Кузькин отец Часть II главы II

Сергей Романюта

Форма: Роман
Жанр: Юмор и сатира
Объём: 43882 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Глава II

«Настоящая история человечества» (продолжение)

Долговременная осада крепости Троя не входила в планы Александра Македонского. А вот диких греков такая осада похоже что вполне устраивала. Они воевали только днем, вечером боевые, осадные действия прекращались до утра. Кроме того, греков невозможно было заставить идти на приступ в праздничные дни. В праздники они вообще бросали оружие и разбредались кто куда, а праздников у них было очень много, иногда по два-три в неделю.
Отношение к времени у диких греков было каким-то странным. Они не знали что такое неделя, месяц, год. Единственными мерами времени у них было положение солнца на небосводе, то есть: восход солнца – утро, солнце в зените – полдень, закат солнца – вечер. Такое отношение к времени было совершенно непонятно эдемийским военным хотя бы потому, что лишало диких греков возможности хоть что-то планировать на будущее.
Но похоже что такое времяпровождение им нравилось и вполне устраивало. Когда Аристотель попытался объяснить градацию времени их вождям, те просто не поняли о чем он говорит и отнеслись к сказанному Аристотелем с присущим им недоверием и высокомерностью.
Сами же, вместо того, чтобы в кратчайшие сроки окончательно разгромить агрессора и вернуться к мирному труду, готовы были годами оставаться под стенами этой крепости и делать вид, что каждый день её штурмуют.
Ответ этому нашелся очень скоро. Оказалось, что все они от своих городов и племен за участие в боевых действиях получают деньги. Кроме того, во время ведения войны, их семьи находятся на полном обеспечении тех городов и племен к которым принадлежат.
Без сомнения, такое отношение к защите своей Родины не могло не вызвать удивления и возмущения у Александра, Аристотеля, Леонида и его морских пехотинцев. Особенно возмущались морские пехотинцы, которые были выходцами из самых обычных, рабочих и фермерских семей. Они никак не могли понять а потому и возмущались, как это, не будучи профессиональными военными, вообще возможно защищать свою землю от врага за деньги?
Сами эдемийские морские пехотинцы, были профессиональными военными, но стали ими не из желания таким образом зарабатывать деньги.
Как упоминалось выше, после того как в Эдемию вернулись потомки тех, кто когда-то ее покинул – индейцы и устроили на ее землях беспорядки, было принято решение создать свою армию для того чтобы защищать Эдемию и мирный труд ее жителей от всевозможных проявлений дикости со стороны диких народов и племен.
Армия Эдемии была немногочисленной, зато профессиональной. Когда возникла необходимость в ее создании, Совет Равных единогласно проголосовал за создание армии Эдемии на профессиональной основе.
Поскольку земли Эдемии являлись и являются землями исключительно мирными, то нет необходимости содержать большую армию. Также нет смысла формировать ее на основе военного призыва. Этому есть две причины: первая – неэффективно отрывать трудоспособное население от мирного труда, и вторая – армия основанная на воинской повинности будет непрофессиональной, а значит ее боеспособность придется повышать за счет увеличения количества личного состава. А это, мало того что неэффективно, но и потребует в результате больших затрат, что для Эдемии неприемлемо. Эффективность и выгода, это одна из заповедей Эдемии!
Поэтому в Эдемии и была создана хоть и немногочисленная, но высокоэффективная, профессиональная армия.
Нахождение немногочисленного экспедиционного отряда эдемийской армии под командованием: Александра, Аристотеля и Леонида было обусловлено, прежде всего тем, что боеспособность армии необходимо постоянно повышать, а лучшего способа для этого, чем реальные боевые действия, не существует. Кроме того, Эдемия рассматривала все дикие земли в перспективе как зону своих интересов, поэтому нахождение своих вооруженных сил там считала необходимым.

