К столетию начала Первой мировой войны

Александр Учитель

Форма: Очерк
Жанр: Историческая проза
Объём: 18990 знаков с пробелами
Раздел: "альтернативная история"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Горные вершины
Спят во тьме лесов,
Карпатские долины –
Могила удальцов.
Седой старик полковник
Вдоль строя проскакал,
" Ребята, не робейте!"
Он громко прокричал.
"Пока курю я трубку,
" Ребята, смирно стой,
"Когда я трубку брошу,
"Идите смело в бой!"
Германцы пробудились,
Рассвет поют рожки,
Полковник трубку бросил,
И в бой пошли полки.
Ура, ура, ребята!
Пойдем мы на врага,
За веру православную,
За батюшку царя!

Первая Мировая война занимает в истории человечества особое место. Очевидная бессмысленность этой войны в сочетании с огромными, небывалыми до нее, потерями, громадное всемирно-историческое значение ее результатов в сочетании с ощущением незавершенности, неизбежности "второй серии", так и толкают к мысли о том, что бы произошло, если бы европейские державы повели себя сто лет назад более рационально, чем в реале. В самом деле, австро-сербский конфликт мог быть легко локализован. Более того, задним числом такое развитие событий кажется едва ли не единственно возможным: ведь сербы свою малую войну против Австро-Венгрии выиграли в 1914 году! Зачем же было втягивать в нее весь мир? Причем для России победа Сербии не была неожиданностью: глава австрийской контрразведки, полковник Альфред Редль был российским агентом, и он передал России весь австрийский план войны против Сербии, а русские передали его сербам. Ничего не мешало русским сказать тогда сербам:
- Вы эту кашу заварили, вы и расхлебывайте. У вас есть неплохие шансы в одиночку отбиться от австрийцев – ведь их план войны вам, нашими стараниями, известен. Мы, конечно, вмешаемся, если дела у вас пойдут скверно, но не ранее того.-
Австрийцам тем более не было никакой причины просить кого-либо о помощи против ничтожной Сербии. Редль, хотя и был разоблачен, застрелился до того, как его успели допросить, и австрийской контрразведке не было известно, какие точно сведения он передал русским. Можно было предположить, что речь идет об австрийских планах войны против России, которые русских, естественно, интересовали в первую очередь. Во всяком случае, и в реале австрийцы своих планов войны против Сербии не изменили.
Единственно, у кого был бы собственный интерес вмешаться в австро-сербскую войну, была Болгария, но эта страна, еще не оправившаяся от недавнего поражения во Второй балканской войне 1913 г., к войне не была готова. В реале Болгария объявила войну Сербии только в октябре 1915, в нашем же варианте австро-сербская война к тому времени уже завершилась бы.
Итак, представим себе, что военные действия на австро-сербском фронте происходили так, как в реале, но никто в эту войну не вмешался. Победа крохотной Сербии в войне против одной из тогдашних великих держав вызвала бы шок во всей Европе, и прежде всего в самой Австро-Венгрии. Можно смело предположить, что, если австро-венгерский дуализм был результатом поражения Австрии в войне против Пруссии в 1866 г., то гораздо более позорное поражение в войне против Сербии стало бы его концом. Крах австро-венгерского дуализма означал бы на практике осуществление давнишней мечты всех немцев: воссоединение немецкой части Австро-Венгрии с Германией. Причем не следует забывать, что эта "немецкая часть" включала тогда кроме нынешней Австрии также Чехию и Словению. Чехи и словенцы, конечно, громко бы протестовали, но вряд ли решились бы на вооруженное сопротивление. Династия Габсбургов, скорее всего, сохранила бы власть в Венгерском королевстве. В этом, прежде всего, были бы заинтересованы сами венгры, для того, чтобы предотвратить радикальную демократизацию этой страны, включавшей тогда, кроме собственно Венгрии, Хорватию, Словакию, Трансильванию и Воеводину. Только престиж династии мог бы удержать от распада этот конгломерат народов с его славяно-румынским большинством. Босния- Герцеговина досталась бы, скорее всего, Сербии, став главным призом этой войны, с нее, собственно говоря, и начавшейся, тем более, что ни Германия, ни Венгрия не были бы заинтересованы ее удержать. Судьба же Галиции и Буковины была бы гораздо проблематичнее. Формально эти территории входили в состав немецкой части Австро-Венгрии (Цислейтании), но Великогрмания (Gross-Deutschland, как, скорее всего, называлось