Город для сказочника

Николай Сундеев

Форма: Эссе
Жанр: Просто о жизни
Объём: 30016 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

1. А у нас в Сан-Франциско...

...Каждый миг, каждый шаг - повод для радости. Солнце льет с небес яркий свет. Ты идешь по пестрой, оживленной улице; посмотри, сколько лиц, самых разных; английская, китайская, русская речь... Красочные витрины; незатейливые и в то же время изящные строения. Ветер, летящий с океана, плещет в лицо, ерошит волосы, он словно бы хочет сказать тебе: "Радуйся тому, что живешь. И - видишь кипение жизни". Я радуюсь, мысленно отвечаешь ты ему. И отвечаешь - искренне.

Поразительно все же, до чего быстро привыкает человек к красоте. Не в том смысле, что перестает ее замечать, как нечто повседневное, а в том, что привязывается к ней душой. Начинает воспринимать как что-то родное. А ведь еще недавно все здесь казалось нам чужим. Прилетев в Сан-Франциско, многие впадали в сонливость: сказывалась разница часовых поясов. Люди спали в неурочное время, потому что на Родине была ночь.

А чуть придя в себя, выходили в этот новый, абсолютно непривычный для них мир. И говорили - вслух или мысленно: "Не верю, что это происходит со мной. Что это не во сне".

Сегодня все по-другому. Мы освоились, осмотрелись в этом городе. И очень скоро многое в нем стало нам нравиться. Потому что этот город - прекрасен.

Даже у живущих здесь совсем недавно есть в этом городе любимые места. Они обнаруживаются быстро и как бы помимо вашего желания. Потому что трудно не поддаться обаянию прекрасного, выйдя на берег Тихого Океана или придя в парк Золотые Ворота, увидев знаменитые мосты Golden Gate Bridge и Bay Bridge или прогулявшись по набережной, носящей название Fisherman's Wharf (Рыбачья Пристань). A cable car, трамвайчик, передвигающийся по рельсам при помощи тросов? А Чайнатаун? А Ломбард-стрит, которую называют самой извилистой улицей в мире? А "шоколадное царство" - Гирардели-сквер? А Ротонда, возведенная в память о землетрясении 1906 года? А музеи, театры, кафе?..

Если есть у человека в городе любимые места - этот город ему уже не совсем чужой. И даже, может быть, - совсем не чужой.

Мне представляется, что именно красота этого города способствует тому, что в нас пробуждается чувство "местного патриотизма". Разговаривая по телефону со знакомым, живущим в другом штате, вы легко произносите, сами того не замечая:

- А у нас в Сан-Франциско...

Это в вашем городе нет общественного транспорта. А у нас в Сан-Франциско... Это в вашем городе метро такое, что в него и войти неприятно. А у нас в Сан-Франциско... Это у вас воздух загазован. А у нас в Сан-Франциско...

У нас все не так. Лучше. Интересней. Красочней.

У нас в Сан-Франциско не бывает зимы. Собственно, и ярко выраженного лета - тоже: жарких дней в году мало. Этот город - обитель вечной весны, перетекающей в осень, и наоборот.

Календарной осенью некоторые деревья сбрасывают листву. Но большая часть деревьев остается зеленой. Город вечной зелени.

У нас в Сан-Франциско нет грязи и пыли. Обнаруживаешь это не сразу. Сначала - просто ощущение, что не хватает чего-то привычного. Потом замечаешь: прошел дождь, яростный, чуть ли не тропически бурный, а грязи после него на улицах нет.

Замечаешь и то, что на траве, цветах, на листьях при любой погоде нет пыли. Нет, не скажу, что здесь идеальная чистота. Мусор на улицах не редкость, бумажки могут валяться, пустые банки из под пива и прочее. Но пыли и грязи - нет.

В этом городе бывают дни серой окраски. Солнца нет, на небе низкие тучи. Порой мельчайшая водяная пыль касается лица. Но и в такой погоде есть своя прелесть. Потому что здесь удивительные туманы.