***

Может быть это тайна, а может быть и нет, но дело в том, что поговорка: «Точность – вежливость королей», на самом деле была самым бесхитростно-наглым образом украдена недоцивилизованными и просто нецивилизованными то ли европейцами, то ли азиатами у эдемийцев. По настоящему она звучит как: «Точность – вежливость Эдемии», и лет ей побольше, чем сибирским мамонтам.
В заранее оговоренное время, с кошистско-эдемийской точностью, Гласс подъехал на такси к дому Фёдора. В том, что как и любой из граждан КОШЭ, Гласс тоже, точнее швейцарских часов, вернее будет сказать, что это швейцарские часы точные как Эдемия, и удивительного в этом ничего нет. Удивительно то, как умудрился быть точным водитель такси, если он даже не европеец, а житель дикой страны? Все-таки загадочная земля – Эдемия и КОШЭ расположенные на ней, ну и кошисты разумеется.
Но Гласс удивился не этому. Вернее будет сказать, Гласс не то чтобы удивился, он просто не понял, к чему такая торжественность, хотя по привычке и воспринял это как само собой разумеющееся. Дело в том, что у подъезда его встречали Федор и Валентина, вдвоём. Оно конечно понятно, гражданин КОШЭ – гость почетный и великая честь для тех, кто его принимает, но все равно, скромность, она в не меньшей мере, чем точность присуща гражданину КОШЭ. Приблизительно это промелькнуло в голове у Гласса, но долго об этом раздумывать было некогда. Такси остановилось, Гласс рассчитался с таксистом и поблагодарив его, вышел из автомобиля.
- Здравствуйте Гласс, - отбросив всякие дурацкие условности, в том то и дело что дурацкие, первой поздоровалась Валентина. Сделано это было не просто так, а ясно дело что с умыслом.
Если бы первым рот открыл Фёдор, то была бы высока вероятность, все задуманное Валентиной могло полететь не только в тартарары, но и еще куда подальше. Валентина была не то чтобы уверена, она просто знала, что её Фёдор где не надо, там герой героем, а где надо – тюфяк тюфяком, простофиля и вообще, как любой мужик, существо ни на что неспособное. Вообще то, ну если по-честному и до конца, именно в силу этих качеств Фёдор и был взят Валентиной в мужья, но он об этом разумеется не догадывался потому, что догадаться был не в силах.
- Гласс, - не давая раскрыть рта ни ему, ни Фёдору, продолжала Валентина. – Сегодня нас к себе Антонина пригласила. – Валентина врала честно и самоотверженно. – Она окрошку лучше меня готовит.
Вот говорят, что между женщинами никакой дружбы не бывает и быть не может. Такое могут сказать не иначе как мужики, только им эта ахинея может прийти в голову.
Каким же сильным должно быть желание помочь подруге в устройстве ее личного счастья, чтобы не моргнув глазом так бесстыдно наврать насчет окрошки? Разумеется, Валентина, как и любая другая женщина, была уверена, что лучше чем она, окрошку никто готовить не умеет, ну разве что мама, и то не всегда. Вот на какие жертвы способна женщина ради подруги, ради ее счастья, а вы говорите…
Глассу было в общем то безразлично, к кому из его новых знакомых идти сегодня в гости. Насчет того, кто именно будет готовить эту самую окрошку ему тоже было все равно, потому что он даже не пытался себе представить что это такое. Однако задание есть задание и если уж взялся выполнить его лучше всех, надо идти до конца, в смысле, идти домой к Антонине и есть эту самую окрошку.
- А Иван Степанович где? – поздоровавшись с Фёдором за руку, Валентине слегка кивнув, спросил Гласс.
- Папа с мамой на даче. – продолжала врать за двоих Валентина. – Ну, это дом в деревне такой, вот они сейчас там. Передавали вам привет.
- Спасибо. Я им тут подарки приготовил, и вам тоже.
- Делать тебе нечего, - наконец-то Фёдору удалось вставить в разговор слово.
- Действительно, - поддержала мужа Валентина. – Зачем, не надо. Впрочем, спасибо. Ладно, чего стоять, пошли. Антонина тут недалеко живет.
Протокольная часть встречи, если посмотреть на происходящее дипломатическими глазами и назвать все это на дипломатическом языке, была благополучно завершена. Следующая часть встречи хоть и была не менее ответственной, тем не менее вполне соответствовала пункту под названием «Разное».
Пусть и не очень высокий, но культурный и дипломатический гость и встречающая его хоть и некультурная, но гостеприимная сторона, отправились к Антонине.

