Илья Фанаберик (полный вариант)
Мокрецов Михаил
|
Форма: Повесть
Жанр: Мистика Объём: 46999 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
ФАНТОСМОГОРИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ О ЛЮБВИ
На смену юной лютой страсти придёт тишайшая любовь, поддастся её легкой власти и наша взбалмошная кровь. моей А. посвящается Глава 1 – Смерть О, если б знали вы, мадонны, Что к Рафаэлю шли на Пасху, Что гении сидят, как вдовы, Оплакивая страсть напрасную, Что гении себя не балуют, Что почерк их ночами точится, Что издеваются над бабами, Когда не в силах бросить творчество. Когда изжогой мучит тело И тянут краски теплой плотью, Уходят в ночь от жен и денег На полнолуние полотен. Да! Мазать мир! Да! Кровью вен! Забыв измены, сны, обеты, И умирать из века в век На голубых руках мольберта. Л. Губанов «Полина» 1.1. Илья Андреевич любил Лиду Сергеевну, что было обоюдным. Свои чувства они переживали разно. Он где-то в голове, она приблизительно в области живота. Он был спокойнее её на дюйм, на слово, на целый вздох, поэтому, когда она зажигалось – он уже был холоден. Лида Сергеевна была хороша, трогательна и напоминала цветущий маленький вишневый сад. Илья Андреевич был толще и в талии, и по коже, хотя у него внутри жил маленький принц, которого он тщательно скрывал. Таким образом, они были похожи, как капля Чёрного моря на каплю Красного. Сама их жизнь была скромной, мерцающей, с видом на призрачные перспективы. Квартира была квартиркой, но с балконом. Ещё у них были цветы, книги, кровать, стиральная машина, долги и, если мне не изменяет память, толи не говорящая кошка, толи молчаливый кот. Сегодняшний тихий вечер был приблизительно тождественен вчерашнему. Перед сном Лида Сергеевна поцеловала Илью Андреевича в несколько точек лица, и ушла отдыхать. Он остался на кухне дожидаться вдохновения, поэтому, когда немного за полночь раздался стук, он без удивления пошёл открывать. 1.2. На пороге в элегантном коричневом костюме с небольшой, еле заметной дырочкой в районе сердечной мышцы, стоял привлекательной наружности мужчина средних лет и с усиками. - Здравствуйте, Илья Андреевич. - Здравствуйте, конечно…и всё-таки странная вежливость в по-ловине первого ночи, - между безраздражительностью и безрадостностью сказал Фанаберик. - Понимаю, Илья Андреевич, и прошу извинить за столь поздний визит, но дело моё безотлагательно… кстати, забыл представиться, только прошу не удивляться, Смерть Николаевич Хвостиков, - лукаво улыбнулся и немного кивнул головой гость. - Мне казалось, это женское имя, - ещё не начинал беспокоиться Фанаберик. - Все так думают, до известной поры, - повторил лукавую улыбку собеседник. – Может, впустите? - Ваше предложение, мягко говоря, ненормально, - взвинчивался Илья Андреевич. - Понимаю, понимаю, Илья Андреевич… но я собственно не к вам… Фанаберик оторопел, закрывая за собой дверь, Смерть пересёк порог. 1.3. Поздним, почти обеденным утром, Лида Сергеевна, проснулась в одиночестве. По-привычке посетовала на супруга, потом на общую мужскую бесчувственность, а в конце на всемирную неспра-ведливость, где ей выпала участь быть самой несчастной женщиной. - Илья…где ты?- Наполняясь уже нежностью к своему самому любимому существу, говорила Лида Сергеевна. – Опять пишешь, ми-лый? Молчаливая безответность перевернула её на другой эмоцио-нальный бок: - Ну и пиши! Раз тебе наплевать на меня!! Новая обида завладевала её женским самочувствием. Так из полымя в бездну, и обратно в мягких домашних тапочках она пошла на кухню, до конца не понимая, устроить войну? Или ограничиться поцелуем? 1.4. Илья Андреевич стоял неподвижно, соображения в его голове были разбросаны, подобно рукописям на кухонном столе. Вся суть Фанаберика была опустошенна холодом с леденящим потрескиванием. Смерть Николаевич закинув ногу на ногу, вальяжно развалился на кресле, прихлебывая остывший чай из любимой кружки Лиды Сергеевны. - Илья Андреевич, голубчик, даже такое положение не безвыходно. Вы главное успокойтесь… наберитесь терпения… Оцепенение Фанаберика сменилось дьявольским остервенением. Последние силы напряглись для действенной борьбы – фатальной и необходимой, обреченной и единственной. Илья Андреевич, не разбирая слов и еле понимая происходящее, одичало, накинулся на Хвостикова, вцепившись двумя руками в его шею, как в самое последнее зло на земле! Но тщетно! Чем сильнее Фанаберик сдавливал пальцы, тем тоньше становилась шея противника, став ниточной! Костяшки рук Ильи Андреевича хрустели, а Хвостиков, как ни в чем не бывало, всего лишь(!) с разрастающейся головой – воздушным синим шаром - издевательски хохотал: - Илья Андреевич, голубчик, ну что вы… право…главное успо-койтесь… наберитесь терпения… …Всё росла и росла страшная хохочущая голова, с каждым новым приступом хохота, разрывая обугленную душу Фанаберика на кровавые куски. 1.5 На полпути до кухни, в прихожей, обычную агонию Лиды Сергеевны прервала привычная эпилепсия старого домашнего телефона. - Привет сестрёнка! - Ида, это ты? - Представь себя да! Твоя единственная сестра – Ида Збарская! – иронично ответил громкий и звонкий голос крупной и сильной женщины. - Идочка, ты же знаешь, я, когда нервничаю, говорю глупости! – слегка виновато, как вечная младшая сестра, оправдывалась Лида Сергеевна. - Если бы только, когда нервничаешь, я бы тебе простила! – сама с собой посмеялась Ида Сергеевна. - Ну, знаешь сестрёнка, это наглость! - Ладно, прости... я всего лишь пошутила. Проехали! Лучше рассказывай, как дела? - Нормально. - Да, у меня такие же проблемы! Может, в гости пригласишь? У меня, кстати, есть бутылочка отличного коньяка! - Хорошо, посидим на троих. - Илья дома, или у тебя появился любовник? – раскрывала свои болезненные темы Ида Збарская. - Ты едешь?.. Я ложу трубку! – обрезала сестру Лида Сергеевна. - Гляди ты, с характером. Жди! Уже лечу! 1.6. Разлетевшись на ошмётки, голова Хвостикова приняла привыч-ные для читателя физические очертания, даже лукавая улыбка вернулась на «новоиспеченную» голову. А Фанаберик, отшатнувшись в сторону, рыдал, как разбитый бессилием мужчина или обиженная бесчувствием женщина. Рыдал, прикрыв лицо дрожащими ладонями. - Илья Андреевич, голубчик, ну что же вы... прекратите ваш водевиль... вы же мужчина! - Чего ты хочешь? Чего ты хочешь, дьявол?? – в полусумасшедшем состоянии, обхватив затылок руками, и прикрыв веки, мотал го-ловой Фанаберик. - Я... известно что... а вот чего же добиваетесь вы, Илья Андреевич, мне до сей поры не понятно? – допивал, остывший чай, Смерть Николаевич. В кинематографе, такие моменты, чтобы выразить всю значимость и драматичность, подчеркиваются каким-нибудь мистическим нюансам, например внезапным хлопком двери. В музыке резким переходом, в литературе приблизительно так, как в этом абзаце. В жизни, безыскусно, т.е. зачастую важнейший, фатальный эпизод проходит, не выбиваясь из общего фона происшествия. Наверное, это говорит о том, что в жизни нет ничего незначительного. - Бери меня, - сухим и прямым взглядом уставился в Хвостикова Фанаберик. - Вот это уже деловой подход, Илья Андреевич, но вы, же пони-маете, что живые меня мало интересуют! - Считай, что я мертв! - Хорошо. Допустим, что это возможно, но какой резон мне, прошу прощения за грубость, менять лошадь на коня? - Я сделаю для тебя, всё что хочешь... только не трогай её... возьми меня, а её оставь, – спокойно убеждал Смерть Фанаберик. - Странные вы, живые люди, - на мгновение задумался Смерть Николаевич и что-то живое, едва различимое, промелькнуло в его выражении лица. – Хотя мне ли вас учить?! Мой влюбленный Орфей? Ваше право! Но вы, же знаете, Илья Андреевич, оборачиваться нельзя! Иначе всё напрасно. И помните, вторых шансов не бывает. Вы по-прежнему согласны, Илья Андреевич? - Да, - всё так же спокойно ответил Фанаберик. - Ну что ж, осталось обсудить условия. Вы говорили, что согласны на всё, что готовы уйти со мной вместо Лиды Сергеевны. Я правильно перечислил, Илья Андреевич? - Да. - Хорошо. Будем считать, что вы мертвы вместо Лиды Сергеевны, а она жива вместо вас, а теперь пойдемте! - Куда? - Какая разница, Илья Андреевич?! Главное я выполнил своё обязательство - теперь ваша очередь! Фанаберик и Смерть покинули квартиру. 1.7. Лида Сергеевна осмотрев себя в зеркале и в профиль, и в фас, всё-таки решила согласиться сама с собой в своей привлекательности. Одушевленная этим заключением, как бы неожиданным и новым для себя, она отправилась в кухню с нарциссическим чувством, для которого все утренние планы на скандал с Ильей Андреевичем ушли так же легко, как и пришли в женскую голову. В свою очередь, Ида Збарская, разочаровавшись своим отражением, взяла бутылку отличного конька и, собираясь уходить, ещё раз взглянула в зеркало. Зеркало было тем же, а вот отражение, по мнению Иды Сергеевны, стало не таким уж дурным. 1.8. На улице Фанаберик и Хвостиков сели, в припаркованный возле дома, разбитый автомобиль без лобового стекла и со спущенными колёсами. Смерть Николаевич закурил отсыревшую сигарету, надломленную у фильтра, и завел разговор и машину: - Как самочувствие, Илья Андреевич? - Не понимаю. - Это с непривычки, скоро освоитесь. И всё опять будет нормально, как будто ничего и не было, или как будто всё что есть, было всегда, - надавил на педаль Хвостиков, но вместо машины с места тронулось окружающее её. Общим хороводом закружились дома - серые зубы ночной пасти, мистическая борода из редких осенних деревьев с тощими ветками, газовые звёзды-глаза, превратившиеся в горящую и дрожащую ленту. Фанаберика, находящегося у самой оси дьявольской центрифуги, за-трясло, как и машину с её водителям. Пейзаж вокруг них постепенно перемешивался в однородную тёмную консистенцию. Капот машины вместе с багажником открылся и лязгал, тряска усиливалась. Фанаберику казалось, что ещё мгновение, и он весь рассыпется в пыль и прах. Однако когда ожидаемый итог был на мгновение от неизбежности - всё прекратилось. - Приехали, Илья Андреевич, - сказал ухмыляющийся Хвостиков, докуривая сигарету и указывая пальцем на двухэтажное здание. - Это морг? – открыл зажмуренные глаза Фанаберик. - Нет, Илья Андреевич, это всего лишь подобие ада! – захохотал Смерть. 1.9. Ида Сергеевна настойчиво колотила в дверь Фанабериков, после нескольких безрезультатных попыток достучаться, она, почти бешено, по крайней мере, со злостью, дернула ручку двери и... зашла в квартиру. - Лида, я, конечно, понимаю, что мы родственники, и, к сожалению, не дальние, но хотя бы встретить меня можно было бы... это, в конце концов, прилично, - громко разувалась в прихожей Ида Збарская. - Тем более я с бутылкой! Расстроившись от неприветливой встречи, Ида Сергеевна усугубила своё состояние, посмотрев в зеркало, где отражение второго, чуть заметного, подбородка расстроило её совсем. И в полном разладе с самой собой она с присущей ей бесцеремонностью открыла кухонную дверь. 1.10. Красное кирпичное здание, в которое вошли Фанаберик и Хвостиков, находилось в полуразрушенном состоянии и мало походило на жилой дом. В фойе возле широкого лестничного марша в лакейских сюртуках по двум разным сторонам стояли два почти одинаковых человека. При виде вошедших, они почтенно поклонились и изобразили улыбки на пол-лица, при этом другая половина осталось неподвижной. - Здравствуйте, господа, - поприветствовал их Хвостиков. - Здравствуйте-с, Смерть Николаевич, заждались! – ответил правый, двигая лишь левой частью губ и часто моргая левым глазом. - Канцелярии в сборе, без вас не начинали-с! – подхватил левый с неподвижной левой частью физиономии. - Это хорошо. А пока мы будем совещаться, я перепоручу вам на время своего спутника. Знакомьтесь, Илья Андреевич Фанаберик – наш новый сотрудник. - Приятно-с, Лев Инфарктыч! – протянул левую руку, подходя справа один из лакеев. - Очень рад-с, Прав Инфарктыч! – правой рукой поприветствовал Фанаберика лакей, подошедший слева. - Ну вот, и отлично, господа. Я вас оставлю, а вы проводите Илью Андреевича к Кончине Ивановне, и скажите ей, пусть оформляет, - отдав поручение, Смерть Николаевич удалился вверх по лестнице. - Пренепремено-с! – сказал один. - Даже не сомневайтесь, сделаем-с! – подтвердил второй. 