Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





Наречение Некты 2

Юрий Леж

Форма: Повесть
Жанр: Фантастика
Объём: 36887 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Продолжение повести.


II
В единственной просторной комнате, совмещающей функции гостиной,спальни, кабинета и столовой было темно и тихо, лишь четко пощелкивал, отмеряя секунды, старенький будильник на прикроватной тумбочке рядом с новомодным кнопочным телефонным аппаратом, да мерцал на фоне глухих, кажущихся непроглядно черными, портьер уличный фонарь, из последних сил пытающийся разогнать ночной мрак за окном. В постели, укрывшись общим широким цветастым одеялом, слегка беспокойно, но мирно и привычно посапывали в сладком крепком сне середины ночи двое – мужчина и женщина, по-семейному повернувшись друг к другу спиной, и даже короткий зуммер телефонного звонка, казалось, вовсе не потревожил их.
Мужчина, не открывая глаз и, кажется, не проснувшись вовсе, привычно вытянул руку из-под одеяла, подхватил с аппарата трубку, прижал её к уху, и только после этого его разбудил по обыкновению встревоженный голос оперативного дежурного по сыскному Управлению:
– Господин комиссар! Север Михалыч!
– Слушаю, слушаю… – пробормотал хрипловато мужчина, стараясь удержаться и не высказаться от души в адрес позвонившего.
– В отеле «Две звезды», который на площади Мельников, там три трупа и…
– …и без меня эти трупы встанут и уйдут, – окончательно просыпаясь, ехидно добавил комиссар уголовной полиции. – Машину выслали?
– Так точно, минут через десять у вас будет!
– Хорошо, отбой.
Заунывным вздохом разгоняя сон, мужчина опустил на пол ноги, усаживаясь на постели, и оглянулся через плечо на не проснувшуюся, казалось, женщину. «Хорошо, что она умеет не реагировать на ночные звонки», – подумал комиссар, поднимаясь на ноги.
Стараясь ступать потише, он прошел из комнаты в ванную, зажмурился от яркого света над зеркалом, но через десяток секунд преодолел себя, вгляделся в помятое со сна, обрюзгшее пятидесятилетнее лицо с легкой небритостью. Обычно по утрам, наводя марафет перед уходом на службу, комиссар выглядел гораздо моложе своих лет, но вот ночная побудка, да еще и вчерашние посиделки с одним из старинных друзей в компании развеселившихся жен, показали в зеркале его подлинный возраст безо всякой пощады.
Ополоснув лицо холодной водой и пройдя в маленький чуланчик, оборудованный заботливой и хозяйственной супругой под гардеробную, комиссар быстро и небрежно оделся, привычно игнорируя галстук и строгий костюм. Впрочем, разбуженный среди ночи, он имел на это полное моральное право – в конце концов, его вызывают не «на ковер» к министру, что случалось довольно часто, и не на заседание Государственного Совета, что было в его жизни лишь четыре раза, а всего лишь на очередное криминальное происшествие, коих в городе – легион.
В модных, чуть расклешенных брюках из шоколадного тонкого вельвета, в грубоватом свитере под горло и короткой кожаной куртке Северин – такое имя носил комиссар от рождения – вернулся в комнату. В верхнем ящичке тумбочки, под будильником и телефоном, хранился нелюбимый полицейским табельный пистолет и все реже необходимое ему служебное удостоверение сыскного Управления – в последние лет десять даже туповатые и ретивые в службе новички-патрульные узнавали Северина Фогта в лицо.
– Сева, ты чего по дому шаришься? – встретила его, не отрывая головы от подушки, сонным вопросом жена.
– Вызов, – коротко, стараясь не взбудоражить едва пробудившуюся женщину, негромко отозвался комиссар. – Ты спи…
– Я сплю, – охотно отозвалась та, поворачиваясь спиной и предусмотрительно натягивая одеяло на роскошные растрепанные белые волосы.
Северин на секунду задержался, поглядев на бесформенный холмик одеяла: их брак в свое время вызвал слишком много разговоров и пересудов, еще бы, больше двадцати лет разницы в возрасте, новоявленная мачеха была чуть постарше дочери комиссара, и многие недруги, да и просто скептики из числа окружения обоих, пророчили непременный распад семейного союза через пару-другую лет или, как минимум, чисто формальный характер такого супружества. Но молодая Василиса и давно уже немолодой Северин легко опровергли прогнозы самых упорных и злых недоброжелателей. Наверное, это был тот самый случай, когда встретились две половинки единого целого – вечно хмурый, слегка флегматичный прагматик и реалист, до мозга костей проникшийся отнюдь не праздничной и оптимистичной полицейской службой, и веселая, задорная красотка с легким нравом, на людях предпочитающая не особо задумываться о завтрашнем дне. А может быть, их объединила общая работа на благо правопорядка, хотя в первые же месяцы начавшегося романа мудрая Василиса категорически отказалась продолжать службу под руководством комиссара Фогта, перейдя из уголовного, сыскного в Управление технического обеспечения и криминальных экспертиз.
