Род

Денис Требушников

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 10816 знаков с пробелами
Раздел: "Современность"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Род

"...Чтит Ловать старину былин.

Славься навеки — город родной:
Родная земля, родные истоки!
Великие Луки — наш город святой!
Славься наш город, Славься народ:
Великой отчизны — Великие Луки -
Надежный щит и оплот!"

из гимна г. Великие Луки

Яромир прогуливался вдоль реки. Останавливался, всматривался в темные воды Ловати, наблюдал за лодками-листочками. Шел дальше, мимо прибрежного вала, мимо себялюбивых каштанов, желто-красных кленов. Гулял под коричневыми кронами темных берез. Не такими далекими казались воспоминания о том, как мать его водила сюда маленьким, показывала широкую реку, большой каменный мост, лестницу на противоположном берегу. Она вела в крепость Петровских времен, скорее то, что от нее осталось после Великой Отечественной: катакомбы и два ряда оборонительных насыпей. Теперь на месте одной из башен находился памятник освободителям города, установленный в 60-х годах. "Вечная память им" -- вспомнилось Яромиру. Он задумался, почему именно "вечная", почему всего век? Людям не нужна смерть, решил Яромир, они боятся ее, она им кажется противоестественной.

В магазине он купил бутылку пива и вернулся на берег. Потягивая напиток, Яромир думал, зачем он пришел сюда? Явно не смотреть на людей? Они его бесили. Спешили, надеялись заработать все деньги в мире, и если это сделают не они, то их дети. А может, и они смогут дожить, ведь есть же Центры, где омолаживают, где органы пересаживают; там, глядишь, и лекарство от смерти придумают. И заживут люди долгой славной жизнью, плодясь и размножаясь. Яромир сплюнул. Он возненавидел людей за их человеколюбие, они отторгают саму мысль, что могут быть мертвы: "Быть мертвым - ненормально!" -- думают они.

Осушив бутылку, Яромир опустил ее в урну. Даже бутылку, решил он, выбрасывают, так чего мешает им просто закопать тело в землю, сжечь его, как мусор? Лучше в огонь, подумал Яромир. Меньше места, меньше проблем, меньше кладбищ, которые непременно перекопают через два-три века. И смысл погребения?..

Зазвонил мобильник:

-- Ты где? -- спросил женский голос.

Это была старшая сестра. В трубке фоном слышались смешки, звон стаканов, тосты.

-- В городе, -- холодно ответил он.

-- Ярик, ты должен быть здесь. Должен присутствовать. Это же твоя мать, наконец!

-- Она мертва, и ей я больше ничего не должен.

-- Но ты должен мне!

-- Что?

-- Здесь все родственники, ты же не хочешь потерять с ними связь? Это ненормально!

-- А нормально смотреть на мертвое тело, которое стало еще краше, чем при жизни? Нормально смотреть на пьяные рожи родственников? Слышать пошлые смешки?

-- Шизойд!

Яромир улыбнулся: пускай угнетаются. Ему угнетение не требуется. Он утешен. Его душа чиста и спокойна, а рассудок строг и последователен. Помнить мать - вот лучшее для нее утешение. Ритуалы, которые призваны утешать живых, нежели помогать мертвым, вызывали у Яромира отторжение. Будто варвары, носятся с этим телом, хотят думать, что оно еще живо и слышит их. Противно. Вот истинная некрофилия. Любовь к покойникам, как к живым. Не в смерть нужно глядеть, а в жизнь.

Придет время, и сестра поймет, что матери от ее слез, от хороших воспоминаний ни холодно, ни жарко. Тело мертво. А душа? Душе нужна помощь иного рода. Как тело нематериальное, ему нужна нематериальная поддержка. Лучше бы она сожгла тело, подумал Яромир; тело в земле вызывает привязанность именно к телу, не к душе. А если память у сестры дырявая, и она не может запомнить мать, пусть ходит на ее могилку. Она не любила ее истинно, сердцем. Сердце заколотится, разгонит по телу кровь, и разум вспомнит.

