Виктор Кривулин. Концерт по заявкам.
Олег Павловский
|
Форма: Эссе
Жанр: Литературная критика Объём: 5823 знаков с пробелами Раздел: "Концерт по заявкам" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
КОНЦЕРТ ПО ЗАЯВКАМ. ВИКТОР КРИВУЛИН __________________________________________________ «Что подчиняло музыке слова? Что обошла, что превзошла молва? Прохладно в городе моем прямоугольном. Прохладно в городе, где я любил вас – нет! Я не забыл, мы – были, нам не больно и дай нам Бог не видеться сто лет»… /О.П./ _______________________________________________________ * * * Виктор сидел в полутемном кафе на Садовой и пил брют. – Неплохое вино, – сказал он после того, как мы познакомились, – рекомендую. А кто бы возражал? Пару бутылок шампанского мог позволить себе в те времена даже студент. Поздняя осень в Ленинграде, мокрый снег с дождем, кофе и сухое игристое вино. – Стихи у тебя с собой? Покажите мне молодого «поэта», который не таскает повсюду свои рукописи в лучшем случае отпечатанные на дешевой «папиросной» бумаге – это, вроде как белка, но без колеса… . . . . . . . «...и зимнее утро стоит над окраиной. Над северным княжеством, городом, домом, Улиткой – скорлупкой, в которой живу…» – Да, не самое плохое вино – повторил он улыбаясь. А Вы заходите ко мне домой, я на Петроградской живу… Кто не бывал на Петроградской, не дружил с алкашами, не торговал шампиньонами на Сытном рынке в те дни, когда в карманах сквозняк, в голове ветер, а душа скачет над крышами, как гуттаперчевый мяч, что сможет сказать такой человек своим ненормальным внукам? В таком случае, откуда им знать, что асфальт приобретает к полудню тон раскаленного лимона, оставаясь в тени лилово-голубым, пахнущим клейким тополем и дождем, что в городе, где каждый переулок – история, а каждая история – переулок, или, в худшем случае, проходной двор, Петроградская – это его сердцевина и, если не сердце, то легкие полные горячего воздуха? / Бедный Краевский / О.П. Нет необходимости рассказывать, что я тоже жил на Петроградской стороне… . . . . . . . . . . . . . . На Кировском сорило листвой, и она кружилась, и падала, и, уносимая ветром, двигалась медленным маршем туда, где уже загорались первые костры, лихорадочно пламенел клен и в начале аллеи золотистых и бронзовых каштанов и лип стоял памятник «Стерегущему» и таял пелене горьковатого дыма... Проклятая осень – который год она кружится над «Стерегущим» и догорает как незаконченный роман... ...а над «Стерегущим» кружится осень и раньше, когда автобусы, сгрудившиеся у моста, были меньше и хуже, чем теперь, а жизнь была лучше, хлеб тяжелее, а жилось все-таки легче – осень также кружилась над «Стерегущим»... и позже, когда рушились идеалы, е г о идеалы, а «Стерегущий» стоял, но идеалы рушились и рушились, иногда с грохотом, а памятник стоял и стоит по сей день – просто памятник... и памятник рухнувшим идеалам, и надо всем этим кружится осень.... ...и кружилась, и падала листва, и тонула в воде – темной воде по вечернему теплого в октябре парка названного именем человека отдавшего себя борьбе за справедливость, а с несправедливостью возникшей в результате этой борьбы пришлось бороться уже совсем другим людям и с ними поступали уже совершенно несправедливо... ...странно, что парк был такой камерный, каменно-камерный канувший в воду густо-зеленого пруда; однажды весной пруд восстал над берегами и слился с рекой, и деревья стояли по пояс в воде, в которой плавало множество уток... и пруд, и река, и небо стали как бы одного, но сильного цвета, и губы сами выговаривали: – Голландия! Голландия... и вода, и небо так светились, что берег напротив словно бы таял в свете воды и неба, и фигура из бронзы или чего-то звонкого, как слово «маузер» тоже стояла в воде и к ней было не подойти, хотя и это было уже ни к чему... ...вода издавала такой звук, что вероятно голландский польдер во время подъема и спада воды никогда и не смог бы называться как-нибудь иначе, чем этот звук, звук стихийного бедствия или неожиданно нахлынувшего счастья; ...а когда еще не было этого ощущения прохладного серебристого эфира и жажды плыть в источающей леденящий жар, золотистой, ртутной, сфероидальной воде, а берег мягок и влажен – маленькая фея лет двадцати однажды оказалась на берегу и прятала в карманы пальто озябшие розовые руки... ...палитра отчаянно отдавала сумеркам последние желтые краски, и загорелось первое оранжевое окно... или это была не фея? Как знать! – Я думала, – вы профессионал... Никакой я не профессионал, но очень хотелось самому в это поверить... – Вы будете профессионалом, вы будете, – улыбнулась, ушла... и так оно и случилось. И теперь, когда над «Стерегущим» кружится осень, я про нее не забыл, помню... . . . . . . . _______________________________________________ Всего не перескажешь в одночасье. Потом Виктор как всегда зимой ездил в Москву. Там он показал мои еще ранние стихи своему другу С.Рассадину. После этого уже вполне серьезно предложил мне опубликовать их в «Северной почте». Все это, конечно, интересно, но не очень. Интересно, что именно в это время Виктор Борисович – тогда еще молодой человек и весьма известный адепт ленинградского поэтического постмодерна написал свои «Стихи на картах», теперь частично утраченные и строки из которых я просто привожу по памяти… «...есть и у целого Народа трудноскрываемый порыв к самоубийству – затворив ходы, и выходы и входы – дыхательная несвобода свое пространство сотворит! На карте, скатанной в рулон, когда материки шершавы, на ощупь ни одной державы не обнаружишь – только слом картона или же бумаги – разрыв проходит посреди какой-то – лучше не гляди! какой земли… пускай во мраке теряются ее зигзаги как неразгаданные знаки твоей же собственной судьбы…» __________________________ Виктор КРИВУЛИН . © Олег Павловский, 2012 Дата публикации: 13.02.2012 00:06:00 Просмотров: 3045 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|