Авторы онлайн:
Алексей Осидак
Олег Павловский

Чапаев.

Никита Янев

Форма: Очерк
Жанр: Публицистика
Объём: 14076 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Вы понимаете, Гена Янев, для этого ведь и нужен был Никите, как собранье всех этих черт сумасшедших в жанре нон-фикшн, что вот настоящее райское время, один человек и ∞∞ яяяяяяя.

1.

И вообще, всё обрабатывается. Когда говорят, смерть, не знают: острые края, режущие кромки, стекло, металл, кирпич, как выброшенное из океана, из огня, овальное и безопасное.

Смерть работает ещё безопаснее, так, что вы даже не понимаете, про что говорите, когда говорите, «я», в начале жизни. Общие привычки жизни, что на вас смотрят? В конце жизни у вас есть опыт про вредные привычки, и пальцы проходят сквозь, как сквозь воду, смерть и огонь.

Это ведь не пальцы пальцев, это то самое я, которое вы так и не сформулировали за 33 лет поколения в 33 романах. Какое оно, интересно? Ну, во-первых, оно яяяяяяя. Это про реинкарнацию, карму, квантовое поле, коллективное бессознательное?

С беллетристикой проще, тем более, с беллетристикой в жанре нон-фикшн. Вы просто берёте реального героя, прапорщика Беженару, или Сталкеровых Мартышек, нецелочек, недочек, зэков, и делаете их автором, собою, яяяяяяя.

Зачем? Спросят с кафедры, что им надавило структурализмом. А зачем гопники бесятся во главе с главным мажором? Наверно, потому что они живые? Что-то чувствуют, как десантники. Например, кабздеца, или говнистость.

Так и Гена Янев, яяяяяяя, что-то чувствует, нейронную сеть, звёзды на небе, и придумывает отмазку, что хочет стать такой звездой, как подводная лодка «Курск», как ткацкий стан, которая будет везде летать и всех спасать, как жизнь после смерти, загробность.

2.

Один журналист Свидригайлов, следует, исходя из запойного алкоголизма в энный период: нет ничего бессмысленней жизни и бесполезней смерти, и фабрикует любую подделку, чтобы только быть нужным. Потрафил, и стал главой всех каналов.

В этом смысле вы поняли точку, на которой его заглючило, как отрубленную экосистему, лучше, чем он сам, и основное ваше отличие от Фёдора Михайловича Достоевского, который описал целую анфиладу этих типов в своём романе «Бесы».

Вы испытываете меньше иллюзий после апокалипсиса, что переделаете их на бумаге, если они себя не переделали в жизни за 100000007 воплощений.

3.

Одна точка и все точки, и время. Я, а не ∞∞ яяяяяяя. И вот это я становится описанным журналистом, и понимает в зрелый период, что выбор прост, как Василий Иванович Чапаев. Быть гопником, быть мажором, быть чмошником, быть юродивым на свете.

Но никакого выбора нет, если он видит как мажор, что жизнь это забвенье. И что нам делать? Его оставить? Его не трогать? Гораздо интересней: «скрипучий поворот руля», как у Мандельштама.

А ещё, время – это вот эта вот одна точка одного я в жанре нон-фикшн про журналиста. Что это я – это все ∞∞ яяяяяяя только без времени. И когда он это понял, то запил, потому что без ∞∞ яяяяяяя эта точка не время, а ничего.

И тогда, конечно, что угодно спасенье, но ненадолго: провокация, клевета, пропаганда, пол-литра. Но когда ничего приходит это словно все суставы становятся отдельно, и их выкручивает, как испанский сапожок, что ничего нет.

Потом отпускает, и он надевает тройку на съёмку, но опытный автор в курсе, что значит это выраженье лица, как в «Бесах», что пошло всё на хер, хоть он теперь охранитель по штату, про двушечку и десяточку расспрашивает подробно.

4.

