Опаленные войной. Глава 7. Иван.
Олег Русаков
|
Форма: Повесть
Жанр: Историческая проза Объём: 33613 знаков с пробелами Раздел: "Опаленные войной. книга 1" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
ОПАЛЁННЫЕ ВОЙНОЙ. (ВОЕННАЯ ИСТОРИЯ МОЕЙ СЕМЬИ) Повесть в очерках. ГЛАВА 7. ИВАН. В школе учили азбуку, арифметику, затем математику, физику химию. В школе учили русский язык и литературу… В школе учили, что наша красная армия самая сильная в мире и бить врага будет наша доблестная красная армия за пределами нерушимых границ… над которыми тучи ходят хмуро... Ни при каких условиях невозможно было представить, что в деревне, в 150 километрах от Москвы, через полтора месяца с начала нападения на нашу страну гитлеровцев, жители будут думать о возможности оккупации. Опасаясь захвата Кушелово, крестьяне боялись, что подростков почти призывного возраста немцы не оставят в покое, Мария отправила Ивана в Москву вместе с Зинаидой, приехавшей в августе в гости на день, между копанием земляных укреплений под Москвой. Вся столица, от мала до велика, вышла копать укрепления вокруг большущего города. Очень тяжелая работа, но от наплыва добровольцев у трудового десанта, бывало, не хватало лопат и других шансовых инструментов. Ни смотря на всю трагичность сообщений с фронта и приготовления укреплений под Москвой, все по-прежнему были уверены, что к столице фашистов никогда не пустят. Иван был нужен Москве, его молодые сильные привыкшие к тяжелой работе руки оказались очень к месту. А тот был и рад увидеть большой город, с его бесконечными набережными, перечеркнутыми красивыми строгими мостами необыкновенной ширины и высоты. До этого не видел Ванька мостов, и через Сестру, речку разделяющую деревню на две улицы, и через Черную, переправлялись – бродами. Правда в Ошейкино была плотина через Ламу, там стояли турбины, которые вырабатывали электричество. Но плотина –то метра два высотой… Спасская башня оглушила его перезвоном, когда он проходил между кремлевскими стенами и невероятно высокими красивыми палатами… здания, как он потом узнает, исторического музея. Как интересно прогуляться по Красной площади с невероятно красивой церковью – многоглавого... и не посчитать, собора Василия Блаженного. Чудно пройти по площади, где, по центру, стоял мавзолей великого Ленина... напротив огромного магазина, и Нескучному саду с выходом на Москву-реку. Пройти по ее паркам, скверам, ну и, конечно, будто сказочным, универмагам, булочным, мясным лавкам, хозяйственным, мебельным... увидеть, что могут купить москвичи. Такое и представить в деревне было невозможно… Многое из того, что видел и представ ить не мог, он как будто попал в волшебный сон, который стал повторяться от раза к разу. Ивану было приятно слушать московский говор, люди говорили по другому, чем в деревне. Ивану было приятно слушать непривычные звуки гула Москвы с клаксонами автомобилей, шумом улиц и площадей, звоном трамваев на железных поворотах рельсового пути, и другими необычными звуками знаменитого города. Дорога из деревни до Зининой комнаты показалась Ваньке бесконечной… но до безумия интересной. Он увидел врытые людьми огромные рвы, через все поле несмотря на то, что местами на поле еще оставались пятна желтеющей пшеницы. От вида разоренных полей у деревенского парня зудело в груди, всеми своими мышцами он понимал масштаб увиденного разорения. В Кушеловской тишине было совсем тихо, и много-много птичьих трелей, и простора. Всегда старался Иван все выполнять до конца и домашние задания в школе, и книги прочитывать до задней обложки… хотя надо признать, бывало силы воли не хватало на скучное. Дома немножко хотелось лениться, но вечером накормить и запереть скотину Иван брал на себя и изо дня в день занимался этим с удовольствием, а когда мама устанет и сам подоит коров. Сильно переживал если чего-то не получалось или не успевал. Трудная задача или недостаток сил на трудную работу не останавливали подростка, а заводили в нем струны, позволяющие зазвучать его упрямству или, если хотите, настойчивости, достичь требуемого результата. Это касалось всего и в малом, и в большом. ГТО требовало подтягиваться 10 раз, сначала не получалось, но с каждым подходом парень увеличивал результат, он находил в себе силы, он их организовывал, и скоро достиг намеченного результата, а потом и превзошёл его в разы. Промежуточный результат его не успокаивал, заставлял еще и еще раз пытаться выполнить задуманное. Кумиром у Ивана был Егор. Он так хотел быть походим на Егора, когда Алексея взяли подмастерьем в кузню вместо Егора, Иван еле сдерживал слезы от обиды, ведь ему еще рано горн раздувать. Да и играть оставалось только с Шуркой, девчонкой. Долго пришлось привыкать к этой участи, но делать нечего пришлось, ведь через пару лет Леша точно поедет поступать в военное училище после окончания школы, тут то я и заменю его в кузне. Когда в тридцать седьмом Егор ушел в армию, в доме стало пусто. Оказывается, ожидание по вечерам старшего брата и сестры с работы, было самым приятным ощущением. Это секретное ощущение предавалось друг от друга всеми членами семьи, и большой радостью, и спокойствием посещало их дом, когда все собирались, наконец, на ужин за большим столом. И вдруг Егор уехал, а Евдокия в скорости вышла замуж за Федора Русакова, который, наоборот, пришел из армии. Все старшие стали как-то сразу совсем старшими, стали совсем взрослыми. Они стали жить отдельной жизнью, они как будто ушли из большой семьи, в которой жил Ванечка. В 1940м родной дом покинул и Леша, поступив в Великолукское военно-пехотное училище. Оставалось только ждать и выстраивать в мечтах свое будущее. Летом 41го из армии должен вернуться старший брат – Егор. Правда он наверно, то же быстро женится. И, как и у Дуси с Федором, у него тоже появятся дети, и своя отдельная… от Ивана жизнь. Зина говорила, что на строительство укреплений Иван поедет вместе с ней, но обстоятельства оказались опять сильнее Широковых. В последний момент Зинаиду оставляют в Москве, Зина начинает работать хирургом, Зина начинает ассистировать на операциях в госпитале, слишком тяжела война и слишком много раненных. А Иван с молодыми и взрослыми людьми едет копать землю, создавая огромные ямы, вокруг города, в которые должны провалиться танки врагов, осмелившихся посягнуть на покой нашей столицы. Вереница грузовых машин со сколоченными скамейками в кузовах, загруженных людьми, двигалась по Минскому шоссе к Можайску. Полуторки уже второй час трясли души своих наездников по кромешной жаре августовского дня. С шоссе они свернут еще только минут через тридцать, сорок, а пока можно наслаждаться ветром и жарой, дуэт которых приятен и свеж и дает надежды на легкую прогулку. Иван сидел в заднем ряду кузова по правой стороне автомобиля. Пока не выехали из Москвы, он не мог оторвать свой взгляд от многоэтажных зданий, мимо которых неспешно, иногда по мостовым проезжала их колонна. Улица за улицей, потом Мост, улица за улицей опять мост, приветливые и неприветливые здания старой и новой постройки как будто притаились своими кварталами, опасаясь возможности нападения на них. Кирпичные трубы, торчащие на высоту птичьего полета, из кварталов многоэтажных зданий, корпусов цехов заводов, теснящихся в трущобах трудовой Москвы, как дозорные, следящие за огромным небом, своей опасностью придавившим огромный город. Столица внешне жила еще довоенной жизнью, признаками изменяющихся условий были конные разъезды внутренних войск, гарцующие по московским улицам, установленные у мостов зенитные орудия и грузовики с прожекторными установками в пол кузова, стало меньше прохожих, по Москва-реке не шныряли прогулочные трамвайчики и катера. Зато шли колонны грузовиков, загруженные людьми, едущими в Подмосковье на строительство укреплений. Иван был счастлив, что он как большой оказался частью этих людей, оказался полезен и нужен Столице. Иван был горд, что увидел этот прекрасный советский город и очень рад, что может помочь ему своими сильными, не по годам, руками. Машины, выплевывая сгоревший бензин, долго ехали по шоссе и ветер, и жара, и вращающееся под кузовом колесо успели надоесть пареньку. Подросток уже несколько минут рассматривал профиль милой девушки, сидевшей на два ряда впереди его по левому борту машины, никак Иван не мог отвести свой застенчивый взгляд от милых черт невысокой красавицы, и при этом томительно боялся, что кто ни будь заметит его интерес. «Как же я ее раньше не заметил» - корил себя парень, смущаясь тщетно пытаясь рассмотреть под лавкой ее оголенные ноги, скрытые от его глаз. "Интересно, сколько ей лет... маленькая... наверно младше меня." Наконец прибыли к месту назначения. Руководители строительных работ формировали из прибывших отряды человек по тридцать – пятьдесят, определяли подразделениям место работ. Начинался бесконечный, монотонный копательный труд. Иван сделал, казалось, все возможное, чтобы попасть в одну бригаду с понравившейся девушкой, но у него ничего не получилось, и получать инструмент он пошел в составе бригады, где его симпатичной девушки не было. Пришлось работать далеко от нее, поначалу изредка он пытался найти ее взглядом. Через какое-то время Иван полностью увлекся монотонной работой. Руки у парня были сильные и грубые, не смотря на молодость. Совсем скоро у многих землекопов, работающих рядом с ним, начали появляться кровавые мозоли. Иван подсказывал людям как избежать их появление. Как лучше взять лопату, как экономить силы, а люди прислушивались к доброму сильному парню, который знал, как обходиться с доверенным инструментом, выглядел Ваня со стороны, конечно, не на 15 лет…, а, ну скажем, на… 16. Приветливый Иван понравился мужчинам, и, конечно, женщинам, которых было значительно больше, так за шутками и прибаутками приблизился обед. Гудевшее тело у всех копателей требовало отдыха. Ивану сильно хотелось есть, новые знакомства и разговоры перекрыли собой стремление любоваться прелестями удалившейся от него милой красавицы. Он был в эйфории новых знакомств, уверенного и спокойного общения с людьми, которые на много старше, в эйфории новых впечатлений взрослой жизни. Обед, тяжелая работа, затем приблизился вечер. Для сна трудовому десанту была предоставлена рига у проселочной дороги, наполовину забитая сеном. Народу было много и все уместиться на этом сеновале, с каким никаким, удобством не могли, Ивану повезло, он сумел устроить себе вполне приличное гнездо почти на самом верху сеновала, куда люди постарше залезать уже не хотели. Ваня погрузился в сон моментально, как только бросил свою голову на свежее сено. Устал. Мальчик очень устал. Не привычна была, даже для него, такая долгая и обязательная работа по перемещению сотен кубометров грунта… снов не видел. Иван просто провалился в бездну сна, возвращая молодому телу так необходимые силы для будущего дня. Проснулся утром, когда солнце сумеречно уже осветило окрестности и заиграло на самых высоких деревьях своим таким красным утренним цветом. Всем известная утренняя необходимость предложила ему искать укромное местечко для устранения требований организма. Максимально аккуратно, стараясь никого не задеть, мальчик спустился из своего гнезда на землю и не торопясь пошёл к лесу. Утро было прохладным, на траве висели гроздья прозрачной и мокрой росы. Возвращаясь, Иван ежился по колено промочив в росе ноги. Люди спали не только на сеновале. Работников было очень много, поэтому спали под открытым небом, подстелив себе охапку сена, снятую с сеновала. Иван старался не потревожить людей проходя мимо и, тем не менее иногда задевал мокрыми штанами переплетенные спящие ноги. - Ой, вы, что делаете… не надо воды… - на Ивана спросонья смотрели заспанные глаза невысокой симпатичной девушки, которой вчера всю дорогу любовался Иван. Ванька опешил. Он смотрел в ее заспанные глаза и не знал, что вымолвить в ответ разбуженной красавице. Ее образ как будто всплыл во сне. Иван мотнул головой. - Простите меня… - вымолвил, наконец, парень, и начал искать место для того что бы разместить оторванную от земли ногу, и таким образом шагнуть дальше, но при этом не отрывать взгляда от милого видения, вернувшегося из вчерашнего дня грезой утренней росы. Остановившись на островке, где не было спящих ног, Ваня посмотрел на свою утреннюю грезу из холодной росы и горячего ветра, летящего навстречу полуторке. Девушка повернулась на другой бок и уже хотела устраиваться спать дальше. Ощущая полную растерянность, Иван, ни с того ни с сего, нагнувшись к ней поближе произнес… - … а хотите на теплом сене поспать, девушка… - несколько секунд сонное пространство размером в половину человеческой руки молчало. Оно было заполнено только биением сердца Ивана, которое тот слышал громко и четко, как будто держал свое сердце в руках. Девушка повернула голову в сторону Ваньки. Смотря на него удивленно, но с интересом… - Ты чего дурак? … Мальчик, иди, спи… - и демонстративно повернулась от Ивана на ту же сторону. Иван стоял полусогнувшись, и никак не знал, куда ему идти, как стоять и надо ли, что говорить… Ваня работал метрах в пятидесяти от очаровательной незнакомки из утренней росы и горячего ветра. Они иногда пересекались взглядами, тут же стараясь прервать эту встречу. Но встречи становились чаще, а длительность встреч короче. В конце концов, молодые люди улыбнулись друг другу, взгляды их задержались, сердца забились в унисон. Все вокруг Ивана превратилось в праздник. Кучевые облака на небе заиграли другими красками и выстроились в молочный хоровод. Пчелы, птицы запели любовные песни, прячась за солнечными лучами и зовя за собой в хоровод облачных чувств… Бригады обедали в разной очереди. Незнакомка ушла обедать раньше со своей бригадой, в то время как бригада Ивана должна была работать еще целых пол часа. Накормить такое количество людей в одно время было невозможно, и все работники были разделены на несколько очередей. На отдых давали два часа. Когда Ваня прибежал на кухню, девчонки из утренней росы в импровизированной столовой уже не было. Парень поел на скорую руку и побежал к риге в надежде отыскать там неуловимое видение. Он нашел ее почти сразу, но девочка уже спала нежным глубоким сном «спящей красавицы». Ваня присел рядом. Он смотрел нежным изучающим… совершенно растерянным взглядом, представляя, как легко может опуститься медленно-медленно… и нежно поцеловать ее в щеку. Мальчишка растеряно, с опаской рассматривал милые черты, становящиеся все более и более близкими. Мальчишка быстро и глубоко погружался в состояние влюбленности, а может быть и настоящей… первой любви. - Не мешай парень, пусть поспит, она же устала. Не нажила она еще сил на такую работу. – негромко отвлек внимание Ивана на себя не молодой усатый мужчина. – а ты сам то с какого цеха, или ты с ФЗУ, уж больно молод я погляжу. Иван почувствовал, что ему нечего ответить на прямой вопрос, ведь он не от куда, он не работает на заводе, не учится в ФЗУ, а школа его далека и скорее всего никто не знает где находится Ошейкино. Грани лица его бросились в красное и загорелись. - Я-а-а со стороны привлечен… Доброволец я. – не уверенно произнес парень, поднялся и пошел в сторону. Ване казалось, что до угла риги он шел целую вечность. Ваня сел на землю, уперся локтями в колени и закрыл ладонями горящие уши, пальцами скреб в волосах, как будто мысли мешали его прическе. Глубокие не произвольные вздохи успокаивали волнение, рвущееся из его груди. Во взглядах и переживаниях прошла вторая половина дня. Усатый мужчина что-то спрашивал у милой девушки, показывая взглядом и рукой на Ивана, та улыбалась и пожимала плечами. Ее подружки тоже начали подтрунивать над ней, переводя брови на незнакомца. Она краснела и отталкивала их, отодвигая руками в их сторону воздух. От всего этого у парня щемило в груди и от чувств, и от обиды, но что надо сделать Ваня не знал. Вечером, после ужина он забрался к себе в гнездо и больше с него не слезал до самого подъема. Чувства не отпускали парня, было понятно, что все уже понимают его привязанность к девочке, с которой он даже не сумел познакомиться. И молодые и не молодые люди смотрели на него с иронией, но не с осуждением, понимая, как зацепило Ивана. А плотная женщина из его бригады с добрым лицом с которой еще в первый день познакомился Ваня, в конце концов, подошла к пацану и сказала: - Ванечка, ее Полина зовут, она в лаборатории работает. Не смущайся парень, она очень хорошая девочка. Имя Полина стало как музыка звучать в голове у Широкова. Но познакомиться с ней он так и не решился и в это утро. «Поля… Поля… Поля…» - повторялось и повторялось в Ванькиной голове и когда он бросал землю, и когда выдирал киркой очередной валун из спрессованной земли, и когда смотрел в облака, переводя дух, когда слушал жаворонка – поющего высоко-высоко. Он не заметил, как объявили обед. Иван не пошел в столовую, он опрометью побежал к риге в надежде найти не уснувшую Полину. Парень долго искал девушку своих грез, но так и не сумел ее отыскать. В конце концов Ваня увидел того усатого мужчину, который вчера заговорил с ним, когда Ваня присел рядом со спящей красавицей. - Здравствуйте… - произнес не громко Иван, растерянно несмело подойдя к усатому мужику…. - Здорово, коль не шутишь. – Посмотрел на него знакомец. – Меня Иван Петрович зовут, ну а тебя, молодой да ранний… - не сводил с Ивана взгляда Петрович. Иван обрадовался, что мужчина пошел на разговор с ним. Тоже присел неподалеку. - Меня? Иван… - Иван Иванович… ой Иван. - Будем знакомы Иван Иванович. – С ухмылкой произнес Усатый собеседник. С минуту сидели молча. - Я так думаю Иван, тебе Полина нужна. - …Вообще – да… - не уверенно подтвердил Иван. - Горе у нее… Иван испуганно посмотрел на Петровича. - Похоронка пришла. Погиб мой давний друг… – ее отец. Она на попутной машине домой поехала. Отпустили ее до понедельника. Мать там убивается. Так что, вот так, – он замолчал. Вытащил курево… Вытащил спички… Смял мундштук папиросы. Неспешно и глубоко закурил. Иван сидел очумевший. Впервые так близко к нему подошла смерть. Подошла тихо, в самых сладких переживаниях, которые никогда не ощущал он в своем сердце. Подошла смерть человека на войне. Когда, два года назад, умер отец, ему было тринадцать, он не ощущал такого глубокого потрясения, как от этой новости о смерти не известного, но уже такого близкого, ему человека. «А ведь Леха и Егор то, поди, уже на войне…» - как огромная заноза промелькнула в голове Ваньки страшная мысль, которая посещала его и раньше. Но она не была страшной. Эта мысль вызывала зависть, уважение к братьям, сожаление, что он еще не дорос до почетной возможности защищать Родину… Теперь ему стало холодно, смерть оказалась совсем рядом, и тут же сменилась вопросом об противотанковых рвах, которые они копали. Кому они здесь нужны под Москвой, или через пару месяцев их начнем копать под Рязанью и Горьким. Вопрос был – ответа не было. Через два дня, приблизительно к пяти вечера, земляные работы на этом участке подошли к концу. Противотанковые рвы в полный профиль были готовы на три с половиной километра по фронту. Одно из направлений возможного танкового удара под Вязьмой было перекрыто, и сотни людей опять поехали в Москву. Иван всю дорогу спал. Он вообще заметил, что если он не работал, то сразу спал. В любой позе, в любом положении его сразу настигал сон. Парень никому не жаловался на постоянную усталость. А, в общем то, все его жалели, он был самый молодой, ему было всего 16 лет (он всегда прибавлял себе год, при каждом разговоре). Домой, в пустое общежитие, пришел уже поздно. Ничего не покушав снял обувь верхнюю одежду и упал на кровать, которую девчата поставили специально для него, за импровизированную ширму из простыней. Отъезд на новый рубеж был назначен на послезавтра. Теперь спать…, спать…, спать… Поздно ночью домой пришла Зина. Богатырский храп за ширмой сразу объяснял присутствие Ивана, и вызывал у Зинаиды улыбку и радость. Она села на табуретку возле его кровати и несколько минут внимательно рассматривала его юношеские и такие родные черты. В понедельник Иван пришел на пункт сбора, к дому культуры «Шарикоподшипника», заранее. Никто не гнал его приходить почти за час до отправления. Но его желание, увидеть и поговорить с Полиной, было бесконечно велико. В разных фразах, разными словами, в разных интонациях Иван выстраивал разговор с милой девушкой. Даже Зинаида, сумевшая провести с ним половину вчерашнего дня, заметила, насколько он оторван от мира и романтичен, но делиться с Зиной он не стал. Не знакомы были Ивану эти чувства, и он боялся их расплескать в улыбках других людей, пусть даже самых близких. По-настоящему люди начали собираться на земляные работы приблизительно за пол часа до отправления. Полина подошла вместе с усатым Петровичем. Не вынимая из уголка губ папироску, Петрович кивком головы поздоровался с Иваном. Иван то же кивнул и слегка поднял руку. Полина отошла от Петровича к своим подружкам, девчата тут же перестали ворковать и улыбаться, постояла в их кругу какое-то время и отошла обратно к Петровичу, скорее всего, чтобы их не смущать. Собирающиеся мужчины и женщины подходили к Полине и Петровичу и соболезновали юной девушке. Казалось, что ее знали, чуть ли не все. А Иван к ней так и не подошел, так и не смог справиться со своим мальчишеским, совершенно не понятным для него страхом, страхом не перед человеком, ни перед делом, которое он должен был сделать… перед собой… страхом перед своей первой любовью. Машина, как и прежде, бежала по Минскому шоссе. День был хмурый и встречный ветер не ласкал Ивановы кудри, а хлестал его по щекам, изредка поливая мелкими холодными каплями голый Иванов лоб. Полина ехала в другой машине, она как привязанная ни на шаг не отходила от дяди Ивана. В этот раз было заметно меньше мужчин. Официально об этом не говорилось, но негласно на устах крутились разговоры об эвакуации завода, куда и забрали мужчин специалистов. Когда съехали с шоссейной дороги, машины то и дело начали застревать в дождевой грязи проселка. И так на половину бабьим плечом доехали до требуемого места. Ваньку с ног до головы забрызгало грязью. Приняв активное участие в освобождении машин от проселочных ловушек Иван, наверно по своей неопытности, выбирал пару раз как роз то место, где грязь летела пуще всего, у крайнего борта машины, толкая в задний борт. Когда колесо буксовало, все ошметки земли, и грязная жижа, были его. Мокрый, озябший, грязный от ботинок до лба парень сел на подножку автомобиля, когда тот остановился, и с него слезли люди. Люди уже разошлись кто на сборный пункт, ну а кому и по нужде, а Иван сидел на подножке машины и устало рассматривал свои грязные, мокрые ботинки. - Пойдем сынок, замерз как цуцик что ли. Ой, а грязнущий… – положив ему на плечо руку, сказал Иван Петрович - Ваня поднял на него глаза, папироска привычно дымилась в уголке его губ. Они медленно пошли к сборному пункту. - Дядя Вань, а где Полина? – тихо спросил Иван, оглядевшись по сторонам. - Сейчас придет. Всему свое время. – Шли совсем медленно, как будто кого-то дожидались. – Не плохой ты парнишка Вань-ша. Где работаешь-то, или учишься. «Что же отвечать то» - мучительно терзался Иван: «…Все равно врать не умею… Лучше правды ничего, все равно нет…» - …Да я к сестре приехал из деревни, она хотела меня с собой на укрепления возить, а ее на работу в Москве, чуть ли не силком оставили. Вот я один и остался… не работаю я нигде. На лице Ивана Петровича появилось легкое брезгливое изумление. Несколько секунд он молчал, потягивая папироску, оценивающе смотря на долговязого парня, будто увидел его впервые. - А сестра то, кто? – спросил Петрович, с прищуром не только глаз… но и голоса. - Зина?.. Зина – студентка медицинского института, ее в больницу забрали. Раненых с фронта много везут. В больницах медиков не хватает. Во ее и забрали. Иван Петрович оглянулся, будто хотел у кого-то спросить подсказки. Опять очень серьезно и испытывающе посмотрел глубоко в глаза Ивана. - Ну чего, сынок, в цех ко мне пойдешь… учеником? Иван опешил, так ли он услышал, что сказал Петрович. Его ли ушам это было адресовано… - …Иван Петрович. Да я…, да я в лепешку разобьюсь… Петрович молчал. - Иван Петрович, а когда на завод?.. Петрович ухмыльнулся. - Ну, ты дал. Вот Москву-матушку окопаем и на завод. – Он помолчал – Я не в какую эвакуацию не поеду, а на фронт меня не отпустят. Или победим фашиста, или умрем здесь, ну скажем на Красной площади… – как будто пошутил Петрович. - Что на Красной площади, – прозвучал приятный девичий голос, и Полина поравнялась с Иванами… - Знакомься, Полина - Иван Иванович… , как тебе Фамилия то… - …Ши-Ш-Широков – заикнулся Широков, забыв от близости к зазнобе своего сердца свою Фамилию. - О… Иван Иванович Широков. Звучит… - усмехнулся Петрович. – Кстати, Полин, он теперь у меня в бригаде работать будет учеником. - Когда это ты успел ему трудовую оформить? - Сейчас вернемся в Москву и сразу в отдел кадров. Так Иван Иванович. - Надо хоть сначала костюм выстирать – заметила, усмехнувшись, Полина. – слегка наискосок поглядывая на грязного мальчишку. Иван отвернулся и начал отряхаться, но одежда была мокрая и грязь, не поддавалась. - Перестань Ваня, сейчас, чуть подсохнет, я тебя очищу. Ну а если вечером возможность будет, застираю. Только бы высохло до утра. – сказала Поля, словно знала Ивана уже давным-давно. У Ивана перехватило дыхание. Он остолбенел, а Полина с Иваном Петровичем потихонечку удалялись от спутника. Иван был счастлив этому ненастному дню, он был счастлив мокрому и грязному костюму, мелкому противному дождю. Его скоро устроят на завод, и, но как взрослый городской, будет зарабатывать деньги и делать такие нужные, какие-то детали…, а может машины… Он будет рабочим… А самое главное, он познакомился с Полиной. Он уже знает эту замечательную девушку, а она знает его. И все это случилось в этот пасмурный дождливый день. Какое счастье!.. На распределении людей по-бригадно, Иван Петрович Большаков определил Ивана в свою артельную бригаду, в которой Большакова назначили Петрович. Пока они не выкопают ров, на этом участке, Иван уже будет работать рука об руку с Петровичем и Полиной. Неподалеку дугой вдоль реки разместилась деревня, в которой и расквартировали трудовой десант. Людей размещали не по домам, а под крышу. Самое главное спрятать людей от непогоды. Еще до ужина Иван убежал искать место на каком-нибудь деревенском сеновале. Поднялся на самую верхнюю точку одного из них и умял гнездо, умял гнездо для двоих. Затем подумал и расширил его на троих. Снял уже не мокрый и встряхнутый пиджак и бросил его на сено, что бы знали – место занято. Спустился вниз и побежал на ужин. Полина с Петровичем уже кушали и, рядом с Полиной, стояла миска с кашей для Ивана. Иван присел рядом. - Чего опаздываешь, уже остыло все. – Высказала как младшему брату Полина. Иван молча приступил к ужину, хорошо наполняя ложку кашей. Заканчивая ужин, ставя кружку из-под чая на стол, Иван Петрович произнес: - Так, я договорился, что нас разместят в дому у одной хозяйки. Я пойду, покурю, а вы тут заканчивайте да подходите ко мне. - Ивен Петрович, а я там место на сеновале нам на троих сделал. Большаков задержался. Глазами обвел столы. Лицо его выражало вопрос. - Ну, я не знаю… Мне там остограмиться предложили, …я отказываться не хочу… Полина ты-то как на это смотришь? - …На сеновале… Интересно, дядя Вань, я на сеновале никогда не спала. - …Так. Ну вот, что… Возьмёте одеяла у хозяйки и делайте что хотите, а я от самогоночки не хочу отказываться. – Петрович опять провел неровным взглядом по столам, о чем-то напряженно раздумывая. - Иван, ну-ко отойдем в сторонку. Иван большим глотком допил чай несмотря на то, что тот был горячий, и поспешил за Петровичем. - Ты вот что, смотри не балуй там… Полина мне как дочь. Голову отверну, если что. - Иван Петрович – ты чего, да я ради Полины… - Вижу. Вижу твои воспалённые глаза… чего думаешь, не понимаю, как ты к ней дышишь не ровно, думаешь, гормон твой не видно. Оберегать – оберегай. Но трогать… ни-ни. – Петрович покачал вынутой папиросой в воздухе перед ивановым носом. Иван преданно смотрел в глаза Петровича, готовый ради Полины на все. Свежее сено было ароматным. В широкие щели между досками фронтона светил молодой месяц. Его полуночный не живой свет, пробившийся острыми лезвиями через обрешетку, разделяющую сеновал и тропинку млечного пути, разрезал пространство под крышей на несколько темных карманов ночи. Полина, завернувшись в одеяло, беззвучно спала защищенная от своего горя заботой Большакова и привязанностью Ивана. А Иван, будучи младше Полины на четыре года, любовался милыми чертами любимой девушки, освещенные теплыми полосками холодного лунного света. Иван не знал, что Полине девятнадцать, понимал, что она старше его. Он предполагал, что Полине лет семнадцать, ведь выглядела она чуть ли не младше его самого. Везде представляясь шестнадцатилетним юношей, предполагал, что Поля ему простит узнав, что он родился на год позже, ну ладно потом узнает, что на два. Лунный свет обволакивал сном пространство сеновала, обволакивал сном обитателей сенного - сонного царства и вскоре забирал всех в волшебный мир снов и лунных грез. Затуманенное сознание Ивана каким-то образом вырвалось в лунный свет через щели обрешетки и, паря в звездном пространстве млечного пути, опустилось на проселочную дорогу у околицы деревни. Иван увидел солдат. Солдаты стояли ровной шеренгой с винтовками на плече в лунном свете молодого месяца, строй был длинный и не заканчивался в мареве лунного света. Они стояли томно и молча. Потом как по команде повернулись, и строго пошли прочь от Ивана, растворяясь в лунном свете как в тумане. Иван посмотрел на другую сторону дороги и увидел еще двух солдат. Приглядевшись повнимательнее, Иван узнал сначала Алексея, а потом Егора. Алексей улыбнулся Ивану, кивнув головой, как он это сделал отъезжая год назад поступать в военно-пехотное училище в Великие Луки, повернулся на право, и пошел в лунный свет. Иван хотел остановить брата, он пытался ему кричать, но язык как будто прирос к небу, и Иван не мог выдавить из себя ни единого звука. Иван ещё и ещё раз пытался крикнуть Алексею изо всей силы, но все тщетно, Алексей растворился в лунном свете, как и другие солдаты. - Оставь его, Ваня. – Сказал Егор. В следующее мгновение Иван почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука. Иван повернул голову и в изумлении узнал Федора Русакова. Он тоже был в военной форме с винтовкой на плече как все другие солдаты. Слегка улыбаясь, он смотрел на Ивана добрыми глазами. - Федя, а ты что здесь делаешь? Федор не ответил. Федор молча перешел пыльную дорогу, погружаясь в зыбкий лунный свет. Федор встал рядом с Егором, где, только что, стоял Леша. - Егор. – Вымолвил Иван и хотел подойти к брату, но попытка была тщетной, не смог. Ноги приросли к пыльной дороге, ему не хватало то ли силы, то ли воли двинуться в сторону брата. – Егор, как ты братишка. Где ты сейчас? Брат улыбнулся. - Нормально… Придет время расскажу. А сейчас иди, спи Ванечка. Иван почувствовал, как лунный свет разрезает пространство сеновала, и запах свежего сена растворяет сознание... Уют теплого одеяла не отпускал утренний сон. Ивану снилась Полина, ему снились ее волосы, ему снился запах ее вьющихся волос, ее волосы касались Ивановой щеки. Слово волосы хотелось повторять и повторять… и не хотелось, чтобы этот сон кончался… Ее волосы закрывали собой лунный свет, давая надежду на долгое светлое будущее, которое должно наступить вот-вот… Иван открыл глаза, волосы Полины гладили щеку мальчишки и касались подбородка. Явь была лучше сна и всего, чего было в жизни парня ранее. Иван пытался сдержать любое свое движение, делая все, чтобы защитить сон любимой девушки. Два молодых человека во сне приблизились друг к другу вплотную, ища защиты от прохладного воздуха. Два калачика юных тел завернутые в разные одеяла лежали вплотную, желая отдыха. Иван, не шевелясь, снова и снова, еще и еще раз вдыхал запах волос Полины. Иван не хотел, окончания этого чуда. Внутренние движения организма переполнялись желаниями мужской нежности. Шли минуты… на улице появились проснувшиеся после ночи люди. Просыпалось утро нового дня. Полина очнулась от сладкого, сладкого сна. Слегка отодвинула голову от Ивана. Как бы, извиняясь, снизу-вверх посмотрела в его глаза через свою челку, еще не зная, что он не спит, по-детски улыбнулась в открытый взгляд Ваньки всем своим смущением… Продолжение по ссылке: http://www.proza.ru/2016/07/17/145 Русаков О. А. 2016 г. Тверь. © Олег Русаков, 2023 Дата публикации: 18.06.2023 05:51:11 Просмотров: 857 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|