Философ
Джон Мили
Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни Объём: 35013 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
Я, наверное, был болен. Впрочем, болен я не был - нет, нет, не надо... Просто меня посетила одна навязчивая идея. Избавиться от нее обычными средствами, такими, как: водка, смена любовницы, усиленные занятия спортом, поход, наконец, к врачу, наверняка прописавшему бы все вышеперечисленное плюс успокоительные таблетки, я не смог. Да и не хотел. Мысль проникла, что называется, в кровь, не давала покою. Оставалось одно: утопить ее в действии, в реальном потоке жизни, то есть, реализовать. Описываю истоки, и все как просили... Правду. В школе мне все давалось легко. Толком не занимаясь ни одним предметом, сначала ходил в отличниках, потом - в хорошистах. Но, где я вообще ничего не делал, то есть, палец об палец - это русский язык и литература. Литература... ладно... Я очень много читал, даже и не интересуясь программой. А вот, язык: орфография, синтаксис, пунктуация... Понятия не имею, каким же, собственно, образом, в упор не видя учебника, не выучив ни одного правила, я все контрольные и диктанты писал на "пятерки". Учительница ставила в пример, я давал сдувать всему классу, и нимало не гордился этими своими выдающимися способностями, кои, как я потом выяснил, называются "природная грамотность", и которыми обладают, на самом деле, многие. Гораздо больше волновали проблемы с физикой и математикой, возникшие со временем по причине природной же моей лени. Я вырос, закончил школу, сразу следом – институт, получив, разумеется, техническое образование. Работал, неплохо продвигался по службе. Параллельно-перпендикулярно шла личная жизнь. Влюблялся, страдал и мучился; в свое время - не слишком рано - лишился невинности (так понравилось, что очень долго не мог остановиться, все лишался и лишался). Наконец, женился, остепенился, родил дитя. По прошествии многих лет, так называемой, спокойной жизни, когда постепенно, одна за другой, утрясались проблемы, налаживались взаимополезные и взаимовыгодные отношения с обществом - всегда путем переговоров и компромиссов, ни грамма насилия, когда честным трудом завоевывались позиции и отвоевывался разумно необходимый человеку объем жизненного пространства, появилась у меня некая философская концепция, в полноте отражавшая, как мне казалось тогда, все происходящее в мире. Не буду вдаваться в подробности, это довольно сложная и, как я сейчас понимаю, путаная конструкция. Скажу только, что присутствовали в ней и Бог, и дьявол, и законы материального мира, и духовный Завет, и нравственный Закон, этика с эстетикой, и многое, многое другое. „Двигаясь от низшего к высшему и не претерпев - не получишь, а претерпев – получишь обязательно“; „путь к добру лежит через территорию зла“... - вот только парочка ее основных постулатов. В какой-то момент, в который раз любуясь изящной стройностью, изысканностью и ажурностью конструкции, я заметил, что в ней отсутствует одна важная вещь - язык. Его механизм и законы. А ведь основополагающая штука: таки "в Начале было Слово". Проклятый момент, я помню его досконально, в мельчайших подробностях. Как, рано проснувшись в воскресенье, сонно хлопал глазами, потянулся было к жене, но стало жалко будить. Как лежал, нежась, в постели, развлекался, рассматривал солнечных зайцев, бегающих взапуски по потолку и стенам. Взгляд случайно упал на книжку, рядом на столике: „Л.Толстой, дневники“. Читал на ночь; большой мастер слова был!.. И вдруг вскинулась мысль... Помню еще, удерживал себя в постели, все обсасывал, предвкушая начало великой работы. Дальше было так. Семейно позавтракав и отправив жену с ребенком гулять, на подольше, чтоб не мешали, первым делом, схватил в руки любимую свою Философскую Энциклопедию. Быстро нашел. Вот: "Язык - наиболее объемлющее и наиболее дифференцированное средство выражения, которым владеет человек, и, одновременно, высшая форма проявления объективного духа..." Дух: личный, объективный, объективированный... это мы знаем. "Дух сокрыт в слове " - Гельдерлин. В общем, наверное, правильно. Хотя в моей концепции, дух неделим. Поскольку не вижу смысла делить, а главное, чересчур уж сложно получается. Слово, как субстанция, отделяющая предмет от представления о нем в человеческой голове, единственно дающее возможность таковое представление составить на расстоянии, не может не быть носителем