Человек выходного дня

Юрий Иванов

Форма: Рассказ
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 30533 знаков с пробелами
Раздел: "Любовь зла..."

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Я разлюбил свой город. Он лишился волшебства. Знаете, это похоже на ощущения мужчины после вскрытия внутренностей своей новой машины.
Сначала он ездит на ней, не осознавая, как и что там работает. Кажется, что внутри нее, словно в лампе, живет седой джин и трение ноги о педаль газа заставляет джина дуть (или пукать?) в выхлопную трубу, придавая машине импульс реактивной тяги. Или грезится, что автомобильные колеса крутят сидящие внутри них волшебные белки и хомяки.
Таинственная, чуть затемненная, мягкая машина плавно скользит по дороге, движимая какой-то неведомой силой, даря упоение и наслаждение своим ровным гулом. Что там так ровно гудит? Может быть, маленький американский торнадо, или завихрение дыма в печной трубе немецкого камина, или японское землетрясение? Неизвестно и оттого приятно. Прикосновение к неразгаданной тайне.
Когда машина ломается, приходится ее вскрывать. Трубки, насосы, тяги, болты, фильтры, свечи, инжекторы… И хрен еще знает чего понапихано под аккуратной пластмассовой крышкой двигателя с гордым логотипом фирмы-производителя. Все банально до досады. Нет там никакого джина – обычный двигатель внутреннего сгорания – пыльный, с какими-то следами копоти, смазки, отпотеваний.
И все. И уважение к машине резко падает. Теперь мужчина точно знает, отчего та ездит. Он снова и снова вслушивается в гул мотора, который нынче становится не уютным, как раньше, а каким-то тревожным, с нотками неведомой болезни. И от этого гула человек подсознательно ждет какого-нибудь подвоха. И собираясь в дальнюю дорогу, он слегка боится - а сможет ли автомобиль добраться до пункта «Б». И все вроде бы хорошо, и эта импортная машина пройдет еще хоть миллион километров без капремонта, но все уже не то. Сказка кончилась.
Город сложнее машины. Он величав, он построен на костях предков, на обломках старых домов, на пожарищах былых битв, он пропитан духом живших и живущих в нем людей – их любовью, надеждами, чаяниями. Под его мостовыми и фундаментами скрыта былая жизнь многих тысяч или даже миллионов людей. Она интимна и требует уважения. Ее нельзя тревожить.
Выворачивать исподнее белье человека на всеобщее обозрение – подлость. Выворачивать наизнанку город – подлость в кубе. Но мой город вскрыли безо всякой болезни – нагло, безнравственно и грубо. В угоду главенствующему нынче в обществе принципу подобострастия и угодливости властям, в угоду возможности набить бездонные карманы правителей дармовыми федеральными деньгами.
Чужие, грязные руки странных людей со средневековой моралью тревожат дух наших мирно спящих предков, которые, наверное, надеялись, что их дети окажутся достаточно отважны, чтобы защитить их от жестокой эксгумации.
Напрасно. Дети, как всегда, оказались трусами, молчаливо сносящими откровенные издевательства нынешней «стабилизационной» власти. Они бессильно пожимают плечами: «А что мы могли (можем) сделать? Против лома - нет приема...»
Нам на все плевать. Мы можем только ныть. Из нас не получится воинов или революционеров. Наша былая агрессивная мужская кровь разбавлена умиротворяющим женским гормоном эстроген, вливающимся в граждан из бесчисленных бутылей плохого отечественного пива с тихого одобрения правителей. Пиво умиротворяет, успокаивает, снимает агрессивность. Оно медленно превращает людей в покорное быдло.
Оттого я разлюбил свой город. Его кишки - кости, наконечники стрел, ржавые топоры и битые средневековые горшки, перемешанные с испражнениями его мертвецов, вывернуты наружу. Возмущенный этим кощунством дух города вышел вон и взвился в небо, не желая возвращаться обратно. А без духа мой город - это скопище новомодных, безликих стекляшек и пузатых блох, сосущих свое вечное пиво или тусующихся по аляповатой россыпи зданий в своих железно-пластмассовых коробчонках.
Завтра этот конгломерат домов и людей примет «высокие» делегации для празднования своего тысячелетия. Жителям настоятельно рекомендовано покинуть город в кратчайшее время и не мешать наслаждаться праздником избранным гостям. И это не шутки – черные снайперы на крышах и сотня привезенных из Москвы овчарок вполне могут пополнить список нигде не афишируемых тихих жертв антитеррористической деятельности государства.
И действительно, кой черт мне делать здесь? Мудрое решение партии. Подчиняюсь.
Всему населению подарен лишний выходной – пятница. Спасибо и на этом.
Обожаю выходные, особенно пятницы и субботы. Это дни, когда я становлюсь сам собой и мне не нужно общаться с теми, с кем я общаться не хочу, но приходится, в силу необходимости зарабатывать деньги. Не нужно корчить из себя кого-то правильного, делать умное лицо и озабоченный начальственный вид. И при этом втихаря поглядывать на часы, сетуя на то, что время совсем не движется. Мне не нравится моя работа, но уже поздно что-то менять. Я и не меняю – терплю, ожидая зарплату и своих законных выходных.
Я еду к себе в деревню. Там, на ее окраине, стоит мой крепкий дом, за забором растут мои цветы и яблони, там моя беседка, качель, новая баня и пруд с карасями. Вдалеке, через поле, большой, таинственный лес, словно мешок Деда Мороза, набитый до отказа волшебными дарами и сокровищами. Неназойливые и гостеприимные соседи. И что немаловажно - проезжая грунтово-щебеночная дорога к самому дому.
Что еще надо одинокому мужику сорока шести лет, немного уставшему от жизни и запутавшемуся в мудреных хитросплетениях несложных человеческих истин?
Точно. А что еще надо-то?
Откуда это в нас? Тяга к уединению, уходу от мира, от общества, от его проблем, от политики? Откуда этот дауншифтинг? Почему люди устают так рано от делания карьеры, от процесса зарабатывания денег, от семейных обязательств, от путешествий, дорог, даже от творчества? Что случилось с нами? Кто виноват в этой ранней пресыщенности – газеты ли, телевизоры, компьютеры, интернет или, может быть, машины, самолеты, доступность заграничных столиц и морских пляжей?
Мне кажется, раньше людям было гораздо интереснее жить. У них было столько белых пятен на этой земле, столько желания что-то увидеть, вкусить, услышать и потрогать руками… Сейчас почти все известно. Посмотрено, вкушено и потрогано. А если и не потрогано, так и трогать это не обязательно. Ибо можно воспользоваться методом аналогии – ведь все в этом мире стремится к стандартизации, к единым параметрам. И отель какой-нибудь системы типа «Домино» однообразен и в Турции и в Таиланде. И посетив один, в общем-то, представляешь, что тебя ждет во втором.
Слово «скучно» - главное слово современности.
Мой крепкий джип-пикап катится по асфальту. Я специально купил такой – высокий, жесткий, рамный, с кузовом. В меру комфортный и неплохой проходимец. Он функционален, не более. Грубоват. Вариант - город-деревня. Зато на нем спокойно. В последнее время мне во всем хочется спокойствия, я устал от отсутствия веры во что бы то ни было. В машины, в женщин, в работу, в друзей, в город… Все какое-то зыбкое, словно лед на апрельском пруду - качается под ногами и трещит. И кажется, еще шаг - и лед с грохотом лопнет, и я провалюсь в ледяной омут, и от меня не останется даже памяти.
Размышлению за рулем подвержены многие люди. Особенно те, кто ездит давно. И естественно, те, кто ездит на расслабляющем автомате. Процессом рулежки у таких людей управляет подсознание, оно само выбирает уровень скорости, объезжает ямы и пешеходов-зевак, перестраивается, обгоняет…
Сознание же при этом свободно от дорожных проблем. Но не думать оно не может, вот и размышляет о высоких материях, философствует о жизни вообще. Чем-то же надо заняться, правда?
Я не совсем согласен с ним. Оно всегда, в отсутствие подсознания, слишком критично, нервно и категорично. Часто рубит с плеча, злится, требует истины. Рефлексирующая интеллигентность, что ли? Мне это не нравится – все должно быть рассмотрено с разных точек зрения, объемно. Этим выпадам ума в такие минуты не хватает спокойного и рассудительного голоса крестьянского подсознания. Не хватает простой житейской мудрости.
Но мое несогласие не трогает его, и я навязчиво продолжаю думать о вещах, которые изменить все равно не могу. А что делать? Так я, видимо, устроен – ладно сшит, да плохо скроен…
Я включаю фары. Темнеет. Уже сентябрь - день стал совсем коротким. Не пропустить бы поворот с большака к нам на деревенскую дорогу. Ага! Вот она! Налево на щебенку и дальше – мимо большой деревни Бухалово (а тут есть еще Салово, а дальше, вообще, Любилки – полный русский набор!) и через рощу, переходящую в большое поле на покатом холме. Там, за холмом, километрах в трех, можно увидеть огоньки трех фонарных столбов. Это моя деревня Лыкошино – двенадцать крепких домов, из них семь дачных. Все жилые и хорошо ухоженные. Неплохая пропорция для нынешнего времени. Деревня, где есть постоянные местные жители, – живет гораздо спокойнее и удобнее дачных массивов.
Машина съезжает с холма. Внизу виднеются фары какой-то машины. Судя по всему, она стоит на месте. Я подъезжаю ближе и вижу маленький «Шевроле Спарк» зеленого цвета. Водительская и задняя двери открыты. Никого рядом нет.
Я останавливаюсь и выхожу из машины.
- Кто здесь? Эй, случилось чего? Помощь нужна? – кричу в фиолетовую темноту.
- Это я! - со стороны багажника на свет выходит молодая женщина небольшого роста, лет тридцати. Она в распахнутом плаще, под темным плащом успеваю заметить форменную рубашку и смешной черный бантик вместо галстука. Волосы у женщины светлые, распущены по плечам. Лицо симпатичное, носик чуть вздернут, верхняя губа немножко коротковата.
- Машина сломалась. Я, кажется, колесо проколола, - внимательно осмотрев меня в свете фар, женщина подходит ближе и разводит по-бабьи руками, демонстрируя беспомощность.
Заднее колесо и вправду спущено.
- Запаска есть? Давайте. Где она? Я поставлю.
- Не-а…, - она снова всплескивает руками и, виновато улыбаясь, морщит нос.
- Чего делать-то будем? Давайте тогда накачаем. У Вас насос есть?
- Не-а… Я же блондинка, - она снова смешно морщится и шмыгает носом. Потом опять пытается всплеснуть руками. Я не сдерживаюсь и фыркаю. Девушка тоже. Мы оба смеемся.
- Ладно, я сам, - я лезу к себе в багажник, достаю электронасос и, быстро соединив все что надо, включаю его. Он тарахтит в прохладном вечернем воздухе, и колесо начинает потихоньку надуваться. Мы стоим рядом и тупо смотрим на него, потом друг на друга…
Женщина опять шмыгает носом.
- Идите-ка ко мне в машину. Погрейтесь. Там тепло. А то долго еще…
Она покорно идет, открывает дверь пассажира и садится в кресло. Озябшие руки она протягивает к печке и нахохливается около тепла,словно зимний воробей.
Между тем, колесо, с трудом, но надувается. Я выключаю насос. В тишине хорошо слышен тонкий писк, где-то выходит воздух. Насос не убираю – надо подождать. Залезаю в свою машину и улыбаюсь женщине. Она откидывается назад и прикрывает полами плаща красивые коленки.
- Вроде, разрыв на покрышке. Совсем плохо держит воздух. Подождем, посмотрим, за сколько выйдет совсем, - я включаю тихую музыку. Стинг по радио поет что-то знакомое и мелодичное. Мы молчим, слушаем и смотрим друг на друга. Ее глаза немного печальны и тревожны, но в них нет страха. Там много любопытства. Я всегда его вижу в женщинах и легко ощущаю их заинтересованность мной. В последнее время интересоваться мною стали, конечно, реже, но опыт, ведь, не пропьешь. Я же не перестану чувствовать их – женщины занимали и занимают в моей жизни ее самую большую и самую лучшую часть.
Песня заканчивается, но смотреть друг на друга мы не перестаем. Это продолжается довольно долго, чтобы быть просто взглядом. Мы понимаем, что интересны друг другу, и нас это успокаивает.
- Сергей, - я протягиваю ей руку ладонью вверх – там нет оружия или камня. Она кладет на мою ладонь свою. Нежная женская ручка - гладкая теплая кожа ладошки, чуть прохладные пальцы. Рука источает какую-то неясную энергию, легко покалывающую мою жестковатую ладонь. Я легонько задерживаю ее, она не отнимает руку. Ее пальчики чуть шевелятся, словно пытаются играть со мной в «Сороку-воровку, что кашу варила».
Я улыбаюсь и как раз это самое ей и говорю. Она фыркает и, смеясь, говорит: «Надя».
Вот и славно. Вот и познакомились.
Я спрашиваю о том, какими судьбами тут, в глуши. Она без всяких ужимок, просто рассказывает мне, что приезжала по службе в соседнюю деревню, чтобы допросить какую-то старуху - мать своего подследственного, арестованного за бытовое убийство. Она - следователь прокуратуры одного из городских отделов СКП. Она еще неопытна и оттого весьма романтична. Ей ни капли не стыдно своей работы, и это мне нравится.
Работа занимает в нашей жизни, как минимум, треть всего объема, и она есть у всех. Так какого черта одна работа может считаться чем-то хуже другой! Ничего подобного… Она нужна обществу? Да! Можем ли мы без нее? Нет! Чего же мы тогда морщим свои высокие лобики и сжимаем губки в презрительные куриные гузки?
Это, или почти это, я ей тоже говорю. А потом открываю тайну о том, что и сам я в прошлом и мент, и следователь, и прокурор… И даже демонстрирую ей свое красное и гербастое пенсионное удостоверение советника юстиции, выданное мне шесть лет назад. Я хоть там помоложе и с усами, но узнать меня можно.
Этим я разбиваю последние остатки недоверия. Надя внезапно улыбается так, что мое сердце резко подпрыгивает и застревает в гортани, распухнув от грубо пронзившего меня желания. Такой улыбки на красивом женском лице я не встречал давно. Это как неожиданный новогодний подарок, как открытая шкатулка с драгоценными алмазами, как, выглянувшее после затмения, яркое полуденное солнце. И подарена она мне! Просто так, потому что - потому…
Спасибо тебе, Господи! Умеешь ты иногда порадовать людей!
Узлы недоверия развязаны. Мы начинаем, наконец, трепаться. Просто и непринужденно болтаем на разные темы – на ментовскую, на тему психологии людей, о машинах, о празднике города, о дураках, о дорогах и о блондинках на них…
Остановившись на этой теме – смеемся до упаду. Мне нравится ее ироничное отношение к себе. Вспоминаем разные идиотские случаи, веселые истории, анекдоты, потом переходим к колесам и насосу.
Кстати, да… Как там наше колесо?
Неохотно вылезаем из теплой машины. Колесо на ободе. За двадцать минут – спустило полностью. А может и раньше? Надо ремонтировать, а где тут? Стоим раздумываем. Надя даже, по-мужски, почесала в своем медовом затылке, напрасно ища какую-нибудь здравую мысль. До города 55 километров. Час езды по темноте, не меньше.
И тут я ляпаю: «Надь, а чего мы мучаемся? Поехали ко мне? Сейчас надуем посильнее шину, до деревни минут десять, успеем… У меня дом теплый. Отдохнешь, посидим, я ужин сготовлю, а завтра, в гараже, я попробую снять покрышку, поглядим, поремонтируем. У меня и клей, и сырая резина есть – заварим, и поедешь, как на новой».
Она смотрит на меня и молчит, словно пробуя сказанное мной. Она все понимает.
Я подхожу ближе, почти вплотную. Надя смотрит на меня снизу вверх. Глаза у нее серые, влажные, немного грустные и какие-то очень доверчивые. Ее женственная фигура, распущенные пышные волосы и эти глаза, словно ждущие от меня чего-то…
Я не удерживаюсь, притягиваю ее к себе и нежно целую в чуть приоткрытые губы. Поцелуй получается длинным. Спокойно, медленно, смакуя ее вкус и запах, я перебираю ее верхнюю и нижнюю губу, вожу языком по зубкам и языку. Сначала она кажется покорной и тихой - женщина словно привыкает ко мне, изучает меня, обнюхивает что ли… Через какое-то время, освоившись, она прижимается ко мне все теснее, ее руки притягивают мою голову, а язык все настойчивее и настойчивее вторгается в меня. Мы буквально впиваемся друг в друга.
Наши сцепленные тела плавно раскачиваются в свете автомобильных фар. Мы -двое странных людей, невзначай повстречавшихся в чистом поле, вдалеке от человеческого жилья, городов и дорог. Вокруг черная пустота, ночное небо и невидимые в темноте огромные просторы Земли. Кажется, мы в космическом пространстве. Вверху безумные звезды, они зовут нас к себе. И мы летим, и под ногами у нас тоже ничего нет, мы в невесомости, в парении, словно ангелы, движущиеся на встречу с господом Богом. Нам некуда спешить, впереди у нас целая жизнь. Мы наслаждаемся этим полетом в никуда и не желаем опускаться обратно на землю.
Зачем? Зачем нам этот неуютный город, эти разбитые дороги, эти рабочие офисы, эти компьютеры, не способные заменить нам жадные, ищущие друг друга губы, эти добровольно взваленные на себя обязанности, эти долги, которые мы все равно никогда не отдадим? Зачем возвращаться туда, когда здесь так хорошо, когда именно тут расположена долгожданная обитель простого человеческого счастья? Здесь время стоит на месте и торопиться никуда не нужно. Здесь спрятано волшебство и начинается новая загадочная жизнь, совсем другая, непохожая на ту, что мы начали и продолжаем жить. Мы решаем, что остаемся тут.
Нас манят огнями три фонарных столба моей деревни. У нас впереди три дня выходных. Три дня великого забвения на вершине чудной горы, что скрыта от людей пуховыми облаками. Ну как мы можем отказаться от этого подарка?
И мы не отказываемся. Я вижу – Надя, без раздумий, внутренне машет правой рукой от плеча. Ну знаете, как отчаянно машут на все проблемы, отметая груду мелкого, надоевшего, обыденного и скучного, оставляя перед собой только самое главное.
А там работа, мама, ребенок… Ничего, подождут. «А!!! Гори оно все синим огнем!!!»
И вот в печке действительно уже горит огонь, и мужчина и женщина сидят рядышком, наблюдая за сполохами сказочного пламени в топке.
Я глажу ее застывшие ступни и надеваю на них теплые носки. Ее маленькие пальчики шевелятся от моих прикосновений, ей немного щекотно, и она улыбается. Я вижу, что ей чертовски приятно чувствовать себя принцессой в замке у доброго чудовища. Она доверяет мне, и мне не хочется ее разочаровывать. В доме потихонечку становится тепло и уютно.
Потом мы готовим скорый ужин – я навез много припасов, на все три дня. Отогревшаяся женщина, надев передник, умело режет какие-то салаты по собственным рецептам, а я жарю картошку с мясом. Это моя коронка. Картошка у меня всегда получается поджаристая, с розовым бочком, и мясо готовить я тоже умею. За последние два года холостой жизни я многому научился.
Ее лейтенантские погоны сверкают новенькими звездочками. Мне приятно смотреть на них – они похожи на искорки в ее глазах. Возможно, они смутили бы большинство мужчин, но я к этому большинству не отношусь. Для меня они, наоборот, словно пропуск в нашу закрытую секту «только своих». Надя «своя», человек, принадлежащий к моему «тейпу». Я понимаю иерархию и знаю цену этим погонам. Глядя на человека в погонах, хозяйничающего на моей кухне, мне, наоборот, спокойно и даже радостно на душе.
Это, конечно, признак определенной извращенности, привычки жить в клане, где каждый связан с тобой кровными узами… Но это так - двадцать лет службы деформируют нормальную личность так, что даже в гроб нам теперь надлежит ложиться как-то по-особому, приноравливая свою горбатую спину к жестким доскам чужой, «не нашей» морали.
Ужин проходит чинно, с неторопливыми разговорами. Мы словно семья. Надя пьет виски «Джонни Уокер-красный». Ничего другого у меня нет – это мой любимый напиток. Она не куксится, не сетует на «неженскость» этого напитка, принимает это, как должное. И хорошо, с благодарностью ест. Точно – «свой» человек.
Я в ударе. Из меня сыплется история за историей. За время службы было столько всего смешного, что запас этот неистощим. Правда, мой «медицинский» юмор, не всегда понятен другим. Но Надя в системе уже год, поэтому мозги у нее уже успели качественно сформироваться. Она смеется и все более восторженно смотрит на меня. Глаза ее полны искреннего интереса.
Оказывается, что она обо мне уже слышала. Про следователя Решетова в «конторе» ходили какие-то совершенно немыслимые легенды, словно я, например, одним взглядом мог определить в куче подозреваемых отморозков непосредственного убийцу или ощущать носом запах оружия или взяточных денег в тайниках.
Полнейшая чушь, но я ее не разочаровываю. Неопределенно хмыкаю и, словно Ипполит Матвеевич, надуваю щеки и вздыхаю : «Да…Уж-ж-ж!» Но когда она рассказывает, что ходят слухи, будто бы я во времена Она нахамил самому генеральному прокурору, тут я не удерживаюсь и отметаю эту небылицу, рассказывая всю правду.
Все тогда было очень жестко и неприятно поначалу, однако закончилось, слава богу, хорошо. По громкому делу о фашистах, прозвеневшему в 94-м на всю страну, мне пришлось арестовать двух «барабанов» из ФСК. Что тут началось! Меня срочно вызвали в Москву с делом, а когда я прибыл, отобрали все тома и заперли в пыльном, запасном кабинете генеральной прокуратуры. Я просидел там часов пять без воды и пищи. В туалет меня тоже не выпускали.
Физиология потихоньку начала брать вверх над разумом. В конце концов, измученный и отчаявшийся, я решил отлить в цветочную кадку в углу, и только стал пристраиваться там, расстегнув штаны, как в кабинет с шумом ворвался заместитель генерального прокурора N со свитой генералов и полковников. Я взволнованно повернулся и нервно стал рапортовать – мол, следователь Решетов, прибыл по Вашему приказанию и т.п.… Во время рапорта я стоял на виду у всех с расстегнутой ширинкой, из которой нагло торчала белая рубаха и виднелись трусы в синюю полосочку.
«Генеральный» народ в задних рядах начал истерично похрюкивать и тихонько хвататься за столы, давясь от спазмов смеха, а господин N, мрачно выслушав мою тираду, подошел ближе, похлопал меня по плечу и с силой одернул на мне пиджак, прикрыв мой срам. Потом, так же, без улыбки, во всеуслышанье поблагодарил меня. «Благодарю за службу, сынок!» - резким, скрипучим голосом прокаркал «деятель» и вышел вон.
«Сынок» стоял ни жив ни мертв и ничего не понял – за что его благодарил этот грозный «бабай»? Подумалось, за смекалку, может быть? Догадался, мол, парень как выйти из безвыходного положения? Кто-то из свиты задержался и сообщил на ухо, что моя судьба сегодня решалась на уровне министров – Генеральный прокурор всея Руси и директор ФСК долго препирались из-за меня. В итоге было решено, что я не провокатор, а герой, самоотверженно выполняющий свой служебный долг. Арестованных мной стукачей они порешили с миром отпустить. Железные, стопроцентные доказательства, отсутствие ошибок и фальсификаций в привезенном мною уголовном деле перевесили чашу весов в мою сторону. А если б что было не так, то сидеть бы мне в Лефортово…Времена тогда были уж очень непредсказуемые.
За этот «подвиг» приказом Генерального прокурора РФ меня наградили ценным подарком. Я принес от знакомого предпринимателя товарный чек на магнитолу и мне выдали деньги в сумме 500 рублей. На премиальные следственная часть облпрокуратуры гуляла почти неделю, ибо, согласно поверью нашего братства, каждая премия должна была быть безжалостно пропита ( а то другую не дадут).
Слух о том, что следователь Решетов напрудил в кадушку с любимым фикусом Генерального прокурора мгновенно разошелся по конторе в подробностях и красках. Я стал героем анекдотов и любимцем всех прокурориц. Многочисленные же канцелярские девчонки откровенно бросали на меня похотливые взгляды. Вот такая была со мной история.
Надя смеется до упаду, особенно, когда я в красках описываю свой бравый вид, с расстегнутой настежь ширинкой. Юмор, конечно, спорный, но в определенных кругах он вызывает бурю эмоций.
Поужинав, мы выходим на улицу. Она просит сигаретку.
- Я вообще-то почти не курю, но сегодня так хорошо, - говорит она.
Я вытаскиваю из терраски два кресла, приношу старую офицерскую шинель и укутываю Наде ноги. Мы сидим на берегу большого пруда и задумчиво курим, глядя на тихую гладь. В воде отражается неимоверно красивая зреющая Луна в обрамлении облаков. Вид совершенно сказочный – две Луны, облака вверху и внизу и непроглядная чернота вокруг. Лишь где-то справа за листвой большой липы просматриваются огни деревенских фонарей. Вокруг тишина, осенняя, глубокая. Никому не хочется шуметь, играть на гармони и петь песни, как летом. Деревня недоуменно притихла, еще не совсем понимая, что лето прошло и ей пора готовиться ко сну.
Мы держим друг друга за руки. Наши пальцы то переплетаются друг с другом, то пытаются щекотать ладошки, то вдруг сжимаются под воздействием какого-то странного импульса, телеграфируя о желании. Они словно пытаются что-то сказать, и этот язык мы оба прекрасно понимаем.
Хорошо. Я, наверное, никогда не сидел вот так с молодой, красивой женщиной – близкой, доступной и реально мне уже принадлежащей. Вот так мирно, спокойно, в сиянии огромных, будоражащих что-то в душе, Лун под шатром великого космоса. Что-то тонко вибрирует в груди, просыпаясь от этого волшебного света. Что это? Душа? Она! Она миллионами иголочек тонко бьет меня каким-то приятным током, отзываясь на окружающую красоту. Я понимаю, что Надя испытывает сейчас то же самое.
Нам некуда спешить – все что должно произойти с нами, обязательно произойдет, и мы ничего не боимся. Мы здесь, рядом, и мы теперь долго будем рядом. И придет время, и мы будем еще ближе, еще теснее, потому что именно сейчас наши души, выплывая из уставших тел, тесно соединяются вместе, нежно касаясь друг друга своими гранями под бешеным светом двух Лун – нижней и верхней. Инь и ян. Они диффузируют друг в друга, проникают, смешиваются, захватывают все больше и больше чужого пространства, так благодарно принимающего их… Они жадны и гостеприимны одновременно. Они любопытны и хищны. Они строители – они пытаются построить нечто - какую-то чудесную башню или пирамиду из двух маленьких сгустков божественной энергии. Эта пирамида будет крепче пирамиды Хеопса, выше Эйфелевой башни и величественнее Родины-матери на Мамаевом кургане. Дай им бог!
Мы не хотим расставаться. Да нам уже и невозможно расстаться. В такие минуты понимаешь, что ничего страшного в том, чтобы умереть, нет. Только чтоб сразу и вместе.
И меня вдруг охватывает ощущение такой простоты, такой отчетливой ясности… Ни женщине, ни мне не нужно никаких церемониальных танцев, приукрашиваний, лжи во спасение и во имя... Вообще ничего не нужно. Не нужно даже говорить. Нужно просто держать ее за руку и все. Потому что она - это я. Как можно стыдиться самого себя? Как можно врать самому себе? Как можно сделать больно самому себе?
Мы боимся спугнуть эту космическую чистоту, царящую вокруг нас. Я взрослый, опытный и достаточно циничный человек – я же понимаю, что так не бывает, так просто не может быть! Это же все временно и такая ночь, может быть, никогда уже не повторится! Я боюсь поверить собственной удаче, своему нежданному счастью, что сейчас греет свои тонкие пальцы в моем кулаке. Вся эта чудная ситуация, этот странный случай, настолько непривычны для меня, что в голове просто нет подобающего этому объяснения. Откуда, почему, за что?
Может быть, демоны, что крутятся вокруг моей головы всю мою жизнь, наконец-то, оставили меня? Или я отъехал от них очень далеко и в отрыве от зловонного, дьявольского города, они потеряли меня в темноте? А она? Есть ли демоны рядом с ней? Да, конечно, есть… Они есть у всех. Но, видимо, ее вчера тоже потеряли. Нас, конечно же, соединили не они. Может быть, ангелы?
Я пытаюсь найти этому объяснение, но не могу. Мысли соскальзывают в пустоту. В конце концов, я прихожу к тому, что все это просто подарок на мой выходной. Я человек выходного дня, я не способен жить так, как хочу, в течение недели. Я и человеком-то себя считаю только в короткие периоды суббот и воскресений. Все остальное время – я робот, рыцарский доспех-пустышка, внешняя оболочка, скорлупа… Меня не существует, потому что душа моя в это время отворачивается от мира и не хочет не только участвовать в моей фальшивой жизни, но и быть свидетелем моего падения.
Я есть только здесь – под этой Луной неимоверной красоты, под этим фантастическим небом, в окружении чистого космоса лугов, полей и лесов. Мне живется только лишь в отражениях на поверхности гладкого пруда, или в кружке с горячим чаем, или в стопке виски, или в пляске угольных огоньков в глубине мангала… Я иногда появляюсь - отражаюсь в зеркалах и вновь пропадаю, словно призрак. Смешной человек выходного дня, изредка появляющийся на людях. Ничем не пахнущее и старающееся создавать поменьше шума существо, укрытое драным плащом-невидимкой.
Сегодня со мной женщина, которая меня видит и чувствует. Меня давно никто не чувствовал. Это ново. Я хочу, чтобы эта ночь, этот выходной день продолжались вечно. Я хочу кричать от счастья, хочу пахнуть трубочным дымом и пить хороший виски, я хочу утопить свой плащ-невидимку в этом лунном пруду и взорвать динамитом маленькую зеленую машинку моей долгожданной женщины.
Я не хочу на работу.

***

© Юрий Иванов, 2011
Дата публикации: 30.08.2011 13:07:56
Просмотров: 3617

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Евгений Пейсахович [2011-08-30 17:10:34]

правку вышлю имейлом.
рад, что текст оказался не тем, чем показался вначале, - не публицистикой.

PS. хотя, конешно, пить виски стопками - варварство... да и красный Johnnie Walker... в нашем-то преклонном возрасте пора уж на Glenfiddich хотя б переходить...

Ответить

Владислав Эстрайх [2011-08-31 17:53:37]

Женя, не прибедняйся - пока ещё можно на чёрного Уокера

Евгений Пейсахович [2011-08-31 18:47:29]

да я, Слав, понимаю, что виски стопками пить, - это характер... может, даже национальный... и что красный Walker в смысле характера персонажа - очень даже уместен...
но гнетут горькие воспоминания... и хочется MacAllan... и чтоб в квадратном бокале...

Юрий Иванов [2011-09-02 18:56:59]

Ну люблю я красный Johnnie Walker, мужики... Это первая вискарная любовь.