Дембельский альбом

Евгений Акуленко

Форма: Рассказ
Жанр: Фантастика
Объём: 25286 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Орудие беззвучно дергается и казенник отрыгивает стреляную гильзу. Шкет проворно цапает горячий металлический стакан захватом, макает в бадью с креонирующим рассолом и ставит под наполнитель. Примерно в это же время где-то на расстоянии в полтора миллиона километров блуждающий астероид превращается в облако раскаленного газа.

– Гат-ча! – я подмигиваю макрийцу, подув на палец, будто на дымящий ствол, и срываю микрофон. – Мостик! Цель погашена!
– Цель погашена! Подтверждаю! – хрипит динамик. – Первому-второму отбой!..

Первый – это первый орудийный расчет, мы со Шкетом. Шкет родом с Макры, ростом с табурет, видом тоже чрезвычайно похож. Да и интеллектом, если описательный ряд продолжать, далеко не выдался. В быту угрюм и ленив, и лягнуть может по любому поводу фирменным макрийским ударом, но на боевой палубе шустрит-старается. Лапочка.

Второй – это второй расчет. Он сегодня сосет.
В тесном коридоре цепляемся с Фангом. Не берусь судить о внутреннем мире, но внешний облик террито описать чрезвычайно трудно. Пожалуй, если провести какие-то параллели с гибридом мотороллера и волосатой телефонной будкой, то это будет достаточно вольным поэтическим сравнением. В действительности все еще гораздо хуже. Фанг презрительно закатывает свои разнокалиберные зыркала и ритмично пыхтит. Мне проще. Мне достаточно показать в ответ средний палец.

Краб держится лучше. Делает вид, что ему пофиг. Но в последний момент трогает меня за плечо клешней и многозначительно кивает на сортирную группу. Старая шутка. Мне уже давно не обидно. К тому же, я великодушен, как никогда. Да и стоит ли упоминать, что Фанг с Крабом это второй расчет?

Вообще, крабий сортир – та еще песня. Я когда в наряд заступаю, туда в тяжелом скафандре заходить боюсь. А по-первости как-то перепутал отсеки спросонья и влетел – двое суток блевал, успокоиться не мог. Никогда не угадаешь по внешнему виду анатомические особенности. Краб, он человека напоминает, как никто: две ноги, прямоходящий, грудь колесом. Ну да, башка крабья, клешни… Но ему даже моя тельняшка в пору! А в сортире такой фейерверк… Фанг, вон, чудо из чудес, а обыкновенным песком опорожняется. Тихо и гигиенично. В цветочный горшок. Извините, конечно, за подробности, но если это дело поливать водой, то образуется чрезвычайно плодородный гумус, в котором прелестно себя ощущает конопля.

Мы собираемся в кубрике и раздаем в подкидного порнографическими картами. Карты порнографические только с точки зрения Фанга, в зыркалах его мелькают сладкие грезы, он отвлекается и гребет. Мужскую идиллию нарушает Осьминожка, второй пилот. Сложное сочетание щупалец, трубочек и отростков подсаживается к нам за стол и наблюдает за игрой огромным единственным глазом. Инворус бесполы. Но в суровом мужском коллективе почему-то отождествляют себя с прекрасной половиной. Со стороны это выглядит, э-э, не очень. К тому же инворус распространяют вокруг острый специфический аромат. Осьминожка по этому поводу переживает и старается погуще надушиться одеколоном, отчего получается еще хуже.

– Встать! Смирно! – ору я, завидев в дверном проеме Капитана.
Орать, конечно, должен Осьминожка: он старше по званию. Но Осьминожка, как всегда, момент профукает. А Капитан расзвиздяйства органически не выносит. И девятый кубрик, за отсутствие приветствия по форме, может удостоиться внеочередной привилегии чистить сортирную группу.

– Мэлэдэц, сынок! – цедит Капитан в мой адрес.
Для меня его слова звучат на русском, как и слова всех остальных. Подозреваю, что мой великий и могучий для них тоже преобразуется в нечто более знакомое. До того, как это реализовано технически, мне дела нет.
– Служу Империи! – гавкаю я в ответ и всем видом изображаю свирепое старание.

