Экзамен по сопромату

Виталий Семенов

Форма: Рассказ
Жанр: Приключения
Объём: 78920 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Экзамен по сопромату

Ut tensio sic vis –
Каково удлинение, такова и сила. (Основной закон сопротивления материалов Р. Хука)

Только после сдачи экзамена по дисциплине «Сопротивление материалов», человек может считаться полноценной личностью. Лишь достойно сдав «сопромат» он может вступать в брак, воспитывать детей, строить карьеру, заниматься политикой и развиваться духовно.
Артур Павлович Родионов осознал истинность этого утверждения, аж, в пятьдесят лет. Когда один из швеллеров на главном конвейере рухнул. Кто отвечал за оборудование? Нет, эксплуататоры не виноваты, все плановые осмотры, ревизии, испытания, покраски в порядке, отчетность у них безупречная. А кто устанавливал? И тут всё в порядке, строго по чертежу, не подкопаешься. Тогда кто проектировал, чей чертеж был? Ага, в чертеже-то и ошибка, швеллер ненадлежащей прочности заложен. Кто отвечал за проект? Да разве ж сейчас найдешь, ведь пятнадцать лет прошло. Прекрасно всё работало, ну не дотянуло до плановой полной замены, никого же не убило. Все живы, здоровы, завод, правда, убытки понес. Вот за убытки и придётся ответить. Из всех инженеров, пятнадцать лет назад разрабатывавших и подписывавших этот чертеж, нашли только Родионова. Работает, как ни в чём не бывало по-прежнему на заводе, до повышения дорос, начальником отдела стал. Значит Родионов-то, родимый и ответит. Высокая комиссия, расследовавшая аварию, свалила всё на Артура Павловича и приняла меры. Меры были такими: рассчитать заработанное инженером бракоделом до текущего дня, назначить ему штраф, равный ровно той сумме, что заработана, лишить всех субсидий, премий и надбавок, и уволить, наградив вместо выходного пособия статьёй в трудовой книжке «За недоверие». Отпахал на родном, как казалось, заводе почти всю жизнь – пинок под зад и свободен. Ведь должна же карательная комиссия отчитаться, должен же кто-то ответить по полной программе. И совсем не важно, что подпись под проектом коллегиальная. И что пятнадцать лет назад ещё не было компьютерных программ, тогда на заводе, догоняя коллег из Зимбабве, лишь начинали переходить с логарифмической линейки на калькуляторы. Вон! Скажи спасибо, что уголовку не завели.
И только сдав навсегда пропуск и выйдя, уже по одноразовому талону через проходную на улицу, только тогда Артур Павлович вспомнил, что ведь не сдал он в своё время «Сопромат», а купил у препода тот экзамен. Хотя, что бы это сейчас изменило? Сколько раз ему, да и не только ему, приходилось подмахивать подписи под проектами, чертежами и документами. Чирк и думать забыл. Но нынче времена естественного отбора. Промахнулся, значит, съеден. А тут такое чп. Сволочи, ну статью-то воровскую за что в трудовую впаяли? С таким волчьим билетом, в пятьдесят лет, в депрессивном городе, с кредитом на шее… Ну при чем тут эти институтские анекдоты про сопромат, не до них сейчас. Однако ведь не сдал, как положено? Вот они карма и мудрость народная. С такими невесёлыми мыслями Артур Павлович и открыл дверь своей квартиры.
Ох, лучше бы не открывал. Жена уже в курсе, ей приятельница Светка, любовница главного инженера, председателя комиссии, всё доложила. И такой муж, заведомо безработный нахлебник, здесь не нужен, адью к мамаше своей. Вот две сумки с вещами уже собраны, файлы с ноутбука на флэшке. Свободен, милый, почти двадцать лет совместной жизни терпела, но предел есть всему. И разговаривать не о чем, всё говорено-переговорено.
Покинув уже не родной дом, сидя в машине, Артур Павлович стал звонить сыну. Сын трубку не берёт, час, два, три, не отвечает. Что-то случилось, надо жене, бывшей уже, позвонить. Да нет, говорит, дома он, разговаривать просто не хочет. А ну, врушка, ему телефон, пусть сам это скажет. Пожалуйста, так Вовка и говорит, что Родионов-старший папаша никудышный, ни на что не способный, семью нормально обеспечить не в состоянии, да еще и маму сильно обидел, прощай, и не звони нам больше, пока денег не заработаешь. Охренеть, граждане, вырастил Артур Павлович сыночка!
К матери ехать? И начнётся: «Вот говорила я тебе, мне сразу эта мымра не понравилась, и что же ты, Артурка, такой беспомощный и невезучий, что ж не можешь ничего и никогда обустроить»? Внука она всегда называет Вова, сорокалетнюю соседку Анечка, а родного сына, которому уже за полвека, Артурка. И всегда так звала, он другого от неё не слышал. Соответственно все материны знакомые и соседи, и стар и млад, тоже звали его Артурка. Сочувственно-снисходительно, как юродивого. А ничего, сами вы уродцы, что до морального и интеллектуального уровня «артурки» вам еще две жизни не дорасти?
Ой, нет, лучше в монастырь. А что, спрятался за пазуху Всепрощающему и доживай свой век спокойно в тепле и сытости. Молитвы, фольклор церковнославянский выучить, бороду и пузо отрастить, игумену в рот заглядывать. Лицедейство, конечно, и кощунство, но что делать? Что, куда, как?!
Позвонил дочери. Старшая, от первого брака. Вот, доча, с завода уволили. Ну ладно, что переживать, другая работа найдется. С женой развод. Не беда, помиритесь, в семье разно бывает, а пока можно у бабушки пожить. Артур всегда удивлялся олимпийскому спокойствию своей дочери. У нее вообще по жизни всё хорошо, всё образуется. Таких людей называют лёгкий, хороший человек. Эталонный пофигист, ничем не прошибёшь, на всё начихать. Ну, тогда до свидания, с внуком так и не свиделись за три года, дочери всё некогда. Ничего страшного, как-нибудь образуется и будет хорошо.
Вот и всё. Был человек такой-то, там-то, тем-то, и нет его нигде, никак и никем. Скорей бы шиза нагрянула, да повеситься. Но ее когда надо не дождёшься. Жить придётся еще долго. Пока просто пустота и отупение. И как ни странно чувство свободы. Робкое еще, боязливо прячущееся за предстоящие проблемы. На уровне дефолта. Это когда ты всем столько должен и обязан, что заведомо не рассчитаешься никогда, долги могут только расти. Значит надо объявить дефолт, разом освободиться от всех долгов и обязательств, обнулиться. А чтобы освободиться от коллекторов, надо сменить имя и место жительства. Пустота, вакуум это и есть настоящая свобода. Теперь надо поспать, закрыть в машине окна, двери, разложить сиденья и поспать. Чтобы закончить этот бесконечный, разгромный, жуткий день и всю прошлую жизнь.
Под утро замёрз как цуцик, июль месяц на дворе, а ночь холодная. Печку в машине включил, согрелся, уснул. Вскоре вспотел и опять проснулся. Вот она жизнь бомжовая. Автомобиль это средство передвижения, а не место для жилья. Шесть утра, уже светло, покурил, поехал на заправку, кофе пить. Стакан горячей жидкости окончательно привёл в чувства. Ну, Артур Палыч, как дальше жить будем, где и на что? На зарплатной карте всего две тысячи с мелочью осталось. В машине если жить, то через неделю спина отвалится, а глаза от недосыпа потрескаются. Родных братьев и сестёр нет. Коллеги, уже бывшие, ничем не помогут, да и с какой стати? Друзей…
Друг у Артура всего один, с которым уже двадцать лет не виделись, даже двадцать три. Который живет за тысячи километров отсюда, в Красноярском крае. Два раза в год созваниваются, взаимно поздравляются с Днем рождения, раз в квартал списываются в соцсети. Эх, Валерка, что ж ты так далеко забрался, сейчас бы с тобой посидеть, потолковать, поплакаться. Хотя Валерке-то там как раз хорошо и замечательно. В те самые горячо охаиваемые девяностые, Валера Грачев укатил в Красноярск к родственникам и поднял там солидный бизнес. Сейчас владелец разных заводов-пароходов. Много раз звал Артура к себе, обещал златые горы. Да ведь куда Артуру, у него семья одна, потом другая, работа, завод, некогда по одноклассникам кататься. Дурак, набитый дурак, Валерка не просто бывший одноклассник, он тот, возможно единственный, кто поймёт и поможет. Ну и что, что не виделись полжизни, что изменилось? Изменилось, конечно, один семейными проблемами занимался, другой серьёзным бизнесом. У Артура на выбранном им поприще результаты плачевно-отрицательные, у Валеры неуклонный рост благосостояния, того смотри олигархом из списка Форбс станет. И что поразительно – холост до сих пор, хитрец. Умница!
Сколько сейчас в Сибири, плюс три или плюс четыре часа? Короче, там скоро полдень, можно смело звонить. Трубку Валера не взял. Но тут же, следом сам перезвонил. Вот ведь, думал ещё, сомневался, в Валерке сомневался, как же, ведь столько лет прошло, столько зим. Это по-прежнему он, Валера Грачев, единственный человек на земле, кто примет своего друга Артура и обязательно поможет. Давно надо было к нему уехать, ещё после первого развода. В общем, вперёд, в Красноярск!
В тот же день Артур Родионов продал перекупщикам свою почти новую машину, совсем задёшево, зато расчёт сразу. Денег хватило ровно на закрытие кредита, такси до аэропорта и авиабилет до Енисейской столицы. Всё, прощайте, нет больше такого-сякого Родионова, испарился.