Там, где я жил раньше, туман мог быть плотным или разреженным, но при этом более или менее статичным. Туман как данность: выпал - и держится какое-то время. А здесь туманы очень подвижны, текучи. Вот перемещается в отдалении влажная пелена, заслоняя поросший лесом холм. Это - один вид зрелища. Другой: туман словно бы крадучись втекает в улицу, его зыбкие волны отчетливо видны на зелени деревьев, на скатах крыш... А вот - ранний вечер, и туманное марево, мельтешащее в свете фонарей и автомобильных фар, очень похоже на мелкий-мелкий снег, на поземку... Туманы здесь сочатся, плывут, клубятся, летят, - но еще в десять раз больше нужно глаголов, чтобы передать их движение.

Видел я и такое: день теплый, светлый, множество людей в парке Золотые Ворота (Golden Gate Park), и вдруг, в считанные минуты - туча над верхушками деревьев, и откуда ни возьмись возникший туман как бы ниспадает оттуда, и под общее "ах!" окатывает людей; видно, как оно сваливается на них, это прохладное сквозное облако.

Город туманов...

А еще и город ветров, круглый год летящих с океана. И город очень активного солнца.

Солнечный день. Парк. Не знаменитый парк Золотые Ворота, которому более 100 лет и где множество архитектурных памятников и обретших широкую известность мест. Совсем другой, гораздо более скромный по всем параметрам парк на улице Лэйк. Обыкновенная лужайка. Ну, что на ней? Зеленая трава, сочная. И все? Нет, лужайка-то, оказывается, с сюрпризом: приглядевшись, замечаешь среди травы белые ромашки. Такие знакомые, такие привычные для нас, но только совсем крохотные. Как бы игрушечные. От этого приятного сюрприза теплеет на душе.

Но ведь, не ленись только приглядываться, сюрпризов здесь полным-полно. Вот хвоя сосенок, а рядом - куст с необычными бледно-фиолетовыми цветами. И много еще сочетаний привычного с трудноописуемым, экзотическим.

По сути, весь город полон сюрпризов. Только в разных его частях они разные. В центре, где высокие каменные строения, сюрпризом могут стать то или иное прекрасное здание, памятник, сквер. В застроенных же в основном двух-трехэтажными деревянными домами районах, таких, как Ричмонд и Сансет, сюрпризы иного рода. Идешь по тихой улочке, и вдруг - необычное дерево, чья широкая и густая крона по форме подобна крыше, здесь, наверное, спокойно можно дождь переждать. А перед тем домом, в пространстве, которое мы бы привычно назвали палисадником, что-то вроде сада камней. А тут - яркие-яркие цветы у крыльца...

Малые и большие сюрпризы, которыми насыщен этот город, - они как будто специально для тебя, уставшего от трудов и треволнений и не совсем еще вписавшегося в новую жизнь. Они тебя словно бы утешают и снимают с сердца тяжесть.

Для полюбивших этот город нет большего наслаждения, чем показывать его приехавшим погостить друзьям. И помимо туристической "обязательной программы" открывать для них те кусочки Сан-Франциско, которые особенно запали в душу. Посмотри, как похоже на Одессу!.. А вот другой уголок города - ни дать ни взять Ялта. И с Санкт-Петербургом сходство находим, и с Кишиневом. Так Сан-Франциско счастливо сочетает в себе черты многих городов. Или, может быть, это так у нас, эмигрантов, глаз устроен?.. Одно из самых сильных впечатлений от Сан-Франциско осталось у меня после того, как я увидел город с большой высоты, из стеклянного лифта. Я попытался передать свои ощущения в стихах:

Лифт поднимался не спеша,
и мне открылись с высоты
тридцать второго этажа -
Залив, и шпили, и мосты...

Стеклом от бездны огражден,
в прозрачном лифте, как в кино,
я видел город.
Был мне он
уже знаком немного, но -

явил он множество миров,
соединеннных без труда.
Я этих башен и дворов
еще не видел никогда.

Явил он улиц крутизну,
и деревянные дома -
игрушечные терема -
и парусники, и волну...

Был город предо мною весь -
трамвайчик, храмы и мосты...
И принял я его, как весть
раскрепощенной красоты.

Спросят: а проблем у вас в Сан-Франциско нету, что ли? Есть проблемы, как же без них. Проблем хватает. Но о них - как-нибудь в другой раз. Не в этом лирическом повествовании. Сейчас подчеркну лишь: груз любых проблем переносится легче, если ты окружен красотой. Нужно, правда, уметь ее видеть. И даже - сознательно настраивать себя на восприятие красоты, на радость. Ведь еще древние знали, что радость - лучшее лекарство для духа и для тела.

Еще об одном своем впечатлении расскажу. Связано оно с Фишерманс Вэрф. Рыбачья Пристань - одно из красивейших мест в Сан-Франциско. Здесь горожане гуляют, любуясь открывающимся видом на Залив, на мост Золотые Ворота, на остров Алькатрас со знаменитой тюрьмой, ныне бездействующей. Хорошо виден и Остров Ангела, где, говорят, идеальное место для пикников, а потому десятки жителей города устремляются туда в выходные и праздники. А у берега стоят катера, баржи, яхты; лес мачт. Не спеша (если, конечно есть время) переходя от пирса к пирсу, можно посмотреть на лежбище морских котиков (ох, и любят же подраться, невзирая на присутствие зрителей!); можно рассматривать выставленные на свежем воздухе картины местных художников... Да мало ли чем можно полюбоваться на Фишерманс Вэрф! Музеи, необычные магазинчики...

На этот раз мы выбрались на Рыбачью пристань ближе к вечеру, перед сумерками. На берегу собралось уже много народу. Люди сидели и стояли, оживленно переговаривались, перекусывали. И - ждали. И мы ждали вместе с ними.

Когда ждешь, время, как известно, ползет как черепаха. Мне казалось, что в этот вечер темнеет как-то особенно медленно. А нам, как и всем собравшимся на берегу, нужна была темнота.

Чтобы скрасить ожидание собравшихся, их (нас) развлекали: на стоящей у берега ярко освещенной барже играли и пели рок-музыканты. На воде были еще две-три баржи, другие смутно проглядывали вдали.

...И наконец стемнело.

Взлетая, вертятся огни,
и разбегаются они,
и гаснут постепенно,
но змейки новые огня
с Залива, темноту гоня,
взмывают им на смену.

Под треск - как будто рвется ткань -
рождаются, куда ни глянь,
слепящие фантомы:
вот берег весь, где люд стоит,
гигантской люстрою накрыт,
а вот - подобье дома,

а здесь - медуза, а вон там -
трассирующих струй фонтан,
а там - колес вращенье,
букеты в тысячу огней
(сносимых ветром все сильней),
планеты и растенья...

Весь берег жадно смотрит вверх,
на этот щедрый фейерверк -
на детище Востока;
огни летят, меняя цвет, -
и рвется ввысь, за ними вслед,
всеобщий крик восторга.

Вот это праздник! С барж опять
огням неистовым взлетать.
О, наглядеться мне бы,
чтоб после унести с собой
людскою радостью самой
расписанное небо...

Кто я в этой стране и что для меня ее праздник?.. Не успеваю додумать эту мелькнувшую мысль: пиршество цвета и звука захватывает меня; как бы вопреки всем своим рассудочным суждениям стремительно вовлекаюсь в водоворот детски-открытых, огромных и радостных чувств, главное из которых - восторг...

Так оно было у нас в Сан-Франциско в тот вечер, 4 июля этого года.

2. Город для сказочника

Сырой вечер. Ветер нерезок. Не холодно. Улица, причудливый свет фонарей, витрин, рекламных вывесок. Людей мало. Можно без всякой спешки идти вдоль небольших магазинов, кафе, баров. Мимо жилых домов.

Я вышел к кварталам знакомым,
туда, где вдоль улиц в ряд
около каждого дома
автомобили спят,

и где у дома любого,
как всплеск садовых искусств,
ухоженные любовно
цветы ли, деревце, куст...

Не слишком шумно, не людно.
Покоя чувствуя власть,
печали забыть нетрудно,
легко в созерцанье впасть,

и, не довольствуясь малым,
как на таинственный зов,
идти квартал за кварталом
вдоль деревянных домов...

В этих строениях есть что-то игрушечное. Как и в растениях возле них. Наверное, великан, оказавшийся в этих краях, так бы и воспринял эти улицы и зданья: как игрушечные. Накрытые вечерней тьмой и подсвечиваемые фарами, фонарями, витринами, они воспримутся великаном как подобие волшебной шкатулки, где что-то движется, что-то происходит. Впрочем, для того, чтобы почувствовать сказочную необычность этих улиц, вовсе не обязательно быть великаном.

Шагом иду нескорым.
Я с головы до пят
в зыбком плаще, которым
город ночной объят.

В мягком тумане весь я.
Рядом ли, далеки,
в этой волшебной взвеси
движутся огоньки.

Кто-то, идущий рядом,
так же в безмолвье врос,
тем же пропитан ядом
полуразмытых грез.

Да и деревья, зданья,
смутные, словно сны,
влажной и нежной тканью
этой опьянены.

Жаль будет с ней расстаться...
Утром, утратив миф,
им предстоит врастать в свой
резкий и трезвый мир.

И ожидать, как манны,
часа больших щедрот:
с берега океана
снова туман придет...

Есть дома, похожие на замки, на терема, есть дома, прихотливое изящество которых вызывает вздох восторга. Раздолье для сказочника: при виде этих строений он легко и просто сочинял бы сюжеты своих волшебных небылиц. (А может, лучше сказать - былей?). Да не сочинял бы: эти сюжеты сами приходили бы к нему. Всего-то и надо - пройтись вечером по улице Лэйк или по Сиклифу. Или - по полюбившейся мне улице Клемент. Здесь насчет дворцов и теремов - похуже, но многое мог бы почерпнуть сказочник хотя бы даже из оформления витрин, в которое вложено столько выдумки, что диву даешься. А разве прошел бы он мимо магазина игрушек? Время позднее, магазин закрыт, но в нем горит яркий свет, игрушки - как на ладони. И крохотная комната, где семья смотрит совсем уж малюсенький телевизор, и животные, и растения, и невесты в свадебных нарядах, и индейцы, и Бог весть кто еще -застыли в этом освещенном пространстве. Но это мы так думаем, что они застыли. Сказочник же знает: замирают они в тот момент, когда кто-то на них смотрит, а вообще - разговаривают меж собой, передвигаются, веселятся и грустят, могут, стыдно сказать, и подраться... словом, чувствуют себя вполне непринужденно. При сказочнике они бы не стали прятаться - свой ведь человек, понимающий - и он бы вдосталь насладился зрелищем этой необычной жизни.

Сказочник знает: не только игрушки, но и вообще все предметы, все вещи -живые. А потому он бы буквально прилип и к витрине антикварного магазина. Сфинксы, старинные часы, ковры, которым лет эдак за сто... разве не интересно послушать о чем они говорят, о чем вспоминают? Да еще и порасспросить их, окунуться, как в волны, в давно прошедшие времена, перенестись в иные страны...

А вот другой магазинчик, тоже ярко освещенный изнутри. Мебель. Простая, некрашеная, но зато, что нравится американцам, сразу видно: сделана из дерева. И здесь бы надолго застрял сказочник, внимая бесхитростным речам шкафов, стульев, столов. А когда утомился бы от их воспоминаний о родных лесах и рощах, подошел бы к книжному магазину. Беседы книг меж собой намного затейливее, мудренее...

Книги наверняка сообщили бы сказочнику, что в этом городе уже бывали его собратья. Здесь какое-то время жил прославленный автор "Острова сокровищ" (а уж это ли не одна из самых чудесных сказок на свете!) Роберт Льюис Стивенсон. Но это - в прошлом. А сказка творится сейчас, этим вечером, на этих улицах, и нужен кто-то, кто сумел бы сказку запечатлеть и поведать миру. Кто сумел бы почувствовать, как и ночью, и днем живет здесь Красота по своим непреложным законам.

Сырой вечер. Ветер несет свежесть океана. Легкий туман просачивается на улицы. Как таинственны освещенные окна домов; что за ними? Неужели обычное - ужин, семейные сцены, глаза, упершиеся в телеэкран? Или же -пиршества красоты, и мудрости, и тайны, пламя высоких чувств?..

Ау, сказочник! Где ты?..

3. Прибежище

У меня появилось прибежище. То есть - место, где я чувствую себя полностью защищенным ото всего и вся. Где мне хорошо. Спокойно. Не раз бывал я в этом месте, но не подозревал, что это - мое прибежище. Мне там нравилось. Огромные ели широко расставили свои ветви, оттого сверху почти не пробивается свет. Кажется, ты в вековом лесу. И это - в Сан-Франциско... Под ногами - шишки, пружинящий слой хвои. Зелени мало - какая же зелень вырастет в такой тени?

В этом месте вспоминается выражение из русских сказок: дремучий лес. Ну да, это как раз об этой низине, как раз об этих елях. И о поваленных бурей стволах, и о гигантских пнях, и о сплетениях корней... Но, как оно и водится в американских парках, дремучесть и запущенность этого уголка - иллюзия. Совсем рядом, чуть подняться, движутся по шоссе автомобили. И бегут по тротуару неутомимые борцы за свое здоровье - полные и худые, молодые и старые; майка, шорты, плейер на шее, наушники, как и следует из названия, на ушах - типичная экипировка таких бегунов. А я стою в "дремучем" лесу. Среди елей. Птиц слушаю. Мне хорошо. Но время короткой вылазки на природу подходит к концу, и я возвращаюсь домой. И дома вспоминается мне не один лишь этот ельник; нет, с какой бы стати? Я ведь и по зеленым полянкам походил, и на цветы налюбовался, и на искусственный водопад, и на уток, плавающих в озере... Много чего повидал. Но вот пришло время, когда я довольно долго не был в парке. Стало меня тянуть туда, да только несколько странным образом. Подумаю о парке - встают перед взором высокие ели, и как бы окунаюсь в тот полусумрак... Словно весь парк сошелся для меня в одной точке. Пытаюсь представить другие его уголки, но перед глазами - все те же ели... И как будто настойчивое повеление ощущаю - пойти туда.

Наконец, вырвался я в парк. Чуть не весь его обошел (благо, время у меня было). Порадовался обилию причудливых растений, игре светотени, сплетениям красок и оттенков. На душе - легко, даже стал негромко напевать. И все же чего-то словно бы не хватает...

И как-то само собой получилось - вышел я к тому ельнику. Спустился под сень разлапых ветвей, к стволам в два-три обхвата. И тут последняя тень тревоги отлетела от души моей, и последняя капелька печали растворилась, растаяла в волне накатившей радости. Сознание, недремлющий цензор наших чувств, пыталось сопротивляться: да что же это такое? Место ведь - ничего особенного, по сути! Чем оно лучше других?.. Но спустя мгновения канули, позабылись эти мысли. И я почувствовал, что здесь - мое прибежище. И для тела, и для души. И это ощущение было очень отчетливым, прочным. Научного объяснения этому факту дать не могу. Но было именно так. И стало открываться мне - и вверху, и рядом, и под ногами - множество занятных мелочей. И сами собой стали приходить какие-то строчки. И сюжет сказки вдруг явился, нежданно-негаданно. Господи, как хорошо! - думал я. - Благодарю Тебя за то, что Ты даровал мне это прибежище. Так я на него в первый раз наткнулся, на это слово - прибежище - и понял, что лучшего слова для моего места не найду.

Но, может, я занимаюсь самовнушением? Неужели только тут мне так замечательно?..

Ради эксперимента я отошел немного, туда, где ельник стал редеть, где посветлее. И почувствовал как бы легкую горечь утраты. А ведь, казалось бы, та же хвоя под ногами, те же шишки, и палки, только чуть посветлее... Нет, потянуло назад. И я вернулся.

Я нашел шишку, некоторое время пролежавшую на сырой после дождей земле - и увидел, что сквозь нее, изнутри, пробиваются два тонких острых ростка травы. И подумал, что, наверное, именно из-за того, что шишка может стать удобным "домиком" для прорастающих семян других растений, испытал я однажды странное ощущение. Из парка на улице Лэйк принес я домой штук пять шишек. И начало одолевать меня беспокойство. Через несколько дней вылилось оно в стойкое чувство: шишки нужно положить на землю. И я отнес их обратно в парк. И сразу почувствовал облегчение... Перегородивший тропинку спиленный ствол дерева я откатил, поочередно толкая его ногами, в сторону. И пожалел, что не могу не то что откатить, а даже с места сдвинуть другой, гораздо более мощный ствол, упавший на красивые, высокие цветы...

Но то, что я делал, - не главное. Главное - я чувствовал себя счастливым. И переполненным благодарностью: к природе, и к человеку, шотландскому садоводу, благодаря которому сто слишним лет назад возник этот парк. И к Тому, кто сотворил и природу, и человека, и объемлет собою все мироздание. В том числе и мою душу. К Тому, кто даровал мне это прибежище.

4. Этюд о непуганой рыбе

Озеро невелико. Но - не без сюрпризов. К птицам на нем мы привыкли. А тут вдруг и черепах обнаружили.

А однажды на мелководье, у самого берега, мы с дочкой увидели пять или шесть рыбин. Крупных, килограмма по три каждая. Они неторопливо проплывали, вычерчивая в воде причудливые круги и эллипсы. Доплывут до какого-то только им известного рубежа - и поворачивают, взблескивая чешуей, шевеля хвостами и плавниками.

Тела этих рыб - красивы и упруги, дышат природной силой. Гармонией. Они похожи на наших зеркальных карпов. А может, это буффало, американская разновидность карпа?

Ловить рыбу на озере запрещено. Потому рыба привыкла к человеку и не боится его. Мы потом видели рыб в этом озере еще много раз. Когда приходили кормить хлебом птиц.

Из-за частых кормежек птицы тут не бросаются на хлеб с той яростью и страстью, какие доводилось видеть на других озерах. Даже чайки, обычно с хищным криком стремящиеся схватить угощение раньше прочих, а то и отнять его у более слабых соперников, здесь не столь активны. Так что и уткам что-то перепадает, и другие птицы не в обиде. Голуби, существа сугубо сухопутные, подбирают не только то, что на берегу, но и в воду рискуют заходить. Туда, где им, пользуясь определением из человеческого лексикона, по щиколотку.

Нет, какая-то суета, конечно, есть. Но - без ажиотажа. А порой и вовсе одни только уточки подбирают на воде хлеб.

Когда претендентов на угощение немного, приплывают рыбины. И те, из семейства карповых, и другая - красного цвета. Я такую видел в Японском чайном саду в парке Золотые Ворота. Но та была намного меньше.

Уток рыбы не боятся. Наоборот: утки вздрагивают и крякают от неожиданности, когда совсем рядом раздается всплеск и становится видна рыбина, круглым своим, широко раскрытым ртом заглатывающая хлеб. Если кусок слишком велик, справиться с ним удается лишь с двух-трех попыток.

Эй, рыбины! Где ваша величественная неторопливость? Легко и резво вьетесь вокруг хлеба. В азарт вошли. Иной кусок плывет по воде, как живой: это ваши рты снизу и с боков его подталкивают...

И мелькнет мысль: забросить бы сейчас сюда удочку, а на крючок - комочек из хлебного мякиша... Ноет душа рыболова, а поделать ничего нельзя: ловля запрещена.

С другой стороны, предостаточно на Земле мест, где рыбу можно ловить. А много ли таких, где рыба - непуганая? Есть непуганые животные, в Калифорнии этого нельзя не заметить. А тут - непуганая рыба. Озеро - своего рода маленький заповедник для нее. Впрочем, не только это озеро, но и другие. В небольшом парке на улице Лэйк, в других местах Сан-Франциско.

Занятное зрелище: рыбины, не боящиеся людей. И привыкшие к тому, что люди их хлебом подкармливают. Картина почти идиллическая. И тем не менее - невыдуманная.

Мы с дочкой часто видим их, этих рыбин непуганых. Смеемся над тем, какие они кульбиты вокруг хлеба выделывают. Любуемся ими.

И озеро-то невелико. А радости сколько...

5. У океана

Теплым летним днем на пляже Бэйкер-бич, недалеко от места, где Тихий океан сливается с Заливом Сан-Франциско, мы с дочкой построили из песка два волшебных города - с замками, башнями, рвами, потайными переходами. Дочка называла эти города королевствами. У каждого из них был даже свой флаг в виде птичьего пера, воткнутого в самую высокую из башен.

Тени гонимых ветром легких облаков стремительно пробегали по пляжу. По лежавшим и сидевшим людям. По собакам, радостно бросавшимся в воду за теннисным мячиком, который зашвырнул туда, прямо в крутую волну, хозяин. По ребятишкам, со счастливым визгом бегавшим по кромке прибоя.

Было хорошо и спокойно. Я думал о том, сколько раз уже строил замки из песка или гальки на приморских пляжах. И всегда, как и сейчас, это было блаженным уходом от колючих забот повседневности, погружением в особый, сказочный мир. Разница лишь в том, что тогда к пляжу, к соленой воде и рокоту прибоя нужно было добираться издалека. А сейчас все это - под боком. Мой дом - в получасе ходьбы отсюда. Вот что странно, вот к чему я до сих пор еще не привык.

Я никогда не жил в приморском городе. Вырос у воды, но - у речной, на берегу Днестра. Потом в полностью сухопутный город перебрался. Я не испытывал зависти к обитателям приморских городов, но было ощущение, что в чем-то им повезло больше, чем мне. Ведь они жили рядом с морем. Могли видеть его днем и ночью, и в разные времена года, в штиль и в непогоду. Могли плавать в нем, и рыбачить, и загорать на его берегу. Впитывать в себя цвета моря, его запахи, звуки. Разговаривать с ним. Читать ему стихи о нем. "Прощай, свободная стихия...", "Облака плывут над морем, крепнет ветер, зыбь сильней...", "Ай, Черное море, хорошее море!..", "Стихи и шторм. Стихи, и плащ, и шляпа..."

И вот - поворот в судьбе. Сначала ум и чувства занимает главное: я - в другой стране. Потом приходит осознание: я стал жителем города не то, чтобы приморского, а - приокеанского. Это еще поразительней, чем приморского. В первые встречи с Тихим океаном (и Заливом, как его частью) невольно сравниваешь: похоже ли на то, что видел раньше.

Похоже на Крым. И скалы как будто те же... Нет, хромают сравнения. Слишком уж поражает воображение эта ширь, эта мощь. И неукротимый рев прибоя.

Нельзя купаться, вода круглый год холодная. Этим летом и осенью была чуть теплей обычного, но все равно не то... Однако утешаешься, глядя на вздымающиеся валы, и на сосны на берегу, и на чаек, с криками кружащихся над водой.

Эта красота - первозданно величественна и непреходяща.

Город, стоящий на берегу океана, не может не быть пронизан его токами. Не может не быть связан с ним теснейшим образом. Свидетельств этой связи - множество. Корабли и баржи, входящие в порт и отчаливающие из него, парусники и яхты на глади воды, и удивительные туманы, и летящие по улицам ветра, и рыболовы со спиннингами на пляжах и пирсах - всего и не перечислишь...

На берег океана многие приезжают на машинах и приходят пешком специально для того, чтобы полюбоваться закатом солнца. Посмотреть, как огненный шар светила погружается в воду. Не знаю, что замечательней: само это зрелище или то, что у людей есть потребность в нем. Ведь дело-то происходит в Америке, где бешеный ритм, гонка, казалось бы, въелись в душу и плоть...

Теплым летним днем мы с дочкой сооружали из песка "королевства". Я думал о том, что она еще не видела, но непременно увидит океан в ином обличье. Там, за городской чертой, долго-долго дорога идет вдоль океана, порой очень близко к нему. Там виднее его безмерность, необузданность, дикость. И то, что он многолик и исходит биением жизни. Ей, моей дочери, еще предстоит это счастье: увидеть белочек, живущих в земляных норках на берегу, и морских львов на скалах, и птиц над волнами, и многое другое из того, что я уже увидел, услышал, почувствовал...

Странно, еще несколько лет назад я не подозревал, что окажусь здесь. И что так дороги станут душе океанская ширь, игра красок на ней, рокот прибоя, бьющегося о скалы...

6. И снова - по знакомым улицам...

Мне нравятся улицы, на которых можно отвлечься от суеты, без помех подумать о своем. Почему же тогда меня привлекает Клемент-стрит? Ведь тут людская толчея, многоголосье, тут сплошь рестораны, кафе, магазины... Более спокойный участок - и снова толчея.

Как ни странно, в этой суете есть что-то успокаивающее. Это суета без агрессивности, без нервотрепки. А то и с оттенком праздничности.

Каких только ресторанов, кафе, баров, закусочных тут нет... Китайские, вьетнамские, таиландский, итальянский, румынский... На все вкусы. И с самыми разными "примочками". В этом заведении ты сам можешь приготовить себе вожделенное блюдо, жаровня - прямо на столе. А тут на клочке земли в зимнем саду ухитрились соорудить водопад с небольшим озерком. А в этом баре каждый вечер - живая музыка, играют четверо парней. В окне вот этого ресторанчика - огромная бутылка вина...

Витрины, вывески, рекламные щиты. Пестрота красок. Множество машин. Людская толпа - то плотная, то средней густоты.

"Базар", - морщится при упоминании Клемент-стрит мой знакомый из района Сансет. Неправ он. Улицы "базарного" типа - шумные, крикливые, грязные - мне и самому не по душе. Клемент - это другое.

Это - дыхание доброжелательной раскрепощенности.

А Сансет местами какой-то уж слишком тихий. Провинциальный городок напоминает. Небольшие дома, рядом с ними автомобили припаркованы. Даже не верится, что это - Сан-Франциско, вторая (после Парижа) туристическая столица мира.

Впрочем, удивляться особенно нечему: Сан-Франциско, при всей его компактности - многолик.

На Клемент - красота пестроты и многообразия. А неподалеку, на улице Лэйк - красота спокойствия и ухоженности. Зелень, цветы самых неожиданных форм и оттенков, изящные строения. Много тех, кто бежит за здоровьем - разного пола и возраста. И еще здесь постоянно встречаешь людей с собаками.

А вот - лебедь, белоснежная птица с гибкой шееей. Поднимается по ступенькам вслед за человеком. Но в дом попасть не удается: человек захлопывает дверь прямо перед его клювом. Лебедь обиженно гогочет. Другой мужчина сманивает его вниз. Что-то говорит, поглаживает, угощает печеньем - и лебедь идет за ним. Мужчина ведет его в парк, который сразу за домом. Там лебедь и живет. Ночует в специальной загородке недалеко от озера. А днем он разгуливает на свободе. Жители окрестных домов присматривают за ним.

Мягко день угасает погожий.
Глуше звуки, и реже прохожий,
и уже безбоязненно птица
на газон перед домом садится.

Ни с какою не спутать другою
эту улицу, волны покоя...
Здесь ясней, что мы живы не гонкой,
что свобода бывает негромкой.

Тут машин относительно мало.
Все тут сделано не по шаблону.
О, зеленые эти кварталы!
Эти башенки, шпили, колонны...

Здесь порой ощущается остро:
красота со свободою - сестры.

1995-1997

© Николай Сундеев, 2017
Дата публикации: 20.11.2017 07:29:55
Просмотров: 1750

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.