Комиссар тихонечко покинул единственную комнату квартирки, обулся и вышел в гулкий пустынный подъезд. Кажущуюся неестественной, такую знакомую по частым вызовам живую ночную тишину почему-то совсем не хотелось нарушать механическим шумом, и Северин не стал вызывать лифт, благо, спуститься с шестого этажа для него не составляло труда. У дверей подъезда, освещенных слабенькой, экономной лампочкой свечей на сорок, его ждал, сияя черным лаком в сиреневом свете далеких уличных фонарей, служебный автомобиль – новенькая шведская модель, полученная Управлением при распределении конфиската в наследство от незначительного, но очень любящего внешний шик и пускание пыли в глаза мошенника.
– Ну, и что там случилось? – вместо приветствия спросил комиссар, усаживаясь на переднее сидение рядом с помятым и судорожно зевающим водителем, одним из старожилов городского полицейского Департамента, постоянно работающим с сыскным Управлением.
– Здоров, Михалыч, – по-простому отозвался шофер, клацая зубами после очередного зевка. – Поверишь – сам не знаю. Я в дежурке отсыпался, так подняли бессовестно, как самого молодого со всего гаража, и за тобой послали… видать, остальные боятся тебя шибко, когда с спросонья.
Взъерошенный, плотного телосложения старик, которому седые неровно постриженные усы придавали неряшливый, слегка запущенный вид, также, как сам комиссар, пренебрегал полицейской формой, предпочитая высокие сапоги со старыми солдатскими галифе и короткую, до белизны потертую кожанку с тусклым латунным значком имперского орла на левой стороне груди. Лицо его причудливо освещалось многочисленными разноцветными лампочками приборной панели, больше похожей на сложнейший пульт управления фантастическим звездолетом, нежели на привычный автомобильный аксессуар.
– А ты не боишься? – уточнил Северин, демонстрируя на лице суровость.
– У меня отец еще в германскую служил, – засмеялся водитель. – От него смелости перед вашим братом, немцем, и набрался.
– Что я за немец? – повторил бессмертные строки классика комиссар. – Дед был немец, да и тот не знал по-немецки. Куда ехать-то тебе сказали, а то со мной, видать с перепугу, особо никто разговаривать не стал…
– Ну, как же без этого, – подтвердил шофер. – Вертеп, однако, знатный – этот самый отель «Две звезды», хоть и – чистенький, аккуратный, но – с двойным дном. У хозяев его все свое – и девочки для постояльцев, и охрана, и даже таксёры прикормленные. Серьезных происшествий, сколько служу, не помню, так, обыкновенно, все по мелочи – то карманника сдадут, то горничную вороватую.
«Вот и я тоже не помню, – с огорчением подумал Северин. – Хуже нет, в такое чистенькое и тихое место попасть, в тихом омуте, известное дело, кто водится…»
По ночными, притихшим улицам стремительное движение шикарной казенной машины казалось фантасмагорическим эпизодом сюрреалистического фильма – черный лак, никель, голубоватый свет галогенных фар среди сиреневых и желтых фонарей, погруженных во мрак громадин жилых домов, жестких теней оград и призрачных шорохов городских бульваров и скверов. Даже без использования красно-синей мигалки, предусмотрительно выставленной на крышу салона водителем, забитый обычно в дневные часы многочисленным транспортом путь из пригородного района, где обитал в скромной однокомнатной квартирке комиссар с молодой женой, до центра города, сверкающего ослепительными заманчивыми огнями круглосуточно работающих заведений, занял всего-то минут двадцать вместо привычного часа с небольшим.
Стремительно летящий среди осторожных ночных такси и редких частных машин, будто хищная касатка в мгновенно оскудевшем косяке тунца, черный автомобиль, сбросив скорость, плавно свернул с широкой магистрали довольно-таки оживленного, несмотря на ночное время, центрального проспекта в тихий тупичок, оканчивающийся небольшой площадью, окруженной полутора десятком домов, среди которых яркой неоновой вывеской выделялся «тихий омут» – семиэтажное здание гостиницы, декорированное во время последнего косметического ремонта под старину. Скучающая в самом начале тупика стайка пестро одетых девушек заволновалась, видимо, профессиональным взглядом приметив мигалку на крыше машины, но тут же успокоилась, здраво рассудив, что вряд ли полиция нравов будет разъезжать на таких роскошных автомобилях, да еще и без сопровождения «загонщиков» из числа рядовых охранников правопорядка. И когда комиссар покинул уютный теплый салон, одна из девиц древнейшей профессии то ли в виде наглой шутки, то и в самом деле – знакомая по каким-то старым делам, игриво помахала Северину ручкой.
