Столкновение
Евгений Бадашков
|
Форма: Рассказ
Жанр: Фэнтэзи Объём: 36894 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Шипение старой виниловой пластинки. Тихий скрежет. И, наконец, волшебная, сияющая музыка. Тихий шорох иголки по пластинке кажется неотделимой составляющей этой музыки, волшебной и завораживающей, ласкающий слух, под такую музыку приятно танцевать с любимой девушкой. Мне живо представилось, как я обнимаю молодое гибкое тело, облаченное в элегантное черное вечернее платье, как она прижимается ко мне, а я вдыхаю дурманящий аромат ее волос, ее тела… Я открываю глаза. Сижу в глубоком, кожаном кресле. Если поерзать на нем, то услышишь приятный скрип настоящей кожи. А ведь кого-то убили и освежевали, чтобы сделать это безумно дорогое кресло. Кстати, откуда это кресло у меня в квартире? Я встал, осмотрелся. Квартира была небольшая, но уютная и богато обставленная. Дорогой телевизор у дальней стены. Рядом с моим креслом, которое находилось напротив телевизора, стоял стеклянный журнальный столик, на нем разбросаны самые разные журналы, стоит грязная чашка из-под кофе, в ней еще остался этот чудесный напиток, но уже покрытый плесенью. Справа от кресла стояла стенка, вся уставленная книгами. Книг было много и самой разной тематики. Напротив стенки, которая была самой дешевой и старой мебелью в квартире, стоял комод, на котором покоился телефонный аппарат, а над ним висело монументальное полотно. Оно изображало… что-то непонятное на первый взгляд. Состояло из двух ярких пятен несущихся друг на друга. Посреди этого полотна, эти два пятна сталкивались, и проникали друг в друга крохотными змейками. Черное переползало в белое, белое – в черное. Зло переходило в добро, добро - во зло. Все это в эпицентре столкновения сливалось в серую безликую массу, демонстрируя, по-видимому, то, что творилось сейчас в нашем мире. Добро стало похоже на зло, черное на белое, жизнь наполнилась грязью… И как я тут оказался? Почему тут? Квартира была абсолютно чужой. Я видел ее впервые. И не скажу, что мне нравилась ситуация, в которой я оказался. Тут все было чужое. И не было кровати. Где, спрашивается, спал хозяин этой квартиры, если он у нее есть? А ведь дом без кровати не дом, а так… не понятно что… Я обошел комнатушку. Заметил, что нет двери, осмотрел пол и потолок. Ни люков, ни дыр – идеально гладкие, серовато-зеленые стены. Скука и полная безвкусица оформления. Комната больше всего походила на тюремную камеру государственных преступников, которые были в состоянии оплатить комфортное лишение свободы. Я посмотрел на окно, ожидая увидеть узкое зарешеченное стекло, но… … подоконник был буквально завален всевозможными цветами, среди которых возвышались бутылки с водой для поливки. Из-за цветов виднелось окно. Вполне обычное, с белой рамой и прозрачным стеклом. А за окном пустота. Не было ничего, даже черноты. Просто провал, Ничто, мерзкое и одновременно влекущее к себе в своем безмерном величии… Эта абсолютная пустота гипнотизировала, при ней невозможно было думать вообще ни о чем другом. Просто стоять и искать способ, как с ней слиться, растаять. Она звала, манила, притягивала и искушала… С силой отвел глаза, сел в дальнем углу комнаты, отвернулся к стене, лишь бы ненароком не бросить взгляд на пустоту за окном. Закрыл глаза и сосредоточился. Не получилось. Мысли упорно возвращались к тому, чтобы было за тонким стеклом в белых рамах. Снова заиграла музыка, про которую, я даже как-то позабыл, хрустела где-то за спиной, как фон. Теперь же пластинку кто-то сменил, заиграла такая же спокойная, но видно было, что композитор другой, совершенно другой человек. Тот был оптимист, этот будто на грани самоубийства. Кто-то нагнетал атмосферу… Я обшарил комнату взглядом, искал граммофон или то, что проигрывает старенькие пластинки, которые давно сняты с изготовления. Этот шорох… этот ни с чем неповторимый звук… шорох наполнял комнату стариной, тихими голосами, запахом нафталина. Все это обволакивало, словно я погружался под воду. Веки начали тяжелеть, хотелось лечь, подложить ладонь под голову и уснуть. В идеале мечтал проснуться в своей кровати, но в это не сильно верилось. Музыка казалась колыбельной; жесткий, неудобный, холодный пол казался мягкой периной, достойной держать драгоценные тела королей, но никак не мое; моя ладонь казалась мне мягкой подушкой, что так приятно лежит под головой. Упал в мир снов и мечтаний. … Сон был, мягко говоря, странный. Если это, конечно же, было сном. Признаться, в последние часы тонкая грань между реальностью и сном стерлась, а если и осталась, то была невидимой. Или я ослеп и перестал ее видеть. Во сне я был то ли птицей, то ли крылатым человеком. Оперение было иссиня-черным и блестело, словно было намазано жиром. Я летел. Или летел мир вокруг меня, что не играло никакой принципиальной роли. Важно то, что обстановка менялась так стремительно, что мозг половину информации, что потоком неслась на меня, просто не успевал воспринимать. Поэтому массу впечатлений, думаю, я пропустил. Я или висел, или парил в темно-оранжевом, местами кроваво-красном небе. Такое, наверное, на Марсе. Небо крутилось, вертелось, ходило ходуном, закручивалось в спирали. В общем, небо не висело над головой, как я к этому привык, а всячески двигалось и изменялось. Не знаю, как в таком мире жилось, но мне он нравился хотя бы тем, что отличался от порядком приевшегося моего родного. Я смотрел вниз, туда, где по моим представлениям должна была быть земля, но видел лишь сплошную размытую полосу коричнево-серого цвета. Скорость моего или мира движения была чересчур высока, чтобы что-то внимательно рассмотреть или хотя бы уловить кусочек, фрагмент той картины, что была подо мной. Я не махал крыльями. Это просто не требовалось, так как воздушные потоки сами несли меня куда-то. Я не противился воле своего неожиданного гида, ведь не знал в какую сторону лететь и лететь ли вообще, а не приземляться. Я был ведом и это положение дел меня устраивало. А потом в этом оранжевом небе на самом горизонте появилась ярко-белая сияющая точка. Сначала я ее принял за звезду или комету. Это летело на меня с огромной скоростью, с каждой секундой становясь все ближе и ближе. Оказывается, это была обнаженная девушка с белоснежными крыльями, растущими из лопаток. Так, наверное, выглядели ангелы нашего мира, пока они не вымерли. Всего секунду я имел возможность лицезреть это чудо своими бедными глазами. Затем произошло столкновение, я закувыркался в воздухе, вмиг потеряв поддержку ветра, и полетел головой вниз. Наверху успел заметить черно-белый ком, который распухал и рос. Он явно хотел пожрать это прекрасное небо. Потом я ударился о землю, которая оказалась неестественного черного цвета, пробил ее и летел все глубже, проплавляя своим телом слои дерна. Долететь до ядра мне не удалось. … На голову хлынул поток ледяной воды, который мигом спугнул необычный и оттого прекрасный сон. Я, отплевываясь, открыл глаза и осмотрел помещение. Это была все та же комната. Никаких изменений, кроме того, что кто-то задернул шторы, не произошло. Оглядел потолок, ища место, откуда могла на меня литься вода. Ничего не нашел. Может, показалось? Да нет, волосы и одежда сырые, на полу лужа. Хоть бы одежды дали что ли. Встал с пола. Подошел к зашторенному окну. Задернули, чтобы уберечь меня от желания утонуть в той пустоте? Решил взглянуть краем глаза, всего лишь на долю секунды, чтобы убедиться в правильности моего предположения. Аккуратно отогнул одну сторону. Посмотрел. Не испытал ничего, кроме разочарования. Окно было заложено кирпичами. Кто-то за время сна позаботился обо мне и огородил от гибельного искушения каменной стеной. Заботливо, но теперь меня как раз и потянуло к этой пустоте. Там были ответы, я был уверен, я знал это так же наверняка, как то, что прямо сейчас за мной наблюдали. -Эй, вы, может, поесть дадите? Или мне пухнуть здесь от голода? – мой крик отразился от стен комнатушки, забился в ней слабым эхом и погас. Не знаю, слышали меня или нет, но голод давал о себе знать все отчетливей и отчетливей. Поэтому, надеялся, что слышали. Снова зашуршала пластинка, а вслед за этим полилась удивительная музыка. Я слышал ее в далеком детстве: родители просто обожали классическую музыку, поэтому ею был взращен, она сопровождала лучшие мгновения моей беззаботной юности. После того, как стал жить отдельно, стал слушать совсем другое, но это и многие другие произведения, написанные Моцартом, Бетховеном, Вивальди, Бахом и другими давно умершими гениальными людьми, ныне зовущимися «маэстро», по-прежнему жили в моем сердце. Сейчас играла неизвестная мне и от этого еще более прекрасная мелодия. К чувству упоения волшебными переливами флейты и быстрому бега смычка по струнам скрипки примешивалось чувство удивления: как мои родители, считавшиеся ценителями классической музыки, не могли слышать этого волшебного произведения? А если слышали, то почему не дали послушать мне? Не люблю вопросы без ответов. Сел в кресло, которое снова приятно скрипнуло настоящей кожей. Не хватало бокала вина и сигары, чтобы полностью и безвозвратно погрузиться в атмосферу волшебства. Такую мелодию могли бы, наверное, сочинить ангелы у себя раю. Но давно доказано, что они мертвы. Я устроился в кресле, закрыл глаза, чтобы ограничить потоки информации, поступающей в мозг. Отдался этому прекрасному ощущению плавания в волнах мелодии. Снова начал подкатывать сон. Все волшебство мигом уползло за кулисы. Я вскочил с кресла, вмиг поняв, чего хотели добиться те, кто меня сюда запрятал. Усыпить! Снова отправить в тот мир. Но разве не этого ты хотел? Начал ходить по комнате, пытаясь принять решение, которое не смогло бы мне угрожать. Ничего не мог придумать, так как в мозгу все еще оставался осадок от прекрасной музыки. Она все еще играла, и умом я понимал, что это все так же чудесно, но сердце уже потеряло ту нить, по которой волшебство в него поступало. Пришел только к тому, что очень хочу еще хоть краем глаза взглянуть на тот мир. По правде говоря, я хотел снова столкнуться с тем прекрасным крылатым созданием, которое сбросило меня с неба на землю. Почему-то был уверен в том, что это самая прекрасная девушка во вселенной, не важно, что крылатая. Вернулся в кресло. Снова устроился максимально удобно, откинулся на спинку, закрыл глаза. Справа, там, где стоял журнальный столик, что-то коротко звякнуло. Скосил туда взгляд. Исчезла чашка с кофе. На ее месте появились бокал красного вина, сигара, нож, предназначенный для срезания с оной сигары кончика, и коробок спичек. Слова, сказанные вслух, проигнорировали, а мысли услышали и даже исполнили. Странные люди. Я взял бокал в руки, понюхал содержимое. А вдруг отравлено? Решил рискнуть и сделал глоток. Явно не отравлено. Во рту расцвел приятный букет, организм потребовал продолжения удовольствия, но я поставил бокал на место, снова откинулся на спинку и закрыл глаза. К сигаре даже не притронулся, так как не курил. Волшебство играющей музыки тихонько и осторожно начало возвращаться в сердце. Минут через десять на меня начали накатывать волны сна. Я им не сопротивлялся. Наоборот, еще больше расслабился, стараясь поскорее быть ими унесенным. Вот звук приглушился, тело потеряло вес, став легче пера, и я снова упал в чужой мир. Надеюсь, второе столкновение мне не повредит. … Где это я? Первая мысль, появившаяся в абсолютно пустой голове, после того, как падение прекратилось. Я осматривался и никак не мог понять, где нахожусь. Вроде бы мир тот же, но одновременно не тот. Исчезло прекрасное ярко-оранжевое небо. Вернее, оно стало черным. Может, ночь? Звезд видно не было, поэтому решил, что здесь произошло что-то ужасное и, боюсь, непоправимое. Я осмотрелся вокруг, ища хоть какое-то пятнышко не черного цвета. Подсознательно искал ту девушку, что сначала показалась звездой. Но ничего не было. Бескрайняя чернота. Она поглощала все предметы, словно некое вечно голодное животное. Я посмотрел на свои руки, но их не было видно. Исчез полет. Теперь или мир перестал нестись сквозь меня, или я остановил свой полет. Завис над землей, которую не видел из-за сковавшей мир черноты. Но чувство, что внизу земля, а не чернота, было. Я не могу объяснить, чем оно подкреплялось. Вообще, я с таким же успехом мог оказаться посреди черного космоса. Визуальной разницы не было. Но ощущение, что в любой момент, как только захочешь, можешь спуститься на землю, отличало космос от мира. Я начал спускаться. Мерно взмахивал крыльями, хоть это и было непривычно. Ощущение новое и приятное, но какое-то чужое. Ну не может человек летать! Так учили с детства все, даже мифы мудрых греков, умерших столетия назад. Взлетишь выше – падать будешь дольше. Но кто не рискует, тот не пьет шампанское. Поэтому я медленно, с особой осторожностью спускался вниз, к земле. Не знаю, сколько это продолжалось. Времени я не чувствовал, так как не видел никаких изменений в окружающей среде. Может, час, может, два, а может, и день. Время не имело значения. Есть я не хотел, пить тоже, а терпения у меня с детства был целое море, хоть кушаком вычерпывай. Наконец, мои босые ноги коснулись чего-то мягкого и шершавого. То ли это сильно утоптанная земля, то ли что-то вроде асфальта. Здесь было светлее из-за ползающих повсюду слизней, светившихся изнутри оранжевым мерным светом. Но они ползали по каким-то мясистым зеленым листьям и освещали около полуметра пространства вокруг себя, поэтому видно было очень мало. Я подошел к одному такому слизню. Он был в какой-то липкой гадости, похожей на жир и пахнущей, как пахнет давно не чищеное стойло. Потрогал рукой. Слизень был теплый, почти горячий. Он тут же начал что-то урчать, прямо как кошка, и пополз ко мне. Так как и так испачкал ладонь и не хотел больше мараться, я отошел в сторону. Я осмотрел себя. Видно было не так хорошо, но две вещи я заметил точно. Во-первых, я был абсолютно голый. Странно, но в этом месте, полное отсутствие одежды казалось гармоничным. Поэтому я обратил на это внимание и не более. Во-вторых, крылья за спиной. Перья были темные, как окружавшая меня чернота и очень большие. Размах был, я думаю, метра три-четыре. Человек с черными крыльями… Оглядел местность, в которой оказался. Судя по всему, это была улица покинутого, мертвого города. В окружавшей черноте выступали очертания каменных стен. Под ногами был камень мощеной улицы. Я пошел вперед и все больше убеждался в правильности своего предположения. Город был мертв. Я шел по его пустынным улицам, в которых, казалось, не жил даже ветер. Мои шаги гулко отражались от стен, эхом неслись вперед и гасли где-то там, в непроглядной черноте. Сбоку на меня холодно смотрели пустыми глазницами окон мертвые дома. В некоторых еще были стекла, но в основном все они были пустыми или закрыты ставнями. Дома были в основном двухэтажными и, что меня поразило, не имели острых углов. Все линии были плавными, стены округлые. Балконы тоже имели форму полукруга, а не как у нас прямоугольные. На них стояли горшки с цветами, которые, сейчас давно высохли и осыпались. Попались, правда, несколько кактусов, которые вопреки всему все еще были живы. Но посмотрев на них, я понял, в чем дело. Кактусы, черневшие во тьме, походили на диковинные копья, торчавшие из горшков. Их иголки, которыми были усыпаны их толстые мясистые стебли, были буквально утыканы мертвыми мухами и ночными бабочками. Уж не знаю, как кактусы смогли приспособиться к питанию белковой пищей, да еще за столь короткий срок (почему короткий я понял чуть позже), но я был уверен, что растения эти живы только благодаря тому, что поглощали чужие жизни. Я пошел дальше и в конце улицы, выходившей то ли на площадь, то ли на площадку перед каким-то огромным зданием, увидел скопление слизней. Они ползали по чьему-то телу, по-видимому, поедая его. Подошел поближе. Слизней было настолько много, что того, по чему они ползали, видно не было. Ногой расшвырял парочку, ползающую по груди мертвеца. Открылось голое прекрасное тело с великолепной грудью. Тело принадлежало девушке. Я поспешно убрал остальных слизней, испачкав по локти руки в противной слизи. Вытереть их было не обо что, что меня очень разозлило. Но, как только я заглянул в лицо мертвой девушки, все низменные мысли куда-то поспешно исчезли. Стало легко и как-то печально. Лицо мое, я уверен, в этот момент своим выражением походило на лица мадонн с картин художников эпохи Возрождения. Такое же печально-одухотворенное. Столько эмоций, глядя на девушку, я не испытывал ни разу в жизни. Несмотря на то, что за спиной у нее виднелись белоснежные, как платье невесты, крылья, я не мог говорить о ней, как об ангеле, хотя и понимал, что по сравнению с ней червяк. Она была прекрасна. Вся какая-то легкая, воздушная, словно она не имела веса, а ветер сам носил ее на своих не знающих усталости руках. Белые, но не седые волосы, цвета снега, ниспадали на мраморные плечи. Точеная идеальная фигура. Оценил ее мужским взглядом (не смог удержаться) и понял, что она идеальна во всем. Все бы ничего, если бы не крылья. Правое крыло было в порядке, но вот левое совсем наоборот. Примерно посередине оно было то ли оторвано, то ли откусано, но не до конца, и теперь болталось, как марионетка в уставших руках кукловода. Из крыла вытекло много крови, и белоснежные перья, в ней испачканные, имели жалкий вид. Так, наверное, выглядела невеста, если бы озорные дети обрызгали ее платье кетчупом. Она открыла глаза и взглянула на меня. Ярко-голубые, цвета неба или моря в ясную погоду, в них так хотелось утонуть, что я слышал, но не понимал, что она говорит. -Ты! Это все ты! – некогда прекрасный и мелодичный голос сипит и хрипит, как будто пластинку оцарапали. Она смотрела на меня с такой ненавистью, что, если бы могла, разодрала бы мне все лицо. Я удивленно смотрел на нее. Она же немного успокоилась и теперь лишь метала молнии из своих небесного цвета глаз. После довольно продолжительного молчания, она посмотрела на меня чуть теплее, как смотрит жена на перебравшего алкоголя мужа, спросила меня тем голосом, который я хотел слышать с самого первого взгляда на нее: -Неужели ты ничего не понимаешь? – в голосе было недоверие, смешанное с презрением. Так допрашивали феодалы своих крестьян, которые что-то украли, но не хотели сознаваться. Я отрицательно покачал головой. Она снова недоверчиво посмотрела на меня. Затем, по-видимому, мысленно махнула рукой и сказала: -Помоги мне встать, нужно немного пройтись. Я по твоей милости теперь умру,…но это все неважно… Я помог ей подняться и спросил, в чем я виноват. Она вместо ответа повела меня вперед, туда, где, как я предположил, находилась площадь или