бы это новое государство, в подражание Великобритании) не имела бы ни малейшего желания инкорпорировать их в свой состав. Предоставить им независимость тоже было невозможно из-за пестрого этнического состава населения, делившегося почти поровну на поляков, украинцев и румын. Добровольная передача Буковины Румынии, в обмен на отказ последней от всех претензий на венгерскую Трансильванию, теоретически возможно. Однако передача Галиции России была бы политически невозможной из-за про сербской позиции России во время войны. Не исключено, что Галиция (с Буковиной или без нее) была бы объявлена неким "Великим Герцогством" состоявшим в личной унии с венгерскими Габсбургами или с династией Гогенцоллернов в Германии.
Итак, предположим, что австро-сербская война была локализована. Значит ли это, что общеевропейскую войну удалось предотвратить? Вовсе нет! Ведь не следует забывать, что одновременно с балканским кризисом в 1914 г. стремительно набирал обороты и кризис ирландский. 25-го мая 1914 г. либеральное правительство Асквита провело наконец так называемый Home Rule Bill – закон об ирландском самоуправлении, обещанный ирландцам еще Гладстоном в 1886 г. Протестанты-унионисты Северной Ирландии, начавшие вооружаться еще с начала парламентских дебатов по этому законопроекту в 1912 г., ответили на него восстанием. Английская армия, посланная на усмирение этого восстания, отказалась выполнять приказы. Создалась ситуация похожая на алжирский путч 1958, приведший к падению 4-й республики во Франции. Правительство вынуждено было приостановить "временно" имплементацию закона и начало трехсторонние переговоры (ирландских протестантов, католиков и правительства) в Букингемском дворце. Эти переговоры быстро зашли в тупик (как и следовало ожидать), но тут, очень кстати, началась мировая война, было введено чрезвычайное положение, и всю ирландскую проблему отложили до лучших времен. Теперь предположим, что война в августе 1914 г. не началась. Правительство могло бы либо исключить Северную Ирландию из юрисдикции ирландского самоуправления (что оно и сделало на следующем витке кризиса в 1920 г.), либо вообще отказаться от всего проекта. В обоих вариантах неизбежным было бы восстание ирландских католиков, и произошло бы оно не на пасху 1916 г., как в реале, а не позже рождества 1914 г. В реале лидер инсургентов Роджер Кейсмент прибыл в Дублин на германской подводной лодке. Одновременно, британская береговая оборона перехватила у берегов Ирландии германский пароход с партией оружия для ирландских повстанцев. Разумеется, все это происходило в ходе войны, в условиях мира Германия действовала бы гораздо осторожнее. Однако не приходится сомневаться, что Кейсмент нашел бы способ перебраться из Германии в мятежную Ирландию, а ирландские повстанцы вполне могли бы сами купить в Германии партию оружия и попытались бы переправить ее в Ирландию на свой страх и риск. Теперь представим себе, что сразу после подавления восстания (а оно несомненно было бы подавлено), английские газеты выходят с сенсационными заголовками: "Нити заговора ведут в Берлин!" Акт агрессии налицо, и повод для войны ничуть не хуже выстрела в Сараево. В реале Великобритания вступила в войну за гораздо меньшее – "из-за клочка бумаги" – как выразился канцлер Бетман-Гольвег. Дело в том, что еще в 1871 г. британский МИД специальной нотой разъяснил, что английские гарантии нейтралитета Бельгии распространяются только на попытку Франции и Голландии поделить между собой эту страну, но не на вторжение в Бельгию третьей стороны в ходе войны с кем-то еще. Немцы бы, конечно все отрицали, но англичане по недавнему примеру австрийцев предъявили бы ультиматум с требованием вести следствие на территории Германии. Картина маслом! Встретилась бы Англия лицом к лицу сразу со своим настоящим противником, без всякого сложного маневрирования с целью развязать мировую войну чужими руками. Ведь в реале английский министр иностранных дел Эдвард Грей категорически отказался публично заявить, что Англия вступит в войну на стороне своих союзников по Антанте, если Германия на них нападет. Эта позиция вызвала в Германии полную иллюзию, что Англия останется нейтральной, что и толкнуло ее на объявление войны одновременно России и Франции. Но не тут-то было: Великобритания вступила в войну на следующий день под совершенно неожиданным предлогом защиты бельгийского нейтралитета.