Комиссар не стал отвечать, сделав вид, что сосредоточенно рассматривает фасад гостиницы – личность коротко стриженной девицы с сигареткой в зубах и яркой раскраской лица как-то не хотела всплывать в памяти. Дождавшись водителя, бережно замкнувшего дверцы автомобиля, Северин прошел по тротуару к высоким стеклянным дверям, у которых, скучая на посту, уныло переминался с ноги на ногу невысокий, худенький полицейский заспанного вида, правда, мгновенно взбодрившийся и подтянувшийся при виде комиссара.
«Что же там такого случаться могло, если от входа убрали все машины и даже простой уличный наряд для маскировки от вездесущих репортеров сократили до единственного сторожа?» – подумал Фогт, преодолевая незримую границу мгновенно распахнувшихся дверей и тут же убеждаясь в своей правоте еще раз.
С обеих сторон от входа к нему мгновенно двинулись парочка крепких, с серьезными, совершенно не сонными лицами стражей порядка, впрочем, мгновенно отступивших, опознав хоть и чужое, но достаточно высокопоставленное начальство, и еще двое, похоже, местных охранников – высоких, сильных, в строгих вечерних костюмах и при галстуках. На этих незаметно цыкнул появившийся позади полицейских сержант с пышным усами.
– Доброго здоровья Север Михайлович! – поприветствовал он комиссара. – Вот служба-то какая – и по ночам покоя нет…
Но тут же, не отвлекая начальника своим обязательным, потому показавшимся казенным сочувствием, доложил по делу:
– На четвертом этаже все, лифт – вон он, а мы тут пресекаем любые попытки проникновения, что извне, что изнутри.
– А где тут у вас буфетик ночной? – бесцеремонно тыкая пальцем в одного из представителей местной охраны, перебил сержанта водитель и пояснил комиссару: – Хочу кофейку попить, сон прогнать, если, конечно, это мне в здешнем заведении по карману.
Охранник молча указал шоферу на подсвеченную разноцветной гирляндой арку входа в гостиничный бар, а комиссар, коротко бросив сержанту: «Доброй ночи и вам, меня не сопровождайте!», прошел через затененный по ночному времени вестибюль к пяти лифтовым кабинкам, притулившимся в дальнем укромном углу.
Послушный воле начальства сержант остался возле входных дверей, но, тем не менее, находящихся наверху сотоварищей проинформировал о прибытии комиссара, едва только Северин шагнул в зеркальную тесную кабинку. Потому при выходе из лифта Фогта встретил усиленный пост из пяти рядовых, уличных полицейских из территориального отдела во главе уже с немолодым лейтенантом, за спинами которых маячили, пытаясь не выделяться несколько человек в штатском, а среди них – один из сотрудников комиссара, подчиненный ему напрямую инспектор сыскной полиции Жора Швец: невысокий, щуплый, неброский в любом обществе, но только лишь внешне, отличаясь веселым, чуток разбитным нравом и повадками бывалого, много повидавшего в жизни человека. Впрочем, он умел вести себя при необходимости очень скромно и незаметно и в этом качестве выступал иной раз, как совершенно незаменимый сторонний беспристрастный наблюдатель.
Выставленный импровизированный кордон перекрывал проход в правую – если смотреть при выходе из лифта – половину длиннющего коридора со полудесятком дверей по его обе стороны, с небольшими эстампами, развешенными на деревянных панелях у каждого номера, с изогнутыми бронзовыми бра, подвешенными под самым потолком.
Комиссар едва успел оглядеться, приметив в дальнем конце коридора распахнутые двери пары номеров и маленькую толчею, созданную парой-тройкой человек возле дверей третьего, соседнего, как мимо полицейских просочился, едва ли не в буквальном смысле этого слова, Жора.
– Доброй ночи не желать, комиссар? – с легкой иронией осведомился оперативник, предпочитающий именовать начальство по должности.
– Чего может быть доброго в такой ночи? – риторически уточнил Северин. – Ты сам-то здесь давно?
– Почти вместе с патрульными, – кивнул в сторону места происшествия Швец. – Так уж повезло, был неподалеку по служебным делам и вот…
– Что тут случилось – расскажешь?
– Если коротко, то пока – три трупа, – вздохнул оперативник, жестом приглашая комиссара пройти по коридору. – Может быть, больше, сейчас собираются вскрывать еще один номер. Хотите приостановить?
– Пожалуй, лучше подождать, если никто не подгоняет, – кивнул Северин. – А кто убит? Как?
Неторопливо вышагивающий рядом с начальником Жора резко ускорился, змеиным зигзагом рванувшись вперед, к столпившимся у дверей в номер оперативникам, бросил им несколько повелительных, резких слов, кивая затылком на комиссара, и так же стремительно вернулся к Северину, сходу продолжая диалог:
– Я поэтому вас и рискнул вызвать, комиссар. Очень уж тут все не просто – и с личностями, и со способом убийства.
Они прошли мимо дверей подозрительного номера и на мгновение остановились перед раскрытыми – изнутри доносился чей-то бормочущий голосок, кажется, монотонно бубнящий протокольные вопросы об имени-фамилии, месте жительства и прочих анкетных данных.
– Прокурорские уже здесь? – на всякий случай осведомился Северин.
– Нет, я просил нашего дежурного, чтобы после звонка вам полчасика выдержал, – показал свою предусмотрительность Жора. – Думаю, минут через сорок-пятьдесят появятся, не раньше, они не так легки на подъем, как вы, а пока можно работать спокойно.
Шагнув через распахнутую дверь, Северин и Жора очутились внутри трехкомнатного номера представительского класса: с изящной, под антиквариат, резной мебелью, удобными мягкими креслами и огромным экраном телевизора в гостиной, с широкой двуспальной кроватью, покрытой чем-то розово-легким и воздушным, назойливо мелькающей через настежь распахнутые двери в спальне, а вот третья комната, видимо, предназначенная на роль кабинета, была плотно закрыта, и именно оттуда доносились невнятные голоса.
– Покойники – там, – кивнул на спальню Жора, и комиссар очень удивился этому обозначению со стороны оперативника, обычно тот назвал вещи своими именами: труп – значит, труп, а расчлененка – это всегда расчлененка, как бы потом тщательно не сживал тело патологоанатом.
Из спальни, загораживая собой надоедливые бело-розовые тона, выглянула лукаво-хмурая физиономия штатного медэксперта, непременного участника работы пятого отдела сыскного Управления на всех серьезных происшествия.
– О! Север Михалыч собственной персоной! – поприветствовал прибывшего комиссара «доктор мертвецов». – Проходи, проходи, давай-ка, заждались уже…
– И тебе не хворать, Костя, – буркнул в ответ Северин, подозревая, что за таким радушным приглашением патологоанатома стоит какой-нибудь уж очень изощренный способ убийства с последующим разделением тела на части.
Впрочем, специфического запаха крови, остаточных эманаций боли, вони человеческих экскрементов комиссар не уловил – получалось, что расчлененка и прочие придуманные им ужасы тут не при чем?
Прямо на полу, у подножия роскошной, заправленной по всем гостиничным правилам постели лежала удивительно худенькая, просто – тощая девушка в коротенькой юбочке с приспущенным левым чулком, рядом валялись небрежно брошенные, явно принадлежащие ей же брючки, чуть скомканные, будто только что снятые. «Переодевалась?» – мелькнула мысль у комиссара и тут же ухнула куда-то в глубины увиденного – на голове жертвы не было ни единого волоса, даже бровей и ресниц… и кожа едва ли не светилась то ли высохшая, то ли…
– Ничего не трогал? – на всякий случай спросил растерянный Северин медэксперта и получил в ответ чуть презрительную гримаску, мол, даже и отвечать не буду.
Вторая жертва – молодой, совсем недавно здоровый и сильный мужчина сидел чуть развалившись в маленьком уютном кресле в углу комнаты. Из одежды на нем оставались синие плавки, когда-то, похоже, туго обтягивающие чресла, а сейчас бессильно болтающиеся на бедрах, полурасстегнутая рубашка явно из дорогого магазина и наброшенный на плечи темный, бордовый джемпер, обильно усыпанный выпавшими короткими светлыми волосами.
«И этот переодевался, – вновь подумал Северин, разглядывая гладкий, лысый череп убитого. – Вот такая непонятка выходит…»
– Док, как думаешь – смерть все-таки насильственная? И причина какова? – все-таки пересилил свою мнительность комиссар.
– Знаешь, Михалыч, если бы не эта вот дорогая и стильная обстановка, – начал задумчиво «доктор мертвых» Константин. – Я бы сказал, что оба пациента умерли от скоротечной, острейшей формы лучевой болезни…
– Что? – вздернул головой ошарашенный Жора.
– А что? – пожал плечами в ответ патологоанатом. – Все классические симптомы – на лицо, ну, за исключением обильной рвоты… Кстати, вы не бледнейте оба, я понимаю, один и сам еще молодой, а у господина комиссара жена такая… Про дозиметр я подумал сразу же, фон здесь абсолютно нормальный, хоть и чуток выше обычного, но это, похоже, из-за стен, наверное, гранитом облицовывали.
– Как и кто их обнаружил? – прокашлялся, чтобы не выдать голосом и в самом деле охватившее его смутное, тяжелое волнение, комиссар.