Встретились в аэропорту, обнялись. Вот же дурни, да что ж раньше-то не свидеться, растрогались оба почти до слёз. Ну, Валерий Андреевич как положено, с телохранителями, взявшими у Артура обе сумки багажа. Препроводили гостя в огромный «Крайслер», заказной, бронированный, почти танк. Друзья на задние сиденья сели и от обслуги разделительное стекло салона подняли. Ну, пошло-поехало. Что, да как? Говорил, правда, в основном Валерка, нет, теперь он многоуважаемый Валерий Андреевич и никак иначе. Оно, конечно: мебельная фабрика; пищекомбинат; ЖКХ десятков многоэтажных домов; два торгово-офисных центра; медцентр; три СТО; завод металлоконструкций; турбаза, еще что-то, еще, всего и не вспомнишь сразу. Но главное, конечно, не на виду, потом расскажет. Столь обширное хозяйство ко многому обязывает. Как можно так вырасти с нуля? Ой, да запросто, в российском бизнесе главное уметь делиться и не лезть в политику. Не сильно загоняться про остальных, ну, всякие там правила, нормы, законы, приличия, чувства о справедливости и равенстве. Вертись неугомонно, делись по понятиям, не лезь на рожон, но и свой кусок не уступай ближнему. Вот и всё. Да это ещё будет у Артура потом. Валерий Андреевич сделает его своей правой рукой и левой ногой, всему обучит и натаскает. Но потом, а пока стоит обмыть встречу, бар в машине приличный, начинаем…
Всё дальнейшее вспоминалось смутно и обрывками: богатая вилла, пьянка, ещё какая-то усадьба, опять пьянка, куда-то ездили, с кем-то встречались, опять пили. У Валеры, конечно, с юности глотка безразмерная была, Артур всегда раньше сваливался. Но вот, что значит годы, прожитые в Сибири, этот свой талант Грачев многократно преумножил. Пьянка, пьянка, беспробудная пьянка. Сколько так прошло, два или три дня?
Наконец Артуру удалось немного протрезветь. Как раз Валерий свет Андреевич, князь сибирский, соизволили на охоту отправиться. В тайгу, поглуше, на вертолёте. Сверху интереснее охотиться. Какое браконьерство, просто развлечение. И с полицией всё согласовано, и с авиаторами, и с лесниками, и с вояками, и с кем надо, и даже ещё выше. Сначала полетели в какой-то Лесо…, горск, или заводск, или сибирск. Специально завернули к месту впадения Ангары в Енисей. Да нет же, это скромный Енисейчик вливается в более полноводную Ангару, вот ведь, сверху это хорошо заметно. Ох, да какая разница, главное, не наливать больше. Но Валера был неумолим. В Лесо…городке пьянка продолжилась.
На следующее утро полуживого Артура загрузили как «груз 300» в небольшой вертолёт, туда сели Валера и ещё двое и отправились в глушь, за трофеями. Летели долго, целую вечность, часа два точно. Артура мутило, сейчас бы поспать, да какое там, разве этот неугомонный Валерка даст. Всё дергал за рукав и толкал к окошку, смотри там и вон там, что-то пытался рассказать и объяснить, но грохот и свист двигателей и винтов напрочь перебивал любые иные звуки. Вертолётик вообще постоянно трясло и подкидывало. Наконец, Грачев дал Артуру открытую банку пива для опохмелки, пристегнул его ремнём и отстал. Умирающий от похмелья, высоты и тряски бедолага Родионов влил в себя на прежние дрожжи банку пива и отключился. Вот совсем ни до чего, лишь бы не вырвало. Что-то там эти авиаджигиты орали, потом стреляли. Их утлый вертолётик носило и швыряло, вверх-вниз, влево-вправо. Стреляют, орут, какая прелесть, у Артура сейчас весь ливер наружу выскочит. Опять стрельба, опять орут, опять немыслимая эквилибристика в воздухе. Вот совсем закружило, совсем громко орут, да когда ж вы угомонитесь, черти, со своими развлечениями.
Помяни его в небе, всё произошло мгновенно. Кульбит, жуткий ор, треск, грохот, еще кувырок, еще. Удар, еще удар. Что-то отшибает Артуру плечо, сильная тупая боль и он в положении вверх ногами. Пристёгнут к креслу, которое почему-то вверх тормашками. И тишина, уже не гремят ни винты, ни двигатель. Артур открыл глаза. Вот оно – приехали, доигрались в «Рэмбо».

Всё кубарем, вверх ногами, острый запах горючки, кровь везде, Валерка хрипит. Смотрит в глаза Артуру, затухающим, исчезающим взглядом. Ушел! Артур отстегнулся, наконец, от кресла и завалился на тело Валерки. Пилот головой воткнулся в верхнюю панель, из безжизненного глаза торчит узкий кусок обшивки, пальцы на руке ещё дергаются. Третий труп наполовину в салоне, наполовину в толстой ветке дерева, проткнувшей его грудь. Наповал, сразу. Артур, с трудом отодвигая безжизненные тела, выбрался из искорёженных обломков вертолёта и отполз немного. А теперь блевать, всё наружу, до нутра! Вышло всё: пища, питьё, желчь, кислота, похмелье, одурь, ужас и полный, тотальный, абсолютный крах.
Нет, трупов, конечно, уже пришлось повидать за пятьдесят-то лет. И на похоронах бывал и на дорогах жмуров насмотрелся. Но чтобы так кроваво, трагично, внезапно, практически обнимаясь с ними, перемазавшись их кровью. Да ещё и Валерка… Надо их всех вытащить, пока спасатели найдут, пока доберутся, застынут тела, для нормального погребения ломать придётся. Всех вытащить, «расправить», укрыть. Потом ещё долго их изувеченные тела и лица будут в глазах стоять. А что делать? Надо.
Вытаскивал. Кряхтел, вспотел, запыхался. Здоровые «хомячки», все трое как на подбор. Почему-то, совсем вроде бы некстати, подумалось: «А как же девчушки санитарки бойцов с поля боя вытаскивали? Под огнем…» Сил прибавилось. Вытащил, уложил в ряд, под тем же могучим деревом, с которым их бортик обнялся. А плечо-то правое болит, крепко его приложило.
Что теперь, ждём спасателей и помощи? А что, кто-то давал сигнал «sos»? И вообще, как это делается? Запрос на вылет, определение воздушного коридора, постоянная связь с диспетчерами, след на радарах? Вот этот вертолётик, который меньше никем незамеченного самолета Руста, приземлившегося на Красной площади в Москве, эта кроха в три-четыре метра длинной что, отслеживается на радарах? Вот этот князёк, Валера Грачёв, договорившийся со всеми, «и даже выше», запрашивал разрешение на вылет? Выспрашивал себе воздушный коридор? Да какой коридор для такого корытца? Вылетел, никого не спрашивая, когда захотел и куда захотел. Разве он не мог себе этого позволить? Он, олигарх и денежный мешок, обладатель и этого и другого и того, что «не на виду», будет с кем-то советоваться или просить разрешения? Сначала Валерка привык обходить законы и нормативы государства, потом стал плевать на общественные и моральные нормы. Вот хоть раз он спросил у Артура, а чего он сам-то хочет, а чем именно помочь? А хочет ли Артур пить так беспробудно, а в полёт этот проклятый ему надо? Нет, Валера лучше всех знает, что кому нужно и решает за других, не задумываясь, корёжа людские судьбы. Он упился, вконец охмелел от вседозволенности, искренне уверовал в то, что и законы физики ему теперь ни по чём. Лечу, как хочу! Ох, Валерка, что же ты натворил, помог другу детства, по самое не надо. Как теперь выбираться отсюда? И что делать с телами?
Артур встал, осмотрелся. Взгляд везде упирается в деревья. Девственная тайга! Это вам не лесок Средней полосы, пикники, земляничка, грибочки. Это кругом огромные дерева-монстры, упирающиеся в небо, мохнатые, тесно стоящие, борющиеся друг с другом за землю и солнце. А внизу бурелом и подлесок.
Что ж самого не убило? Отмучился бы уже. Пристёгнут был и в стельку пьян, потому и выжил. Да, рассказывали Артуру байку. Дескать, где-то, вроде на Сахалине, автобус ПАЗик ехал со свадьбы с гостями. А на острове на том, вместо нормальных дорог лишь направления и горы, невысокие, но крутые. Вот на одном из виражей серпантина автобус и ушел вниз. До соседнего снизу поворота перевернулся несколько раз и опять встал на уже искореженные колеса. Пассажиров было человек двадцать, как и положено после свадьбы, все в зюзю пьяные. На двадцать человек насчитали пару синяков и три ссадины. А двое водителей, правильных, трезвых как стеклышко, кое-как выжили. Десятки сотрясений и переломов на двоих, и тяжелая инвалидность до конца жизни. А ещё Артур вспомнил, как сбил на машине человека. Ну как человека, бомжа, совсем внешне опустившегося и в хлам пьяного. Сам под колеса выскочил на трассе. Капот машины вздыблен, все лобовое стекло в мелкую сеточку разукрашено. А это пьяное чудовище вылезло из-под колес и как ни в чём, ни бывало пошло дальше. Почему так, почему шансы выжить в аварии у пьяного тела выше, чем у трезвого? И чего завелся, завспоминался, оно сейчас зачем? Выжил, дальше-то что?
Дальше надо осмотреться, как следует, они на склон упали, значит можно повыше забраться, на косогор. Может там, что видно будет. Посмотреть, потом вернуться, похоронить этих зарвавшихся идиотов. Чем копать-то? Ладно, это позже разберемся. Сначала наверх. А ведь в вертолёте обязательно есть рация и аварийный маячок должен быть. Потом поковыряемся, времени будет ещё много, более чем.
Артур обошёл тела, снял с Грачёва ремень с кобурой. В кобуре два ножа. Взял один, побольше. Мощный тесак, наверняка сплав у лезвия хороший, дорогущий, сзади насечки в виде пилки и небольшой складной отросточек как шило, ручка деревянная, слегка полированная, но нескользкая. Не нож, а песня туриста. Самое то, потом, вернувшись, надо будет вообще ревизию провести, теперь любой предмет может помочь выживанию. А ещё взял выпавший из общего бедлама вертолета блокнот с прикрепленной к нему гелевой авторучкой, может, схему какую надо будет на горе нарисовать. Сигареты нашёл, зажигалку нет, ладно, после покурим, пока всё равно ещё мутит немного.
И пошёл. Ещё в Красноярске Валерка завёз его в охотничий магазин и экипировал по полной программе. Артур был одет в достаточно теплую полубрезентовую куртку с капюшоном и пристёгнутой к нему противомоскитной сеткой. Под курткой джинсовая рубаха, а под ней майка. Штаны из тонкого, но крепкого брезента с хлопчатобумажным подкладом. Обут в сапоги из толстой резины с внутренним чулком, в голенище правого сапога сунул нож.
Вскоре стало жарко, вспотел, хотел скинуть куртку и оставить, чтобы на обратном пути забрать. Но побоялся потом не найти, снял и обвязал рукавами вокруг пояса. Долго шёл, часа два, не меньше. Конца края не видно этому подъёму. Наконец, показался просвет между деревьев. Артур вышел на небольшую полянку. Стал осматриваться. И чего, спрашивается, тащился на эту гору? Лес, лес, бесконечный лес. И подъём, которому не будет конца. Вот и вся схема, топограф.
Нет, это не дело, так он ничего не добьётся, по этим горам и лесам можно идти бесконечно. Надо найти рацию, надо пытаться вызвать спасателей. Вниз! Он разберёт все вещи, найдёт свою зажигалку, где-то же она должна валяться. Горючки в вертолёте наверняка ещё много осталось, на обратный путь как минимум, это десятки, даже сотни литров. Развести кострище побольше, да хоть на всю тайгу, хрен с ней, ещё вырастет, лишь бы нашли. А ещё сто процентов жратва на борту есть, на несколько дней растянуть можно будет.
Вниз идти значительно проще, раза в три быстрее, вот уже и ободранное дерево-убийцу видно. Значит под ним… Под ним Артур увидел остатки вертолёта, тела, уже сдвинутые, и стоящего на четырёх лапах медведя. Бурый взрослый, огромный, водит рылом, нюхает. Заревел, поднялся на задние лапы, повернулся в сторону Артура и заревел, злобно и грозно, обнажая свои внушительные клыки. Пока он ещё не видит человека, но уже учуял. И острый запах горючего не помешал зверю учуять стоящего в пятидесяти метрах человека, вспотевшего, с курткой перемазанной уже засохшей, но ещё свежей кровью.
Артур замер, потихоньку зашёл за толстый ствол стоящего рядом дерева. Что делать?! И мозг услужливо выдал всю известную информацию о медведях. Что-то дедушка, проживший полжизни в Сибири, рассказывал, что-то потом узнал. Итак, взрослый медведь в разы, если не в десятки раз сильнее любого человека, его когти способны порвать покрышку легкового автомобиля вместе с кордами, одним укусом или ударом лапы он может сломать хребет лося или оленя. Сказки про то, что кто-то в одиночку поборол медведя, надо забыть в первом классе. Бегать от медведя бесполезно, по прямой, даже пересечённой местности это косолапое, «неуклюжее» животное догонит человека мигом. На стайерские дистанции зигзагами тоже лучше не рассчитывать, выдохнешься гораздо раньше преследователя. Медведь не курит и не пьет, дыхалка у него отменная. Но, известно, что если бегать от медведя по кругу, вокруг дерева, машины, столба, то что-то у него заклинивает и он уходит. Тоже не вариант, «приготовьте мне ровную площадку с деревом», в этом буреломе сам запнёшься на первом же круге. Ещё медведи боятся шума, сильного, мощного шума. Корабельной сирены, грохота взрывов, шума самолета, ну хотя бы десятков специально шумящих людей. Отпадает, кроме своего отчаянного, но одиночного визга пугать хозяина тайги нечем. Самое опасное во встрече с медведем, это наткнутся на маленьких, ещё милых и игривых медвежат. Медведица, всегда находящаяся поблизости, пренебрегая всеми вышеупомянутыми правилами, обязательно тебя разорвёт. Хоть шуми, хоть кружи, обезумевшая мама уничтожает любого, кто встанет рядом с её чадами. Что ещё? Если обидел медведя, ту же самку, залазить на дерево не стоит. Максимум, через пару недель по любому оттуда свалишься, а зверю спешить некуда, он тебя обязательно дождётся, поедая веточки и корешки вокруг, в ожидании хорошей трапезы. Чем крупнее зверь, тем спокойней он переносит длительный голод. Медведь всю зиму не ест, что ему неделю другую не подождать за хорошее вознаграждение? Вообще-то медведь не рассматривает человека как добычу, при встрече с ним спокойно и не спеша, ни в коем случае не бегом, надо просто пятиться назад, постепенно удаляясь, разойдетесь. А теперь, главное, обычно медведю люди не нужны, но хоть раз отведав человечины, отныне он будет охотиться за ней. Как правило, немного насытившись, он прикапывает останки крупной добычи на день-два, чтобы плоть немного разложилась и стала мягче. Медведь рядом подождёт, он потом погурманит. И что мы имеем?
Артур высунулся из-за дерева. Медведь рвал добычу, кажется тело пилота. Морда и лапы в крови. Продолжает порыкивать и частенько оборачивается в сторону Артура. Человека, затаившегося, ещё живого пока. Ещё раз, прокрутив в голове все сведения о звере, человек понял, что если срочно, прямо срочно не удалиться, то следующей добычей медведя будет он. Сейчас «мишутка любит мед» немного наестся и пойдет за оставшимся в живых человеком. Вскоре настигнет, порвёт, потом притащит к остальным и будет пировать здесь целый месяц. Вот тебе и похоронить, и спасатели, и ревизия вещей, и жратва, и горючка с зажигалкой. Так, куртку надеть, нож вытащить, приготовиться к отходу. Медведь, заметив движение, направился к нему. Ноги!
Забыв всё, что вспоминал до этого, в животном, первобытном ужасе, Артур рванул опять наверх по склону. Ветки, палки, кусты, трава, колючки, ветки, палки…

