Опыты на себе. Роман. Часть 7. Опыты на себе.

Никита Янев

Форма: Роман
Жанр: Экспериментальная проза
Объём: 7332 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Содержание.
1. Элегии.
2. Год одуванчиков.
3. Богослов.
4. Улитка.
5. Свет и лары.
6. Полый герой.
7. Опыты на себе.
8. Дневник Вени Атикина 1989-1995 годов.
9. 2000.
10.Соловки.
11.Мелитополь.
12.Дезоксирибонуклеиновая кислота.
13.Не страшно.
14.Мама.
15.Телевизор, дочка и разведчицкое задание.
16.Попрощаться с Платоном Каратаевым.

1989-2003.

«ОПЫТЫ НА СЕБЕ».

К гардеробщице.

Из лона в лоно, вот забота,
Передавать живое слово,
Когда сиянием ответит
На воссияние твоё,
О девушка, о пуританка,
О хлопотливая туземка,
Кровавый мир. Ты улыбнёшься
Своей улыбкой сумасшедшей
И скажешь слово дорогое
Отрочьим косным языком
С распевом бабушки Москвы
И обличительного сленга.
А что нам делать, поневоле
Обожествляются черты,
когда на улице под тридцать,
А здесь прохладно и умно.
Но ты ведь знаешь, жизнь индейка
Для изолгавшихся юнцов,
А для тебя она касатка,
Хоть серая простая птица,
А всё ведь знаешь полетает
Ещё над мёртвой-то Москвой.
Одни ведь люди здесь остались
И те уже почти что дохнут,
За исключением евреев
И сумасшедших иностранцев,
Ещё тусованных подростков,
Их с дипломатами отцов,
Их мам навьюченных, младенцев,
Собак породистых, дворняжек
И даже пьяниц повсеместных.
На что уж жуткие субъекты
С остекленевшими глазами,
Что с тамбурами в электричках
Ведут скандальную войну.
Но ведь никто не знает, право,
Чем вся кончается исторья,
Ножом в боку, юдольным матом
Иль сумасшедшими глазами
Твоими, милая моя.

…

Съедаем курицу, хлеб, колбасу,
Выходим на улицу, на привокзальной площади
Торгуют всем, что угодно паху,
Подмышкам, ноздрям, ушам, желудку.
Мы выпьем водку, мы выберем девушку
Себе и будем ждать вечности
Возле подъезда, в кровати, на корточках.
Заплёванный нищий живёт на площади,
Десантники с палками ходят, пьяные,
Толкают женщину с лицом изодранным,
Блюдут порядок, она торгуется.
Навстречу к нам бредут архангелы,
О город, ты словно пустая раковина,
Нет книги такой, чтобы слово вымолвить,
Мы словно убийцы самих себя.

…

НА СМЕРТЬ БАБУШКИ.

1.

Как жила, так умерла.
Осенью, с первыми холодами,
В конце августа.
В конце жизни бил сын.
Всю жизнь горбатилась неизвестно на кого.
А сын был рядом и похоронил.
Легла в свою землю,
Рядом с сыновьями,
Подорвавшимися детьми на мине.
На лесном погосте пили, курили,
Глядели в землю, глядели вдаль,
А в глаза не смотрели.

2.

Твоя душа меня взыскует, бабушка.
А что я могу, я ведь нищий.
Мне даже не жаль,
У меня нет жалости ни к кому.
Осталась одна капля любви,
Как ее разделить на долгую-долгую жизнь,
Разве что выплеснуть в первом глотке.
Но это нельзя, такое не любовь,
А самоупоение.
И люди это знают, когда горбатятся на земле.
Заматеревают в корень.
Делаются отдельными, злыми и жалостливыми.
Такими уйдут уже, всех простив,
Передо всеми попросив прощения.

3.

О, священная минута казни,
Ты не состоятельна перед новым шагом.
Кто его сделает, кто его сделает.
Как надо бояться жизни,
Как надо сторониться людей,
Как надо любить природу свою,
Чтобы сделать его, этот шаг.
Запрокинуть руки, упасть на землю,
Смешаться с прахом,
Думать, помнить, понять.
Ты не один на земле,
Ты не один,
Не один.
Это ты, твое, этот сброд и хлам.
Это твоя чистая слеза:
Пот поколения
В крови зачатия,
В слизи семени,
В блуде эпохи.
Восстающее семя жизни.
Новое солнце рядом с прежним.
Еще невидимое, уже невидное,
Неневинное солнце памяти.
Еще усилие, оно поднимется,
Над нашими головами,
Из наших голов построенное.
О нежный ребенок, тронь своим оком коснящим,
Нас, костерящих твое рождение.
Упанемте, упадшие,
Будем просить памяти.

4.

Так жизнь позвала. Как долго я ждал
Этой смерти, этого рождения.
Новая судьба, бабушка,
Ты освобождаешь свое место.
Только бы не потерять твой свет.
Живая звезда живет и ждет,
Когда же уже ее позовут,
Потребуют даже на землю гнилую,
Прогнившую потом, и солью, и кровью.
Пропитанную семенем поколения,
Одного, другого, третьего
И так до бесконечности.
Когда же судьба достигнет нас
Со своим ударом в руке.
И вот удар, камнем по темени,
Звезда ли упала, родилась ли новая,
Мы летим сквозь фиолетовый свист ветра,
Мы делаем ногами шаги, толкая.
Но когда-то и к нам притронется
Нежное дитя пальцем холодным.
Кто ты смерть, чего тебе надобно,
Будет спросить уже некому.

5.

А нам ответят, это видите.
И мы ответим, это видим.
Ну тогда ступайте, скажите повести
Никому, былью подросшей совести.
Вы видите как на былинках, на ковыле
Играет этот ребенок невесомый.
Он может, и розовый, и брюхо у него есть,
И пачкает пеленки желтым,
Да показать некому.
Зато не держит дулю в кармане,
Когда к нему разевают рты,
Как рвы, пичуги, прорехи, падали.
Проросшей земли стебли и горла,
Мол, что-то надо, а что, Бог весть.

6.

И слово, «умерла», может, самое благонадежное из слов.
Сколько в нем добротной радости и укрепления.
Нам, живущим, твердая весть,
Все окончательно и трагично.
Тревожная новость, почти веселье,
Как сплетня, которую нельзя не выболтать,
Вот наша родина, совсем юродивая.
Как спрятать нежность к себе, покойникам,
Теперь отходящим в обитель райскую.
Хотя бы тем, эдем блистающий
Уже удружил, в эдемы выслужился,
Что словно с капусты кочна снимаем им
Последний лист в борщ истории.
Отнесемся к покойнику кочерыжками
Своих животов, голов, боков.

7.

К нам идет жизнь, житуха, жизнь.
Мы ее не любим, когда-никогда приголубим
Тем самым, что есть мы сами.
Но есть мы любим, мы пожираем
Ее с костями, с одеждой, с пахом.
А что ж, давай нам, да наливай нам,
Еще добавки, сливай остатки.
И будут сливки, сметана, масло,
И будем ползать костями в прахе,
И будем плавать в дерьме, в навозе,
И скажем слово одно на свете.

8.

Любовь сияет недотрогою.
Мы это слово подглядим,
Когда в могилу уложим бабушку,
У мамы мама тогда была.
Теперь какое-то глухое молчание
На том конце телефонного провода,
У мама мамы больше нету.
Что делать сыну, вернее внуку,
Уж коли делать, сосать пустышку,
Копать могилу, прикинуться валенком?
Вот шанец выстоять
Против молчания.
Ни слова фальши,
Ни слова чести.
Все честь по чести,
Досужий вымысел
Из пальца высосан,
Бери лопату.
Любовь сияет недотрогою.

Станция Мытищи.

Сталь по стали, как игрушка, проскользнул электровоз,
Дядя в форменной фуражке, что резервный он, сказал.
Смех послышался подростков, тот же Брейгель, только драный,
Я подумал, глядя в воздух, отстранённо, не у дел.

Тема, тут настала тема, товарняк многовагонный,
Лесом пахнущим гружёный и пустою вагонеткой.
Я подумал, есть единство между канувшим и ставшим,
Потому что люди могут хоть немного не у дел.

К коту. На освещение.

Кот, ты же красный, а не чёрный!
Еврей Шагаловский ты кот.
И полосы твои и лысины
На голове, твоё мурлыканье,
Прислушиванье к всякой мелочи,
Глаза глубокие, стеклянные
И разноцветные как яблоко
Напомнят веденье, так вот как
Ты появился здесь нечаянно,
Понятно, только не лижись.

…

Просто вместе с слабым,
Сильным и торгующим
Есть ещё один,
Только без лица.
Рядом все метафоры,
Я могу без них,
Лечь лицом на землю,
Нету ничего.
Долгая история,
Подожди ещё,
Должно тело выстрадать,
Лёгкое как пух,
На апокалипсисе
Наших дней худых,
В ярмарке тщеславия,
Солнцем позлащённой.

…

Как на полотнах времён барокко,
Где вокруг тучных тел,
Голов, боков и чресел
Героев и богов
Кишат и носятся
Амуры и психеи,
Так в месте запустелом жизнь сама
Нам кажется портретом Модильяни,
Иль гоголевскою повестью,
Или кентавром,
В котором жизнь так приникает до нежизни,
Как торс животного до головы героя,
Как на скульптуре, жизнь и смерть
Меняются местами.

1993.

© Никита Янев, 2011
Дата публикации: 14.02.2011 13:56:37
Просмотров: 2770

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.