Из автомата Калашникова или попытка-пытка интервью

Наталия Кравченко

Форма: Статья
Жанр: Документальная проза
Объём: 17149 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Простота хуже воровства
народная поговорка

Не первый год живу на свете, но с таким махровым непрофессионализмом, воинствующим невежеством, ненавистью к мировой культуре, к человеческой индивидуальности, к собственному мнению столкнулась впервые. Это был шок.
А началось всё с неожиданного телефоннного звонка. Незнакомец представился корреспондентом "АиФ" и попросил у меня интервью. Причина была веской: "Вас утвердил редактор". (Как оказалось впоследствии, просто заглянул в "Саринформ" и увидел мою фамилию в сообщении о вышедших в финал международного поэтического конкурса. Ни выходом на мой сайт, ни тем более читкой публикаций себя не утруждал). Корреспондент выполнял задание редактора. Я как таковая его тоже по всему не интересовала. Какая-то хлестаковская бравада слышалась в трубке:
- Я интервью беру за 15 минут! Даже за пять могу взять!
- Вы-то, может, и возьмёте, да я-то не дам. Я как-то более серьёзно к этому отношусь. (Что-то в личности этого интервьюера меня смущало).
- У меня - Вы не поверите - было интервью даже из одного слова! Правда, матерного... Ха-ха! (- О Боже!)
- Почитайте мои материалы, - продолжал хвастаться корреспондент. Я делал о Табакове, о Сметанникове... Он мне даже песни по телефону пел! Выйдите на мой сайт в ЖЖ!
Забегая вперёд, скажу, что я выходила на этот его ЖЖ. Не при детях будь сказано, это была редкая пошлятина: картинки с откровенной порнухой с надписями типа "Роскошный чуб - не только на лбу", "На её месте мог быть ты", "Теоретические занятия по классической групповухе" и т.д. (запись от 13 ноября 2010) и многостраничными комментариями, смакующими всю эту похабщину. Но тогда, ещё находясь в неведении относительно содержания работ корреспондента я, поддавшись его уговорам и натиску, согласилась на интервью. Правда, не сразу, а после его посещения моей лекции об Анненском и восторженной записи в книгу отзывов библиотеки. Ладно, - думала, если даже Сметанников с Табаковым... А главное, на что я купилась, было клятвенное заверение журналиста, что он даст мне готовый текст на подпись, и только если я дам добро - он пойдёт в печать.
Я попросила дать вопросы, прислала ему ответы. Вскоре готовый текст - вернее, то, что от него осталось после хирургического вмешательства главного редактора, пришёл мне по электронной почте. Он был обезображен до неузнаваемости. Напрочь исчезли все имена поэтов, которых я упоминала: Блока, Пастернака, Петровых... Оказывается, для редактора это "табу". "Нас читают простые люди". Исключение было составлено лишь для Цветаевой. "На Цветаеву рука не поднялась", - констатировал репортёр таким тоном, словно сделал мне царский подарок.
- А на Ахмадулину?
- Конечно!
- Но Цветаева без Ахмадулиной мне не нужна, ведь я же их строчки сопоставляю! Вы хоть в текст-то вникаете?!
- Указание дано имён не называть.
Вылетел Лермонтов, Пушкин, Лев Толстой... Но за Мандельштама я уцепилась мёртвой хваткой. Непримиримое "нет!" - в ответ. Все мои доводы о необходимости этого имени в данном контексте разбивались о непробиваемую скалу отрицания. Нет и нет! Это был поединок. Корреспондент стоял насмерть. Я пыталась отвоевать каждую пядь родного текста. Чувствовалось, что дело было не только в табуированном имени поэта вообще, а в том, что именно это имя крайне нежелательное, немилое, не такое, не глянувшееся Главному. Я пыталась доказать, что в данном случае Мандельштам упоминается не как поэт, а как человек с юмором, смеявшийся "от иррационального комизма, переполняющего мир", выгораживала его как могла - ничего не помогало. "Тогда я уберу "мужа"! - пошла я на шантаж. (Корреспонденту и редактору понравилась моя фраза "Муж был недоволен: "Ты меня ославила!" - вот это по-нашему, по-простому!)
- Или вы оставляете Мандельштама - или я убираю мужа! Так на так!
Подействовало. Торговались, препирались, наконец всё же разрешили вернуть. Правда в 3 дубле (забегая вперёд, сообщу, что их было 8) великодержавная рука опять вычеркнула злополучного Мандельштама. Ну не переносит он на дух это имя, что ты будешь делать! Своя рука владыка. Не переносил он и "заумных", "книжных" слов, таких как "иррациональный", "аллилуйщик", "катарсионный", а от слова "солипсист" пришёл в такой ужас, что я даже на всякий случай сказала, что это не матерное. Оказывается, матерное как раз можно (читают простые люди, не забывайте!) "Комплиментарный", "корпоративный" и даже невинная "тусовка" - все попали в чёрный список.
"Наши читатели - люди простые", - этот рефрен звучал постоянно. "Но ведь у вас же не газета "Жизнь" в конце концов!" - в отчаянье воскликнула я. Впрочем, я давно её не читала. Видимо, отстала от жизни и упустила момент, когда все газеты стали приходить к одному знаменателю.
Следующим драконовским правилом Главного был запрет на цитирование стихов: "только по 2 раза по 2 строчки". А если один раз 4 строчки?", - торговалась я.
- Не, всё равно две выбросит, - подумав, вздохнул журналист. Беседа со мной начинала его утомлять. Чувствовалось, что он не привык к подобному непокорству.
- Послушайте, - не выдержала я, - но почему вы в таком случае обратились ко мне, к человеку, вся жизнь которого - в литературе, не разрешая при этом называть всего того, что составляет смысл и суть моей деятельности? Обратились бы к таким же "простым", как вы сами, говорящим на языке Эллочки-людоедки. Кстати, почему вы так уверены, что все такие простаки - читай, дураки - вас читают? (Хотя, конечно, разве умный такое читать будет? - запоздало подумала я.)
- Это была моя ошибка. Мне надо было взять у Вас интервью по телефону. Я бы написал, и это бы всех устроило.У меня рука набита на поэтесс. У меня их уже пять штук было.
- Фильм "Сорок первый" видели? На сорок первом вышла осечка. А у Вас - на шестой. Меня бы не устроило. Я бы всё равно не подписалась под Вашими словами и мыслями.
- Там же моя фамилия, я автор!
- Вы автор вопросов, а я автор ответов. Вы спросили - я ответила. Сказали: "О себе - ни слова, все мысли - о жизни", - я исполнила ваш дикий заказ. Но как Вы не можете понять, что моя жизнь - литература, слово! Как отвечать, не называя "да и нет, чёрного-белого", - что это за цензура такая, прости господи, в наши дни, кем эти идиотские правила придуманы?
На все мои попытки отстоять написанное или предложения аналогов навешивался безапелляционный ярлык: "Неформат". На все мои доводы - его решающее:
- Москва не утвердит.
- А причём здесь Москва?
- Есть там такой - Никифоров. Как рубанёт... Да Вы не волнуйтесь, всё получится, - успокаивал меня корреспондент.
- Нет, я не уложусь в это ваше прокрустово ложе, как его, формат.
- Я Вас сам в него уложу (Га-га-га!)
О том, как они меня укладывали всей редакцией в это - неизвестно кем смастерённое - ложе, обрубая ноги-руки-крылья моим словам и мыслям - надо говорить особо. Когда я получила по электронке следующий вариант поправленного мною, но вновь изуродованного редакторской цензурой текста, и моим глазам открылся на экране его оскоплённый, выхолощенный, опрощённый до крайности, до пещерной прямоты неофита облик, у меня - впервые в жизни - вырвалось: "Твою..." (Автор сего художества в это время с тревогой ждал на другом конце телефонного провода моей реакции). Нет, кажется, я сказала: "Вашу...", что всё же чуток вежливее. Корреспондент на несколько секунд запнулся, потеряв дар речи. Давид делал мне страшные глаза и укоряюще качал головой. Я опомнилась: "Извините!" Довёл до греха! Никогда со мной такого не бывало. Но тут и святой бы не сдержался.
Вспомнилось, как перед этим репортёр попросил меня прислать снимки. Я выслала 5 лучших своих фото - на выбор. Все они были забракованы: "Редактору не нравится, когда открыт рот". - "Так я же стихи читаю, это же лекционный зал, разве не видите? Стол, цветы, слушатели..." - "Неважно. Рот должен быть закрыт!" И вот так же в интервью они стремились мне закрыть рот, всовывая в него свой редакторский кляп.
"Это не так далеко от фашизма" (по поводу шовинистического подхода к национальности поэтов, о которых я рассказывала) - убр-рать! - Рефлекс на слово "фашизм" (низ-зя!)
- Но ведь здесь же в том смысле, что фашизм не есть хорошо!
- Нельзя! Само слово - табу.
- Но почему?!
- Понимаете, публика у нас... националистическая.
- Что-о? Какая-какая публика?! (Он, видимо, хотел сказать "патриотическая", но - оговорка по Фрейду.)
Шаг вправо - шаг влево - расстрел, то есть безжалостная обрубка кусков текста. И фамилия-то корреспондента подходящая: Калашников. Как из автомата: "тд-д-д-д...!" - по моим мыслям, чувствам, цитатам из любимых поэтов, по отечественной и мировой культуре - пли!!! Остались куцые обрезки, фрагменты ответов, никак не связанные логикой, смыслом, фразы, повисшие в воздухе - жалкое зрелище, как куски расчленённых тел после автоматного обстрела. И над всем этим - заголовки, подзаголовки (обязательное условие, фишка газеты), нелепые, так как связаны с содержанием текста, который уже уничтожен. "Это время не моё" - но всё, что связано с моей оценкой времени - убрано. "С лунного - на человечий" - но ничего, что об этом говорилось, уже нет. Сплошные непонятки, бессмыслицы. Но редакторов это не смущало. Всё, что я хотела сказать - извращалось, примитивизировалось, оглуплялось вплоть до получения противоположного смысла. "Не ходите, дескать, она там чернит Россию"(о моих лекциях, к которым "русолюбы" пытались прилепить ярлык "русофобских".) Но фраза перед этим (о лекциях) выкинута и остаётся только догадываться, куда не следует ходить.
- Куда не ходите? На двор, что ли, не ходите? - кипятилась я.
- Извините, пропуск, опечатка.
- Какая мне разница!
- А знаете, сколько у Слаповского было опечаток?! - перешёл в наступление Калашников.
- Наверное, из-за этого он и не подписал Ваш материал?
- То, что он написал - всех не устроило. (Многозначительно). Ну, всех!
Что же такого крамольного написал в своих ответах Слаповский? Какие-такие запретные книжные слова? Сочувствую ему как собрату по несчастью.
Отправив в 10 вечера (Калашников заявил, что ему велено не уходить домой, пока не доведёт до кондиции интервью, то есть свой показательный расстрел до победного конца) по эмайлу слегка реанимированный мною труп прежнего текста, я бросилась к холодильнику - не ела с утра и думала, что теперь-то всё, мои мучения кончились. Ан нет. Звонок из редакции: "Шеф требует остроты".
- Так он же сам её всю вырезал!
- Вот теперь требует. Увидел, что как-то пусто. О современных литературных процессах. Чем живут саратовские литераторы. Да поострее.
- Откуда я знаю, чем они живут? Я могу говорить только за себя.
- О себе - нельзя. На это - табу.
- Что именно вас интересует?
- Вот писатель Меренченко - знаете такого? - всё время к нам пристаёт: "Сделайте материал про Масяна!" Вот давайте об этом. (Между Масяном и Меренченко шла негласная, но ожесточённая борьба за кресло главы СП).
- Я-то тут причём? Нечего меня науськивать! (Вспомнился Гамлет с флейтой: "Но играть на мне нельзя!" Дайте мне сказать, что меня волнует, а не Меренченко. Пусть Меренченко сам пишет о своём Масяне, а не прячется за чужие спины!
Я вспомнила интервью из одного матерного слова, которого удостоился журналист Калашников. Наверное, кто-то послал его:"Иди на..." - вот и всё интервью. Как в том анекдоте: "Я с самим царём разговаривал!" И что же он тебе сказал? "Пошёл вон!" Вот и мне бы так надо. Но я уже ввязалась, влипла во всё это, надо было как-то выпутываться с наименьшим уроном. Кое-как связала концы с концами, разрубленными их "прокрустовым ложем", добавила искомой "остроты", посолила, поперчила, послала и отправилась с чистой совестью на кухню. Но поесть в тот вечер мне было не суждено. Вскоре (уже около 11-ти ночи) опять звонок. Виновато-раздражённый голос Калашникова (пленника редакции) нарушил моё уединение.
- Но этот-то, оскоплённый вариант, надеюсь, редактор уже не трогал? - настороженно спросила я.
- Ещё как! - присвистнул мой собеседник. - Так рубанул, что... мне плохо стало.
При этих словах мне самой стало плохо.
- Как, опять?!! Да там же нечего уже рубать, всё вырублено!
- Да он, по-видимому, просто уже устал.
- Ну, ломать - не строить. Я устала больше, пытаясь исправить огрехи вашего "редактирования". Я должна прочесть, что он тут начеркал. Сейчас, я быстро...
- Всё уже. Редакция закрыта. Его уже верстают.
- Как?! Без меня? Вы же сказали, что я должна утвердить... Я не могу допустить, чтобы эта галиматья вышла под моей фамилией. Если не дадите возможности исправить - я снимаю материал.
- Ну, может быть, Вы по-человечески подойдёте... - заканючил корреспондент. - Ведь это для меня катастрофа. У меня и так уже два материала сняли.
- А вы-то со мной по-человечески обошлись? - взорвалась я. - Я весь день билась, чтобы спасти хоть какие-то остатки смысла, логики... Кем вы меня выставляете перед публикой? Все мои мысли оглуплены, усечены, это не моя речь...
- Речь должна быть не книжная, а простая, разговорная!
- Да поймите, я так разговариваю! Это моя речь! Вы же слушали лекцию. Два часа люди - а там были и простые, может быть, даже большинство, не академики - слушали, затаив дыхание, мою книжную, как Вы выражаетесь, речь. Вы не имеете права подменять мне язык, мысли, мозги, это подлог. Я не разрешаю давать это в таком виде. Я имею право снять материал?
- Имеете. Звоните завтра редактору. Но имейте в виду, что если Вы пуститесь с ним в дискуссии...
- То что?
- С ним спорить нельзя, он нервный.
- О Боже, он ко всему ещё и нервный!
Наутро вышел новый номер "АиФ". Я до последнего надеялась, что всё-таки не дадут, снимут, прислушаются к моей просьбе. Дали. С ужасом открываю.
"1 ноября состоялся финал Международного конкурса русской поэзии". Всё. А что у него есть название: "У вдохновенья есть своя отвага", что это конкурс имени Владимира Добина, что проходил он в Израиле, Ашдоде - всё выброшено. Правило: "белого-чёрного не называть". На все имена табу. Боже, какой... (молчу, молчу) сие учредил? Ну как люди поймут, что это за конкурс? Мало ли международных конкурсов проводится в мире?
Дальше - пуще: на вопрос "где сегодня можно прикоснуться к высокой поэзии?" я якобы отвечаю: "Пусть приходят на мои вечера". У меня было: "на вечера о поэзии, о поэтах разных стран и эпох". Получилось же, что "высокое слово" - это лишь моё. Какая подстава! Ну что люди - пусть даже и простые - будут думать обо мне, когда прочтут? Хоть опровержение пиши на каждый абзац. Кто-то из самых простых, не читающих дальше заголовка, возможно, подумает: "Вот неблагодарная, её прославили, а она..." А на... мне такая слава?! Я привыкла вчитываться и вдумываться в напечатанные слова, для меня они значат то, что значат.
Я пожалела нервы редактора, а главным образом - свои (а то, не ровён час, опять не сдержусь), пожалела бедолагу-журналюгу и не стала тогда звонить. У того "рука набита на поэтесс", пять раз отстрелялся, а тут, на шестой - на тебе, осечка. Подвёл автомат Калашникова. Но что толку скандалить, номер был уже свёрстан. Однако и смолчать я не могла. Так появился этот комментарий к нашему диалогу.
Исходя из своего горького опыта неудавшейся попытки интервью (попытки-пытки, в противовес известному выражению), хотела бы дать несколько советов очередным жертвам, попавшим под прицел калашниковых.
Инструкция для тех, кто будет давать интервью "АиФ в Саратове":
1.Ни слова о себе, о своей работе, о том, чем занимаешься и живёшь.
2. Ни одной незаезженной, нестандартной мысли, ни одного "заумного", "книжного" слова.
3. Не называть имён поэтов,писателей, философов, ни одной цитаты из их творений, не больше двух стихотворных строчек на квадратный метр текста. - Всё это раздражает тех, кто их не знает, никогда не слышал, - читают люди простые.
4. Под запретом слова: "фашизм", "Сталин", "время", "комплиментарный", "аллилуйщик", "корпоративный", "иррациональный","катарсионный" и особенно - о ужас! - "солипсист". Чем-то они напрягают редактора.
А если серьёзно, то я сказала бы всем этим газетным зомби, акулышам пера: вам нельзя работать с живыми людьми, берите интервью у самих себя! Почему вы так оскорбляете и своих героев, и читателей, что приписываете им свои коротенькие, как у Буратино, мысли? Почему вы так невежественны, трусливы и конъюнктурны? Не надо подвёрстывать всех под свой убогий стандарт, не надо так плохо думать о современниках и судить обо всех по себе.
А редактору неплохо бы заглядывать изредка в словари - философские, литературные, а то сразу вспоминается персонаж, который при слове "культура" хватался за пистолет, то бишь - в нашем случае - за автомат Калашникова.

ноябрь 2010

© Наталия Кравченко, 2011
Дата публикации: 26.05.2011 16:04:43
Просмотров: 3020

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Юлия Чиж [2011-06-02 09:11:25]

А остались ответы на вопросы (я даже боюсь предположить что там были за вопросы...) в Вашем варианте? Поищите. И опубликуйте здесь. Чтобы этот Калашников умылся. Вместе с журналюгой.
Ничего не изменилось с мохнатых годов. У нас хранится интервью (одно из) с папой (после того, как он спас солдатиков от неминуемой гибели - прислали такого же, похоже, деятеля). Так даже имя и отчество перепутали. И то, что он говорил - искурочено до неузнаваемости. Только фото отца подлинное (даже удивительно).

Ответить

Наталия Кравченко [2011-06-02 16:24:11]

Думаю, он и так уже "умыт" этой статьёй. У Ахмадулиной есть хорошие строчки в стихе "О слово точное: "подонки"!...": "они наказаны собою, своей бездарностью глухой". Лучше не скажешь.

Юлия Чиж [2011-06-02 16:34:59]

в статье исключительно эмоции.
эмоции (и изложенные на бумаге/мониторе, и озвученные оппонету) обычно волнуют только испытывающего их. ну, посочувствуют, разве что, два-три человека: "ох, что творится!". головой покачают. по плечику погладят. и всё на этом.
а вот размещение интервью в том виде, каком Вы его предлагали к печати и, ниже, опубликованное ими - наглядный пример разницы. "дабы дурь каждого видна была!" (с)

этой статьёй Вы им в спину плюнули. меленько так, скромно. как святой водой окропили. подобное им - словно мёртвому припарка. а надо бы смыть напрочь. вместе со спинами. (имхо)

Ольга Питерская [2011-06-02 00:56:44]

Все равно калашниковы судят по себе. И приписывают другим свои приоритеты. И искренне верят, что все - такие же калашниковы. И это очень грустно, на самом деле.

Ответить

Наталия Кравченко [2011-06-02 08:56:33]

Увы.