– А вот это самое интересное, – ответил оперативник, охотно возвращаясь от известия о необычности смерти к своему «куску хлеба». – Эта парочка занимала номер уже третьи сутки. Сегодня вернулись сюда после полуночи, я уточнил у портье, это было примерно без четверти час, а где-то во втором часу заказали в номер шампанское, коньяк, фрукты, сыр. Но все – в умеренных количествах, как бы, на очень легкий и очень поздний ужин. Было это примерно в час пятнадцать, час двадцать пять. После половины второго официант зашел в номер – дверь была открыта, так поступают многие постояльцы, когда не хотят лишнего беспокойства: отвечать на стук и звонки – и обнаружил вот эти тела… со следами, как говорит доктор, лучевой болезни. Хорошо, что в охране работает один из бывших наших, да еще оказался в сегодняшней смене. На пульт дежурного по городу позвонили уже без четверти два, тот перезвонил мне, знал, что я по делу «Потрошителя» нахожусь в этом районе, хотел переговорить с уличными девчонками, но… не получилось, зато – обрел вот такой неприятный хомут на наши шеи.
– С официантом поговорили и отпустили? – уточнил Северин.
– С ним Лапа, то есть, Саша Савельев и сейчас беседует, – Жора кивнул за спину, в сторону прикрытых дверей в кабинет. – Я вам навстречу вышел.
– А это – их заказ? – еще разок кивнул комиссар на небольшой журнальный столик в гостиной. – И в самом деле – скромно для парочки любовников…
На покрытом изящной чеканкой мельхиоровом подносе обозначали спиртное четвертинка отличного коньяка, маленькая, из сувенирной серии, бутылочка шампанского граммов на триста, блюдо – скорее даже просто большая тарелка – с виноградной кистью и парой яблок, блюдечко с десятком разносортных ломтей сыра.
– …личности установили?
– Пока только по документам, которые они предъявили в гостинице, – развел руками Жора. – Приезжие из Загорья, остановились на неделю, оплатили вперед, хотя здесь цены – ого-го… фамилии разные, дополнительных отметок в удостоверениях личности не было, да и сами ксивы подозрительно свеженькие, будто только-только полученные, на это портье, который их принимал, обратил внимание. Но – сами понимаете, комиссар – времени на доскональную проверку и запросы просто не было…
– Хорошо-хорошо, – кивнул Северин одобряюще. – Этим займемся с утра, а сейчас – соседний номер. Что там и как?
– Там… туда мы уже по собственной инициативе заглянули, дверь тоже была приоткрыта, – признался оперативник. – Там всего один, но… примерно в таком же виде. А в третьем номере…
– Погоди, посмотрю сам, – перебил его комиссар. – Здесь уже криминалист поработал?
– Да тут дело такое, – чуть замялся Жора. – Нашего найти не могут, небось, опять с очередной подружкой развлекается, озабоченный… а дежурного я просил не присылать, сегодня Ихтилов на вахте, вы же знаете, какое это чудо в перьях, так что – лучше без него.
– Согласен, что лучше, но могли бы и мне об этом пораньше доложить, – выразил неудовольствие Северин. – Захватил бы с собой Василису, ты же знаешь, она умеет собираться по вызову пошустрее некоторых мужчин.
Оперативник только развел руками, мол, накладочка вышла, да и к чему прекрасную женщину по ночам тревожить с такими-то делами, тем более, супругу самого комиссара, хоть и служащую технического Управления, к которому относились криминалисты.
– Ладно, что теперь поделаешь… – махнул рукой Северин, но его перебил, порадовав, «доктор мертвецов».
– А фотографии я успел сделать, – похвастался он, демонстрируя комиссару серебристую компактную коробочку дорогого новейшего фотоаппарата. – Подарок ваш на пользу пошел…
Совсем недавно, на юбилей, Константину Роцкому, уважаемому в среде оперативников человеку, сбросившись всем Управлением, сыскари подарили больше похожий на дорогую игрушку, но, как оказалось, отлично функционирующий фотоаппарат, теперь примененный патологоанатомом к вящей пользе дела.
Выйдя из спальни, комиссар на несколько секунд замер в центре гостиной, обдумывая дальнейшие действия, а потом скомандовал:
– Так! Пусть Лапа заканчивает со свидетелем, потом доложит все мне, тогда, в зависимости от результатов, подумаю, стоит ли самому с официантом общаться, а мы – давайте двинемся дальше, в соседний номер, а потом – будем открывать и третий… кстати, Жора, а чем он-то тебя привлек?
– А там, если верить гостиничной регистрации, поселилась парочка, въехавшая вместе с одиноким покойником, – уже на ходу, почти в коридоре, пояснил оперативник, нисколько не заморачиваясь невольным оксюмороном. – Вот я и подумал… ну, а в итоге – на звонки и даже на стук не открывают, хотя при этом из обслуги никто не видел, чтобы они из номера выходили. Если что – извинимся, конечно, за вторжение, но уж лучше так, чем пребывать в неопределенности.