Эту, англо-германскую войну локализовать уж точно не удалось бы. Англия не может вести войну на континенте без союзников, без тех, кого Наполеон когда-то презрительно называл les salariés – "наймиты". Теперь же в роли такого "наймита" оказалась бы сама Франция. Французы и так рвались в бой, стремясь к реваншу за позор 1871 г. и к возвращению Эльзаса и Лотарингии, а роковой визит президента Пуанкаре в Петербург в конце июля 1914 г. сыграл в реале едва ли не решающую роль во втягивании России в мировую войну. Да и формально Франция была союзницей Великобритании по Entente cordiale с 1904 г. На стороне Германии в войну несомненно вступила бы Венгрия, хотя и толку от нее в чисто военном отношении было бы мало. Позиции Италии и России предсказать в создавшейся ситуации гораздо сложнее. Италия была членом Тройственного союза (с Германией и Австро-Венгрией) с 1882 и вышла из него только весной 1915 г. У Италии были территориальные претензии как к Франции (Ницца и Савойя), так и к Австрии (Триест и Южный Тироль), и в реале претензии к Австрии оказались важнее. В нашем же случае, не исключено, что объединенная Германия могла бы проявить щедрость по отношению к своему союзнику и передать Италии добровольно Триест (но не Южный Тироль с его немецким большинством). Такой вариант усилил бы в Италии сторонников Тройственного союза и предъявления претензий к Франции, а не к объединенной теперь Германии. К тому же в реале Италия не вступила в войну в августе 1914 г. на стороне Германии под тем предлогом, что ее союзнические обязательства носили оборонительный характер, а на Германию никто не нападал, она сама объявила войну России и Франции. В нашем же случае такого предлога бы не было, поскольку Англия и Франция объявили бы войну Германии, а не наоборот. Все это позволяет предположить, что Тройственный союз в составе Германии, Венгрии и Италии сохранился бы, и вступил бы в этом составе в войну против Англии и Франции.
Россия была союзницей Франции по франко-русскому Альянсу с 1894 г. и союзницей Великобритании по англо-русскому трактату 1907 г., но на Францию никто в нашем случае не нападал, а трактат 1907 г. не был договором о взаимной обороне, а лишь определял сферы влияния России и Англии в Азии. "Бесхозный" статус Галиции вызывал бы в России сильный соблазн прибрать к рукам эту территорию, на которую русские и так давно зарились. Однако вступить в войну ради защиты Англии, к которой в русском общественном мнении выработалось стойко неприязненное отношение, было бы гораздо труднее, чем ради "братской" Сербии. Прогерманские и профранцузские силы уравновешивали друг друга в правящих кругах России: императрица Александра Федоровна (принцесса Алиса Гессен-Дармштадтская), временщик Распутин и военный министр Сухомлинов с одной стороны, великий князь Николай Николаевич, министр иностранных дел Сазонов и лидеры думского большинства, Гучков (октябрист) и Милюков (кадет) – с другой. В реале "военная партия" перевесила благодаря тому, что Сухомлинов настоял по техническим причинам на всеобщей мобилизации (планов частичной мобилизации не было), хотя и понимал прекрасно, что всеобщая мобилизация в России сама по себе считается в Германии с 1912 г. легитимным поводом к войне. Позже Сухомлинов оправдывался тем, что частичная мобилизация (против Австро-Венгрии) все равно бы привела к войне, но создала бы при этом хаос на железных дорогах. В нашем случае, места для двусмысленных маневров с мобилизацией не оставалось бы, а речь сразу пошла бы об объявлении войны Германии, на что даже и Сазонов вряд ли решился бы.
