Цифры. 2012.

Никита Янев

Форма: Роман
Жанр: Экспериментальная проза
Объём: 33368 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

1. Цифры
2. Инопланетяне.
3. 11 измеренье.
4. Военный и блондинка.
5. Чудо о змие.
6. Индиго.
7. 2012.
8. Романы.
9. Как с луя.
10. Адреналин.
11. Записная книжка.
12. Майка Пупкова.
13. Новый Парадиз.
15. Русский рок.
16. Сахасрара.
17. Закон сотой обезьяны.

1.

Это важно, я нигде не был за 47 лет. Только в Мелитополе, во Мценске, в Москве, в Мытищах и на Соловках. Всё это на одной долготе на 2000 км.

Я это называл красиво, от Белого моря до Чёрного, а ещё, на юге, на севере и посередине. На самом деле, я нигде не был, потому что везде это было одно и то же. Я на дно ложился, как подпольные герои Достоевского, которым важно вопрос разрешить.

Две новости. Везде эзотерические ученья, которые все сводятся к ченеллингу, пастве и массовику-затейнику. Как у Достоевского, мечтателю-подростку неинтересно мечтать без 50 статистов и переполненного амфитеатра.

Там 3 внятных линии. Веды, учение, кольцевая парадигма. Всё уже было и в 1000 раз круче. Как в Экклезиасте. Год Брахмы 100000007 земных лет, секунда Брахмы 100000007 степени секунды.

2, квантовая физика, технология, рукотворный Бог, линейная парадигма. На ней нет смысла останавливаться, в нашей жизни всё из неё, из выгоды.

3, язык, мне сегодня приснилось, что русский язык так неподвижен 100000007 лет до нашей эры, потому что у него всё есть на самом деле.

И это не терпение, учение, и не корысть, технология. Это простая мысль, что всё есть, что ничего делать не надо. Надо дойти до мысли, что всё есть.

По сути: галлюцинация — буква, отношение частей и целого — цифра, и ничего на месте всего — время. Вот что я надыбал за 33 горда несения патрульной службы в подполье на юге на севере и посередине. Но я не про это.

Я про ощущения мест. Я не могу пройти к описанию мест без второй новости. Вторая новость такая. Они все ищут, как у них всё было, вашу книгу. И лекторы, и публика. Это хорошая новость.

Теперь можно описывать места, в которых никогда не был и не будешь, которые посылают из-под воды пеленг, какие они на свете.

А, нет, я вот что сделаю, я опишу героев, но назову их городами. Они как духи. Петербург, рок-музыкант, который смешивал в равных долях стёб и патетику, как населенье, подставить тошно, подставиться противно, а отмазаться нельзя, потому что если отмазался, значит подставил.

Кемерово, драматург, придумал новый жанр, показывать как отмазывался, а потом увидел кому показывает, и ему стало скучно.

Екатеринбург, театральный режиссёр и драматург, если тот, кто отмазался, показывает кино тому, кого он подставил, то какой в этом смысл?

Смысла нет, Москва, кинорежиссёр, снял фильм про стариков-ветеранов, которые угнали самолёт и нигде не приземлились, потому что им негде приземляться. Потом его оставили без денег за это на весь благополучный период.

Потом он приспособился, но было уже поздно, всё было наоборот, как всегда. Одни дядечки смотрели из маленькой клетки на большую, другие дядечки смотрели из большой клетки на маленькую, и всех плющила вода.

Только пеленг реалистично таращил глаза на себя в зеркале, ах, как интересно, и кто кого отмажет, в этой сетке географических широт и долгот?

И я подумал, что чем больше ты от этого уйдёшь, тем больше ты этого коснёшься. И выбрал букву с самого начала, и должен отвечать за это совестью, памятью и нервами.

Эпилепсией, шизофренией, телепатией, если угодно, потому что время вместо Бога и пропорция частей и целого мне неинтересны.

Мне интересно, как я был загипнотизирован кривляющимся в зеркале, и остался без широтной и долготной сетки.

И люди, которые ко мне приходили, знали, что этого не следует делать, я их брошу, как наркоман и сумасшедший, поведённый интригой, словно главным.

Просто они ещё знали, что главное в интриге. Что она не с луя свалилась. Ну, про искупленье. И на ломающихся ногах уходили в зеркало, всё в слезах.

Теперь вы понимаете моё счастье и мой интерес. Что они все из колючей проволоки и из трупов. Если можете, поймите. Это будет буква, вся перекрученная от вины и обиды.

Вы будете смотреть из зеркала и говорить эту букву. И всё будет оживать, до последнего таракана, погибшего от дихлофоса, только земля будет на небе.

А вы будете ходить между дёргающихся трупов и вращать глазами, левым глазом в правую сторону, а правым в левую.

2.

Можно прожить вообще без денег, с одной тоской в животе. Можно прожить вообще без правды, с одними понтами. Хотя я не знаю, как это делается.

Возле порталов маячат серые фигуры, по приближенье они превращаются в чёрные. Про порталы. Мне приснился такой сон. Эротический. Про героя.

Герой прообещал отнести целую кастрюлю компота ко многим прекрасным героиням в одной квартире на 1 этаже, у них жажда, и они играют.

Но перед этим он должен занести тарелку с мясом к одной героине на 4 этаже. Он на 5. Тарелка глубокая синяя накрыта глубокой жёлтой, мясо сырое.

Героиня с телом под одеждой что-то решила. Ну дальше постельная сцена. Героини с первого этажа всё поняли, почему им долго не несут компота, и забрали свою кастрюлю потихоньку.

И заперли квартиру на 4 ключом снаружи, который торчал внутри, чтобы воры не залезли, пока там постельная сцена.

Смысл такой, что, может быть, героиня с 4 и не решила бы ничего, если бы не компот. Автор в этом плане должен отделиться от героя, чтобы не слиться с их ребёнком.

Да, и теперь про тело. Дело не в том даже, что оно красивое. Оно как плачут только в детстве. А ещё как в магазине смотрел недавно ребёнок.

Оно абсолютно чистое. Вот почему автор должен отделиться от героя. Изображение сразу гаснет.

Я это всегда знал, и после рассказов сразу бросался делать дела. Мыть полы, готовить, гулять с собакой. Пока освободилась энергия ядерного полураспада. Обычно её нет вообще, потому что терпеть всё время это значит жить без денег.

Другими словами, как только вы попали в портал, фигуры из чёрной бумаги сразу заслоняют вас собой, чтобы ничего не попало наружу про героев и антигероев.

На деньги можно купить жизнь, но жизнь без портала. Но жизнь это портал. А что же такое тогда деньги? Деньги это терпенье.

Вам платили деньги за терпенье жить без ядерного полураспада и портала. Ядерного полураспада скапливалось в каждом герое столько, что он, как ядерная бомба, ходил и выворачивал белки, как злая собака. Начиналась война.

Но я про героиню. Она же всё это знала, со своим телом, чистым, как слёзы ребёнка. Потому что ребёнок должен был дострадаться до портала, и там основать свою планетку.

На которую бы прилетели герои, и шли бы сквозь все войны к порталу. Ну, вот, где-то так, приблизительно.

3.

Был такой случай на одной грузчицкой подработке. Одна леди Макбет Мценского уезда при одной Героиничихе, менеджер при старшем менеджере, в одной фирме, не важно чем она торговала, подгузниками или квотами.

Героиничихе по штату положено было стучать на тех, кто провинился. А как? Во-первых, она хорошо получала. Во-вторых, без трудовой дисциплины не будет производства.

Она была начитанная, любила Кена Кизи и Мураками, хиппушных, битнических, профсоюзных, но это про стойсторонылуны.

Леди Макбет была в наперстницах и конечно же оправдывала правила игры, но потом сама попала в дисквалификацию, жизнь витиевата.

И сразу стала понятна своей несчастностью одному фальшивому грузчику, хотя и раньше была понятна, но раньше была понятна с деньгами, а потом без денег.

Я к этому и веду, понятная не за деньги Леди Макбет и понятная за деньги Героиничиха это как сэтойсторонылуны и стойсторонылуны.

Луна, вообще, говорят, сплошное несчастье. Она пустая и искусственный спутник. Если бы вы были хоть раз по-настоящему несчастны в жизни, и увидели ту сторону луны с закрытыми глазами.

Да разве же вы хоть раз в жизни не были по-настоящему несчастны? Раз так, говорите! А мы послушаем, герои и автор, как ещё один герой на наших глазах становится автор.

Это как таинство рожденья и таинство смерти. В сплошном мясе кто-то подлетел и тихо шлёпнул по мягкому месту, и дитя заорало, как кузнечик.

Труп дёргается, как эпилептик, и идёт на гору, на горе стоит автор, к автору подходит автор, и они начинают бороться, как Яков с Богом. Ох крепок, говорит автору автор, как боксёр в полусреднем.

Ну что ж, неплохо. А про луну-то? Луна — несчастье. Несчастье — счастье. Луна — транспорт. Стойсторонылуны стоят моторы. Набьют полную луну эмигрантов и повезут на планету Бета Лямбда, когда здесь начнутся несчастья.