Нелегко, ой нелегко мне далось умение сохранять серьезный вид в торжественные моменты. Вы можете себе представить табурет или осьминога, замерших по стойке смирно? Уложение Галактического Устава предписывает каждой расе свои строевые выкладки и позы. Фанг должен скосить все зрачки вправо, Осьминожка раздуться, Шкет отставить в сторону левую заднюю ногу… Нет, я не смеялся. Я колотился в тихих конвульсиях и слезы катились из моих глаз, продлевая мне жизнь и увеличивая число нарядов в геометрической прогрессии.

Капитан произносит короткую торжественную речь с упором на патриотизм. Не сам, конечно. Сам он говорить не умеет, потому как Капитан наш бравый – рыба. Головой он похож очень на пресноводного сома: хавальник роскошный, таким, что называется, медку бы навернуть, усы, глазки-бусины. А тело его скрыто в бочке на антигравах. Поэтому, когда Капитан материт кого-нибудь, губищи его только шлепают беззвучно, отбивая такт, а содержание разносится из голосового модуля.

«Какой я тебе сынок?» – думаю я, в самых смелых мечтах боясь представить грех человека и рыбины. – «Лежать тебе на рынке по шестьдесят рублей за кило!» – а сам жру начальство обожающим взглядом.

Уж сколько времени прошло, а я все нарадоваться не могу своему везению. Шесть миллиардов человек на Земле, китайцев одних больше миллиарда, а этот голубь нагадил именно на меня!.. Лежу себе под вечер, смотрю телек и уклоняюсь от службы в рядах вооруженных сил. Все хорошо, все зашибись, и двадцать семь скоро и Ленка вот-вот должна прийти. И благодаря второму обстоятельству я в фантазиях уже эротических пребываю. Тут звонок, бегу открывать… И испытываю такое душевное потрясение, что фантазии мои рискуют вообще никогда не осуществиться. На пороге рыба, табуретка, какая-то палка с ветками, на туалетный ершик похожая, и два адских террито на горизонте маячат, приглашены, не иначе, как для поддержания беседы.

– Пилипченко Николай Антонович, вы будете? – интересуется рыба человеческим голосом. – Отличненько! Я – капитан сторожевого корабля «Бессмертный». В рамках «Уложения о призыве» вы направляетесь на действительную воинскую службу. Собирайтесь!

И я же грешным делом понимаю, что передо мной призывная комиссия, а галлюцинацию разогнать не могу. И щипаю себя и головой трясу – ни в какую.
– Простите, – говорю, – товарищ капитан. Но ввиду временного помутнения рассудка, вызванного чрезмерным курением, исполнение своего гражданского долга считаю невозможным.

Рыба с палкой переглядываются, но молчат.
– Прошу меня простить, товарищ капитан, – продолжаю я, – но вы мне сейчас видитесь рыбой. А вот те милицейские сержанты вообще напоминают фигню какую-то…
Рыба вздохнула и так, невзначай, интересуется у туалетного ершика, впоследствии оказавшимся корабельным фельдшером:

– Где, значит, у нашего призывника располагаются почки?..
И тут я впервые ощутил, что такое макрийский удар. Это еще благо дело, табуретка ошибочно приняла за почки наиболее выступающую часть моего тела. Не дотянулась маленько... Собирался я быстро. Бутылка водки в дорогу и семена конопли – поклевать. Так началась моя срочная служба на сторожевой канонирской лодке третьего класса «Бессмертный».
–…первому расчету за слаженные действия объявляю благодарность! – резюмирует Капитан.
– Рады стараться! – эхом отзываемся мы со Шкетом.

