Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?



Авторы онлайн:
Александр Кобзев



Стрельбище Лешки-Замполита

Александр Грог

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 23324 знаков с пробелами
Раздел: "Серия - ХАРАКТЕРЫ"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


/серия – характеры/

У «Шестого» опять ноет ладонь, словно застарелый ревматизм или зубная боль, что отдается каждым толчком крови. С болью вдруг полезли воспоминания; тоже какими-то толчками, причем только те, что хотелось забыть, и даже казалось, что давно забыл. Странно это, более поздние шрамы не болели и даже не ныли, а этот первый и небольшой – что в самой середке ладони - след от разорвавшегося в руках самопала, одно время исчезнувший, а сейчас вновь проступивший, лежащий поперек той борозды, что считается линией жизни… Странно. Видом, словно не он, не шрам по линии жизни прошелся, а сама линия жизни шрам рубит…

ЛЕШКА (60-е)

…Самопал разорвало с таким грохотом, что Лешке показалось – кранты, допрыгался! Что произошло, не видел, потому как, хотя и целился до последнего, но в момент, когда огонь дошел до запального отверстия, и оттуда вдруг засвистело, не выдержал: убрал голову - отвернулся. Вот тут и наподдало! С такой бешенной силой отдалось в плечо, руку и по ушам, что отлетел, да закрутился юлой, пока не уселся калачиком, зажав руку промеж ног, с шумом втягивая воздух промеж стиснутых зубов. Хуже всего было с рукой, потому как было страшно посмотреть – на месте ли пальцы.
А как удачно начиналось!
В подвале нашел толстую желтую (должно быть – бронзовую) трубку. Еще раньше выменял толстую пулю на самописную ручку – подошла, чуть ли, не точь-в-точь. С таинственным шумом перекатывалась внутри. Старое деревянное ложе от арбалета, что с когда-то редкой трезвости сделал ему отец, в самый раз подошло к трубе. Красиво получилось! Арбалетом Лешка давно наигрался, да и пулял стрелу он своей резиной, как ее не усиливай, всего на какой-то десяток шагов. Потом его отчим пытался наладить – подлизывался к Лешке, но не наладил. Даже когда «арбалет» зажали в солярной котельной в тисках, поменяли резину на удивительную красную, от давно разбитого тяжеленного трофейного велосипеда (как говорили – бельгийского, сто лет бы прослужил, если бы не был раздавлен грузовиком, что сдавал задом, разгрузить уголь). Но и с бельгийской резины ни разу не попала в одно место. Отчим озадаченно скреб затылок, а все только смеялись. Нерусское оружие!..
Лешка с одной части трубы забил болт без шляпки, утопил вглубь на полпальца, сверху залил расплавленного свинца и, как остыло, заклепал. Это потому, что у Максика с его самопала заглушку зарядом вышибло назад, и все говорили, что он везучий, могло самого насквозь прошить, а так только руку у локтя порвало. Лешке такого везенья не надо. Со свинцовым клепаным задником – это он лихо придумал.
Когда пробовал пробить и коловоротом крутил дырку для запала, поломал два тонких сверла отчима. Пришлось выбросить. Лучше пусть подумает, что сам затерял, чем обломыши найдет.