духа. Язык, составленный из слов-представлений - соответственно, тоже. Хорошо. Механизм языка, действующий по принципу строго последовательного употребления-воспроизведения слов-представлений, поблочно разделяемых знаками, с целью воссоздания некоей полноценной, то есть, отражающей реальность, картинки, понятен. Законы языка... Ясно, что люди создали их для собственного удобства: чтобы не было путаницы и смысловых разночтений, для единообразия употребления в речи повторяющихся по тысяче раз на дню слов. Орфография. Особой вины нет, если, вместо положенного в слове "о", скажешь "а", или наоборот. Главное, чтобы внятно и понятно без наводящих вопросов. То же при написании. Однако, существует еще и культура письма. Синтаксис. Законы словоупотребления и связи между словами. Опять же для удобства правильного понимания смысла. Чтобы проще, практичней. Пунктуация. Словораздел, управляемые железнодорожные стрелки: частично автоматически, то есть, как научили в детстве; частично вручную. (Для чего?.. Рассортировать, уточнить направление движения: кому на Харьков, кому на Вену... Вот: собрать состав и отправить четко по назначению). Насчет последнего: всегда интересовался ручным трудом. Не в смысле перенести тяжесть с места на место, а в смысле творчества. Ну, предположим, беру я фразу и, не глядя, от фонаря, леплю в ней знаки препинания. Предположим, такую, известную: "... и надо прожить ее так чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы". Лепим: "... и надо прожить ее так, чтобы не было: мучительно! больно за!.. бесцельно прожитые годы!" Смысл наставления человеку меняется на ернически-противоположный: о-от, чему учит, скотина!.. Я вдохновенно экспериментировал. Часам к двум, когда вернулись мои, закончил несравненным "казнить нельзя помиловать", только сейчас пришедшим на ум. После обеда думал, думал... И докопался таки, идиот, нашел! Вот моя мысль, моя супер-идея, в голом, непристойном, так сказать, виде (за дурацкую сам пострадал и людей намучил): "Знаки препинания изменяют не только, и не столько, смысл человеческой речи, сколько - кем-то расставленные - смысл человеческой жизни." Точка. Этим открытием пораженный - гений о семи прядках, с лысиной посередке, - возлежал на диване, мечтал: Философский Конгресс, всемирное признание, может быть, даже Нобелевская. Но я пойду дальше: от идеи к ее экспериментальному подтверждению, как и полагается в серьезной науке. "Холодным разумом поверить..." Не помню, правда, что... сердце, наверное. Задача вытекала напрямую из вышеприведенной формулировки: расставить знаки препинания в чьей-то произвольно взятой жизни, убедительно, без смеху и дураков, с подробным описанием хода процесса в лабораторной книжке. Человек от природы решительный, я уже действовал - холодно выбирал объект. Жена и дочь отпадают: родственные отношения и нюансы, чистым опыт не будет. Перебирал друзей и знакомых - ни одного человека, подходящего под строго научные критерии отбора. Все женатые-замужем, дети, внуки, куча родственников; развитые, сложные связи. В идеале же нужен: холостой, одинокий, бездетный, желательно, неработающий нелюдим. Хорошо подошел бы низкорослый, кривоногий – "а", потому стеснительный – "б", иногородний - "в" студент, отчисленный из института за неуспеваемость. Но где его взять?.. По коротком размышлении, под предлогом того, что ищу работника на дачу, принялся названивать всем, кого знал, без разбору. В паре мест кандидаты нашлись, но такие, что сами не советовали связываться; в одном обещали узнать. К вечеру, действительно, позвонили: есть. Но - не работник, а работница, но - с физическими данными, как у здорового мужика. "Будете довольны", - сказали честно, без тени издевки. Поколебавшись секунду, я согласился и назначил смотрины на послезавтра, у себя дома. Предстояло договориться с женой, выбить у начальника срочный отпуск (я загорелся всерьез, на такое не жалко!) и подготовиться. Люди мы не бедные, по общественным меркам даже как бы состоятельные: высокие зарплаты, что у меня, что у жены; хорошая кооперативная квартира в фешенебельном районе; дорогие мебель и обстановка; дача, машина, гараж... Все есть. Жена привыкла уже, что я трачу деньги на разного рода кратковременные увлечения. В этот раз я был намерен сказать ей, что займусь скрещиванием культурных растений, для чего необходимо расчистить немаленькую территорию нашей дачи. Предварительный же