1.11. На кухонном полу возле посиневшего распластанного тела Фанаберика сидела на коленях заплаканная Лида Сергеевна и еле уловимо бесконечно-обреченно бормотала: - Ильюша, Ильюша, Ильюшенька... Ида Сергеевна, стоя в дверях, пила паршивый коньяк прямо из бутылки, жалобно приговаривая: - Лида, Лида, Лидочка... За окном стояла хорошая погода, хотя может быть моросил дождь, но совершенно точно Илья Фанаберик был мертв. 1.12. - Кончина Ивановна, разрешитесь-с? – мялись у порога два Инфаркта, заслоняя собой Фанаберика. - Проваливайте и желательно мгновенно-с, господа уроды-с - вперила в них злой взгляд Кончина Ивановна, раздраженно стуча огрызком карандаша по щербатой столешнице. - А мы вам новенького привели-с, - с гордостью выполненного правого дела произнёс Прав Инфарктыч. - Еще тёпленький-с, - подхватил Лев Инфарктыч. - Идите вы к чёрту со своим новеньким... у меня бумаги нет для оформления... сколько можно?.. мухи реже мрут, чем эти бестолковые людишки! – не унималась крупнотелая Кончина Ивановна. - Это верно-с подмечено... Но сам Смерть Николаевич, просил похлопать! - Так чего же ты молчишь, сердечник недобитый, давайте его сюда! - Как вам угодно-с, даже с трупным пятнышком на шее, - расступились Инфаркты. - Ничего... пятна сойдут, но надеюсь, раньше это сделаете вы, господа судорожные-с, - спокойно по-канцелярски высказалась Кончина Ивановна. - Уходим-с. - Пренепременно-с, - и оба удалились. Фанаберик стоял истуканом, осматривая кабинет быстрыми движениями зрачков. Его взгляд внимательно обошел стены с отбитой штукатуркой, шкаф, туго набитый жёлтыми папками, что создавалось впечатление – ещё одна маленькая папка, и он треснет. Особо заинтересовала Фанаберика люстра без лампочек, от которой шел тусклый свет. - Присаживайтесь, Илья Андреевич, - любезно, чуть кокетничая, пригласила гостя в кресло без ножки Кончина Ивановна. - Откуда вы знаете меня? – искренне удивился Фанаберик, не сходя с места. - Самоубийцы, Илья Андреевич, на особом счету, - белоснежно улыбнулась Кончина. Глава 2 – Канцелярия Смерти «Между тем в аду, в переполненной зале, собрались верховные судьи тех краёв...» Велес де Гевара Л. «Хромой бес» 2.1. « Как же больно вспоминать те грубые моменты нашего непонимания, особенно сейчас, когда мы по разные стороны, нет скорее на разных гранях вселенского куба... да, именно, куба... подходящая форма для нашего мира, где всё одинаково, поразительно одинаково... но знаешь, здесь я понял, что одинаково это не плохо и не хорошо... такова жизнь... жаль, что понимание всего этого пришло после... с опозданием... оказывается, надо было жить без черновиков – сразу набело, пусть с зачёркиваниями - но набело... а мы всё откладывали... думали - тренируемся... обманулись... ты, наверное, плачешь теперь чаще, а я не могу... благо хоть слова остались, хотя без чувств они мертвые какие-то... холодные как мои ноги... зато я теперь простуд не боюсь... люблю тебя, Лидочка, жаль, что раньше говорил это редко, да и не до того было... а теперь ты не слышишь...» 2.2. - Игорь, ты, что оглох?! – Третировала мужа Ида Сергеевна. - Какая командировка? Илья умер! Ничего не знаю и ничего не хочу слышать! Приезжай, я сказала! Скорую? Скорую вызвала. Милицию? А надо? Поняла. Звоню. Хорошо-хорошо. Всё ждём. Положив трубку, Ида Сергеевна ушла в ванну, чтобы обдать лицо холодной водой. Её состояние было похоже на раздавленного дождевого червя, её мысли помещались в куцые причитания, и больше всего на свете ей было жаль свою молодую овдовевшую сестру, которая чередовала плач с рёвом сидя на полу у тела любимого мужа. 2.3. Смерть Николаевич, прикуривая надломленную сигарету от от-сыревшей сигареты, и курсируя из угла в угол, слегка пренебрежи-тельно слушал любезную, но неприятную для него, речь Кончины Ивановны: - Смерть Николаевич-с, статистика канцелярии никуда не годится-с. За прошлый месяц смертность упала на 15,7 %, уровень самоубийств по сердешным вопросам и того хуже - Фанаберик первый за квартал. Звонили свыше – хотят расформировать-с. Говорят, политический отдел даёт три плана. Что делать, Смерть Николаевич-с? - Знаю, знаю, знаю, тоже самое я слышал на совещании... Ну, ты же понимаешь, Кончина, где я возьму? Где я возьму эти самые души, когда в основном гибнут от гордости, наркотиков, войны и всякой дребедени? А от любви... кому гибнуть от любви? Сердец не осталось! Вот в интеллектуальном отделе, - снова прикурил Смерть Николаевич, - этой... как его... канцелярии имени Грибоедова, каждый божий-бож-бо-бо-бо, - начал заикаться Смерть Николаевич. Кончина Ивановна оторопела. Смерть Николаевич, нисходя с места, начал трястись и повторять «бо-бо-бо...». Тело не слушалось его, на губах проступила пена, а из дырочки в груди тонкой струйкой закапала кровь. «Бо-бо-бо-бо...» - трещал Смерть Николаевич, и впервые за много лет у Кончины Ивановны проступили слёзы... Что-то невообразимое произошло в мертвой комнате: потухла люстра без лампочек, завалилось кресло на бок, и развалился шкаф с желтыми папками, в который сегодня была положена ещё одна папка с грифом «Илья Фанаберик». 2.4. «Лидочка, скоро мы увидимся с тобой... как я рад, как я рад, Лидочка... Смерть Николаевич сказал, что одной из частью моего посвящения, или перехода, является присутствие меня на моих же похоронах, не только в качестве трупа, но и в качестве незримого для живых духа – это, конечно, жутковато... хотя бы так... ты главное держись... ты всё, что осталось у меня в жизни... я знаю, ты сильная... сам я уже пообвык – привык к себе мертвому... правда, что меня раздражает (представь себе я до сих пор раздражителен!), здесь беспроглядная суматоха, вечная копошащееся суета, а дел как токовых нет... делами, Лидочка, они называют свои разговоры и перемещения из угла в угол... представляешь, так и говорят, с этим делом покончено перейдем к следующему разговору, а ещё они очень суеверные, помешанные на мистики... Кончина Ивановна плюет через плечо и стучит по столу, а Инфаркты постоянно носят с собой зубок гнилого чеснока, представь себе, опасаясь вампиров... ладно, Лидочка, люблю тебя и целую, и очень жаль, что у меня не осталось, хотя бы твоей фотографии – тоже бы стал суеверным...» 2.5. - Неясная смерть получается, товарищ Збарский, - издалека, начинал врач скорой помощи. - Так-так-так, криминальчик, - почуял жаренное прапорщик милиции. - Да вы что господа, не может быть, он только с женой жил, да и гостей у них вчера не было, - с волнением оправдывался Игорь Збарский. - Вам, конечно, видней, но факт остаётся фактом -странгуляционная асфиксия, или по-простому удавление руками! – многозначительно завершил врач. - Так-так-так, убийство - тяжелый случай, но поправимый, - с меркантильной надеждой, заговорщически посмотрел на врача пра-порщик. - Я бы сказал крайне тяжелый случай, - дополнил врач, что очень обрадовало прапорщика. Игорь Збарский, не понимая до конца происходящего, достал бумажник. - Оставьте, товарищ Збарский, для медицины - это бесценный случай! – серьезно и спокойно сказал врач. - Для милиции, конечно, менее, но тоже, к сожалению, бесцен-ный, - расстроился прапорщик, поняв, что жаренным здесь не пахнет, и, что даже постной каши с врачом не сваришь. - Так объясните же наконец-то доктор, что произошло? – ещё больше потерялся Збарский. - Вот доктора и объяснят. А как врач скажу – задушил себя Фа-наберик, причем буквально собственноручно! Всё, мы поехали! Остальное уже не наше. - Так-так-так, а вот это уже наше. Самоубийство - тяжелый слу-чай, но поправимый, - с вернувшейся надеждой на прибыль заговорил прапорщик. Збарский вновь достал бумажник. Прапорщик, деланно отвернул голову, якобы не замечая взяточницких пассов, но глазами указал – клади, мол, в фуражку, которую для такого случая снял (точнее сказать он её только для того и носил, чтобы в нужное время снимать). А после, даже не пересчитав выручки, опрометью бросился догонять врача. - Доктор, а может поправим на сердешную недостаточность, - остановил на лестничной клетке врача деятельный прапорщик с тяжелой отдышкой. - Вот доктора и поправят, но как врач всё что мог – сделал, и куда надо сообщил. Кстати, чуть не забыл, передайте Збарскому, что катафалк я вызвал, - спокойно пояснил врач. - Так что же мне всё-таки писать? – в недоумении мялся возле врача прапорщик. - Что за вопросы?! Вы ж милиционер, вам видней, как там у вас пишут. Я всё, что в моей компетенции, сделал, - честно раздражался врач. - Милиционер – это дядя Стёпа, а я прапорщик и к бумажной работе не компетентен… А как вы там говорили ас-ас-ас...? - Да-да-да, асфиксия, - сбегал по лестнице врач. Прапорщик вернулся в квартиру Фанабериков, где на кухне прикуривая сигарету от сигареты, стоял возле мертвого Ильи Андреевича Збарский. - Ну, всё. Что мог, то сделал. Возникнут, конечно, нюансы... бюрократия, не более, - взволнованно оправдывался прапорщик. – Кстати катафалк я уже вызвал, поэтому не беспокойтесь. 2.6. - Кончина Ивановна разрешите-с, - вглядываясь в темноту ком-наты, мялись у порога два Инфаркта. - Черта лысого вам, припадочные, - выпалила из мрака Кончина Ивановна, и в тоже мгновения высохли её слезы, а мертвая комната обрела свою и привычную для читателя обстановку. Снова пошел тусклый свет от люстры без лампочек, приподнялось кресло, и собрался шкаф, опять заполнившись папками, что казалось ещё одна, и он лопнет. Смерть Николаевич перестал тарахтеть и заедать, в недоумении отряхиваясь от своего предыдущего состояния: - Что вам угодно господа? - спросил он Инфарктов. - О! Смерть Николавич-с, а мы вас не приметили-с, - сказал Прав Инфарктыч. - Совсем темно-с было. Виноваты-с, - продолжил извиняться Лев Инфарктыч. - Ну, ну, господа, смелее, - поторапливал чересчур услужливых Инфарктов Смерть. - Илья Андреевич готов-с, как вы и просили-с. - В комнате перехода-с. - Отлично. Вы свободны господа. И спасибо за своевременность, - поблагодарил их Смерть Николаевич. - Рады служить-с, - в унисон ответили Лев и Прав Инфарктычи и, шаркая левой и правой ногой, удалились вон. - Что здесь произошло, Кончина?– с несвойственным его голосу волнением проговорил Смерть Николаевич. - Твоё сердце, как и я - плакало! – нежно пролепетала Кончина Ивановна. - Ладно, прекрати молоть вздор, Кончина! – остановил её сло-весную патоку Смерть Николаевич. - Сердцу не прикажешь, - томно произнесла она. - Я бессердечный! – обрезал Смерть Николаевич. - Нас хотят расформировывать-с, - приняла правила бессердеч-ной беседы Кончина Ивановна. - Об этом после, сейчас надо посвящать Илью Андреевича, у него скоро похороны. - Да, да, Смерть Николаевич-с, единственная проблемка-с, про-грамма перехода по Фанаберику застряла в главном ведомстве-с, там с оформлением какие-то неурядицы-с, говорят, заболели-с. А без них никак, - лепетала Кончина Ивановна. - Знаю я эти болезни... вечное похмелье с тоской о прошлой жизни... ну, это не беда... пойдём по стандартной. - Это, конечно, да-с... но Фанаберик поэт-с, - встрепенулась от высказанного, пусть и мягкого, но не согласия с начальником Кончина Ивановна. - Поэт... ну и пусть себе поэт... Я вы знаете, Кончина Ивановна, за столько лет работы, скажу вам откровенно – никакой разницы между поэтом и не поэтом нет, просто первые как бы пишут о любви, а вторые якобы любят. А любовь, чёрт бы меня побрал... Ладно, с этим делом покончено, переёдем к следующему разговору... хотя... успеем и завтра, тем более Илью Андреевича пора посвящать. Кстати, а почему папка Фанаберика лежит на полу? – спокойно поинтересовался Смерть Николаевич. - Обранила-с, наверное, обранила-с, Смерть Николаевич-с, - тут же подняла папку Кончина Ивановна. 2.7. «Лидочка, мне выпала ещё одна маленькая возможность поду-мать о тебе... сейчас я сижу в белой комнате, укутанный, в ещё более белую простыню... на столе лежит пистолет... через счи-танное время, как сказали мне Инфаркты, начнется первая часть посвящения... волнуюсь, но очень легко, как всякий порядочный гражданин при общении с блюстителем порядка... что будет за этим переходом?.. неужели расстояние между нами станет ещё больше, чем эта существующая недосягаемость... неужели мое сердце станет сухарем... люблю тебя сквозь этот мертвой мир... люблю тебя остатками своей любви... люблю... кажется, кто-то идет...» 2.8. - Как Лида? - Сухо спросил Збарский свою жену. - Еле уговорила её прилечь, она всё намеривалось ехать в морг. - Да странная ситуация, особенно смерть, - размышлял Игорь Николаевич, глядя мимо жены. - Скорее волшебная любовь, Игорь, - смотрела на мужа Ида Сергеевна, выказывая взглядом свою неистовую печаль. - Причем здесь это! – раздражался Збарский. - Как причем, Игорь! – растревоживалась Збарская. – Именно любовь самое главное в этой смерти, а ты даже боишься сказать вслух слово «Любовь». - Ты несёшь вздор! - А ты меня не любишь, не любишь, не любишь, - разрыдалась Ида Сергеевна. - Брось, прекрати этот фарс, - слегка обнял жену Збарский. – Ну, хочешь я куплю тебе шубу? - Нет. Я хочу, чтобы ты мне подарил своё сердце, просто сердце и всё. - К сожалению, Идочка, я повзрослел, а может даже и состарился. - Но разве любовь может повзрослеть, или состариться? - ещё сильней обняла мужа дрожащая Ида Сергеевна. - Конечно. С возрастом, Идочка, мы требуем от жизни не смысла, а всего лишь понятного содержания, где наши судьбы будут стремиться не к поиску истины, а всего лишь к удобному расположению вещей, потому что наш черствый разум не хочет жертвовать, он хочет подчинять. - А сердце? Как же сердце, Игорь? – тихо плакала Идочка Сергеевна Збарская. - Ида, ну какое может быть сердце после сорока? Ведь в нашем мире надо платить квартплату даже за рай в шалаше... - Ты меня больше не любишь? – с надеждой услышать утверди-тельный ответ на абсолютно другой вопрос, прошептала Ида, взглянув на мужа. - Прекрати, Ида, прекрати! - Выпустил из своих объятий жену Игорь Николаевич. - Купи, Ильюше, хороший гроб, - вместо Идочки, заговарила уже знакомая нам Ида Сергеевна. - За это не беспокойся. - Да, и про шубу тоже не забудь, но чтобы ниже колена. - Не переживай, - покинул квартиру Игорь Николаевич. 2.9. - Ну что, Илья Андреевич, осталось несколько формальностей – и делу конец! – улыбнулся, именно так, как к этому привык читатель Смерть. – Через несколько минут Кончина Ивановна принесёт бума-ги, и мы закрепим нашу устную договоренность письменно. А пока можете немного пообвыкнуть, так сказать, осознать себя бессердечным человеком! По поводу пулевого отверстия в вашей груди, не переживайте - к похоронам заживёт! Останется лишь маленькая дырочка - наш канцелярский знак отличия. Может быть, есть вопросы? - Да, есть. Зачем я должен подтверждать смерть собственного сердца? Разве не достаточно того, что вы в него выстрелили? – спро-сил Фанаберик, укутанный белой простынею с большим растекшимся красным пятном в области сердца. - Как вы знаете, дорогой Илья Андреевич, браки заключаются на небесах, а вот расторгаются, а, следовательно, ломаются судьбы и гибнут сердца, уже на земле. Получается, человек сам выбирает, когда его сердце умрет. Понимаете САМ! Смерть, лишь констатация его выбора. - Получается, у меня есть возможность отказаться подтвердить эту смерть? - Разумеется, Илья Андреевич. В принципе, как и утонувший человек, может отказаться больше не плавать брассом. А вот и Кончина Ивановна. В комнату перехода, убранной до белой ослепительности, зашла дрожащая Кончина Ивановна и нерешительно обратилось к Хвостикову: - Смерть Николаевич-с, на пару слов-с? - Конечно, говорите! – спокойно предложил Смерть. - Только наедине, разрешитесь-с, - мялась у порога Кончина Ивановна. - Мне выйти, - спокойно поинтересовался Фанаберик. - Пусть это и не входит в концепцию перехода, - не очень охотно говорил Хвостиков, - но, да ладно, идите, мы не заставим вас долго ждать. После того как Фанаберик покинул комнату, Хвостиков строго предупредил подчиненную: - Вы же знаете, Кончина Ивановна, в нашем посвящении не по-ложен антракт, поэтому если ваше дело окажется плёвым, вы заставите меня осерчать. - Понимаю, понимаю. Вот-с, - протянула стопку бумаг Кончина Ивановна, пытаясь проглотить слюну в пересохшем рту. - Акты на сердце Фанаберика – это хорошо, - начал перелисты-вать страницы Смерть. – Ага, программа перехода... прелюбопытно... отыграть переход по следующему сценарию... ха-ха-ха... ну черти, до чего же изобретательны... представляете, Кончина Ивановна, вы по программе должны были быть пьющей свояченицей Фанаберика – Идой, причем нервной и взвинченной... хотя почему бы нет – вам бы пошло... прошу прощения за фамильярность... ага-ага-ага, как интересно, а я вашим раздражительным супругом, уставшим денежным мешком... право, таких переходов у нас ещё не бывало... а кто же Инфаркты... так-так-так... милиционер и врач... да презанятная постановка... жаль, что не вовремя, - отложил в сторону кипу бумаг Хвостиков. – Если вы столь переживали, о том, что мы вразрез программе пошли стандартным путём, то это зря, тем более всё прошло великолепно, Илья Андреевич – впечатлен! - И что, даже ничего не заподозрил-с, - сквозь страх пробилось женское любопытство Кончины. - Абсолютно-с, дорогая-с Кончина-с Ивановна-с, - развеселено переиначил её Хвостиков. – Я же вам говорил, что между поэтом и не поэтом, нет никакой разницы... те же реакции на бутафорию с пистолетом, те же вопросы. - А про браки на небесах говорили-с? - Да. Единственное не успел рассказать, что помимо сердешной смерти, он должен подтвердить ещё и то, что свое сердце он отдает в распоряжение канцелярии... У вас на этом всё, Кончина Ивановна? - вернулся к деловому тону Хвостиков. - Если да то можете быть спокойны, вы сделали все правильно, даже излишне правильно, поэтому вы свободны. - К сожалению нет-с, - опять задрожала Кончина, даже слегка вжав голову в плечи от своей навязчивости. – Досмотрите бумаги-с. Хвостиков раздраженно снова взял стопку бумаг: - Ну, ладно, Кончина Ивановна, досмотрю... ага, конец перехо-да... а, вот... срочное распоряжение из главного ведомства Хвостикову... явиться срочнейшим образом, - Смерть Николаевич, запнулся на последних словах, и, переведя свой взгляд на Кончину, закончил, – явиться в главный межканцелярский крематорий. Кончина встрепенулась, а Смерть на мгновение оторопел. - Я думаю, ты понимаешь, Кончина, что это значит?! Кончина Ивановна утвердительно кивнула, на самом деле так ничего и не поняв. Глава 3 – Похороны «...они (усопшие), по предположению утопийцев, присутствуют при разговорах о них, но, по притупленности человеческого зрения, невидимы. Действительно, с уделом блаженства не может быть связано лишение свободы переселяться куда угодно, а с другой стороны, умершие обнаружили бы полную неблагодарность, отказавшись совершенно от желания видеть своих друзей, с которыми их связывала при жизни взаимная любовь и привязанность, а это чувство, - догадываются утопийцы, - подобно прочим благам, скорее увеличивается после смерти, чем уменьшается». Т. Мор «Утопия» - На чём изволите ехать, Илья Андреевич-с, - любезно поинтересовался Прав Инфарктыч. - А у меня разве есть выбор? – спокойно удивился Фанаберик. - К сожалению, нет-с, но похоронная форма гласит-с, что надобно интересоваться, на чём желает отъехать виновник торжества-с, - пояснил Лев Инфарктыч, поправляя белую бабочку, стоя у разбитого зеркала. - Ну, тогда, не имеет значения на чём. - Не переживайте-с, Илья Андреевич, запряжём лучшую повозку-с, - обрадованные сговорчивостью Фанаберика, обнадёжили его Инфаркты. - Не сомневаюсь, - подыгрывал прислужникам Фанаберик. И сам стал заниматься своим туалетом, предпринимая попытки сделать свой вид презентабельным, но как он не оправлял белую окровавленную простынь – ничего в ней не поменялось, разве что складок стало меньше. Закончив принаряжаться, троица по парадной лестнице спустилась к подъезду, где была приготовлена незапряжённая довольно красивая рессорная небольшая бричка. - Вот-с, Илья Андреевич, ваша бричка, в какой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян, - словом, все те, которых называют господами средней руки-с, - горделиво процитировал классика Прав Инфарктыч и пригласил Фанаберика занять свое место. - А как же лошади? - Домчим и без пристяжных-с, - уверял Лев Инфарктыч. - Вам видней господа, - покорно согласился Фанаберик и сел в экипаж. Лев Инфарктыч хлыстнул кнутом по несуществующим лошадям; к нему подсел сперва повисевший несколько времени на подножке Прав Инфарктыч, и экипаж пошел подплясывать и покачиваться, оставаясь на месте, тогда как полуразрушенное красное кирпичное здание вместе с пустым пейзажем закружилось бешеным хороводом, постепенно перемешиваясь в бело-красную консистенцию. Открыв глаза, Илья Андреевич увидел фасад своего дома, правда, каким-то размытым, такое ощущение, что его глаза были полны слёз, но Фанаберик был твёрдо убеждён, что он не плакал и даже не слезился. К сожалению, твердость убеждения никак не меняла положения. - Вот это да, Илья Андреевич, более нашей канцелярии будет, и что, весь ваш? – интересовался Прав Инфарктыч, разглядывая пятиэтажную хрущёвку. - Нет, уважаемый Прав Инфарктыч, хозяев здесь много, в моём распоряжении, лишь однокомнатная квартира. Вон, наверное, та, где свет и занавески в цветочек, - ткнул пальцем прищурившись Фанаберик. - Ну что, Илья Андреевич, пойдемте, посмотрим, как вы жили, до нашей канцелярии. Но сперва, - объяснял Лев Инфарктыч, - вам предстоит сделать, наверное, последний выбор в вашем почти мёртвом состоянии. - Весь во внимании, господа, только говорите громче, я еле вас слышу, - перешёл почти на крик Фанаберик. - Учитывая, что ваши чувства с каждым часом постепенно ослабевают, и уже не могут работать в полную силу, - громко продолжил Лев Инфарктыч. - Вам придётся, Илья Андреевич, - также громко подхватил Прав Инфарктыч, - выбрать только одно, иначе в считаное время вы потеряете все чувства окончательно, так и не попрощавшись с близкими. - Хорошо, я понял вас, - кричал Фанаберик. - Оставьте слух, я хочу услышать Лиду. - Ваше право, Илья Андреевич, - сказал Лев Инфарктыч и Фанаберик погрузился во мрак. - Ступайте осторожно и внимательно слушайте нас, - порекомендовал Прав Инфарктыч, и троица направилась к подъезду. - Осторожно, Илья Андреевич, осторожно. - Ногу выше… ещё ступенечка… теперь налево… а вот и ваша дверь. - Прошу! – открыл дверь Лев Инфарктыч, приглашая своих спутников войти. - Игорь, почему дверь нараспашку? – хлестким движением за-крыла дверь Ида Збарская. - Ну, у вас и жена, Илья Андреевич, - возмущался Лев Инфарктыч, потирая ушибленную голову левой рукой. - Ничего не скажешь, тёплая встреча, - подтвердил Прав Инфарктыч. - Это не похоже на Лиду, да и голос грубоват, - размышлял Фанаберик. – А как она выглядела? - Ну, разумеется, красиво, - слукавил Прав Инфарктыч. - Очень-очень привлекательно, - подтвердил ложь Лев Инфактыч. - По описанию, конечно, подходит, но что-то меня всё-таки смущает, - сомневался Илья Андреевич. - Осторожней, господа, эта гарпия выходит, - отошёл в сторону уже слегка раненый Лев Инфактыч, а вместе с ним и остальные. - Как я выгляжу, дорогой? – обратилась к мужу, выходя из квартиры, Ида Сергеевна. - Как всегда. - Отвратительно, - дополнил Игоря Збарского Лев Инфарктыч, под легкий хохоток Прав Инфарктыча. - Что? – встала на дыбы Ида Сергеевна. - Что значит что?! Сказал, как есть. А что ты хотела услышать? – пожал плечами Збарский. - Да, как ты смеешь, обзывать меня, да ещё и насмехаться! - Ида, прекрати! Я не сказал ничего особенного, если тебя что-то почудилось - я здесь ни при чём. Лучше торопись, кремация через полчаса. - Считай, что тебе повезло, - переборола обиду Ида Сергеевна. – Но я запомню этот разговор. - Надо было и тебе вколоть снотворного, чтоб до завтрашнего дня спала вместе с сестрой, - раздраженно выпалил Игорь Збарский, следуя к выходу. - Хоть сестру не трожь, душегуб! – выругалась Ида Сергеевна, но всё-таки послушно пошла за мужем. - Я должен, её увидеть, - упирался Фанаберик. - Пойдёмте, Илья Андреевич, до кремации осталось не более получаса, а вы обязательно должны быть на ней, - уговаривал Фанаберика Лев Инфарктыч. - Тем более вы всё равно ничего не видите, - убеждал его и Прав Инфарктыч. - Так заберите у меня слух и дайте мне зрение! Я должен, я обязательно должен её увидеть. - К сожалению, это не возможно. В мире мертвых все решения бесповоротны. - Это только у живых слово идет по ветру. В центре большого мраморного зала крематория на высоком постаменте белого цвета стоял огромный черный гроб с открытой крышкой, украшенной красными атласными лентами. Возле него, по разным сторонам, стояли Ида и Игорь Збарские, вглядываясь в черное слепое око печи. Тишина назидательно молчала. Жернова времени даже здесь, в храме смерти, не переставали педантично перемалывать минуты. Вся атмосфера была пропитана ощущением, что смерть где-то рядом, что она смотрит на ещё живых в упор, легко забираясь в ду-ши царапающимся страхом. Ведь почти каждый человек боялся узнать смерть на собственной шкуре, и в тоже время почти каждый человек, с легкостью и непринужденностью, даже не пытался узнавать собственную жизнь. Лев и Прав Инфарктычи ввели Илью Андреевича Фанаберика в зал крематория: - О, ваши родственники уже здесь, стоят спиной к нам, возле вашего гроба, - обрисовал ситуацию первый. - Какой у вас большой гроб, Илья Андреевич! В него и четверо могут запрыгнуть! Пойдемте, посмотрим поближе, - предложил второй. Фанаберик покорно плёлся за Инфарктами, сквозь пелену бес-чувствия в нем пробивалась что-то похожее на досаду, что он так и не смог хотя бы услышать свою любимую Лиду. - Странно, - удивленно сказал Прав Инфарктыч, когда они подошли к постаменту. – Ваш гроб пустой, Илья Андреевич! - Не может быть?! – разделил удивление Лев Инфарктыч. - Может, господа, - обернулся к пришедшим Игорь Збарский, и Инфаркты встрепенулись, перед ними стоял Смерть Николаевич Хвостиков. - Смерть Николаевич-с, - чуть не проглотив языки, проговорили Инфаркты. - Да, господа, вы не ошиблись, - лукаво улыбнулся Хвостиков. - А вот и я, отвратительная женщина, - повернулась к подошедшим Ида Збарская. - Кончина Ивановна-с, - испуганно залепетали Инфаркты. - Прекратите, это ваше сыканье, господа, хоть перед смертью не подхалимничайте, - вежливо обратилась к Инфарктам Кончина. - Неужели-с – это вы, Кончина Ивановна-с?! - в один голос обомлели Инфаркты. - Ну, если не верите своим глазам, может, поверите своим ушам, - спокойно предложила Кончина Ивановна. - Нет, нет, нет, уважаемая Кончина Ивановна, мы раде этого, даже сыкать перестаним, только не бранитесь, только не бранитесь, - уговаривали её Инфаркты. - Раз уж все в сборе, то можно начинать, или правильнее сказать заканчивать, - ещё раз улыбнулся Хвостиков. – Как себя чувствуете, Илья Андреевич? Зрение уже вернулось? - Да, и обоняние тоже, - судорожно вертел головой в разные стороны Фанаберик. - Для начала, возьмите это назад, господа, - и Хвостиков аккуратно достал из своих карманов четыре скукоженных сердца. Поочередно раздав их канцелярским работникам, а последнее вставил в собственную грудь. Его примеру последовали и остальные. - А как же моё? – спросил Фанаберик. - А ваше, Илья Андреевич, в вашей груди! - Что это значит? А выстрел, посвящение, вот эта кровь на простыне? - Спектакль, художественная выдумка, а на простыне не кровь, а кетчуп. Я же говорил вам – смерть всего лишь констатирует выбор человека. - Получается, я сам выбрал эту смерть? - Что же вас в этом удивляет, Илья Андреевич? - А как же канцелярия, ваш ночной визит ко мне, в конце концов? - Канцелярия настоящая, а вот визит – блеф. У меня работа такая – похищать сомневающиеся сердца. Вы сами захотели уйти со мной, разве не так? - Так, но вы сказали, что пришли за Лидой. - Разумеется, а разве по-другому вы пошли бы за мной? - Значит, вы соврали? - Ну, и быстро же вы соображаете, Илья Андреевич! - Ужас!.. Неужели я сам разрушил собственную жизнь? - сокрушался Фанаберик, слегка мотая головой в разные стороны. - Да, Илья Андреевич, и только вы! Именно вы предали ваши чувства сомнению, а сомнение в любви, Илья Андреевич, первый шаг к её смерти. - Но я никогда не сомневался в своей любви к Лиде! – прервал Хвостикова Фанаберик. - Если бы это было правдой, Илья Андреевич, я бы никогда не появился в вашей квартире. Знайте, мой дорогой, если в сердце за-кралось сомнение, значит на пороге уже стоит смерть. Вы хотели обмануть себя – у вас это хорошо получилось! А после вы настолько заврались, что решили с помощью жертвы спасти ваши чувства к Лиде Сергеевне, но вы не учли одного, Илья Андреевич, любовь жертвенна, но не так глупо жертвенна, как это интерпретировали вы. Единственное чего она требует от любящих сердец – это жить во имя любви, но не в коем разе умирать! - Прекрати, Хвостиков, прекрати, - рыдала Кончина Ивановна, - ты был прав, что поэт, что не поэт – одна дрянь!.. Мужчины так чувственно безграмотны! - Зря, вы так, Кончина Ивановна, вот помню, мы с Лев Инфарк-тычем, так грамотно, обхаживали одну кокетку – я ей цветы, он кон-феты, я ей шампанское, он ананас, - довольно рассказывал Прав Ин-фарктыч. - А чем же всё это закончилось? – утёрла слезы Кончина. - Конец получился не ахти, она вышла за старого графа, а мы получили по своему первому инфаркту! – закончил историю Лев Инфарктыч. - Вы были так чувственны в молодости, - умилилась Кончина Ивановна. - Нет. Мы просто много пили, когда узнали, что граф оказался бедным помещиком! – расхохотались Инфаркты. - Ну вас, мальчики, помогите лучше даме залезть в этот элегантный гроб. - С удовольствием, - подсадили Кончину Ивановну Инфаркты. - Что же получается, Смерть Николаевич, мы играли переход Фанаберика, а сыграли свой? – запрыгивая в гроб, спросил Хвостикова Прав Инфарктыч. - Да, вы абсолютно правы, Прав Инфарктыч! - Эх, зато, хоть сердце встрепенулось перед смертью! Давно я не был настолько жив, - занял своё место и Лев Инфарктыч. - Прощайте, Фанаберик! Берегите свою любовь! – напоследок прослезилась Кончина Ивановна, стоя в гробу. - Прощайте, Илья Андреевич! – оттуда же крикнули в унисон Инфаркты. - Вы свободны, Илья Андреевич, в этот раз вам повезло. Наша канцелярия расформирована и будет предана огню, а так как вы умирали, но до конца не умерли – значит, вы снова живы! Прощайте, и больше не сомневайтесь в вашей любви! – зашел в гроб Хвостиков, и тут же с грохотом захлопнулась крышка. Печь открыла своё веко, и гроб не спеша заскользил в её нутро, где пламя распахнуло свои объятия для встречи самой бессердечной канцелярии, которая когда-либо существовала на земле – а теперь перестала! Глава 4 – Любовь «Исчерпывает ли для меня любовь всё? Всё, но только иначе. Любовь – это жизнь, это главное. От неё разворачиваются и стихи, и дела, и всё пр. Любовь – это сердце всего. Если оно прекратит работу, всё остальное отмирает, делается лишним, ненужным. Но если сердце работает, оно не может не проявляться во всём...» Из переписки Вл. Маяковского и Л. Брик Илья Андреевич вбежал в свою квартирку, или скорее влетел лётчиком любви настолько воодушевленный, что изначально был обречен на крушение, где, только что проснулась система ПВО в лице Лиды Сергеевны и в мягких домашних тапочках встретила мужа холодной войной: - Ну и где это ты был? - Лидочка, солнышко моё, я так люблю тебя! – немного ослабил оборону «противника» Фанаберик. - И поэтому не моешь посуду? – решила сразу не сдавать позиций Лида Сергеевна. - Какую посуду? – искренне удивился такому контрудару Фанаберик. - Чашки в основном, - улыбнулась довольная собой Лида Сергеевна. – Посмотри весь кухонный стол в твоих бумажках, и чашках из-под кофе и чая, даже мою любимую загадил. Сейчас придет Ида, а у нас дома бардак. Илья, сколько можно? - Лида, да это же чепуха, главное, что мы любим друг друга, - сдавал позиции Фанаберик. - Это, конечно, главное, но я не собираюсь быть ломовой лошадью наших отношений, - с чувством собственно достоинства добивала супруга Лида Сергеевна. - Я же сказал, помою, - молил о пощаде Илья Андреевич. - Конечно, помоешь, но скольких усилий мне для этого потребовалось?! - Лида, ну сколько можно?! Тебе вечно всё не так! Даже так тебе не так! – Пытался отбиваться Фанаберик. - Ах, вы посмотрите, какой он правильный?! Если бы ты был нормальным мужем, мне не пришлось бы так себя вести! - Ну, хорошо. Пусть будет так! Я иду мыть посуду! - Нет! – скомандовала Лида Сергеевна. – Сразу поцелуй меня! - На, – холодно чмокнул Илья Андреевич её щёчку. - Ну, кто так целуется, - взяла Фанаберика в плен своих женских объятий супруга… - Ты что-нибудь написал вчера, дорогой, - через несколько минут поинтересовалась Лида Сергеевна. - Нет. - Почему? Я разве не вдохновляю тебя? – немного даже и при-обиделась Лида Сергеевна. - Понимаешь, Лидочка, кто-то пишет про любовь, а кто-то любит! Так в супружеских объятиях – эта повесть, на удивление самой себе, благополучно закончилась. Глава 5 – Эпилог 5.1. Под обаянием Губанова, Под свист циркачного шута Играла молодость баянова, Беспутства лилась маята. Кусались, рылись, были пьяные, Каталась со смеху судьба: «Вы окрыленные и окаянные – Вы прокутившая борьба!» Под утро прозревали, сумраком До дна забитые глаза. И боль входила в думы ступором, Крошились гроздья и лоза. 5.2. Ко мне ложилась ты охапкою, Молчанием округлых плеч. И я касался тебя лапкою И бог стремился к нам прилечь. На узелки сплетались пальцы (Сердца запутались сильней). И серые смотрели кварцы на волоса моих полей. Крыла и лифчик были сброшены, И воск лица обсыпал пот. И мы бессмертию подброшены – Любовь заглядывает в рот. 5.3. И мы дрожим, дрожим от слабости, Наш каждый шаг – вираж пера. И мы молчим, молчим от радости, А будущее как дыра, Где пропадает наше прошлое, Засаленное как халат, И наставление дотошное Из брошенных и отчих хат. Порочное перерастает в прочное, Движение идёт в союз. Тепло не может быть заочное, Я лучше заново влюблюсь, В тебя легонечко иную, Без проволочек и нытья. И лишь к судьбе тебя ревную – Я ваше общее дитя. 5.4. Такой смешной, такой нахальный, Что часто по небу хожу. Для жизни я чуть-чуть опальный, Себя в ней редко нахожу. Не удивляйся моим ранам, Я их порезал сотни раз, Захлёбываясь горьким нравом, Набычив злостью львиный глаз. Тебя искал, терял, чурался, Курил и думал о дурном. Как предпоследний край остался – Я понял, что нельзя потом Надёжней и нежней созданья В земной текучке отыскать. Любовью кончилось скитанье – Меня ты стала понимать... 5.5. А крылья вырастут и после, До крыльев надо дорасти. Специально мир ко смерти сослан – Любовь должна его спасти! © Мокрецов Михаил, 2015 Дата публикации: 04.04.2015 08:51:44 Просмотров: 2240 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|