Головки спичек снимать лучше не бритвочкой, не срезать серу, а обжимать плоскогубцами – сама осыплется. Сразу несколько спичек можно взять и поворачивать, потом, что на газету осыпалось, в баночку. Спички в доме есть, их не спохватятся, на верхней полке, на кухне всегда большой запас. Соль внизу, а вверху спички. Эта привычка едва ли не у всех хозяек с войны осталась. Лешка слышал – говорили.
Трубку к арбалету изолентой примотал, потом еще проволокой и поверх опять изолентой. Фиг сорвет! Засыпал серу с баночки, потом забил внутрь тряпку – туго-туго (читал в книге про индейцев, как делали), потом уронил внутрь пулю, и снова запыжил тряпкой. В прокрученную дырку тоже серу от спичек затолкал – самую мелкую, поверх головку спички наложил и дальше дорожку из спичек – головка к головке, тоже изолентой, теперь только коробком поверх чиркнуть и… как стрельнет!
Вышел во двор.
Старшие мальчишки оценили.
- Сам сделал? Молодец! Заряжен? Пойдем, стрельнем!
Далеко ходить не надо, нет лучшего места, чем на стройке. Нашли большую ржавую квадратную банку с краской, застывшую твердой пленкой. Поковыряли сверху палкой – не пробить, решили, что засохла до дна.
- Вот сюда попробуй! По такой не промахнешься.
Попробовал…
- Класс рвануло!
Шумно восторгались выстрелом. Разглядывали разорванный, уже ни на что не годный, самопал.
Ствол разорвало чуть ли не в том месте, где держал рукой, правда, только самый верх распузырило на кривой цветок, а с боков у деревянного ложа тонкие волосяные щепки получились. Но пуля из ствола все-таки вылетела. По пути она, должно быть, опять застряла или кувыркнулась, потому как, недалеко от выхода трубку опять раздуло, но уже не разорвало. Не сразу заметили - куда попало. Только когда краска из банки стала выходить. Попала она таки в эту квадратную банку, в самый ее край, прошла внутри, и даже край отжала дугой - оставила выпуклую борозду, надрезала изнутри, отчего и там стала выдавливаться густая краска.
Лешку садануло в уши, плечо, но больше всего отдало в руку. Зажал руку между ног и боялся посмотреть. Зыркал на всех круглыми глазами, «тсыкая» - часто пропуская воздух через зажатые зубы. Потребовали показать.
На середине ладони оказался темно-коричневый пузырь, отливающий с краев синью. Больно! Пузырь набухал и вырос едва ли не на всю ладонь. Нашли подходящий осколок стекла, даже несколько – кругом такого добра навалом. Лешка резать никому не дал, решил вскрыть кровавый пузырь сам, ожидая, что кровь оттуда пойдет густая, чуть ли не черная. Кольнул стеклышком – не получилось, а больно! Тогда, с испугу, полоснул наотмашь. Пузырь распался, и кровь пошла не синяя, не коричневая, а самая нормальная – алая, и сразу же стало легче. Не так больно и как-то привычнее, все-таки кровь – это понятно, такое случается…
Кисть плохо сгибалась и ныла, отдавало и в локоть.
- Отсушил! – сказал кто-то. Тут же вспомнил, что как-то, прыгая с моста, отсушился весь и еле доплыл до берега.
Лешка замотал ладонь носовым платком, а к вечеру уже и думать забыл. Сколько всего интересного может произойти за день!