У выхода из лифтов, отлично просматривающемся из коридора, по-прежнему дежурили полицейские в форме, выставленные предусмотрительным Жорой, как щит от любопытных постояльцев, ведущих ночной образ жизни, и возможных репортеров, пока, похоже, не пронюхавших о происшествии. Возле дверей третьего подозрительного номера лениво о чем-то переговаривались коллеги из местного отделения, уже утомленные ночными беспокойствами, но сохраняющие привычно, равнодушное спокойствие не отвечающих за расследование случившегося сыщиков, у которых и собственных, текущих дел предостаточно.
Задержавшись на пороге, комиссар сперва лишь заглянул в номер «одинокого трупа» – практически идентичный только что покинутому, лишь выдержанный более в темно-зеленых и коричневых тонах, начиная с ковров на полу и завершая покрывалами на креслах, диванчиках, постели.
Высокий мужчина с искаженным от боли лицом, такой же высушенный непонятной, молниеносной болезнью, как и только что виденные трупы в соседнем номере, лежал примерно посередине гостиной, странно подогнув ноги, будто смерти застала его в момент движения, и он просто упал на пол, не успев сделать очередного шага. Вокруг его головы, странным нимбом, собрался венчик выпавших серебристо-серых, будто седых волос.
Комиссар шагнул поближе, стараясь вспомнить, мог ли он где-то видеть это лицо, искаженное судорогой боли, неузнаваемое, но тем не менее, чем-то знакомое – в каких-то старых, общих для всей полиции ориентировках, может быть, в телевизоре или просто на улице? Профессиональная память услужливо подсказала, что сыскная полиция не имела непосредственных дел с этим человеком.
– Карлос Мендоза, – подсказал из-за плеча Жора. – В регистрационной книге он так записался, документов мы при нем не нашли, а портье удостоверения личности спрашивает при случае, чтобы не напрягать только-только заезжающих постояльцев. Этот откуда-то из Южной Америки, то ли Парагвай, то ли Эквадор, прямо вылетело из головы…
– Разве вы его не узнали, комиссар? – раздался от порога чей-то негромкий, но властный голос.
Высокий, смуглый от природы и недавнего тропического загара, длинноволосый, с изобилием седины в чуть повлажневшей от ночной уличной прохлады шевелюре, одетый как-то странно для этого фешенебельного места в грубоватой выделки кожаные брюки, короткую куртку и плотный багрово-черный свитерок под горло, мужчина поигрывал старинной, антикварной тростью, будто нарочито демонстрируя полицейским набалдашник в виде львиной головы, профессионально приметливый комиссар разглядел на одном из пальцев незнакомца золотой перстень с камнем, почему-то развернутым внутрь, к ладони, а глаза незнакомца скрывали совершенно неуместные в помещении, да и в осеннем ночном городе тоже, круглые черные очки.
– Второе бюро? – кисло осведомился Северин, невольно напрягаясь.
Как и везде в грешном мире, полицейские-сыскари недолюбливали контрразведчиков, частенько чурающихся черновой работы и очень любящих приходить на готовенькое, признавая, правда, за своими коллегами и высокий профессионализм, и более тяжелые, политические аспекты работы. В этом смысле комиссар ничем не отличался от иных сотрудников Уголовного Департамента и сыскного Управления.
– Хотите забрать это дело себе? – вслед за начальником поинтересовался Жора, трудолюбие и умение работать у которого вовсе не граничило с фанатизмом, такое «гнилое дельце» с уже имеющейся тройкой покойников, убитых непонятным способом, оперативник с радостью спихнул бы на любого.
– Ну, что вы, комиссар, – улыбнулся от всей души Симон. – Куда там Второму бюро до меня, они, вообще, не будут вас тревожить во время расследования. Мы могли бы переговорить без ваших сотрудников, если, конечно, вас это не затруднит?
Северин еще разок оглядел незнакомца. На пронырливого репортера, чудом просочившегося через фактически три строгих кордона вокруг места происшествия он никак не походил, да и поведение… чересчур властное, хозяйское. Среди контрразведчиков Второго бюро комиссар такой личности не припоминал, хотя, кажется, знал всех тамошних, волей-неволей сотрудничающих с сыскным Управлением.
– А кто ты такой? – решился влезть «поперед батьки в пекло» Жора, принимая возможный огонь недовольства на себя. – Может, и документики какие есть? Или ты, так сказать, лицо неофициальное?
– Что такое официальное лицо или неофициальное? Все это зависит от того, с какой точки зрения смотреть на предмет, все это условно и зыбко, – Симон, прицепившись к последнему словечку оперативника, позволил себе процитировать классику, лишь исключив имена. – Сегодня я неофициальное лицо, а завтра, глядишь, официальное! А бывает и наоборот. И еще как бывает!
Кажется, комиссар понял агента Преисподней с полуслова, благодаря именно цитате. Впрочем, и Жора особо не рвался напролом, сразу же после заданного вопроса демонстрируя всем своим видом, что это была лишь разведка боем.
