Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





Ветер перемен

Андрей Ямшанов

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 8191 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Ветер перемен

Глухо звякнула щеколда тюремной камеры. Ржаво проскрипел в замке ключ. Павел сделал еще шаг и в изнеможении опустился на пол. Спина и грудь ныли - следы допросов. Бить в тюрьме умеют...

Вот и все! Теперь, когда прозвучали казавшиеся прежде жуткими слова приговора "...к расстрелу", им овладело безразличие. Все позади. Допросы, побои, унижения... Эх, нескладно получилось, однако! Что там ни говори, умирать кому охота?! Да еще в такое время! Только забрезжило впереди, только, казалось, вздохнется полной грудью…

Вспомнилась жена - будто сейчас вот дотронься к ней и детям, две девочки и мальчик. Давно улеглось в памяти, как бегали они средь высокой травы, срывая одуванчики. Сами как одуванчики: головки белесые, волосы - что пушинки. Как-то ты одна с ними будешь? Хватишь лихости через край...

Жена приехала к унтер-офицеру Павлу Кленову в Кунгур, где расположился лагерем запасной пехотный полк. С детьми. Солдаты, оборудовавшие палатку, покачивали головами: решительная баба. Полковник, худой, высокий, с надменным, каменным лицом, коротко спросил:

- Чем жить будете-с, Татьяна Петровна?

- Многое умею. Пирожки могу печь для солдат.

- Вы, дворянка?!

- Для воинства, господин полковник, никакая работа не зазорна.

Скривил губы в улыбке, ушел.
Не многие знали, что скрывалось за дворянским происхождением Татьяны Петровны. Еще восьми ей не было, когда отец и мать после крестьянских бунтов были сосланы в Сибирь, да и сгинули где-то в Нерчинских рудниках. Вскоре умерла и тетка. Так и мыкалась девочка по чужим людям. Была прислугой, стояла за конторкой у купца-магазинщика. Но дворянское звание не раз сослужило ей добрую службу: хозяева относились уважительно и не особенно присматривались на предмет "благонадежности". А у ней уже война в душе.

Так и с Павлом познакомилась. Расклеивала однажды листовки, и вдруг городовой заметил - погнался. Павел проходил мимо и все понял. Обладая недюжинной силой, схватил городового да и воткнул головой в сугроб так, что только сапоги сверху торчали.

Одному Павлу было известно, что жена приехала теперь по заданию подпольной организации, чтобы вести революционную работу среди солдат. Освоилась быстро. Двух недель не прошло, как ее знал весь полк. Выйдет с лотком, а в нем пирожки - горячие, румяные. Солдаты обступят, детей ласкают - у каждого дома свои малютки остались. В уголке лотка - отдельная грудка, полотенцем прикрыта. Пирожки такие же, да начинка иная. Павел подсказывал, кому их давать. Отойдет солдат в сторонку, разломит пирожок, а бумажку - незаметно в карман. Создалась постепенно группа из тех, что покрепче, человек двенадцать. Собирались вечерами в обособленно стоявшей палатке унтер-офицера, за чаем вели разговоры вполголоса.

Неспокойно стало в полку. В воздухе запахло гарью. Доходили слухи из Питера, будоражили народ. Начальство почуяло неладное, начало лютовать. Особенно усердствовал ротмистр Смолич. Роста среднего, телом крепок, руки волосьями поросли. Глаза пьяные, недобрые, будто сверла. Чуть что - кулаком по харе, по сопливости, как он выражался. Из-за него все и стряслось.

Проглядели дозорные. Собрались солдаты у стены конюшен - Алексей Земин, земляк Кленова, листовку читал. А ротмистр тут как тут, словно из-под земли вырос. Понял все. Глаза кровью налились. Хотел было за угол глянуть. А там Татьяна с группой солдат беседовала. Земин ему дорогу и заступил. Взбеленился ротмистр, разразился площадной бранью, пистолет выхватил. Павел, как увидел вскинутую руку, не помня себя бросился на ненавистного, взметнул его над собой да с маху оземь. Пуля взвизгнула по стене и ушла куда-то. Не рассчитал, видать, в ярости силы. Ротмистр так и не пришел в сознание... Татьяну уберегли. Хоть и били Павла с Алексеем крепко, не назвали они других имен. Вину на себя взяли. Листовку, мол, случайно нашли, а народ собрали сами. Военно-полевой суд приговорил Земина к каторге, Кленова к расстрелу…

Рассвет наступил нехотя, хмуро. Павел так и лежал на полу, когда со скрипом распахнулась дверь камеры. По обе ее стороны стояли конвойные. В тусклом свете холодно поблескивали штыки.

- Выходи, - негромко сказал надсмотрщик.

Павел сел, потянулся было к сапогам,
- Обувку оставь, - глядя куда-то в сторону, беззлобно и даже с жалостью обронил надсмотрщик. - Не потребуется боле...

Павла поставили на краю ямы. Напротив, шагах в пятнадцати, - ровная шеренга конвоиров с винтовками.

Полковник, заложив за спину руку с зажатой перчаткой, начал речь. Он говорил о святой православной вере и присяге, данной царю и Отечеству. О том, что верные подданные не щадя живота своего сражаются за царя-батюшку на фронте, а в это время бунтовщики, большевики и прочая сволочь мутят народ, посягают на святая святых - трон самодержца. На худых щеках полковника яростно ходили желваки, из-под колючих усов хищно щерились неровные зубы.

Павел обвел взглядом солдат. Кто-то смотрел на него с болью и жалостью, кто-то безучастно опустил глаза.
Взгляд невольно задержался на Савватее Блинове, единомышленнике, человеке горячем и решительном, одном из самых активных распространителей нелегальных бумаг. Он с ненавистью смотрел на полковника, вся фигура его напряглась, и казалось, солдат вот-вот сорвется с места, мертвой хваткой пережмет худое полковничье горло. Почувствовав устремленный на него взгляд, Блинов оглянулся, Павел смотрел строго и требовательно. "Мне уже не поможешь, о другом думать надо", - прочитал Савватей в этом взгляде.

Еще раз огласили приговор. Черной, влажной от росы тряпицей завязали Павлу глаза, повернув его лицом к яме. Он хотел что-то крикнуть, но перехватило горло, вырвался лишь хрип. Покачнулся, едва удержавшись на краю осыпающегося обрыва.

Конвоир-офицер уже хотел было гаркнуть: "Целься!", да вдруг так и замер с раскрытым ртом. С дальнего конца строя донесся шум. Солдаты повернули головы. По полю, как-то неестественно накренясь в сторону, бежала Татьяна. Волосы ее были распущены, длинная юбка развевалась и путалась, мешая движению. За нею гуськом с громким плачем бежали дети. Позади - самый маленький, сынишка. Он спотыкался и падал, вскакивал и снова бежал, протягивая вперед тонкие ручонки.

Ряды заволновались, загудели. Солдаты потеснились, и Татьяна оказалась внутри квадрата. Обезумевшие ее глаза были устремлены на Павла, она рванулась к нему. Двое конвоиров цепко схватили женщину. Татьяна отчаянно боролась, стараясь вырваться. Треснула легкая ткань кофточки, обнажив упругую белую шею и грудь. По рядам прокатился ропот.
Из строя метнулся Савватей Блинов.

- Братцы! - взвился его звонкий голос. - Доколе кровопийцы будут измываться над нашим братом? Нешто мы не знаем Павла Кленова, Алешку Земина? Сколько они добра каждому из вас сделали, за мужиков стояли. Какие они изменники? Собака-ротмистр кровь из нас пил. Сколько терпеть будем? Хватит, довольно!

Он сорвал с фуражки кокарду, бросил на землю и стал остервенело топтать сапогами. Полк зашумел, тут и там раздались решительные возгласы. Никто не заметил, как полковник судорожно вытащил из кобуры пистолет. Словно удар по пустой бочке, хлестко прозвучал выстрел, Блинов покачнулся, обернулся недоуменно и рухнул, подмяв под себя руку.

- Савушка! - раздался чей-то истошный вопль.

Все оцепенели на мгновение, а затем молча, не сговариваясь, стеной двинулись на полковника. Концы квадрата сомкнулись, круг начал сужаться. Испуганно сжались в кучку конвоиры, побросав винтовки.

- Бунтовать?! - орал полковник, затравленно озираясь по сторонам. - Всех под расстрел!

Он повернулся несколько раз, ища и не находя выхода, и вдруг начал палить из пистолета в надвигавшихся на него ненавистных людей, словно хотел уничтожить их здесь, на поле, всех до единого. И тогда толпа взорвалась яростью, бросилась на него, подмяла под ноги...
Кто-то снял с Кленова повязку, разрезал стянувшую руки веревку. Кисти онемели, и пальцы не слушались.

Он обернулся на звук знакомого голоса. Весь полк сгрудился около поваленной повозки, бог весть откуда появившейся тут. На повозке стояла Татьяна, она говорила что-то солдатам, сопровождая слова решительными жестами, и в такт им метались, словно флаг на ветру, ее распущенные волосы.


© Андрей Ямшанов, 2017
Дата публикации: 11.06.2017 10:52:11
Просмотров: 1506

Москвичам вообще частенько везёт. Взять, например, тот факт, что в столице есть такое замечательное заведение как Московский театр мюзикла. Тут, например, можно почитать о его репертуаре, ознакомиться с технологиями, используемыми для его ультрасовременных постановок.
Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 80 число 11:

    

Рецензии

Владислав Эстрайх [2017-06-12 19:11:25]
Гладко, приятно читается. В конце прямо нарисовалась "Свобода на баррикадах" Делакруа

Ответить
Владислав Эстрайх [2017-10-12 18:43:58]
У нас, Андрей Леонидович, мало комментируют. Прозу - совсем мало. Но это не значит, что не читают.