Еще до арбалета Лешку за умные разговоры и фантазии прозвали Депутатом. Он не обижался, потому как, уже смотрел фильм: «Депутат Балтики», не нашел там для себя ничего обидного и даже напротив. Правда, тот депутат был старым, а молодых депутатов (Лешка про это спрашивал) не бывает. Прозвище прилипло, дал его старший Харис и называл Лешку – «депутат» к месту и ни к месту, лишь бы почаще назвать, и видно было, что огорчается, что Лешка не обижается нисколько. А потом Лешка и ему сказал, чтобы сходил бы лучше Харис в кинотеатр «Ударник» - там сейчас как раз фильм идет про депутатов. Все старшие смеялись, что вроде как он ловко Хариса отбрил, а тот рассердился и дал ему подзатыльника. Он и еще хотел, но пристыдили – разница большая. С того времени совсем Лешку невзлюбил. А однажды с братьями, и, что обидно, с младшим тоже, нассали Лешке на голову. Дело было так: на большой липине сделали штаб – хороший и даже с крышей, и когда Лешка со школы возвращался, младший Харис стал оттуда его дразнить, что он к нему ни за что не заберется. Если бы Лешка знал, что там его братья, то даже и не стал бы связываться, прошел бы мимо. И вообще, что он – дурак в школьной форме по деревьям лазить? А тут отложил портфель, подошел, сообразил, что надо приставить к стволу огрызок доски, чтобы с него допрыгнуть до нижней ветви. Допрыгнул и со второго раза, подтянулся, забросил ноги, ухватился рукой за следующую ветвь, а дальше уже просто – полез наверх… Тут и полилось. Поднял голову, а это Харис с братьями на него ссат. Слез много быстрее, едва не упал. Взял портфель и пошел домой, не оборачиваясь на обидные крики, только думая, что с младшим Харисом сделает, когда его братьев в тюрьму заберут.
После этого старший Харис, как Лешку увидит, так сразу и орет: «Эй, депутат обоссанный!», а младший ему тихонько подпевает, но не долго кричали, дворничиха вразумила, что не прекратят, так она заявление напишет, что «кое-кто» депутатов оскорбляет, и пойдет тогда кое-кто на свою вторую ходку. Засиделся у матери на шее!
Тут каникулы – все разъехались. Лешку тоже возили к родне и оставили там на целое лето. Такого скучного лета Лешка до сих пор не знал. А когда вернулся, оказалось, что младший Харис в их дворе командует. Зато старшего Хариса посадили. Дворничиха говорила – повезло дураку, что статья за «хулиганку». Лешка какое-то время ходил отдельно, а младший Харис грозился его побить, и среднего на это подговаривал, но тот задумчивый, кивнет и отложит: - «Потом!»
Средний Харис странный, на братьев не похож, постоянно с книжкой, и смотрит на все, будто не видит. Лешка вообще-то самострел делал, чтобы от Харисов отбиться, напугать их. Старший Харис одного дядьку ножом уже пырнул (правда, не до смерти) и теперь сидел. А младший говорил, что скажет своему старшему, когда он выйдет, чтобы он то же самое Лешке сделал за его выпендреж…
Лешка, у мамки один, а Харисов много, понятно, что расстраиваться будет за него сильно. Лешка знает, что у мамки здоровья родить еще одного не хватит – сама говорила. Раньше отец пил по-черному, детей иметь не хотела, а теперь не может. В кинотеатре перед сеансом крутили журнал – какие дети от алкоголя получаются. Особенно в память запали с маленькими глазами. После того страшного киножурнала (уж и забыл, что за фильм тогда показывали!) Лешка сразу же к зеркалу, и ну высматривать – маленькие ли у него глаза? И даже спросил как-то невзначай у отчима - маленькие ли? А тот в ответ:
- Дырку в дверях, куда зачем-то гвоздь забил, видишь?
- Вижу.
- Паука в углу видишь?
- Вижу.
- В прошлый год кто в лампочку камнем попал, хотя кидали многие? Ну так и не … !
И Лешка перестал об том думать, хотя увлекся очень – на каком расстоянии и что видит, за сколько шагов? Воткнет в кору спичку, отсчитает сколько-то шагов, обернется и сразу же ее видит, тогда еще раз – дальше, и еще, до тех пор, пока не видит, а лишь угадывает. Жаль на такое расстояние нельзя камнем добросить, чтобы доказать остальным – вижу! Здесь только пулей можно попасть.

Во всех дворах мода на пистолеты. В основном на немецкие. Свои, тот же самый «ТТ» кажутся невзрачными, слишком простыми на вид – то ли дело «Вальтеры» да «Люгеры»! Вырезают их из дерева. Выпиливают из доски, потом обстругивают ножом. Играют в войнушку, разбившись на две команды, прячась между сараями.
- Пух! Бах! Лешка, падай, ты убит!
И Лешка падает, терпеливо лежит до времени, пока всех не перестреляют. Играть надо по-честному.
Но постепенно навостряется, становится лучшим среди своих. Тут соображать надо, что первыми убивают самых нетерпеливых, которым ума не хватает подобрать хорошее место, еще надо иметь выдержку долго сидеть не шелохнувшись – видеть остальных, запоминать и прикидывать, как пробраться, чтобы потом быстро и всех. Терпежу у него за десятерых, а когда выпадает на такого же терпеливого, тогда своему самому никчемному товарищу указывает - куда ему идти и что делать – пострадать за общее дело. Когда его «убивают», тогда и Лешка «убивает».
Младший Харис очень злится. Он нетерпеливый, и Лешка его специально первого «убивает», чтобы тот подольше лежал. Если не будешь лежать до конца игры, то в следующей не участвуешь – такие правила. А будешь игру портить, подсказывать – где кто прячется, тогда положено зубами тянуть вбитый в землю колышек, а он глубоко - отрывать придется носом.
Наиграешься, можно сходить посмотреть на самолеты – только это не рядом. Сначала идти мимо, частью заколоченных, деревянных корпусов старого госпиталя, который все еще под охраной, но говорили, что будут сносить. Потом маленькое лютеранское кладбище, на котором больше не хоронят. И дальше, уже за рощей, летное училище. Во всяком случае, так некоторые думают, что летное, хотя подлинно никто не знает (закрытая зона – забор). Спорят на этот счет порядком. В пользу того, что это летное училище, говорит макет самолета, и еще несколько старых, поломанных, сваленнных у самого забора, с горки хорошо видно. Слюнями исходили, но в этом месте забор высокий и проволока сверху. Где можно перелезть, идти потом по открытому, по ту сторону даже трава выкошена, заметят, обратно не добежишь. Кто-то говорит, что не может быть летного училища без аэродрома. А Фелька говорит, что на аэродром их возят, и там даже прыгают с парашютами, даже отсюда видны грибки куполов. Стаська доказывает, что этот вовсе не аэродром, а просто большая поляна, и стоят там всего два кукурузника. Стаське можно было верить – он единственный, кто ходил в такую даль. Туда даже на вид очень далеко. Места не знакомые – страшновато, каждый район своего места держится и недолюбливает чужаков. Харис тоже ходил. Правда, не один, а со старшим братом - должно быть, смотрели, чего можно украсть. И он ничего про это не рассказывал, наверное, брат пригрозил. Своего брата он боится, даже сейчас боится, когда тот в тюрьме. Фелька говорит, что здесь готовят каких-то инженеров или механиков, чтобы ковыряться в летных моторах, обслуживать их - Фельке можно верить, поскольку у Фельки отец сам механик, работает на режимном заводе. А то, что этих самолетных механиков возят с парашютом прыгнуть, а также в тире пострелять – значит, так положено. Иначе своих синих погон не получат.
- Нет, сегодня прыгать не будут, - иногда говорит Фелька - Ветер не с той стороны. Стрелять будут!
Всегда угадывает.
- Пойдем, послушаем, как стреляют!
Шли вдоль забора, но к нему лучше не подходить – ругаются. Да особо и не подойдешь. В этом месте он вплотную к канаве. Только это сейчас канава, а раньше был ручей. Лешка помнил себя совсем маленьким, когда сидел и смотрел, как отец ловит на этой, тогда еще, должно быть, живой речушке, маленьких серебряных рыбок – это его первое воспоминание об отце. Остальные постарался засунуть далеко-далеко. Надеясь со временем забыть. Чтобы только это осталось – речушка и серебряные рыбки, искрящиеся на солнце, вылетаюшие из воды, еще их темные спинки в прозрачной воде, развернутые против течения…
Теперь рыбы нет, а от канавы пахнет. Если посмотреть, плавают какие-то нити.
