Старосельская тоска

Юрий Иванов

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 18455 знаков с пробелами
Раздел: "От лица должностного лица"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Солнце на секунду выглянуло в щель между мутными серыми тучами и тут же пряталось, словно само испугалось своей наглости. Облака схлопнулись челюстями, и тусклые капли дождя полились на треснувшие стекла облезлого окна, искривляя пространство и замедляя время.
Судья Старосельского районного суда Марина Чичикова грустно глядела на лужу перед окном, испещренную кругами от падающих капель, ежилась под теплым платком и нервно теребила завиток темных волос.
Кап-кап! Словно по раскрытым настежь мозгам, дождевые капли били и били по железному карнизу, раскалывая стеклянную скорлупу ее показного чиновничьего равнодушия.
Ей казалось, что еще чуть – чуть, и все в ней взорвется, заплачет, закричит. И она начнет крушить эту убогую мебель, ронять и топтать ногами папки с делами, ненавистный телефонный аппарат, а потом разобьет окно, спрыгнет вниз и уйдет отсюда навсегда. За горло схватил безотчетный страх перед надвигающейся гибелью надежд, перед тупым отсутствием желания жить, перед ощущением бессмысленности ее нахождения в этом, проклятом богом, деревенском болоте, в безвременьи черной дыры за гранью живого мира.
Ничего не меняется. И все усилия ее направлены на то, чтобы принять эту чуждую ей жизнь как свою.
Как продолжать жить по принципу «завтра докуем», ходить размеренно, никуда не торопиться, чтобы не наступить, на рвущуюся вперед, еще молодую себя? Все в ней сейчас протестовало против собственного терпеливого шаркания ногами и продвижения к полному одиночеству и забвению.
Надо работать. Надо встать и идти. Идти, чтобы что-то делать – любую работу и спасти хоть толику смысла в своей угасающей для радостей жизни.
- Лена, позвони Еремину, напомни сегодня в десять заседание, - Марина уверенной поступью начальника вошла в канцелярию.
Секретарь судебного заседания, баба умная и язвительная, приподнялась и, сделав шутливый книксен, прощебетала : «Уже сделано, Марина Петровна». Потом помолчала и, глядя в окно, добавила: «Сомневаюсь я, что он до нас доберется. Вчера картошку продал - сильно пили с начальником РСУ».
- До чудес говорят…, - с нажимом и легкой долей зависти добавила она.
Вот те на! До чудес - это плохо. Совсем нехорошо. То есть, вчера хорошо - сегодня плохо.
Единственный адвокат на весь Старосельский район, перекрывающий все дела по категории дел с обязательной защитой, сегодня на девяносто процентов должен был быть в нерабочем состоянии.
«До чудес» даже жители села напивались нечасто. Градация могучих деревенских попоек была проста – 1) до песен, 2) до чудес, 3) до смерти. Чудеса могли быть разными – от порубки мебели, домашних животных и даже супруги (га) до невинного хождения в обнимку по улице с матерным ором и приставания к прохожим с нескромными предложениями или уж, до совершенно банальной регулировки дорожного движения и маршировки парадным шагом - этим отличались менты ( тоже люди - почему бы и нет?).
Сельская молва не может ошибаться. Здесь знают все и вся. Кто, с кем, сколько, куда, когда, кому и кого…. Марина уже давно смирилась с этим – и ее личная жизнь была под микроскопом у местных кумушек, и никакая конспирация спасти от этого не могла.
Маринкино желание работать наткнулось на правду жизни. Что делать? Выходить в процесс и откладывать дело, отодвигая сроки, ломая график рассмотрения дел? Тоска... И это уже в который раз.
- Сволочь! Устрою я тебе, Андрюша, счастливую жизнь на фазенде! Сама съезжу в президиум коллегии, чтоб выдрали этого мудилу по первое число.
Поминая недобрым словом Андрюху Еремина, она не могла сдержать улыбки. Странный человек, «философ навозных куч», напрочь спившийся холостяк, с вечно улыбающейся небритой физиономией. И кликуха у него была странная - «Ерема-Турыст».
Он безнадежно осел в районе лет десять назад. Адвокатил поначалу рьяно. Какая-то семейная драма и тоска районного масштаба тихо и незаметно привели к алкоголизму. «Юриста» деревенские быстро переделали в «турыста», что в целом соответствовало Еремину, как нельзя лучше. Выезжал он из всех жизненных передряг только потому, что никто из нормальных защитников в эту дыру на постоянную работу ехать не хотел.
В уголовном процессе односоставного суда маленького района, где из всех специалистов - прокурор с помощником, три следователя в ментовке и один адвокат - все от всех зависят. Следователь от опера, прокурор от следователя, судья от всех сразу… Ори, стучи молотком по столу, угрожай – мало толку! По башке бы звездануть кому… Если кто запьет –всё! Красиво изложенные в кодексах сроки, обязательные категории дел, реальное представление адвоката и прочие мудические процессуальные извращения европейской демократии не учитывали специфики кондовой российской деревни и острого дефицита хоть каких-нибудь специалистов. Ни в каких хартиях по правам человека, передовых конституциях и решениях европейских судов не учтены ни пьянство, ни низкий профессионализм, ни разбитые дороги, ни недоеная корова, ни малограмотность населения, ни просто банальная нищета и тому подобные «мелочи», которые приводят к нарушению четко регламентированного судебного процесса.
Так, например, «Ерема-Турыст» постоянно являлся к следователям милиции в фуфайке и резиновых сапогах, испачканных навозом. Подследственные долго не верили, что перед ними их защитник, принимая, Андрюху за бомжа из КПЗ. Просроченное удостоверение свое он, как правило, забывал, и следователям долго приходилось доказывать жулью, что это не подстава, уговаривать их верить им на слово и умолять начинать давать показания. Ерема же, с каждым годом, откровенно наглел от ощущения своей исключительности.
Часто, когда сроки горели к чертовой матери, и прокурор орал на начальника милиции, требуя соблюдения закона, а судья долбила прокурора, грозя неосуществимыми карами, заведующий юридической консультацией спокойно сидел на берегу торфяного карьера и удил рыбу под самогон, наслаждаясь девственностью местной природы и философствуя о высоком. У него были свои душевные приятели – интеллигенты - ветеринар Рогаткин и «дед Щукарь», поп – расстрига Валентин из Гарей.
Следаки знали излюбленные места Еремы и, в случае острой нужды, производили «превентивное задержание» адвоката и доставление его в РОВД с обязательной клятвой, что возвратят «потерпевшего» откуда взяли. После благополучного разрешения проблемы все, как правило, заезжали в магазин, выпивали с Андрюхой и, лежа у костра, под уютное бульканье закопченного котелка, вступали в бесконечные споры о международном положении и тлетворном влиянии запада на неокрепшие умы простого русского народа.
В суд Еремин приходил неизменно в пиджаке и единственном, засаленном от времени и неаккуратного питания, галстуке. Суд всегда был для него храмом, не то что мрачная ментовня. Но галстук помогал только при общении с доярками и работницами общепита. Иных же галстук не вдохновлял -андрюхин вид, запах и аура свидетельствовали о глубоком и продолжающемся падении, люмпенизации и моральной деградации.
- Девочки мои милые! Марина Петровна, дорогая, я вернулся! - в кабинет завалился адвокат Еремин собственной персоной. На вид Андрей был немного подшофе и потому чуть дурашлив. К тошнотворной вони дешевого одеколона и давно немытого тела явно примешивался резкий запах плохого алкоголя.
- Сь-сь-те! – змеино пршипела Чичикова сквозь зубы, визуально оценивая профпригодность адвоката.
- Еремин, если опять сорвете мне процесс, пеняйте на себя, - Марина напустила на себя суровый вид, всегда отрезвляюще действующий на Андрюху и повергающий его в раскаяние.
- Да , чтоб я сдох, Марина Петровна ! Вы что меня не знаете? Я же всегда верой и правдой за вас! Вы меня обижаете! Ну, что вы все припоминаете-то мне старое. Я уж давно искупил все прошлые недоумения и нестыковки, - каялся адвокат, распространяя пьяную вонь по маленькому пространству кабинета судьи.
- Ты, Андрюха, сам недоумение и нестыковка, тебя что учить, что убить. Я тебя предупреждаю, еще раз сорвешь мне процесс, сама тебя за волосы оттаскаю прямо в зале суда и вот этим вот молотком ( она потрясла деревянной судейской кияночкой в воздухе) по башке тебя тресну.
- И оттаскайте, и, пожалуйста, Мариночка Петровна. И тресните! Да я из Ваших-то рук хоть цианистый калий приму и не поморщусь, ей богу ! – «Ерема - Турыст» улыбался во весь рот и, вскипевшая, было, в Маринке злость, быстро улетучилась. Юродивый, блин!
Делать было нечего - процесс должен был быть начат. Была не была, может, продержится два-то часа?
Судебное заседание началось ровно в десять. Судили рябоватого плешивого мужичка – Кирилла Савицкого - бледного, помятого и потертого, с мутными и пустыми глазами потомственного алкоголика. Глаза соответствовали сути - он им и был. Все в районе знали Кирьку и папашу его бондаря, царство ему, пьянице, небесное.
Преступление рябой совершил вроде небольшое - украл поросенка с фермы, но прокурорица- змея взяла его под стражу, ибо надоел этот мудак хуже горькой редьки. Обычный набор - пьяница, дебошир, домашний воин и вот еще и вор. Хватит, пусть посидит, сам в тюрьму давно просится.
Причем, надо сказать, и преступление он совершил, так сказать, изощренно, извращенно и квалифицированно. Весьма большой ажиотаж вызвало оно в спокойном районе.
Киря пил весь вечер с известным браконьером Мишей Пробитым в его доме в деревне Чудиново. Напились до «чудес», и, когда Миша пал под стол, Савицкий снял со стены его охотничье ружье и патронташ. Вооруженный, он пришел на колхозную ферму и стал гоняться за небольшим шустрым кабанчиком, расстреливая его мелкой дробью. Пять выстрелов произвел по жизненно неважным мягким местам, шестым же зашарашил Пятачку прямо в ухо, отчего последний скончался на месте преступления. При попытке вытащить тело из сарая Кирюха был схвачен за руку лично председателем колхоза. После председательского удара в рыло он немедленно уснул в обнимку с кровавым свиным трупом, о чем имелись неоспоримые доказательства в виде цветных фотографий с места происшествия, сделанных помощником прокурора. Сломанный деревенский телефон сообщил в район, что убили самого Кирьку. Каково же было разочарование, когда сообщение оказалось ложным. Помощник со злости заснял жулика в разных ракурсах, не пожалев цветной пленки. А потом тиснул в местной газетке «Старосельские ведомости» статейку «Свиноубийца» с публикацией самой смешной фотографии на первой полосе.
Событие, черт побери, районного масштаба!
Ни на следствии, ни в суде, жулик, ну никак, не мог объяснить – за что и почему убивал невинное животное из ружья с особой жестокостью? Как выяснилось на следствии - они ранее даже не были знакомы.
Марине было наплевать, как справится сегодня Еремин с задачей защиты. Ничего особенного никто и ждал. В арсенале районного правозащитника имелся набор избитых фраз о трудном детстве подсудимого, о тяжелом физическом труде селянина, о его несбывшихся надеждах и мечтах юности, о несчастной семье и детках, оставшихся без кормильца и поильца. Чичикова уже начала потихоньку писать приговор - два года лишения свободы за покушение на кражу, плюс принудительные меры для лечения от алкоголизма.
Ерема на судах всегда говорил одно и то же, не вдаваясь в вопросы доказанности вины и правильной квалификации преступления. "Тяжелое детство и родители алкоголики" - вот и все, к чему сводилась его жеваная речь в любом процессе.
Все смеялись в кулаки, когда Андрюха, резко проснувшись от окрика судьи : "Слово адвокату!!!", вдруг вскакивал и пафосно, с прямой спиной и, глядя ввысь на люстру, начинал : "Уважаемые судьи, дорогие сограждане! Я полностью согласен с тем, что сейчас говорил уважаемый прокурор (а прокурор честил подсудимого и в хвост и в гриву). Мы не оспариваем ни доказанности, ни квалификации содеянного ( а там хрен ногу сломит – то ли он, то ли нет?). Да, мой подзащитный виновен, однако...".
После этих слов все прыскали от смеха ( особенно, когда подсудимый весь процесс своей вины не признавал), далее шел старый набор про детство и завершалось все словами : "Я прошу Вас уважаемые судьи о снисхождении к моему подзащитному. Посмотрите, как он раскаивается в содеянном ( а подсудимый в это время ковырял грязным пальцем в носу), как текут слезы из его грустных глаз ( а он ухмылялся дружбанам и собутыльникам), как он просит прощения у потерпевших ( показывает им кулак) и хочет искупить свою вину на свободе, на своем рабочем месте, в кругу семьи, рядом с любимой женой ( жена - с незажившим еще мужниным фингалом), поэтому мы согласны на любую меру наказания, даже самую суровую, самую тяжкую, самую исключительную, но не связанную с лишением свободы. У меня все. Я кончил!".
Здесь Марине, бывало, стоило больших усилий, чтобы сохранять умное и суровое выражение и делать вид, что она не замечает, тихо соскальзывающего со стула на пол, прокурора, лежащих на протоколах, и бьющихся в пароксизмах, секретарей, сведенных судорогой лиц народных заседателей, конвойных, отвернувшихся к стенке, с дрожащими от смеха плечами, и, согнувшихся пополам, зевак и свидетелей. Громко смеяться в суде нельзя, но смеяться по-тихому запретить она не могла, тем более было над кем.
Сегодня, "свиноубийца", грустно глядя в зал, поведал миру о своем падении, вину признал, долго и истово просил прощения (у кого - никто не понял, наверное, у убиенного им животного), и сел. Все доказательства были оглашены - стороны переходили к прениям. Еремин старательно таращил глаза и нетерпеливо елозил на стуле, шурша какими-то бумажками.
- У защиты есть вопросы? – резко прикрикнула она.
- Нет вопросов, нет вопросов, - заблеял Еремин и поглядел на часы.
Вдруг, она услышала, как далеко в ее кабинете надрывается междугородний телефон, и решила, на свою беду, объявить небольшой, минут на пятнадцать, перерыв. Молодая и наивная, она и не предполагала, что эти пятнадцать благословенных минут сломают все, что они наработали за полтора часа.
Немедленно, после ее ухода, Андрюха куда-то сдулся. Вернулся он вовремя, и, если раньше его, хоть и с большой натяжкой, но еще можно было назвать адвокатом, то уже через четверть часа воротившийся неведомо откуда Еремин ничьим правозащитником уже не был и быть не мог. Это был уже Ерема-Турыст.
Джекилл и Хайд быстренько поменялись местами. Он стал нормальным! Таким как есть! Человеком, без всяких там ненужных юридических и официальных понтов.
"Человек, это звучит! И звучит, бляха муха, гордо!!!»
Пиджак его был в побелке, одна брючина была заправлена в носок, галстука – не было. Глаза были выпучены в непосильных потугах сохранения ориентации в пространстве и времени.
Словно привидение, Турыст открыл дверь зала, и люди ахнули. Человек был пьян в стельку, и не просто в стельку, а в стельку грязного и вонючего кирзового сапога скотника с дальней фермы. Он шагнул внутрь. Споткнувшись на пороге, Ерема пролетел немного по дуге и с грохотом упал прямо в зал, широко раскинув руки и ноги около алтаря для свидетелей. Где он выпил и сколько, навсегда осталось загадкой.
Вошедшая через минуту в зал Марина, увидев это чудо, валяющееся в ее святая святых, можно сказать, в ее божьем храме правосудия, чуть не грохнулась в обморок от негодования и ощущения бессилия перед великой и таинственной русской душой, такой страстной и могучей в своей извечной потребности быть свиньей.
Когда Андрюху торжественно выносили из зала, он замычал и, открыв один глаз, презрительно окинул окружающих.
«Хамьё!!! - неожиданно громко выкрикнул он. Голова его безвольно свесилась вниз, и на руках сочувствующих и родни "свиноубийцы адвокат покинул зал.
Судья Чичикова смотрела на оживленный вынос тела и морщила нос от желания смеяться и плакать одновременно.
Для себя она твердо решила, что завтра непременно оттаскает Еремина за волосы в зале суда, подвергнув его гражданской казни, на виду у всех своих сотрудников и особо приглашенных лиц.
Опустевший зал вонял перегаром, чесноком и потными телами селян, за окном плакала осень, цветы на подоконнике сникли и горестно повесили головы. Если б не Ерема, сегодняшний день был бы, как две капли воды, похож на вчерашний.
Сейчас она поднимется на второй этаж, в прокуратуру, пить чай, будет там молоть языком с бабами, вспоминать сегодняшнее утро, глядеть на мутную реку под окном и редких прохожих на площади, обсуждая, кто куда пошел и перемывая им косточки. Потом, вдруг не в силах справиться с тошнотой, спустится к себе, запрется в кабинете, достанет из сейфа початую бутылку коньяку и тихо напьется.
Напьется, чтобы вечером пойти в холодный и одинокий дом. Включит телевизор с четырьмя программами, прижмет к себе кошку и нальет еще… А потом, упав в мертвую постель, будет мечтать о том, чтобы утро не наступало, завтрашнего дня - не было, и чтобы вообще ничего и никогда не было. И ее самой чтобы не было – ни в прошлом, ни в будущем…Никогда.
Тоска-а-а!

***

© Юрий Иванов, 2011
Дата публикации: 06.05.2011 14:07:22
Просмотров: 3423

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Евгений Пейсахович [2011-05-06 16:59:03]

Как обещано.
Весьма.

PS. Рад видеть.

Ответить

Юрий Иванов [2011-05-09 10:23:20]

Женя огромное спасибо, что не забываешь! Рад тебя видеть у себя. А уж за помощь и вовсе поклон тебе до пупа! :-)))))))))
С Праздником!!!