визит потребовался, чтобы исключить любые инсинуации и недоразумения по женской линии. Пусть посмотрит и сама убедится в полном отсутствии опасности (мне сообщили сразу, что внешне девушка безобразна, а вкусу этого человека я доверял). Переговоры с женой прошли успешно. В качестве компенсации за порушенный семейный отпуск я обещал отправить их с дочкой на Канарские острова, причем, в самое ближайшее время. Начальника убедил на раз; согласился безропотно - не зря же я писал ему диссертацию. Обложившись учебниками русского языка, всевозможными пособиями, дидактическими и справочными материалами, я ворочал пласты никогда мною не паханного поля. Правила, исключения, дополнения, порядок применения... Оказалось очень интересно, особенно, в свете поставленной задачи. В назначенный час тренькнул дверной звонок. Все было уже готово: семья в сборе, стол накрыт, в духовке шипел, исходя жиром, загодя закупленный мною на рынке большой гусь. Мы столпились в передней, с любопытством ожидая увидеть обещанное нам заморское чудище. Человек не подвел, любопытство наше было удовлетворено в полном объеме. В прихожей стояла гора: ростом под метр девяносто, слоновьи ноги, мощнейшие бедра, пудовые груди; на богатырских плечах заплывшая жиром шея, а выше - непропорционально маленькая головка, веснушчатое личико, с маленькими же на нем голубенькими глазками. С возрастом чудища приходилось разбираться, слишком велико было несоответствие между частями тела. По простодушно-детскому взгляду я дал ему семнадцать, максимум, восемнадцать лет. Как раз то, что мне нужно. Оно назвалось Татьяной, голос - хриплый баритон; ошарашенно мигая глазами и прицокивая языком, прошлось по квартире (сразу видно, такую не видело, не мудрено...) и осторожно уселось на отведенное ему за столом место. Стул глухо крякнул, ножки глубоко вдавились в пушистый персидский ковер. В качестве радушных хозяев, мы наперебой потчевали гостью; особенно старалась жена, сразу и совершенно успокоившаяся по поводу женской линии. Я же жадно вглядывался в объект, стараясь взять все от первого, никогда не подводящего впечатления. Выходило так, что я имел дело с деревенской работной девушкой: огромная крестьянская рука, как крохотного птенчика, зажала между корявыми пальцами обычную вилку; вторая, с куском хлеба вместо ножа, не вылезала из тарелки. Рот мерно жевал, глаза лучились от удовольствия. Одета была Татьяна в цветастый сарафан, явно самодельный, с неровной строчкой, но и с какими-то рюшечками на вырезе, не просто так. На наши расспросы отвечала неторопливо, с достоинством, в промежутках между кусками, Да, из деревни, там сейчас голодно. Приехала вот на заработки, да никуда не берут. потому что, говорят, ничего она не умеет, неумеха, значит. Один день проработала на конвейере, так что-то там сломала; шумели, ругались страшно, выгнали. Живет на птичьих правах у подружки, в заводском общежитии. Лазает по ночам в окно, чтоб, боже упаси, не заметили и не вытурили. Возвращаться в деревню не хочет, не солоно-то хлебавши. Тот человек, случайный, проявил в ней участие, пожалел, видно. Работенку подбрасывал: убраться у него и у его друзей, или там постираться. Денег, правда, не платил, но кормил - уже хорошо! Вот, и к вам присоветовал: хорошие, говорит, люди... Я понял еще раз, что случай тот самый: что ни сделай, всему благодарна будет. И поле для "исследователя" благодатное: широкое, нехоженое. Экспериментируй на здоровье, сколько душе угодно! На следующий день я вез Танюшку на дачу. С трудом уместившись на переднем сиденье моего нового "жигуля", она, блаженно улыбаясь, следила за дорогой, показывала пальцем на изредка бросавшихся под колеса кошек и издавала при этом грудные звуки, наверное, от полноты ощущений. Решение было принято накануне: я начну с двоеточия. Двоеточие. "Употребляется в основном в случае наличия в тексте прямой речи и в бессоюзном сложном предложении. (Прямая речь в мои планы не входила, поскольку субъективный обман, и ничего больше). В бессоюзном сложном предложении двоеточие ставится в случае, когда основная часть высказывания (соответствующая главному предложению в сложноподчиненных предложениях) заключена в первой его части, а во второй части (соответствующей придаточному предложению в тех же предложениях) приводится пояснение, раскрытие содержания первой части. При этом, ввиду отсутствия союзов, должны подразумеваться, сами возникать или