Там, где забор кончается, и получается угол - Тир. Дурак не поймет, что это тир. Стреляют же! Говорят, что это еще эсэсовский тир, поставленный немцами, когда они думали обосноваться здесь надолго. А в тех длинных бараках, что сейчас под склады, куда, то и дело, внутрь грузовики крытые заезжают и выезжают, была диверсионная школа. Частенько приходят сюда послушать редкие сухие звуки выстрелов – Лешке кажется какие-то бедные, несерьезные - совсем не такие, как в кино. Зато – настоящие! Жаль, горки рядом нет, забраться бы – посмотреть, с чего стреляют. Лешка, да и другие, не раз на дерево лазил, чтобы оттуда хоть что-нибудь увидеть, но – фиг! Тир, хоть сверху и без крыши, но на столбах поверху, по всей его длине, какие-то шиты – загораживают, ни черта не видно! Фелька как-то сказал, что это для того, чтобы пуля не вылетела, если кто-то высоко стрельнет. А Лешка подумает, что это специально, чтобы они не могли рассмотреть – кто там у них в тире. И с чего стреляют тоже. Назло! Потом в этом убедился. Один раз пришли, а то самое лучшее дерево, на которое забирались – спилено и увезено. Даже маленького сучка не оставили, будто подмели за собой.
Выстрелы неодинаковые. Иногда сухо, иногда звонче.
- Это тотошка, - кривит умную рожу Фелька. – Пистолет «ТТ» - он громче всех!
- Фига тебе!
- Можно по пулям определить. У меня отец в пулях разбирается.
- Если внутрь пробраться и наковырять. Там их до хрена должно быть!
Такое предлагается впервые.
- От угла запросто забраться можно.
- А канава?
- Что канава? Можно перейти!
- Увязнешь в говне.
- Доска нужна.
- Если с разбегу, то перепрыгнуть можно.
- Ты, что ли перепрыгнешь?
- Я запросто перепрыгну, а ты - хрен!
- Давай замерим!
Тут же на месте начинают прыгать – кто дальше… Дальше всех у Лешки, хотя Харис спорит, доказывает, что Лешка ближе всех толкается. Однако, если на пригляд, получается – никому не перепрыгнуть.
- Долетим! Эта сторона выше!
- А обратно?
Обратно действительно… Тут есть о чем подумать…
- Все, больше не стреляют, пошли домой.
- Черт, брат пришел, а ключи у меня – побежали!
Как так получилось, что Лешка с Харисом остались? Должно быть, ни тому, ни другому не хотелось, чтобы за спиной оказался.
Харис говорит:
- Спорим, зассышь туда перепрыгнуть?
- Это ты зассышь!
После таких слов, хоть и свидетелей им нет, надо через канаву прыгать. Если второй не прыгнет, первый ославит на весь двор.
Перепрыгнули.
Дальше шепотом:
- Спорим, зассышь туда забраться?
- Это ты зассышь!
Лешка лезет первым, потому как Харис первым прыгал через канаву. Выше угла идет крыша козырьком и вообще с этого места видно, что там сложены из дерева две стены и засыпаны между собой песком. Стены с песком отсюда расходятся. У той, что вдоль канавы, песок не до самого верха крыши и потому можно проползти. Лешка ползет и слышит, как следом за ним ползет Харис.
У следующего угла, песка меньше, там он словно уходит вниз, и Лешка тоже сползает вниз. Здесь ему начинают попадаться пули. Лешка их берет и засовывает в карманы. Еще некоторые он ковыряет в гнилом дереве, здесь они совсем целые, не помятые. Но есть и такие, что одна в другой и даже несколько, тогда составляют из себя удивительные фигурки из свинца и рваной меди.
- Смотри, как поцеловались! – восхищенно шепчет Харис.
Тут в тире начинают громко разговаривать и потом, почти сразу же, стрелять.
Лешка ползет вверх, оглядывается, видит, как Харис зарывается головой вниз. Лешка понимает, что он испугался и решает переждать. Лешка тоже ждет наверху, под самым козырьком. Там очень жарко. Слышно, что люди подходят близко, что говорят, потом снова уходят и снова стреляют. Когда люди рядом, Лешка старается не дышать. Потом они уходят совсем.
Харис все так же прячется – будто что-то высматривает. Лешка сползает рядом и дает ему тихого щелбана по затылку. Только пальцы проваливаются в волосы, и с ними сдвигается небольшой кусок головы…
Лешка вытирает руку о песок и отползает от Хариса медленно, как сонный. Так же сонно приходит домой, по дороге выбрасывая пули, сразу же раздевается и ложится спать.
Харис домой не возвращается. Когда Лешку про него спрашивают, он отвечает, что не знает.
На второй день, отыграв с мальчишками, Лешка идет к Тиру, но не прямо, а по очень большому кругу. Ближе к вечеру, когда тихо и никого нет, он снова (по тому же самому углу) забирается в щель и дальше ползет под крышей по песку. Пахнет сладковатым, только неприятным. Харис там же - внизу. Лешка видит, что голова у Хариса стала большой, потом с нее спрыгивают две крысы и убегают, и Лешка понимает, что Харис точно мертв, потому как он очень крыс боится, даже дохлых, ни за что бы к себе не подпустил.
Лешка начинает спихивать на него песок ногами. Спихивает и спихивает, и даже после того, когда тот давно засыпан - до тех пор, пока не получается ровно…