Опомнился он, только начав спускаться вниз. То есть косогор, по которому недавно так медленно и тяжко поднимался, уже проскочил. Молодца! Стоп, рысак. Остановился, привалился к стволу дерева, съехал спиной не землю. Всё тело горит, правое плечо отваливается. Правый бок режет немилосердно, это печень ругается. Пить очень хочется. Дыхание с хрипом и судорогами всем туловищем пытается пошире раздвинуть легкие, но воздуха все равно не хватает. Пот струится по всему телу и заливает глаза. Руки в крови, об колючки какие-то исцарапал. Надо прислушаться. Но остановить судорожное, шумное дыхание невозможно, а в ушах звон и часто пульсирующий стук. Будь, что будет, он выдохся. Нож в руке сжать покрепче. И спокойно ждать неминуемого конца.
То ли медведь оказался зажравшимся и ленивым, то ли Артур действительно совершил невозможное и убежал от него, но погони не было. Отдышался постепенно, успокоился. Тишина. Относительная, конечно. Где-то высоко шумят на ветру верхние ветви деревьев, какая-то птаха противно квохчет вдали, кто-то чуть слышно шуршит под соседним стволом, рядом поскрипывает старое дерево. Но медведя точно нет.
Долго рассиживаться не стоит, надо уходить с территории обитания этого зверя, теперь уже точно людоеда. Куда идти? Он вообще где? Надо идти на юг. В сторону солнца, оно сейчас почти в зените, чуть в сторону, там юг. А что даст юг, тогда, кстати, опять придётся поворачивать почти в сторону аварии, а там его ждут с нетерпением. На юг, это в смысле от Северного полюса, чтобы на белых медведей не наткнуться, серьезно? Цивилизация двадцать первого века, гугли-мапсы, где здесь ваша хвалёная спутниковая навигация, напрочь отбившая у современных людей навыки самостоятельного ориентирования на местности? Надо вспомнить карту, Сибирь, Красноярск, ну же головушка, вспоминай, не вспомнишь, не выживешь. Пожалуйста: Красноярск – столица Красноярского края, который как пояс-кушак, широкой полосой примерно пополам делит всю территорию России. С севера на юг, от Таймыра до Тувы. Левый берег Енисея низкий, правый высокий. Здесь явно не низина, значит, берег правый. А где сейчас Енисей? Наверняка не рядом. Что еще? Вспоминай, географ-прогульщик! Иначе скоро сдохнешь здесь безо всяких медведей. Нижняя Тунгуска, Верхняя, нет, Подкаменная Тунгуска, Ангара, которую пролетели. Сколько они летели? Час, два, с какой скоростью? Минимум километров двести в час и минимум полтора часа. Искали глушь. Значит от Лесокакогото городка, откуда они вылетели, удалились километров на триста. В глушь, «в Саратов», так сказать. Триста километров пешком можно преодолеть за дней восемь-десять. По ровной дороге, с провиантом и водой. Пить охота. На запад надо идти, ведь он сейчас на правом берегу. Через год упрешься в Енисей, а там, на юг, и до Красноярска рукой подать, мимо не пройдёшь. Всё это было бы смешно, если бы не было так жутко. Ведь они специально летели в глушь, подальше от жилья, «так интересней». И долетели, километров триста до ближайшего селения отсюда, наверное, это если знать куда идти. А можно ведь рядом, «всего в каких-нибудь» двадцати километрах мимо цели пройти и кружить дальше. Широка страна моя родная! Ах, сейчас бы в Европу, там невозможно заблудиться. Максимум за полдня обязательно до очагов цивилизации доберёшься. А тут, в Туруханском крае, или Тунгусском, главное, что максимально глухом… Семья Лыковых полвека жила незамеченной, ни от кого не прятались, пахали, сеяли, избу топили, а их полвека никто не замечал.
Артур Павлович Родионов так и сгинет здесь, никем не замеченный, он и в родном-то городе никому оказался не нужен, а здесь его кто будет искать? А может и к лучшему? Ведь всё равно жизнь прошла впустую, к пятидесяти годам он дослужился до полного ноля на всех направлениях. Вот, допустим, случилось чудо, которое не случится, найдут его, дальше. Какого, парень, года, с какого парохода? У него даже документов теперь нет, в вертолёте, в общей сумке остались, так же как нет ни семьи, ни жилья, ни работы, ни друзей, ни надежд, ни на что и ни на кого. Он труп, пока еще дышит, трепыхается, зачем-то цепляется за жизнь. Но труп, ходячий. Он скоро, очень скоро умрёт, мучительно, в абсолютном, почти космическом одиночестве.
Все, безысходность, неотвратимая, стопроцентная. Наверное, человек только тогда и живёт, когда его будущее неизвестно, когда есть хоть какой-то процент неопределённости. Когда есть хоть какая-то воля выбора. Пусть диапазон этого выбора ничтожен, на самом деле всё запрограммировано, а у обычного человека есть только право выбрать цвет покупаемых брюк или юбки, или право переключить канал собственного телевизора. Пусть выбор мал, но он есть. У Артура нет даже этого, у него всё определено, а выбор есть у медведя, погоняться за ним или подождать, пока сам загнётся от обезвоживания. За что с ним так?!
Ему стало жалко себя, ему захотелось в детство, к бабушке или к доброй воспитательнице Елене Владимировне. В теплый и светлый детский сад, где много игрушек и ребят. Где всё привычно и знакомо, где время тягуче и безразмерно. Он стал вспоминать себя, маленького Артурчика, и плакать. Потом реветь, потом орать, потом биться в истерике. Потом уже совсем не было сил, но тело ещё долго содрогалось от нервных конвульсий.
Сколько-то он лежал неподвижно, вконец обессиленный, опустошённый, без единой мысли в голове. Потом начали жрать комары. Артур сел, натянул капюшон, застегнул сетку-москитку. Поднялся и пошёл. Север, юг, запад, это всё ерунда, надо искать воду. Без воды он уже завтра загнётся. Вода всегда внизу, значит надо идти меж склонов и распадков по низине, рано или поздно будет ручей или речка, которая приведёт к реке побольше. Если и есть здесь селения, то они обязательно на реке. Если и есть у него шанс выжить, то только следуя за течением реки. А ведь там ещё и рыба, но ловить её нечем, ну хотя бы лягушки, придётся пофранцузить, чтобы выжить. Жить он будет, сколько получится, столько и проживёт. Раз после таких приключений ещё жив, значит надо идти дальше и будь, что будет.
Вскоре он дошёл до дна ложбины, определил уклон и направился, едва-едва, почти незаметно вниз. Здесь, под деревьями, было совсем тихо, темно и сыро, тучи комаров, но никаких ручьев. Ничего, силы ещё есть, вперёд. Пройдя примерно километр, Артур сел на полусгнивший ствол поваленного дерева, вытащил блокнот, отцепил от него ручку и разом, не останавливаясь, записал:

Я не знал, что обид столько много,
Я не знал, что мне будет дорога.
Я не знаю, как дальше скитаться,
Я не знаю, смогу ли остаться.