– Инспектор, погуляй пока в коридоре, – попросил Северин подчиненного, и оперативник, чуть нахмурившись для вида, с удовольствием выполнил это распоряжение, лезть в дрязги с параллельными структурами, которых в государстве функционировало не мало, Жора совсем не хотел, для таких случаев, считал он, и существует начальство.
– Ну, что же, Северин Михайлович, – сказал Симон после того, как оперативник покинул номер, плотно прикрыв за собой дверь, и тут же, чуть лукаво уточнил: – Или, может быть, просто Северин? Возраст делу не помеха, а молодая любящая жена отнюдь не изнуряет своими претензиями, а лишь добавляет энергии и возвращает изумительные ощущения внезапно возвратившейся юности, не так ли?
Продемонстрировав слегка растерявшемуся комиссару собственную осведомленность вкупе с доброжелательностью, агент перешел к делу:
– Меня зовут Симон, имени достаточно для общения, а прочее – должности, звания, титулы, поверьте, всего лишь мишура и попытка пустить пыль в глаза. Давайте присядем?
Агент первым расположился в кресле у небольшого журнального столика, точно такого же, как в соседнем номере, но здесь украшенного лишь массивной хрустальной пепельницей.
– Так вот, Северин, – продолжил Симон, указывая тростью в направлении лежащего на полу тела. – Это – Маркус. Или Ворон Маркус, как его иногда называют. Человек в определенных кругах очень известный. На мелких кражах и даже крупных ограблениях со стрельбой, убийствами и прочими безобразиями он никогда замечен не был, господин комиссар. Но… Маркус специализируется на убийствах политических. На столь же политических и крайне неприятных диверсиях государственного масштаба. Вот с таким человеком, пусть и после его смерти, вас сегодня свела судьба.
– И кого же такая важная птица, как этот Ворон, собиралась у нас убивать? – поинтересовался с легкой меланхолией в голосе комиссар. – Или взрывать? А может быть, отравить городской водопровод?
– Убить Маркус может… нет, уже мог… кого угодно, хоть члена Государственного совета, хоть Директора Департамента Безопасности или любого из наших крупных банкиров, промышленников, купцов, – в тон собеседнику усмехнулся Симон. – Но раз уж до этого не дошло, думаю, гадать сейчас не стоит.
– И все-таки – вы хотите забрать у нас это дело? – повторил вопрос своего помощника, с которого и начался этот странный разговор, Северин.
– Повторюсь, хоть и не люблю вторично указывать на очевидное – никто у вас это дело не отберет, – слегка поморщился Симон. – Более того, ни прокурорское, ни ваше начальство не будет ежечасно вмешиваться, требуя то доклада минут на сорок, то планов мероприятий на месяц вперед, то немедленного раскрытия.
– Значит, я буду работать только на вас? – резонно уточнил комиссар, такой порядок вещей ему тоже не очень понравился, пусть и полегче, чем при бдительном контроле со стороны «смежников» и руководства, но – куда ведет этот путь?
– Нет, нет и нет, уважаемый, – покачал головой агент Преисподней. – Работать вы будете исключительно и только на себя, собственный пятый отдел и сыскное Управление в целом. И по результатам дела все «цветы и шампанское» получит ваша служба. Моя роль будет более, чем скромной – простого консультанта, к мнению которого можно прислушаться, а можно и пропустить мимо ушей.
– Знаете, Симон, меня разбудили среди ночи, вытащили, как вы правильно заметили, из-под бока молодой жены, – недоверчиво покачал головой комиссар. – И вот уже битый час я толкусь в этом отеле, не очень понимая, как же убили трех человек, совсем не понимая, кому и зачем это было нужно, пытаясь увидеть хоть какие-то следы на месте преступления. И тут появляетесь вы, весь из себя таинственный, как граф Монте-Кристо, и даете мне карт-бланш на расследование, обещаете прикрыть и от собственного начальства, и от Второго бюро, в чьем ведении это дело, по сути, и должно быть. И при этом не ставите никаких условий и не интересуетесь никаким возможным вознаграждением. Так не бывает. Говорите уж сразу, без намеков, которые сейчас трудновато понять, что же вы хотите?
– Вы правильный человек, Северин, – с уважением заметил агент, откидываясь на спинку кресла и доставая из кармана куртки пачку местных сигарет. – Хотите курить? Или предпочитаете только трубку, как ваши литературные коллеги?
– Спасибо, – угощаясь, ответил комиссар. – Трубку курить надо дома, не торопясь, наслаждаясь процессом, лучше всего – в компании со стаканчиком хорошего коньяка или крепкого старого ликера, а не на бегу, среди трупов, свидетелей, очевидцев и прочих малопричастных к делу людей.