Лешку, как магнит, тянет к Тиру. Он уже знает кто в Тире старший. Тот хромоногий, коренастый, которого они иногда передразнивают, хотя и боятся его жутко. Во-первых, за матюги – таких никто не слыхал, так черно не ругаются даже в бараке у Феликсов. Во-вторых, верят, что может убить, как обещает. А обещает он такое всегда, стоит только ему увидеть какого-нибудь из мальчишек по ту сторону канавы. Тогда он быстро-быстро ковыляет в их сторону и бросает своей палкой. Раз Фелька (в которого она чуть не попала) подхватывает и убегает вместе с нею. А Лешка меняет эту палку на перочинный нож с одним лезвием, и держит ее у себя под матрасом. Иногда, когда никого нет рядом, достает и разглядывает ее полировку и царапины… Хромой ходит с другой палкой, похуже, но больше ее не бросает.
Однажды, когда все убегают, Лешка остается на месте. Ждет, что ударят. И, правда, Хромой бьет его палкой по плечу. И хватает за руку, потом отпускает и снова замахивается. Лешка стоит.
- Почему не убегаешь?
- Помочь хочу.
- Зачем?
- Просто так.
- Мне помощники не нужны, - говорит Хромой и еще что-то бурчит, но остальное не разборчиво.
- Всегда нужны помощники! – громко говорит Лешка.
Хромой не оборачивается.
На следующий день Лешка на том же самом месте. Он один. И на следующий. И через неделю…
Кажется в воскресенье, когда на базе никого нет, Хромой говорит ему:
- Пойдем, подмести надо!
Оказывается, надо обобрать гильзы. Лешка по закрайкам набирает едва ли не целое ведро - некоторые, видно, что старые.
- Выворачивай карманы! – говорит Хромой.
Лешка выворачивает – в карманах пусто. Лешка не взял себе ни одной гильзы.
Вечером Лешка приходит и перебрасывает через стену палку.
На следующий день Лешка опять ждет. Хромой, со своей старой палкой, его не замечает. А еще через два дня опять велит обобрать гильзы, но еще и пули – эти отдельно. Потом еще через неделю, он назначает Лешке время, в которое надо приходить, и дни.
Следующие годы Лешка растет на Стрельбище, зовет Хромого – дядя Гриша и ненавидит «четвертое направление» – за которым Харис.
К призыву Лешка кандидат в мастера спорта по стендовой стрельбе из мелкокалиберного Марголина, а для особых гостей стреляет особые упражнения. Те, в которых нет времени видеть мушку, надо чувствовать «линию выстрела» по стволу.
Стреляет с колена, сидя «так» и сидя «этак», лежа (опять по всякому). Навскидку, «на ощупь»… С левой и с правой. Когда-то, давно, показали «американку» - с двух рук и в раскорячку, а потом велели забыть. Лешка одинаково хорошо стреляет с обеих рук, с левой даже лучше. Выучился «семенящему набегу» - это когда скользишь боком, словно головой к стеклу прижался, нельзя стукнуть, нельзя продавить, нельзя отлипнуть. Чем ближе к цели, тем ниже «потолок-стекло» – тут сжиматься положено, свой размер уменьшать. Здесь Лешка каждый раз нашептывает злой мишени такие слова: «я - неопасный, я - меньше, я - дальше». Это чтобы не спугнуть. Нельзя, приближаясь, расти, нельзя чтобы цель видела поступательные движения. Еще Лешка стреляет «мексиканочку»: когда вверх-вниз и в стороны бессистемно, словно на дурном скакуне. Самое сложное, да и по виду безумное. «Скоротечку» - где обойма расстреливается «за раз», а новая влетает, когда та еще не упала. «Русский перепляс» – меняя уровни мягко, но с глубокими провалами, с единовременной стрельбой с двух рук. Один пистолет отвлекающий – «шевелящий», второй - «конечный»…
Только никогда, ни при каких условиях, не стреляет по четвертому направлению.
Еще Лешка, по совету дяди Гриши, записывается на курсы парашютистов при ДОСААФе, делает положенные три прыжка с АН-2 и теперь ждет повестку. Дядя Гриша сам ходил в военкомат, что-то там говорил, отчего на Лешку стали смотреть с вежливым удивлением и определили в группу «до особого распоряжения».
- Пройди срочную, в место ты должен попасть хорошее, там по достоинствам ценят, потом решайся на офицера. Если хорошо себя проявишь – попадешь под спецнабор без экзаменов. Лучше всего в Рязанское, но есть и варианты из темных, потом поймешь…
К этому времени Стрельбище окончательно определено сносить. Дядя Гриша ходит потерянный. Хромает он еще больше.
Когда приходит повестка, в ней указано: число, прибыть к восьми утра, иметь ложку, личное (для гигиены) и продуктов на три дня… И вечером дня предыдущего Лешка заходит на стрельбище – попрощаться.
- Дядя Гриша, помните, восемь лет назад, когда я к вам только пришел? Тогда младший Харис пропал – вы их не знаете. Ему пуля в глаз попала, он вон там сейчас. Нельзя, чтобы его нашли – мать будет расстраиваться.
- За четвертой мишенью? – спрашивает глухо.
- Да…
- Иди!
- А…
- Иди и служи.
И не сказал больше ничего, даже не посмотрел в его сторону, когда уходил.


© Александр Грог, 2009
Дата публикации: 16.12.2009 16:17:51
Просмотров: 2887

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 18 число 9: