Анатомия одиночества

Андрей Глухов

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 8275 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

В ту ночь Старик ждал прихода Смерти. Она обнимет его, и он поднимется к потолку, чтобы ещё раз взглянуть на своё дряхлое семидесятилетнее тело, и полетит по бесконечной трубе на встречу с манящим Светом.
Так её приход описан у Моуди*, а он не сомневался в правдивости рассказов людей, побывавших в костлявых объятиях.
Старик мог позвать дежурную сестру – кнопка звонка рядом на стене, но не позвонил, и терпеливо ждал, всё глубже зарываясь в своё привычное с детства одиночество. За многие десятилетия он так свыкся с ним, что уже не представлял себе жизни вне того одинокого круга, который он, точно гоголевский Хома Брут, начертил вокруг себя, защищая свой внутренний мир от постороннего вторжения.
Впрочем, его одиночество было тайным, надёжно скрытым от посторонних глаз. Внешне, он был, как все – женат (и не однажды), родил детей (живших теперь отдельно, а некоторые вообще в других странах и на других континентах), имел внуков, часть которых видел мельком во время их редких кратковременных приездов на родину, а иных не видел вовсе. Снаружи - всё как у всех, внутри – щемящее тоскливое одиночество.
Сейчас, в последние минуты земной жизни, старику показалось крайне важным вспомнить тот момент, когда он впервые испытал это, ставшее привычным, чувство, Он перелистал полуистлевшие страницы памяти и остановился на своём четырнадцатилетии. Тогда, в конце мая, прямо во время экзаменов за семилетку его разведённые родители, наконец, разъехались. Он сдал экзамены, но вынужден был перевестись в другую школу, которую возненавидел с первого дня занятий. Всё было не то и не так. Чуждые ему одноклассники, проживавшие либо в доме артистов Большого театра, либо в доме композиторов, неприятные учителя, откровенно делившие учеников на «белых и чёрных, чистых и нечистых», окружающая пустота, когда можно часами мотаться по близлежащим улочкам и переулкам и не встретить ни одного знакомого лица, всё это гнало его назад во внезапно закончившееся детство. Дней десять после постылых уроков он ездил туда отдыхать душой и даже придумал стихотворение, в котором были такие, совершенно искренние строки: «Здесь любая из подворотен приютит меня, как родня, здесь я снова счастлив, свободен, словно детство коснулось меня».
Всё закончилось в одночасье. Бабье лето сменила промозглая дождливая осень, разогнавшая всех по домам, заходы домой к нескольким приятелям ясно показали, что ему особенно не рады, а из одного дома просто выставили под предлогом делания уроков. Наверное, именно тогда он впервые испытал это неведомое доселе странное чувство.
А может быть позже, лет через семь. Тогда, отслужив в армии два года, он получил десятидневный отпуск и приехал в Москву. Казалось бы, что за срок такой - два года? Но когда через полчаса общения твой старый приятель начинает тяготиться тобой, поглядывать на часы и неожиданно вспоминать о совершенно неотложном деле, ты осознаёшь размеры пропасти, разверзшейся между вами. У всех своя жизнь, свои интересы, новые друзья и подруги, ты, приятель, извини, но «выпал из гнезда». Он промучился в Москве пять дней и вернулся в часть. Его не поняли и стали серьёзно подозревать в совершении какого-то преступления, от которого он спрятался за воротами КПП. Особенно «достал» его замполит. Три часа уговоров сознаться и облегчить свою участь закончились посыланием замполита на три буквы и пятью сутками гауптвахты. Возможно, это чувство возникло именно там, в бетонном мешке одиночной камеры.
Старик устал листать Книгу Памяти и попытался переключиться на что-нибудь другое, но чувство неудовлетворённости проведённым исследованием повернуло его мысли вспять. Внезапно пришло ясное понимание, что вспомнившееся было лишь эхом того, первичного чувства, возникшего много раньше и ранившего гораздо глубже и больнее.
Он листал и листал пожухлые страницы памяти, пока не добрался до истока и не установил точную дату события – второе сентября.