Чего ей нужно от тела? А родственникам? Лишний праздничный день? Римляне пировали и танцевали на могилах. Все-таки радость открытая. Они шли не рыдать, они шли веселиться. Лишь извращенцы, безумцы идут на кладбище рыдать, оплакивать, чтобы душа языческая услышала родные голоса, и вместо этого, они, невежественные, пьют и смеются за компанию с покойником. И она осмелилась назвать его ненормальным?! А сколько денег она истратила?

Яромир встал со скамейки и пошел дальше по излучине реки. Справа на холме деревья огораживали его от парка Пушкина, он ненужных детей. Слева открывался вид на измученный строениями и спортплощадками остров Дятлинка - стрелецкую слободу. Впереди уже виднелся мост - по нему сновали люди, ездили машины. Всем весело. Люди пьют, что-то празднуют. Будут они праздновать и чужие смерти. Возле моста находилась ясеневая рощица, кое-где возвышались березы, а от дороги ее отделял ряд каштанов, и грузный ствол тополя. Искривленный, истерзанный спилами, он рос не вверх, а вширь, опуская, подобно иве, ветви вниз. В рощице выбирался на свободу ручеек. Дно его было вымощено камушками, а берега укрепляли валуны, сложенные лесенкой. Девственный уголок, где редко ступает нога человека.

Яромир любил природу, но тайно; любил в душе, сердцем. Он никогда не говорил вслух восторженные слова, которые повторяет каждая маленькая девочка, не способная найти более осмысленных слов. Если нельзя подобрать хорошее восклицание - молчи; так думал Яромир. И он молчал, наслаждаясь природой, переживая ее внутри, радуясь ей. Она умиротворяла.

Он вспоминал, как неуклюже топал ножками, спеша к матери на руки. Тогда она брала его, карапуза, и подбрасывала вверх. Яромир чувствовал себя особенным, высоким и радостным. Мир крутился перед глазами, мир большой и любопытный. Он улыбался, мать лишь сдержано загибала уголки рта. Ее миловидное лицо становилось краше, нежнее. Не было у Яромира щита крепче, надежней и прелестней. Вспоминал он, как пухлыми ручками брался за трехлитровую банку, наполовину пустую, поднимал ее и переносил со стола, который был ему по шею, на табурет. Мать тогда замирала, не дышала. Она слегка бледнела, но от этого ее лицо начинало походить на мину сочувствия. Все обходилось. Банка цела и установлена на четырехножный постамент. Яромир поворачивался к матери с довольным видом. Смотри мать: он воин, он силач, он нежен и аккуратен.

Сидя на валуне, Яромир задумался, почему же в его воспоминаниях нет сестры? Она должна быть всегда рядом, но память стирала все образы, связанные с ней. Отец... А он где был все это время? Яромир не знал, и довольствовался лишь отчеством. Лютонрав - полагал он - великолепное имя. Отец должен быть красавцем с тяжелым характером...

Яромир спустился к реке и взглянул на воду. В отражении он увидел своего отца. Именно в этом возрасте, по рассказам матери, она и познакомилась с ним. Удрученный смертью матери, Лютонрав, бессмысленно блуждал по парку, спускался к реке, ополаскивал лицо. Всматривался в воду, гневно бил по глади, распугивая мальков и шитиков. Он ей так понравился, такой особенный, печальный, красивый и крепкий - чего еще нужно было женщине? Она ходила за ним следом, пряталась, таилась. Высматривала, словно хищница. Приглядывалась, а нет ли у него подружки. И когда он взобрался на стену, которая осталась от каменного купеческого склада XVIII века, она молча, борясь со страхом высоты, начала забираться вслед. Лютонрав посмотрел на нее и снова ушел в мысли. Она ему не мешала. Так мать познакомилась с отцом...