Определившись с вероятными участниками нашей "альтернативной" общеевропейской (но не мировой) войны 1915 г. (англо-французская Антанта против Тройственного союза Великогермании, Венгрии и Италии), попробуем теперь предположить ее ход. В реале Мольтке младший совершил грубую стратегическую ошибку, отказавшись от плана Шлиффена по окружению всей французской армии с севера и начал фронтальное наступление прямо на Париж, поставившее под удар южный фланг немцев. Результатом слало "чудо на Марне", "бег к морю" и формирование сплошного фронта, заведшее войну в затяжной тактический тупик. Нет оснований предполагать, что в альтернативном варианте Мольтке действовал бы иначе, однако отсутствие восточного фронта, возможно, позволило бы немцам обеспечить подавляющее численное превосходство и избежать "чуда на Марне". Быстрое падение Франции не означало бы, конечно, конца войны, как и 1940 г. Война могла бы дальше развиваться по сценарию Второй мировой войны, но здесь следует учитывать одно важнейшее различие между двумя мировыми войнами: во Второй мировой войне у немцев практически не было флота – четыре линкора против 15 английских, в то время как в Первой мировой войне силы на море были примерно равными - 19 немецких дредноутов против 18 английских (и еще шести строящихся). В реале немцы так и не решились на генеральное морское сражение против Королевского флота. В условиях тупика позиционной войны на суше это решение, возможно, было оправданным, но если бы альтернативой стала эскалация войны, то есть вовлечение в нее новых участников, что совсем не было в интересах Германии, другого выхода, скорее всего, не осталось бы.
Здесь мы подходим к важнейшей развилке вероятностей дальнейшего развития событий. До сих пор действия всех сторон были бы достаточно предсказуемы в рамках изначального допущения, что австро-сербская война была локализуема. Предсказать же, при равенстве сил сторон, результат генерального морского сражения совершенно невозможно. В случае победы Королевского флота, война бы неизбежно покатилась по рельсам Второй мировой войны. Английская дипломатия сосредоточилась бы на вовлечении в войну на своей стороне США и России. Скорее всего, этого бы ей удалось достичь. В реале Англия дважды отманеврировала своих континентальных противников на самоубийственное вторжение в Россию: в 1812 и в 1941 гг. Если бы это ей не удалось, в ход могли бы пойти и более крутые меры, вроде убийства императора Павла в 1801 г. (чтобы вывести Россию из союза с Наполеоном), или убийства Распутина в 1916 (чтобы предотвратить выход России из войны).
Что же касается США, то нет оснований полагать, что сюрреалистические выборы 1916 закончились бы иначе, чем в реале. Напомним, что Вудро Вильсон тогда выступал в роли "хранителя мира", а его соперник, Чарльз Юз обвинял его в зависимости от голосов американских немцев и ирландцев. Через месяц после вступления в должность Вильсон объявил войну Германии! Если бы выборы выиграл Юз, США вступили бы в войну еще раньше. Результаты войны в этом случае не отличались бы существенно от реальных, хотя война могла бы затянуться надолго. Как и Трафальгарское сражение 1805 г. решило судьбу наполеоновской империи за девять лет до ее падения, так и морская победа Великобритании решила бы исход войны на этот раз.
