Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?



Авторы онлайн:
Анатолий Агарков



Современная литература




Анатолий Агарков [2019-07-21 09:02:10]
Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"
Вы знакомы с литературным жанром нон-фикшен? Когда нет классического построения сюжета – завязка, кульминация, эпилог – а идет практически документальное повествование о жизни. В таком жанре написан сборник рассказов и повестей «Рахит». О чем он?
В двадцать лет силы нет, её и не будет.
В сорок лет ума нет, его и не будет.
В шестьдесят лет денег нет, их и не будет.
/народная мудрость/
Пробовал пристроить его в издательства с гонораром – не взяли.
Пробовал продавать в электронных издательствах-магазинах – никудышный навар.
Но это не упрек качеству материала, а просто имени у автора нет. Так я подумал и решил – а почему бы в поисках известности не обратиться напрямую к читателям, минуя издательства; они и рассудят – стоит моя книга чего-нибудь или нет?
Подумал и сделал – и вот я с вами. Читайте, оценивайте, буду рад знакомству…

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18

Анатолий Агарков [2020-04-11 08:42:29]
А потом она появилась.
Я шнырял по свалке за околицей, отыскивая консервные банки, из жести которых сворачивал наконечники камышовых стрел. Рогатка меня не увлекла, но от лука не отказался – благородное оружие благородных людей. И вдруг увидел…. Нет, ошибиться не мог. Взял в руки, пошарил вокруг взглядом - больше ничего такого, только вот это маленькое, как у куличка, крылышко жёлтого трубача. Ошибки не могло быть. Сколько раз я держал его владельца (владелицу?) в руках. Они были почти ручные, Вовкины трубачи – клевали зерно с ладони, пили слюну с языка. Просто прелесть! Такие милые, доверчивые и беззащитные. Однажды пропали. Мы думали, украл кто-то, перепродал, и живут они теперь далёко от нашей улицы, в чьей-то голубятне выводят жёлтых птенцов. А оказывается, злая участь постигла их, страшная доля.
Я помчался к Мишке. Мамайчик не только подтвердил мою догадку, но и сказал твёрдо, без тени сомнений в голосе:
- Это Жваки. Они, сволочи, голубей жрут.
Согласен был с ним, но хотелось покритиковать идею.
- А как же крылышко на свалку попало. У нас дома перья куриц и уток, что отец стреляет, всегда сжигают в печи.
- Просто, - говорит Мишка и вертит находку перед моими глазами. – Красивое? Маленькой Жвачке, могло понравиться? Наигралась – бросила, или потеряла. Смели в мусор и выкинули на свалку. Потому и сохранилось.
Логично.
- Логично, - говорю.
Или я тогда ещё не знал таких заумных слов? Может, сказал:
- Всё верно – так и было.
А Мамайчик продолжал:
- Только не докажешь - отопрутся.
- А если отлупить?
- Не сознаются.
- А если сильно побить?
- Их что, мало бьют? Привычны уже.
- Так что делать?
- Не знаю.
Не знал Мишка до обеда, а в полдень заявился ко мне.
- Не струсишь?
Одноклассник Барыгин, Олег Духович, пришёл с печальной новостью – его обокрали, ночью стырили голубей. Олег хоть и жил далеко от нашей улицы, но дружил с Борькой Калмыковым и вечно у него ошивался.
У Мамайчика тут же родился план операции, и он поспешил ко мне.
- Не струсишь?
- А ты сам?
- Мне на забор не залезть, а ты меня не поднимешь.
Мишкин огород соседствовал со Жвакинским. Его самодельная будка, в которой мы не раз ночевали вместе, стояла впритык к их забору из тонких и длинных жердей. Взобраться по ним под силу разве что коту. Но Мишка залез на свою будку, я встал ему на плечи и, перешагнув через гибкий штакетник, ступил прямо на шиферную крышу жвакинскогого сарая. Она была односкатной и пологой. Пачкая штаны и рубашку о шифер, пополз к верхнему краю, с которого можно было обозреть двор, недоступный постороннему взору с улицы. Добравшись, стал двигаться медленно-медленно, буквально по сантиметру в минуту – ведь меня легко могли увидеть из окон дома, который голубел ставнями через двор, как раз напротив этого сарая.
Наконец, глаза мои достигли кромки крыши, и я сразу увидел голубей. Они ходили по двору вместе с курами, пытаясь что-нибудь поклевать. Это были не жвакинские сизари. Ещё вчера красивые и игровые птицы превратились в жалкое своё подобие. Не сразу я разобрал, как это произошло. А потом понял, у них подрезаны крылья - маховые перья под самые основания. Несчастные то и дело тыкались клювами в своё оперение, силясь понять, что же с ними произошло – куда ушла вся сила, так легко прежде поднимавшая их к самым облакам.


Ответить
Анатолий Агарков [2020-04-14 07:25:41]
Из черноты дверного проёма какого-то строения вышел Кока и сразу увидел меня. И я его увидел. Наши взгляды встретились. Его выражал изумление, мой – холодное презрение.
- А голубки-то Духовы, - сказал я.
Колька Жвакин ничего не сказал. Его рука потянулась к вилам, что стояли, прислонившись к стене дома. Неужели кинет, подумал я. Не знаю, что подумал Кока, но его глаза продолжали сверлить меня. А вилы приняли горизонтальное положение.
Положение было отчаянным. Для него, по крайней мере. Ведь я стал свидетелем страшной тайны. Если я с ней сейчас выйду на улицу, то жизнь братьев Жвакиных станет кошмарной. Но мне надо было ещё выйти. Ведь сейчас я был на вражеской территории и как бы в их власти.
Впрочем, на что он надеется? Всерьёз думает, убить меня, и не дать тайне открыться? Интересно, как он это намеревается сделать? Думает, что я вскочу во весь рост и подставлю грудь под его дурацкие вилы? Да я просто спущусь немного, а потом встану на ноги – но ты меня не увидишь – разбегусь и прыгну с крыши через забор в картофельную ботву. А там Мишка, и ты туда не сунешься.
Но что это я? Ведь никогда Коки не боялся, скорее наоборот. Впрочем, мы и не дрались ни разу. Просто Коку бьют всегда, и брата его старшего, Ваську - такая семейка. А сейчас-то мне чего боятся? Или кого? Коки что ль? Ну, был бы Васька…. Он старше, здоровее. Хотя трус, конечно, но психованный. С Васькой я бы не рискнул.
- Я бы на твоём месте повесился, - дал я Коке вполне приятельский совет.
- Га-а-а-ад! – заорал мой бывший одноклассник и швырнул в меня вилами.
На четвереньках, но ногами вперёд и брюхом кверху, я семенил к противоположному краю крыши. Ударник в школе, мнивший себя умнее многих ребят, даже старших, в данной ситуации считал себя в полной безопасности. Но я забыл об одном очень важном природном явлении – о законе всемирного тяготения. А двоечник и второгодник Жвакин Николай не забыл. Или это получилось у него случайно?
Короче, вилы, брошенные его рукой, взмыли над крышей, перевернулись в полёте и устремились вниз остриями с нарастающей скоростью. Пробив шифер, они воткнулись в крышу буквально в сантиметре от моих кед. Вот если бы я семенил чуть-чуть быстрей, то сейчас бы….
Холодный ужас пронзил моё существо. Вскочив на ноги, в два скачка добежал до края крыши и прыгнул в мамаевский огород. Картофельная ботва смягчила удар - я упал, но не ушибся. Мишки не увидел, и, подгоняемый страхом, помчался в его двор через грядки, не разбирая дороги.
Приятель поджидал меня, сидя на солнышке, прислонившись спиной к своей будке. Увидев, какого я задал стрекоча, поспешил вслед и перехватил меня у ворот моего дома.
- Ты что?
- Фу, чёрт! – стряхнул я оцепенение страха.
Наверное, скажите: ох, и заврался Толяха - разве может тринадцатилетний мальчишка кинуть вилы выше крыши сарая? Сказать, что вилы были лёгкие, а сарай низкий? Всё что угодно можно сказать. Но скажу только то, что видел - как они впились в шифер на моём пути, а я насмерть перепугался. Ваше дело – верить или нет.
Пойдём дальше.