А ещё хотел описать любовь, но не знаю, достоин ли. В каких-то таких бытовых деталях. Как Мария накупала штанов на 10000, потому что Никита сказал, что штаны сносились, и в театр «Около» сходить не в чем.

Театр «Около», который в 90-е годы обобщал: Гитлер и Сталин – одно и то же. А в 2000-е годы фашистский зиг и воинскую честь превратил в неразборчивый жест, типа сморканья, и повесил фотографию примы и начальника в прихожей.

Что они тоже, как Акакий Акакиевич Башмачкин за блондинкой, у которой всякая часть тела преисполнена необыкновенного движенья, подбежали перед смертью.

5.

Вы понимаете, Гена Янев, для этого ведь и нужен был Никите, как собранье всех этих черт сумасшедших в жанре нон-фикшн, что вот настоящее райское время, один человек и ∞∞ яяяяяяя.

6.

Но как опытный автор, за 33 лет выслуги, он понимал, что всё дело в деталях, как у оперуполномоченного на выезд: чем больше улик, тем круче срок. Он даже изобрёл такой способ, как в народном стихотворении на исключения в 5 классе, чтобы лучше запомнить.

Гнать, держать, терпеть, обидеть, видеть, слышать, ненавидеть, и зависеть и терпеть, и ещё глагол вертеть. Перечислительный ряд, чтобы одни детали, как жанр нон-фикшн. Что интересно, он ведь ни разу с 5 класса не вспоминал, и откуда оно выпадает?

В детстве он мечтал про это, что все на связи, как Бог и твари. В старости, с гастритом и без зубов, он понимает, что единственный способ не отчаяться и не нарваться – уходить всё время, как алтын денег и город золотой, без зарплаты, но слова оставались, как отпечатки пальцев.

И по ним можно было добраться, как по следам, до центра метагалактики и чёрной дыры вселенной. Зачем они отсекают тусовку? Что ты сам лично должен стать время и ∞∞ яяяяяяя, а не на бумаге? Только тогда ты увидишь, как пальцы проходят сквозь ничего.

7.

Как я это вижу? Ну, я это вижу как интернет, в поколении детей, в смысле, поколении детей детей, первом поколении экклезиаста после последнего поколения апокалипсиса: зоны, психушки, шоу, если подробно.

Интернет как сеть всех, наших и ненаших, и интернет как жанр жизни, пьеса на ладони, все у тебя на ладони, и ты тоже, это ведь 2 разных интернета. Но в этом и заключается сепаратор жизни.

Если про поколения: дедов, отцов и детей – зона и община верных, психушка и мастерская возле жизни, шоу и дом в деревне. Общиной верных стала семья, последняя ячейка общества. Мастерской возле жизни – искусство, азарт, домино, филателисты, художники.

Я про это – когда про стиль и стишок на исключения из правила. Дом в деревне – поле от Франции до Канады с тоской в животе во время глобальной катастрофы человеческой природы. Это надо пОнять, как острова с трупами и спасательный остров.

А то вы ничего не поймёте, ни про дальше, ни про раньше, ни в апокалипсисе, ни в экклезиасте, ни в ренессансе, что точка я, время и ∞∞ яяяяяяя – это одно и то же, в любви для женщины и вдохновенье для мужчины.

А впрочем, это тоже уже смешалось, как военный и блондинка. Женщины служат, мужчины без работы, потому что любят и метафизики. Итак, пойдём дальше. В 21 веке в экклезиасте растяжка в поколении детей детей: интернет и пьеса на ладони.

Это значит: откуда и куда стремиться, из пункта А в пункт Б. В поколении детей детей детей растяжка: апокалиптика и постапокалиптика. Можно по-другому, потому что будущее вариативно: гиперпространство и минутка.

Можно ещё по-другому, потому что никакой разницы нет, просто с разных позиций описанье: портал и яяяяяяя. Про это чуть позже и подробней сводка.

8.

Пойдём дальше, верней, раньше. В поколении прапрапрадедов века ренессанса растяжка: романтики и дворяне. В поколении прапрадедов растяжка: разночинцы и позитивисты. В поколении прадедов растяжка: крестьяне и нигилисты.

И тогда станет понятно, для чего я всё это делал. Ну, все эти растяжки и пункты. Что мир, жизнь, как воронка, а ещё как искусство. Сначала надо нарваться, а потом вытащить засаду. И это как чистилище во многих поколеньях.

И где здесь я, как журналист в запое, которому на всё попхать, как эмблема мажорского шоу, скатывающегося в чмошество и спасенье, потому что чмошник после зоны чистый, как «Слеза комсомолки», коктейль Вени.

Как юродивый во имя Божье, потому что он вымочалил своё я о сущности светов, чтобы точить им светы, как гуру на вершинах Гималаев в поле от Франции до Канады с тоской в животе во время глобальной катастрофы человеческой природы.

Здесь надо развернуться, потому что это то, о чём мечтали в юности и детстве, причём, тьмы тем поколений. Это когда 1000 лет тысячелетнего царства. Это когда снаружи Кали-юга, а внутри Сатья-юга.

Это когда 10000 бодхисатв с подводной лодки «Курск» длинными световыми лучами с клонами, киборгами, зомби, мутантами, серыми, рептилоидами мочатся в окрошку. А вы за вычетом времени: ∞∞ яяяяяяя. А без вычета времени: я.

9.

Жутин прикинулся целочкой, отпустил всех. Мажоры из свиты сначала растерялись, потом не растерялись. Стали показывать друг другу медали – кто целее.

Гена Янев раскатал губу. Б**, раньше - нечитатель, чтобы не нарваться. Что он ничего не понял, с такими понтами, как будто он всё понял.

А теперь - Гена Янев, наверно, типа эсперанто. Луё-муё, по-русски не понимаю, главная целочка. А где же сам Гена Янев? Задавить медалями, на хер.

Теперь поняли, автор, зачем надо отсекать всё время тусовку, и почему воплощенье загробно, как убийство и самоубийство?

Бог всё время убегает, как невеста. Жениху всё время достаются лишь одежды. Вы разрываете себя на 2 части в 33 года. Одну оставляете в 33 романах, как завет поколенья.

Другая с аватарами на алтыне денег из пулемёта по врагам мирового пролетариата гасит, как Василий Иванович Чапаев.
Совок.

Для начальника и населенья всё уже закончилось, как они расписались на трупе, что они мёртвые внутри. Для писателя всё только начинается, что он рыба снаружи и рыба внутри.

Начальник теперь начнёт сбрасывать балласт с тонущей субмарины: заложники, оппозиционеры, силовики. И всё больше понимать, что это всё не поможет, раз он мёртвый внутри, как отчаянье.

Писатель описывает мир как рыбу снаружи, что он и раньше делал, так что даже и непонятно, в чём для него фишка. Всё это случится быстро, в год, потому что у рыбы снаружи есть строенье, так же как и у рыбы внутри.

Но об этом в другой раз, а впрочем, я об этом и так много говорил. Получится то, что не получилось в 1917.

Писателю важно описать возмездье, оно ведь сразу случилось, но 20 лет удавалось прикрывать блёстками мертвечину. Эпоха шириновствующих на шоу, затрындеть всё, потому что ничего нет.

Ещё более трагический, чем трагедия, ещё более драматический, чем драма, фарс. В трагедии находится святое, в драме - живое, в фарсе – мёртвое.

Живая и мёртвая вода. Калики перехожие дали испить Илье Муромцу из чарочки из своей руки, и он почувствовал такую силу, что если в земле кольцо, то он сковырнёт землю, на фиг.

Калики перехожие дали испить из другой чарочки из своей руки Илье Муромцу, обезножевшему с детства, и Илья Муромец почувствовал вполсилы от прежней силы. Калики перехожие кивнули, так нормально.

Так устроена эпоха. Апокалипсис, совок: трагедия, драма, фарс. Всё-таки я съехал на политическое описанье рыбы снаружи. Но это не совсем политика.

Когда начальник понял: где кнопка. Как говорил шеф в «Электронике»: Урри, где у него кнопка? Он всё время давил на неё. Что больше не будут заступаться, ни за людей, ни за детей, ни за бабушек.

А потом скажут, что развалили федерализм - чёрные, америкосы, евреи. А это они развалили с мёртвым внутри, великим похеру, которое сколько ни замурцовывай блестяшками, кто на ком женился и не женился, оно всё равно со своим рылом вылезет, потому что оно как закон зоны – трагедия.

Но для писателя, рыбы снаружи, важно не это. Отчаянный, но не отчаявшийся, это две большие разницы. Для писателя, рыбы снаружи, и описания её строения, важно, что на святое, выстраданное в трагедии, нарастает, как на семя, живое, выжитое в драме, которое усмиряет мёртвое, прижитое в фарсе, внутри у рыбы.

И вот дальше рыбы снаружи и рыбы внутри надо работать с этим мёртвым, как писатель и новый век в 3 поколениях: детей детей, детей детей детей, детей детей детей детей, дробненько, с часточками, потрошечки. Что вот тут - мёртвое, а тут – живое, как интернет и жанр, апокалиптика и постапокалиптика, портал и минутка.

Писателю нравится такой образ: спасательный остров и острова с трупами на постапокалиптике. Подгребает ладонями, дышит в губы, как постельная сцена и искусственное дыханье, оставляет доппаёк и книгу, и отталкивается спасательской рукой.

Труп дёргается от возвращения жизни, как эпилептик, сосёт из доппайка крошку, чтобы осталось на подольше, хмыкает заинтригованно на названье «1+1=1», листает страницы и хлюпает носом, суки, от, суки.

И по постапокалиптике несётся ещё один спасательный остров. Писатель сам совок, ибо любит патетику.

Рыба снаружи и рыба внутри.

Вот зачем нужно было живое и мёртвое, для посвящения. Рыба снаружи и рыба внутри, на самом деле, перетаскивает живое в мёртвое, чтобы оно узнало себя, как чистилище, как десантник в надрочке, как гопник, как мажор, как чмошник, как юродивый, как индеец (земля – главная), как инопланетянин (я – главный), как мутант (нет главного), как послеконцасветец (всё – главное).

Поэтому начальник и население для писателя типа абстракции, если он знает, что все – писатели. Будет он подставлять живое для мёртвого, как начальник и население, или посвящать потрошечки скоко тебе 90 лет живое в мёртвое, как рыба снаружи и рыба внутри, и называть постепенно, убористо, дробненько, как всё устроено, типа писателя.

Вода живая и мёртвая.

Но вода живая и мёртвая это, вообще, специальная концессия. Это как жизнь, смерть и загробность. Вода живая это Илья Муромец обезножевший и калики перехожие с первой чарочкой надули духа русского. Вода мёртвая это Илья Муромец на гнущейся линии горизонта и калики перехожие со второй чарочкой удовлетворительной.

И вот - земля белая. Что там писатели – первая инстанция, начальники – вторая инстанция, население – третья инстанция, рыба снаружи и рыба внутри – последняя инстанция, типа спасательного острова.

А чё, я ж ничё не говорю, у меня есть моя работа, и я её работаю, типа чарочки. Есть чакра анахата и чакра свадхистана. Чакра анахата работает с чистилищем, чакра свадхистана работает с загробностью.

А теперь про начальника. Придумали ловкую историю политологи, что начальник неизлечимо болен и пропал, а вместо него арендуют двойников 2 мафии, и по полгода чередуются, сначала закручивают гайки, потом откручивают, играются, пока авианосец на айсберг несётся.

А спасатели, а чё спасатели, спасатели всегда спасатели, воду живую и мёртвую в фляжках принайтовливают к острову и гребут ладошками параллельным курсом.

Декабрь 2013.

© Никита Янев, 2014
Дата публикации: 29.03.2014 09:56:05
Просмотров: 2360

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.