слышаться следующие вопросы ко второй части: а именно? что и как именно? почему именно?" Я рассуждал так. Если сиюминутную жизнь человека уподобить сложному предложению (что и есть на самом деле), то, согласно правилу, чтобы вклиниться в нее своим двоеточием, нужно искусственно и четко разбить ее на две части: главную и придаточную, разъясняющую смысл главной. Дабы избежать, в данном случае, ненужных союзов, человеку должны почудиться (именно почудиться!) вышеназванные вопросы. В танюшином варианте мыслилось так. В сегодняшней ее жизни наличествуют, по крайней мере, два двоеточия. Первое: ей плохо (почему именно?): нет денег, нет сытной пищи, нет надежной крыши над головой. Второе: нужно все это заработать (как именно?): потрудиться на участке у чужого дяди. Эти двоеточия поставил не я, а судьба девушки, и потому они меня мало интересуют. Я поставлю свое, если, двигаясь самым легким путем, объединю оба-два и выкину середину. Получится для начала довольно жестоко: ей плохо (почему именно? – потому что!): потрудилась на участке у чужого дяди. Но, ничего, ничего. У меня большая программа... будет же еще и восклицательный знак! Территория дачи вся поросла высокой сорной травой. Не предложив с дороги поесть-отдохнуть, я выдал Танюше старую ржавую косу, старые же грабли с поломанной, очень короткой ручкой (в сарае имелось все новое, в том числе, новая сенокосилка) и красноречиво обвел рукой свои обширные владения: "с богом, дитя мое! на сегодня работы хватит." Девушка молча взялась за дело. Удобно устроившись в плетеном кресле на просторной тенистой веранде – в одних трусах, легкий ветерок обдувает голое тело, - я положил ноги на стол и попивал себе пиво из холодильничка. Блаженство! Таня ловко орудовала косой на самом солнцепеке. Вспотела вся, бедная, пятна пота проступили на сарафане: подмышками, на спине, на груди. С раскрасневшегося лица пот катил градом. Неожиданно для себя я заснул. А проснувшись часа через полтора, увидал все ту же картину: красная как рак, вся мокрая, со слипшимися волосами, Татьяна без устали махала косой. Примерно четверть работы была уже сделана. Я разогрел на кухне обед, заботливо приготовленный на нас двоих верной моей женушкой; жевал, поглядывая в окно - когда же она отдохнет?.. Притомилась таки, улеглась на ворохе свежескошенного сена, широко раскинула ноги. Богатырь, думал я, рассматривая массивные шары ее бурно вздымающихся грудей, есть, есть еще женщины в русских селениях... Вынес ей стакан холодной воды. Жадно выпила, молча кивнула. Солнце уже садилось. Сдалав два небольших перерыва, Танюша продолжала работать. А меня начинала мучить совесть: нехорошо так с девкой... С другой стороны: а как же эксперимент? что, сорвать что-ли?.. Нет, кто как хочет, а я свое двоеточие поставлю!.. Поздним вечером, вроде как сквозь сон, я услышал, как Танька прошла в свою комнату, с тихим стоном рухнула на кровать. Дико заскрипели пружины и все разом стихло. Вопросительный знак. "Ставится в конце простого предложения, заключающего в себе вопрос; в конце сложноподчиненного предложения, если вопрос содержится в главном предложении, а также в случае "косвенного вопроса", если он содержит в себе сильно выраженную вопросительную интонацию; в конце бессоюзного сложного предложения, если последняя часть его содержит прямой вопрос; и, наконец, вопросительный знак в скобках ставится для выражения сомнения или недоумения пишущего. Я встал очень рано, что называется, с первыми петухами, хорошо выспавшийся и бодрый. Танюшка еще спала, наверняка без задних ног после вчерашнего ударно-трудового дня. Прошелся туда-сюда - любо-дорого поглядеть! Чистенько, гладенько! Вдоль забора и под деревьями, где коса не брала, полола девка руками. С крестьянской тщательностью, не оставляя огрехов. Молодец! Да и я сработал неплохо: двоеточие есть, оно существует, реально присутствует в танькиной жизни. На сегодня я приготовил ей квадратные скобки сомнения. Если жизнь уподобить массиву текста, непрерывно увеличивающемуся в объеме (а так оно и есть), то там, внутри, этих скобок полно. В процессе развития понаставило человечество, ими обозначая гиблые болота, узкие расщелины и минные поля Неразумного. Опыт конкретного человека пополняет количество вешек, что, впрочем, не мешает его потомкам, по причине природной тупости, снова и снова вламываться в запретную область. Эта вещь называется "погибаю, но не сдаюсь!" Хорошо. Движущаяся кромка массива - настоящее – своим невообразимым изломом захватывая из невидимой части текста – будущего – все новые и новые скобки (да, это так, я вижу, хотя этого и не может быть), тут же топит их в глубинах прошлого (это было, но этого быть не могло). Все для того, чтобы не остановилось движение, и не раскололся массив под натиском "проклятых" вопросов. Ведь если обрушить их разом на голову опять же конкретного человека, то что-то произойдет. А именно: знак вопроса повиснет перед глазами; несмываемой краской начертан на всех заборах и стенах, будет мниться во сне и наяву. Весь сонм возможных ответов - не устроит, ибо каждый из них родит по нескольку новых мерзких загогулин. Мозг переполнится. Сомневаясь и вопрошая, неприкаянным путником бродит такой человек по Земле, не умея разобраться отныне в самой простой ситуации, найти свой путь, шарахаясь от всего и вся, страдая, сам уже согнутый в загогулину... Несуразная танькина фигура выросла на крыльце. Вчерашний опыт удался вполне: лицо сильно помято, под глазами круги, а в глазах - двоеточием – тоска и нескрываемая ненависть к чужому дядьке. То есть, ко мне. Похоже, она приготовилась к худшему: кормить так и не будут, работать заставят, а денег не дадут. Но я поспешил развеять ее сомнения. Заулыбался, затараторил, словами и всем своим видом выражая неподдельное счастие ее видеть, а также горячую благодарность за вчерашний самоотверженный труд. Провел под ручку на кухню, собственноручно изготовил яичницу – эдакое чудо с беконом. Из шести яиц. На сливочном масле. Свежеподжаренные белые хлебцы с мармеладом, сыр, копченая колбаса, рыночный творог, большая кружка дорогого ароматного чаю. Сервировано на столе с хорошей посудой, на накрахмаленной скатерти с петухами. Эх, любо-дорого!.. Вкусная еда и хлопочущий возле нее, как возле собственной родной дочери, немолодой человек произвели на Таньку нужное впечатление. Танька растаяла. Ненависть уступила место горячей благодарности. Она заикалась, потела, поминутно пыталась вскочить и помочь. Ей было неловко. Мягко удерживая в кресле за широкие плечи, я говорил о заслуженном ею сервисе, о вечной вине городской немощной интеллигенции перед крестьянством, кормящем и поящем ее за копейки; о несправедливом распределении благ и грядущем переустройстве общества. Выражаясь сознательно усложненно, включая в речь термины и заведомо непонятные ей слова, заставлял деревенщину смущаться и краснеть от непонимания, бледнеть от беспомощности понять, и благоговеть перед ученым человеком. По завершении завтрака торжественно объявил сегодняшний день днем отдыха. Сейчас мы идем в лес на прогулку и будем купаться в пруду. Ожидается: обед в поселковом ресторане (совсем неплохом, повар по каким-то причинам сбежал из "Сайгона", вечером – кино на воздухе, в летнем кинотеатре. Танька цвела и чувствовала себя на вершине счастья. Мы шли сквозь молодую березовую рощу, направляясь к дальнему лесному пруду. Упоительно-бодрый утренний воздух, еще не жарко. Там, у пруда, почти не бывает людей, и никто не сорвет намеченное мною мероприятие. Настроенный благодушно, но цепко, я начал еще по дороге. - Дитя мое... - дитя, на голову выше "папеньки", шло, почтительно наклонив головку, внимало. - Дитя мое, не посетуй на слова убеленного сединою старца... Танька тихонько хихикнула: "старец" - сказано сильно, я - мужчина в соку! Брюхо отрастил, правда, да и полысел малость, но, в общем, неплохо сохранился для своих сорока пяти. Хотя... Учитывая более чем трехкратную разницу в возрасте, - нет, ей никак не больше восемнадцати, - я таки для нее глубокий старик. - ...Я прожил большой кусок жизни, - продолжил я, - я знаю жизнь. В сей прекрасный, воистину, день нам хочется думать о радостном, о хорошем. О будущем счастье, к примеру. Но - послушай меня! - тучи закроют небо, может быть, уже через час (?), мир не хорош (?), а человек несчастлив по своей природе (?). Мы должны помнить об этом. - ... Ты молода, - говорил я, удобно расположившись у самой воды, в тени и на травке, - ты, Танюша, неопытна. Только из доброго к тебе отношения хочу предупредить, остеречь. Гремят громы, разверзаются бездны, и молнии сжигают человека, не вооруженного этим знанием... Танька беспокойно посмотрела в небо. У меня под носом, ни о чем не подозревая, приветливо кивали головками колокольчики. – ... изначально, сегодня и впредь мир наш безумен, Танюша, дик и опасен! От Сотворения - поле битвы смертельной бога со дьяволом!.. Веришь ли в бога, Танюша? - Верую, - тихо прошептала она. Узкий лоб бороздили морщинки. - А в дьявола веришь? Полулежа, застыла. Молчала. Бледнела, дите, на глазах. - … Бог во всем, Танечка. - Я расходился. - Но и дьявол во всем! (?) В этом цветке... (?), - я сорвал колокольчик и поднес к ее лицу. - Отшатнулась в испуге. - В этой траве... (?), - показал на зеленую травку у ее ног. - Резко поджала ноги. – В этом тихом пруду... (?) - Какая-то рыбка удачно и, главное, вовремя плеснула хвостом. - Танька вскочила в ужасе, коротко и дико заорала. - Дьявол в нас с тобой... (?) – Она беспорядочно ощупывала себя, потом сжатые в кулаки руки сложила крестом на груди. Смотрела затравленно, тревожно озираясь по сторонам. - … Не бойся, Танюша, - успокаивал я. - Бог не выдаст, свинья не съест! Черт с ним, с рогатым! вот ему.. вот!.. - Я смял колокольчик и бросил в воду, по темной воде расходились круги. - Хуже другое... Все мы, Татьяна, умрем... - Сделавши многозначительную паузу, поддал газу. - И если уж возжаждет враг человеческий нашей смерти, то Бог от нее не спасет... Умирают, Танюша, невинные люди, молодые, полные сил. Погибают младенцы... они-то при чем?.. А Бог все молчит... А дьявол хохочет... Так кто же из них сильнее? (?) Черные змеи ползут по земле... - Танька уставилась под ноги, - ... по деревьям... – рыскает взглядом по веткам, - черные змеи в душе... - Танькино лицо исказилось гримасой боли; она зарыдала, мотая головой, сквозь слезы кричала: нет, нет!.. ох, нет!.. Я гладил ее по плечу, руку сбрасывала; раскачивалась, стонала, дрожала всем телом. У нее начинался настоящий нервный припадок. Я видел уже такие: у жены, у тещи, у дочери несколько раз. Опять стало стыдно. Боже мой, ну нельзя же быть настолько скотиной! за что ее мучаю?.. Стоял, молчал, не зная, что делать дальше. Танька чуть успокоилась. Тихо всхлипывая, спросила: "Зачем, ну, зачем вы меня пугаете?" Мгновенно вспомнив про дело и оценив ситуацию, – ничего, выдержит! - я кротко ответил: - А я не пугаю, Танюша, ведь на самом деле так. И еще страшнее... Вот, закрой глаза крепко. - Она закрыла, послушавшись. - Видишь, исчезло все: и пруд, и трава, и деревья... И небо, и я... И ты... Где ты, Танюша? Все пропало, нет ничего. Мир сгинул. И только во тьме - смотри! – дотянувшись, я щелкнул перед ее зенками – домашняя заготовка! - бесшумной импортной зажигалкой, - красные глаза дьявола!.. Танька дернулась, охнув, начала оседать. Лежала потом недвижимо, лицо серое. Видел я и такое. Определил сразу: сердечный приступ. Слабачка! А с моей стороны перебор... Хотя... с другой стороны... Ну, откуда мне было знать, что здоровенная деревенская девка может быть столь впечатлительной?! Чудеса!.. Следующие несколько дней безотлучно находился у ее постели. Скорая, которую я вызвал очень даже своевременно, геройски дотащив эту тушу до первых домов в соседнем поселке, действительно диагностировала микроинфаркт. Отвезли нас в больницу, там откачали, привезли на дачу. Исключительно под мои гарантии полноценного ухода за больной. Танька медленно приходила в себя. Я кормил ее с ложки куриным бульоном, давал по часам лекарства; разговаривал тихо и ласково. Приходящая бабка – я нанял ее в деревне - два раза в день подмывала и обтирала, меняла белье, выносила за ней нечистоты. Девушка была еще очень слаба, но с каждым днем все заметнее поправлялась: к лицу приливала кровь, появился румянец; уже не лежала трупом, а ворочалась, ненадолго открывая глаза. Встречаясь взглядом с моими, кривилась и отворачивалась. Я понял одно: убежит. Убежит как пить дать, не успев толком встать на ноги. А как же эксперимент? Как запланированные тире, многоточие, запятая? О, запятая!.. А восклицательный знак перед тем, как поставить точку?!. Я не успел ничего – настоящая катастрофа!.. Лежа в ночи без сна в соседней с Танюшкой комнате, слушая ее стоны, все размышлял. И решился. В создавшейся ситуации, за отсутствием реальной возможности проведения полного экспериментального цикла, я гуманно ограничусь всего лишь одним, последним, и приятным для испытуемой, опытом. Восклицательный знак. «Ставится в конце восклицательного предложения. В случае усиленной эмоциональности некоторые вопросительные предложения могут становиться восклицательными. В случае равноправия вопроса и восклицания встречается сочетание двух знаков - вопросительного