Попробуем теперь разыграть второй вариант возможного развития событий: победу Императорского флота в генеральном морском сражении. В таком случае, Англия, оказавшись пред угрозой сухопутного вторжения (впервые после высадки Вильгельма Завоевателя в 1066 г.), вынуждена была бы, несомненно, согласиться на практически любые условия. Победа Германии на суше и на море, оформленная дипломатически мирным договором, круто изменила бы всю историю 20-го века. Прежде всего, Европейский Союз с доминантной ролью Германии сформировался бы в начале 20-го века, а не в его конце. Далее, в отличие от реального Евросоюза, это было бы поистине мировое супер -государство, контролирующее, с учетом колоний, около половины территории Земного шара и около половины его населения. Ни США, ни Россия, ни Япония не могли бы всерьез конкурировать с этим монстром. Атомная бомба тоже была бы создана в Европе, а не в Америке – ведь ни у Оппенгеймера, ни у Эйнштейна, ни у Теллера не было бы никакой причины бежать из Европы. Последнее обстоятельство тесно связано с внутриполитической ситуацией в Германии. Патриотическая позиция социал-демократической партии, ее способность мобилизовать рабочий класс Германии на победоносную войну развеяли бы подозрительное отношение к этой партии в правящих кругах. Формирование социал-демократического правительства в послевоенной Германии было бы лишь вопросом времени, а его следствием стала бы радикальная демократизация политической системы с сохранением конституционной монархии и без революционных потрясений. Ни у антивоенной группы Спартак, ни у крайне правых, ультра националистических группировок не было бы никаких шансов на успех. Во Франции и в Англии, наоборот, крайне левые и крайне правые движения с реваншистскими лозунгами пользовались бы значительной популярностью, и возможно имели бы некоторые шансы развалить со временем Евросоюз, не без внешней помощи, разумеется.
В России необычную остроту приобрел бы польский вопрос. "Неприкаянность" Галиции и после войны создавала бы соблазн предоставить русской Польше широкую автономию в рамках личной унии с домом Романовых при условии ее мирного объединения с Галицией. Более того, в ходе самой войны Россия и Германия вполне могли бы прийти к тайному соглашению, что условием нейтралитета России стала бы передача ей Галиции, обусловленная, в свою очередь, широкой автономией Польши. Неудавшийся конституционный монарх России, великий князь Михаил Александрович вполне подошел бы на роль польского короля. Разумеется, одни только кадеты выступали за польскую автономию, но формирование Прогрессивного блока с октябристами именно на этой платформе обсуждалось уже с 1912. В реале этот блок был сформирован в 1915 г., результатом чего стало усиление требований ответственного правительства, царский указ о роспуске Думы и, наконец, призыв Думы к революции. Все это произошло бы в той же последовательности и в нашем варианте, но с одной существенной разницей: не во время кровопролитной и совершенно бессмысленной войны, а в мирное время. Эта оговорка значила бы на практике, что у большевиков не было бы в руках главного козыря – требования немедленного выхода из войны, который и привел их к власти. Лично я полагаю, что формирование в России тоталитарного строя на базе госкапитализма (больше известного под именем социализма) в 20-м веке было тем, что называется "исторической неизбежностью". В реале эсеры выиграли единственные в истории России свободные выборы в декабре 1917 г., что было вполне естественно для крестьянской страны. До власти их тогда не допустили, а в нашем варианте ничто не помешало бы именно им стать строителями новой послереволюционной России. Династия Романовых удержалась бы в таком случае, как это ни странно, в Польше, которая, скорее всего, после революции в России вошла бы в Евросоюз.
Дальнейший ход событий не поддается прогнозированию. Японо-американское соперничество в тихоокеанском регионе было бы неизбежным, но как в нем были бы замешаны (и были бы) Евросоюз и Россия, предсказать невозможно.

© Александр Учитель, 2014
Дата публикации: 01.01.2014 11:05:04
Просмотров: 2773

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.