В шесть лет его впервые отдали в детский сад. Старик помнил, что в саду ему сразу не понравилось – галдящие дети и орущие на них воспитательницы с непроизносимыми именами и отчествами, намертво стёршимися из памяти, жёсткий распорядок дня, к которому он совершенно не привык, мучение «мёртвого часа» и многое другое. Всё изменилось, когда в комнату в белом халате вошла ОНА, наполнив воздух ароматом чего-то незнакомого и волнующего. Дети с визгом бросились к ней, и только он остался стоять в стороне, не понимая, что происходит. Она доставала из пакета большие белые таблетки и клала по одной в протянутые ладошки.
- Сосать, не жевать, - время от времени строго напоминала она, - только сосать. А ты, новенький, чего затаился? Иди скорей глюкозу получать.
Он подошёл, и она протянула ему открытую ладонь с таблеткой. Старик ясно увидел, как ребёнок взял таблетку губами, и у него сладко защемило сердце, прямо как тогда.
Она рассмеялась и легонько щёлкнула его по носу. С той поры его отношение к саду изменилось. Он рвался туда, страдал, когда заболевал и его оставляли дома, испытывал блаженство, прикасаясь губами к её ладони … Старик вытер повлажневшие глаза.
Потом наступило лето, и сад закрылся, а первого сентября он пошёл в школу.
Школа располагалась на внутренней стороне Садового кольца, а детский сад на противоположной, внешней его стороне. Занятия у первоклашек закончились быстро, и он помчался через кольцо в сад, уворачиваясь от несущихся машин, сопровождаемый руганью и истеричными гудками клаксонов. Он вбежал в здание запыхавшийся и счастливый, и кинулся в медкабинет.
- Ты чего пришёл, - удивилась она, - или по глюкозе соскучился? Так тебе больше не положено, ты теперь школьник, вот пусть тебя школа теперь витаминизирует.
Он смотрел на неё, не слыша и не понимая слов, а она, вдруг смягчившись, пальцами достала из пакета таблетку и протянула ему:
- Ладно уж, бери, раз пришёл, но больше не ходи сюда, не положено. Бери, раз дают.
Он отрицательно мотнул головой и жалобно посмотрел на неё. Она не поняла и всё тянула к нему таблетку, потом вспомнила, засмеялась и переложила её на ладонь. Он взял таблетку губами и долго не отрывал их от ладони.
- Иди, кавалер, - смеясь, сказала она, и щёлкнула его по носу.
Домой он летел сияющий и совершенно счастливый. Сворачивая в свой переулок, он нашёл пятнадцатикопеечную монету и сразу решил, что выпросит у мамы ещё пятьдесят пять копеек, завтра купит своё любимое фруктовое мороженое в картонном стаканчике с деревянной палочкой, и отнесёт в сад. ЕЙ. Мама пришла поздно, сердитая и уставшая, просьбу его выслушала в пол-уха, буркнула: «Потерпи до получки», и пошла готовить ужин. «Ладно, после получки куплю», - решил он.
На следующий день он снова прибежал в сад. Она встретила его сердито, взяла за воротник и повела к выходу.
- Я же русским языком сказала тебе вчера, чтобы ты больше не приходил. Не смей сюда приходить, понял?
Она выставила его за дверь и ощутимо шлёпнула по попе.
- Чой-то он притащился? – спросила вышедшая уборщица.
- А чёрт его знает, чего ходит, - зло ответила медсестра, - то ли в меня влюбился, кавалер сопливый, то ли глюкозу на дармовщинку жрать понравилось. Ещё раз заявится, так ты его, баба Дуся, поганой метлой гони.
- Да уж не сумлевайся, так отхожу половой тряпкой по заднице, что мигом дорогу сюда забудет.
- Да, да, - думал старик, - именно там, на крыльце детского сада, стоя перед закрытой дверью, я впервые испытал это чувство. Не злости, не обиды, но именно тоскливого одиночества.
Он припомнил ещё, как брёл через Садовое кольцо, ничего не видя и не слыша, как с истошным криком: «Ты что же это творишь, малец?» его на осевой схватил за руку милиционер, как он выговаривал ему, грозясь сообщить родителям и в школу, и оштрафовать его, чтобы в следующий раз неповадно было хулиганить. Он достал из кармана пятнадцатикопеечную монету и протянул милиционеру:
- У меня больше ничего нет, - сказал он и, наконец, расплакался.
Старик ещё какое-то время лежал тихо, потом тяжело задышал, всхлипнул и из-под потолка увидел своё, распростёртое на кровати тело.
Всё, как у Моуди.

__________________________________________________________________
* - Раймонд Моуди – американский психолог, собравший, изучивший и опубликовавший свидетельства людей, переживших клиническую смерть.

© Андрей Глухов, 2010
Дата публикации: 17.03.2010 09:23:42
Просмотров: 2968

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.