и восклицательного. Восклицательный знак в скобках ставится для выражения авторского отношения к чужому тексту». Вот, вот, авторского... Постараюсь... я очень постараюсь. Я поставлю великий восклицательный знак в скобках чужой и нищей танюшкиной жизни. В эту ночь подопытная Татьяна спала спокойно. Посапывала, как ребенок, причмокивала губами. Накануне приходил врач. Осмотрел, снял кардиограмму. Остался доволен, сказал: пара дней и можно вставать. Сказал: повезло, могло быть гораздо хуже. Я понял тогда: пора. Под утро уже, укрепив свое сердце и наскоро повторив про себя, что хотелось сказать, прошел к Таньке в комнату. Скинул халат, тихонько, стараясь не разбудить до времени, прилег к ней на койку. Танька спала на спине, широко раскинув руки, голая по причине жары и под одной простыней. Я легко поместился у нее подмышкой. Отогнув осторожно край простыни, в рассветной полутьме осматривал грудь. На расстоянии она выглядела не столь экзотически; здесь же – два громадных и дышащих серых холма, с маленькими, как у мальчика, пупырышками-сосками. Прямо скажем, не аппетитно. Не возбуждает. У жены тоже большие груди... но ведь белые, мягкие, очаровательной формы. А у любовницы еще лучше. Отгибая простыню дальше, видел, по очереди, толстый, растекающийся по бокам живот, жирные бедра и ляжки. Между ними, последними, пук черных волос. Мое любопытство иссякло. Танькина женская ипостась совершенно не волновала. Но - умный-таки человек! – прозревая, предвидя момент, был готов. Лежал себе; обдумывая дальнейшее, не спеша мастурбировал. Член встал неожиданно быстро, мощно напрягся, требовал действий. Я повернулся к объекту, найдя пупок и уперевшись в него, поводил – пусть почувствует рядом мужчину. Старался... И не сразу заметил, что Танька не спит. Сопение прекратилось; лежала не шелохнувшись - очевидно, боялась, взгляд расширенных глаз блуждает в пространстве. Мгновенно отреагировав, оказался на ней, попытался раздвинуть ноги. Куда там... напрасный труд. Намертво стиснутые, закаменелые и неимоверно тяжелые, их можно было разжать разве только клещами. Смирившись, воткнул наугад куда-то между ногами, заерзал по телу. Гладил груди, прыщавые ягодицы; пальчиком по губам, по верхним... по нижним... Шептал горячо: - Танюшенька, Танечка, пойми меня правильно... Восклицательный знак... Будет очень приятно... как никогда... Большой, Танечка, авторский, жизненно важный восклицательный знак... Ты запомнишь его навсегда... Танька тряслась крупной дрожью. Ее взгляд стал совершенно безумным, с уголка рта стекала на подушку слюна. Под моей рукой как-то неровно, рывками билось ее сердце. Трясясь вместе с ней, продолжал елозить; внизу концентрировалось сладкое напряжение. Рывки вдруг усилились, так молотило в ладонь, будто танькино сердце просилось наружу. Я тоже усилил напор. Напряжение внизу круто нарастало и уже требовало выхода. Захлестнутый волной вожделения, под хриплое прерывистое дыхание объекта предпринимал отчаянные попытки раздвинуть, наконец, эти ее проклятые слоновьи чушки... Вдруг они раздались. Танькино тело прыгнуло мне навстречу, руки сжали в медвежьем объятии. Раздался жуткий, леденящий душу крик-стон, и я, вопя от боли и от восторга, оказался внутри. Несколько качков во всю мощь и - дикий, томительный, ошеломляюще острый оргазм! Я кончил!.. Танька лежала трупом. - Вот это да, кто бы мог подумать! Ни с одной женщиной в своей жизни я такого еще не испытывал. Еле пришел в себя; все гладил ее божественное тело, лепетал глупые восторженные слова. Танькина голова запрокинулась вверх и вбок, глаза будто остекленели. Отдыхает любимая, думал я в умилении. Через три-четыре минуты снова эрекция. Стоит, как влитой! Как железный!.. Властно обняв за бедра, вхожу и вхожу, удивляясь собственному любовному пылу. И снова оргазм... потрясающий! Боже мой, как хорошо!.. Отвалившись, заснул мгновенно. Первая мысль, проснувшись: я сделал, я сделал это! Я осчастливил объект! А сам как доволен... Даешь восклицательный знак! Почаще... хоть бы и пару раз в день... Глянул на Таньку. Милая! Лежит в той же позе, голая, голова задрана, ноги раздвинуты, словно в ожидании. Опять шевельнулось внизу. Подполз, заползаю... ноль внимания! Прислушался... никакого тебе дыхания!.. Тут только допер: а тело-то, гляди... мертвое! Припомнил и позу. Оказалось, во втором уже акте Танька была... того. Я – убийца! Мало того, насиловал труп… некрофил!.. Долго сидел и думал. Такая вот моя особенность: в тяжелые минуты все думаю, думаю... потом уже действую. Так и сейчас. Подумавши хорошенько, пошел в ванную, налил в таз воды. Взял тряпки, ватки, щетку зубную, вернулся со всем этим к Таньке. Мозг, помню, работал четко. (В каком-то из детективов - а я до них был большой охотник - уличали убийцу-насильника по составу спермы в теле его очередной жертвы. Мазок, соскреб... и готово дело – расстрел!). Снял со стола, подложил под Танюшку клеенку; пыхтя, развел ей ноги пошире. Принялся за работу. Для начала промыл влагалище; обильно, воды не жалел. Вытер насухо. Потом, наматывая на зубную щетку разные тряпочки, ваточки, меняя ежесекундно, выскребал, скрупулезно вылизывал. Адов труд! Неприятно... и запах... (Кстати... Впотьмах-то и не заметил, хоть ожидал горячо и надеялся: Танька моя оказалась девицей). Закончил. Поправил головенку усопшей, уложил поровнее. Лежала как лялька: строгая, большая, можно сказать, красивая. Заплакал. Сквозь слезы заметил непорядок, сходил за расческой. Тихо рыдая, расчесывал Танюшке волосики на лобке, аккуратно, одинк одному... А тут крик за спиной. Оглянулся, конечно... Бабка пришла на работу. Стоит, глаза выпучила и орет в голос... Поговорил, успокоил. "Все нормально, - сказал, - бабуся, Танечка умерла." Потом, прикрыв ее голенький трупик простынкой, встал на траурную вахту, то есть, сел на стул у кровати. Бабка быстро заткнулась, ушла. А дальше... Топот ног, людей в помещении много... Голоса, разговоры... Меня о чем-то расспрашивали, плохо помню, а я отвечал. Не понравились, видно, мои ответы. Велели одеваться, увезли на церковной машине, вот это как сейчас помню, с крестом. Вот, как допишу, покажу доктору. Он ко мне неплохо относится. Каждый день долдонит: "Философ вы мой дорогой, пишите... Пишите как было: истоки, правду..." Говорит, что, возможно, поможет, хотя, после недолгого улучшения, болезнь моя моя с каждым днем прогрессирует... Врет. Я не болен. Просто навязчивая идея... Сначала было тяжело. Потому что били. А я вырывался, кричал от боли. Потом кололи и снова били; я снова кричал. Тогда вязали, кололи и били связанного. Кричал. Потом вроде как отпустили. Ни о чем не думал, валялся в камере... В смутности помню, на суд приходили жена и дочка. Кажется, обе нервные, плакали. Снились жуткие сны. Запятая (о, запятая!) пиявкой присасывалась к пупку, тянула оттуда какую-то слизь. После болел живот. Многоточие, разорванной на части собакой, катилось под ноги, тявкало и кусало. Болели покусанные места. Доктор (неплохо относится, не плохо!), посмеиваясь в усы, убеждал. Все хотел – для моей собственной, как говорил, пользы - вставить мне в попу именной с печаткой восклицательный знак. Возмущенный, не дал, не позволил... Через тире я никак не мог перепрыгнуть, хоть и пробовал разными способами. Включая фосбюри-флоп (для тех, кто не знает: вот так, спиной вперед). Долго пытался. Пока не сломал ребро о спинку кровати. А как-то проснулся... Спал туман. В голове кристалльная ясность и четкость соображения. Вот когда ужаснулся, вспомнивши про содеянное... Прощения нет! Я - философ?.. Убийца и некрофил! Бедная, бедная девочка, замучил тебя!.. Мерзкая, мерзкая лженаука!.. Идея, ужасная и проклятая!.. Треклятый русский язык!.. Кто, кто придумал? Анафема!.. Пунктуация, препинание... Анафема!.. Куда... Убрать, вычеркнуть и забыть! Это не шутки, ребята... Тут кровью пахнет!.. Ребятишки! Русские люди! Внемлите, взываю!!! Чтобы не оскудела земля, чтобы Русь осталась жива... Клянемся! Чтобы потомки, ликом чисты и светлы... Клянемся! Чтобы рогатый - черен, а глазом багров! - убрался к себе восвояси... Клянемся! Чтобы мир во всем мире, и нет войне... Клянемся! Долой пунктуацию! Эту бабу ничтожную, низкую, грязную - на свалку истории! Да здрав... О... стоп! У меня идея!.. Русские люди, внемлите, взываю!!! Чтобы все хорошо, препинания подлые знаки добровольно меняем на музыкальные, а?!. А что?!. Басовый знак – бум-бум-бум... скрипичный знак – фью-фью-фьють... До-ре-ми-фа-соль... Высоко, благородно... И в речи человечьей появятся они... Чистые, звонкие... льются, льются... Широка-а-а страна-а моя-а... Танюша, родная! Памятью светлой твоей клянуся: никому – даже доктору... тс-с... - не скажу; а коль выпустит – сразу займуся! © Джон Мили, 2018 Дата публикации: 15.09.2018 19:46:27 Просмотров: 1778 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |