И шел трамвай сквозь непогоду...

Владимир Борисов

Форма: Рассказ
Жанр: Мистика
Объём: 11269 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

И шел трамвай сквозь непогоду…

Телефон, прозвенел в тот самый момент, когда я, элегантно помятый, небритый и опухший, сидел на своей шестиметровой кухне и в литровой банке смешивал все, что у меня осталось из спиртного, после новогодних праздников.
Полусухое, выдохшееся Советское шампанское, стопка теплой водки, на два пальца горькой перцовой настойки, четверть стакана «Рябина на коньяке», стакан самогона настоянного на алтайском мумиё, грамм двести шоколадного ликера неизвестного происхождения и сомнительного названия и сколько-то кагора, обнаруженного в бутылке с отбитым горлышком. Ингредиенты этого коктейля, самым необыкновенным образом упорно не желали смешиваться и раз за разом, дробились в банке на разноцветные, мутноватые слои.
Что интересно, каждый раз, после очередного смешивания, порядок слоев менялся.
Так вот, когда я в очередной раз, отчаявшись, отбросил ложку в сторону и уже решил проглотить свое слоеное пойло в таком, как оно и было, полосатом виде, прозвенел телефонный звонок.
- Алло, это Владимир Бутырский?
Поинтересовался низкий женский голос на противоположном конце провода.
- Да. - Буркнул я, мысленно обыскивая свой пустой холодильник на предмет закуски.
- Вас беспокоят из издательства ‘’ Молодая гвардия’’, секретарь Нарвская Мария. Мы рассмотрели подборку ваших рассказов и нам бы хотелось с вами встретиться.
Главный редактор ожидает вас сегодня в семнадцать часов, кабинет четыреста девятый. Прошу вас не опаздывать.
Трубка запищала короткими, злобными гудками, а я стоял и честно говоря, не знал, как относиться к этому звонку? То ли радоваться первому потенциальному изданию, а то ли плюнуть на все, похмелиться тем, что у меня есть, занюхать рукавом и, забравшись вместе с тапочками под одеяло на своем продавленном диване попытаться уснуть.
Я поступил мудро.
Зажмурив глаза, с содроганием проглотил содержимое банки и, набросив на плечи куртку, поплелся в издательство.
За свои сорок с небольшим, я еще ни разу не видел подобной метели, тем более в Москве.
Ветер швырял в лицо пригоршни колючего, жесткого, холодного снега. Воздух напоминал плотный, непрозрачный белый ватман, сквозь который даже призывная буква М, возле метро, скорее угадывалась, чем виднелась.
Пройдя не более квартала, я уже пожалел, что отправился куда – то в такую погоду и уже было собрался вернуться обратно домой, в мою пусть и грязную и неухоженную, но все-таки теплую квартиру, но честное слово, куда и в какую сторону теперь двигаться, я уже и не представлял.
Капюшон куртки быстро наполнился снегом и он, постепенно растаяв на моей шее, потек зигзагообразными холодными струйками по спине.
- Твою мать!
Закричал я громко и сурово, чтобы придать самому себе определенную смелость и злость и кинулся к ближайшему дому, в надежде прочитать: где, на какой улице я все – таки нахожусь.
Но вдруг, из-за угла ближайшего дома, показалась странная вереница бредущих сквозь непогоду монахов в белых от снега рясах.
- …Отче наш, иже еси на небеси, да светиться имя твое, да прибудет царствие твое….
Услышал я сквозь завывание ветра и шорох снега и в испуге, на всякий случай, перекрестившись, метнулся в сторону чтобы тут же, поскользнувшись на припорошенных снегом трамвайных рельсах, упасть лицом в пропахший мазутом и кошачьей мочой снег.
И в этот же миг, откуда-то слева, отчаянно звеня и сверкая холодными синими электрическими брызгами, появился клепанный, словно броневик трамвай, с помятыми, темно – багровыми боками, и тускло – желтыми пятнами окон. Откатившись в сторону и с трудом поднявшись на дрожащих ногах , я с удивлением увидел прямо перед моим носом открывшуюся трамвайную дверь и почувствовал на ободранном и саднившим лице влажное вагонное тепло .
Несмотря на непогоду, а может быть именно из-за нее, в вагоне никого не было. Ряды кресел авиационной, гнутой фанеры расположенные возле окон, пропадали в неверном, мерцающем свете.
Дверь за моей спиной с визгом захлопнулась и вагон, нудно дребезжа на стыках рельс всеми своими сочлениями, тронулся сквозь белую, плотную непогодь.
Трамвай все ехал и ехал куда-то, долго и без остановок. Снег на моих ботинках уже растаял и искусственная их замша, набухла и скукожилась от воды, да и брюки почти до самых колен темнели от воды и холодили ноги.
- …Следующая остановка Первая Градская больница. Морг.
Просипело в динамиках и через пару минут, гармошка дверей распахнулась. Свет в вагоне погас, и клубы снега с шуршаньем бросились в дверной проем.
- Вот ведь б**дь!
Сплюнул я и вывалился в снежную круговерть.
- Какой морг, к херам собачьим!? Зачем он мне?
…Крутые, обледенелые ступени вели в подвал, к слегка приоткрытой, оббитой жестью дверью. Явственно пахло хлороформом и еще чем-то приторно сладким, мерзким…..
- На опознание?
Хмуро бросил патологоанатом, огромный мужик в желтом, клеенчатом фартуке и, пропустив меня в залитое светом помещение с аркообразными потолками, скрылся за соседней дверью.
Я подошел к длинному мраморному столу, на котором под простыней с фиолетовыми ромбами таинственных штемпелей, угадывалось чье-то женское тело.
С любопытством и одновременным страхом я нагнулся и потянул на себя простыню.
Как это ни странно, я почти не удивился. Более того, отчего-то я ждал нечто подобного.
…Люси лежала на холодном, мраморном, шершавом столе обнаженная и необычайно красивая. Почти такая же, как в то лето, когда я бросил ей в лицо беспощадное и, наверное, где-то очень жестокое.
– Прощай.
После чего, я, поднявшись с влажного песка, отряхивая прилипшие к плавкам песчинки, с показной независимостью, насвистывая, направился по тропинке через редкий лесок к автобусной остановке, проклиная и это лето, и этот игрушечный Таллинн, и необычайную, б**дскую красоту Люси.
Именно тогда, вытирая преступно выступившие слезы, я и написал первые свои стихи…

- Над Прибалтикой, дождь повис,
Очень мелкий, и очень робкий,
И дождинки, падают вниз,
Лишь дождинкам известной тропкой.

И дождинки падают вниз,
С черепиц летний жар смывая,
Ты лелеяла свой каприз,
А капризом я быть не желаю….

Я шел, спотыкаясь о сосновые корни, торчащие из песка и в спину мне ударило твой крик, истеричный и неприятный.
- Если ты сейчас уйдешь, сука, я покончу с собой!

- …Пусть над ратушей, старый Том,
В жестяную трубу играет…..

-Черт, совсем забыл, как же там дальше?
Нет, не помню. Я уже ничего не помню, я не хочу ничего этого помнить. Не хочу, не хочу!
Я обессилено опустился на колени перед Люси, гладил ее холодные, жесткие, коротко остриженные волосы и словно в горячке, вновь и вновь повторял.
- Я не хочу, я не хочу, я ничего не хочу….
- И правильно делаешь, что не хочешь.
Проскрипел внезапно появившийся патологоанатом и набросив на лицо покойной проштемпелеванную простыню, почти насильно вывел меня из морга.
Дверь хлопнула, и я вновь очутился в самом центре этого ужасного, снежного безумия.
Трамвай казалось, ждал моего появления, двери призывно распахнулись и я, кляня себя за бесхребетность, словно приговоренный, вошел в его теплое нутро.
На этот раз, дорога заняла куда более долгое время. Я, пригревшись на фанерном кресле, успел вздремнуть и, проснувшись, с облегчением, заметил, что промокшие мои одежда и обувь подсохли, тяжелое, давящее на голову опьянение, вызванное выпитой накануне многослойной мерзостью прошло, не оставив после себя даже головной боли.
- …Следующая остановка, улица Артиллерийская.
Сообщили мне динамики и вновь распахнутые двери выгнали меня в снежную круговерть.
- Ну, уж нет, достало!
Окончательно проснувшись, я бросился к первому вагону, к кабине вагоновожатого.
- Что за ё…- Начал, было, я и тут же заткнулся.
Снег, свободно залетая в распахнутую дверь кабины вагоновожатого, опускался на холодное дерматиновое сиденье и не таял.
Я закурил и оглянулся.
Прямо надо мной нависла серая глыба здания школы. Той самой средней школы, которую я закончил более двадцати лет назад. Той самой, расстояние от стен которой и до тесной, захламленной квартирки в первопрестольной, в доме третьего проезда Марьиной рощи, составляло никак не меньше двух тысяч километров.
- И это если строго по прямой…- Я выплюнул погасшую сигарету и потянул на себя высокую, тяжелую школьную дверь.
Мимо и сквозь меня проносились выпускники в строгих костюмах и серьезные выпускницы, впервые сменившие школьную форму на нарядные воздушные платья. Вокруг меня кипел выпускной вечер.
- Как странно…Выпускной бал и зимой.… Да нет, так не бывает…
А ноги сами собой привели меня в мужской туалет на третьем этаже, где в полумраке, на широком, изрезанном подоконнике я увидел двух целующихся. Вернее сказать, я узнал в долговязом, кудрявом подростке, любимце молоденькой, экзальтированной учительницы литературы самого себя, опьяневшего от впервые в жизни выпитого шампанского и пытавшегося поцеловать ту самую учительницу….
- Нет, не так!
То ли услышал, то ли вспомнил я ее сдавленный шепот.
А она (как, как же ее звали?), расстегнув платье, жадно прижималась к моим неумелым губам твердым, возбужденным соском.
- Что ж ты сука делаешь!?
В туалет с криком влетел директор школы, по слухам то ли ее старый любовник, то ли воздыхатель.
- По статье уволю, падаль! За аморалку.… А ты еще кто? Как фамилия? А ну стоять!
Но дробный топот убегающих ног, эхом прогрохотал в пустом коридоре и круто развернувшись, я так же поспешил вслед за самим собой…..
Трамвай призывно светил окнами, но я в трех словах выразив все свое отношение ко всему происходящему, круто повернув за угол школы, нырнул в снежные вихри.
Я отошел за угол и помочился.
- …Ее, по-моему, тогда уволили за аморалку, а это по тем временам приговор. Тем более для педагога…
.Но жениться на женщине, старшей меня лет на пятнадцать? Нет, в то время я был к такому совершенно не готов…. Совершенно.

Не успев сделать и пяти шагов, я уперся в кирпичную стену, и, подняв глаза, с трудом разобрал светящуюся табличку : ул. Палиха, дом 18 стр.3.
- Слава Богу, дошел…
Прошептал я и отчетливо услышал позади себя обиженный, долгий звонок проезжающего мимо меня трамвая.
- Домой, домой ,только домой! Хватит с меня этих ваших трамвайных экскурсий.

Дорогу мне преградил сияющий никелем турникет.
-Вы к кому?
Не глядя на меня, буркнула молодая грудастая девица, белый верх, темный низ и громко показно принюхалась.
– Здравствуйте. Мне назначено на семнадцать… Нарвская Мария… Секретарь издательства ’’Молодая гвардия.» Если мне не изменяет память, кабинет четыреста девятый…
Отчаянно волнуясь и путаясь в словах начал, было, я …
Белый верх, темный низ, впервые подняла на меня ярко-голубые, кукольные глаза и снова принюхавшись, бросила снисходительно, даже пожалуй брезгливо.
-В «Молодой гвардии» никогда не было секретаря по фамилии Наврская. Да и, кстати, что бы прекратить эту бессмыслицу, кабинета под номером четыреста девять тоже нет.
- Как, такой нет? И что значит, никогда не было? …Тогда может быть вы знаете , там с подборкой рассказов Бутырского Владимира?.. Да, да, пожалуйста. Я подожду….
Девица сеяла телефон, тонким пальчиком с
Как, не подходят? Совсем? Спасибо…..
…Мимо меня прошел ярко, пижонисто одетый Евтушенко.
Бросив чуть слышное: - Я к самому.
Он исчез в коридоре первого этажа.

© Владимир Борисов, 2023
Дата публикации: 24.02.2023 20:23:58
Просмотров: 1056

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.