Тавтология

Род. 1893, ум. 1965. Литературовед, поэт, переводчик. Преподавал в ИФЛИ (Московском институте истории, философии и литературы) (1929—37), ГИКе, возглавлял кафедру русской и всеобщей литературы Самаркандского университета (с 1953 г.). Опубликовал сборник стихотворений ("Стихотворения", 1922), научные работы о русской классике XIX в. ("Романы Достоевского", 1963; "Этюды о лирике Тютчева", 1971, и др.). Репрессирован.

ТАВТОЛОГИЯ — повторение одних и тех же слов, выражений и т. п. как, например, в былине о Соловье-разбойнике:

Под Черниговым силушки черным-черно,
Черным-черно, как черна ворона.

Тавтология — прием чрезвычайно употребительный в так наз. устном эпосе с его любовным выписыванием деталей и длительным задерживанием на последних внимания слушателей. Обилие тавтологии в произведениях народной словесности несомненно также связано с особым «певческим» характером их исполнения, при котором тавтологии служили для заполнения «музыкального» «времени». Такой ритмический характер носят порой тавтологии и в литературе. Это, напр., совершенно очевидно в известном стихотворении Бальмонта: «Я мечтою ловил уходящие тени», где соответственно расположенные тавтологии дают ритм восхождения. См., напр., строфу:

«Я мечтою ловил уходящие тени,
«Уходящие тени погасавшего дня.
«Я на башню всходил, и дрожали ступени,
«И дрожали ступени под ногой у меня».

Велико значение тавтологии для выявления и поддержания определенной эмоциональной настроенности. Так, тавтологиями пестрят молитвы, заклинания и т. п., где повторностью утверждается настойчивость моления, неизбежность ожидаемых результатов и т. д. В стих. Лермонтова «Благодарность» (1840), тавтологическое «за все, за все» первого стиха («За все, за все тебя благодарю я») сразу же определяет всю насыщенность этого

стиха. Действительно, сам по себе этот первый стих является только первой ступенью градации (см. это слово), ибо после него, постепенно наростая, расположены отдельные моменты страшной Лермонтовской «благодарности» богу «за тайные мучения страстей...», «за горечь слез...», «за месть врагов и клевету друзей...», «за жар души, растраченный в пустыне..». Но, несмотря на то, что указанный первый стих, будучи первой ступенью градации, должен быть по своему положению самым слабым ее членом, именно он сгущает в себе все остальные моменты градации, и к нему возвращается в конце концов последняя в завершающем ее стихе, где поэт благодарит бога:

За все, чем я обманут в жизни был.

Вот это-то значение первого, слабого члена градации, как основного, и раскрыто сразу же тавтологией «за все, за все», начинающей первый стих...

Отмеченное выше значение тавтологии в народной словесности для закрепления внимания слушателя на некоторых частностях описания, повествования и т. п., можно также обнаружить и в литературе. Гоголь, например, часто пользуется тавтологиями для того, чтобы нарочитой остановкой на какой-нибудь незначительной детали по контрасту вызвать ощущение комического в отношении к живописуемому. Вспомним хотя бы описание бекеши Ив. Ив. в «Повести о том, как поссорился Ив. Ив. с Ив. Ник.». «Славная бекеша у Ив. Ив... А какие смушки! Фу, ты пропасть, какие смушки...» или же тавтологическое: «Прекрасный человек Ив. Ив.», которым начинаются отдельные моменты характеристики Ив. Ив., причем для усиления тавтологий

в виде доказательства «прекрасности» Ив. Ив. следует то описание его дома, то любовь его к детям и т. п... Чисто звучальная сторона тавтологий дает основание пользоваться ими, как рифмами. В соответствии с указанием Валерия Брюсова (см. его «Опыты»), эти рифмы, в которых повторяется одно и то же слово, следует отличать от рифм омонимических (см. «Омоним». Примеры тавтологических рифм у Пушкина (приведены Брюсовым):

1) Вот на берег вышли гости,
Царь Салтан зовет их в гости.

2) Женка, что за сапоги...
Где ты видишь сапоги?