Гоголь и духи лжи
Николай Юрлов
|
Форма: Эссе
Жанр: Литературная критика Объём: 10851 знаков с пробелами Раздел: "Окололитературное" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Три этюда о том, чем обогатило русскую литературу пребывание гениального малоросса в стольном граде на Неве. 1. И тогда Никоша предъявил свою «Женщину»… На дне большого дорожного чемодана, с которым стремительно мчался в Санкт-Петербург выпускник Нежинской гимназии высших наук, наконец-то ставший коллежским регистратором, лежало… Я больше чем уверен, что там находилось настоящее сокровище. Да и как же иначе? Разве юношеское эссе «Женщина» не явилось поворотным в судьбе малоросса, возжелавшего разом покорить столицу огромной Российской империи? Эту небольшую по объёму вещицу молодого Гоголя в самом начале 1831 года опубликовала «Литературная газета», и её редактор Антон Дельвиг счёл необходимым ввести начинающего автора в узкий круг близких друзей Пушкина. Случай почти беспрецедентный: никому не известное провинциальное дарование, может быть, и гений, но покамест «вещь в себе», знакомится не только с Жуковским, Плетнёвым — с самим «солнцем русской поэзии»! Если в первой половине девятнадцатого века и существовал этот литературный Олимп, где тоже присутствовала негласная иерархия, то Александр Сергеевич Пушкин там занимал определённо высокую ступеньку. Но зачем ему безызвестный южный помещик? Что мог Гоголь предъявить Поэту и для знакомства, и в качестве пропуска в большую литературу? Гоголеведов разных времён и народов, похоже, всегда смущало это странное обстоятельство. Начинающий писатель ещё завершал «Вечера на хуторе близ Диканьки» и мог представить Пушкину только свою «Женщину», впервые явленную читателю под настоящим именем автора: «Н. Гоголь». Дальше список опубликованных сочинений без нарочитых псевдонимов в «Литературке» и «Отечественных записках» резко обрывался, и неужели одного эссе было достаточно для первого, пусть и шапочного знакомства? «Мы зреем и совершенствуемся, но когда? когда глубже и совершеннее постигаем женщину, — утверждал в своём витиеватом сочинении мелкопоместный господин сочинитель. — Она поэзия! она мысль, а мы только воплощения её в действительности». Эстетический идеал молодого писателя был поистине неземным, женщина для Гоголя выступала в качестве подъёмной силы, столь необходимой для дерзкого полёта фантазии и вдохновения. Повесть «Невский проспект», которая вышла в свет через несколько лет, хотя замысел её возник намного раньше, уже к началу знакомства с Пушкиным, лишь закрепила на бумаге это представление: «А какие встретите вы дамские рукава на Невском проспекте! Ах, какая прелесть! Они несколько похожи на два воздухоплавательных шара, так что дама вдруг бы поднялась на воздух, если бы не поддерживал её мужчина: потому что даму так же легко и приятно поднять на воздух, как подносимый ко рту бокал, наполненный шампанским». Женщина, если строго следовать за Гоголем, — это «красавица мира», «венец творения»: столь романтический, выдуманный им с юности образ стал вполне реальным, когда появилась перед ним «черноокая Россетти», та самая великосветская землячка Александра Смирнова-Россет, роль которой в жизни Николая Васильевича просто неоценима. Это она, блестящая фрейлина императрицы Марии Фёдоровны, хлопотала за будущего классика, двигала в печать скандального «Ревизора» и противоречивые в оценке современников «Мёртвые души». Произошло литературное чудо: «Женщина» Гоголя материализовалась! 2. «Господа, вы проспите Россию!» Гоголевская «Коляска» при жизни писателя была не очень отмечена критикой (если не считать Белинского) и осталась в тени других произведений малоросса. О чём, собственно вещь, какой случай лёг в основу сюжета «Коляски», которую Пушкин хотел впрячь в создаваемый им новый альманах и уехать славным литературным путём-дорогою далеко-далеко? Это, по большому счёту, обычная анекдотическая история, имевшая в реалиях место среди знакомых Гоголя, близких к дипломатическому корпусу. Какой-то чин решил пригласить к себе на обед коллег, да об этом попросту позабыл, отправившись в дворянский клуб. Гости съехались, «в звёздах и лентах», но уже в отсутствие рассеянного хозяина и к растерянности дворовой челяди. У классика — почти один к одному, с той лишь разницей, что события развиваются не в столице, а в уездном городке Б., куда прибыл на длительный постой полк кавалеристов-усачей во главе с дюжим бригадным генералом и его штаб-квартирой. Да и главный герой, помещик Чертокуцкий, тоже оказался из кавалеристов, «из числа значительных и видных офицеров». Но «он ли дал кому-то в старые годы оплеуху или ему дали её», только однажды попросили Чертокуцкого в отставку. «Изрядный помещик» заложил в банке двести душ, которые числились в приданое за его «довольно хорошенькой» невестой, и мечтал поставить уездных дворян «на самую лучшую ногу», если те всё-таки выберут его предводителем. Гоголь дал своему герою несвяточное, а имя «геометрическое» — Пифагор Пифогорович, но этот математик в квадрате вряд ли умел приводить в порядок числа и нуждающиеся в том общественные институты. Напротив, хаос за помещиком, кажется, ходил по пятам и лишь ждал счастливой минуты: «Чертокуцкий, несмотря на весь аристократизм свой, сидя в коляске, так низко кланялся и с таким размахом головы, что, приехавши домой, привёз в усах своих два репейника». Единственное, что экс-кавалерист однажды совершал со знанием дела, — «заранее заказывал в голове своей паштеты и соусы», поскольку приглашал на обед бригадного генерала и господ офицеров. Но этим масштабным планам не суждено было сбыться: всё