Четверостишия
Наталия Кравченко
|
Форма: Цикл стихов
Жанр: Размышления Объём: 652 строк Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Вся жизнь моя – это письмо, Длиною в её дорогу. Кому-то, себе самой, А в сущности – Богу. Когда надо мною отдёрнулся занавес, Явив всему свету судьбы моей малость – На этой земле все места были заняты, И мне только небо одно оставалось. Слова, которых я не написала – Перетекают в звёзды за окном. Как ночь в невыразимости блистала! Как сладко с нею думать об одном. Мир в серебряном озаренье, Неподвластный карандашу. Как бессмертное стихотворенье, Что когда-нибудь напишу. Ломтик пространства звёздною солью посыпь, Сверху укрась полукружьем луны крутолобой. Вот натюрморт-бутерброд. А взамен колбасы Свежее мясо стиха моего попробуй. У дождя подкосились ноги И скосились глаза на висок. Переходит он все дороги Не по правилам – наискосок. Весна. Ручей забулькал. От солнышка тепло. И даже у сосульки Из носу потекло. Жизнь соткана из пустяков: Осколков, капелек, безделок. Их без поэзии очков Не разглядеть. Рисунок мелок. Так одиноко петь мне про это. Ты хоть согрей. Люди не понимают поэтов, Точно зверей. Бог у поэтов ходит в суфлёрах. Что ни поэт – продавец плагиата. Я не участвую в этих аферах: В том, что пишу – лишь сама виновата. Разрожусь ли строчкой элегической Иль сама их выброшу за борт – Только б не цензуры хирургической Идеологический аборт. Когда опять удушьем занедужишь, И станет жизнь до мёртвого тиха – Спаси свою безжизненную душу Искусственным дыханием стиха. Бабочкой, пришпиленной к листу, Я живу на боевом посту. Радует ваш взор узоров сеть, Но уж не взлететь мне, не взлететь. Десять лет несбывшейся мечте. Праздную печальный юбилей. Десять лет обиде и беде. Что же ты замешкался? Налей! Сломана мачта. Погибла мечта. Радуйся, зависть. Вот и кто пели «Феличита» – Тоже расстались. Мы все виновны в том, что меньше Самих себя, мужчин и женщин, Таких, как Бог задумал нас В один прекрасный день и час. «Проходит молодость, проходит», – Вздыхала Гурченко в гримёрке На семьдесят четвёртом годе, А журналист глядел в восторге. Хоть время метит, (На лицах – борозды), Все люди – дети Разного возраста. Пусть тебе одиноко в ночи – Будет утро мудрее, добрее. Наша жизнь – как поленья в печи, Прогорят, но кого-то согреют. А ещё говорят, что нету души! Но что же тогда болит? И сжатому горлу велит: не дыши. Ни есть, ни спать не велит. Чуть тлеет сердца костерок, Но в нём – мильоны ватт! И тайный маленький мирок Вселенною чреват. Графоман прикинулся поэтом. Густо тень наводит на плетень. И не каждый видит, что ведь это Не поэт, а о-бо-ро-тень. Кобыла непомерной сивости Нам демонстрирует свой бред, А критик видит в нем красивости, Многозначительности след. Сокол окольцованный в ужа Превратится, извиваясь юзом. И вольно ж Вам, певчая душа, Пресмыкаться в творческих союзах. Стих пахнет кровью, а не мёдом, Когда не врёт. Залью чернилами, как йодом. Пусть заживет. На аккуратных рытвинах аллей – Замедленные взрывы тополей. Сегодня даже мирная земля Напоминает минные поля. Хозяин неба и земли Однажды скажет смерти: «Пли!» И что тогда предстанет глазу – С овчинку небо иль в алмазах? Планета не для чистоплюев. Давно преступлена черта. Бог (или чёрт) зарю малюет, Автограф кровью начертав. Со страхом жду, когда придёт мессия, И мир уже предстанет без прикрас. В какой же цвет окрасится Россия На этот раз? Проспект с названием нелепым «Пятидесятилетья Ок- тября», где не единым хлебом Живу я, женщина-совок. Средь множества людей Всегда найдётся тот, Кто будет не злодей, А просто идиот. В реанимации, в рай не доехав, Очнувшись, спросила: «Пойман бен Ладен?» Так вот и надо жить, кроме смеха. Полною грудью дышать на ладан. Вода живая с мёртвою водой Ведут свой спор над трупом охладелым. Живое тело с мёртвою душой Куда страшнее неживого тела. «Балерина на сцене» Эдгара Дега. Эфемерна, возвышенна, полунага. Как им схвачена вмиг характерная поза, Как изящно изогнута эта нога! Рвётся бельё, как птица, Всё в верёвочной власти. Вот у кого учиться Танцу, порыву, страсти! Я несу стихи в ладонях робко В ореоле вспыхнувшей свечи. Только с сердца, как со сковородки. Не взыщите, если горячи! На руках поэзии в веках Прошагать бы, тишину тревожа, Чтобы в перевёрнутых зрачках Мир предстал иным и непохожим. По-польски встреча – «спотыкание». Ещё словцом словарь украсится. Споткнулась о тебя в тумане я, И вот теперь хромаю на сердце. Ты мне – как роскошь, как с небес звезда. А тут – кошёлки, книжки, стирка, ужин... Ты нужен очень, очень иногда. А может быть, и вовсе мне не нужен. Доля умудрённых жизнью женщин – Ради пира полюбить чуму И мужчин, как братьев наших меньших, По душе встречать, не по уму. Мне без веры не прожить и дня, А в любви – ни года без премьеры. Если не полюбите меня – Я приму решительные меры. Мне показалось: чуть раздался лëд, Душа приотворилась, став разъятей. Пустите в этот узенький пролет, Примите в переплет своих объятий! По жизни вдоль – два-три шажка, Вложив юдоль в размер стишка. За поединком воль и доль Душа следит исподтишка. Выклёвываю радость Из грязи бытия. Выплёвываю гадость, А сладость вся моя. Вся суета, вся злость и грязь Бессильно выпадет в осадок. Очищенный от пут и дрязг, Вкус жизни первозданно сладок. Наш ужин скуден и нехитр: Овсянка, сэр. Сырок, кефир. О трапеза и затрапеза! Да, далеко же нам до Креза. Моешь, драишь, чистишь – Ужас моих утр. Это вам почище Всяких камасутр! Что было когда-то, отбросив прочь, Блаженно сожмёшь виски. Единственный взгляд. Единая ночь. И целая жизнь тоски. Безотчётное чудо ночное... Из каких лунных снов тебя звать? Это все-таки было со мною, Чтоб уже никогда не бывать. Никто не знает, я – о ком, И что в себе ношу. Никто не знает, на каком Я волоске вишу. На счастье иль беду В костёр бросаю сердце. Пускай сгорю в аду – Мне только бы согреться. Дар ли се небес? Иль попутал бес? Невозможность с, Невозможность без. Выплакалось счастье из весны И бурлит, не зная про усталость. Сколько ещё надо тишины, Чтобы эта пена отстоялась. *** Счастье это кот наплакал после дождичка в четверг. Эхо свистнувшего рака. Бес попутал. Бог отверг. Солнцу – не грей, огню – не гори, Ветру – не вей, морю – замри, Сердцу – не бейся. Отбой. Вот что творю я с собой. Жизнь смешала были, небыли – И слила в одну посуду. То, чего со мною не было – Никогда не позабуду. Мне приснился чудный сон невнятный – То, чего на свете быть не может. А сегодня стало мне понятно: Этот самый лучший сон мой – прожит. Как ничтожен зазор меж любовью, Её счастьем и горькой бедой. Это всё лишь одно троесловье, Что нельзя разделить запятой. Ум неразумен, а зрячесть – слепа. Я постигаю вновь: Зорко лишь сердце, его волшба. Умна лишь одна любовь. Тех сестёр разлучила суровая жизнь. Веру мудрость София сомненьями гложет. А Надежда на цыпочках тянется ввысь И никак до Любви дотянуться не может. Так мне с руки и на руку Переживать отлучку. Хочется взяться за руку – И я берусь за ручку. Вздыхаю, вглядываясь в черты: И я была хороша... От всей когдатошней красоты Осталась одна душа. Не прихорашивается для встречи Любовь. Речей её просторечье Не выдаёт в ней ума колосса. Стоит боса и простоволоса. Отрада моя и растрава. Я вся – лишь любви оправа. Растрескавшаяся рама, Где вместо картины – рана. Жизнь расколота, как льдина. Стой и холодей. Это непереводимо На язык людей. Пусть это лето длится, длится… В душе с него снимаю слепок. Гляжу вослед любимым лицам: О, только бы не напоследок. Они ушли в глухую небыль. И глаз их слеп, и рот их нем. А надо мною только небо, Неумолимое ко всем. Разгадывать звёздный ребус, Подслушивать Божий глас... Мне кажется, что всё небо – Из чьих-то любимых глаз. Жизнь к тебе, как покупатель, Всё приценивается. Ну а смерть-завоеватель Всё прицеливается. Холодно, холодно жить на ветру. Птаха лесная, Скоро ли, скоро ли тоже умру? Скоро узнаю. Стою одна среди могил, Разбросанных по белу свету. Здесь каждый жив, любим и мил. И лишь меня на свете нету. Кладбище от слова «класть»? Нет, от слова «клад»! Там зарытые мои столько лет лежат. Золотые там сердца, ясные умы. Не оценим до конца никогда их мы. Мне в облаках лежит письмо. От мамы? От отца? От Бога? И, кажется, ещё немного – Оно прочтётся мне само. Чёрным ходом, подземным лазом Пробираюсь я раз за разом Снов извилистым коридором. Я возьму эту смерть измором. Страдаю, мучусь – не играю, И жалуюсь, и слёзы лью. Я не живу, а умираю, Спасая этим жизнь свою. Как волны, беды прибывают. Один белеет только парус. У счастья паузы бывают. У горя не бывает пауз. Больничной зимы негашёная известь Не выбелит – выжжет тебя добела. О Боже, спаси мою душу и вызвездь! Высокого света прошу, не тепла. Возможна ли женщине мёртвой хула? Что ей имидж теперь и престиж? Пусть много тебе она сделала зла, Но представишь в гробу – и простишь. Упругие прутья – деревьев усердья. В тот свет устремившиеся бессмертья. Природы артерии, жилы, предсердья. Спасенье. Везенье. Судьбы милосердье. День прожит, проскользнул, как вор, Украв, чем быть могла богата. И вечер пишет приговор Кровавым почерком заката. Мир – словно тир, а я – как мишень, Живу без покоя и сна я. Какое-то горе большое в душе. А вот какое – не знаю... У меня собачья тоска, Что не знает, куда излиться. У людей звериный оскал. У собак человечьи лица. От заездившей тоски Не уедешь на такси. А немилый сердцу мир – Он везде и сер, и сир. Душа моя, пожалуйста, нишкни! Не жалуйся, хозяева – они. Уткнись в пальто, молчи себе в кулак. Ты здесь никто, и звать тебя никак. На сотни тысяч вёрст – О, где их только нету – Разбросан бисер звёзд Пред свиньями планеты. Расхристан ворот. Настежь рот: «Я патриот! Я – патриот!!!» Ну почему, как патриот – Всегда дурак или урод? Вино превратится в уксус, А поцелуй – в укус, Когда испускает русскость Антисемит и скунс. Любимым – любви моей мёд, нектар, А недругам – не обессудьте. Я вся, по сути, – ответный удар. Но вся я – как дар, по сути. Ввысь неуклонно – рецепты просты – И весь мир пред тобою у ног... Страшно подняться до той высоты, Где ты будешь совсем одинок. Вдоль дорог и аллей – фонарей многоточья Тихий свет изливают во мгле. Как инъекции в тело простёртое ночи, Чтобы теплилась жизнь на земле. У оборванных лепестков ромашек, У листков оторванных календарей Что-то общее – от смертельных промашек Облетевших лесов, обмелевших морей. Следит недрёманое око, Чтоб радость вечно вышла боком, Чтобы даров не перепало, Чтоб зла не показалось мало. Мы слова порой бросаем всуе, Прикрываясь ими, как плащом. – Как живёшь? – Мучительно живу я. – Эй, как жизнь? – Не кончилась ещё. Когда экзамен жизни жалкой Тебе держать уж силы нет – Швыряет смерть свою шпаргалку, Даря спасительный ответ. Долька радости ушла. Мандариновая долька. Кто мне скажет, сколько их Там ещё осталось, сколько? Чем, какою уловкой Нам выжить совместно – Чечевичной похлёбкой Или манной небесной? Туманен судьбы негатив. И страшно его проявленье: А вдруг там сплошной негатив? Уж лучше незнанья томленье. Господи, надеюсь, что Ты есть, И Твой белый флаг над нами реет. Как надежда, искренность и честь, Небо никогда не устареет. Снова надежда безумная гложет, Опровергая мудрый закон. Ставлю на чудо, как ставят на лошадь. Всё, что имею, ставлю на кон. Поверь, возможны варианты. Л. Миллер Есть варианты судьбы и возможностей. А. Кушнер Как ни вставай на цыпочки-пуанты, Танцуя жизни трепетный балет, Твой лебединый час пробьют куранты, И ты увидишь: вариантов нет. Опять не сплю. Не сон, а сплин, А сплю – плохое видится. Жизнь комом, словно первый блин. Второй же не предвидится. Душное, топкое слово «тоска» Мушкою тонко жужжит у виска. Ряской болотной пахнуло во мгле. Как я неплотно стою на земле. Кармы путь извилист и обманчив, Как хитросплетенья душ и тел. Прохудился у судьбы карманчик. Одуванчик жизни облетел. То, что прежде было – где ж ты? Одиноким стал рассвет. Утро красит в цвет надежды То, чего на свете нет. Золотистого мёда струя из бутылки текла Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела… О. Мандельштам Не успела подумать – зачем и о чём Так томилась душа и чего так хотела. «Как тягуче и медленно время течёт!» – Не успела промолвить, а жизнь пролетела. Стихи – мой первый шаг к небытию. Когда-нибудь сию галиматью Писать я перестану, и – не вру – Тогда умру. Почему не спускается занавес? Пьеса жизни проиграна в прах. И на бис не сыграть её заново, Разве только в грядущих мирах. Свет от звезд идет мильоны лет, Озаряя будущее буден. Души тоже излучают свет. Он дойдет, когда меня не будет. «Постарею, побелею...» Заболею, околею. Вешние воды, тёмные аллеи… Ни о чём не жалею. Как сорными лопухами, Которых никто не ждёт, Могила моя стихами Бесхозными зарастёт. Облетели листья, потемнели дни. Вот мы и остались на земле одни. Я тебя жалею. Я тебя лелею. Я тобой болею. Боже, сохрани. Свой мир лелея и лепя, Жила в себе и из себя. Теперь, устав от пустоты, Моя душа – не я, а ты. К тебе летит мой каждый час и сон. Мы переходим плавно в сны друг друга. Наш общий сон нас держит, невесом, С надёжностью спасательного круга. Я буду с тобой, пока буду жива. А пока я с тобой – не умру. Так думает сердце, проснусь едва На твоём плече поутру. Нет посвящений над стихами, Но нужно ли тебе оно? Ведь вся я вместе с потрохами Тебе посвящена давно. Ни о чём не печалься на свете, Чёрной бездною вечно влеком. Всё прекрасно при утреннем свете, А до вечера так далеко. *** И глядит беспомощно Всевышний на судьбы моей витую нить, видя все извивы линий лишних, но бессильный что-то изменить. *** Всё живое Господом прополото. Я стою одна, дрожу от холода. Снега манна? Дождика плевки? Жизнь и смерть играют в поддавки. *** Вместо шелеста деревьев – одинокие пеньки. Вместо счастья и доверья – одинокие деньки. *** А к тому, что в жизни не сбывается, не тянись и руки убери, ибо двери счастья открываются, к сожаленью, только изнутри. *** Хамелеоны всё хамеют. В России надо жить до ста. О, это так они умеют! – Убить – и целовать в уста. *** Не найти на Родине спасенья, хоть иди на север, хоть на юг, – молодым везде у нас растленье, старикам везде у нас каюк. *** Вечно понимаю всё превратно, довожу до белого каления. Не туда иду и не обратно, а в каком-то третьем направлении. *** Нигде не встретить мне сивки-бурки, чтоб встал, как лист бы перед травой. Игра со смертью в весёлые жмурки, как в мячик с молнией шаровой. *** Настоящее с прошлым сошлось в рукопашной. Настоящему страшно на кромке овражной. Осыпается глина, подошвы скользят. Оглянуться – и не оглянуться – нельзя. *** Сколько их пропало – этих завтра, канув в темь погасшего азарта. Жизнь не остаётся на потом. Пустота хватает воздух ртом. *** Что делать? Как спастись? Пустырник пить. Пустую жизнь пытаться полюбить. На стёкла, запылённые паршой, дышать окоченевшею душой. *** Ласковый и тёплый лепет леса, прогони тоску мою взашей! Ты из сердца изгоняешь беса, как Господь из храма торгашей. *** Обнимай же меня без роздыха, чтобы между тобой и мною – даже слабой полоски воздуха, посеребрённой луною. © Наталия Кравченко, 2010 Дата публикации: 12.10.2010 00:23:36 Просмотров: 3722 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|