Ответить
Анатолий Агарков [2020-04-18 08:05:51]
4

Ребят мы нашли на берегу Займища. Не стало предела их возмущению.
- Ну-ка, погодите, - Олег Духович заметил Ваську Жвакина, собиравшего ракушек у лодочного прикола.
Прошлой зимой в спортзале школы открылась боксёрская секция. Ну, мальчишки все сразу туда - и друзья неразлучные, Барыга с Духом. Только Калмыков после первого же синяка слинял и прибился к лыжникам, а Духович ничего - прижился. Говорили, что не плохо у него получается - колотушками махать. Сейчас мы с интересом ждали, как отдубасит он воришку.
- Смотри, какое небо голубое, - сказал Дух.
И Васька послушно задрал подбородок, подставляя его удару. Мы ждали красивого апперкота, а Олег банально пнул Жваку в пах. Васька взвизгнул и начал сворачиваться по спирали. Вот руки его коснулись земли - сейчас ткнётся лицом в пыль и свернётся клубком. Но в этот момент Васька, как мифический Антей, будто получив от Земли силу, начал раскручивать спираль в обратную сторону. Вот он уже стоит перед Духом во весь рост. Вот он поднял ногу и лягнул противника в солнечное сплетение.
А что же наш боксёр? Он опрокинулся на спину и скрючился на траве раздавленном червяком. Мы бросились на выручку и преследовали Васятку до самых ворот его дома. Впрочем, без всякой надежды на успех – слишком велика была фора.
Ваську били всегда и везде. Били за дело и просто так. Били свои, били чужие. Он никогда не сопротивлялся, не давал сдачи, даже если на него наезжали маленькие и дохлые. Единственная защитная реакция у него была…. Короче, он был соплив, и в момент мордобоя надувал у носа большой пузырь зелёных соплей. Нападавшим становилось противно, и они оставляли Васисуалия в покое. Он учился в классе для умственно отсталых детей. Был такой разновозрастный в деревянной школе. Наверное, по этой причине он ни с кем не дружил. Наверное, по этой причине его всегда били. А может, и без причины. Теперь-то уж точно появилась – засветился Василёк своим воровством. И Кока. Этот прохиндей был допущен в общество нормальных парней - всё вынюхивал, а потом братца наводил. Сам, должно быть, стоял на шухере. Держись теперь, Жваки – у улицы законы суровые.
Нам бы, дурачкам, задуматься - почему это забитый и безответный Васисуалий вдруг насмелился дать сдачи. С какого это перепугу он таким прытким стал – ведь никогда не бегал и всё терпел, раздувая свои пузыри. Но не задумались. Лишь под вечер я узнал причину его необычного поведения - к сестре пришли подружки и шумно обсуждали новость.
- Чемодан у него с металлическими уголками. Брюки узкие, корочки сверкают, а галстук шнурком до самой ширинки.
Девчонкам лишь бы пёрышки поярче, а что за попугай под ними – и не важно. Я и не слушал. Потом – стоп! Фамилия знакомая прозвучала.
- Это вы о ком сейчас.
- Сашка Жвакин приехал.
Вот это новость! Вот с чего Васька стал не похожим на себя, а Кока начал вилами швыряться. Сашка был старшим из трёх братьев. Его сверстники служили в армии, а он завербовался на стройку и работал где-то за Полярным кругом. Года два его не было в наших краях, а теперь заявился в самый неподходящий момент.
С этим известием помчался к другу. Мишка сидел за столом на кухне и уплетал картофельные оладьи с молоком. Рот его был набит, и по этой причине, что-то промычав, кивнул – садись, мол, рядом. Я похлопал себя по животу, намекая – из-за стола только что, и его драникам вряд ли сыщется место. Но друг мой был роднёй Демьяну из басни – хлопнул на край стола пустую кружку и потянулся к кринке с молоком. Я поспешил ретироваться: выскочил из дома, присел на лавочку у ворот - здесь дождусь.


Ответить
Анатолий Агарков [2020-04-21 07:06:14]
Смеркалось. Перекликались собаки по дворам, им вторили гагары с болота. Тихий чудесный летний вечер угасал, отдаваясь во власть звёздно-бархатной ночи. Пахло зеленью садов и болотной тиной. Она везде - у берега, на подсыхающих сетях, в бревёнчатых пазах домов. Наши улицы не освещались – по ночам хоть глаз коли. Если хочешь без опаски и конфуза пройтись, запасайся фонарём. А иначе…. Впрочем, пугать не буду вампирами да вурдалаками - самое страшное и неприятное, что могло произойти в тёмное время суток, это вступление ногой в коровий блин. Кому хошь настроение испортит….
Надо было испортить Мамайчику аппетит новостью о Сашке Жвакине. Его приезд, мнилось мне, менял расстановку сил не в нашу пользу. Помню и те времена, когда гоняли их всех троих. И они, конечно, бежали, если путь был свободен, и дрались, если отступать было некуда. По-настоящему дрался только Сашка, а меньшие Жваки вяло отмахивались. Но отмахивались же. Это в отсутствии старшего брата они сделались такими податливыми: Кока костыли разматывал, едва жареным запахнет, а Васька становился в позу цапли – прижимал одну коленку к животу, раздвигал локти, прикрывая голову, только нос один торчал, и на конце его начинал надуваться большой зелёный пузырь.
Что-то привёз Александр со своих Северов. Я не чемодан имел ввиду – характер его: злее стал иль добрее? Может, как самый старший на улице, выйдет к парням и скажет:
- Ребята, давайте жить дружно.
Только подумал – три тени прошмыгнули рядом. Топ-топ-топ – ногами. Бу-бу-бу – говорят что-то. И в темноте они были узнаваемы - вон тот с краюшку Кока, в серёдке Васька, а самый здоровый Сашка Жвакин. Куда это братья ночной порой? И вдруг мне стало ясно – Духа бить.
Нет, не скажет Сашка – давайте, ребята, жить дружно. Вот бы они сейчас меня увидели - накостыляли походя. Да ладно бы. Ни себе, ни кому другому не пожелаю попасть беззащитным в лапы Жвак - не дай Бог им выплеснуть столь долго копимые обиду, боль и унижения….
Стукнуло калитка, я вздрогнул.
- Мишка, чёрт, ходишь, как медведь!
- Сыкнул?
- Тут такое творится, расскажу – сам обкакаешься.
И я выложил все известные новости. Мишка согласил, что положение серьёзное, но паниковать не стоит, а надо собирать ребят. В Калмыковской будке застали троих – самого Барыгу, Рыжена и Духа.
- А тебя уже ловят, - сообщили мы.
И пока рассказывали, Рыжен смотался за Шиляем. С такими силами можно было выступать на врага. Нас было шестеро против троих. Мы с Рыженом молотим Коку. Дух и Барыга – Ваську. Ну, а старшим придётся биться с заполярным Жвакой.
Мишку ещё никто не побеждал на улице. Хотя друг мой не из задир – просто давал сдачи и при этом не признавал авторитетов. Андрей Шиляев вообще претендовал на роль уличного лидера – вот пусть и отдувается. Из Барыги, какой боец – он никогда ни с кем не дрался, разве что с младшим братом, и тот, чем-либо вооружившись, всегда обращал его в бегство. Сидел примолкнувшим Рыжен. Не слышно его обычного:
- Да я.… Да Коку…. Одной левой…. Да вот так, да вот эдак….
Кока с поддержкой старшего брата становился в наших глазах серьёзным противником. Хиляком он не был, а вилы как метнул – с серьёзным намерением пригвоздить меня к крыше. Бр-р-р.… У меня до сих пор мороз на коже.
Сидели на Мамаевской лавочке, поджидая Жвак. Рассудили так – не стоит за ними гоняться, сами придут. И Дух на этом настаивал, хотя я не понял, чем он руководствовался - домой идти с провожатыми куда веселей. Сидели, негромко переговариваясь.
Вот как вечерами ватаги сбиваются? Выйдешь на улицу, прислушаешься – если ни гитар, ни голосов не слышно, то уж собачий переклик точно выдаст то место, где нынче тусуется молодёжь. Мы, наверное, пару часов отсидели – никто к нам не прибился. И понятно, почему.
Вдруг слышим – топ-топ-топ и бу-бу-бу. Жваки. С нами поравнялись.
- Эй! – окликнул Андрей.
Сашка с дороги к нам подворачивает. Его и численность не смутила.
- Олег Духович здесь?


Ответить
Анатолий Агарков [2020-04-24 07:34:20]
Мишка поднялся:
- Зачем тебе?
Сашка ответил Мамайчику ударом в лицо, и кутерьма закрутилась. Назвать потехой происходящее язык не поворачивается. Сашка вертелся как заведенный, а мы оказались не готовыми к такой атаке. Прежде, чем оторвали задницы от скамьи, каждый успел получить по зубам. Сашка бил поднимающихся и поначалу успевал за всеми, а потом его всё-таки оттеснили от лавочки, и в побоище втянулись его братья.
Мы, как и намеревались с Рыженом, набросились на Коку. Рыжен первым набросился и первым получил. Он даже упал – то ли от Кокиного удара, то ли от прыти своей неуёмной. С земли закричал:
- Ах ты, гадина! Убью сейчас!
И Кока пасовал - кинув братьев и поле битвы, ринулся домой. Хоть и был он совсем рядом, но был на запоре. Такие запоры, ещё их называют завалами, имеют все усадьбы нашей улицы. Большие ворота запираются ржавой трубой - если её немножко продвинуть в скобах, то запирается и калитка. В воротах делается дырка, сунув руку в которую, можно открывать и запирать калитку с улицы. На эти манипуляции у Коки, понятное дело, времени не было.
Подворотня завалена широкой доской, и лишь маленький лаз оставался для кур – чтобы они могли свободно покидать двор, ну и, конечно, возвращаться, когда им заблагорассудится. В эту дыру и метнулся перетрусивший Кока. Голова с плечами проскочили, а вот задница застряла - ей-то и досталась вся ярость Толькиных башмаков. Этому придурку схватить бы Коку за ногу и держать до моего спешного прибытия. Вдвоём мы бы вытащили Николая на лунный свет, и не спеша, со вкусом отмутузили. Но головой Рыжен умел только драться. Короче, когда я подбежал, Кокины башмаки исчезли в подворотне.
Со своим заданием мы справились – враг разгромлен и бежал. Можно было вернуться и посмотреть, как там обстоят дела у других. И мы вернулись.
У Сашки были два противника, но он быстро сообразил, кто из них опаснее, и всю ярость свою и силу обрушил на Андрея. Шиляй считался хорошим бойцом, но старший Жвака был значительно крупней, и отчаяние добавляло ему силы. Пока они бились, Мишка в сторонке стоял – и я знал почему. Мамайчик мог драться с кем угодно, мог биться и с двумя, и с тремя противниками. Он не мог только одного – вдвоём нападать на одного. Так был устроен мой друг. И когда Андрей падал, наступала его очередь. Но и тогда он не бросался на Сашку сзади.
- Эй, собака, берегись! – кричал он и ждал, когда Жвака оставит Андрея и бросится на него. И лупили они друг дружку с яростью и без жалости. Но Сашка постоянно держал Андрея в поле своего зрения, и едва Шиляй, оклемавшись, поднимался, бросался на него. Мишка вновь оставался без дела и томился ожиданием.
Барыга не дрался. Он скакал на месте и тряс руками, как обычно делал в минуты душевного волнения. Я не видел, как плясали людоеды у костра на острове Робинзона, но был свидетелем и даже участником (держал сырой валенок) сушки у костра, провалившегося под лёд пацана. Он тряс, обжигая, ладони над костром и скакал с ноги на ногу – босые ступни колол снег. Такой вот, примерно, танец исполнял Барыга в двух шагах от того места, где его друг утюжил Васисуалия тренированными кулаками. Средний Жвака притулился к нашему забору в известной уже позе цапли – прижав одну ногу к животу. Интересно, а пузырь свой знаменитый уже надул? Сам я его ни разу не видел, только слышал от тех, кто Ваську бил.
Рыжен – сказалась Шиляевская выучка – решительно подскочил и, дёрнув Ваську за волосы, опрокинул на спину. Потеряв опору, Васисуалий жалобно заверещал. Знаете, настолько жалобно, что у меня сами собой опустились руки, и пыл весь боевой пропал. Забыл я про съеденных голубей и пожалел умственно отсталого парня.


Ответить
Анатолий Агарков [2020-04-27 07:39:18]
На его зов о помощи бросился Сашка, причём в самый неудачный для себя момент – он ещё не отбился от Мишки, а уже Андрей настигал. Старший Жвака сунул Духу в ухо, а чтобы добраться до Рыжена, надо было перешагнуть через брата. Сашка шагнул, а Васька впился ему зубами в лодыжку – совсем, должно быть, очумел от побоев. Тут Андрей и Дух подоспели. Общими усилиями завалили-таки заполярника, и ну избивать его ногами. Под шумок из сутолоки выбрался Васька и подался к дому. Нет, не побежал, а, как-то прихрамывая, поволокся. Ну и пусть себе – лично я ему уже простил смерть пернатых и воровство.
Сашка лежал тёмным пятном на чёрной земле. Я думал, он прикинулся поверженным - есть такой приём: избиваемый затихает, как бы сдаётся на милость победителя, и драка прекращается. Но Сашка вдруг зарычал, не дождавшись, когда его оставят в покое, поднялся с земли, вырвался из круга терзавших его противников и побежал прочь. Вернее, к дому. Его никто не преследовал, и он вскоре перешёл на шаг.
Навстречу ему Васька. Этот умственно отсталый что-то нёс в руках – вилы или топор, а может, ружъё? Сашка отнял у него это что-то, развернул домой, и они скрылись в калитке ворот.


Ответить
Анатолий Агарков [2020-04-30 07:43:43]
5

Подводя итог потасовке, можно сказать, что мы показали Жвакам, где зимуют раки - объяснили заполярнику, кто на улице хозяин. Можно и так сказать, если бы не одно «но»…. На следующую ночь у Мишки Мамаева сломали будку в огороде - в щепки разнесли, а печку утащили. Слава Богу, никто там не ночевал, а ведь могли – мы с Мишкой или он один. Через день снова ЧП - Духу вышибли все три окна, выходящие на улицу. Разом будто от взрыва ударной волной. Но какой там взрыв – Духович нам три осколка кирпича продемонстрировал.
Следующей ночью чуть не убили Андрея Шиляева – ему проломили голову в собственном дворе своей же гантелью, из тех, что лежали на спортивном помосте. Шиляевы не имели дворового пса, а только маленькую комнатную собачку. Она-то и взволновалась среди ночи. Две Тани, мама и дочь, держась за руки, с собачонкой на руках вышли на крыльцо, а там Андрей в лужи крови и без памяти. Вызвали скорую. Андрей остался жить, а мог бы и того.… сыграть в печальный ящик. Так он сам выразился, когда мы, толпой навестили его в больнице.
И тогда всем стало ясно, что Жвак мы не победили, а только загнали в подполье. Потому что ЧП на нашей улице стали совершаться каждую ночь. Что интересно, Жваки совсем пропали с наших глаз. Будто и нет их на белом свете. Родителей ещё можно было увидеть – ну, когда они с работы или на работу. А сыночки словно вымерли. Но каждую ночь что-то жуткое творилось на улице.
Взрослые подозревали нас, нормальных пацанов, и, конечно, притесняли. Но мы-то знали, чьих это рук подлые проделки, но ничего с ними не могли сделать, а жаловаться или доносить – не в наших правилах. И с каждым днём всё больше и больше начинали страшиться за свою участь. Даже завидовали тем, кто уже пострадал - дважды Жваки в один дом не наведывались.
По какой-то им одним известной схеме или списку они в ночную пору навещали очередную усадьбу. Возможно, дежурили там до рассвета. И, если не удавалось отловить и отлупить именно того, кого хотели – пакостили. Так, Ломовцевым кошку кинули в колодец, и прежде, чем выловили её разложившийся труп, хозяева животами изболелись.
Ну, ладно, дохлятину можно выловить, воду прокачать. А Вы представьте ощущения хозяйки, когда тянет она за шнурок и вытаскивает из колодца (холодильников ни у кого ещё не было) не колбасу, скажем, в бидоне, а дырявое ведро из туалета, в котором бумажки с дерьмовыми росписями. Всё, закапывай колодец - никто из него больше пить не захочет. Даже поливаться брезговали. Такое случилось у Колыбельниковых.
У Рыжена скотина утром вместо стайки оказалась на огороде – всё, прощай урожай! У Назаровых Малька бросили в колодец. Пёсик такой славный был – на всех лаял, но никого ни разу не укусил. Его дразнить – одна умора. Я представил, как они вытаскивали щенка из будки, душили верёвкой, топили в колодце - и вновь возненавидел пожирателей голубей. Но и опасался: если кто попадался им – били.
Вовку Грицай отлупцевали возле уборной, куда он ночью по нужде пошёл. Прихватило парню живот – а им и дела нет. Помнишь, Ваську обижал? Не помнишь? Память застило? Сейчас освежим. Бац! Бац! Представляете, какое надо терпение иметь, какой ненавистью пылать, чтобы полночи ждать, не зная наверняка – появится или нет, тот, которого ждут. Меня в Вовкином рассказе озадачило другое - огороды наши рядом, и забора между ними нет. Выйди я ночной порой – мне бы досталась. Серёгу Ческидова избили у ворот его дома – а не гуляй по ночам. Накостыляли Васе Доброву. Выследили, когда мать на дежурство ушла – в дом вошли и избили.
Словом, кошмар на улице Лермонтова.


Ответить
Анатолий Агарков [2020-05-03 07:22:02]
Из-за этих ночных безобразий стал бояться темноты, перебрался домой с чердака стайки. Вечером на улицу никаким пряником не заманишь. Пригоню корову с поляны и к телеку. А спать если ложусь, когда один дома, свет включаю. Однажды страх достиг своего апогея, и чуть было не лишил меня рассудка. А мог бы и инвалидом сделать – паралитиком, каким. Произошло же следующее.
Родители уехали по какому-то случаю в деревню, и остались мы с сестрой в доме одни. Она все дела переделала и на улицу - ей там весело. Как раз пришёл из армии Сергей Помыткин, собрал девчат в кучу, на гармошке играет - они поют. Потом хромку отложит, байки чешет - страшные и смешные, из солдатской службы. Например, такую. К одному посту ходить надо было через кладбище. Идёт однажды сержант Помыткин, а навстречу приведение. Сергей его - бац! – прикладом, а оно схватило автомат и не отпускает. Сержант кинулся наудёр. Примчался в караулку.
- В ружьё! – кричит. – Жмурики наших обижают!
Пошли с фонариком, автоматы наготове. Видят – сержантов на берёзе висит, ремнём за сук зацепился. Вот тебе и приведение!
А однажды этот герой чуть старуху не пришил - та жила рядом с кладбищем и бельё просохшее снимала потемну. Серёга кричит:
- Стой! Стрелять буду!
Старуха присела с испуга, а сержант опять без фонаря - боится приблизиться и нарушителя не хочет упускать. Дал очередь вверх. Ребята с караулки примчались, а старуха чуть Богу душу не отдала.
Вот и я однажды, как эта старуха….
Сестра моя доблестная наслушалась баек и заявляет:
- Боюсь домой идти одна.
Проводили толпой до калитки:
- Иди не бойся – вон свет горит.
Она:
- Это братик спит. Если его приведения не придушили.
Вошли в дом. Нет приведений. Я мирно сплю на раскладушке.
Сестра:
- А вдруг они в подпол попрятались?
Подпол под нашим домом – гордость отца и матери. Отец его выкопал высоким, просторным, со ступеньками из земли. Мама его выбелила, обиходила – будто ещё одна комната в доме. Бабушка Даша из Петровки приехала в гости, поахала, глядючи, и заявила:
- Ой, хорошо здесь домовому.
А мы как с сестрой услышали, стали подпола бояться.
- А вдруг они в подпол спрятались?
Полезли в подпол. Крышку откинули, спускаются, фонариком светят и все ахают – будто чудо природы зрят. В этот момент я просыпаюсь. Представляете? И так весь страхом истомился – жизнь не в радость - а тут ещё вижу вдруг: подпол открыт, свет там колеблется, и голоса чьи-то - бу-бу-бу. Всё, думаю, до меня добрались. Только что они в подполе делают? Наверное, смотрят - куда труп закопать. Ну, что рассказывать? Не заверещал я, не заплакал. Не сорвался с места вскачь – ни в дверь, ни в трубу не сиганул. Лежу - столбняк меня прошиб. Всё вижу, соображаю, но, ни рукой, ни ногой пошевелить не могу. Губы словно спаяло, язык чугунный – не повернёшь. Девки с Серёгой из-под пола вылазят, а я только глазёнками - луп, луп, луп.
Нинка-соседка сразу ко мне:
- Ой, Толенька проснулся. Какой ты тёпленький и вкусный.
И с поцелуями. Всегда она такие штуки проделывает, когда видит меня. А я чтобы отбиться, хватаю её за грудь или за ягодицу.
- Ой, охальник, какой! – кричит Нина и отпускает.
А сейчас не кричит и не отпускает, потому что я пошевелиться не могу. Нинэль ставит мне засос на шею и выходит за остальными.
- Завтра, - говорит, - похвастаешь.
А я отрешённо думаю, каким-то оно будет это завтра.
Инвалидом не стал, слава Богу. Ночь прошла, и недвижимость мою как рукой сняло. Проснулся, правда, очень поздно – никогда так не вставал. Перебрался через дорогу, сел на соседскую лавочку и поглядываю на свой дом, будто дед старенький. Ну, совсем бегать не хочется, мчатся куда-то, играть - как хорошо сидеть на солнышке, ни о чём не думать и только поглядывать на окружающий мир. Вон куры гребут лапами сырую землю кювета в поисках дождевых червей - не скучно им. Верный Моряк показался в калитке, тявкнул, цепь натянув - что сидишь, молодой хозяин, скидай скорей с меня ошейник да сгоняем к болоту….
В Жвакинских воротах заскрипела калитка, и вот они, всей семьёй, с чемоданом и ещё каким-то баулом - наверное, на вокзал, Сашку провожать. Значит, кончился его отпуск, и нашим кошмарам теперь конец. Прошли мимо, увлечённо беседуя, на меня и не взглянули. А я проводил их до угла взглядом, и даже мысли о том, что Кока с Васькой теперь беззащитны и можно с ними за всё поквитаться, не приходило - так душою вымотался за этот месяц, что рад был худому миру.
Потом сестра позвала завтракать.
- Ты часом не заболел? - участливо приложила ладонь к моему лбу.
Нет, я не заболел – просто постарел за одну ночь, за весь этот кошмарный месяц на целую жизнь.
Так бывает.