Мы дежурим на боевой палубе. Медленно тянутся часы. Шкет замер у наполнителя и нельзя понять, спит макриец или нет. Я играю в сапера на терминале управления орудием. Первый расчет – образцово-показательный. Здесь лучшее оборудование, лучшие бойцы. Наливник новый и не плюется во все стороны едким плазменным киселем; кнопки управления не залипают, оттого что какая-нибудь негуманоидная морда закемарила на дежурстве и напускала на клавиатуру клейких слюней. Да! Сейчас я, пожалуй, лучший стрелок корабля!

А давно ли минул день, когда я впервые увидел орудийную панель с кучей разноцветных п**дюлинок!.. Не знаю, каким образом у Капитана оказалось мое личное дело из военкомата. Но там черным по белому значилась военно-учетная специальность: «командир огневого взвода», что позволяло предположить, что на службу рекрутирован дипломированный артиллерист. Напрасно я пытался убедить командирский состав, что как слушатель военной кафедры я знаком только гаубицей «Д-30» образца пятьдесят шестого года выпуска, да и то видел ее лишь на картинках и пару раз издали. Капитан пространно намекнул, что ему проще пристрелить меня и взять в команду нового призывника с ближайшей планеты, чем везти меня обратно на Землю. А Фанг на правах старшего пообещал, что неудачи в освоении канонирского искусства будут расцениваться, как саботаж и караться посещением крабьего сортира. Такая высокая степень мотивации не замедлила отразиться на скорости моего обучения.

– Орудийным товсь! – хрипит динамик.
Это я знаю. Это уже в курсе. Три астероида вошли в зону действия радаров.
«Какова наша задача?» – спрашиваю я себя. – «Осуществлять военное присутствие в заданном квадрате!» Астероиды, как потенциально опасные объекты, должны уничтожаться. На это не требуется даже подтверждения мостика. Почему астероиды идут строем, как корабли, и маневрируют, как корабли, я стараюсь не думать.

Пока остальные семь орудийных расчетов заполняют своими телами боевые посты, я успеваю погасить одну цель и изрядно нахлобучить другой. Корабль трясет от близких разрывов – «астероиды» отстреливаются. Завыла сирена разгерметизации корпуса – где-то перепало и нам.

Общими усилиями перестрелка завершается со счетом три – ноль. Корабль дает крен и идет на сближение с тем, что осталось от неприятеля после наших стараний.

Мы собираемся за обедом. Над длинным столом плывет встревоженный гул. Офицерский состав молчит, Капитан заперся у себя в аквариуме, по кораблю ползут разные слухи. Говорят, мы подобрали пленных и какой-то ценный груз. В том, что включали гиперволновый захват, у меня лично сомнений нет. Меня всегда ощутимо подташнивает от его работы. А сейчас я зелен лицом настолько, будто перешел на фотосинтез, и не есть мне хочется, а наоборот.

Кок развозит на тележке пайки. Кто что жрет, он не запоминает. Он же повар, а не биолог. Поэтому команда разбирается сама. Вон, Фанг схватил какую-то деревяшку и пилит ее жвалами. Шкет прется от морковного цвета кристаллов, которыми можно резать стекло. Он их растворяет слюной и рассасывает, как леденцы. Трапезу Краба тоже ни с чем не спутаешь: обертка облеплена яркими предупреждающими варнингами. Краб должен аккуратно заглотить упаковку, не нарушая ее герметичность. Памятуя о том, что земные крабы питаются тухлятиной, я боюсь предположить, что будет, если эту герметичность нарушить.

И вот неохваченными остаемся только мы с Осьминожкой. Кок выкладывает в тарелку вещество ядовито-зеленого цвета и ожидает реакции. Мы с Осьминожкой переглядываемся и смотрим на тарелку с одинаковым отвращением.
– Это что? – спрашиваю я.
– Суп, – врет кок.

Я поддеваю ложкой вещество, следом подтягивается тарелка, и суп начинает охоту за моими пальцами. Я отбрасываю тарелку от себя, она прилипает к стене и делает попытку уползи.

– Благодарю покорно. Я сыт…
Пожалуй, стоит прогуляться. А то из-за такого обеда я выроню еще и завтрак.
Спускаюсь на нижнюю палубу. Тамошние каюты обычно используют в качестве карцеров. Если мы действительно захватили пленников, то быть им только здесь.

– Цель визита? – интересуется заблокированная дверь в отсек.
Точно изловили кого-то!
– Да посмотреть просто, – теряюсь я.
– В доступе отказано!
Минут двадцать мы препираемся с роботом. Мне скучно, ему, видимо, тоже.
– Цель визита?

Мне некуда спешить.
– Снятие сексуального напряжения с представителем своей расы! – изобретаю я.
Робот некоторое время молчит, а потом открывает дверь:
– Цель подтверждена!

Ну, надо же, как интересно! Это, по крайней мере, объясняет длительное отсутствие офицерского состава.

Я ищу значок человека над дверью и проговариваю про себя магическую мантру: «Лишь бы только не мужик! Лишь бы только не мужик!» А то понятие «представитель своей расы» оно такое, обманчивое… А тут, глядишь, и служба станет краше…

Нет. Передо мной пленница. И весьма собой ничего. Плачет. Правильно! Что еще должна делать пленница? Сидеть и рыдать! Девчушка вроде обычная. Но не с Земли, светится она слегка в полумраке отсека, разве что из Чернобыля…

– Откуда, ты такое чудо? – спрашиваю. – С Одессы?! Хохлушка что ли?.. А!.. С Дессы!.. Не, не слышал. А звать как? Шмара? А!.. Мара, без «Ш». Почему переспрашиваю постоянно? Потому что мямлишь ты, не слышно ничерта!

Обижается. И заявляет, что с пиратами разговаривать не будет.
– С кем?! Ты че, девушка! Мы – военный корабль! А я стрелок-матрос Николай Пилипченко!.. Можно просто Коля…

Но в ходе дальнейшего разговора выясняется, что о нашем корабле и капитане, Маре все же известно больше, чем нам.

Та-ак! Я присаживаюсь рядом и начинаю соображать. Это значит, что на полгода срочной у меня капнул кот? А сортиры я драил и честь отдавал просто из любви к искусству?

Видимо у меня был такой обескураженный вид, что Мара решилась меня пожалеть и неосторожно погладила по коленке. Не стоило ей этого делать. На прикосновение противоположного пола мой изнуренный тяготами комической жизни организм отозвался весьма недвусмысленно. Да! С одной стороны, конечно, меня одолевал праведный гнев и желание немедленно броситься по кубрикам, чтобы донести до экипажа взрывную весть. С другой… С другой не правы были те, кто пел про первым делом, первым делом, дескать, самолеты. Они либо не болтались по полгода без баб, либо употребляли бром.

В общем, над самолетами и девушкой и расставил иные приоритеты. Мара не сопротивлялась. Скорее даже наоборот. И я естественно тут же списал все на личное обаяние.

Атмосферу в кубрике можно охарактеризовать как мрачное молчание. Шкет нервничает, подергивает ударной ногой. Краб задумчиво пластает гильзу, под его нежной клешней металл приобретает форму ромашки. Фанг выражает общую мысль: одновременно прищуривает все свои зыркала. У нас это примерно соответствует жесту, когда ребром ладони проводят по шее. Бунт! Я вспоминаю все, что знаю про бунт:
– Нужно захватить почту, телеграф, телефон!..

Никто не смеется. Команда полна решимости. Мы вываливаемся в коридор и смешиваемся с галдящим экипажем. Двигаем всем стадом к капитанской каюте с еще неясными, но весьма грозными намерениями. По пути толпа подхватывает Осьминожку. Он не понимает в чем дело, но идет с нами.

Выход на верхнюю палубу матросне закрыт. Путь преграждает офицер охраны, тоже террито, как и Фанг. Внушительно лапает излучатель и угрожающе таращится. Боже правый! Когда-то для меня все террито были на одно лицо. Как же я мог симпатяшку Фанга ставить в один ряд с этим уродцем? Секунду спустя я впервые вижу атакующего Шкета. Не лягающуюся табуретку, а претензию на макрийское кун-фу, или чего у них там. Скрипит металл. Это Шкет резко берет с места и, распластавшись в воздухе пропеллером, с разворота садит офицеру в сложный трехметровый организм. Незыблемый, казалось, террито складывается в три погибели, отползает в угол, где отсыпает приличную горку песка.

Инопланетный бунт – он бессмысленный и беспощадный!..

Каюта Капитана заперта, мы вежливо стучим. Так, что слегка гнется переборка. Эффект наших действий приближен нулю, и Фанг берется за излучатель. Надо сказать, что с излучателем террито, не совладать никому, кроме террито – больно уж витиеватая конструкция. Замок плавится, дверь выгибается дугой, сопротивляясь некоторое время, и ложится под напором жидкости, в которой имеет удовольствие пребывать капитан.

Волна выносит под ноги разъяренной толпе три внушительных размеров рыбины, возмущенно хватающих ртами воздух. Пожалуй, тут есть от чего прийти в негодование, судя по всему, мы прервали весьма задорный групповичок. Три пары губищ безмолвно плюмкают что-то на залитом полу. Диалога не получается. Мы решаем загрузить Капитана в его передвижную бочку. Оставив попытки угадать, кто из троих наш Капитан, грузим от греха подальше всех.

Некоторое время из бочки доносятся глухие толчки – тесновато, ничего не попишешь, а после из динамиков разносится знакомый бас, обещающий, самое меньшее, продолжить сексуальные игрища, но уже с нами. Я беру ответное слово и выступаю с альтернативным предложением, где в коротких, но выразительных выражениях предлагаю Капитану выплатить команде неустойку и резко проложить курс к родным планетам призывников.

– Хочу также отметить, – резюмирую я, – что сегодня не обедал. А в вашем лице нахожу самый аппетитный объект в радиусе до хрена парсек. Так что советую хорошенько пораскинуть…

Договорить я не успеваю. Корабль дергается, моргает свет. Секунду спустя коридоры заполняет сирена боевой тревоги. Рефлексы, вбитые долгими месяцами тренировок, берут наши организмы под контроль, и команда несется по боевому расписанию автоматически, помимо воли.

Я плюхаюсь за пульт, краем уха слышу, как лязгает казенник. Это Шкет зарядил орудие. Я бросаю взгляд на боевой экран и пальцы мои замирают над сенсорным пультом. Нас держит под прицелом текатонийский крейсер. Даже в костюме астероида он выглядит суровее боксера Валуева. Канонерка «Бессмертный» рядом с ним, все равно что яичная скорлупка у борта байдарки «Таймень». Я некстати вспоминаю, что на вооружении у крейсера стоят торпеды размером примерно с нашу лодку, а диаметр главного калибра вполне позволяет там припарковаться. В общем, мои жизненно важные органы усиленно жмутся друг к другу.

Судя по всему, Капитану кампания крейсера нравится ничуть не больше. Кресло подо мной резко проваливается вниз: канонерка делает отчаянную попытку уйти. Без видимых усилий бронированная громада догоняет нас и нависает бортом. Последнее, что остается у меня в памяти – это действие гиперволнового захвата, столь мощного, что я теряю сознание…

– …Здорово, Землячок! – надо мной склонился парень.
Парень вроде, как парень, молоденький, белобрысенький, улыбается. Но уж больно тон у него издевательский. Сразу видно, не наш ты, хлопчик, засланный. Не видел ты смога над Магнитогорском, не щупал девок по подъездам. Инопланетная ты морда!..

– И тебе не хворать! – отвечаю и тоже пытаюсь изобразить улыбку.
А сам думаю, как бы не опошлить внутреннее убранство помещения содержимым желудка, ибо худо мне, как с полведра автомобильного омывателя стекол «Арктика», который употребляли мы по молодости в пионерском лагере.

Паренек мне скупыми красками набрасывает ближайшие перспективы. Оказывается мы уже давно не на борту большого крейсера, а на планете Туе-Ку, как-то так звучит ее название в оригинале. Сейчас ждет меня суд. Недолгий и очень справедливый. Я, мол, даже в туалет захотеть не успею. У меня от известий таких, прямо скажем, эффект обратный случается. Знаем мы эти ваши скорые суды, по истории проходили.

От слов своих паренек переходит сразу к делу. Поплутав недолго коридорами, сажает меня в комфортабельный лимузин, размерами и тюнингом напоминающий инвалидную мотоколяску, и везет в судилище. И никаких тебе обзорных экскурсий и сувенирных лавок. Будто не за тридевять земель я в сказочном Туево-кукуево, а на окружной в пробке.

Надо сказать, их зал правосудия на меня впечатления не произвел. Достойненько, конечно, все, стильненько, но скромновато как-то. У нас любое здание пенсионного фонда побогаче будет.

На возвышении сидит невиданное мною доселе существо, похожее одновременно на жабу, на чайник и на Новодворскую. Я про себя как-то сразу решил, что передо мной, во-первых, тетка, во-вторых, старая, а, в-третьих, вредная, как отряд партизан. У стены в подсвеченной колбе Капитан наш бравый круги наматывает, не иначе переживает за свое будущее. Сильно, видать, переживает, потому как вода у него мутная-мутная.

Судья интересуется, не помешает ли мне ее внешний облик отвечать на вопросы.
– Что вы, – говорю, – что вы! – машу руками и пытаюсь присовокупить комплимент: – Вас если кое-где платочком прикрыть, даже в кино сводить можно. На утренний сеанс…

После недолгого раздумья, ответ мой судья истолковывает, в целом, как положительный и приступает к процессу. Ничего нового она мне не сообщает. Да, корабль пиратский, капитан в розыске. Но поскольку на борт меня затащили обманом, от ответственности я освобождаюсь и буду вскорости отправлен восвояси.

– Вопросы к суду есть? – интересуется пухлая фемида.
– Есть маленький, но щепетильный вопросец, – ответствую я. – Касательно компенсации морального вреда и потерянного времени.

Валерия Ильинишна морщится. И еще до того, как она откроет рот, я понимаю, что все мои имущественные притязания даже не смешны. Они печальны. Кто я? Абориген с планеты, не имеющей контактов с внешним миром. Дикарь-стрелок…

– Я, конечно, могу, – говорит судья, – внести вас в список лиц, имеющих претензии к подсудимому. Только имейте в виду, что вы будете в этом списке далеко не первым, и я сильно сомневаюсь, что вашей биологической жизни хватит, чтобы дождаться своей очереди… Однако, в виде восстанавливающей процедуры могу предложить оздоровительный сон или витаминную клизму.

– Пожалуй, откажусь в пользу бедных...
Наверное, я сейчас жалею только об одном. О том, что не успел в свое время настрогать из капитана суши.

– Дело закрыто!..
Я разворачиваюсь, чтобы уйти. Но вижу, как к судье несется ее помощница – видом такая же, только размером поменьше, что-то горячо шепчет и тычет в мою сторону жабьей лапкой.

– Подождите! – останавливает меня судья и, выдержав трагическую паузу, объявляет: – Раса монозоидов выдвигает против вас обвинение в незаконном использовании имущества монозоизов…

– Резинового ослика? – я корчу мину.
Как-то нет настроения.

– Бионического органоида, – уточняет судья.
– Ослика брал, – я задумчиво перебираю в уме всех знакомых органоидов, – Шпака… не брал…
– Как вы себя чувствуете? – тревожится судья, отчаявшись, видимо выжать смысл из моих показаний.

– Спасибо, хреново… Так вы утверждаете, что я использовал бионического органоида монозоидов?
– Да, – неуверенно кивает судья.
– А можно уточнить, каким именно образом?

– Вы его оплодотворили.

Вот здесь меня уже пробивает.
– Вы, – спрашиваю, – себя хорошо чувствуете? Растения никакие с канонерки с нашей не курили?..

Видимо, судья ощущает искренность ответчика. Поэтому приходит в некоторое замешательство и меняет тактику:
– Вам знакомо это существо?

В воздухе возникает изображение Мары. Девушка чуть светится, как и тогда, на корабле.
«Сама ты», думаю, «существо».

– Это и есть органоид, которого вы оплодотворили, – резюмирует судья.
Мне все объясняют. Мара – искусственный организм, матка, способная выдать в инкубаторы миллионы эмбрионов. Органоидов используют при заселении планет и для евгеники расы, проводя при этом жесточайший отбор мужского семени. Мару с великими предосторожностями везли к месту оплодотворения, на планету монозоидов. Пока на пути ей не встретился голодный Коля Пилипченко… Следует ли упоминать о том, что органоиды чертовски долго репродуцируют и стоят неимоверных денег?

– Как вы намерены возмещать ущерб? – спрашивает судья.
Но по ее кислому тону ясно, что вопрос задан так, для проформы. И я с нескрываемым удовольствием даю туе-куйскому правосудию справку:
– До незаконного призыва на воинскую службу моя зарплата составляла пятнадцать тысяч российских рублей… Не знаю какой курс рубля к местному туе-кую, но опасаюсь, что до погашения долга доживут не все. Да и вселенная рискует остыть к тому времени… К тому же, мне еще алименты платить! Сколько вы говорите, у меня детишек-то образовалось?

– Сто пять миллионов, – сообщает судья. – Я округляю, извините.
Покидая зал суда, я чувствую себя отмщенным. Всякая палка о двух концах. Я – дикарь, папуас, стихийное бедствие! Что с меня взять?..

Церемония прощания выходит недолгой, но трогательной. Проводить меня являются все наши. Краб в моей тельняшке, хлопает по плечу клешней. Шкет намечает дружеский удар в область филе. Фанг цепляет хваталами, легко отрывает от пола и аккуратно опускает обратно. Такие нежности!

– Ладно, – говорю, – мужики, авось свидимся еще! – а сам стараюсь не хлюпать носом.
Мне нельзя. Я теперь дембель. Да еще и отец-героин.

Поднимаюсь по трапу и чувствую, как кто-то удерживает за ногу. Осьминожка глядит на меня огромными мокрыми глазищами и протягивает какую-то коробку.

Добираюсь до каюты и с нетерпением разрываю упаковку, перебирая в уме варианты, что же может быть внутри. Текатонийский джин? Пузырьковый компьютер? Ботинки с антигравами? Нет!

Там альбом с фотографиями. Настоящий дембельский альбом, собранный заботливой рукой. В смысле, щупальцем. Вот наша канонерка «Бессмертный», вот первый кубрик на боевом дежурстве, вот команда, замершая по стойке «смирно», вот крупным планом я. Боже! В углу подпись: «С благодарностью Н. Пилипченко за безупречную службу» и личный вензель Капитана… А вот мое личное дело из военкомата вклеено между страниц. В графе военно-учетная специальность значится: «стрелок-наводчик плазменного орудия малых кораблей». А вот открытка от… Мары. Передо мной возникают бесконечные ряды прозрачных сосудов. В них растут дети. Я догадываюсь чьи. Мара улыбается и шлет мне воздушный поцелуй. Вот еще какая-то бумажка с непонятными письменами. Ага! Перевод на русский! Короче, это билет. Оказывается, один раз в галактический год я имею право бесплатного трансферта к своим отпрыскам. Пожалуй, в отпуск поеду. Да!..

Ну, теперь, пожалуй, все в порядке, не стыдно дома показаться. Теперь все, как у людей… Главное только, чтобы Ленка открытку не увидела…

© Евгений Акуленко, 2009
Дата публикации: 20.03.2009 13:47:57
Просмотров: 2902

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Валентина Макарова [2009-03-24 11:12:28]

Я, конечно, не специалист по фэнтези. Когда оружие фантастическое и всякие прибамбасы, а все остальное,включая детали, "просоветское" - это фэнтези? У меня не замечание, у меня вопрос.

Ответить