Это не по-русски. Я знаю русское названье. Леди Макбет Мценского уезда, звезда называется. Она когда стала несчастна, то автоматом стала автор, а когда стала автор, то автоматом стала счастлива.

Я разумеется уже уехал от настоящей леди Макбет, потому что настоящая леди Макбет работает в другой фирме за квартиру, но это неважно, мало что ли на свете леди Макбет.

Привозят эмигрантов на Бета Лямбду. И они ходят несчастные возле счастья, как стойсторонылуны и сэтойсторонылуны.

Конечно, если бы они знали, что луна внутри пустая и на ней моторы. Но ведь они знали. Что они ещё знали? Что несчастье — счастье, что деньги — неденьги, что герой — автор, что земля — звезда.

Героиничиха уже седая, она работает грузчиком в одной фирме на Бета Лямбде, и ею недовольны, но за неё кто-то заступается всё время. Она приезжает с работы, ужинает, смотрит телевизор, выключает свет и плачет в постели от счастья.

Ну, что ж, недурно для первого раза. Как назовёшь рассказ? Есть варианты. Можно «Любовь Бога», можно «Леди Макбет Мценского уезда», можно просто «№3».

4.

Как в воде, и далеко, и медленно. Ой, на звезде. Ну, хорошо, хорошо. Успокойся, и что ты видишь? Так для этого, а вовсе не для того чтобы поберечься.

Так далеко, что всё видно. Так медленно, что как на дне спокойно, как танк в воде, без времени.

Ты так поворачиваешь время, когда оно течёт вперёд, расстояния налетают и проносятся. Когда оно течёт назад, ты вспоминаешь.

В 2000 заболел ты, в 2012 — земля. Как можно назвать болезнь? Эпилепсия. Что это значит?

В 1999 въехали в новое жильё, в 2011 земля залетела в новый дом. И ничего не почувствовала, это и есть болезнь, не отвечать за свой базар.

Это и есть работа, которой уже 33 года, отвечать за свой базар. Земля аж седая и вся трясётся от слёз. Хорошо, хорошо, успокойся, что ещё?

Когда время стоит. Тело это скоро пройдёт. Останется одно время. Когда одно время это Бог, это без времени.

Поэтому я придумал так. Представьте, вы звезда. На вас прилетели люди жить. Вы отдаёте свое тело, время, Бога.

Они берут, что это само собой разумеется. И вы как эпилепсия сначала, потом как имя. Они сначала метафизическое учение, потом отвлечённая технология.

А потом они видят вас и не видят времени, и заболевают эпилепсией. И видят имя, как сквозь них проносятся расстояния памяти, и они становятся звёздами.

На них прилетают люди жить. Ну, хорошо, успокойся. Нет, я не смог передать. Там нет горечи, когда вы — звезда. Хоть ваше тело на части рвут метафизики и технологи, чтобы посмотреть что там внутри. А там они. И у них начинается эпилепсия.

Почему нет горечи? Потому что 1+1=1. Почему начинается эпилепсия? Потому что ∞ - 40 = ∞. А что потом? Потом яяяяяяя и БогБогБогБогБогБогБог.

А какое имя? Гена Янев-1, Гена Янев-2, Гена Янев-3, Гена Янев-4, Гена Янев-5, Гена Янев-6, Гена Янев-7.

А как это получается? БогБогБогБогБогБогБог минус яяяяяяя равно Гена Янев-1, Гена Янев-2, Гена Янев-3, Гена Янев-4, Гена Янев-5, Гена Янев-6, Гена Янев-7.

Поэтому нет горечи?

Да.

5.

Так что же новое, совсем новое? Болезнь. А что же старое новое? Новый дом. Какой же это дом?

В 1999 мы въехали в этот дом, неблагополучный одноэтажный барак на 4 квартиры. Индейцевы, Инопланетяниновы, Мутантовы, Послеконцасветцевы, макет земли, модель страны.

Мы не главные, мы главные, главного нет, раз мы главные, всё главное. Дойти до края и вернуться, потому что когда летел в бездну, в школе, армии, институте, семье, на работе, в литературе, после литературы, на дне, перестал бояться неблагополучия и благополучья.

Место силы не прошло тест на место силы перед катастрофой, потому что государство мертво, а несколько человек прошли, и вытаскивают, потому что место это люди.

Вера Верная, Соловьёв, Ренессансная мадонна, Постсуицидальная реанимация, Саам, Ирокез, их семьи вытаскивают всех на остров Большой Советский в Северном Ледовитом океане, который плывёт как парусник.

Вы разгоняетесь по лабиринту одиночества смерти я и влепливаетесь в чёрную вспышку света. И это уже болезнь, то, что было потом в 2000-м, когда заболел.

На дне просто понял, что земля часть неба, а государство выстраивает стену на месте смерти. Раньше стена была между нашими и ненашими, и земля была как проверка на гнилость для метафизиков и технологов.

Будешь ты подставлять или подставляться, потому что отмазаться это подставить. У бездны нашлось дно, что мир есть. Вот что я понял в болезни. И земля сразу стала космос.

Нашей болезни целых 100 лет и нашему леченью целых 100 лет. Прыжок и я в уме. Мандельштам после самоубийства написал 100 стихов в Воронеже и был страшно достоен на зоне.

Как Орфеева Эвридика, которая после смерти, самоубийства, болезни всем всё делала, как звезда, которая отдала своё тело на съеденье и вырастила много звёзд.

Как Мария Родинова на уроке, которая научила рефлексии. А Никита Послеконцасветцев учил Майку Пупкову, а теперь надо дальше, после болезни.

Чтобы из рефлексии выросла эпилепсия, если конечно вы подставились, и подставили, и отмазались.

И вы летите в чёрную вспышку света, а на самом деле на паруснике спасаете 33 года, потому что когда вы долетите до дна бездны на верёвке, что мир есть, вы сразу очутитесь на паруснике и увидите, как вы вытаскиваете из воды трупы 33 года.

100000007 трупов. И начинаете дышать им в рот. И они оживают как прекрасные незнакомки в полуобнажёнке. И потом в течение жизни на звезде становятся 10000007 рожениц с мокрой кудрявой головкой из лона.

Дальше твоя работа, говорит Никита Послеконцасветцев Майке Пупковой. Надо их научить на уроке, что отмазаться это подставить.

Как воспитать из людей звёзды с помощью рефлексии, эпилепсии и зачатья, в котором никто ни до кого не докоснулся.

Спасти на паруснике это уже предыдущая работа. Следующая работа, любить чужих как своих, как звезда. Это практически невозможно.

Для этого у тебя есть русская литература, ересь, что жизнь это судьба и карма. Вы вынимаете из себя остаток и видите почему вы вернулись после смерти.

Это единственное место, где всё можно переделать, как на зоне.

6.

Учить будешь так. Во-первых, происхождение это важно. Военный и блондинка минус трёшка, мицубиси, дача, Ницца равно наркоман и одинокая. Их сын Гена Янев, одержимый, юродивый, рефлексия, эпилепсия, писатель.

Во-вторых, воспитание это важно. В нашем поколении не было воспитания, были книги. В вашем поколении вместо воспитания и книг — подстава и халтура. Надо найти противоядие, иначе всё накренится и покатится, на фиг, как во время 9 вала.

Это язык и это в-третьих. Было учение, была технология, а про язык все забыли, Бог минус время равно имя. Происхождение — метафизика, что никто ни до кого не докоснулся во время зачатья.

Технология — воспитание в бездне на зоне, что подставляешь всё время себя. Когда это понял во время болезни, всё, начинается 3 серия.

Имя, Гена Янев-100000008, одержимый, юродивый, писатель, рефлексия, эпилепсия, парусник, который в последний момент спас для ереси, что этот ещё не годится в звёзды.

7.

Совершенно стал бесноватый, не знаю, как я выдержу. Ну как, потихонечку. Мало осталось, годик. Потом так выйдешь важно, как звезда на небосклоне, у всех глаза из орбит вышли, как от базедовой болезни. Тю, так это ж то чмо, которое не то, что мы, а совсем стыдно.

Что стыдно? Что стыдно? Как женщина рожает в сплошном мясе. Как мужчина изливает семя, возможно, ещё без женщины? Как они друг до друга не докоснулись в постельной сцены, хоть всё истрогали, на фиг, как маниаки? Как чмошника на зоне забивают ногами? Как по херу в джипе?

Ну я не знаю, раньше в Мелитополе так было, потом в Москве, потом на Соловках, на юге, на севере, посередине. Как так? На Белом море как на Чёрном. Раньше я один об этом знал, а теперь все экстрасенсы в ютубе, которые лечат от запойного алкоголизма и от всех болезней.

Выплывает остров, на острове люди, он плывёт по Белому и по Чёрному морю. В море трупы, они их достают из моря и дуют в губы. Они начинают дёргаться, как эпилептики, и оживают. И спасают, спасают. Работы много, трупов много. Хорошо, можно не думать.

Я всегда мечтал о такой подработке, чтобы по сердцу и всплошь, и чтобы не думать. Я устал от мыслей, что потом было. Всё время работать — единственная возможность остановить время.

Но для этого работа должна быть забойной. Поэтому люди на войну стремились, с той и с этой стороны фронта. Но на войне убивать надо, как на зоне. А на спасательном острове, как на звезде, наоборот, тебя убивают.

И тебе это нравится, потому что они оживают. Сколько звёзд будет! У всех у них будут в глазах твои губы, когда их на части будут рвать стихии глобального потепленья, которое было перед глобальной катастрофой.

8.

Получается, всё зависит от моего желания, я поверю и будет катастрофа. Но ведь это не я, а природа заведует экклезиастом, ренессансом заведует слово, апокалипсисом зона.

В каком-то смысле это так и есть, но ведь выжить это не прожить на 10 лет дольше. Увидеть, что у природы есть только один начальник, слово на зоне, в которое никто не верит, кроме одного человека.

Он бы мог повернуть воды, но это ни от чего не спасает, люди опять всё забудут, он лучше будет этим одним человеком, частной жизнью.

Вокруг выстроится целая община, они ни разу не узнают, что они звёзды спасали при помощи частной жизни и дышанья, как ренессанс, апокалипсис и экклезиаст.

Экклезиаст и есть спасенье, экклезиаст и есть природа, как остаток с истории, частная жизнь человека. Но это ни от чего не спасает. Но это ни от чего не должно спасать.

У нас есть целых 3 русских века за пазухой, не считая всего остального. Какое слово, чтобы оживить человека? Как на зоне все ненавидят это слово, как оживлять человека.

9.

Вы не представляете, как на вес золота у звёзд файлы. Ведь приходится работать в одиночку и иногда устанешь.

Я не говорю, в абсолютном одиночестве, ведь наши файлы, греческая трагедия, ренессансная живопись, немецкая музыка, русский роман — живые звёзды, а не глюки.

Но ведь мясо, мясо, мясо - тоже, порнуха в интернете, под дозой в психушке, чмошник на зоне, по херу в джипе.

И иногда такое накатит отчаяние на звезду, что они только мимо смотрят всё время, как всё мимо, хоть бы запрятаться в любое забвенье.

Вот тут она файл кидает с флешки на микрочип. И спасённых на звезде начинает колбасить, что природа не в адеквате, как обдолбанная идёт по полю и никуда не хочет.

Это у неё сеанс эпилепсии, телепатии, контактёрства, ясновидения, астрала, целительства, свидания с родаками.

10.

Что я могу ещё сказать? Я бы конечно не выдержал на одной зоне, в одной психушке, на одном ток-шоу, в одном интернете 33 года без зарплаты, если бы не видел звезду всё время.

Как она дышит в рот трупам, и трупы оживают, и спасают на спине своих убийц. На остров приплывают и теряют сознанье.

Убийцы за ними ухаживают, дядечки за тётечками. А потом стреляют в рот из пистолета, потому что ни одного файла на всю перспективу.

Даже у порнухи есть несколько файлов про ненависть вместо любви. Вместо 100000007 детей 100000007 трупов. Но конечно же не умирают, в нашей сказке не умирают.

За 33 года я выслужил только одну лычку, эту, без смерти. Бог убирает себя на планете, и становится время.

И дядечка в совсем другом теле звезды касается рукой огромного живота невесты и его начинает колбасить.

11.

Все на своих островах и звёздах. Вот и вся смерть. Перед кем бахвалиться и чем разочаровываться? Что заставил над очком отжиматься и что тебя заставили?

Смотришь лупо в одну точку 33 года, потому что потом быть писателем всегда, вот, пожалуй, это, не метафизиком и не политтехнологом.

На тебя прилетят люди жить, рвать тело звезды на части, ты будешь им кричать, что тебе по кайфу, когда тебя жрут, потому что они теперь твои дети, а они будут смотреть мимо, что не нажились.

А потом с ними всё то же самое случится. Так что давай сейчас постарайся, расскажи как можно более подробно, чтобы они потом узнали и смотрели исподлобья, куда уйти от этой мутоты?

А потом они неожиданно случайно во время запоя и во время постельной сцены наступят на точку, в которую ты смотрел 33 года лупо, как писатель, и переносился, и из них уйдёт сила.

Обнажёнка и зэки будут смотреть и улыбаться, что, уморился? А он будет лететь, как астральное тело, и превращаться, как мистика, во всё и обратно, потому что он понял секрет жизни.

Что за 33 года надо побыть всем. Тем, кто заставил, и тем, кого заставили, над очком отжиматься. Но это не главное, главное за 33 года надо побыть точкой, с которой всё видно.

Как тебя жрали и в твоих детей превращались красавцы, которые с той стороны вообще ничего не видят, потому что той стороны нет. Разгоняешься по лабиринту одиночества смерти я и влепливаешься в чёрную вспышку света.

12.

С тех пор прошло 6 лет, это была вершина. Нет, я писать не бросил, хоть надо было, чтобы не предать и вытащить жопу.

Но так уже было и там получается предательство хуже, надо знать свои силы. Если тебе по силам раскрывать все сюжеты, чтобы то, что снаружи внутри становилось, то этого достаточно пока не бабахнет.

Потому что всё остальное — что ничего нету — и тогда становится так. Потому что кого же спасать, когда бабахнет, если ничего нету.

Это русский апокалипсис, который важнее русского ренессанса, потому что ренессанс за компенсацию, а апокалипсис без компенсации.

Конечно, он и этрусский, и какой угодно, но нам не это важно, а то, что компенсация, всё же, есть. И она — сам человек, русский экклезиаст. Извините, что я опять съехал на национальную почву с метафизических построений, но я же повествователь.

Когда они проходят через страданье ещё во время родов, с той и с этой стороны лона, они выбирают, с какой стороны расстрела они стоять будут, все, ну или почти все.

И дальше всё дело в том, чтобы за 33 года рабочего стажа стать писателем. Во время наслажденья резко обернуться и увидеть как на тебя глаза смотрят.

И дальше — всё, ты в дамках. Ты будешь всё время съезжать на чмошество, юродство, как вытаскивал жопу. Там дело вовсе не в том, чтобы вытащить жопу.

Там дело в частной жизни. Как Толстой и Пушкин, ходишь, как притрушенный, как бабушка по помойкам, и всем показываешь что у тебя есть, и все становятся такие же отмороженные.

А если не становятся, то им же хуже. Когда бабахнет, все будут стоять на глазах, а они их будут расстреливать, и корчиться, и падать, и истекать кровью, как будто они не в них, а в себя стреляли.

И глаза будут закрываться и открываться. И будет понятно, почему они корчились, когда глаза закрылись. Их не стало, и пуля повернулась и вернулась, куда же ей лететь-то?

И глаза закрылись. И открылись. И уже другие смотрели пьесу про то, как все себя расстреливают. А они были как папа и мама, как Толстой и Пушкин, частной жизнью, звездой, пьесой.

Ну я не знаю, смог ли я передать. Просто я не люблю патетических концовок. Это как сорвать клак, нажухать, взять большую цену, поэтому ещё говорю что-то.

13.

В Бога не верю, но святых видел. Говорит Симон Шноль, биофизик, открывший, что в космосе разные пространственные точки обладают разным биохимическим и биофизическим значеньем.

И для этого 50 лет после работы в разных закрытых ящиках с 15 до 24 ставил опыты на ядерном полураспаде и распаде. Повёртывал ванну с ретортой в разные точки вселенной и вычерчивал кривую результатов. Что из года в год она повторяется с точностью до парсека, как судьба героя.

А Б. Г. по-другому сказал по этому же поводу. Мои слова не особенно вежливы, но и не особо злы, я констатирую факт, вот идём мы, козлы. У Пушкина похоже. Кто жил и чувствовал не может в душе не презирать людей. И у Гребенщикова. Нами торгуют.

А потом стал орденоносцем на безвременье. А Пушкина застрелили на Чёрной речке. А Дан Маркович, другой писатель, кормил 100 котов по подворотням в это время в одном пригороде, чтобы дать место в жизни ещё чему-то другому.

Милости, что ли, как Пушкин. Или частной жизни, может быть. И рассказывал про это в книжках и в интернете, как Есенин. Проведите, проведите меня к нему, я хочу видеть этого человека.

А мы в это время проходили мимо трупа одного адвоката, который за всех заступился и его за это застрелили на безвременье. И он рыдал над своим трупом.

А мы друг другу говорили. Пьяный обоссался. Как орденоносцы, чтобы не нажухать друг друга, и жухали друг друга. Ну? Что я могу ещё добавить?

Этот самый русский биофизик Симон Шноль заболел лучевой болезнью и белокровием от своего распада и полураспада. И ему поставили диагноз, через 2 месяца с копыт.

И он поехал в Крым с любимой невестой, и там попросил точку вселенной, с которой у него уже был контакт за 50 лет, что, пожалуйста, потому что 50 лет тогда ещё не прошли.

И прожил потом ещё 80 лет, как патриархи, потому что у точки ты можешь попросить всё, как Алладин и волшебная лампа. Просто, ты должен помнить, что глаза везде, и ты глаза.

И тогда поднять пьяного, который обоссался, потому что больше не поднимают, после социализма. И тогда дядечка великий инквизитор сразу укатится с автоматчиками и фашиствующими молодчиками спасать молодые диктатуры.

А мы останемся на месте с глазами исполнять обязанности звезды и острова, спасать всех, как точка и врач-целитель.

14.

Орфеева Эвридика, женщина-парка, одна из трёх женщин-парок, богинь судьбы, меценатов, братьев - больше не может и решила мне передать дело, а я испугался, что потревожат моё спокойствие. Дело не только в этом. Это жизнь целой страны, что она доживает. Пусть беснуются беснующиеся и убивают убийцы, и едут в джипах те, кому по херу, и унижаются святые.

Уже из-за края каньона показалась пустая луна с моторами, которая заберёт всех на их звёзды. И они там будут варить суп и выбрасывать его на помойку, стрелять в себя, вспоминать всё время.

Вот это хорошо. Вспоминать — всё — время. Это веды и квантовая физика. Метафизика и технология. Время и цифры.

Но самое главное это как Демидролыч на Зайчиках, Самуилыч на Хуторе, Седуксеныч в посёлке, в лёжке, в нычке, в лычке, в русской литературе, все нищие 90-е годы, на острове Соловки в Белом море на крупе и на селёдке защищались от пустой луны с моторами, которая уже вышла из-за края каньона с лицом постным, пора, ребята, выживать за спасенье.

И они, - что остаются. Вспоминать — всё — время. Они, конечно, придумают всякие приспособленья для кино и мультфильмов, картины, буквы, скульптуры, чтобы в руках что-то было. Звезда загорится. Горы провалятся в магму.

Зря они, что ли, без зарплаты мандячили 33 года, как в 90-х. И они будут в 5 измеренье вспоминать всё время, и спасать. То, что делали с самого начала, как населенье. Что оно доживает, а само всё время смотрело, кто подставился и кто подставил.

Не чтобы отомстить потом в 5 измеренье, а чтобы когда оно вернётся к звезде и звезда будет дрожащей потеющей рукою с критической температурой жать на кнопку «экстренный вызов».

Самуилыч, Седуксеныч, Демидролыч перейдут от воспоминаний и предположений к действиям. Они совсем не в том, чтобы стать старшим поваром, чтобы перенять дело, потому что Орфеева Эвридика больше не может тащить службу за себя и за того парня.

На звезды с кнопкой «экстренный вызов», которая от судорожных нажатий поломалась, прилетит пустая луна с моторами. Люки открыты. Седуксеныч, Самуилыч, Демидролыч, как спецназ в хаки, хоть не милитари, а пасифик.

Вместо западла в отместку за западло раздают карты местности и проводят инструктаж у десанта, эмигрантов, скорой помощи. И вот они уже висят на запаске над каньоном, а луна засовывается обратно в открытый космос.

А Седуксеныч, Самуилыч, Демидролыч машут платком из изделия хромого бочара из Гамбурга. А звезда слабой рукой показывает сама себе пальцем на дрожащий горизонт, по которому идёт группа спасенья.

И звезда плачет, что у её жизни появились веды, квантовая физика и русская литература. И пройдёт температура. Пусть бабушка возьмёт мальчика, который любит готовить и узбечку с золотыми зубами на должность старшего повара.

А сама станет босом и будет приезжать раз в неделю скандировать радость носоглотки, как дела? И стричь зелёные. А я останусь в пригороде на веранды на топчанчику описывать жизнь группы.

Которая ещё только случится после метафизики, технологии и поля от Франции до Канады с тоской в животе. Как звезда будет всё время заботится и эмигранты будут всё время заботится, но всё время разное будет получаться.

И это разное сначала как у Чехова, Фауста и Шекспира получалось, что ни до чего нельзя докоснуться. А потом как у старика и море, как у Симора — введение, как у станционного смотрителя Самсона Вырина и как у хозяина и работника.

Ходишь и рыдаешь, как обдолбанный, что получилось вспоминать всё время.

15.

Надо «подвзорвалась», а не подзорвалась, пишет автор сайта. Там есть губно-губной, зачем ещё туда губно-зубной? Толстой правил так. Если можно убрать лишнее, не функциональное, надо убирать. У него том философских отступлений в «Войне и мире» про смысл истории — потому что это авангардный роман.

Он разбирает игрушку. Но все уже увлеклись нигилистами и пришлось идти в новое время, где чеховский психоз бессмыслицы всё время бьёт по другим.

У Добычина правка вообще дошла до абсурда. Сегодня написал 17 слов, изрядно потрудился. Писал он в дневнике в этом роде.

Я убираю не функциональную букву. Вполне в традиции мультфильма про ренессанс, апокалипсис, экклезиаст в одном поле от Франции до Канады с тоской в животе.

Которого не будет, будет плыть матрос в океане с прикованным к запястью секретным чемоданчиком, как в одном советском патетическом фильме из детства.

И лишние буквы будут, конечно, отваливаться в оплавленном мозгу, как на молитве, доплыть до конца фразы.

Как делают авторы-редактора, как менеджеры среднего звена, как коммерсанты, с продолженьем, как в сериалах и реалити-шоу?

С одной стороны тонированного стекла мерседеса Бога, величиной с небо: всё видно. С другой стороны... Они вот что делают, надыбают старый рассказ у автора с именем и издают новый тираж.

По боку им матрос в океане с их пиром во время чумы, что он утонет из-за их алчности и не останется кто передаст эстафетную палочку от звезды к звезде.

Сравнил тоже жопу с пальцем, говорили в чужом родном ренессансном городе Мелитополе. То автоматическое письмо, жизнь после конца света, тренировки всё время, даже во сне. А то...

Вы знаете, мне кажется, что современность приступила к описанью евангельских обителей Бога. Конечно, интернет бьёт по рогам, как порнуха, будешь идти за информацией и нарвёшься на извращёнку.

Но чем больше я любуюсь на всех этих эзотериков в ютубе, на которых 20 лет назад ругался в «Дневнике Вени Атикина», что сравнили жопу с пальцем, ластоногих мутантов, жертв Чернобыльской аварии и экстрасенсов, которые лечат от запойного алкоголизма.

Но прошла новая жизнь на новом посту, в которой на книжке пишут, золотая десятка, как на пиве. Все эти звёзды, которые согласились, чтобы их тело рвали на части красавцы, которые ещё не чувствуют.

Подводные лодки, заложники, бабушки на путях и на помойках, жертвы детей и по херу в джипе. Вся эта дребень от фентези, пустая луна, транспорты серых возле солнца. Всё больше это мне напоминает описание жилища после смерти, дембельского аккорда и евангельских обителей.

Кстати, подзорвался, а не подвзорвался — именно на южно-русском диалекте, а не на средне-русском и не на северно-русском. Такие вещи можно объяснить только изнутри, шОфер и шофёр.

Не говоря уже о сленге, жаргонизмах, профессионализмах и прочих тайнописях, которые должны быть понятны только своим внутри конфессии.

Если вы видите только эту сторону луны, где американский флаг и астероиды, какой смысл вам долдонить про ту сторону луны, где моторы и люки.

Пока вы сами не доберётесь с помощью личной биографии до убирающихся и ставящихся букв, всех до единой, как в пазле, вы не сделаете вывод, что люки в пустоты, а моторы — транспорт.

И что до дембеля год остался, и что вы должны отслужить как положено, чтобы потом управлять процессом, а не болтаться как блондинка, идеолог и психоз.

16.

Никто не вливает в старые мехи новое вино. А вот с этим можно поспорить, хотя это всего лишь притча. Мы только и делаем, что вливаем в старые мехи новое вино.

И видим в этом своеобразный кайф коллекционера. Берётся жанр и выворачивается наизнанку именно для того, чтобы принять посвященье, что внутри у него ничего нету, кроме тебя.

Просто ты разный, ты то звезда, то кукла, и тебя, как Достоевского, корячит, что сколько можно мандячить в пустом тумане, когда же дембель?

А потом, бамбах, и в бесшумном небе скользят парашютисты, и ты всё это изнутри видишь, как язык.

Как все тебя кладут на ладонь, как звезду, и живут на тебе. И убивают всё время, как мясо и жертву. И ты держишь их на ладони, и видишь, что они видят, и говоришь, притухни, год остался.

Они начинают совершать судорожные движения, как тараканы от дихлофоса, выкрикивать звук ом, копить на джип, уезжать на Мальдивы с мужчиной. А потом берут мелок «Машенька» садятся в уголку тихонько и рисуют искусство.

Октябрь 2011.

© Никита Янев, 2012
Дата публикации: 17.02.2012 17:55:04
Просмотров: 2407

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.