Маска

Виктор Лановенко

Форма: Повесть
Жанр: Детская литература
Объём: 76158 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

МАСКА

1.
Медведь по имени Михайло Потапыч имел вредную привычку обходить собственные владения ни свет, ни заря. Лес ещё дремал. Ещё спал Ёжик, свернувшись клубочком. Заяц с Зайчихой тоже спали, крепко обнявшись. Они вздрагивали одновременно, потому что смотрели один сон на двоих.
Но стоило забрезжить рассвету и чирикнуть первому воробью, как Медведь тут же выбирался из мягкой кровати и начинал делать зарядку на свежем воздухе. Обычно он два раза приседал и три раза отжимался. Потом сладко потягивался и начинал обход своих владений.
Перво-наперво Михайло Потапыч спускался к реке, затянутой дымкой тумана, напивался от пуза студеной воды и переходил речку вброд. Оказавшись на другом берегу, Медведь усаживался на полянке, подпирал голову лапой и слушал, как растут подосиновики и маслята, белые грибы и ядовитые мухоморы. От этой поляны было рукой подать, в смысле лапой, до мастерской Ёжика, лесного художника.
В тот день, о котором пойдет речь, Медведь случайно встал не с той ноги и теперь немножко нервничал. Когда он приблизился к мастерской Ёжика, то не стал дергать веревочку звонка, а пнул дверь ногой. Та, разумеется, сорвалась с петель.
– Эй, ты! Колючка пузатая! – заорал Медведь. – Ну-ка, живо поднялся! Солнце взошло, а он дрыхнет. Художник, понимаешь!
В проеме двери появился испуганный Ёжик. Лапки у него тряслись, и бедолаге никак не удавалось протереть сонные глазки. Медведю сделалось совестно. Он хотел произнести ласковое слово, но вместо этого поднес кулак к самому носу Ёжика и сказал:
– Ух, я тебя...!
– Виноват, Михайло Потапыч, – начал оправдываться Ёжик. – Всю ночь работал. Выполнял ваш заказ.
– Какой ещё заказ? – удивился Медведь.
– Рисовал, – сказал Ёжик. Он замолчал, посмотрел направо, налево и шепотом добавил: – Я рисовал портрет Царя.
Медведь задумался, вспоминая поручения, которые раздавал подчиненным. Разве всё удержишь в голове, даже в такой большой, как его, медвежья. Тут зверья этого – видимо-невидимо, и каждому он приказывает, сделай то, сделай это. А как иначе? Без Медведя Земля остановится.
– А, вспомнил! – выкрикнул он, наконец. – Ну? Чего ждем, Ёжик? Тащи портрет. Показывай.
Ёжик скрылся в мастерской. Было слышно, как он вздыхал и кряхтел. Но вот показалась спина Ёжика. Он упирался из последних сил, тащил картину, такую огромную, что она еле-еле пролезла в дверной проем.
Потом Медведь и Ёжик долго стояли перед этой картиной. Молчали. Медведь задумчиво смотрел на полотно, почесывал лапой за левым ухом. А Ёжик поедал глазами Медведя. Казалось, еще чуть-чуть и он сумеет прочитать мысли Михайло Потапыча. Но мысли не читались. То ли их не было видно, то ли просто не было.
Первым заговорил Медведь.
– Это кто? – поинтересовался он.
– Лев, – напомнил Ёжик. – Царь зверей.
Они снова замолчали. Теперь Медведь стоял, почесывая одну лапу о другую, а Ёжик переминался на тонких ножках за его спиной.
– Слушай, Ёжик, – начал Медведь издалека, – ты когда-нибудь видел Льва? Только по-честному.
– Никогда, – признался Ёжик.
– А как же это? – Медведь кивнул в сторону картины.
– С ваших слов, Михайло Потапыч. Вы посмотрите внимательно. Вот хвост, тонкая веревочка с кисточкой на конце. Это вы так сказали, – быстро добавил Ёжик. – Хвост похож?
– Хвост? Ну, да, вроде похож.
– А здесь морда, – продолжал Ёжик, указывая лапкой в угол картины.
– Что!?
– Извиняюсь, не морда, а лицо. Надменный взгляд желтых глаз, свирепые клыки, нечесаная грива.
– Это я сказал, нечесаная? – насторожился Медведь.
– Вы. Клянусь мамой.
– Я был неправ. Грива чесанная. Она такая... внушительная.
– Ладно. Сейчас исправим, – быстро согласился Ёжик.
Он вынес из мастерской кисточку, обмакнул её в краску и начал править львиную гриву.
– Готово, – сказал Ёжик.
Они ещё немного помолчали, рассматривая портрет. Потом Медведь спросил:
– А почему Лев синий?
Ёжик сделал вид, что обиделся, уж больно хозяин привередливый сегодня, всё ему не так – то грива нечесаная, то цвет не тот. Однако прильнул носом к полотну и стал изучать детали.
– Да, – согласился Ёжик, спустя некоторое время, – действительно синий. Может быть, он замерз?
– Это невозможно, – возразил Медведь. – В Африке жарко. Переделать!
– Да не вопрос, – сказал Ёжик. – Сейчас исправим.
Он перемешал краски и стал наносить широкие мазки вдоль и поперек.
– Вот, – произнес Ёжик, любуясь картиной. – Теперь, как живой.
– Мда, – сказал Медведь. – Знаешь Ёжик, ты напиши сверху – Лев. Царь зверей. Чтобы не было сомнений. А то я запутался – Лев, не Лев, похож, не похож.
– Хорошо, – сказал Ёжик и принялся рисовать буквы золотой краской. От усердия он высунул язык и повторял вслух каждую написанную буковку: – Л-е-в, Ц-а-р-ь З-в-е-р-е-й. Готово, Михайло Потапыч!
– Вот, теперь другое дело, – обрадовался Медведь. – Ведь можешь, когда тебе подскажут.
Ёжик выпятил грудь, надулся от гордости и выпалил:
– Михайло Потапыч, разрешите, я статую изваяю?
– Чего? – не понял Медведь.
– Деревянную скульптуру, – пояснил Ёжик. – В полный рост! Будет, высокая, как вон та сосна. Назову её Лев на троне! Представляете? – он немножко подумал и принял новое решение: – Да что там деревянную. Я из камня вырублю. Из гранита.
– Может, не стоит?
– А я вырублю! – Ёжика понесло, он уже не мог себя сдерживать. – На меня вдохновение накатило. Прямо вот сейчас и начну тесать гранит. А, может быть, лучше из мрамора?
– Ох, не люблю я вашего брата-художника, – признался Медведь.
– За что не любите, Михайло Потапыч? – удивился Ёжик.
– За ваши художества! И чтоб никакого гранита! Ты понял?
– Да понял, понял. Это и ежику понятно.
Медведь развернулся и потопал в глубину леса. Спина его раскачивалась из стороны в сторону, и по спине было видно, как сильно он недоволен Ёжиком.
Оставшись в одиночестве, Ёжик загрустил.
– Скульптуру они, видишь ли, не желают, – печально пробормотал он, и чуть было ни заплакал от обиды, но вовремя почувствовал, как его распирает изнутри что-то веселое и радостное. Ёжик засмеялся и закричал громко, чтобы слышали и деревья, и мастерская с выбитой дверью, и мухоморы на грибной поляне: – Ха! И не надо скульптуры. Я сделаю маску Льва. Такую страшную масочку, что все упадут. Сделаю! Сделаю! Потому что вдохновение прет со страшной силой. А с ним бороться бесполезно. Это все равно, что бороться с восходом солнца.

2.
Утренний лес пахнет особенно. Медведь как раз об этом размышлял, поднимаясь на Козью горочку. Возьмем, к примеру, полдень, думал он. В середине дня здесь висит хвойных дух, густой-прегустой. Другое дело – утро. Утром всякая травинка пахнет по-своему. Будто от каждой поднимаются тонкие ароматные ниточки. Они не смешиваются, не превращаются в кашу-размазню.
Мне даже головой вертеть не надо, рассуждал Медведь, и так всё понятно. Вон там куст жимолости. Ух, ты, как пахнет! За ним земляничная полянка. С этой стороны осиное гнездо, а под старым лопухом растет семейство опят, штук двадцать, не меньше. За теми деревьями бьет родник. И сейчас из него пьет воду куница. Надо бы её шугануть, но…, Медведь поднял голову и втянул воздух, навстречу ему кто-то шел. Лиса, определил он по запаху. Далековато, правда, но точно Лиса. Вот уж с кем не хотелось встречаться, так это с рыжей плутовкой. Вечно запутает, оплетет словами. Потом чувствуешь себя не мудрым хозяином леса, а мухой, застрявшей в паутине. Можно ещё свернуть с тропы, обойти Лису стороной. Но это позор. Медведи так не поступают, решил Медведь.
Вскоре между деревьями замелькал пестрый лисий наряд.
– Только спокойно, – сказал себе Михайло Потапыч.
Он расправил плечи, втянул пузо и сделал вид, будто знать не знает, с кем сейчас встретится.
– Лиса?! – удивился Медведь. – Ты что ли?
– Ой! – взвизгнула Лиса и упала в обморок. Но тут же открыла левый глаз и спросила: – Как у тебя получается? Такой большой, а ходишь тихо, веточка не хрустнет, травка не зашуршит. Ты летаешь, Мишенька, или как?
– Кх, кх, – сказал Михайло Потапыч. Ему было приятно слушать Лису. Казалось, слова плутовки делали медвежью тушу и вправду невесомой, того и гляди, поднимется над землей. А голосок лисий был сладок, как мед.
– Ну, здравствуй, Мишенька, – сказала Лиса, поднимаясь и отряхивая с плеча травинки. – Здравствуй, наш ненаглядный, всеми любимый. Какой ты у нас стройный, подтянутый. Небось, зарядку делаешь по утрам?
Медведь повертел головой и спросил строго:
– Что тебе надо, Лиса?
– Ой, да, что мне надо, бедной, беззащитной зверушке? Можно сказать, ничего не надо. Я и малым довольна, Мишенька. И всё благодаря твоим заботам. Я всем говорю, и Волку, и Сороке – хороший у нас хозяин, ох, говорю, хороший!
– Значит, ничего не надо? – спросил Медведь.
– Ничего, – сказала Лиса. – Только подарочек тебе вручу. Баночку меду. Вот, принимай.
Баночка оказалась маленькой, на один зуб, но аромат от неё шел такой, что перебивал другие запахи и сейчас Михайло Потапыч втягивал двумя ноздрями только дух свежего липового меда.
Медведь сомкнул челюсти так, что захрустели зубы, и спросил ещё раз:
– Точно ничего не надо?
– Ничего, – отчеканила Лиса.
– Тогда я попробую, – сказал Медведь и одним движением языка вылизал мед из баночки. Потом он лизал ещё и ещё, но там уже было пусто. Медведь продолжал лизать баночку изнутри и снаружи, он так увлекся, что казалось, хочет вылизать стекляшку под ноль, как сосульку.
– Вкусно тебе? – пропела Лиса.
– Ух, ты, – спохватился Михайло Потапыч. Он совсем забыл про Лису, а она вот она. Придется Медведю быть повнимательней. – Так говоришь, ничего не надо? – спросил он в третий раз.
– Ну, может быть, самую малость, – сказала Лиса. – Даже беспокоить тебя неудобно. Видишь ли, Мишенька, в этом году малины уродилось – видимо-невидимо. И такая сладкая, вкусная.
– Да, – согласился Медведь, – малины много.
– В том то и дело, Мишенька, – обрадовалась Лиса, – малины много и собирают её все, кому не лень. А я прошу тебя – запрети собирать малину всем, кому не лень. Я сама всё соберу. И сама продавать буду. Упаковочку сделаю веселую, праздничную. С бантиком.
– С бантиком, говоришь?
– С бантиком, стройный ты наш. Синий бантик для мальчиков, розовый для девочек.
– Подожди, – засомневался Медведь, – а кто станет покупать малину, если она растет бесплатно?
– В том-то и дело, Мишенька, – сказала Лиса, – такая вкуснятина – и бесплатно. Это несправедливо.
– Так что же получается? – начал рассуждать Михайло Потапыч. – Выходит, я, Медведь, должен покупать у тебя малину?
– Мишенька, драгоценный ты наш, – заговорила Лиса нежным голоском, – ну, о чем речь? Для тебя, нашего ненаглядного, сделаем скидочку. Десять процентов.
Медведь ничего не понимал в бухгалтерии, но брюхом чувствовал, что его собираются надуть.
– Нет, – сказал он. – Нельзя продавать то, что можно взять бесплатно.
Медведь отодвинул Лису с тропинки и пошел своей дорогой.
– Эй, ты куда, Мишенька? Подожди, – закричала Лиса. – Пятнадцать процентов… Двадцать!
Но Медведь не хотел её слушать. Шел себе и не слушал. Только думал.
Заладила рыжая, проценты, проценты, думал Медведь. А что толку? Он ничего в этом не понимает. Да, Лиса конечно мошенница, желает надуть Медведя. Но чем-то её слова зацепили Михайло Потапыча. Ага, вот в чем дело, догадался он, наконец. Собирается плутовка продавать малину. Дело, конечно, поганое. Просто дрянь, а не дело. Звери такое не одобрят. Но что если он, Медведь, даст разрешение? Не так просто, взял и дал. Нет, он поставит Лисе условие – половину выручки ему, Медведю. А Медведь не жадный, выделит сколько-нибудь на общие нужды. Немножко, но выделит.
Да-а. Если хорошенько подумать, можно и орехи кедровые продавать, и те же грибы, и даже места на водопое. Тут размах нужен. Но не лисий, скромный, а настоящий. Медвежий!
Только боязно очень. Ох, боязно! Вдруг прознает Лев, Царь зверей. И что тогда будет, даже подумать страшно!
Хотя, с другой стороны, где он, этот Лев? Кто его видел. Может, его вообще нету. Так, одни разговоры.
Эх, хорошо бы посоветоваться с кем-нибудь умным, подумал Медведь. Но, если ты в лесу самый главный, с кем советоваться?