Яромир резко обернулся, вглядываясь в скудные просветы между ветками и осенними листьями. Мелькнула тень. Все правильно. Яромир понял, что он рядом с развалинами склада. Только теперь этот склад отстроен заново из кирпича, и заведуют им новые купцы - азербайджанцы. Воспоминания о матери, навели Яромира, на мысль, что душа ее с ним, именно она подсказала, возбудила подсознание так, что ее мальчик смог увидеть своего отца. Это было ее предсмертное желание. Он не ходил на зачитывание завещания. Передел собственности, ожидание подарков от покойника - это мерзко, на добро слетаются все родственники, "ибо там, где труп, там соберутся орлы"... Однако краем уха он услышал о последней строчке: пусть Яромир найдет Лютонрава. И он нашел.

В рощице на берегу Ловати, в маленьком святом месте, в мире и покое он должен найти спутницу, чтобы дать жизнь своему сыну. Яромир уже точно знал это, будто проснулись все знания, которые собирались поколениями. Он готов был назвать поименно всех предков, прокричать заветное слово!

-- Иди сюда! -- крикнул Яромир туда, где видел тень.

Через пару секунд зашуршали листья, заскрипели пластмассовые бутылки. Молча, через дебри пробиралась девушка с русыми волосами, придержанными черной шапкой. Миловидное личико краснело, девушка пробиралась к ручью по самому трудному пути.

Так и есть, подумал Яромир. Живы традиции! Он сохранил их, слышите матери и отцы предков! Род будет продолжен! Юноша задумался о заветном слове и слегка погрустнел. Он присел на валун и неотрывно смотрел на небольшие волны, на уток. Девушка присела рядом и разглядывала Яромира. Он в это время был уже в пути: прошелся вдоль железной дороги на Назимово, свернул на болота близ Волкова, и мысленно добирался до той деревни, куда он так хотел добраться в детстве, но не смог. Мал был, да и бабушка, жившая на станции "306 км", не обрадовалась бы тому, что внучек ушел перед завтраком и вернулся после ужина. Внучек должен есть много, если хочет стать мужиком. Он прошел уже три четверти пути. Нужно было сделать рывок... С яростью в крике, выплеснув в кровь норадреналин, заставить себя, пересилить! Там в деревне Милолюб, его место! Там он найдет отца, там получит от него благословение на брак с этой девушкой.

Яромир вскочил. Его лицо приняло вид строгий, гневный. В глазах читалась безумная радость. Девушке показалось, что он стоит в кольчуге, поножах, и голову его укрывает шлем-сова. Яромир схватился за тонкий ствол ясеня, и девушка живо представила, будто в руке его копье, если не Гунгнир, то обычное. Он готов был к бою.

-- Решено! -- воскликнул Яромир.

Схватив девушку за руку, он быстрым шагом провел ее по своему проходу: под аркой, образованной низкими ветвями тополя и каштана. Когда вышли на асфальтированную дорогу, Яромир заторопился, он почти бежал. Девушка покорно подчинялась.

-- На вокзал, -- скомандовал он.

Девушка не отрывала от Яромира глаз, такой волевой и решительный ей был нужен. Она не отставала, не хотела его упускать. Здесь и сейчас! Потом будет поздно.

...Не в смерть, а в жизнь, - вспомнились Яромиру собственные мысли. Быть мертвым нормально! Только мертвый может открыть прошлое и будущее. Только мертвый оставляет живым жизнь. Только мертвое тело заставляет полюбить плоть живую! Пусть сестра угнетается, пусть плачет, так надо, это правильно. Но он вырос, он утешен! Мать мертва, Яромир отпустил ее. Он запомнил ее, и расскажет о ней, когда найдет отца. Вечная память им; только век, но как это долго! Столько времени, чтобы успеть передать память о себе и предках детям!..

© Денис Требушников, 2008
Дата публикации: 03.10.2008 14:09:30
Просмотров: 3068

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Макс Артур [2008-10-05 02:33:58]

"Вечная память им" -- вспомнилось Яромиру. Он задумался, почему именно "вечная", почему всего век?"
"Вечная" в данном случае не от слова "век", а от "вечность".

Ответить