Ответить
Анатолий Агарков [2020-05-06 08:27:59]
Лорды с Болотен-стрит

Регби — игра хулиганов, в которую играют джентльмены;
футбол — игра джентльменов, в которую играют хулиганы.
(английское изречение)

1

Мяч не давался – скользил вертлявой ящерицей меж ног ребячьих, падал и путался в высокой траве, вновь вздымался, но никак не хотел лететь, куда его посылали.
- Пас! Пас! – будоражили истошные крики.
Наконец, трёхклинка вырвалась из толчеи и сбила горкой сложенные кепки и майки.
- Гол!
- Штанга!
- А я говорю – гол!
- На-ка выкуси!
- Кому по сопатке? – Вася Добров, чьё право на гол оспаривали соперники, выпятил худую и потную грудь.
Всегда спокойный и рассудительный Сергей Ческидов демонстративно высморкался ему под ноги:
- Вот твой гол, поднимешь – засчитаем.
- Что? – Вася взбешён. – Я тебя, Тыква…
Он набычился и готов был ринуться на обидчика, но Андрей Шиляев прицыкнул на него, и Добрик скуксился. Ческид побежал за мячом, а к Васе подошёл Серёга Колыбельников:
- Тебе за Тыкву старший Чесян знаешь, что сделает?
Он покрутил у виска пальцем.
- Грушу он из тебя сделает и в сарае, как Слава Ломовцев, подвесит.
Добрик, совсем уже остывший:
- Да был гол-то…
Спор продолжился, и каждая сторона оспаривала своё мнение, не поддаваясь ни на какие доводы. Так и не пришли ни к какому мнению - устали спорить, играть тоже расхотелось. Уселись в траву, и Вася Добрик, ковыряя болячки на ногах, обиженно ворчал:
- Были б штанги.… А так, хрипеть – ни о чём. Да и играть-то не интересно. Коротышка в калитке – все удары выше ворот. Кто громче орёт, тот и побеждает.
Боря Калмыков ехидно усмехнулся:
- Ты ещё скажи - разметка, сетка и судья.
- Ну, а что пузырь-то гонять зазря. Команда «Лишь бы пнуть» из колхоза «Светлый путь». Если заниматься футболом, то всерьез. Поле как поле оборудовать, чтоб гостей пригласить, и не стыдно было.
Град насмешек и ехидных замечаний посыпался со всех сторон.
- Хочу сказать, - Миша Мамаев, опёрся на руки за спиной, широко раскинув босые ноги.
- Говори, только короче.
- Тут и говорить много не надо - притащить из леса соснины да поставить ворота.
Шиляев, сердито прищурясь:
- Лесник тебе притащит, пожалуй, так притащит, что нечем будет в футбол играть. Орёлик!
Я за Мишку всегда горой:
- А если попросить? Неужто не даст? Могу даже в райком комсомола сходить, попрошу там специальную бумажку для лесника. Для хорошего же дела – для молодёжи, для спорта. Райком его за нас может так вздрючить, что он не обрадуется. В барсучьей норе рад будет скрыться.
Моя мысль всем понравилась, а Шиляеву нет.
- Забавник же ты, Агарыч – в райком. Там тебе скажут, ходи на стадион гимнастикой заниматься.
- Или лыжами, - буркнул Боря Калмыков.
- Или лыжами, - согласился Андрей.
- А я скажу, хочу в футбол играть, - настаивал я.
Но Андрей и внимания не обратил на мои слова.
- Лесник с твоей бумажкой под куст сходит и рад будет – воры сами сдаваться пришли. Он тебя в тюрягу сдаст и грамоту получит.
В тюрягу никто не хотел, и все приуныли. Кроме Шиляева.
- Нет уж, если тащить сосёнки на ворота, то уволоком. Лес большой - лесник один. Глядишь, проскочим. Ну, а попадёмся, то можно и в морду.
Он сжал крепкий кулак:
- В лесу закон – черпак, лопата. Кто смел – тот и съел. Короче, что нам толпой одного лесника бояться? А, парни?


Ответить
Анатолий Агарков [2020-05-09 08:24:52]
Сашка Ломовцев сидел понурясь и думал крепкую думу. Ещё со дня первого удара по мячу ему, жадному до славы, пришла в голову шальная мысль – сделать настоящую футбольную карьеру, как Пеле, как Гарринча, как любимый Воронин, как Эдик Стрельцов. Поначалу он сам испугался затеи: это ж, сколько надо пота пролить, чтобы достичь такого мастерства, выбиться в более-менее известную команду, и далее – в столицу, за границу – к мировой славе. Но, играя много лучше своих сверстников, он всё более убеждал себя, что пот это для бездарей, настоящему мастеру должно везти в игре. Себя-то он считал везунчиком. Он так уверился в своей удаче и великой будущей карьере, что каждый день встречал с надеждою, а провожал в унынии – да где ж она, слава-то мировая.
Сашка не слушал спорщиков. Он думал, думал и вдруг поднялся. Выждал время, пока утихнут разговоры, и все уставятся на него в ожидании важного заявления.
- И подумал я, – без лишних слов объявил Ломян. – Нам надо жить и тренироваться по режиму - только тогда будет толк. Чтобы утром все, как один, на пробежку, потом с мячом работать, физикой заниматься – бегать, прыгать, силёнку качать. Потом игра и её разбор. Тактика игры – тоже великая вещь. Если это соблюдать изо дня в день – толк будет.
Сашка говорил не спеша, со знанием дела. Видно было, что он упивался не только сутью излагаемого, но и собственным голосом.
- И поле тоже нужно хорошее, раз уж мы команду создаём – ворота с сетками, разметка, скамейки для зрителей.
- Душ, раздевалка, туалет, - оперным дискантом пропел Серёга Колыбеля.
- Со временем, - сказал Ломян и постучал себя пальцем по виску. – Чать, голова моя не только кепку носит, но и мыслишки кой-какие… Может, сначала и не все будут соблюдать режим, ходить на тренировки, а как начнём играть с серьёзными командами – все прибегут, как миленькие. Без физики и техники в футболе делать нечего.
Вовка Грицай крепко постучал себя в грудь кулаком:
- А что? Мы в пионерском лагере каждое утро на зарядку бегали. Здоровье, знаете как, укрепляется.
Многие ребята с глубоким вниманием слушали Сашкино предложение. Иные, постарше и не без претензий на лидерство, скептически ухмылялись, подозревая, что Ломян как будто перехитрил их – на кривой кобыле объехал. Добрик, пристроившись позади Серёги Ческидова, исподтишка плевал ему на майку, вешая харчок за харчком, изнывая от того, что никто не замечает его подлой храбрости.
Сергей Колыбельников повернулся набок, подложил грязную ладонь под грязную щёку:
- А и тоска же с вами.
Запел:
- Мама, я Ломана люблю,
Мама, за Ломана пойду
Ломан хорошо играет,
Много «банок» забивает
Вот за это я его люблю…
А дни стояли звонкие, как монисты. Первые дни летних каникул. Солнечные лучи в прозрачном воздухе играли, словно кровь у застоявшегося в стайке телёнка. Вечера были тихие, зорькие, а ночи короткие, спаявшие закатные багрянцы с рассветной радуницей.
Если мне удавалось бодрствовать в час солнечного восхода, душа наполнялась таким несказанным счастьем, будто открывались разом все сокровенные тайны мира. Так бы всегда, во все времена просыпаться вместе с первым лучом солнца и последней ночной песней соловья, слушать вздохи трав и шорох листвы, освобождающихся от брильянтовой росы, полной грудью пить влажный ароматный воздух сада. А ещё бежать легко, крылато нестись над землёй, будя её, опережая солнечные лучи. Красота! Но…
Но и мама встаёт рано.
- Ты куда такую рань? А вот и хорошо, что встал – корову в табун угонишь.


Ответить
Анатолий Агарков [2020-05-12 07:24:23]
Ну, начинается. Корову угони, грядки полей, картошку прополи.… Как эти взрослые не могут понять, что у нас родилась команда, что мысли и мечты о будущей футбольной славе гонят нас из тёплых постелей. Под силу гору свернуть, а тут – корова…
Мать поставила на крыльцо почти полный подойник и открыла калитку. Я сунул два пальца в рот, и разбойничий свист сорвал Белянку с места в галоп.
Мать схватилась за голову:
- Тебе сколько лет? В кого ты уродился? Позорище моё!
Но её «позорище» уже скакал на одной ноге вслед за рогатой блондинкой.
У околицы школьный учитель Фёдор Иванович Матреев провожал в табун своих коз. Потрепал меня мягкими пальцами единственной руки по щеке:
- Ишь, румянец полыхает – как кумач революции. Куда ты в такую рань?
- В лес пойдём за штангами. Мы теперь команда и скоро поедем в Бразилию играть.
Я говорил и ничуть не сомневался, что так и будет. Ведь главное понять, что тебе надо, а как этого достичь – дело второе. Не зря ведь говорится - терпение и труд всё перетрут. Мы будем вставать чуть свет, бегать и прыгать, подтягиваться и отжиматься, работать с мячом, играть в футбол – и сам Пеле пришлёт телеграмму: приезжайте, мол, охота посмотреть да и поиграть тоже. И вот на стадионе «Сантос»….
Фёдор Иванович недоверчиво хмыкнул, но на всякий случай попросил:
- Будешь в Бразилии, прихвати мне натурального кофе, чтоб без цикория …
Утро разгоралось яркое и тёплое и обещало погожий день. У дальней кромки горизонта чуть трепетали прозрачные, нежно-розовые облака. Ласковое солнце, проникнутые мирным покоем дали, пряное дыхание трав заряжали нас бодростью и безотчётной радостью жизни.
А вот явочка подвела. Договорились тронуться с табуном, но он уже за холмами, а у нас нет и половины состава. Ждём сонь и лентяев, ругаемся - время уходит, и каждый отсроченный час увеличивает вероятность встречи с лесником. От этого настроение падает. Арифметика проста - шесть лесин несут двенадцать человек, а нас с десяток не наберётся. Наконец, решаем, надо идти - ждать далее нет смысла.
Пока шли полем, ещё несколько опоздавших догнали толпу. Теперь людей хватает, но время упущено и настроения нет.
Нелюдима была опушка. А что творится в сердце тёмного бора, того не знают даже сороки, охочие во всё вникать да проведывать. Но лишь только вошли под сень, ожил лес.
Заговорили птицы, наперебой сообщавшие друг другу и всей округе:
- Воры, воры, идут…
- Щас попадутся! - разразилась сойка заливчатым смехом.
И дятел азбукой Морзе передал:
- Точка, точка, тире… точка, точка.… Идут, идут, хватайте.
Тоскливыми трелями плакала малиновка:
- Ох, посадят.… Ох, и много же дадут…
Мы стремились уйти поглубже в чащу, не заботясь о том, что и тащить свой преступный груз придётся дальше. Бор сменился рощей. Бесшумно струилась листва в солнечных лучах. Окружающий мир здесь был так не похож на раздолье поля и домашний уют, что, казалось, зашли в такую глушь, куда кроме нас никогда не проникала и впредь не проникнет ни одна живая душа.
И вот опять молодой сосняк. Сонный паучок на тонкой паутинке свесился с изумрудной иголки.
- Руби, чего же ты! – оттолкнул меня Вовка Грицай.
Солнечный блик сверкнул на блестящем жале топора. Озноб пробежал у меня по спине. То ли это был остаток страха, то ли жалость к сосёнке.
- Постой, не надо.
- Отстань!


Ответить
Анатолий Агарков [2020-05-15 07:33:06]
Топор ухнул. Сосёнка вздрогнула. Убийство совершилось. Я присел, угнетённый горем. Весело и бесшабашно плясал топор в руках у Вовки, быстро, одна за другой отлетали ветви упавшего дерева.
Вдруг всё смолкло – пение птиц, перестук топоров, ребячий гомон - раздавался только приближающийся издалека грохот телеги. Весь лес наполнился страшным громыханием деревянной повозки по ухабистой лесной дороге. Её тащила ископаемая кляча, огромная лохматая собака путалась у неё под ногами.
Когда телега перестала громыхать, она остановилась как раз в метрах десяти от меня, и я сумел хорошо разглядеть её ездока. У него было широкое лицо, мясистое, красное, похожее на бульдога. Оно имело только одно достоинство – было гладко выбрито. До тех пор, пока человек бреется, печать зверя не прилипнет к его лицу. И к тому же форменная фуражка покоилась на макушке.
Напряжённое молчание воцарилось среди нашей команды, молчание, которое вяжет язык, а мысли легко передаются и читаются одними глазами. Казалось, это неожиданное явление напрочь лишило нас всяческих сил. Наверное, со стороны наша растерянность выглядела жалкой. Но лесник жалости не знал.
Краска постепенно сбежала с бульдожьего лица, покрывшегося пепельно-серой, мертвенной бледностью. Не обращая внимания на яркую игру солнечных бликов, волнующуюся листву деревьев и запахи цветов, весь осатаневший, в сдвинутой на затылок фуражке, взлохмаченный, он сжал кулаки и остервенело затряс ими над головой. От переполняющей ярости он и словами не сразу разродился.
- Порубщики! Туды вашу мать! – что было сил заорал лесник, схватил кнут, замахнулся и щёлкнул им почти над моей головой.
У меня от страха и предчувствия боли подогнулись колени. Бежать и не помышлял, а приготовился к худшему. Но дальше случилось то, что и предположить было невозможно. Кляча рванулась, испугавшись кнута, и понеслась вскачь, не разбирая дороги. Лесник кувыркнулся через голову и, потеряв вожжи, чудом не упал с телеги.
- Уззы! Уззы их! – успел крикнуть он, сорвав голос.
Собака бросилась на ошалевшую лошадь и погнала прочь. Её лай, и грохот колымаги вскоре затихли вдали. Среди порубщиков прокатился лёгкий смешок. Ещё раз. А потом дружный многоголосый и отчаянный хохот взорвал лес.
Это было здорово! Оцепенение спало, испуг ушёл или переродился в истерику. Я, например, катался на спине, схватив руками впалый живот. Ни звука не прорывалось сквозь сведённые судорогой челюсти. Я едва успевал набивать воздухом лёгкие, а куда он пропадал, одному чёрту известно. Слёзы текли по щекам. Курьез, да и только. Впору лесника жалеть с его клячей. Кому рассказать – не поверят.
Однако пора и двигаться. Водрузив будущие штанги на плечи, мы тронулись в обратный путь.
Судьба, словно лавина, несётся вниз, увеличивая скорость движения с каждым новым поступкам. Только что я избежал неприятного знакомства с лесниковым кнутом – до сих пор плечи зудятся – а уже новая преграда на пути. Канал, наполненный водой, заросшей ряской. Ребята бросили лесину с берега на берег и судачат – другую рядом надо. Ещё балансир нужен, как канатоходцу в цирке. А меня чёрт несёт вперёд, к неприятностям и позору.
- Чего стали? Сюда смотрите. Смертельный номер.
До середины бревна я добежал легко, как заправский гимнаст, а потом вдруг остановился, будто наткнувшись на смертельную черту. Далее я двигался так, словно утратил способность владеть своим телом, а под ногами видел не близкую воду, а бездонную пропасть. Побалансировав руками, упал, обдав брызгами развеселившихся ребят. Никто не решился повторить мой глупый подвиг.
Когда вылез на другой берег, вид имел жалкий и удручающий. Человек, дошедший до такой степени унижения, обычно стремится удрать со всех ног подальше от места своего позора, от насмешек толпы. Может, в другой раз я так бы и поступил, не будь с нами штанг – этого ответственного груза, который во что бы то ни стало, необходимо доставить до места.
А, ну их – пусть смеются. Стал выжимать свою одежду. Им-то ещё предстоит перебраться на этот берег – и я посмотрю, как у них это получится.


Ответить
Анатолий Агарков [2020-05-18 07:24:02]
Полдень, как и утро, заслуживал всяческих похвал. Дул лёгкий ветерок. Суслики столбиками стояли у своих нор и насмешливо пересвистывались:
– Куда прёте, дурачьё!
Трясогузка пристала у дороги, скакала по стволам, чуть не по головам (руки заняты, прогнать) и разорялась:
- Ведь не ваше! Ведь не ваше!
Наше, дура! Теперь наше – мы столько выстрадали ради этих штанг, ради футбола, ради нашей большой мечты. Однако, что толку с ней спорить – дороге не видно конца, мучили и голод, и жажда, натёрли плечи эти проклятые лесины.
Шли полем, виден стал посёлок, но силы были на исходе. Перекуры стали чаще, пройденные отрезки всё короче.
Валерке Журавлёву толстый комель достался. Он пыхтит и отдувается, его румяная физиономия сочится потом. Я иду впереди с тонким концом сосны на плече.
- Не плохо бы дождичка, а Валер?
- Лучше селёдочки с луком и молоком.
Валерка всё на свете ест с молоком, потому он такой толстый, и зовут его Халва.
- Не трави душу, гад.
- Слушай, если нас не покормить несколько дней, я только похудею, а ты-то, наверняка, сдохнешь.
- С чего бы это?
- У меня жирок с запасом, а у тебя кожа да кости.
- Если голодать придётся всей команде, - парирую я, - тебя первого съедят.
Валерка замолчал, а я подумал, что он подозрительно начал поглядывать на остальных – готовы ли те к людоедству или ещё потерпят немного.
За такими пустыми разговорами нудно тянулось время. Мы несли штанги по двое, и ещё двое отдыхали, впрягаясь в ношу после очередного перекура. И вдруг бунт. Отдохнувший Сашка Ломовцев отказался нести сосёнку.
- Боливар выдохся, и бревна ему не снести, - объявил он, мрачно глядя меж своих коленок. Плечи его сгорбила тяжёлая давящая тоска. Было ясно, что никакая сила на свете не заставит его подняться и взвалить на себя шершавый комель.
- Ну-ка, дай мне руку, - подошёл к нему Андрей Шиляев. – Я сначала её жму, а потом бью в торец, потому что терпеть не могу жать пятерню покойнику.
Сашка не испугался, лишь проворчал глухо:
- Бросьте меня здесь. А мамке скажите, чтоб пришла за мной с тележкой - сам не дойду.
- Ты дурак, мастер, - сказал его напарник Серёжка Колыбельников. – Столько протащиться и бросить сейчас, у самого дома.… Не понесёшь – мы тебя из команды того, выгоним.
Сашка упал на спину, заложив руки за голову, с тоскою глядя в небеса:
- Да хоть запинайте до смерти – дальше ни шагу…
- И не хочется, и жалко, да нельзя упускать такой случай, - сказал Колыбеля и стал кидаться в строптивого Ломяна сосновыми шишками, припасенными для младшего брата.
- Дать ему в хайло что ли? – сам себя спросил Шиляй, пожал плечами и отошёл.
Мы взвалили на плечи ненавистную ношу и, шатаясь, побрели дальше.
Оставшийся без пары и отдохнувший Колыбеля суетился:
- Не хотите ли порубать, мужики? Нет, правда, я сбегаю. Вон магазин-то, ближе, чем поле. Вы пока шлёпаете, я вафлей принесу, целый кило, у меня деньги есть.
И он побежал (откуда силы взялись?).
- Один хитрей другого – вот команда подобралась, - сказал Мишка Мамаев.
- Да какой он хитрец, дурак законченный, – я про Ломяна.
- А вафли это хорошо. Я их страсть как люблю.
- Голод, если книжки почитать, самое частое на Руси стихийное бедствие.
- А еда – самое главное, что есть на свете.
- Во базар, а… Больше не о чем поговорить что ли?
- В пустынях миражи – ну, пальмы там, озёра. Братцы, никто колбасу впереди не видит?
- Вон то облачко похоже на куриную ножку.
- Где, где? Цапнул сам и отвали, дай товарищу куснуть…
- Кажись, котлетами пахнет. Точно, где-то котлетки жарят.
Все зашмыгали носами, принюхиваясь.
За этими разговорами кое-как дотащились до места, которое планировали под футбольное поле. Сбросив на землю ненавистную ношу, мы повалились в ласковую траву, не в силах идти домой, как того требовали тоскующие животы. Впрочем, поджидали обещанных вафлей.
- Люблю есть, люблю спать, купаться, загорать, играть в футбол.… Да мало ли чего. Одно ненавижу в жизни – таскать брёвна.
- Ты не один, Толян.


Ответить
Анатолий Агарков [2020-05-21 07:31:50]
2

На месяц нас хватило. Месяц мы отзанимались усердно, как того требовал играющий тренер Сашка Ломовцев. Он вернулся в команду, как только поставили ворота и разметили поле.
Мы вставали по утрам на пробежку и чесали до самого леса. Физику качали – отжимались, катались друг на дружке, у девчонок скакалку отобрали.
Дед Калмыков подарил два столба и железяку - мы вкопали турник рядом с футбольным полем. Болтались на нём, как сосиски, пытаясь подтянуться. Но кое у кого получалось, неплохо даже.
Работали с мячом. Наша бедная трёхклинка не знала покоя с самого рассвета до темноты. И, конечно, играли, играли каждый вечер, до полного изнеможения, до грачей темноты. Поделились на равные по силам команды и пластались совершенно бескомпромиссно.
Появились болельщики. Собирались у кромки поля и стар, и мал. Борис Борисыч Калмыков ничего не смыслил в футболе, но страстно переживал за двух своих сыновей, волею судьбы попавших в соперничающие команды.
Что дальше?
А дальше предстоял нам первый официальный матч. Сестра Ломана Нина, окончив пединститут, устроилась на лето директором в пионерский лагерь «Чайка». Она и пригласила нас сыграть с их футбольной командой. И ещё пообещала накормить обедом. Это вместо приза, наверное, так как в своей победе мы не сомневались. Потому и силы не берегли, а экономили на мороженое деньги, выданные дома на проезд.
Утренний воздух был ещё влажный, но тёплый и свежий. На чистом небе плавилось яркое летнее солнце. Окрест дороги было удивительно красиво, уютно и мирно. Даже пыль в кюветах сверкала росой. Леса, меж которыми петляла дорога, манили прохладой.
Мы в полном составе (с двумя запасными) бодро вышагивали навстречу славе. Мимо проносились машины – все стремились на озеро Подборное искупаться, отдохнуть, повидаться с любимым чадом, укрепляющим здоровье в пионерском лагере. Выходной – это понятно. Пыль с каждым разом поднималась всё выше и оседала всё медленнее.
- Может, нам по парам разбиться – глядишь, кого и подвезут.
- И какая мы после этого команда, если каждый за себя?
- Кто был там, может, знает – полдороги прошли или ещё нет?
- Да нет ещё - полдороги будет в Копанцево.
- Сань, нас там покормят?


Ответить
Анатолий Агарков [2020-05-24 07:16:13]
- Обещали.
- Андрюха, а после игры-то искупаемся?
- А что нам делать до вечера? Отыграем и в озеро. Праздник, народу полно.
- Зрителей будет, хоть отбавляй.
- Заметь, все против нас болеть будут - кабы не опрофаниться.
- Цыц! Такие разговоры перед игрой… Язык оторву и собакам выброшу.
- Пионеров сделаем, куда потом?
- В Англию, на чемпионат.
- Играть? Смотреть?
- До Англии доехать денег не хватит.
- Сыграем пару матчей на интерес.
- На футболе много не заработаешь. Богатым надо родиться.
- Вот в Англии лорды «пузырь» со скуки гоняют - им не надо думать, чего похавать.
- Мы тоже лорды. Чем хуже?
- Ага, лорды с Болотен-стрит.
- Далеко ещё? А может, пробежимся немножко, для разминочки, пока нет жары.
Сашка Ломовцев оглядел растянувшуюся колонну:
- Трусцой… вперёд… марш!
Мы побежали. Тут же притормозил грузовик. Из кабины:
- Эй, спортсмены, подвезти?
- Ну, конечно.
Вот ведь как бывает в жизни. Шли по дороге и оглядывались с надеждой на каждую проходящую машину. Никто не тормозил - видно, принимали нас за банду подростков, идущую на праздник затевать драки и прочие хулиганские забавы. Стоило только намекнуть, что мы спортсмены – и, пожалуйста, всенародная любовь и уважение.
Спасибо, вернём долги красивой игрой.
В кузове грузовика мигом пролетели остаток пути. Мелькнул вековой бор из мачтовых сосен с тёмными голубовато-зелёными кронами где-то под облаками. И вот он, долгожданный берег озера, заполненный толпами народа – купающегося, загорающего, играющего в мячи, жующего, пьющего и стоящего в очереди за закусками, напитками, мороженым…
На высокой, наспех сколоченной эстраде играли музыканты. Репродукторы, как и разноцветные флажки, украшавшие каждый столб, создавали атмосферу всеобщего веселья и праздника. Озеро заманчиво сверкало солнечными бликами и манило прохладой. Жди, родное, мы скоро - сначала в лагерь пионерчиков трепать.
О наших будущих соперниках чуточку подробнее - они того стоят. Дело в том, что на берегу озера Подборное ютились два пионерских лагеря - «Восход» для сельской детворы и «Чайка», городской ребячий пансионат (если можно так выразиться). Вот эти самые «чайковцы» с мячом на «ты», потому что в городе в любом дворе – спортивная площадка, при каждом ЖЭКе – футбольный клуб.
Зелёный штакетник закончился высокими металлическими воротами с вывеской в форме спасательного круга «Пионерский лагерь «Чайка». Добро пожаловать!»
Девушка лет двадцати в чёрной юбке, белой рубашке с алым галстуком окинула нас тревожным взглядом:
- Что вам, мальчики?
- Мы футболисты, играть приехали. Вообще-то, нас Нина Михайловна приглашала.
- Ой! – обрадовалась девушка. – Да, да, мы вас ждём. Проходите, стадион вон там. Я сейчас физрука найду.
Мы степенно прошлись усыпанной песком дорожкой, и расселись на лавках трибуны футбольного поля. Крепкий парень в спортивной форме вскоре появился и всем без исключения пожал руку. Начало вроде ничего.
Потом пришла давешняя девушка, и они заспорили. Ей не хотелось нарушать установленный порядок праздника, а он утверждал, что играть надо немедленно или поздно вечером. В пекло гонять футбол мало удовольствия для спортсменов, и для болельщиков не рай на трибунах.


Ответить
Анатолий Агарков [2020-05-27 07:45:13]
Спорили они долго, горячо. Наконец, парень уступил. И нас повели обедать.
Повара звали Роза Васильевна. Характер у неё был добрый, а обед отменный – борщ, мясо с картошкой и компот. Кто хотел, просил добавки.
- Жаль, что это всего лишь обед, а не победный банкет, - посетовал Андрей Шиляев.
А Колыбеля не изменил своёму репертуару:
- Мама, Васильевну люблю.
Мама, за Васильевну пойду.
Для меня у ней найдётся всё, что естся, всё, что пьётся
Вот за это я её люблю.
Дородная повариха оглушительно хохотала, прижав пухлые ладони к высокой груди.
После сверх сытного обеда пошли купаться. Потом загорали. Лёгкий бриз – прохладный, ароматный - освежал мокрое тело. Солнечные блики играли в волнах, кругами расходящихся от купающихся и играющих в воде людей. Мы лежали в раскалённом песке. И не было сил не только играть в футбол, но и думать о нём. А может, ну его на фик? У людей-то праздник - праздник жизни.
- Пойдём, что-то покажу, - Вовка Грицай потянул за локоть.
Неподалёку нацмен, коренастый и волосатый, жарил на мангале сардельки. Вовка встал в трёх шагах и принялся смотреть на его работу хмуро и внимательно, неотвязно.
Мангальщик раз бросил беспокойный взгляд чёрных, как уголь, глаз, другой.
- Чаго тыбе, малчик? Праходы.
Мальчик и бровью не повёл. Нацмен торопливо сунул Вовке горячую сардельку, обёрнув её в капустный лист, и подтолкнул прочь, взявшись волосатой рукой за плечо.
- На. Иды, пожалста, гулай.
Вовка откусил сардельку, сунул мне:
- Хочешь?
- Куда? – я похлопал себя по тугому животу.
Вовка тоже не хотел и скормил остатки резвящемуся пёсику.
Возле нас расположилось загорать семейство - он толстый и в очках, она молодая, очень красивая, спортивная, грациозная женщина, и маленькая дочка их, которая, уронив в воду большой разноцветный мяч, тут же расплакалась. Я достал ей потерю, а она взяла меня за руку и подвела к своим.
Мама в открытом чёрном купальнике поднялась навстречу, взяла меня за подбородок, заглянула в глаза:
- А ты мне нравишься.
Я вспыхнул, отвёл взгляд и понял, что влюбился. Чтобы что-то сказать, буркнул:
- Меня Толей зовут. Мы в футбол приехали играть. В три часа на стадионе пионерлагеря. Приходите болеть.
- Обязательно придём, - сказала женщина и наперегонки с дочерью побежала за мячом.
Её муж жевал, сидя у самобранки. Поправил очки лоснящейся пятернёй:
- Говоришь, в футбол?
Он пошарил вокруг глазами, дотянулся толстой лапой до другого мяча, поменьше, наверное, для игры в водное поло.
- Футбол, говоришь?
Он бросил мяч, но не мне, а почему-то Сашке Ломовцеву.
Наш мастер ловко принял его на ногу и начал жонглировать. Я бы, конечно, опозорился, а Ломян на такие штуки горазд. Он долго держал мяч в воздухе – вокруг уже начали собираться зеваки, кто-то принялся считать вслух. Сашка поймал мяч руками и раскланялся. Зрители зааплодировали.
- Да ты, брат, талант, - сказал довольный толстяк.


Ответить
Анатолий Агарков [2020-05-30 08:07:32]
Высокий мужчина со строгим худым лицом, пронизывающим взглядом зелёных глаз и тяжкой гривой пшеничных волос, заплетённых сзади в косичку, усмехнувшись, сказал:
- Так может каждый.
- И ты? – закряхтел толстяк. Сил ему хватало только на то, чтобы поворачиваться с боку на бок.
- И я, и вы, и этот мальчик…
- Мальчик, ты умеешь мячом жонглировать?
Я пожал плечами:
- Умею немножко, но не так…
Толстяк рассмеялся:
- Если б победы давались одним оптимизмом. Спорим на трёшку - он и минуты не продержит мяч в воздухе.
- У меня нет столько, - испугался я.
- Это заметно, – сказал мужчина с косичкой. – Но не важно. Я ставлю червонец за то, что этот паренёк в два счёта научится владеть мячом не хуже первого.
- Бред конечно, но хотелось бы попытку посмотреть, - зевнул толстяк.
- Нет ничего проще. Мальчик, хочешь научиться жонглировать мячом, как цирковой артист?
Я кивнул.
- Тогда успокойся, - сказал мужчина с косичкой. – Освободи свой разум от всех ненужных мыслей. Загляни в центр своего сознания и постарайся остаться там.
Следуя его указаниям, я расслабил мышцы спины и ног, повертел головой, пошевелил пальцами, сделал три глубоких вздоха и стал ждать.
- Готов?
- Готов.
- Жонглирование – это бесконечная серия отдельных повторяющихся движений. Закрой глаза. Отличная ориентация во времени и пространстве – основное условие. Думай о том, где ты находишься, определи своё место во вселенной.
Я представил себе Землю в виде глобуса, висящего в мировом пространстве. Повращал, узнавая очертания материков и океанов. Нашёл точку на земной поверхности и устремился к ней душой. Мир разом сузился до песчаного берега лесного озера.
- Представь, что вокруг тебя хрустальная посуда – мяч упадёт, и останутся только осколки. А теперь отбрось эту мысль напрочь, забудь её вместе со страхом уронить мяч. Ты его не уронишь - он будет скакать столько, сколько захочешь. Всё понял? А ну!
Мяч перелетел из рук мужчины с косичкой на мою ногу и запрыгал передо мной, как привязанный. Я не понимал, как это происходило, но жонглировал красивее Ломяна – меняя ноги: левой, правой, левой, правой – легко, непринуждённо.
Остановился, когда мне захлопали все зрители, и наши ребята тоже. Стоял беспомощный, чувствуя, как пылают мои щёки, и боялся одного – команды: «а ну-ка, повтори». Вряд ли смог бы. Я ведь даже не понимал, как это получилось.
- Гипнотический трюк, - предположил толстяк. – Или шарлатанство. Вы заранее сговорились разыграть публику, а пацана подсунули тренированного.
Тем не менее, он покряхтел, повозился в вещах и протянул гипнотизеру десять рублей.
- Гипноз? Ну, если только самую малость. Я просто помог парню избавиться от страха перед неудачей и сосредоточиться на задуманном.
Лицо его оставалось строгим, даже мрачноватым – «мефистофелевским», сказала бы наша «русачка».
- В каждом человеке кроится масса всевозможных талантов, но комплексы, увы, комплексы закрепощают душу мятущуюся и не дают их проявить.
- Мистика, - отмахнулся толстяк то ли от мухи, то ли от собеседника. – Вам бы с вашим талантом банки брать, а не детишек забавлять.


Ответить
Анатолий Агарков [2020-06-02 07:51:13]
Их спор меня совсем не увлекал. Я стоял, прислушиваясь к самому себе, всё ещё не в состоянии понять, как это у меня получилось. Руки мелко дрожали, в ушах стоял гул далёкого прибоя. И всё. Последствия сошедшей благодати? Или вдохновения?
- Эй, Пеле, пошли, - окликнули меня – Уже пора.
А что? Может, и Пеле. Вот попрошу гипнотизёра, он меня заколдует – и айда лови, вынимай мячи из сетки. Надо только от комплексов избавиться.
Репродукторы по всему побережью объявили, что на стадионе пионерского лагеря начинается футбольный матч между спортсменами «Чайки» и сельской командой из Увелки. То, что мы из Увелки понятно, но почему сельская – тогда уж поселковая. Но было подчёркнуто диктором - именно, сельская.
И народ повалил - закрывали машины, сворачивали самобранки и спешили в «Чайку». Скамейки стадиона все заполнились.
Мы переодевались за воротами. Подошёл физрук.
- У вас нет что ли единой формы? Тогда играйте – голый торс. Хоть не по правилам, ну так, путать не будем.
Голышом так голышом, нашим легче – жара африканская.
Вовка успел побывать в соседнем лагере «Восход», где отдыхал самый маленький Грицай – Серёжка. Вести он принес неутешительные – наши соперники здорово играют, восходовцам по двадцать «банок» вколачивали, и никаких шансов.
Мы приуныли. Не зря народ валит – над деревней потешиться. Может сбежать? Да, поздно уже - сами ведь назвались. Да и обед надо отрабатывать. Играем!
Пионеры в красивой сиреневой форме уже разминались у противоположных ворот. Пора и нам на поле.
- Постойте, ребята, - подошёл человек с косичкой. – Вас уже раздели? И на трибунах веселятся, пророчат разгром. Попробую помочь. Ну-ка сели в круг. Закройте глаза и слушайте только меня. Ничего на свете нет, только вы, ваше сильное, неутомимое тело, которому будет послушен мяч. Напрягли всю волю, сжали в кулак. Замерли до остановки сердца. Всё, пошли. Кто голкипер?
С поля уже свистел судья-физрук. Все пошли к центральному кругу, так и не размявшись. Я задержался - было интересно, что он скажет старшему Калмыкову, стоявшему у нас на воротах. А он ничего не сказал - заставил закрыть глаза, и положил ладонь на Борькин лоб. Так они замерли на целую минуту.
Судья вторично просвистел, приглашая команды к построению.
Под дружное ликование трибун игра началась. Пионеры накатывались на нас лавина за лавиной, организуя атаки большими силами. Мы же наоборот, огрызались короткими и яростными контратаками. Здесь блистал индивидуальным мастерством Сашка Ломовцев, раз за разом взламывая защиту соперника и врываясь в их штрафную. И удары были хороши, вот результата пока не было.
Минут двадцать прошло, и болельщики засвистели, заулюлюкали, требуя от любимцев гола. А пионеры начали нас уважать - поставили к Ломану опеку, потом ещё одного игрока.
Когда мы забили гол, Сашка троих обыграл. Его уже откровенно валили на газон, но он сумел выдать пас за спину защитников, и набежавший Толик Назаров пушечным ударом чуть было не оторвал руки вратарю. По крайней мере, я точно видел, как он тряс кистями и прыгал словно ошпаренный.
Трибуны охнули, жидко поаплодировали. А мы ликовали вовсю.
Пионеры, кажется, ещё не поняли, что проигрывают - по крайней мере, их тактика до перерыва не изменилась. А после перерыва… М. Ю. Лермонтов, чьё имя с гордостью носит наша улица, когда-то хорошо сказал о похожем:
- Уж был денёк: сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
И всё на наш редут…
Пионеры будто встрепенулись, забегали, насели на наши ворота и лупили, лупили, лупили без конца. Трибуны ликовали - гол казался неминуем. Но чертовски здорово играл наш вратарь. Борька вытаскивал такие мячи, что Яшин бы позавидовал. Ему начали хлопать болельщики и поощрять возгласами.
К концу матча с трибун дружно неслось:
- Держись, колхозники! Судья, время!
Физрук решил не рисковать и на последней минуте назначил спорный, очень спорный, пенальти. Был удар, был немыслимый Борькин бросок, а мяч пролетел мимо ворот.
Победа!
Мы ликовали, нас поздравляли.
Когда, наконец, суета утихла, попытался разыскать гипнотизера, но не нашёл. Не видел его на трибунах и во время матча. Заметил толстяка с дочкой, его жену-красавицу, которую любил уже целых полдня, а гипнотизёр куда-то пропал, будто и не было.
До сих пор сомнения берут – а был ли?


Ответить
Анатолий Агарков [2020-06-05 07:40:41]
3

Потом пришла апатия.
Ну, ничего не хотелось делать, абсолютно - ни бегать по утрам, ни пузырь гонять вечерами. Футболисты сборной СССР привезли из Англии бронзу, стали кумирами всего Союза, а про нас и краешком уха никто не слыхивал. Стоит ли упираться?
В тот знойный день неоглядные холмистые дали облачного неба наводили такую тоску, что её не мог развеять и сизый горизонт – предвестник будущей грозы. Поляна между околицей и болотом, служившая нам футбольным полем, казалась пустынной, давным-давно вымершей. Не слышно обычного гомона, ударов по мячу, хотя вся команда здесь - все в сборе, в полном составе, только умирают с тоски у покосившихся ворот. Видавшая виды, штопаная-перештопаная трёхклинка под чьей-то белобрысой головой. Солнце бодро слало свои лучи в разрывы облаков, тени которых наперегонки скакали через поле. Только нас взбодрить вряд ли кому под силу.
- Да-а, - ворчал Борька Калмыков. – Кажись, к ночи грозу надует.
- Старые кости ломит? – участливо спросил Серёжка Колыбельников.
Вовка Грицай усердно грыз ногти - он и ему нашёл «приветливое» слово:
- Не кормят дома?
- Пошёл ты… - огрызнулся Вовчик.
- Э-эх, тоска с вами, - Колыбеля лёг поудобнее, подперев скулу рукой. – Вон Ёршик идёт, сейчас чего-нибудь соврёт.
И спел, как обычно:
- Мама, я Ёршика люблю.
Мама, за Ёршика пойду.
Ёршик много выпивает, днями дурака валяет.
Вот за это я его люблю.
Виктор Ершов недавно из армии пришёл, пил и куролесил, на работу устраиваться не спешил.
Вообще-то, на улице Серёжку Колыбельникова звали совсем не Колыбеля - это я так, чтобы понятно было - а звали его совсем даже непонятно – Гала. Не потому что у него было что-то общее с девочкой по имени Галя. Нет. Наверное, оттого, что он был черноволос, как галчонок. По крайней мере, младшего Колыбельникова Сашку все звали – Галчонок. А вот старшего их брата не дразнили никак, а просто – Вова. Он отслужил на подводной лодке «Челябинский комсомолец» и вёл себя очень даже солидно.
Кому как повезёт. Это в смысле прозвища. Моё Вы знаете. Вовка Грицай с некоторых пор стал полнеть, и его дразнили «Сало». Все ждали, когда он по упитанности Халву догонит. Но Вовчик застрял где-то в промежутке – не худой и не толстый. Просто он, как начинал играть, тут же потел и весь лоснился, будто от жира.
Вольдемар, конечно, психовал на Сало. А потом, как-то незаметно Сало переродилось в Сулу. Я ему по-дружески объяснил, что был такой диктатор в Древнем Риме - всех гонял, и Грицай смирился. Тот римлянин, возможно, имел в имени два «л», не знаю, но наш – точно одну.


Ответить
Анатолий Агарков [2020-06-08 07:48:29]
А вот мою одноклассницу Раю Митрофанову дразнили так – «Бух-книга-тетрадь-авторучка». Это ж надо до такого додуматься! А терпеть каково? Я и говорю, кому как повезёт. Ну, да ладно. Отвлёкся, а Ёршик уже подошёл.
- Здорово, орлы! Хандрим? Есть дело на полмиллиона.
Он не спеша пожал присутствующим руки, присел и закурил.
- Перебрал я вчера, - сказал, обращаясь к Андрею Шиляеву. – Наболтал лишнего. Короче, Андрюха, Стадник сейчас приходил. Я, оказывается, прихвастнул, что вы здорово пузырь гоняете. Поспорили мы на ящик бормотухи…. Чёрт, дёрнул! У меня и денег таких нет. А Стадник, паразит, все улицы оббегал, до самой больницы. Короче, они сборную против вас выставляют. А, Андрюха? Сыграть надо. Нет, выиграть надо. Обязательно выиграть. У меня и денег сейчас нет, проставиться, а уговор, сам знаешь, всего дороже.
- Короче, - голос Ёршика напрягся и стал жёстким. – Если проиграете, собираете деньги на винище. Или…
- Или? – Андрей презрительно скривил тонкие губы..
- Или всем по рылу…
- Так прямо всем?
Мы чувствовали, как напрягся Андрей, и сами подобрались, готовы были по его команде наброситься на Ёршика и завалить в траву. Бить, конечно, не били бы - всё-таки, старшее поколение и всё такое прочее, но то, что мы команда, показали и заставили себя уважать.
А что? Не верите? Мы тут недавно Генке Стофееву накостыляли. Тоже ведь дембель, после армии. По-нашему так - заслужил, гуляй, но команду уважай. Мы хоть и пацаны, но не для побегушек, и помыкать собою не дадим. Короче, дали ему по разу, даже не все – Андрей Шиляев, Сергей Ческидов (с него и началась буза), да, кажется ещё Вася Добрик. Больше-то и не понадобилось - Генка так стартанул в сторону дома, что любо-дорого было смотреть.
Ёршик, конечно не Стофа, но и для него есть предел нашего терпения. Ждём, что скажет капитан.
Влез Сашка Ломовцев:
- А кто играть-то там умеет? Ну, на Октябрьской два-три человека, Журавли с Соньки Кривой, на Больничке - Бобыль. Конечно, ребята неплохие, если соберутся, но ведь опять же сыгранности-то никакой. Соглашаемся, Андрюха, а то тут со скуки одуреем и траву жевать начнём.
Андрей никогда не был противником футбола, но вот Ёршик, его тон…
Виктор Ершов не страдал, как Стофа, избытком гонора, он тут же вцепился в спасательный круг:
- Выручайте, мужики, а.… Надерём хвоста всей Больничке и Октябрьским заодно. А винище вместе выпьем. А, мужики?
И «мужики» согласились.
Были сборы не долги - от болота до футбольного поля у больницы мы добрались за полчаса. К удивлению, народу там уже было довольно таки прилично. Пинали мяч в кругу наши будущие соперники. Какая-то чёрная лохматая собачонка носилась взад-вперёд и тявкала, всячески выражая своё негодование к мячу и игрокам. На скамейках за воротами курили болельщики – больные в больничных халатах, сбежавшие из палат. Поле качеством было таксебешным, наше получше – и разметкой, и отсутствием коровьих «блинов». Тут бегай и смотри, как бы не вляпаться.
Мы скинули лишнюю одежду у дальних от больничного забора ворот, тоже встали в круг на перепасовку. Старшие ребята пошли здороваться со знакомыми пацанами. Капитан и тренер обговаривали условия игры. Выбрали судью.
Сели посовещаться.
- Толян, - Ломян, в своём репертуаре, давал указания на игру. – Тебя они не знают, душить будут меня. Вы все – пас на меня, а я с мячом буду уходить в угол, утащу защитников, и навес на пятачок. Толян, ты врываешься на пустое место. А дальше сам знаешь – не промахнись.


Ответить

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18