площадка перед каким-то огромным зданием. Она хромала, постоянно морщилась от боли и едва держалась на ногах, того и гляди, упала бы в обморок. Но каким-то чудом этого не происходило и мы со скоростью черепахи продвигались вперед. Я не обращал никакого внимания на то, что рядом со мной идет ослепительной красоты и абсолютно нагая девушка. Все подобные мысли вытеснила какая-то смутная тревога, какая обычно витает в воздухе перед грозой. Затишье перед бурей, потрясениями, столкновением… Наконец, мы вышли на площадь. Это было она, правда, перед огромным зданием, то ли дворцом, то ли храмом – по очертаниям во тьме я ничего понять не мог. Света здесь было преступно мало, словно только самые смелые и отважные слизни рискнули сюда заползти. Я насчитал всего шестерых, а, для сравнения, на моей спутнице ползало никак не меньше дюжины. Тут только обратил внимание на то, что на ней не было ни капли слизи. Мои же руки, напротив, по локоть были испачканы этой жижей, которая уже подсохла и покрылась коркой. На руках появилось некое подобие рукавов. Мы дошли примерно до середины площади, когда девушка внезапно остановилась и повернулась ко мне. Затем она прикоснулась своими мягкими, нежными, теплыми пальцами к моим вискам. Зажмурилась, что-то неразборчиво шепча, затем открыла глаза и довольно улыбнулась: -Стой, не шевелись и слушай. У нас мало времени, - она снова закрыла глаза, и перед тем, как я сделал то же самое, увидел, как она улыбнулась и запела. Голоса я не слышал, слов не разбирал. Вместо этого голове появлялись образы, словно кто-то услужливо показывал мне кино. Как так получилось, я, конечно же, не знал. Да меня это особо и не волновало. Я был полностью захвачен происходящим. А видел я вот что: Город с высоты птичьего полета. По узким чистым улочкам снуют люди, как муравьи в муравейнике. Я (или тот, чьими глазами я смотрел на мир) опустился ниже, так, чтобы можно было увидеть лица людей. Не знаю, может, они были под действием каких-то наркотиков, но они были счастливы. Это я понял сразу и ничто бы не заставило переменить мое мнение. Они шли по улицам с абсолютно идиотскими улыбками на лице. Но выглядели очень искренними и уместными. Это меня поразило. Они были счастливы, наслаждались жизнью, какой бы она не была. Кто-то пел какие-то песни, кто-то прикладывался к горлышку бутылки, кто-то приставал к проходящим особам противоположного пола. Это делали как мужчины, так и женщины. При этом все было так естественно, так привычно, так гармонично, что становилось не по себе. А затем… На город наползли тяжелые черные тучи, готовые обрушиться на город своим войском-дождем и пушкой-громом. Я взмываю вверх, так, что город кажется крохотным муравейником, а люди практически неразличимы. Как блохи на теле собаки. Где-то рядом раздается оглушительный свист, режущий слух, как бывает, когда скребут железом по стеклу. Я вдруг замечаю, как моя тень, протянувшаяся над городом, будто бы ощупывает себя. Затем она взмывает вверх, под самые облака. Я при этом совершенно неподвижен. Не могу отвести взгляда от этого завораживающего действа. Эта тень падает вниз, прямо на главную площадь. Падает с такой скоростью, что виден лишь мутный росчерк, будто кто-то провел краской с неба не землю. Потом произошло столкновение. Мир ослеп в белой вспышке. Это длилось всего секунду. Затем, как будто кто-то выключил свет. Стало так темно, что не видно было собственных рук, поднесенных к самым глазам. Зыбкая, как желе, чернота, в которой растворился мир. Она убрала руки с моих висков. Я открыл глаза и… … …и увидел ту самую комнату. Вот так вот всегда! Когда хоть что-то становится понятно, кто-то невидимый берет и все еще больше запутывает. И это называется жизнь. Я лежу на полу, у стены противоположной окну. Пол холодный и не удобный. Это еще больше усугубляет скверное настроение. Если бы мне сейчас попались те, кто управляет всем происходящем, я бы, наверное, их не пощадил. Рвал бы их тела зубами и когтями. Зубами и когтями? Я посмотрел на руки. Ногти, как ногти, нормальные, человеческие. Дотронулся до зубов. Все тридцать два, все здоровые и крепкие, никаких выступающих, хищнических клыков. Откуда же такие мысли? Я встал. Отряхнул потертые джинсы от невидимой грязи, чисто инстинктивно. Осмотрел комнату, ставшей мне поневоле то ли домом, то ли тюрьмой. Изменения хоть и незначительные, но произошли. Во-первых, телевизор был включен. Он ничего определенного не показывал, кроме помех. Черно-белая рябь. Во-вторых, на столике стояли две тарелки, накрытые тряпицами, и бутылка вина, крышкой которой служил надетый ножкой вверх бокал. Еда. Наконец-то, меня услышали. Я накинулся на нее, ел руками, словно животное, хотя все необходимые для человеческой еды лежали подле тарелок. Но зачем правила, если ты один? Плевать на тех, что смотрят сверху. Делай, что хочешь, метайся в клетке, словно загнанный хищник. Все равно ничего не изменится. Я расправился с пищей минут за пять, вкуса не почувствовал, просто набивал желудок, заглушая чувство голода. Встал, с наслаждением потянулся, разминая суставы. Подошел к окну. Открыл шторы. За ними – все та же кирпичная стена. Но у меня уже был план. Как бороться, как вырваться из этого плена. И я уверен, что если я смогу его осуществить, то окажусь на свободе и смогу расправить крылья. И взлететь. И отдаться ласкам воздушных потоков. Стоп! Откуда все это? Я встряхнул головой, отгоняя нахлынувшие образы. Вернулся к столу. Взял ложку, вилку и нож. Алюминиевые, а не серебряные. Чуть-чуть, но прочнее. Это хорошо. Вернулся к окну. Переставил все цветы с подоконника на пол. Сел на их бывшее место, устроился поудобней и ударил вилкой в затвердевший раствор цемента между двумя кирпичами. Отколол совсем чуть-чуть, крошка посыпалась на джинсы. Не обратил внимания. Ударил еще раз, потом еще… и еще… Я сидел и бил, бил, бил. Вилка оказалась на удивление прочной. Через три-четыре часа, когда совсем измотался, когда увидел, что ноги покрыты толстым слоем крошки, я, довольный достигнутым успехом, вынул первый кирпич. В образовавшийся проем хлынул такой мощный луч света, будто на той стороне стены стоял прожектор. Казалось, если подставить под поток руку, она мигом вспыхнет и осыплется на пол невесомым пеплом. Я этого делать, естественно, не стал. Побоялся. Вместо этого аккуратно, чтобы не коснуться света, слез с подоконника, подошел к столику. Он был стеклянный, а точнее зеркальный. Ударил по столешнице ногой, от чего она рассыпалась на мириады осколков. Подобрал самый большой. Это могло здорово облегчить мне задачу. Вернулся к окну. Сел на пол, рядом с потоком. Аккуратно, чтобы он не попал на тело, подставил кусок зеркала. Свет ударился о поверхность, отразился, рванулся обратно к окну и столкнулся с ним. Взрыв. Мне навстречу рванулись осколки кирпича, и я едва успел закрыть голову свободной рукой, как в нее врезался очередной кусок камня. Свет заполнил комнату, я закрыл глаза, но все равно невыносимо жгло, словно под веки лили что-то очень горячее. Я закричал от боли, пронзавшей все тело, и сквозь свой крик услыхал голос: -Вытаскивайте его! Быстрей же! – я не открываю глаза, чтобы они не расплавились и не вытекли. Прижимаю к ним руки, чувствую, как пузырится кожа. Затем кто-то подхватывает меня на руки. Я открываю глаза, наплевав на вероятность их лишиться, и вижу ее, того ангела из гибнущего мира… Затем приходит тьма. … Я открыл глаза, когда понял, что в глаза светит что-то яркое. Может, солнце? Как давно я его не видел. Кажется, прошла целая вечность. Я открыл глаза и ослеп от хлынувшего со всех сторон яркого-яркого света. Он, конечно, не сжигал, как тот, что был за кирпичной кладкой, но грел порядочно. Когда привык, смог осмотреться. Белое помещение. Белые стены, белый пол, вымытый до блеска, белое постельное белье, белый матрац, белая пижама на мне. Все белое - взгляд пытался схватиться за что-то цветное, но постоянно соскальзывал, как скользят дети на ледяных горках. Я лежу, могу встать, походить по комнате три на четыре метра с окном за изголовьем кровати. Но я лежу, смотрю в белый потолок и думаю. В голове жужжал рой вопросов, и не было ни одного ответа. Где я? Кто меня спас? Почему та девушка была похожа на ангела из снов? Почему здесь так тихо? Почему здесь все белое? И тому подобное… Минут через десять положение вещей изменилось. Открылась белая дверь напротив кровати, вошел человек в белоснежной маске, белоснежном колпаке и белоснежном халате. Всё белое, все белые. Это была девушка, как я определил по выбивающимся из-под колпака черным волосами. Единственное цветное, что было в комнате. Разумеется, взгляд просто вцепился в них, и было невыносимо трудно отвести их, перевести на что-то другое. Глаза, маской не закрытые, улыбнулись, и девушка подошла ко мне. -Вы были доставлены к нам в очень тяжелом состоянии, - сказала она, по-видимому, имея в виду ожоги. – Как вы себя чувствуете? Я осмотрел себя, руки и живот. Все в порядке, кожа чистая и здорового цвета. Я произнес, пристально смотря на волосы, от которых опять не мог оторваться: -Все в порядке. Сколько я проспал? -Ночь, как и все нормальные люди - сказала она, с усмешкой глядя в мои глаза.- А вам как кажется? Что здесь происходит? Она что, смеется надо мной? -Попейте воды, - сказала она, протягивая мне стакан с водой. Я отпил около половины и почувствовал, как мир плывет подо мной. В воде было снотворное. Я посмотрел в смеющиеся глаза черноволосой девушки и снова упал во тьму. … Очнулся снова посреди черноты. То ли в небе, то ли на земле, где не было тех слизней. Помахал крыльями за спиной. Ноги сами оттолкнулись от чего-то твердого, и я завис в воздухе, не чувствуя опоры. Снова опустился. Значит, все-таки я на земле. И как тут ориентироваться без этих слизней? Пошел, как я думал, на север. Было очень трудно. Везде валялся какой-то мусор, о который запинался, колол босые ступни. Пару раз врезался в фонарные столбы. Через тернии к звездам… Наконец, вышел на какую-то большую открытую площадку. Может, та же площадь, на которой мне пела ангел? Там, правда, слизни были, но преступно мало. А тут нет совсем. Но время-то идет. И город этот все больше и больше умирает…. Я пошел дальше, в том же направлении. Внезапно запнулся обо что-то и упал. Подполз к этому. Пощупал руками. Чье-то тело. Крылья за спиной. Левое наполовину оторвано. Она. Горло что-то сдавило. В глазах мелькнули слезы. Что это со мной? Расчувствовался что-то, это со мной впервые. Обычно ко всему (если это не касалось меня) относился как к чему-то чужому, далекому. А тут… Незнакомая девушка. Пусть и ангел, что вымерли в нашем мире. Мертва. А меня душат слезы, и сердце предательски ноет. Я поднял тело на руки. Холодное, кожа нежная, но не греет. Как кусок мяса в холодильнике. Осторожно, стараясь не запнуться о валяющийся повсюду мусор, медленно пошел вперед. Шел в ту же сторону, что и раньше, надеясь, что выйду к тому месту, где приземлился в первый раз. Колол ступни, истер их в кровь, но упорно, скрипя зубами, шел. Вперед и вперед. Без цели, ориентируясь по внутреннему компасу, я брел, держа на руках истекающее кровью тело ангела. Оставил площадь позади. Теперь шел по узким улочкам. Здесь попадались, пусть и редко, слизни. Я насчитал пятерых, когда внезапно остановился у одного из домов. Это оказалось то здание, где на балконе стоял кактус, усыпанный насекомыми. Теперь на его месте было что-то черное, сморщенное, обвисшее, похожее на тряпку, повисшую в причудливой позе на гвозде. Тот сильный, пышущий жизнью организм куда-то исчез, а его место заняло вот это вот безобразие. Словно тот кактус вдруг постарел, остановился на пороге между жизнью и смертью. Кто-то или что-то выпило его жизнь, как он выпивал жизнь из тех несчастных насекомых. Побрел дальше. По дороге все чаще стали попадаться мертвые слизни. Куски липкой кожи, блестевшие на черном асфальте. Они светились слабо-слабо, едва освещая сантиметры мира вокруг себя. Вдобавок ужасно плохо пахли. Наконец, вышел на то место, которого впервые коснулись мои босые ступни в этом мире. Я понял это по огромной воронке, зиявшей посреди узкой улочки. По краям кратера ползали десятки, если не сотни, слизней, освещая несколько сот метров вокруг себя. И что делать дальше? Спускаться? Я осторожно, стараясь не потревожить своим неосторожным движением крепкого сна моей прекрасной ноши, начал спускаться на дно воронки. Все время куда-то спускаюсь. То с небес на землю, то с земли глубже вниз. Куда уж дальше-то? Когда ноги коснулись земли, почувствовал, как земля подо мной начала трястись. Земля вместе со слизнями посыпалась со стен воронки. Все на меня. Тряска все усиливалась, словно кто-то ломал мир изнутри, какой-то исполин будто бы бил по земной коре огромной дубиной в попытке ее сломать, пробить. Когда стены окрестных домов начали трескаться и обваливаться, я не устоял и упал. Мертвое, безумно красивое тело взмыло вверх. Не удержал… Упал, ударился головой о слизня, тот с противным хлюпаньем лопнул, как перезревшая дыня. На мою голову хлынула светящаяся слизь, кожу начало невыносимо жечь, запахло палеными волосами. Я почувствовал как слизь проплавляет кожу, добирается до черепной коробки, принимается за нее. Затем мозг, видимо, посчитав, что с меня достаточно мучений, просто отключается. Мир окончательно гаснет. … Голос: Создавая миры, очень трудно их потом не разрушить. Иногда это делает Бог, Создатель, когда понимает, что сотворенное им не способно идти по пути самосовершенствования, что начинается деградация, что все катится в пропасть. Иногда в этот мир приходит некто посторонний. Например, сюда, на Землю, придут всадники Апокалипсиса, как говорит христианская религия. Голос: В тот мир, свидетелем гибели которого стал ты, тебя никто не сажал. Это не абстрактное «на все воля Божья». Нет. Ты сам пришел к такому. Сам того не понимая, на подсознательном уровне, ты попал в этот мир. Ангел Смерти, дьявол, комета. Слов много - выбирай, что больше по душе. Ты пришел в тот мир, потому