Жизнь была, только не было неба,
Не земля под ногами – асфальт.
Я в тайге, где ни разу я не был,
Там, где кедры, а выше базальт.

Там, где воды стекают в закаты,
Где другая совсем параллель.
Где, по сути, другие форматы,
Одиночества, где цитадель.

Я пишу непонятные фразы.
Я пишу, чтоб спасти свою душу.
Я пишу, чтоб облегчить свой разум.
Я боюсь, да, я попросту трушу.

Вот, значит, зачем бумагу и ручку взял тогда. Самые нужные сейчас вещи. Перечитал. Ну да, все так и есть. Он ничего не знает, боится всего, но хочет, очень хочет выжить и не сойти с ума. Артур до конца будет сопротивляться неизбежному. Он будет сопротивляться насколько возможно, посмотрим ещё, сколько в нём силы, жёсткости и упругости, насколько его тело, а главное дух, одинаковы и изотропны. И какой вообще из всего этого выйдет график-эпюра. Экзамен по сопромату? Извольте. И не говорите потом, что Родионов его не сдавал.
Шёл не спеша, но и не останавливаясь. Долго шёл, видимо широты здесь уже достаточно высокие, а значит в начале июля, макушке лета – белые ночи. Светло, можно идти ещё, но силы иссякли, наверное, тёмной ночи вовсе не будет, так и пройдет сумерками. Но он просто начал зевать. Идет и зевает. Необходим ночлег. Вот под той лиственницей, на мягкой прошлогодней хвое. Присел у ствола выбранного дерева, нагрёб под себя немного жёлтой, полуспревшей хвои. Лёг на спину, от души, в затяжку потянулся. Потом повернулся на правый бок, спрятал кисти рук от комаров внутрь рукавов, зевнул еще раз и тотчас отключился.

Проснулся от холода, замёрз крепко, зуб на зуб не попадает. Вскочил на ноги. Темень непроглядная. И тут услышал рык, несколько голосов. Волки! Больше некому. Ну, уж дудки, от медведя ушёл, а от вас и подавно уйдёт. Главное, не дать им схватить себя за горло. Артур прислонился спиной к стволу дерева и пригнулся в боевую стойку, но ни зги не видать. Ожидая нападения, левой, сжатой в кулак рукой он слепо водил перед собой повыше, прикрывая голову, правой, с ножом, пониже. Кто-то должен кинуться на ноги, кто-то, в прыжке к горлу, Ну, собачонки, давайте, главный кинолог приехал, специально по ваши души, кто первый? Живым он не дастся. А в мозгу застучало: «Альфа-самка, альфа-самец, кто крупнее, у кого зубы крепче, реакция быстрее, кто рычит громче, злобней, страшнее». И он зарычал. Страшно, хищно и злобно, видимо, как первобытный человек. Он оскалил рот, в котором почти не осталось коренных зубов. Он стал махать руками все быстрей и агрессивней. Он зарычал и заорал столь громко, что у самого зазвенело в ушах. Постепенно, не снижая своего уже совсем нечеловеческого, звериного рыка, он стал увеличивать охраняемую площадь, маленькими шажками делая выпады вперёд и в стороны. А ну, брысь, отсюда, шавки. Вот и засветлело, стали смутно проявляться контуры ветвей и деревьев. Они, волки, ушли. И человек, подняв руки, испустил последний, оглушительный, победный крик. Видел бы себя в этот момент Артур со стороны – точно как Кинг-конг из кино. Бойтесь звери, знай, вся тайга – даже одинокий примат хомо сапиенс, это самый сильный и непобедимый хищник. Да, именно так – хищник! Который смело и уверенно смотрит прямо перед собой, а не озирается по сторонам как потенциальная жертва.

Вот и ночь прошла, сколько она длилась, часа два, три? Совсем светло, можно идти. Нет, сначала надо умножить вооружение. Артур отыскал низко растущую, почти прямую ветку. Отломал, очистил от веточек и хвои, померил под свой рост, отметил, подломил еще. Заострил конец потоньше. Вот так, товарищи историки-антропологи, древний человек стал делать копья. Чтобы увеличить площадь поражения живой силы противника. Следующий раз волчья стая близко не подойдёт. Да и подойдёт ли, увидев у человека такое замечательное копьё? Стая теперь будет его преследовать, надеясь все же сообща затравить. Хотя, позвольте, какая стая, ведь лето в разгаре, а кругом густой лес, полно зверья-добычи. Волки сбиваются в стаи только от бескормицы, чтобы справляться с лосями и оленями. Сейчас в тайге сезон всеобщего размножения, можно и на завтрак, и на обед, и на ужин перекусывать младенцами всяких зверей. Зачем хищникам собираться в стаи, чтобы делиться? Нет, не было ночью никакой стаи, и не охотился за ним никто. Это просто влюбленная волчья парочка случайно споткнулась об человека, наверняка громко храпящего на всю лощину. Ну, хотели взять саечку за испуг, ну не вышло. Да уже и думать забыли, полно другой живности, помельче и попокладистей. Это хорошо, это очень хорошо, что всё, что произошло с Артуром, произошло в середине лета, а не зимы. Короче, друзья, учите зоологию внимательнее и глубже, ведь, случись что, лайканье кошечек и кривляния в инстаграме не помогут вам выжить. Ну, это сейчас зачем, зачем жену вспомнил? Были бы слюни в пересохшем рту, плюнул бы.
А вот и водичка, совсем крохотная лужица. Сколько здесь, стакана два? Зачерпнуть снизу в ладошки? Нет, меж пальцев потечет. Надо сверху по-звериному полакать. Лег, приложился губами к живительной влаге, втянул глоток, ещё глоток, ещё, с землёй, с соринками. Всё. Ну, что, жить можно, осталось теперь перекус найти на завтрак. Хищник он, в конце концов, или нет? Вперёд.
Вскоре в животе забурлило, а во рту появился гадкий привкус. Ну, может ещё обойдется, ведь другой воды пока нет, надо переварить эту. Не, не получилось. Едва штаны успел снять. Пронесло по полной программе. Правы сказочники, нельзя человеку пить из звериного копытца, и колдунья тут не причём. Всего за минуту оголённые ягодицы комары искусали немилосердно. Интересно, как же коренные народы Сибири из такого положения выходили?
Полная, теперь уже всесторонняя чистка всего ЖКТ, за вчера и сегодня. Мечта любого продвинутого зожника. Последняя влага вышла. Пить хочется невыносимо. Потеть уже нечем, всё тело горит. Куртку бы снять, но сожрут комары. Где же ручеёк, где же вода? Воды! Тайга, помоги!
Вот с этого и надо было начинать. С прямого диалога. Почти сразу после обращения Артура к Тайге пошел дождь. Сначала слабо и в межраспадковую низину, по которой пробирался путник, вода почти не попадала. Все капли оставались на верхних ветвях могучих деревьев укрывавших склоны. Хоть на дерево лезь. Вскоре дождь усилился и застучал по капюшону Артура. Он лег на спину и раскрыл рот. Выставил ладони «ложечкой». Как мало, как медленно. Ещё, ещё! Потом стал облизывать уже мокрую траву под ногами. Потом руками собирать ее в кулак, выжимая. Ещё, ещё!
Воды? – пожалуйста. Через пару часов, когда Артур уже полностью утолил жажду, со склонов пошли ручейки, те самые, которые он так долго искал. Вскоре по дну лощины стали собираться значительные лужи. Потом лужи стали крупнее, потом они выросли в единый уже водоем. А дождь не прекращался. Лилось везде и отовсюду. Артуру пришлось немного взобраться на склон, чтобы продолжить свой путь. Стало очень скользко, падал. Чуть не напоролся на своё копьё. Пришлось сделать нелёгкими движениями рук из замечательного копья замечательный посох путника немного меньшего размера. Идти почти невозможно, напился уже и упился, а дождь всё идет. Не дождь – ливень. Не Сибирь, а Амазония, не тайга, а джунгли.
Зато теперь он точно выживет, даже если опять сейчас моментально всё высохнет, то у Артура есть ещё три дня, чтобы уже точно добраться до какой-нибудь приличной речки с чистой, проточной водой. С луж пить нельзя. Конечно, он про себя знал, что самый здоровый орган у него, это кишечник. Но больше так рисковать не стоит. Вперёд, вперёд, Родионов, только теперь очень хочется есть.
Полазил под кедрами, в надежде найти шишек с орехами. Шелухи везде полно, кругом шишки расковырянные и пустые в изобилии, но ни одного орешка. Лесной народ давно уже всё разобрал и съел. Ещё бы, за таким деликатесом почти все таежные звери и птицы охотятся. Человеку здесь доля не предусмотрена. Да и чем этот пятидесятилетний человек орехи грызть собрался? Зубов-то и половины не осталось. Надо было вставлять в своё время, но на себе Родионов всегда экономил.
А дождь, хоть и потише, всё льёт не прекращаясь. Идти теперь можно только по склону, внизу воды уже, наверное, по колено везде. Идти тяжело, почти не спал, всё тело ломит ещё со вчерашнего панически-чемпионского спринта от медведя. Надо отдохнуть, попробовать поспать. Артур забрался под широкие ветки-лапы ближайшей крупной ели, опускавшиеся почти до земли. Здесь пока сухо. Свернулся калачиком и уснул.

Проснулся от холода, вода уже и здесь, Артур лежит в луже. Надо вылезать, надо двигаться, чтобы не околеть. Выбрался из еловой берлоги. Дождь кончился, но всё пропитано влагой.
Не успел и двух шагов сделать, как метрах в тридцати увидел зверя. Экое безобразное чудовище. Гремучая смесь куницы, медведя и собаки. Росомаха. Что про неё вспомнить получится? Самое умное, выносливое, всеядное, свирепое и бесстрашное животное тайги. Этот зверь, величиной с терьера, смело отгонит пару волков от их же добычи, и те, трусливо поджав хвосты, безоговорочно ретируются. Даже медведь, по габаритам раз в десять превосходящий росомаху предпочтёт обойти ее стороной. Она прекрасно лазит по деревьям и собирает зазевавшихся белок и соболей себе в добычу. Голодная росомаха способна в одиночку измотать и затравить оленя. Когти у этого зверя не меньше медвежьих, а ловкость и выносливость запредельные. Шкура толстая и непробиваемая, очень трудно обрабатывается. Только мех росомахи, единственный из всех, никогда не индевеет, хоть водой поливай. Питается этот зверь всем подряд, любой падалью и гнилью. У некоторых народов зовется обжорой. Вообще чемпион по выживанию в любых условиях. Фауне очень повезло, что росомаха живет недолго, а размножается помалу, иначе росомахи уже давно бы сожрали всех и овладели всей сушей планеты Земля. Росомаха не только свирепа и непобедима, но и очень умна, а потому всегда обходит человека стороной. Человек это единственное существо, которого боится сама росомаха. Правильно, умница, кыш отсюда. И Артур смело пошёл дальше.
Шёл долго, медленно, трудно, но непрерывно. Может это был по времени вечер, а может уже и ночь, когда он остановился. Потому что стал подниматься. Градус подъема небольшой, но есть. Ложбина пошла вверх. Значит, все его умные расчеты выйти к реке привели в котлован. Спускался до дна, теперь пошёл наверх. Вот вам и обязательный водораздел, ручеёк и речка с человеческим жильём. Так можно ходить целую вечность вверх-вниз. Но силы из-за голода иссякнут гораздо раньше, чем удастся выйти к реке.
Он так и сдохнет здесь. Никуда не выберется, всё тщетно. От медведя ушёл, от волков ушел, от росомахи тоже, а от тайги не уйдёшь, она бескрайняя. Слишком мелкое и неприспособленное человек суденышко, чтобы в одиночку и без опыта переплыть такой океан. Самое главное, что неизвестно куда плыть. Таёжные волны будут швырять этот плотик из угла в угол, а запасы своего топлива очень скудны, максимум на неделю хватит. Всё, сесть, успокоиться, покаяться перед небом и ждать смерти? Да и зачем он так стремится выйти к людям, цепляется за жизнь. Ведь мир людей его обсосал и выплюнул, ничего хорошего там уже не ожидается. Хлопоты, проблемы, а через полвека выясняется, что ты просто молол воду в ступе. Ты полный ноль и никто в людском мире, да и не нужен ты миру, твоей пропажи вообще никто не заметит. Никто не споет лакримозу и не поставит свечку по твою душу. Умри тут, хоть какая-то польза природе будет от твоих съеденных падальщиками останков.
Но ведь как-то выживали здесь и в еще более неприветливых местах первопроходцы? Хабаров, Дежнев, Поярков, Миддендорф и ещё тысячи безвестных путешественников. Так ведь не в одиночку же, так ведь с оружием и навыками. Но ведь и им доставалось, и блуждали, и голодали, и жажда мучила, и дожди заливали. Но они упрямо двигались дальше. Они были сильны духом, закалены лишениями, они добились своего. Они выжили.
Артур задрал голову, посмотрел вверх на просвет между деревьев. Небо низкое, хмурое, серое. А кругом деревья, лес. Тайга, Хозяйка, Царица, помоги! Отпусти, укажи дорогу. Пожалуйста, помоги человеку, Тайга, помилуй!
Вдруг что-то захрустело, зашелестело вблизи. Медведь, другой уже, метров сто до него. Здрасьте, давно не виделись. Встретились взглядом. Медведь оскалил пасть, встал на задние лапы, чтобы показать свою мощь и силу. Спокойно, милок, никто на твои законные сибирские гектары не претендует. Артур начал медленно пятиться назад, всё строго по инструкции. Без паники, сейчас разойдёмся. Разминулись, но пришлось подниматься на гору, чтобы удалиться от недовольного топтыги. Так и шёл еще часов несколько, всё выше.
Когда силы почти кончились, вышел на каменистую, свободную от леса площадку. Пара соток площади заселённой лишь чахлой травкой и мелкими, редкими кустиками и колючками, с трудом пробившимися на свет меж камней. Здесь почти сухо, вот и заночуем, под той ёлкой с краю. Артур наломал тонких сырых веток для постели, разложил, лёг, свернулся в эмбрион и мгновенно уснул. Несколько раз просыпался и в темноте и уже засветло, переворачивался, сжимался плотнее и опять проваливался в сон.

Проснулся, как водится, от холода. Опять промёрз, опять надо шевелиться. Тело вроде и отдохнувшее, спал на этот раз долго, но сил мало, хочется посидеть, а лучше полежать. Согреться и полежать. Всё лень и неохота, мысли тягучие и туманные. Это голод. Это мучительный и неизбежный конец всем его тщетным потугам выжить. Что толку упорствовать, «надо расслабиться и получить удовольствие», подумать о вечном, о смысле бытия и жизни, которых, как оказалось, и не было. Так проще, спокойней, слиться с природой и космосом…
Что-то шевелится на близлежащих камнях. Змея. Маленькая змейка выползла на камни, прогретые уже высоко поднявшимся, ярким солнышком. Ей тепло и приятно здесь, она блаженствует, расслабляется и забывает о безопасности. А человек, сняв капюшон для лучшего обзора, не замечая кусающих его комаров, осторожно подбирается к ней на расстояние вытянутой руки и просчитанным, резким и точным движением отсекает ей голову ножом. Ай да Артур, ай да охотник, ведь может, когда захочет! А теперь ешь.
Сырое мясо змеи нежное, мягкое, очень сочное, косточки позвоночника и ребрышки совсем мелкие, легко обсасываются и выплевываются. Вкус сырого мяса змеи чудовищно омерзителен до рвоты, ничего более гадкого не приходилось пробовать. Это ужасно, стоит невероятных усилий, чтобы глотать и не проблеваться. Но это мясо, белок и спасение.
Трапеза окончена, спасибо, Тайга. Комары всё лицо искусали, капюшон с накомарником срочно на голову. Теперь надо настроиться на что-то отвлечённое, чтобы не стравить всё обратно. Вот, кстати, что это там очень, очень далеко чернеет? Погода после вчерашнего потопа чудная, ясная, прекрасный обзор на многие километры. Что может сильно отличаться по цвету от общего зелёного фона? Конечно же, следы рук человеческих. Туда!
Весь этот день Артур потратил на путь по намеченному на каменистом лысом утёсе направлению. Неопытный, сугубо городской человек потратил целый день на то, чтобы узнать, что чернеть в тайге может только гарь. Огромные, во многие тысячи гектаров, площади черных останков бывшего леса. Гари несколько лет, уже почти всё покрыто травой, понемногу проросли кое-где кустарник, лиственные деревца и совсем маленькие, по колено, хвойные малыши.
Очень много, сказочно много ягоды! Кажется это голубика. Совсем ещё не зрелая, мелкая и кисловатая, но безумно вкусная и сочная. Горсти, горсти, одна за другой, и еще сколько хочешь. Это и вода и витамины и лекарства. Это наслаждение. Это помогает перебить отвратительный вкус предыдущей добычи.
Но позвольте, ведь голубика, кажется, болотная ягода, ей нужно много воды. Значит здесь и болота и топи. Между прочим, тут обширная низина. Куда теперь? Вот ещё ребус. Не сгинуть бы в трясине. Но это потом, потом. Артур пасся до темна. Уснул прямо здесь же, на ягодном ковре, как обожравшийся кот возле миски, переполненной рыбой.
Уже привычный подъем от холода. Пользительный ягодный завтрак, растянувшийся на пару часов. Опять искусали комары за время без накомарника. И движение на север. Так приятней, солнце не слепит глаза, а приятно греет спину. А все расчеты профана долой. Тайга выведет, она поможет. Теперь это уже доподлинно известно, если ты с ней ласково и уважительно, то и она с тобой так же. Вперёд.
Весь день по низине и гари. И никакого болота. Врёте вы все про голубику, ботаники, очки протирайте чаще. А ещё лучше, милости просим в наши края, сведения уточнять. Хороша ягода, но жрать охота. Съел пару горстей незрелой ягодки, обманул желудок на полчаса, а потом опять, и так целый день.
Артур прикинул, посчитал, что от места аварии он уже километров на пятьдесят, не меньше, удалился. Как там мохнатый людоед-падальщик, всё пирует, наверное? И чего не жилось людям спокойно? При деньгах, при любых удовольствиях и возможностях. Захотелось интереса, экзотики, экстрима. Человек, это вообще такое животное, которому невозможно полностью угодить. Никогда, по определению. Самая ненасытная тварь на Земле, ему всегда мало. Не важно, из какой человек эпохи, какого места, какой культуры, какого достатка и статуса. Мало! Рано или поздно, но закономерно, Земля надорвётся и скинет зарвавшегося паразита со своего тела. Если люди не изменятся, а они не изменятся. Как говорил классик устами князя мира сего: «Люди все те же», и в Палестине, и в Москве, и в античности и в индустриальную эпоху. Люди, выбирайтесь хоть изредка на природу, в глухую тайгу, в одиночку, без огня, оружия, еды, навигации. Там вы сразу поймете, кто вы есть на самом деле. Артуру вот «повезло», он именно в таком положении. Теперь он пытается выжить, а попутно философствует, силясь постичь истинные, а не навязанные текущим моментом развития цивилизации, законы бытия. Его пока ещё держат в живых, Тайга милостива к упрямым и скромным. Интересно, надолго ли ещё хватит его силы сопротивления и не наделает ли он фатальных ошибок?
И еще один день прошёл в пути по низине и гари, на уже опостылевшей ягоде. Вот пейзаж впереди меняется, там опять горы и леса. Там не будет равнины и ягоды, но будут подъемы, спуски, медведи и волки. Придётся идти туда.
Готовясь ко сну, Артур увидел летящий высоко, очень высоко самолёт. Межконтинентальный авиалайнер, наверное, летящий через Арктику из Нью-Йорка в Пекин, или из Вашингтона в Сеул. А может это Монреаль – Токио? Там в салоне бизнес класса сидит развалясь какой-нибудь важный мистер Чейз, или Чен. Стюардесса-красавица кланяясь и лебезя, растянув до ушей свой милый ротик с сочными губками, предлагает ему, только-что сытно пообедавшему, мороженое, кофе, виски, а может быть джинн? «Что, чашечку черного кофе по-турецки, с горчинкой, с одной ложечкой сахара, и одной ложечкой «Хеннесси»? Один момент, мистер Чейз, или Чен. Будьте любезны, сэр, когда закурите, включите, пожалуйста, вытяжку. Благодарю вас мистер Чейз или Чен, может, что-то еще? Как угодно, сэр, кнопка вызова персонала перед вами, обращайтесь, всегда к вашим услугам». Самолёт скрылся за горизонтом. Артур не ел нормальной пищи уже неделю, он затолкал в рот очередную горсть уже едва не вызывающей рвоту ягоды и стал засыпать. Человеку невозможно полностью угодить, никогда. Всегда отыщется место для недовольства и зависти. Но завидовать в данном случае нечему. Мистер Чейз или Чен, прилетев в Пекин или Сеул, через два дня умрет от сердечного приступа, а красавицу-стюардессу через месяц сократят и она, пытаясь подавить депрессию, безвозвратно сядет на наркотики крэк. Добряк, ты, однако, Артурик. Прямо таки человек повышенной добрости. Пусть все будут живы. Спи, философ, утро вечера мудренее, Тайга поможет.

На следующий день, едва войдя в лес, Артур увидел дымок, маленький дымок. Это дым от костра, это люди! Летел через все ямы и буреломы как на крыльях. Вскоре убедился, что это действительно люди. Двое тунгусов, среднего возраста, варили что-то на костре. Невысокие худощавые мужички, одетые во вполне европейское платье – видавший виды зимний охотничий наряд камуфляжной расцветки. Невзрачная собака-умница рядом. Сколько эмоций – он, Артур, спасён! Обнимался с ними, орал от счастья. Разговора, правда, душевного не получилось. Оба его спасителя по-русски знали только: «да», «нет» и «тайга». Не беда, договорятся. Вскоре его покормили. Настоящим мясом с похлебкой. Горячим и сытным. Без хлеба, почти без соли. Вот оно счастье! Мясо жёсткое, бульон мутный, но вкуснее блюда не бывает. Про хлеб они не поняли. Честно говоря, они вообще мало что поняли, и явно приняли Артура за невменяемого русского идиота. В чём-то они правы, конечно. Одному, так легко экипированному, без оружия, огня, воды, собаки, палатки, топора и посуды, забраться в такую глухую даль? Подозрительно это, а один ли был этот русский, а куда он дел остальных, а нормальный ли он вообще? Но, несмотря на вполне обоснованные подозрения и явное недоверие, тунгусы приняли его гостеприимно. Кормили, пока Артур сам не показал: «Хватит». Улыбались гостю, но ружей из рук не выпускали. Ведь издревле известно, что самый опасный зверь в тайге на двух ногах передвигается. И он всегда русский.
Артур звал своих спасителей: «брат», они его: «рус». После трапезы, которая досталась в основном гостю, пили травяной чай без сахара. Пошла «беседа». Жестами, с привлечением для лучшей образности, подручных предметов. Что случилось с Артуром тунгусы так и не поняли, или не поверили ему. А ближайший населённый пункт находится днях в двадцати отсюда, про километры ребята не в курсе. Вот дней семь-девять ровно на восток до реки, а после вдоль реки, не сворачивая и до деревни недалеко, еще дней десять-двенадцать. Когда браты его туда поведут? Да нет, они не туда сейчас, а оттуда. Куда? Да есть место, к осени доберутся, потом зимы дождутся, приготовятся, начнут зверя бить, шкуры заготавливать. К весне только обратно пойдут, с семьей повидаются, шкуры продадут в деревне, закупят товары и опять по тому же маршруту. Так и живут, а как же ещё? Артуру помочь? Конечно, неужели они человеку не помогут, этого Тайга не простит. Вот тебе, рус, зажигалка, на очень много костров, вот бутылка пластиковая с водой и потом для воды, крючки, блёсны и леска для рыбалки. Даже шарф теплый дадут. Посуды лишней совсем нет, извини, рус, на тебя не рассчитывали.
Это что ж, они его бросят здесь, опять он один останется? С зажигалкой и вонючим грязным шарфом? Нет, браты, так нельзя, отвести надо человека в деревню, сам он не сможет, заблудится. Тогда если его вести, они потеряют много времени и не успеют уложиться в сезон, заготовят мало шкур и их семьям нечего будет есть. Кто их будет кормить, рус? Русы наоборот, всегда стараются у них что-нибудь отнять. В общем, они его не поведут. Тут пошли эмоции. Как так, вы должны, Тайга не простит! Да нет же, Тайга не прощает подлости, воровства, предательства, обмана, а они честны перед русом. Они его накормили, указали дорогу, поделились, по возможности, очень ценными вещами. Все честно и очень гостеприимно, они ничего не должны.
Тогда Артур стал чуть не плача просить их взять его с собой. Чудак-человек, как он собирается половину зимы в такой одежонке пережить, сам-то понял, о чем просит? Да что ж такое, да как же этих чертей таёжных уговорить? А ну, ведите заблудившегося путника в деревню! Эк, ты, рус, как раздухорился, ничего не попутал? Может тебе напомнить у кого ружьё и на чьей стороне сила? А сила-то, она здесь, в этом чистом от твоей русской цивилизации мире, не в ньютонах, а в правде. А ну стой, где стоишь, или забыл у кого из нас ружьё? Правы предки, самый опасный и коварный зверь это рус. Собака, почуяв конфликт, встала в боевую стойку и зарычала. Да опомнись, рус, ты требуешь невозможного. Ведь из-за тебя итак целый день потеряли. Сейчас вот ещё мяса тебе наварят в дорогу, а весь бульон, опять же тебе, скормят.
Ну да, всё честно, правда за ними. Это дети природы, тунгусы они или эвенки, а может эвены или еще кто, они не нарушают законов Тайги. Свалился на их голову – спасайте! Их самих бы кто спас, в их беспросветном житие-бытие. Вот ещё мясо варят для гостя. Опять кормить будут и с собой дадут. Может, да и наверняка, он многого не понял из этого диалога на пальцах. Главное, что они его не поведут до деревни и с собой не возьмут. И у них на то есть очень веские причины, это вопрос выживания их самих и их семей. Всё честно, будь он на их месте, как бы он поступил? Скорее всего, так же. Тогда надо ещё раз уточнить про самостоятельный путь до деревни. Ближайшей, километров за триста отсюда.
Варили похлебку, уточняли дорогу, ещё раз, уже другими жестами, всё ли правильно понял? Никак мимо не пройдёт? Нет, не заблудишься, на восток, через один косогор, потом через другой, ручей будет, воды набрать и дальше, ещё дня через четыре река появится. Ну а там уж никак не ошибёшься, по берегу идти дней десять-двенадцать и в деревне, она почти на самом берегу стоит.
Сварили мясо, вытащили его, остудили, завернули в тряпицу, отдали Артуру. Заставили гостя съесть весь бульон, через «не хочу», впрок, чтобы до реки дойти сил хватило. На прощание вместе ещё раз попили травяной чай и дали Артуру, что обещали. Зажигалку, простенькую, газовую, но безотказно работающую. Бутылку с водой, метров пять лески и три рыболовных крючка с блёснами. От шарфа Артур отказался, горсть соли предлагали, тоже не взял, засовестился, мужикам ещё полгода скитаться.
Ушли, закинули свои мешки-рюкзаки на плечо и ушли. Артур остался у костра, он заночует здесь. Вот всего ожидал, только не этого. В таком глухом краю наткнуться на чудо, встретить людей, пообщаться с ними, пусть даже так, как с инопланетянами, пообедать вместе, а теперь провожать взглядом их удаляющиеся спины. Хоть бы собака осталась. Держался, крепился, чтобы по-детски не расплакаться при них, чтобы не побежать вслед.
Когда они скрылись из виду, всё же жуткая тоска одиночества опять одолела Артура. Мрачная перспектива ещё почти месяц, это в лучшем случае, скитаться одному по малоприветливой тайге, отдалась холодком по спине. А главное, все закономерно, никто не виноват и он просто должен через это пройти. Если, конечно, сможет.
Артур достал из-за пазухи блокнот с ручкой. Рука сама вывела:

Мать природа трамбует законы,
Человек здесь и жертва, и зверь.
Здесь Тайга утверждает каноны,
Пропуская сквозь призму потерь.

Ты один здесь, как в знойной пустыне,
Отношения где, как мираж.
Захлебнувшись во мрачной пучине,
Жизнелюбия сбавив кураж.

И в отчаянье вновь отупелом,
Здесь один ты под солнцем и ливнем,
Просишь вновь одуревшее тело
Ближе быть, к душе самым ближним.

Нет предательства, нет и порока,
В жизни нашей никто нам не должен.
Даже если в конце просто сдохнем,
Горе тем, кто был здесь безбожен.

Он должен пройти то, что должен, вот и всё. Лишь бы хватило сил на этот переход. Тайга, спасибо за помощь, за эту встречу с людьми, только теперь ещё одна просьба, выведи к деревне. Тело, держись, не подведи. А теперь спать. От столь обильной пищи клонит в сон. Сушняка надо подкинуть. Тунгусы даже это предусмотрели – натащили дров для гостя побольше, на всю ночь хватит. Спасибо, люди. Тепло и сытно, спать…

До ручья дошел строго по графику, на четвёртый день. Правда, как ни экономил и растягивал свои скудные запасы, но на последние сутки вода и мясо уже кончились. Да, всё верно, охотники правильно сказали – два косогора и вода. Привал, водопой. Значит, теперь точно дойдет, на восток, до реки. Мясца бы, да хотя бы ягоды, даже змею запечь согласен, вполне съедобно можно приготовить. Впереди еще четыре голодных дня. А воды всего два литра, больше набрать не во что. Ну, что ж, пора двигаться дальше.
Уже значительно удалившись от ручья, Артур услышал шум в близлежащих кустах. Подошёл и увидел лося. Небольшой лось подросток запутался между корневищ. Задней ногой попал в какое-то сплетение корней и застрял. Пытаясь выбраться, просовывал ногу ещё дальше и увязал ещё больше. Артур подошёл вплотную к отчаянно метавшемуся лосёнку. А где же твоя мамаша, лосяш? Самостоятельно ему не выбраться. Надо отогнуть ответвление выступающего поверх земли корневища и, развернув ногу лося, выдернуть её из западни. Сам он не справится, он обречён. Мечется, постанывает, помычивает от отчаяния. В глазах тот самый животный ужас. Чтобы освободить пленника, достаточно приподнять корневую ветку, протолкнуть ногу у лосёнка. Как в многочисленных роликах про спасение животных людьми. Делов-то. Если его освободить, то он всё равно не жилец. Без взрослых родственников, с пораненной ногой уже сегодня станет жертвой волков. Это не бедный лосик, которому надо помочь, это его добыча. Это очередной подарок Тайги, чтобы он, Артур, выжил. Сейчас, бедолага, отмучаешься.
Артур всем телом навалился на небольшого безрогого лося и вонзил свой нож в горло животного. Резанул, прокрутил. Лось трепещется, рвётся, хрипит, кровь хлыщет. Мимо, наверное, нож воткнул. Тогда ещё раз, вот оно горло. Через минуту тело животного перестало дёргаться, а глаза лося остановились и помутнели. Потом долго ещё Артур неумело кромсал тушу лосёнка, чтобы отрезать от неё мясо. В крови вымазался с ног до головы. Стал прекрасной приманкой для хищников и насекомых. Вернулся к ручью, отмывался, оттирался как мог. Потом развел костер, запекал добычу. С золой, землей, хвоей. Наелся от пуза, запасся на предстоящий до реки переход, набил полные карманы куртки кусками жёсткого, плохо запечённого мяса. Заночевал тут же, у воды.

Ещё пять дней шел до реки. Последние два показались адом. Это когда закончилась вода, а мясо стало портиться. Артур ещё раз его пропёк, и получились совсем несъедобные, все равно вонючие и жёсткие как пластмасса сухари, после жевания которых нестерпимо хотелось пить. А надо было преодолеть значительный подъем, а потом затяжной и местами крутой спуск. Погода разгулялась, жёстко континентальный климат выдавал в июле пекло, наверное, градусов под тридцать.
Река, вода, жизнь! Сначала просто лег на береговые камушки, лицом и руками погрузившись в воду. Пил ртом, всем лицом, ладонями. Оживал и восстанавливался, приходил в себя от безводного угара последних двух дней. Река небольшая, метров тридцать шириной, но с достаточно быстрым течением, и глубину, наверное, там приличную намыло.
Немного набравшись сил и придя в себя, Артур развел костер. Стал готовить снасти. Рыбак из него, конечно, был никакой. На рыбалку-то он за свои полвека всего лишь раз ходил. В далёкой уже юности с приятелями отправились на ГЭС, под сливную, глушенной рыбы набрать. Почти сразу нарвались на Рыбнадзор, по малолетству их тогда отпустили, дело заводить не стали. Но отныне Артур рыбачил только в рыбных отделах магазинов. В чём прелесть высиживания на берегу или перед лункой ради нескольких хвостиков костлявой рыбешки, это если повезёт, вообще не понятно было никогда. Неужели больше заняться нечем? А, поди ж ты, самому вот припекло. Кое-как он наломал и соорудил удочки, примотал леску, привязал крючки. Долго устанавливал между камней. Как там, у бывалых рыбаков, в ночное? Вот пусть ночку постоят, ловись, рыбка, хоть какая-нибудь, сейчас любая сгодится. Воды чистой вволю, костер греет, река успокаивающе журчит, утром будет завтрак из запеченной рыбы…
Утром горе-рыболов обнаружил, что все его удочки вместе с леской и крючками унесло, укрепительные камни разворочены. Видимо, попавшаяся на крючки рыба, желая освободиться, потрепыхалась энергично и унесла с собой все снасти. Вот и поели запечённой рыбки. А впереди ещё дней десять голода. Куда деваться, пошёл вдоль реки на пустой желудок. Шёл, глядя на реку и замечая в воде иногда плескавшуюся рыбёшку. Да что ж такое, иди и облизывайся, пока слюной не истечёшь. Тайга, мы так не договаривались, это же издевательство!
Вскоре увидел на берегу, среди камней рыбку, дохлую, по какой-то причине выброшенную из воды. Ну, ничего, ещё не воняет вроде, можно съесть. Костер разводить поленился, да и кулинар из него не ахти какой. Артур отделил у рыбы голову, счистил чешую, вырезал кишки, жабры, сделал мелкие насечки по бокам, чтобы надрезать мелкие косточки. Промыл и пожалуйста, суши от Родионова. Пресно и безвкусно, зато описторхоз не грозит и не отравишься. Грамм двести сырой и пресной рыбной мякоти с мелкими косточками, это было всё, что удалось в тот день съесть. Ожидаемых лягушек и в помине не было, видимо из-за очень суровых зим они здесь и вовсе не водились.
Тут новая неприятность обнаружилась – штаны стали спадать. Отощал Артур на таком диетическом рационе. Сильно пожалел, что перед тем злосчастным полетом вытащил ремешок, уж больно давил на живот, в положении сидя. А теперь, когда его представительное пузико исчезло, штаны стали съезжать с исхудавшего тела. Вот же знай, где найдёшь, где потеряешь. Попробовал порезать тряпицу, в которой было завернуто мясо, поделил на полоски, стал связывать, все порвалось, выкинул лохмотья. Так и шёл, сунув одну руку в карман, чтобы держать штаны, а второй периодически почёсывал отрастающую бороду.

Заночевал опять на бережку. Артур лежал у своего костра, подкидывал веточки, смотрел на огонь и пытался осознать, что же это за квест? Почему это случилось именно с ним и именно сейчас? Будто намеренно чья-то рука резко вырвала его из привычного мира и сунула сюда, в совсем незнакомую и непривычную среду обитания, как слепого котёнка в воду. А теперь строгая училка - Жизнь заставляет Артура - школяра сдавать экзамен. Выживешь, справишься, можно ли тебе аттестат зрелости и путевку в новую жизнь давать? Духу хватит?
А почему, за что ему так? Хотя оно, конечно, понятно. Теперь понятно. Ведь жил и врал, сам себе врал всю жизнь. Жил не с теми, не так, не там, работал не тем и не там, да практически всё он делал не так как хотел, всю свою сознательную жизнь Артур жил, выполняя чьи-то нормы, правила, обязательства, желания и мечты. Чьи-то, но не свои. Он всё время был всем должен и обязан, всем надо непременно угодить, не обидеть их. Жёны, дети, мать, коллеги, начальство, соседи, общество, государство. Ты всем должен и обязан, всегда, всё время надо что-то исполнять для них. Взамен ты получаешь от жён очередные обиды и упрёки, от детей обиды и неприязнь, от матери «артурку» и сожаление, что вообще родила. На работе и в обществе ты просто винтик системы, если подходишь ей, то будешь крутиться и существовать, если нет, то пойдёшь в утиль.
Несколько лет назад при очередном распиле дотационного федерального бабла на заводе, происходила очередная оптимизация. Сокращение работников, если честно и по-русски. Придумали новую забаву: психодиагностика профпригодности. Весь руководящий состав среднего и высшего звена отправили пройти тестирование у специально назначенного для этого психолога. Какие-то бессмысленные вопросики, графики, рисуночки заставляли писать и рисовать. По итогам давали заключение, кто достоин дальше трудиться и получать зарплату, а кого на улицу. Тогда многих, кто не имел мохнатой руки в верховном руководстве или не дал им взятку, действительно сократили. Родионов прошёл все испытания достойно, набрал достаточно баллов, вошёл в «зеленую» зону. Но та женщина психолог, при обратной связи, которую она давала по завершении тестирования всем, заявила Артуру Павловичу, что он по складу интеллекта – гуманитарий, работа инженером не его настоящее призвание. Ещё тет-а-тет отметила, что у него, Родионова, большие проблемы в семье и с женой и с сыном, да и вообще он живет с постоянным, гнетущим чувством неудовлетворённости. Все проблемы, как водится, идут с детства, из-за недостатка любви и внимания от матери. Как психолог за один сеанс, этими отстранёнными вопросиками и рисуночками на свободную тему раскопала всё нутро человека? И не только его, всех как рентген просветила. Её прозвали на заводе: «маленькая, чёрная сучка», ведь после прохождения именно её тестирований решалась судьба человека, это после её выводов решали сократить тебя или оставить. Миниатюрная женщина средних лет, всегда одетая только в чёрное, сразу же, парой фраз, заставляла безропотно подчиниться целый взвод не последних на заводе людей, маститых инженеров, начальников цехов и отделов, всех их, она моментом делала детьми-первоклашками, а сама становилась строгой учительницей, прямо-таки виртуозно манипулирующей детьми. После оптимизации сократили её саму.
Диагностику тогда Родионов прошёл достойно, но слова той умнючей и прозорливой бабёнки помнил. Про жену, про сына, про детство и мать, про постоянную, тягостную неудовлетворенность. Права, зараза такая, во всех местах. Артур подбросил в костёр ещё веточку и ещё раз вспомнил, все те слова.
Жена, абсолютно чужой человек, сейчас по прошествии лет, когда их сын вырос, а благодаря вполне естественным возрастным физиологическим изменениям у обоих, смене тонуса из подтянуто-торчащего в расслабленно-поникшее, особенно когда её стали мучить приливы то жара, то холода, физического и психического, выяснилась, очень ярко обозначилась пропасть между ними. Они не то что разные, а почти противоположные друг другу люди, в большинстве случаев антагонисты. Сын, его надежда, его мечта, сын вообще как с другой планеты прибыл. И с измальства требуя к себе постоянного внимания, просто бездонную прорву заботы и любви, всегда был себе на уме и относился к отцу как должно-обязанному рабу. Чем старше он становился, тем ярче это выявлялось. И полное, абсолютное неприятие всего, что исходит от отца. Как в той истории про поэтов. Если провластный Евтушенко против колхозов, то ярый антисоветчик Бродский за них. Только потому, что этот проклятый Евтушенко против. Вопреки здравому смыслу, противореча самому себе, во вред тоже себе, но наперекор. Говорят, что не следует ждать от своих детей благодарности, ведь, размножаясь и заботясь о своем потомстве, ты выполняешь долг перед Природой, она тебя отблагодарит. Вроде умно, но получается, что достаточно быть приматом-производителем, а хочется вложить в детей ещё и своё, человеческое, видеть в них своё продолжение. Но ни в дочери, с ней ладно, жили порознь, ни в сыне Артур не видел ничего своего кроме внешности, ну ни грамма. Абсолютно с разных галактик. Вполне закономерно, что при отсутствии у Артура денег и перспектив их заработать, те на кого он пахал последние восемнадцать лет выставили неудачника за дверь. Сразу же, ведь только как добытчик он им и нужен был. Ну, а дочери вообще всё равно про всех. Вот как это можно было тогда, на заводе, при мимолётном знакомстве узнать из глупеньких тестов и рисунков?
Детство, мать. Да, тут совсем сложно. Родили его вне брака и втайне, очень, очень далеко от предназначенных судьбой мест. Назвала его мать Артуром, начитавшись «Овода». Первые три года он провёл в детском приюте. Мать потом рассказывала ему душещипательные истории, как ей приходилось тяжело работать на чужбине. Какого … (нормальные слова здесь у Атура просто не выговаривались) её, беременную, понесло в такую даль и что мешало ей просто родить ребенка у своих родителей и водить сына в ясли-садик как все остальные? Что и кому она пыталась доказать? В четыре года она все-таки привезла его к дедам. Отдала и пропала. Бабушка потом рассказывала повзрослевшему внуку, как получила на руки малыша, который совсем почти не разговаривал. Нормальный ли он, не дурачок ли, ведь пора уже лопотать вовсю к четырем годам. В четыре, пойдя в обычный детский сад, Артур и залопотал вовсю. К пяти уже читал, в шесть лет знал программу второго класса школы, в семь досконально изучил всю карту мира и стал писать стишки и рассказики, наивные, глупенькие ещё, детские, но свои. Если бы первые, самые важные, но практически потерянные для развития годы он провёл не в детском приюте, а в семье…
Артур вспомнил зачем-то, это вот сейчас, незнамо где, на краю голодной гибели вспомнил, как он в пять лет знакомился с матерью. «А ты кто? А как тебя зовут? А сколько тебе лет, а где живешь? А почему мне подарки привезла, а бабушка и дедушка тебе кто?». Да, время, те, самые важные, первые годы были упущены и Артур так никогда и не испытывал ни любви ни близости к матери. Позднее заставлял себя, обязывал, ведь мать же, но внутри было пусто и холодно всегда. Позднее мать одаривала и закармливала единственного сына, до его седых волос всё деньги совала. Но она так и осталась ему чужим человеком, а он так и был «артуркой», обузой и наказанием. Так и не дождался Артур от матери простого и закономерного «прости», так и не принял её как родного человека. Ненавистная любовь, обида и досада разделяли их, теперь уже навсегда. Зачем-то ещё вспомнилось, как мама взяла восьмилетнего Артурика на курорт, привезла на юга, сводила на море, и оставила с чужой теткой на три дня, а сама отправилась устраивать личную жизнь. Тетка была доброй, кормила очень вкусно, специально поставила мальчику цветной, роскошный по тем временам, телевизор. Но восьмилетний ребенок три дня ждал маму и сидел перед роскошным телевизором взаперти с очень доброй, но чужой теткой. У уже взрослого Артура это в голове не укладывалось, он бы так никогда не поступил. Он не смог бы. Он другой. Он вообще почти везде, почти всегда, почти для всех, ближайших родственников точно, он другой. Что для них, для большинства, норма, то для него неприемлемо, и наоборот. Одно слово – выродок.
И почему его вышвырнуло из той жизни, от тех людей, и того мира? Всё закономерно – он там чужой. Не сломайся тот злополучный швеллер на заводе, с которого начались его приключения, сломалось бы что-то другое, сломался бы он сам. Никто ни в чём не виноват, Артур никого не винит. Надо спокойно принять всё, начиная с рождения, вообще всё, что с ним произошло. Как там, у джентльменов, делай, что должно и будь, что будет. Должно поспать, вот веток ещё в костер подбросить и спать. Будь, что будет, Тайга поможет…

Артур проснулся как всегда от холода. Костер совсем потух. А впереди, там, где река уходила в ещё чёрный, едва обозначающийся горизонт, там начинался рассвет. Нет, не рассвет – Рассвет! Начало жизни, потоки счастья и любви, нет, Счастья и Любви. Именно в этот день, именно в это время, именно в этом месте Артур стал свидетелем Рассвета. В другой день чуть, едва, но уже изменилась бы траектория восходящего светила. В другое время и при другой погоде вся палитра красок, а, значит, и ощущения от них, были бы тоже другими. В другом месте вообще, может ничего бы и не почувствовал. Но всё сошлось. Именно здесь и сейчас, ровно перед собой, глядя на едва различимую, вскоре совсем исчезающую небольшую безымянную речку, в неведомых сибирских краях, Артур увидел то грандиозное и трансцендентальное действо, что называется зарождением жизни. Миг, и обозначилось изменение общего чёрного фона, ещё миг, и появились первые краски, ещё миг, и красок стало больше, ещё миг, и краски, разливаясь и множась, стали распространяться по всему горизонту. Миг, и мир меняется, ещё миг, и мир опять стал другим. И вот уже огненная, ещё темных, насыщенно красных тонов, колесница показывает свою верхнюю часть. Ещё миг и добавляются новые краски, а светило становится кругом. Идеальным кругом. Вот Он, Отче наш, на небе, Он везде и всё от Него, дающий и день, и хлеб, прощающий нас и защищающий от тёмных искушений. А жизнь всё богаче и ярче разливается по небу, уже видны склоны гор и лес укрывающий их. Уже просто светло, а на Солнце, Отца и Вершителя, скоро будет невозможно напрямую смотреть, будет слишком, ослепительно, обжигающе ярко. И остался всего лишь миг, чтобы увидеть и вобрать в себя искру Его Силы и Любви.
Вовсе не обязательно, питая турфирмы, отправляться на Синай, дабы встретить рассвет на горе Моисея. Рассвет и настоящее, лично для тебя предназначенное Откровение можно получить в совершенно неожиданном месте. И для каждого оно свое.
Рассвело, Артур вдруг понял, что стоит, глядя на уже поднявшееся светило. Стоит, обращённый к солнцу, широко раздвинув ноги и подняв к небу руки. Как-то само это произошло, необдуманно. Да и, какое там думать, был как заворожённый. Вот ведь, в самом деле, как всё сошлось. Сейчас он почти на вершине плато, как не горке, впереди будет медленный, но неуклонный спуск. Горизонт на многие километры впереди чист, река как по линейке течет прямо, будто горы сами расступились, чтобы показать Артуру такой рассвет. Тайга привела его именно сейчас и сюда, чтобы показать, подпитать и приобщить к чему-то новому, чистому и великому. Чтобы этот, до сих пор ещё живой человек начал новую жизнь. Теперь уже точно он выживет, теперь уже просто крылья за спиной, а внутри тепло и спокойно. Чистота и свобода, будто кто вымыл от грязи и снял тяжеленные вериги, сковывавшие всё его существо. Легко, покойно и необъятная, разливающаяся на весь мир любовь ко всему, что его окружает. Он сам, одежда, река, камни на ней, лес, каждое дерево, каждая иголочка и былинка в нём, вся Царица-Тайга, со всеми её обитателями, даже комарами и мошкой. Всё вокруг светло и уютно, приятно и доступно. Осталось дойти до деревни, он, человек, получивший еще один шанс, словно новую жизнь, теперь обязательно достигнет цели. Вперёд!

В тот же день, обходя валуны на реке, путник заметил на берегу, чуть повыше, небольшой домик. Совсем крохотный, квадратов на шесть, без печки и окон, но с дверью и крышей. Внутри широкая лавка для ночлега и небольшой столик. На столике запаянные в целлофан несколько коробков спичек и литровая банка. Литровая банка, почти полностью заполненная лущенным, обработанным пищевым горохом. Горох, еда, бобы, белок!
Спички Артур не взял, а горох спас ему жизнь. За те ещё двенадцать дней, что он шёл вдоль реки нашлись на берегу только три выброшенные на сушу рыбки. Одна из них была совсем тухлой, две съел. А горох, вкуснейший, живительный, божественный, сырой и жёсткий, но медленно размокающий во рту, есть ли ещё что-то вкусней и питательней? Горох это жизнь. Кто-то специально оставил его, бережно упаковал, чтобы не испортился и не достался насекомым. Кто-то опять, уже в который раз, спас Артуру жизнь. Это Тайга, её порядки и законы, больше некому.

С момента его увольнения с завода до сего дня прошло сорок дней. Да, ровно сорок дней, Артур посчитал еще раз и убедился, что точно в эту сакральную цифру уложился. Вон она деревня, затерянная среди бескрайних лесов сибирских просторов. Дошёл. Пара километров осталась до людей, до спасения. Сквозь журчание воды и шум ветра доносятся звуки селения. Чуть слышно как тарахтит двигатель, наверное, трактора, слышно как мычат коровы, лают собаки. Скоро он услышит и увидит людей. Артур вытащил блокнот и написал:

Завершенье таежной эпохе,
Жизнь и даром была, и залогом.
Пусть от мира остались лишь крохи,
Мне Тайга стала другом и Богом.

Я любви такой крепкой не знаю,
Мне Тайга здесь до судорог ближе.
Я ходил, обезумев по краю,
Вопреки здравомыслию выжил.

Я не просто живой, я родился.
Здесь устои людей стали жиже.
К вере вышней я здесь обратился.
Я живой, человеки, я выжил!

Артур встал, спрятал блокнот за пазуху, хромая и шатаясь от слабости, направился к людям. Отощавший донельзя, с опухшими от бессчетных укусов комаров и мошки руками, сбитыми в кровь ногами, заросший всклоченной и безобразной полуседой бородой, в измазанной и висящей как на вешалке одежде. К людям пришел очень измождённый, на грани выживания, но светло улыбающийся, новый человек.
Впереди его ждала встреча с людьми. Баня, местный фельдшер, постепенное откармливание, встречи с журналистами, полицией, чиновниками. Впереди у него было ещё почти тридцать лет, еще одна полноценная жизнь. Восстановление документов, работа на местном, краевом телеканале, репортажи и фильмы о тайге и людях, рассказы и стихи, книги и блоги.
Артура ждали встречи с разными новыми людьми. Среди них были и те, кто был ему близок и понятен. Был родственным не по крови, а по духу. Была и новая семья на тех же, не кровных, а духовно-родственных основах.
Впрочем, это уже совсем другая история. А в этой он просто прошёл экзамен. Он показал всему миру, а главное себе, сколько в нем силы, жёсткости и упругости. Артур справился, составил эпюру. Наверное, у каждого в жизни есть свой главный экзамен, совсем не обязательно проходить его в техническом ВУЗе или столь экстремально в тайге. Кто-то проходит за одну жизнь даже несколько подобных экзаменов, кто-то, прогульщик, ни одного, откладывая их на следующие жизни.
Только после сдачи экзамена по дисциплине «Сопротивление материалов», человек может считаться полноценной личностью. Лишь достойно сдав «сопромат» он может вступать в брак, воспитывать детей, строить карьеру, заниматься политикой и развиваться духовно.

© Виталий Семенов, 2020
Дата публикации: 10.01.2020 16:27:14
Просмотров: 2008

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.