– Разумно и романтично, – согласился Симон, стряхивая первый пепел в играющий под лучами электрического света хрусталь пепельницы. – Постараюсь ответить вам столь же разумно, но, к сожалению, совсем не романтично. Я очень надеюсь, что ваш отдел, Северин, в ближайшие сутки-двое разыщет исполнителя убийства, ну, или непосредственно причастных к исполнению лиц. Разыщет, обоснует задержание, предоставит улики, показания свидетелей, короче, все то, что требуется следствию, оно же пойдет своим чередом, и дело будет передано в суд. Но все это меня не интересует, тем более, история будет, как обычно, долгая, с адвокатскими протестами, апелляциями на каждый чих, пересмотрами решений и квалификации дела и прочей волокитой. Меня интересует лишь заказчик, которого вы, если и вычислите чисто логически, привлечь к ответу никогда не сможете.
– А вы – сможете? – не сдержался комиссар, в душе признавая справедливость слов Симона.
– Я смогу не только привлечь, но и наказать, – серьезно заявил агент. – Как и почему? Давайте мы с вами будем придерживаться каждый своего уровня компетенции. И еще, комиссар, хочу сразу разъяснить вопрос, который вертится у вас на языке, но никак не может с него сорваться. Подробностями нашего разговора вы можете поделиться с подчиненными и близкими вам людьми безо всяких ограничений. Впрочем, думаю, вы и сами отлично сообразите, кому и какую порцию информации выдавать для пользы общего дела…
Загасив в пепельнице окурок, Симон одним движением поднялся из кресла, чуть задержался, как бы, приглашая Северина последовать за ним к выходу, а уже у самых дверей дал первый совет, исполняя свои обязанности консультанта:
– Для той же пользы… пошлите кого-нибудь из своих ребят в аэропорт – по-моему, Маркус прилетал в Ромашковый – пусть возьмут записи видеонаблюдения за залом прилетов, где-то часов с одиннадцати вечера и до половины первого. Мне кажется, там будут любопытные для вас кадры.
Агент Преисподней, резко распахнув дверь, шагнул в гостиничный коридор, мимолетно осматриваясь по сторонам. От лифтов к месту происшествия, не спеша, двигался прокурорский следователь в сопровождении своего помощника. Обязательного, казалось бы, при таких обстоятельствах скопления начальства – и полицейского, и прокурорского, и даже, как бывало всегда, городского – не было. «Молодец, бес, – подумал Симон. – Ловко устроил спокойную жизнь местным чинам. Впрочем, все это – в его же интересах, быстрее пойдет расследование…»
– А вы разве не останетесь? – поинтересовался комиссар уже в спину агента, кивая на до сих пор запертую дверь третьего номера, возле которой, по-прежнему скучая, дежурили оперативники теперь уже в компании с патологоанатомом.
– Для меня там нет ничего интересного, – откликнулся Симон. – А заниматься черновой работой, как вы поняли, я не буду. Ближе к вечеру, когда вы немного передохнете после ночной смены, и появятся первые интересные факты и версии, я обязательно навещу пятый отдел, так что – не прощаюсь, ждете меня все еще сегодня…
Сосредоточенно и задумчиво глядя в спину удаляющегося агента Преисподней, Северин сразу не заметил, как к нему подошел едва сдерживающий написанное у него на лице любопытство Жора Швец.
– Комиссар, там Савельев закончил допрос свидетеля, – сообщил оперативник, тоже поглядывая на приближающегося к лифтам Симона. – Интересуется, вы сами-то с официантом поговорить не желаете?
– Не желаю, Жора, не желаю, – задумчиво отреагировал комиссар, но тут же будто встряхнулся ото сна, взбодрился. – Значит, если Лапа свободен, отправь его в аэропорт Ромашки, пусть любыми правдами и неправдами изымет копию видеозаписи из зала прилетов с десяти вечера до двух часов ночи и вместе с записями приезжает сразу в Управление, у меня в кабинете вместе посмотрим. И вот что, Жора, давай-ка просто отложим все вопросы до конца мероприятий в отеле, я не собираюсь секретничать, но, кажется, здесь не самое подходящее место для болтовни.
Обрадованный тем обстоятельством, что его начальника не подменили, не загипнотизировали и не поставили «под подписку», оперативник широко улыбнулся, мол, конечно, потерплю, да что там я, все мы потерпим до возвращения в отдел.
– Теперь продолжим? – он кивнул на двери третьего, злополучного номера, до которого они так до си пор и не добрались.
– Мы продолжим, – кивнул Северин. – А ты, как отправишь Лапу, сгоняй-ка на улицу, там, на выезде из тупичка, стоят девчонки, наверное, приметил и сам? Так вот, поинтересуйся, кто из них что видел до, в момент, после убийства. Что-нибудь подозрительное, нестандартное. Может быть, отъезжали какие-то машины, кто-то проходил мимо со стороны отеля… ну, я тебя учить не буду, сам прекрасно знаешь, только удели побольше внимания не женским прелестям, а мелочам в воспоминаниях.

© Юрий Леж, 2012
Дата публикации: 06.07.2012 14:21:07
Просмотров: 2076

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 65 число 50: