он добился, и Жанна таки попала к нему, последней, сверх положенной нормы. Вместе с доктором они добросовестно обследовали жаннино тело; особое внимание, как и положено в таких случаях, уделили гениталиям. Потом взяли кровь, и, пока Жанна слушала пространную лекцию о вреде связей, он покопался в докторских бумагах и нашел свой анализ. В цифрах ничего не понял, но внизу стояло главное: "практически здоров". Отчего-то обрадовался, хотя, казалось бы, какая ему сейчас разница. Потом понял, и обрадовался еще больше: ведь это означало, что и у Жанны все не так плохо.
Когда она вышла из кабинета, пошептался с врачом, и, хоть тот упирался, не желая делать предварительных выводов, все же выяснил, что речь идет, скорее
всего, о простом, так называемом, «юношеском» дерматите. Почему юношеском, а не девичьем, спрашивать постеснялся; вполне достаточно, что преходящая, простая, в сущности, штука; и не болезнь даже в докторском понимании.
Жанна стояла на улице у выхода из заведения, крутила головой в разные
стороны и не двигалась с места, вроде как кого-то ждала. Веня прошел сквозь
нее туда и обратно; в какой-то момент по сосредоточившемуся ее лицу понял,
что она почувствовала его присутствие. Тогда дунул-плюнул и рассмеялся,
увлек за собой. Она покорно пошла, слушала все, что он ей там набалтывал,
и рассеянно улыбалась. А он водил ее по улицам родного города, показывал места, связанные с разными периодами его жизни, а в конце довольно длительной прогулки подвел к клинике и показал здание морга.
Тут Жанна, конечно, немножко поплакала; да и он, не удержавшись, тихонечко так, чтобы никого не напугать, повыл. Потом проводил до электрички, у вагона простился, обещал приходить и всячески помогать. (Нет, все-таки нравилась ему эта девушка; был бы жив, определенно женился!). Не знал, правда, толком, сможет ли сдержать обещание (ведь был еще духом молодым и неопытным), но все же очень надеялся, что сможет.

Потом было еще много разных дел; везде надо было побывать и со всеми,
без исключения, попрощаться.
Освободился только поздно вечером. Предстоял самый-самый последний
визит, на который никак нельзя было опоздать, потому что дальше – старт! Поглядывая на часы, он подлетел к зданию роддома, в котором родился, почитай, тридцать лет назад; проник в операционную номер шесть и тихонько завис над «своим» столом. Вокруг стола толпой сгрудились врачи и медсестры. Шли тяжелейшие роды: стимуляция не помогала, мать исходила криком и кровью, а ребенок ни за что не хотел вылезать.
«Готовьте кесарево, - сказал главный хирург, - если через минуту не родит, начинаем».
Нет, так не пойдет, подумал Веня. (Он хорошо помнил большой синий шрам
на животе матери, так ее, красивую женщину, безобразивший, что она стеснялась показаться на пляже в открытом купальнике). Нужно помочь: и ей, и себе.
Он опустился к самому искаженному диким страданием лицу роженицы, и
дунул ей в ноздри. Не открывая глаза, женщина чихнула; в тот же момент маленький упрямец пулей выскочил из ее чрева и от неожиданности самостоятельно заорал.
И в этот же самый момент, с первым криком человеческого детеныша, как с
первым петушиным криком, возвещающим о начале нового дня жизни, Веня (чрезвычайно довольный, что так удачно передал эстафетную палочку, иначе
ее, эту палку, пришлось бы забирать с собой) стартовал.

На этом день вениного духа, а вместе с ним четыре его заслуженных дня отдыха, впрочем, как и вся его жизнь на Земле, закончились. Там, куда он ушел, ему лично не нужны были ни тело, ни разум, ни душа. Даже дух (интересно, что он это уже откуда-то знал) для предстоящей работы - и тот был не нужен!

© Джон Мили, 2014
Дата публикации: 21.09.2014 20:25:26
Просмотров: 1851

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.