рухнуло в одночасье, точнее — в период тихого часа, который с таким упоением протекал у помещика Чертокуцкого. О чём же всё-таки повесть «Коляска», или «мастерский юмористический очерк, в котором больше поэтической жизни и истины, чем во многих пудах романов других наших романистов»? Именно так оценил гоголевское произведение «неистовый» Виссарион», но даже он, рассматривая русскую литературу сквозь призму неистребимого западничества, как-то умолчал о той самой «истине». По его критическим представлениям, «Коляска» «есть не что иное, как шутка, хотя и мастерская в высочайшей степени». Но не мог же Гоголь сконцентрироваться только на анекдоте, каких по городам и весям Российской империи вполне хватало: как известно, писатель всегда тяжело переживал, когда его вещи воспринимали на уровне тривиального водевиля. Под дугой запряжённых в повести экипажей — полковых дрожек, четвероместного бонвояжа, венской коляски с подушками и рессорами — пока ещё приглушённо, не для всех различимо звучал колокольчик от Николая Васильевича: «Господа, вы некоторым образом проспите Россию!» В этом, пожалуй, самом компактном произведении действительно спит больше положенного не только отставной кавалерист, дают славного, послеобеденного храпака два кучера и форейтор помещика Чертокуцкого, «одного из главных аристократов Б… уезда». Почивать сверх меры любит и сам городничий. Под его началом «строится лет пятнадцать каменное строение о двух окнах». А ещё стоит «сам по себе модный дощатый забор, выкрашенный серою краскою под цвет грязи, который, на образец другим строениям, воздвиг городничий во время своей молодости, когда не имел ещё обыкновения спать тотчас после обеда». «Коляска» — единственное произведение Гоголя, где фоном повести служит победоносная Русская армия после Наполеоновского нашествия, но автор с тревогой обнаруживает, что боеготовность элитной кавалерии напрямую зависит от состояния пугающейся кобылы Аграфены Ивановны, которой «дурак фершел дал каких-то пилюль, и вот уже два дня она всё чихает». К сожалению, колокольчик Гоголя, как и голос Левши, в родном Отечестве так и не был услышан. Через два десятилетия после написания автором повести в Россию, отнюдь не к званому обеду, явились на быстроходных кораблях заморские гости, которые свои ружья кирпичом не чистили, да и Аграфена Ивановна у них не чихала. 3. Анекдот он выслушал задумчиво… «Канцелярский», в оценке современника, анекдот, услышанный преимущественно в литературной среде, зачастую становился для Гоголя сюжетом его произведения. Такова «Коляска», такова, собственно, и «Шинель». В этой чисто петербургской повести, написанной, правда, за границей (Мариенбад и Рим), стяжательство «мелкотравчатого» чиновника, осмеянное приятелями Гоголя по цеху, вызвало у Николая Васильевича смятение не только на лице. Как отмечал в своих воспоминаниях Павел Анненков, Гоголь «выслушал задумчиво и опустил голову». Но в реальности прототип «Шинели», оказывается, копил деньги на дорогое ружьё, поскольку имел страсть к охоте на водоплавающую дичь. Расстаться с долгожданным приобретением ему пришлось из-за собственной оплошности. Пустившись за добычей, горе-охотник направил лодочку в камыши, и тростник незаметно смёл с кормы ружьё, стоившее владельцу огромной суммы — двухсот рублей ассигнациями. Ищи — свищи! К жизни этого неудачника, которого охватила горячка, вернули сердобольные коллеги. Узнав о беде, они вскладчину, по подписке, собрали ту же самую сумму и безмерно обрадовали несчастного. Николаевская Россия, осмеянная маркизом де Кюстином и иже с ним, как видим, всё-таки отличалась участием к судьбе человека. Гоголь решил прибегнуть к гиперболе, и она у писателя близка к гротеску. Собирать деньжата, чтобы пострелять в уточек или отказывать себе ради приобретения тёплой вещи, без чего нельзя обходиться в холодной столице не только чиновнику, но и любому петербуржцу, — в этом, конечно, есть разница. Да и копит деньги не самый мизерный человек, не коллежский регистратор, а титулярный советник — чин немалый, обер-офицерский, если исходить из Табели о рангах. Положив герою на жизнь четыреста рублей ежегодного жалованья, классик несколько преувеличил масштабы тех финансовых затруднений, в которых оказался Башмачкин. Как же другие чиновники, состоящие на службе, содержали на идентичный почти оклад не только себя, но и семью? Но для Гоголя, пожалуй, эти детали уже и не столь существенны. Главное, что его фантастический герой, титулярный советник Башмачкин, сообразно чину получил возможность прорваться на аудиенцию к Значительному лицу и даже пригрозить: «Я не посмотрю, что ты генерал». Вариант, разумеется, предусмотрительно зарезала цензура. Работа над камерной «Шинелью» шла параллельно масштабным «Мёртвым душам», образ борца за справедливость капитана Копейкина, орудовавшего в рязанских лесах, нашёл продолжение и в малой прозаической форме (изначальное название — «Повесть о чиновнике, крадущем шинели»). Он бродил по Петербургу, этот призрак, небольшого роста, в поношенном вицмундире, бледный, как снег, и наводил страх на людей, кто забыл о всегдашнем русском искании Царства Божия на земле… Пожалуй, я соглашусь с точкой зрения философа Николая Бердяева («Русская идея»): «Гоголь один из величайших и самых совершенных русских художников. Он не реалист и не сатирик, как раньше думали. Он фантаст, изображающий не реальных людей, а элементарных злых духов, прежде всего, духа лжи, овладевшего Россией». © Николай ЮРЛОВ, КРАСНОЯРСК © Николай Юрлов, 2016 Дата публикации: 05.02.2016 06:13:46 Просмотров: 2222 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|