что Он позвал тебя. Потому что на тебя пал выбор стать тем, кто разрушит его. Почему? Наверное, потому что ты наиболее подходящая для этого кандидатура. Потому что в твоем сердце живет зло, чьи бесчисленные щупальца носят название «эгоизм» и «гордыня». Ты особенно им подвержен. Поэтому тот мир, уж катящийся с небес в геенну огненную, позвал тебя, столкнул вас. Свидетелем этого столкновения ты и стал. Там в небе… Голос: Тот ангел? Та девушка пыталась спасти свой дом от гибели. Глупая, не могла понять, что ты всего лишь прекратил мучения агонизирующего мира, пустил пулю в лоб раненному солдату. Жестоко? Жестоко оставлять этот мир таким, каким он был. Вспомни Библию, Содом и Гоморру. На примере двух городов показывают то, что будет с нашим родным миром через сколько-то лет. Если конечно не случится чуда. Что вряд ли свершится. Кому делать чудеса? Ангелы? Погибли, исчезли, стали людьми. Невозможно не испачкаться, живя на Земле. Люди? Люди так заняты возвышением себя над природой, так погрязли в своих мелочных проблемах, что забыли, какими способностями наделены от природы. Красоту может создавать каждый, но никому не надо ничего кроме денег. Поэтому исход один. Рано или поздно мир сам себя очистит. Хотим мы этого или нет. Возможно, кто-то из другого мира станет тем, чем стал ты для того, безымянного мира. Это не важно. Методы и способы вторичны. Первичен результат. Голос: А теперь просыпайся. Есть еще вопросы, на которые нужно получить ответы. … Снова музыка. В ней звучит грусть, звук падающих на крышку гроба слез. Очень напоминает траурный марш, но чем-то неуловимым отличается. Музыка льется прямо в сердце, чего не скажешь про современные композиции. Ощущения от этого какие-то странные: и приятно, и грустно одновременно. Я открыл глаза. Опять та же белая комната. Опять взгляд скользит и скользит, и скользит, и скользит. Без остановки. Как спуск с бесконечно длинной идеально гладкой горки. Вниз, вниз, вниз, вниз… Снова открывается дверь, что прямо напротив кровати, на которой я лежу. Входит та самая девушка с черными волосами, за которые тут же цепляется мой взгляд. Локоны, ниспадающие на плечи, весело подпрыгивают при каждом шаге. Глаза искрятся от хорошего настроения, в них читается счастье. Она подходит к кровати, ставит поднос с лежащими на нем разноцветными таблетками на белую тумбочку за моей головой (если бы не медсестра, я бы ее не заметил вовсе). Затем поворачивается ко мне и говорит: -Как мы себя сегодня чувствуем? – вежливая улыбка, мелькают жемчужные зубы. – Время пить лекарство, - берет с подноса стакан с прозрачной жидкостью, берет две синие таблетки, протягивает все это мне. -Где я? – где-то глубоко понимаю, куда меня закинуло на этот раз, но разум отказывается в это верить и ищет любое опровержение. -Сначала выпейте таблетки – такова процедура, - улыбка, пресекающая любые возражения. Ей просто нельзя сопротивляться. Я сажусь на кровати, чтобы не захлебнуться, когда буду запивать таблетки. Беру синие кругляши с ладони медсестры. Кладу их в рот. Беру стакан и замечаю табличку, висящую на груди у девушки. Помимо фамилии и имени медсестры там также было место работы. Психологическая лечебница. Психушка. Дурдом. Я сумасшедший. Стараясь сохранить самообладание, беру стакан. Запиваю, уже начавшие растворяться в слюне таблетки. Мысленно вижу, как поток жидкости смывает их изо рта, несет вниз по горлу в желудок. Бульк. И они плавают в желудочном соке. -Давно я тут? – голова начинает кружиться. -С детства. Вы были доставлены сюда в пятнадцать лет. После того, как в автокатастрофе погибли ваши родители. С тех пор не покидали территории лечебницы, - медсестра снимает повязку. Зачем она это делает, я не понимаю, пока не обращаю внимания на ее лицо. Она. Ангел из погибшего мира. Только волосы не белые, как снег, а черные, как ночь. И нет крыльев. Она улыбается. Это первая улыбка, которую я мог бы назвать искренне-нежной. А у меня мутнеет в глазах. Я едва-едва не падаю в сон. -Ангелы не умирают, - под ее взглядом так хорошо, так приятно. – Вы выполнили свою задачу. Вы, как никто другой, заслужили право на отдых. Спите. Этот мир пока стоит на своих двоих, и дорога пряма, как стрела. Но рано или поздно все изменится. И кто знает, может нам снова понадобится ваша помощь. Но не сейчас, не сегодня и уж точно не завтра. Она надевает повязку, опускает шторы на окне, забирает стакан с подносом и уходит, заперев дверь за собой на ключ. Мир в моих глазах окончательно смазывается. Я закрываю глаза. Мир исчезает. © Евгений Бадашков, 2008 Дата публикации: 03.08.2008 23:57:41 Просмотров: 2010 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|