3.
Пока Медведь шагал по своему маршруту, размышляя о Царе зверей, в маленьком доме Зайца и Зайчихи текла своя неприметная жизнь. Заяц уже проснулся и готовил морковный салат для жены и единственного сына. Вообще-то, детей у них было много. Зайчиха говорила – сто два, а Заяц уверял, что двести пятьдесят четыре. Может, оба были правы, никто этого не проверял.
Дети давно выросли, обзавелись семьями, и только младший сынок не мог найти свою половину. Старый Заяц иногда злился и выговаривал Зайчихе:
– Этот лентяй ничего не умеет. Похоже, всю жизнь будет сидеть на нашей шее.
– Как это не умеет? – защищала Зайчиха своего младшенького. – Наш Зайчик сочиняет прекрасные стихи.
– Стихи не морковка, их не погрызешь, когда голодный, – ворчал Заяц. – И вообще…
– Ну, договаривай, – сказала Зайчиха, подпирая лапками бока.
– Трус он, вот что я тебе скажу.
– Ну, знаешь, – возмутилась Зайчиха, – мы все не храброго десятка. Ты тоже не герой.
– Не герой, – неохотно согласился Заяц. – Но твой Зайчик вообще… Ветерок, подует, он под кровать лезет. Недавно повел его знакомиться с молодыми зайчихами, так он все время прятался у меня за спиной, пока я это…
– Что «это»?
– Ну, показывал, как надо знакомиться.
– Зато, разбуди нашего Зайчика в любое время, он тут же стишок сочинит, – похвасталась Зайчиха. – Хочешь, проверим?
– Нет, ну, зачем. Пусть отдыхает маленький, – сказал Заяц, поправляя одеяло на сыночке. – Ему торопиться некуда.
– Нет, мы проверим, – сказала Зайчиха. Порой она становилась настойчивой. Тогда старый Заяц поджимал хвост и помалкивал. – Зай-чик, – тоненьким голосом пропела Зайчиха, – просыпайся, миленький. Папа приготовил вкусный салатик. Из морковочки.
– Не хочу из морковки. Хочу из капусты, – сказал Зайчик капризным голосом. Глаза он не открыл, только повернулся на другой бок.
– Ой, а что это спускается на паутинке? – спросила Зайчиха, подмигивая Зайцу. – Это маленький-маленький паучок.
– А-а! – закричал Зайчик, прячась под одеяло с головой. – Боюсь паука! Боюсь! Спасите, помогите!
– Ну, что ты, родненький, – запричитала Зайчиха. – Не бойся. Мама пошутила.
– Правда, пошутила? – спросил Зайчик из-под одеяла.
– Ну, конечно. Мама хочет, чтобы ты придумал стишок. И почитал его папе.
– А можно я отсюда почитаю, – спросил Зайчик из-под одеяла.
– Конечно, как тебе удобно.
В доме наступила тишина. Заяц навострил уши и даже услышал, как стрекочет кузнечик на земляничной поляне. Прошла целая минута, прежде чем из-под одеяла раздался приглушенный голос. Это Зайчик читал стихи.
Всех бы я запарил,
Взял бы на испуг,
Если бы Медведем
Я родился вдруг

– Ну, что скажешь? – обратилась Зайчиха к мужу.
– Хороший стишок, – ответил Заяц. – Только вредный очень, – он приподнял уголок одеяла и сказал: – Сынок, ты этот стих больше никому не рассказывай. А то у папы будут неприятности. Может, что-нибудь другое придумаешь?
– Лирическое, – подсказала Зайчиха.
– Это можно, – согласился Зайчик. – Только мне нужно в окошко выглянуть. Чтобы впечатлений набраться.
– Давай, – одобрил отец, – набирайся.
– Ага, а вдруг там что-нибудь страшное. Боюсь!
Кое-как довел Заяц сына к окну и стали они смотреть. А там деревья огромные нависают над домиком, кусты лохматые хмурятся и трава шевелится, как живая. Зайчик с перепугу закрыл глаза, вздохнул глубоко и начал читать стишок. Лирический, как мама просила.
Эта дикая природа
И высокая трава
Наполняют кислородом,
Аж кружится голова.
Нету улиц, закоулков,
Но, куда ни посмотри,
На деревьях зреют булки
С пудрой сахарной внутри.

Старый Заяц даже прослезился, так ему стишок понравился. Затем выглянул в окошко и долго высматривал что-то. Потом спросил:
– Сынок, а где булки?
– Какие булки, папа? – удивился Зайчик.
– Ну, которые с сахаром. Я ещё подумал, чего они на деревьях растут?
– Оставь ребенка в покое, – вмешалась Зайчиха. – Он еще не завтракал. Кстати, салатик сделай другой. Не с морковкой, а с капусточкой, как Зайчик любит.
Заяц опустил голову и отправился на кухню готовить салат. Шел и ворчал по-стариковски:
– Этому ребенку впору мешки ворочать. С капустой. С огромными кочанами, как голова у Медведя. А он стишки пописывает. Бездельник.

4.
Вдохновение приходило к Ёжику редко. Второго и четырнадцатого числа каждого месяца. В остальные дни он обычно ел мухоморы и лежал у себя в мастерской за мольбертом.
Сегодня было как раз четырнадцатое и вдохновение распирало Ёжика с такой силой, что он мог лопнуть, как воздушный шарик. От этой беды было только одно спасение – немедленно создать шедевр. Другими словами, из ничего сделать такую штуковину, от которой все упадут в обморок. Хотя бы в короткий.
Ёжик знал, чего хочет. Он создаст маску Льва, которая будет живее настоящего Льва. И всякий зверь от трусливого Зайчика до гордого Михайло Потапыча будут стоять навытяжку перед этой маской.
Из чего делать маску, задумался Ёжик? Бумага порвется. Глины у него отродясь не было. Можно из дерева. Вырезать скулы, заточить зубы, просверлить дырочки глаз. Потом шлифуем, красим, сушим… Нет, не пойдет, решил Ёжик, слишком долго. Вдохновение столько не продержится.
В поисках нужного материала, Ёжик бросился в мастерскую. Перевернул все полки, выгреб хлам из шкафов, разбросал картины и кисти. Ничего. Но тут его взгляд задержался на серой коробке, задвинутой в дальний угол. Обыкновенная коробка для хозяйственного мыла. Ёжик использовал это мыло, чтобы отстирывать холсты старых картин и рисовать на них новые.
– То, что надо! – обрадовался Ёжик.
Он вытряхнул из коробки два последних куска коричневого мыла и вынес коробку во двор. Он будет создавать шедевр на свежем воздухе, где запах леса напитает Ёжика силой, а небо пошлет провидение.
Дальше Ёжик не думал, он творил. Упорно и долго. Целых полчаса.
Когда закончил, отошел на четыре шага и замер, любуясь маской.
– Ну, прямо вылитый царь! – с восхищением произнес Ёжик. – Как живой… Да, нет, пожалуй, живее живого. Ай, да я! Настоящий художник! Мастер!
В это время какая-то тень промелькнула за спиной Ёжика, только ветер мотнулся по ногам.
– Что такое? – удивился Ёжик. Огляделся по сторонам, никого. – Эх, мне бы граниту достать, я бы такого Льва..., – не успел он закончить мысль, как снова промелькнула тень, но уже спереди. Даже выбила из лапы кисточку. – Да чтоб тебя! – выругался Ёжик.
Он поднял кисточку и на всякий случай навострил иголки, чтобы обидчику мало не показалось. И увидел зайца по имени Зайчик. Тот мчался на Ёжика во весь опор, только уши хлопали по спине. Еле-еле Зайчик притормозил и бросился в ноги Ёжику:
– Спрячь меня! Спрячь! – запричитал Зайчик. – За мной кто-то гонится.
Ёжик осмотрелся внимательно и никого не увидел.
– Никого не вижу, – сказал Ёжик. – Расслабься.
– Да вон, вон, на траве, – сказал Зайчик, указывая лапкой. – Смотри, оно шевелится. Я боюсь!
– Это? Ха! Это же твоя тень.
– Какая страшная, – заволновался Зайчик. – А зачем она бегает за мной?
– Ну, знаешь! – возмутился Ёжик. – Вот что я тебе скажу. Надо выглядеть гордо. Не скачи, как блоха, а ходи медленно, с достоинством. Вот так.
Ёжик прошелся по двору, выпятив грудь и задрав черный носик.
– Если я буду так ходить, – сказал Зайчик, – меня тут же... Ой, боюсь, страшно!
– А ты свернись клубочком и выстави иголки наружу, – посоветовал Ёжик. – Пусть только попробуют!
– У меня нет иголок, – сказал Зайчик.
Ёжик не поверил, обошел Зайчика вокруг, даже пощупал серый заячий мех, и очень удивился:
– Действительно, ни одной иголки, – покачал он головой. – Знаешь, Зайчик, это большой недостаток. Очень большой.
– Спрячь меня, Ёжик!
– Зачем? – спросил Ёжик. – Тень уже не гонится за тобой. Вон, сидит, как миленькая. Или ты что-нибудь натворил?
– Натворил, – признался Зайчик, едва ни плача. – Я погрыз молодые побеги. Я не хотел! Я бегу, а они растут. Думаю, дай пробегу мимо, как будто я их не вижу... И погрыз.
– Знаешь, почему тебя все обижают?
– Нет.
– Потому что вид у тебя противный, – сказал Ёжик. – Дрожишь, глазки косые из стороны в сторону бегают. Так и хочется дать пинка! – он на минутку задумался. Пока думал, чесал кисточкой в ухе и морщил нос. – Надо тебе вывеску поменять, – придумал, наконец, Ёжик.
– В смысле, мордочку?
– И морду, и вообще..., – Ёжик очертил лапками круг, будто хотел показать, что в Зайчике ему не нравится: гладкая шкурка, трусливая душонка, и мысли, куда бы спрятаться. – Нарядись каким-нибудь зверем, – предложил Ёжик.
– Божьей коровкой, – обрадовался Зайчик. – Она маленькая, никто не заметит.
– Ха! А Сорока? Тут же тебя склюёт.
– Ой, боюсь Сороки!
Ёжик немножко подумал и предложил:
– Может быть, орлом?
– Орлом! Орлом! – снова обрадовался Зайчик. – Я всегда мечтал быть орлом!
– Ты летать умеешь?
– Нет.
– Орлом отпадает, – сказал Ёжик и начал перечислять: – Иголок нет, летать не умеешь… Слушай, Зайчик, – возмутился он, – ты вообще можешь делать что-нибудь, кроме как бояться?
– Я стихи сочиняю, – скромно признался Зайчик.
– Врешь! – удивился Ёжик. – Поэты трусишками не бывают.
– А я сочиняю.
– Сейчас проверим, – сказал Ёжик. – Ну-ка, давай, сочиняй.
– Про что? – спросил Зайчик.
– Про меня. Как будто я нарисовал такую картину, что все звери смотрят на нее и становятся добрее... А то, понимаешь, обидно, я им нужен только затем, чтобы покрасить забор или потолок побелить.
– Ладно, – сказал Зайчик. – Я попробую.
Он принялся расхаживать перед мастерской взад-вперед. При этом что-то бормотал себе под нос и размахивал лапками, как будто дирижировал, только без дирижерской палочки. Потом остановился, закрыл глаза и стал читать.
Про чудеса давайте петь.
Они сбываются всегда,
Их только надо рассмотреть
В обыкновенном свете дня.
Когда упал, наоборот, –
К вершине устремляйся вновь,
И пусть в душе твоей живет
Надежда, вера и любовь.

– Здорово, – сказал Ёжик. – Мне понравилось.
Он решил отблагодарить Зайчика за этот стишок, задумался. И пришла ему в голову интересная мысль.
– Слушай, – сказал Ёжик, – а давай ты будешь Львом. Повелителем зверей.
– Не хочу повелителем. Боюсь.
Но Ёжик уже загорелся желанием сделать из зайца Льва. Он кружил вокруг Зайчика, примерял и прикидывал, как расположить маску на заячьей голове, как лучше закрепить её.
– Ты только посмотри на эту красоту, – говорил Ёжик, напяливая маску на Зайчика.
– Страшно! – верещал Зайчик. – Не хочу, не буду!
– Надевай, – натаивал Ёжик. – А то не спрячу!
В конце концов, маска оказалась на заячьей голове. Выглядела маска внушительно, особенно её пышная грива, которую Ёжик соорудил из мочалок и выкрасил в ярко-оранжевый цвет. Внутри коробки голос Зайчика преобразился, его жалкое хныканье обрело грозный оттенок. Казалось, это рычит огромный зверь.
Ёжик похлопал по коробке и сказал:
– Замечательно выглядишь! Правда, уши немного торчат, а так вылитый Лев, – Ёжик на мгновение задумался, пытаясь сообразить, чего же не хватает. Наконец, догадался: – А, хвост! – воскликнул он. – Ну, ничего, без хвоста походишь. В нашем лесу никто живого Льва не видел. И так сойдет.
Он немножко отступил назад, чтобы видеть новоявленного Льва во всей красе. Потом спросил:
– Ну-ка, зверь, отвечай, как тебя зовут?
– Зайчик, – сказал Зайчик.
– Нет, – возразил Ёжик. – Ты не Зайчик. Ты теперь Лев, Царь зверей! Ну-ка давай еще раз. Как тебя зовут, зверь?
– Лев, – чуть слышно произнес Зайчик.
Ёжик не на шутку разозлился.
– Что ты пищишь, как комар? Ле-ев, Ле-ев. Тьфу!... Скажи громко и отважно. Лев!
Зайчик собрался с силами, какие еще остались у него и выкрикнул:
– Лев!
Получилось так здорово, что у Ёжика подкосились ноги. Он потерял сознание и упал в траву. А когда пришел в себя, то увидел, что Зайчик в маске Льва теребит его и спрашивает:
– Ёжик, ты умер?
– Нет, – сказал Ёжик, – я упал в обморок.
– От страха?
– Немножко от страха, – признался Ёжик, – а, вообще-то, от счастья.
– Правда? – обрадовался Зайчик. – Значит, я могу делать кого-то счастливым?
– Одного уже сделал.
– Тогда, – сказал Зайчик, – я пойду делать счастливыми других зверей.
– Иди, – согласился Ёжик. – Только помни, ты повелитель. Ты Лев!
– Я запомню, – крикнул Зайчик. Подпрыгнул высоко и помчался в сторону речки.
– Эй! – вслед ему крикнул Ёжик. – Не так быстро. Ты теперь Царь!

Едва Царь убежал, как прилетела Сорока. Уселась на крышу ёжикиной мастерской и давай трещать, выбалтывать Ёжику лесные сплетни.
Он Сороку слушать не стал, закрыл уши лапками и сказал себе:
– Свершилось!
Сорока перестала тарахтеть и спросила:
– Что свершилось, Ёжик?
– Мечта исполнилась, – сказал Ёжик. – Слышишь, Сорока, лети и расскажи всем, что Ёжик гениальный художник. Я гений. Гений!
Он разбежался, подпрыгнул, сложился в клубочек и покатился, весело подскакивая на кочках.
– Ненормальный! – закричала Сорока. Она снялась с крыши и полетела низко, едва не цепляясь крыльями за верхушки сосен. Летела и трещала на весь лес: – Ёжик сошел с ума! Ежик сошел с ума!
А Ёжик тем временем докатился до грибной поляны и встал на лапки.
– Жалкая птица! – крикнул он вслед Сороке. – А я гений.

5.
Больше всего на свет Медведь любил смотреть, как работают другие.
Вот и сейчас он перевалил через Козью горочку и спустился к Живому Ключу, где, не покладая лап, трудился Бобёр. Бобёр строил плотину. Дело в том, что целебная вода родника, пробежав немного по руслу, куда-то потом исчезала. Наверное, возвращалась в родную землю. А плотина, считал Бобёр, перекроет русло и получится озеро. Больные звери смогут пить эту воду, как лекарство. И даже принимать ванну.
Бобёр был неграмотный, не умел ни читать, ни писать, поэтому все чертежи и формулы держал в голове. Ещё у Бобра не было инструментов, если не считать зубов, которые заменяли ему циркулярную пилу. А сам Бобер мог исполнять работу подъемного крана, грузовика и монтажника. Ещё Бобер был молчуном. Он, конечно, не прочь поболтать, но всё время работал. Некогда было.
– Здорово, Бобёр, – сказал Медведь, усаживаясь на пенек.
– Угу, – поздоровался Бобёр, подпиливая зубами ствол ольхи.
– Плотину строишь? – спросил Медведь.
– Ага, – ответил Бобёр.
Он закончил пилить и налег телом на ствол. Ольха упала. Бобёр обрезал ветки, снял кору. На мгновение замер над поваленным деревом. Произвел в уме расчеты. Прикинул объем воды в будущем озере. Определил размеры плотины. Затем вычислил длину одного бревна и отпили, где надо.
– Ну, что, – сказал Медведь, ерзая на пеньке, – теперь с водой будем?
– Угу, – сказал Бобёр и взвалил бревно на плечи.
– Ты, наверно, ещё не завтракал? – посочувствовал Медведь.
– Не-а, – сказал Бобёр и потащил бревно к Живому Ключу.
А Медведь задумался. Если всё получится, как надо, думал Медведь, здесь можно санаторий устроить. И выдавать путевки. За умеренную плату, разумеется. А вон там можно оборудовать лежаки, чтобы больные могли оклематься после целебной ванны. Чуть выше, на пригорке, я поставлю веранду и найму прислугу, решил Медведь. Это для состоятельных зверей. Михайло Потапыч так размечтался, что забыл про Бобра. А, когда вспомнил, то увидел, что Бобёр подрезает очередную ольху.
Эх, подумал Медведь, побольше бы таких работников в моем лесу, которые много работают и мало кушают. Тогда можно крепко развернуться, по-нашему, по-медвежьи. Но в тот же миг на ум Медведю пришел портрет, написанный Ёжиком, вернее, Лев, нарисованный на портрете. И стало Медведю страшно. Вроде хорошее дело задумывает, на общую пользу направленное. Ну, и на свою пользу тоже. Дело-то хорошее, думал Медведь, но есть в нём что-то поганое. Это поганое совсем маленькое, зато очень-очень поганое. И портит всё хорошее, как ложка дегтя портит весь мед в бочке.
Хотя, рассуждал Медведь, взять того же Льва. Только на картинке его и видишь. Только слышишь разговоры, вот, дескать, Лев, Царь зверей. А существует ли он настоящий, живой? Чтобы вот так придти в лес и порвать тебя в клочья. Чтобы шерсть твоя только на кустах висела. Да, тут большой вопрос.
От этих мыслей Медведь елозил и елозил на пеньке, пока не истер его до земли.
В это время Бобёр как раз перерыв сделал. Не для отдыха, а чтобы решить производственный вопрос.
– Потапыч, – сказал Бобёр, – разреши лес пилить в Сосновой роще.
– Это еще зачем? – удивился Медведь. – Там деревья молодые, стройные. Им ещё стоять и стоять.
– Да знаю я, – сказал Бобёр. – Тут, понимаешь, Лиса придумала лавку строить. Чего-то продавать там собралась.
– Так, – оживился Медведь. – И что дальше?
– Просит сделать из хорошего дерева. И задешево.
– Нет! – рявкнул Медведь. – Запрещаю пилить в Сосновой роще. Бери лес у Гнилого болота.
– У Гнилого болота – далеко, – вздохнул Бобёр. – Лисе дорого обойдется.
– Ничего, пусть платит, разбойница, – сказал Михайло Потапыч и собрался, было, уходить. Но вдруг почувствовал, что образ Льва, который был на портрете, а теперь сидел в его голове, образ этот стал бледнеть и расплываться. Медведю представилось, как он делает уступку Лисе, и та отвечает благодарностью. Чем сильнее растворялся образ Царя зверей, тем крупнее делалась благодарность Лисы. Наконец, образ Льва исчез напрочь из головы Михайло Потапыча. Медведь остановился и позвал Бобра.
– Слышь, Бобёр, – сказал Медведь. – Ты пока не пили лес на Гнилом болоте. Может, я передумаю, разрешу в Сосновой роще. Надо посоветоваться.
– С кем? – удивился Бобёр.
Но Медведь был уже далеко. Не ответил.

6.
Когда-то в детстве Медведь приходил сюда с мамой и с папой. Его отец, старый Потап, протягивал огромную мохнатую лапу и говорил с почтением в голосе:
– Смотри, Мишутка, вон логово Волка. Близко не подходи и, вообще, не суйся в это место без особой нужды. Ты понял?
– Понял, – сказал маленький Миша, кувыркнулся через голову и помчался, куда нельзя, в самое логово Волка.
Хорошо, мама вовремя перехватила малыша и надавала легких тумаков в педагогических целях. Единственно, что запомнил тогда Миша – это небольшая поляна, а по ней шагает матерый Волчара, оскалив зубы и сверкая хищными глазами.
С тех пор утекло столько воды, что ею можно наполнить небольшой океан, например, Индийский. Волк состарился. Стая оставила Волка и перебралась в центральный район леса. А логово постепенно ветшало и, в конце концов, превратилось в покосившийся сарай, который не падал, потому что держался на честном слове.
Михайло Потапыч заходил сюда каждое утро, чтобы проведать старика Волка и взбодрить его дружеским словом.
Вот и сейчас Медведь обошел кучу мусора, над которой жужжал рой зеленых мух, и оказался перед сараем. Волк сидел на крылечке, опустив задние лапы в тазик с водой, и подливал кипяток из чайника. Справа от него стояло ружье-двустволка, оно подпирало падающую стену.
– Здравствуй, Охотник, – сказал Медведь и вплотную приблизился к Волку.
– Миш, ты что ли? – спросил Волк, поднимая на Медведя слезящиеся глаза.
– Я.
– То-то ж я смотрю, вроде зашел кто-то, – сказал Волк. – Ты присаживайся.
Медведь собрался опуститься на крылечко, сесть рядом с Волком, но увидел подозрительное коричневое пятно. Брезгливо повел носом и сказал:
– Спасибо, я постою.
– Миш, в ногах правды нет.
– Знаю, Охотник. Только спешу я.
– Деловой стал, прямо куды там, – прошамкал Волк.
– Признайся, Охотник, дети помогают тебе? – спросил Михайло Потапыч.
– Ага, помогают, – насмешливо произнес Волк. – Мечтают, когда я мослы отброшу. Им бы тока мое добро к лапам прибрать. Всё, что нажил, – при этих словах Волк обвел взглядом небольшую поляну, кучу мусора и весь хлам, что остался от логова. – Но я собираюсь ещё пожить! – он протяжно завыл и погрозил небу дрожащей лапой. – Буду жить назло всем!
– Живи и не кашляй, – сказал Медведь и поинтересовался: – Я велел шакалам приносить мясные объедки. Приносят?
– А-а, упыри эти? – скривился Волк. – Та приносят. Одни кости. А у меня, Миш, посмотри, зубов-то осталось два штуки.
– Ладно, разберусь, – сказал Медведь. – Ты хоть из дому выходишь? И, вообще, чего днем делаешь?
– Плачу горькими слезами, – зашмыгал Волк носом. – Смотри, Миш, до чего ты Волка довел.
– Я? – удивился Медведь.
– Меня, Охотника, смельчака заставляешь плакать навзрыд. Нету у тебя, Миша, чувства мужской дружбы.
– Есть, – возразил Медведь.
– А я говорю – нету.
– Хочешь обидеть?
– Вот скажи, Миш, – всхлипнул Волк, – зачем ты придумал эту сезонную охоту? Почему сейчас нельзя косулю или зайчика – пух-пух, и в супчик?
Начинается, подумал Медведь. Опять старик воображает себя молодым, сильным, когда за одну ночь пробегал лес туда и обратно, когда в одиночку валил оленя-самца, и стая преданно шла за ним. Надо подыграть ему, решил Медведь.
– Охотник, – сказал Михайло Потапыч, – надо потерпеть, жди, пока молодняк подрастет.
– Когда этот молодняк подрастет, я его не догоню. У меня ноги больные.
– Займись пока чем-то другим, – посоветовал Медведь.
– Миш, ну, ты простой, в натуре! Может мне грибочки искать? – спросил Волк. – Или малину собирать?
– А что? Неплохая идея. Хочешь, я сведу тебя с Лисой. Она даст проценты, будешь малину бесплатно кушать.
– Миш, ты ваще думай, когда говоришь, – обиделся Волк.
Медведь хотел попрощаться и отправится дальше, но заметил, что ветки молодых елочек, то ли сломаны, то ли обрезаны и валяются там и сям.
– Опа! – воскликнул он, поднимая веточку. – Это что такое? Как будто ножницами постригли?
– Это не я, Миша, – поспешил оправдаться Волк. – Я эту флору терпеть не могу. Я фауну уважаю.
– Заяц, – догадался Медведь, рассматривая ветку. – Вернее, Зайчик, который молодой. Его работа. Вот негодник! Отвел же ему место, так нет, сюда добрался. Надо Зайчика наказать.
– Правильно! – обрадовался Волк. – Этого Зайчика надо конкретно наказать. Миш, дай разрешение на отстрел.
– Ты что, убить его хочешь? – спросил Медведь.
– Не убить, Миша, а покарать по всей строгости закона.
– Нельзя.
– Странный ты какой-то, – удивился Волк. – То нельзя, это нельзя. Миш, ты сам подумай, зачем он нужен, этот Зайчик? Одни неприятности. Вот, смотри, флору погрыз. Зубы у него очень вредные, чик-чик-чик, все подряд косит...
– Нельзя, – строго повторил Михаил Потапыч.
Волк тяжело вздохнул и решил зайти с другого боку.
– Тогда слушай, чего скажу, – начал Волк. – Сорока новость на хвосте принесла. Этот Зайчик, будь он неладен, про тебя стишок сочинил.
– Ну, и хорошо.
– Чего хорошего, Миш? Он такого напридумал… Я даже на память запомнил. Вот слушай.
Волк прокашлялся и стал декламировать, шепелявя беззубым ртом:
Ценит он мужскую дружбу,
В личный верит он успех.
Где лизнуть, где рявкнуть нужно,
Это знает лучше всех!

Они помолчали. Потом Медведь спросил:
– Точно, про меня?
– Ну, не знаю, – произнес Волк. – Сорока сказала, про хозяина. А хозяин у нас кто? Сам знаешь.
Медведь принялся качать головой из стороны в сторону, как будто высказывал сомнения, не про меня, дескать, стишок, про кого, не знаю, не ведаю. Потом начал ходить туда-сюда. Даже на тазик наступил и раздавил тазик. Хорошо, Волк успел ноги выдернуть, а то бы сделался калекой на всю оставшуюся жизнь.
– Ох, не люблю я этих поэтов, – бурчал Медведь, размахивая на ходу лапами. – Жуть, как не люблю.
– Так, может, это, – обрадовался Волк. – Пух-пух, и в супчик?
– Нельзя. Нужен он, – сказал Медведь и заскрипел зубами.
– Кому, Миша? Кому он нужен, морда косая?
– Не знаю. Раз он есть, значит, кому-то нужен.
Михайло Потапыч, не сбавляя ходу, вышел из логова Волка. И даже не заметил, как наступил в мусорную кучу. Потом шел и удивлялся, почему зеленые мухи летят и летят за ним следом.

7.
Если бы у Медведя были часы, он бы знал, что сейчас шесть часов двадцать восемь минут, но часов не было, и Медведь считал, что в лесу половина седьмого утра. В это время Михайло Потапыч обычно останавливался напротив старого дуба. В дубе было дупло. В дупле жила Сорока.
Сорока везде совала свой длинный нос, в смысле, клюв, и знала: где, что произошло, кто, что сказал, кто, как на кого посмотрел. Она собирала всё обо всех и тащила сведения домой. За день набиралось столько фактов, слухов и сплетен, что они не помещалось в дупле. Тогда Сорока усаживалась на ветку и трещала, разбрасывая сведения направо и налево.
Каждый раз, приближаясь к старому дубу, Медведь думал о том, что Сороку нужно приструнить, сказать ей: клюв закрой, трещотка! Выбалтывает всё подряд, сокрушался Михайло Потапыч, а потом выкручивайся, как можешь.
– Эй, Сорока, – крикнул Медведь, подойдя к дубу и высматривая дупло между ветками. – Ты спишь, что ли?
– Прямо там, – сказала Сорока. – Ты куда голову задрал, Михайло Потапыч? Я здесь, в кустах.
– Что так?
– Прибиралась и случайно выбросила кое-что важное. Не могу найти.
Медведь сел на траву, привалился спиной к старому дубу. Ствол был широкий и теплый, приятно грел спину.
– Это хорошо, что не спишь, – позевывая, сказал Медведь. – Репортер не должен дремать. Ну, рассказывай, что нового в лесу?
Сорока выпорхнула из кустов и уселась на ветку фундука, стала медленно раскачиваться на ней.
– Зайчик погрыз молодые побеги, – начала доклад Сорока.
– Угу, дальше.
– Бобер собирается пилить лес в Сосновой роще.
– Так.
– Лиса надумала продавать малину, которая растет бесплатно, –¬ сказала Сорока.
Медведь заскучал, слушая старые новости. Он посмотрел на Сороку. Та продолжала качаться на ветке то вверх, то вниз, как будто хотела убаюкать Медведя. Михайло Потапыч опустил веки и с закрытыми глазами продолжал слушать, как Сорока рассказывает про Ёжика, который сошел с ума и рубит из мрамора большую фигуру, про двух Шакалов, которые что-то сторожат и воруют то, что сторожат.
Трескучий голос Сороки резал слух, но постепенно отплывал всё дальше и дальше, а потом и вовсе затих. Медведь сладко потянулся и тут же треснулся головой о свод. Что это? Его окружали близкие стены, было тесно, не пошевельнуться. И понял Медведь, что сидит он в дупле старого дуба. С трудом высунул голову и увидел лес далеко внизу. Медведь не знал, что боится высоты. У него закружилась голова, забулькала кровь. И будто сквозь туман увидел Михайло Потапыч зверей. Они стояли полукругом перед картиной Ёжика, на которой был нарисован Лев. И вдруг Лев на картине зашевелился и вышел из картины на землю. Издалека Лев казался маленьким, но от него исходил, то ли запах какой-то, то ли какой-то свет, Медведь толком не понял. И от этого запаха, то ли света, каждый зверь начинал испытывать страх и любовь. Медведь даже отсюда, сверху, чувствовал, как сильно звери любят своего Царя и как страшно его боятся. Михайло Потапыч и сам ощутил, что его сердце наполняется любовью, а по всему брюху расползается ледяной страх.
А Лев, между тем, медленно шел вдоль звериного строя и пристально смотрел в глаза каждому зверю, будто хотел заворожить всех. Потом тихо спросил:
– Где Хозяин?
– Здесь я! – закричал Медведь. – Здесь!
Он рванулся изо всех сил. Дупло затрещало, рассыпалось, и Медведь полетел вниз:
– А-а-а-а!...

Солнце уже припекало вовсю, а Сорока по-прежнему раскачивалась на ветке фундука.
– Ты чего раскричался, Михайло Потапыч? – спросила она. – Я всё честно рассказываю, ничего не утаиваю, не скрываю.
– Отвечай, Сорока, ты что искала в кустах? – спросил Медведь. Он еще не отошел от страшного сна, сердце скакало в груди, как испуганный заяц.
– Принесла я, Михайло Потапыч, важную новость на хвосте. Хотела для тебя приберечь, да случайно выбросила.
– Что за новость? – насторожился Медведь.
– Да про Льва, про Царя всех зверей.
– Выкладывай немедленно!
– Нечего мне выкладывать, – протрещала Сорока. – Говорю же тебе, выбросила случайно. Не могу найти. Может, подобрал кто?
Михайло Потапыч поднялся с земли, потоптался на одном месте, разминая затекшие от страха ноги, и направился, было, на восток, как обычно. Но передумал и пошел на запад, где жили Шакалы, которые что-то сторожили и воровали то, что сторожили. На прощание сказал Сороке:
– Ты давай, ищи новость про Льва. Не найдешь, уволю.

8.
Каждая девушка мечтает выйти замуж.
Маленькая Зая не была исключением из правила, она тоже хотела замуж. Своё имя, довольно длинное, она сохранила ещё с детства. Так её называли мама с папой, дедушка с бабушкой и родная тетя, которая жила в соседнем лесу. Потом Маленькая Зая выросла и даже немножко переросла. И теперь родная тетя, которая жила в соседнем лесу, называла Маленькую Заю старой девой. Было обидно. И горько. Тем более что тетя растрезвонила всем, что с такими запросами Маленькая Зая не имеет шансов найти мужа. Вернее имеет, но только один шанс на тысячу.
– Представляете, – говорила тетя любому встречному поперечному, – эта старая дева придумала три необходимых качества для будущего мужа – верность, доброту и храбрость.
Стоило тете назвать первое необходимое качество, как встречный поперечный тут же начинал от души смеяться. А когда дело доходила до третьего необходимого качества, то встречный поперечный падал от смеха на землю и дрыгал ногами.
В последнее время Маленькая Зая любила побыть одна. Она приходила на Ромашковое поле, сплетала венок из ромашек, которые пахли аптекой, и мечтала о будущем муже, о будущих детишках и о собственном домике, который построит её будущий муж.
Вот и сегодня она пораньше сбежала из родительского гнезда, сделала венок и надела его на голову. Ромашки здесь были высокие, ростом с Маленькую Заю, и, когда она шла по полю, её не было видно. Казалось, что венок сам плывет, чуть возвышаясь над желто-белыми цветами. Светило солнышко, жужжали шмели, а на небе кто-то пел, наверное, жаворонок.
Маленькая Зая немножко помечтала, а потом запела, как жаворонок. Только пела она свою песню, которую недавно придумала:
Полевую ромашку сорву.
На судьбу и удачу, надеясь,
Я с любимым своим поутру
На морковное поле завеюсь.

Она спела песенку восемь раз и даже не заметила, что в это время за ней наблюдал Зайчик в маске Льва. Он только что убежал от Ёжика и не мог понять, кто он на самом деле. То ли трусливый заяц, то ли грозный Царь зверей. Когда он направлялся сюда, то встретил огромного Вепря. Кабан смотрел на Зайчика противными свинячьими глазками и скалил клыки. Зайчик хотел броситься наутек, но что-то ему мешало. Наверное, маска. В ней бегать неудобно. Так они и стояли друг против друга – Вепрь и Зайчик. Потом Вепрь вдруг завизжал, как резаный поросенок, и бросился в сторону. Помчался, ломая ветки. Напролом.
А сейчас Зайчик издалека любовался Маленькой Заей. Когда она песенку спела, окликнул её.
– Ку-ку, – сказал Зайчик в маске Льва.
Маленькая Зая, как увидела его, сразу онемела и превратилась в застывший столбик. Может, она подумала, что это Удав. Льва она никогда не видела. А перед Удавом зайцы всегда превращаются в застывший столбик в ожидании, когда Удав их проглотит.
Зайчик, конечно, не знал, что у Маленькой Заи на уме, и решил пошутить.
– Разрешите представиться, – сказал он. – Лев, Царь зверей. Так сказать, повелитель... Что же вы перестали петь, душечка?
Маленькой Зае было не до шуток. Она уже попрощалась с жизнью, и подумала, вот сейчас досчитаю до трех и умру.
Раньше Зайчик стеснялся подходить к девушкам. Но это раньше, когда он был зайцем, а теперь он Лев. Ну, почти Лев. Поэтому подошел совсем близко к Маленькой Зае и сказал:
– У вас замечательный голос. Звучит прозрачно и весело, как горный ручеек, – Он специально подбирал красивые слова, потому что был поэтом. – Что же я раньше не встретил вас? – удивился Зайчик, – Ах, да, раньше я слишком много бегал, ничего не замечал. Молодой был, знаете...
Когда он говорил, его ласковый голос превращался в хрипящий бас, потому что звучал из коробки от хозяйственного мыла. Да еще эхо раскатывалось, как в пустой комнате.
– А вы где живете? – спросил Зайчик. – Там? Или там? И букет у вас просто очаровательный, – он осторожно вынул ромашки из застывших лапок Маленькой Заи и попросил: – Повторите еще разок эту песню. На судьбу и удачу надеясь, – пропел Зайчик, перевирая мелодию. Слуха у него не было, и голос звучал, как вой раненого зверя. – Знаете, – продолжал Зайчик, – иногда так хочется забыть, что ты царь. Хочется все бросить. И царство, и Львицу. И побежать на морковное поле. А там прыгать, кувыркаться... И морковочку – хрям, хрям, хрям!
Маленькая Зая уже досчитала до двух с половиной. Жить ей оставалось совсем чуть-чуть, но Зайчик об этом не догадывался и продолжал шутить.
– Ну, пойте же, – сказал он. – Пойте! Я приказываю! И не злите меня. Иначе ...
Дальше Маленькая Зая уже ничего не слышала. Она умерла. Вернее, она пока упала в обморок. Как подкошенная.
Зайчик перепугался, бросился к ней.
– Что с вами? Вы живая? Живая? – переспрашивал он. – Ах, что я наделал. Глупый Заяц! Глупый, глупый! Картонная голова!
Он подхватил Маленькую Заю, поднял её и удивился, какая она легкая. Потом приложил ухо к груди бедняжки и услышал стук её сердца.
– Она дышит! – закричал Зайчик. – Она живая! Я отнесу её домой. Где она живет? Там? Или там?... А, неважно, я буду носить её на руках всю свою жизнь.
Зайчик в маске Льва шел по Ромашковому полю и нес на своих лапках Маленькую Заю.
– И с любимой своей поутру, – напевал он, – На морковное поле завеюсь...

9.
Дом Шакалов напоминал крепость и одновременно склад товаров широкого потребления. Все жилые и служебные помещения, коридоры, чердаки и чуланы были забиты вещами. До самого потолка. Чтобы перейти, например, из столовой в спальню, приходилось делать туннель, разгребая спрессованное барахло. Легче было прокладывать туннель в сваленных матрасах, в одеялах и подушках. Труднее – в мясных объедках, потому что в объедках попадались кости и стоял неприятный запах.
На пустыре перед домом валялись коробки, вскрытые консервные банки и старые башмаки с оторванными подошвами. Крыша дома была плоской. На ней лежали поломанные лестницы и холщовые мешки. Некоторые мешки истлели. Из них сыпались фосфатные удобрения и гнилая картошка.
Шакалов было два, Молодой и Старый. Ничем особенным они друг от друга не отличались, если не считать, что у Старого шакала на правом боку был облезлый лишай. А у Молодого – на левом.
Утро – это как раз то время, когда шакалы делили добычу. Промышляли они по ночам. Им даже стараться не приходилось, потому что шакалы брали то, что сторожили и ещё немножечко грабили по пути домой, когда возвращались с работы.
Звери жаловались на шакалов самому Михайло Потапычу, но тот не принимал мер. Медведь считал, что в лесу должен быть кто-то очень плохой и делать очень большие гадости. Если очень плохого не будет, звери перестанут чувствовать разницу между добром и злом и будут считать злом всякую мелочь. Если, допустим, Михайло Потапыч даст кому-то пинка.
Сейчас шакалы кромсали целлофановые пакеты и картонные коробки, которые были свалены у крыльца и мешали войти в дом.
Молодой шакал порвал молодыми зубами пакет и вынул пару резиновых сапог. Надкусил левый сапог и отдал его Старому шакалу, правый забрал себе.
Старый шакал открыл коробку и вынул брезентовые рукавицы. Правую рукавицу отдал Молодому шакалу, левую – себе.
Потом Старый шакал вытащил из мешка брюки. Брюки хоть и обозначались множественным числом, но были одни на двоих шакалов. Шакалы вцепились в штанины, Старый – в левую штанину, Молодой – в правую. И стали тянуть каждый себе, пока брюки не затрещали. Тогда шакалы поступили иначе. Один залез в левую штанину, другой – в правую. Они обрадовались, что удалось решить сложную задачу, и стали прыгать.
Тут как раз подошел Михайло Потапыч и удивился. Ему показалось, что брюки прыгают на пустыре сами по себе. Брюки подскакали к Медведю и застыли.
– Здравия желаем, Михайло Потапыч! – сказали брюки.
Медведь пригляделся и увидел, что из брюк торчат шакальи головы и спросил:
– Чем вы тут занимаетесь, разбойники?
– Мы это… Мы всю ночь напролет дежурили, глаз не сомкнули, – сказал Старый шакал.
– Мы чужое добро сторожили, – добавил Молодой.
– Ну, и как? Много чужого добра насторожили? – спросил Михайло Потапыч, поддевая ногами мешки и коробки, сваленные у крыльца. – Это что такое? Сыр? У Лисы, небось, отобрали?
– Так она это… Она его у вороны..., – сказал Старый шакал.
– Молчать! – рявкнул Медведь и продолжил осмотр. – А это бревно обработанное. Ясно, у Бобра стащили... О! Даже картины у Ежика сперли. А зачем вам картины?
– Зачем нам картины? – спросил Старый шакал у Молодого.
– Не знаю, – ответил Молодой. – Ты сказал, бери, пригодится.
– Мама родная, – удивился Медведь. – А это что такое? Мои валенки! Украли? У меня?
– Это не я. Это он, – сказал Старый шакал, кивая на Молодого.
– Ты же сам велел, бери, пригодится, – сказал Молодой.
От этих слов Медведь пришел в ярость. Расфутболил коробки с пакетами так, что они за пустырь улетели. Надавал шакалам по ушам. И все равно не мог успокоиться. Топал ногами перед дрожащими шакалами и кричал:
– Растопчу! В лепешку размажу! Воры! Разбойники!... Молчать!
Медведь почесал за левым ухом, и ему сделалось легче.
– Всё вернуть хозяевам, до последней тряпки! – приказал он.
– Вернем, – дружно сказали шакалы.
– А потом ты, – Медведь толкнул лапой Молодого шакала, – посадишь Старого в яму на три дня. И не кормить! Ничего, кроме воды.
– Я ему и воды не дам, – обрадовался Молодой шакал.
– Через три дня выпустишь, – продолжал Медведь. – И уже ты, – ткнул он Старого шакала, – посадишь Молодого в яму на три дня. И ни одной крошки. Понял?
– Можете не сомневаться, Михайло Потапыч, он ничего не получит!
– Выполнять мой приказ! – скомандовал Медведь.
– Есть! – ответил Молодой. И, повернувшись к Старому шакалу, закричал на него: – Эй, ты, пошел в яму, шакал.
– Стоять! – сказал Медведь. – А мои валенки?
– Вернем, – дружно ответили шакалы.
– Ну, чего встали? Вперед! – приказал Медведь.
– Чего встал? – повторил Молодой шакал и пнул Старого что было сил. – Пошел в яму, шакал.
Только собрался Михайло Потапыч покинуть это гадкое место, как прилетела Сорока и давай трещать на весь пустырь:
– Лев, Лев! К нам пожаловал Лев! Царь зверей!

10.
В каждом лесу есть такая поляна, куда сходятся звери, чтобы решать спорные вопросы. Иногда получается, и они решают, но чаще дерутся и съедают одного или двух собратьев.
В лесу, о котором идет речь, тоже была такая поляна, но звери собирались на ней редко, вернее, вообще не собирались, потому, что спорные вопросы в этом лесу решал Медведь.
Но тут случилось невероятное событие, прибыл Царь зверей, Лев. О нем все слышали, но никто не видел. Лев оказался маленького роста, с квадратной головой, что сразу вселило страх и ужас в сердца зверей.
Сейчас Лев стоял на высоком пне и молчал. Время от времени он начинал мелко дрожать. Подрожит и перестанет. Потом снова подрожит и перестанет. Страшное дело.
Первой не выдержала Лиса. Распушила хвост, выступила вперед и сказала:
– Какой красавец, совсем, как на портрете.
Зайчик…, впрочем, какой Зайчик, Лев, конечно. Лев хотел поблагодарить Лису и что-то такое произнес, кажется, он сказал: ой, мамочка, спаси. Но звери услышали из квадратной головы грозной рычание:
– Стой, мордою тряси! – так послышалось зверям.
Что это значило, никто не понял. Лиса на всякий случай немножко повыла. А Волк толкнул Лису в бок и поинтересовался:
– Чего он сказал?
– Спрашивает, какие претензии к Медведю? – ответила Лиса, не моргнув глазом. – У тебя есть претензии?
– Ты чего? – удивился Волк. – У меня их отродясь не было. Я даже не знаю, с чем их едят.
– Дедушка выжил из ума, – сказала Лиса, как бы извиняясь перед Царем, – совсем дурачок стал, – потом повернулась к Волку и громко, чтобы тот расслышал, спросила: – У тебя есть жалобы на Медведя?
– Ты чего, ваще? – возмутился Волк. – Мы же друзья.
– Ага, друзья, – усмехнулась Лиса и снова обернулась ко Льву. – Медведь запретил Волку охотиться. Вы представляете? Охотнику запретил охотиться.
– Это хорошо, – произнесла басом квадратная голова Льва.
Волк не ожидал от Царя таких слов.
– Я не понял, чего хорошего? – прошамкал он. – Говорит, погоди, пока эти вырастут, а потом, давай. Так у них ноги молодые, дыхалка, во! А у меня мозоли. Смотри, – сказал Волк и принялся задирать лапы. Его покачивало из стороны в сторону. Не так просто держать равновесие, когда тебе ого-го сколько лет.
– Спрячь мослы! ¬– сказала Лиса – Не царское это дело, твои мозоли рассматривать.
Но Волк не слушал, он задирал лапы, качался и что-то бормотал себе под нос. Тогда Лиса обратилась к шакалам:
– Мальчики, – сказала она, – отведите деда в сторонку, пока он всё не испортил.
Шакалы подхватили Волка и поволокли в сторону кустов, подальше от царских глаз. А Лиса между тем продолжала:
– Я так скажу. Нечего нам покрывать Медведя, уж больно он зазнался. Нас уже за зверей не считает.
Михайло Потапыч сначала не понял, о чем говорит Лиса, а когда дошло, ушам своим не поверил.
– Что ты такое болтаешь, Лиса? – спросил он.
Но Лиса даже не посмотрела на Медведя. Для неё теперь главным был Лев.
– Ладно бы только зазнался, – продолжала Лиса. – Он считает, что лес его собственность, повелевает нами, как Царь. А он, извиняюсь, ни капельки не Царь. Он простой Медведь. Недавно просила, разреши, говорю, Михайло Потапыч, малину собрать и детишкам раздать? Не разрешил. Не для того, говорит, такая вкуснятина растет, чтобы задаром её трескать. Ты, говорит, продавай малину, а выручку – мне.
– Как же так? – удивился Михайло Потапыч. – Или я неправильно понял?
– Уж, не знаю, как он понял, – сказала Лиса, продолжая смотреть на Льва. – Только я всем говорю, нехороший у нас хозяин, ох, нехороший!
Тут и шакалы подключились.
– Медведь хотел нас, стражей порядка, в яму посадить, – проскулил Старый шакал.
Лев покачал квадратной головой и спросил:
– В яму? За что?
– Воры они и разбойники, – пояснил Михайло Потапыч.
– Сам приказывал, – с обидой в голосе завыл Молодой шакал. – Говорил, отбирайте всё и тащите мне. А то растопчу в лепешку!
– Все ему мало, – возмутилась Лиса и, повернувшись к Медведю, с презрением бросила: – Хапуга!
– Да этого Медведя надо самого в яму, – сказал Старый шакал.
– В яму! – подхватила Лиса.
Но Царь проявил мудрость.
– Как же так? – сказал он. – Медведя и в яму? Некрасиво.
– В яму! – закричала Лиса.
– В яму-у! В яму-у! – завыли шакалы.
От такого напора у Царя поубавилось мудрости.
– Ну, не знаю, – сказал он. – Если вы настаиваете... Давайте.
– Есть! – сказали шакалы.
Им что? Они звери служивые, что им скажут, то исполнят. Подхватили они Медведя, Старый шакал с левого бока, Молодой с правого. Но Михайло Потапыч стряхнул шакалов. Не любил он эту публику, брезговал. А в яму пошел сам, потому что гордый был.
Шакалы бежали за Медведем трусцой, терлись плешивыми боками друг о дружку и тихонько переговаривались.
– Будет знать, как на мой каравай рот разевать, – сказал Старый шакал.
– Нет, на мой, – сказал Молодой шакал.
– Ну, ты меня достал, шакал.
Пока они шли в сторону ямы, Лиса кричала им вслед:
– Мальчики! Мальчики! Послушайте, что я скажу. Справедливый у нас Царь, ох, справедливый!
Между тем Волк кое-как выбрался из кустов и направился прямиком ко Льву. Начал жаловаться на Михайло Потапыча.
– Я ему конкретно толкую – сказал Волк осипшим голосом, – не даёшь косулю, разреши Зайчика, пух-пух и в супчик. Этот Зайчик всю флору измочалил, морда косая.
– В яму его! – закричала картонная голова Царя. – В яму!
– Не понял? – удивился Волк.
– В яму! – продолжал кричать Лев. – В яму!
У Льва прямо истерика началась. Он кричал и топал лапами до тех пор, пока не прибыли шакалы. Они подхватили Волка подмышки.
– Пройдемте, уважаемый, – сказали шакалы и потащили старика через поляну.
– Ну, ваще! – возмущался Волк. Он упирался всеми лапами и скользил мозолями по траве.
А Лев внимательно оглядел поляну и увидел Ёжика. И показалось Льву, что Ёжик подмигивает ему. Это ему-то, Царю!
– И этого в яму! – приказал Лев.
– А Ежика за что? – спросила Лиса.
– Слишком много знает, – сказал Лев.
– Ох, опасный этот Ежик. В яму его! – приказала Лиса.
Она закинула хвост на плечи, приосанилась и сказала торжественно:
– Наконец в нашем лесу наступит порядок. Слава Царю!
– Да ладно, – скромно произнес Лев. – Чего там. Это мой царский долг. А Волка не выпускать!
– Не извольте беспокоиться, – сказала Лиса. – Шакалы ребята надежные.

11.
Зря выслуживалась Лиса. Прогнали её шакалы из её собственного дома. Свой шакалий дом у них барахлом забит, там уже ступить некуда. А у Лисы просторно, светло. Пироги румяные, пельмени со сметаной. И даже цветок бегония на подоконнике. Ну, бегонию они сразу выбросили, чтобы не мешала через окно выходить. Сидят себе шакалы, закусывают пельмени пирогами.
– Хорошо сидим, – сказал Старый шакал. – Ты чувствуешь, брат, наше время настало. Делай, что хочешь, никто не пикнет.
– А, пикнет, мы его в яму, – сказал Молодой шакал.
– Всё потому, что правильный Лев пришел. С ним таких дел наломаем, будь здоров!
– Каких и Медведю не снилось, – согласился Молодой. – А с чего начнем?
– Есть тема, – сказал Старый шакал. – Соседи лесом интересуются. У них там степь да песок. А нужны бревна, что бы строить чего-то. Мы им лес, они нам баранчика, молодого вкусненького.
– Ух, ты! Хочу баранчика. Хочу! Хочу!
– Я тоже хочу. Только этот лес ещё напилить надо. Это пока Бобёр…
– Слушай! – перебил его Молодой шакал. – А пусть Бобёр плотину разломает, а бревна соседям.
– Ну, ты голова! – удивился Старый шакал и высунулся в окошко. – Эй, Сорока! – крикнул он. – Позови Бобра. И мухой, чтоб одно крыло здесь, другое там!
Позвала Сорока Бобра и Старый шакал поставил ему задачу.
Бобёр задачу выслушал и очень расстроился.
– Зря вы так, – сказал он. – Там вода целебная. Если в озере посидеть, можно лишай вылечить. Даже такой, как у тебя, – сказал Бобёр и кивнул на облезлый бок шакала.
– Ты чего, учить меня вздумал? – разозлился Старый шакал. – Смотри, Бобёр, шубка у тебя больно хорошая. Можем попортить.
– Время придет, попортим, – сказал Молодой. – А пока пусть идет, да плотину ломает. И чтоб к вечеру бревна были! – пригрозил он Бобру.
Бобер ушел, понурив голову. А шакалы еще посидели немножко и так накушались, что затошнило их. И стали они бросать в стену пироги да пельмени, состязались, кто больше набросает. А потом Молодой шакал говорит:
– Что бы нам такое придумать, веселенькое?
– А пойдем Ёжика потрясем.
– Так это… Ёжик в яме сидит.
– Вот и хорошо, – сказал Старый шакал. – Он в яме, а мы прямым ходом в его мастерскую. Порядочек наведем. Хе-хе.
– Ну, ты и шакал. Пошли, повеселимся.
Пришли они в мастерскую Ёжика и даже дверь ломать не пришлось, потому дверь еще раньше Медведь с петель снес и она на полу валялась.
– Ты смотри, – возмутился Молодой шакал, – здесь одни картины да вонючие краски. Даже взять нечего.
Остановились шакалы в самой середине мастерской и начали крутить головами, глядеть на картины, что висели на стенах и стояли на полках. Смотрели, смотрели и понять не могли, для чего надо рисовать деревья, речку, синее небо и луну над лесом, если можно выйти за порог и увидеть те же деревья, речку, синее небо и луну над лесом.
– А хочешь, – сказал Старый шакал, – я тебе картину подарю.
Снял он со стены картину, где олень пил воду из озера, и протянул Молодому шакалу.
– А я тебе эту подарю, – сказал Молодой шакал и взял с полки картинку, где нарисовано красное яблочко, упавшее на зеленую травку.
– Какой ушлый, – возмутился Старый шакал. – Я тебе большую, а ты мне маленькую? Да я твой подарок... вот! – швырнул он картину на пол и стал прыгать на ней, пока картина в ошметки не превратилась.
– А я твой подарок – вот! – крикнул Молодой шакал и с размаху надел полотно на голову Старому шакалу.
Старый шакал схватил мольберт и давай Молодого дубасить. Молодой стал по всей мастерской носиться. В одну сторону! В другую! На ходу картины со стен срывает и швыряет в Старого шакала. Краски попались, целая банка, он эту банку цап – и вылил на Старого. И сделался Старый шакал желтым. Потом Старый вылил банку с краской на Молодого. И сделался Молодой зеленым. Сцепились шакалы в клубок, по полу катаются, рвут шерсть зубами, только пена из ртов брызжет. Старый шакал откусил кусок уха у Молодого. А Молодой половину хвоста оттяпал у Старого.
Наконец шакалы выдохлись, повалились на бок. Старый шакал повалился на левый бок, Молодой – на правый. Лежат, дышат, надышаться не могут.
Потом они поднялись и выплюнули кровь изо рта.
– Хорошо повеселились, – сказал Старый шакал.
– Мы ребята веселые, – поддержал Молодой. – Время интересно проводим.
– Ага. Не то, что раньше. Раньше тоска была, а теперь наше время настало.
– Жалко, картины кончились.
– А пойдем к Лисе, будем её дом крушить, – предложил Старый шакал.
– Так это… Мы там живем, – напомнил Молодой шакал.
– Чепуха! Зато весело будет!
– Ну, ты и шакал! Пошли!

12.
Когда в лесу начиналось полнолуние, зверей охватывала необъяснимая тревога. Они ссорились по пустякам, а ночью не спали и, затаившись, смотрели из своих домов на огромную луну, занимающую половину неба. Даже шакалы начинали выть сдавленными голосами от нехорошего предчувствия.
Лиса тоже не спала. Сейчас она крадучись перебегала от одного дерева к другому и замирала. Ей представлялось, будто за темной елью, за кустом шиповника затаился кто-то свирепый, с большими зубами. Лиса всматривалась и вслушивалась в застывшее пространство леса, наполненное лунным светом. Когда неожиданно вспархивала летучая мышь или кричал филин, она падала на траву и умирала от страха. Но потом Лиса оживала и продолжала свой путь. Она направлялась к яме, где сидели Медведь, Волк и Ёжик. Яму сторожили шакалы.
Вскоре Лиса услышала протяжный шакалий вой. Она зашла с подветренной стороны, легла на прелые листья и медленно поползла к яме.
Яма была единственным местом в лесу, куда не дотягивался свет луны. Лиса долго лежала на краю ямы, всматривалась в её густую темноту. Слушала, как похрапывает Медведь, как постанывает Волк, как ворочается Ёжик, шурша сухими листьями.
– Михайло Потапыч… Мишенька, – тихо позвала Лиса.
Никто ей не ответил, но Медведь перестал храпеть.
– Михайло Потапыч, ты живой? – спросила Лиса. – Это я. Я тебе горшочек мёду принесла. Хороший мед, липовый.
– Давай сюда, предательница, – услышала она недовольный голос Медведя.
Лиса засуетилась, обмотала горшочек косынкой, привязала к ней длинный стебель лианы.
– Ах, кабы я знала, Мишенька, что так обернется. Да, разве я... Да никогда в жизни, – говорила Лиса, опуская горшочек в яму.
– Сколько я тебе должен? – спросил Медведь.
– Что ты, Мишенька, – запричитала Лиса. – Кушай на здоровье, поправляйся, ненаглядный ты наш. Исхудал? Небось, тоньше Волка сделался. А Ежик, Ёжик-то как? Тоже, поди, одни колючки остались.
Оказалось, что Волк не спит.
– Художник должен быть голодным, – сказал Волк и засмеялся: – Гы-гы-гы!
– Тише ты, дедушка Волк. Шакалы услышат, – прошептал Ёжик. Он и не думал отдыхать, он работал. Смотрел из ямы на звезды и воображал, как из звезд выложит портрет Льва, да-да, огромный портрет во всё ночное небо.
Все замолчали. Было слышно, как Медведь причмокивает, вылизывая горшочек с медом. Вернее, уже без меда.
– Что там делается наверху? – спросил Медведь.
– Ой, не спрашивай, Мишенька, – начала плакаться Лиса. – Шакалы совсем озверели. Последнее добро у меня отобрали. Хоть по миру иди. А им всё мало. Лавка пустая, так они не верят, всю лавку по досточкам разнесли. Домой ко мне заявились и дом порушили. А теперь заставляют каждый вечер пироги им печь, и чтоб веселила их до утра, а не то, говорят, шкуру тебе подпортим.
– А что же Лев? Куда он смотрит? – спросил Михайло Потапыч.
– Лев доверчивый очень, – вздохнула Лиса. – Что разбойники ему нашепчут, то и велит делать. А уж они стараются! Изо всех шакальих сил.
Тут и Волк собрался словечко вставить, да закашлялся:
– Кхы-кхы-кхы… Миш, постучи по спине, – и, когда Медведь его стукнул, отдышался чуток и сказал: – Эх, Миша, дал бы мне разрешение на отстрел, я бы этих шакалов, этих горбылей драных...
– Нельзя, – возразил Михайло Потапыч. – Раз они есть, значит, кому-то нужны.
– Миш, ну, ты ваще..., – растерялся Волк.
– Как поживает Бобер? – спросил Медведь.
– Не знаю. Целыми днями на шакалов работаю, никого не вижу, – сказала Лиса. – Сорока натрещала, будто Бобёр дом строит для наших бандитов. Не дом, говорит Сорока, а настоящий дворец.
– А где лес берет? – спросил Михайло Потапыч.
– Пилит в Сосновом бору.
– Вот амфибия пресноводная! – разозлился Медведь, – Выйду из ямы...
– Ах, Мишенька, ты выберись прежде.
– Ладно, что-нибудь придумаю.
– Придумай, придумай, хороший ты наш, – попросила Лиса. – А я тебе ещё мёду принесу, чтобы думалось лучше, – она помахала лапой в темноту ямы и сказала нараспев: – До свидания, мальчики-и.
– Привет шакалам! – крикнул из ямы Волк и засмеялся: – Гы-гы-гы!

13.
Зайчик направлялся к дому Маленькой Заи, чтобы взять её за лапку и привести к своей маме и к своему папе. Познакомить хотел.
Маску снимать не стал, вдруг опять встретит на пути Вепря или кого пострашнее. Дорога предстояла длинная, и Зайчик решил подумать, что это за штука такая – притяжение сердец. Почему хочешь, не хочешь, а ноги сами несут его к Маленькой Зае. Или взять, например, голову. Он все-таки Лев, а львиной голове положено думать, как обустроить своё Царство, но вместо этого он думает только о Маленькой Зае.
Да, пожалуй, здесь не обходится без волшебства, догадался Зайчик, по-другому объяснить нельзя.
Вскоре он оказался возле дома Маленькой Заи и постучал в окошко:
– Маленькая Зая, выходи.
Сказал-то ласково, а коробку с головы снять забыл. И получилось, что голос просто громыхал: «Ма-ленькая! Зая! Выходи-и-и!»
– Меня нет дома, – пропищала Маленькая Зая.
– Не бойся. Это я, твой Зайчик.
– А мне кажется, что вы Лев.
– Что ты, какой Лев? – не унимался Зайчик. – Посмотри на мои маленькие зубки. Ы-ы-ы...
Зайчик поднял верхнюю губу и показал зубы, но Маленькая Зая увидела только зубы, нарисованные на коробке.
– Хищный вы, – произнесла за окошком Маленькая Зая. – Недаром Царь зверей.
Тут Зайчик вспомнил про маску. Стащил коробку с головы, встряхнул ушами и подкрутил усики.
– Да заяц я! Заяц! – сказал он.
– Ага, – согласилась Маленькая Зая, – кажется, не Лев. Но для зайца вы слишком храбрый. Таких не бывает.
– А кто я, по-твоему? На кого похож?
– Не знаю.
– Вот и я не знаю, – сказал Зайчик. – Был я трусливым зайцем, а надел маску Льва и мне показалось, что стал счастливым. Захотелось сделать счастливыми и других зверей... Не получилось.
Они помолчали, а потом Маленькая Зая призналась:
– Вы мне нравитесь.
– Правда? ¬– обрадовался Зайчик.
– Правда.
– Тогда пойдем, я познакомлю тебя с моей мамой и с моим папой, – сказал Зайчик. – Давай лапку.

14.
И они пошли. Лесная тропинка петляла между деревьями, огибала с севера Козью горочку и пересекала Ромашковое поле. Зайчик крепко держал Маленькую Заю за лапку. Маску он надевать не стал, а тащил коробку следом за собой, прихватив её за гриву-мочалку.
– Когда идешь навстречу мечте, – сказал Зайчик, – дорога кажется слишком длинной.
– А мы не торопимся, – сказала Маленькая Зая. Она немножечко врала, потому что на самом деле хотела поскорее стать женою Зайчика.
– И часто, – продолжал Зайчик, – на этой дороге вырастают препятствия, чтобы проверить – твоя эта мечта или нет.
– А как узнать?
– Очень просто, – сказал Зайчик. – Если ты одолел препятствие, значит, твоя. Если нет, сделай мечте лапкой.
Едва он это произнес, как на их пути выросли два шакала. Они только что вышли из Сосновой рощи и мелко трусили по тропинке, развернувшись вперед чуточку боком.
Маленькая Зая обмерла и превратилась в застывший столбик. Зайчик тоже хотел обмереть и превратиться в столбик, но вовремя вспомнил, что он Лев. Кое-как напялил маску и заслонил Маленькую Заю своим заячьим телом.
Когда шакалы приблизились, Зайчик произнес, как можно солидней:
– Приветствую стражей лесного порядка.
Голос, который звучал из коробки, казался надменным и грозным. Шакалы почтительно наклонили головы и расступились, освобождая тропинку повелителю.
Но тут Молодой шакал повел носом и сказал:
– Пахнет свежей зайчатиной.
Он пригнул голову и стал нюхать землю.
– Да откуда ей взяться, этой зайчатине, – возразил Старый шакал.
– А я говорю, зайчатина, – ноздри Молодого шакала расширились, глаза покраснели, как раскаленные угли. Он припал носом к самой земле и стал вынюхивать каждую травинку, шаг за шагом приближаясь к Зайчику.
Ну, всё, решил Зайчик, обмирая сердцем, мне конец. Лапы его сделались ватными, он покачнулся и едва не упал в обморок.
А Молодой шакал между тем обнаружил Маленькую Заю. Он приподнял её за уши и радостно произнес:
– Вот она, молодая, вкусненькая.
Как только Зайчик увидел Маленькую Заю, которая беспомощно болталась в воздухе, он тут же передумал падать в обморок. Зайчик стиснул зубы, набрал побольше воздуха и сказал:
– Эй, ты! Отпусти зверушку. Она моя.
Молодой шакал оторопел.
– Так это…, – произнес он растерянно.
– Пошел вон! – грозно прогремел в картонной коробке голос царя зверей.
И тогда Молодой шакал опустил Заю на землю и, нехотя, елозя задом по траве, начал отодвигаться от своей добычи. Он истекал слюной и тихонечко выл, он даже хотел огрызнуться, но Старый шакал толкнул его в плешивый бок и посоветовал:
– Не нарывайся, шакал. Лев тоже не дурак, хочет отведать молодой зайчатины.

15.
Они подошли к дому, когда солнце опустилось до верхушек деревьев.
– Я войду в маске, – сказал Зайчик, напяливая коробку на голову. – Вот мои удивятся. Сам Царь зверей к ним пожаловал.
Маленькая Зая хотела его остановить, ведь испугает родителей до смерти. Хотела да не успела. Зайчик толкнул дверь и шагнул в дом.
– Есть кто живой?! – спросил Зайчик. Его голос в коробке прозвучал, как гром.
Первой вышла мама. Она сложила лапки на груди и закричала:
– Отец! Иди скорее сюда, наш мальчик вернулся.
– Мама, – удивился Зайчик, – как ты меня узнала?
– Я пока не слепая, – сказала старая Зайчиха и внимательней присмотрелась к сыну: – Ой, сыночка, а ты чего вырядился, как попугай?
Тут и папа появился:
– Где тебя носило, сынок? – спросил папа. – Мы очень переживали.
– Я был в лесу, – сказал Зайчик. – Хотел сделать зверей счастливыми.
– Всех? – поинтересовался папа.
– Всех до единого, – сказал Зайчик.
– Тебе повезло, – сказал папа. – Цел остался. Обычно за это дело…, – на этом месте папа замолчал. Только стоял и покачивал головой. Никто так и не узнал, что бывает с теми, кто сделать других счастливыми. – А что у тебя на голове? – спросил папа.
– Да так, чепуха, – сказал Зайчик и снял маску Льва.
Потом он представил Маленькую Заю родителям:
– Как она вам? – поинтересовался Зайчик.
– Эх, – вздохнул папа, – был бы я моложе…
– Ты его любишь? – спросила Заю старая Зайчиха.
– Очень, – призналась Маленькая Зая. – Только я боюсь его маски.
– Тогда мы пойдем и бросим маску в яму, – сказал Зайчик.
– Прямо сейчас! – подхватилась Маленькая Зая.
Папа выглянул в окошко и снова покачал головой:
– Поздно уже.
– Лучше поздно, чем никогда, – сказал Зайчик.
И они пошли.

16.
Яма, как любая тюрьма, пахла скверно и наводила тоску.
Ёжик тосковал, уткнувшись черным носиком в стенку.
Волк тосковал, растирая больные ноги.
А Михайло Потапыч тосковал, лежа на спине. Он, не моргая, смотрел в небо. Сначала небо было голубым, потом синим, а затем один его край сделался черным и на востоке зажглась первая звезда.
Только-только она зажглась, как сверху что-то полетело и упало прямо на голову Медведю.
– Ух, ты! – удивился Михайло Потапыч и подумал, что, может, это одинокая медведица, которая живет на первой звезде, шлет ему баночку липового меда.
Но это была коробка. Большая и будто обросшая волосами.
– Что такое? – удивился Медведь.
– Похоже, нашему Льву оторвали голову, – сказал Волк. – Ну, шакалы! Миша, а ты говоришь, нужны они кому-то. Да кому они нужны, горбыли драные? Дай разрешение на отстрел.
Медведь повертел коробку в лапах и сказал:
– Да это вовсе не голова. Это коробка из-под хозяйственного мыла. А на ней нарисована львиная морда.
Тут и Ёжик вставил слово.
– Никакая не коробка, – сказал он. – Это произведение искусства.
– Чего? – не понял Волк.
– Перед вами маска Льва. Между прочим, моя работа, – заявил Ёжик.
– Постой, постой, – начал догадываться Михайло Потапыча, – а на чьей голове была коробка?
– Эта маска, – сказал Ёжик. – Она была на голове Зайчика. Но вы поверили, что перед вами Лев. Значит, я гений. Гений!
– Миша, – тихо произнес Волк, указывая лапой на Ёжика, – этого кактуса надо по всей строгости закона.
Медведь так расстроился, что вскочил на ноги и принялся расхаживать по яме. Два шага туда, два обратно.
– У нас в лесу случается всякое, – начал рассуждать Медведь. – То пожар. То с неба обрушится столько воды, что затопит жилища. А то мороз ударит и земля покроется ледяным панцирем, не доберешься ни к воде, ни к еде. Тяжело, но дело это привычное. Как-то справляемся. Верно, Охотник?
– Ага, справлялись, – подтвердил Волк.
– Но тут объявляется невиданный Лев, – продолжал Михайло Потапыч, – и всё кувырком. У всех зверей сносит голову. Да ещё этот! – Медведь подошел к Ёжику и занес над ним свою огромную ногу, как будто собрался раздавить вредителя. Но передумал и сказал: – Ох, не люблю я вашего брата художника. Ох, не люблю!
– За что, Михайло Потапыч? – спросил Ёжик, забившись в дальний угол ямы.
– За ваши художества! – буркнул Медведь. – Ну, всё, – добавил он, – закончилась наша тюрьма, пора выбираться на волю.
– Вот и я говорю, пора, – поддержал его Волк. – Молодняк-то, кажись, подрос. Самое время для охоты.

17.
День выдался на славу. На небе не было ни облачка, и теплый ветерок тихо шевелил листья деревьев. Из Ольховой рощи вышли двое, Зайчик и Маленькая Зая.
– Как хорошо быть самим собой, – с радостью произнес Зайчик.
Он был без маски, без этой ужасной коробки из-под хозяйственного мыла, и поэтому видел всё сразу – и землю, и небо, и склон Козьей горочки, и реку, убегающую в поля. Слышал, как стрекочут кузнечики, и трещит Сорока на ветке березы.
Они спустились к реке, и пошли вдоль берега. Шли и шли, пока не оказались на Ромашковом поле.
– Узнаешь? – спросил Зайчик.
У Маленькой Заи защемило в глазах от нахлынувших воспоминаний.
– Я так счастлива, – сказала она.
– Правда? Значит, я могу делать кого-то счастливым?
– Одну уже сделал, – призналась Маленькая Зая.
– Здорово! – обрадовался Зайчик. – Тогда я пойду делать счастливыми других зверей.
– Ты что, забыл уже? – строго спросила Маленькая Зая.
– Ой, прости, я по привычке, – Зайчик обнял свою Заю и сказал: – Мне с тобой так хорошо, что все время хочется прыгать, кувыркаться и бегать наперегонки!
– А давай, кто быстрей, вон до той полянки, – предложила Маленькая Зая. – Раз, два...
– Подожди, – перебил её Зайчик. – Я подарю тебе стишок.
Он отступил на шаг, вскинул голову и произнес с выражением: – Моей Маленькой Зае посвящается!
Когда тебя я не увижу,
То станет черным белый свет,
Я даже ростом стану ниже,
Когда тебя со мною нет.
На край Земли ходить не надо,
Не стоит лезть на дно реки,
Ведь счастье наше где-то рядом,
Вблизи протянутой руки.
– В смысле, лапы, – поправился Зайчик.

Маленькая Зая протянула свою лапку и положила на плечо Зайчика. Они стояли и молчали. И смотрели друг на друга своими раскосыми глазами. Потом Зайчик крикнул:
– Чего стоим? Побежали! Раз, два... Три!

© Виктор Лановенко, 2023
Дата публикации: 23.10.2023 12:38:05
Просмотров: 987

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.