***

Надо сказать, что Валентине стоило немалых трудов даже не убедить, а заставить Антонину стать гостеприимной хозяйкой. Нет, Антонина не была кощеем в юбке, в смысле злой и жадной, совсем наоборот, была она женщиной доброй, скромной и застенчивой, а потому несчастной в личной жизни, в смысле, одинокой. Всем известно, что для женщины одиночество и есть одно из самых главных несчастий в жизни. И недурна собой, да что там говорить, очень даже недурна, и Гласс это, кстати, заметил, хоть и вида не показал, и не старуха, в смысле по возрасту, а все одна и одна.
Опять же возраст, будь он неладен. Это мужику в общем-то наплевать сколько ему лет, если судить по паспорту. У мужиков возраст, если это конечно можно назвать возрастом, определяется по другим параметрам и к паспортным данным не имеет никакого отношения. Ну почему такая несправедливость на свете творится, а!? Почему все самое лучшее этим паразитам!? Мало того, они за это всю женскую жизнь и судьбу в сплошные муки превращают да еще некоторые и радуются, козлы.
Борьба за подругино счастье велась Валентиной довольно-таки давно и по большей части с самой подругой, Антониной. Так что Гласс попался, или попал под это совершенно случайно, никаких заранее выстроенных коварных планов в его отношении не было.
Дело в том, что Антонина страдала, и страдала не просто так, а из-за своей доброты и скромности. Познакомится с мужчиной, все честь по чести, а он воспользуется, попользуется и сбежит. Разумеется Антонина не была женщиной неразборчивой в знакомствах которой лишь бы…, а кто – неважно. Трудно судить не будучи лично с ней знакомым, почему так получалось. Вроде бы ну всё как у всех, и делает всё точно так, ну или почти точно так, как другие женщины, а в результате все одна и одна. А возраст, к сожалению, по мнению некоторых, но многих, является для женщины этакой визитной карточкой, вот и делайте выводы.
Антонина была замужем, но давно и неудачно. Когда ее сверстницам пришло время выходить замуж, большинство из них это и сделали. Антонина тоже вышла замуж, ну разве что с небольшим опозданием, но это мелочи. Вышла замуж, дочка родилась, живи да радуйся. Вот тут то ее благоверный, а вернее будет сказать неблаговерный и взбрыкнул. Поехал якобы в командировку и исчез, хорошо хоть озаботился, телеграмму прислал, мол, не ищи меня, и всё. Правда, и всё, осталась Антонина одна, с дочкой. Оно вроде бы ничего страшного, но это если для мужика, а не для женщины.
Почему женщины так отрицательно относятся к личному одиночеству я не знаю поскольку женщиной не являюсь. Да и вообще, мозг человека на понимание женщины не рассчитан. Спрашивать, сами понимаете, неудобно, а врать на эту тему и стыдно, и опасно. Стыдно потому, что действительно стыдно, и вообще противно, пусть даже в самой малой степени, но все равно, надсмехаться над одинокой женщиной. А опасно потому, что вдруг не угадаешь, тогда все, хана, везде найдут и покарают. Тогда придется селиться в тех местах, где женщины не живут, а они живут везде. Ну это так, к слову.
Годы идут, дочка растет. Если вспомнить школьные уроки то ли по химии, то ли по физике, все происходит как в сообщающихся сосудах. А там если из одного сосуда убывает, значит в другом прибывает. Это об Антонине с дочкой. Одна если еще не невеста, то уже совсем скоро, а вторая еще пока невеста, но сами понимаете… Процесс «переливания» идет, остановить его невозможно, да никто и не захочет этого делать. Оно конечно все это хорошо, но личное одиночество, чтоб ему… Вот такие вот дела.
И в один из дней подруга Антонины, Валентина, взялась за обустройство личного счастья подруги. Они не были лучшими подругами потому, что лучших подруг просто-напросто не бывает. Бывают подруги и не подруги, с друзьями такая же картина, а лучших и не лучших не бывает, ну просто не бывает и все тут. Это просто названия путают, а потом сами разобраться не могут и как следствие – выяснения отношений и нервотрепки.
Валентина в деле обустройства личного счастья, как своего, так и чьего-либо, не обладала ни большими познаниями, ни опытом. Она обладала темпераментом сорвавшегося с цепи паровоза, и хоть не знала, что со стороны это выглядит именно так, считала, что этого вполне достаточно и скорее всего была права. У самой то у нее с отсутствием личного одиночества было все хорошо. Трудно сказать, может благодаря своему темпераменту, а может просто «Фёдор» такой попался, причем попался с первого раза. Её семейную жизнь можно назвать счастливой, каковой она и является на самом деле. Деток двое, мальчик и девочка. Муж работящий, хоть иногда и выпивающий. Дом и в доме не хуже, чем у людей, чего еще надо для счастья?
Валентине же для счастья, полного и окончательного, надо было чтобы и у людей, ну хотя бы у тех, кто рядом, тоже было счастье. Ну не вписывалась Валентина в стройные ряды тех, кому чьё-то счастье поперек горла и хуже мышьяка. Вот такая вот Валентина, ненормальная что-ли… Потому и мучилась, хотя еще неизвестно, кто больше мучается: те, кто в «стройных рядах» или она, Валентина, которой счастье подруги, Антонины, не безразлично - неизвестно.
Почему так? Валентина – женщина небольшого роста и хрупкого телосложения, а характер такой что всемирный потоп остановить – запросто. А Фёдор, муж ее, здоровенный такой детинушка, если попросить, то рельсу легко бантиком завяжет, а сам по себе – тихий, спокойный и покорный. Разумеется все эти качества Фёдора Валентина не использовала во вред как ему, так и семье, и никому не позволяла использовать. Почему так получается, ведь наоборот должно же быть!? Однако было, есть и будет скорее всего так, как в случае с Фёдором и Валентиной. Вот на что ученым надо внимание обращать, а не бактериями через микроскоп любоваться!
Антонина, подобно Фёдору, тоже была тихой, спокойной и покорной. С одной стороны это хорошо, а с другой хуже некуда. В силу этих своих качеств, Антонина совершенно не умела пользоваться мощнейшим оружием, данным ей Природой, а именно, женскими чарами и набором атрибутов в виде той же женской хитрости и тому подобными премудростями, им присущим. Доподлинно известно, что женские руки сами по себе нежные и слабые, но попробуй из них вырваться. В большинстве случаев вырваться не получается, ну а те «счастливчики», которым это удалось, еще долго охают и ахают от оставленных этими слабыми и нежными руками «следов».
Антонина пользоваться то всем этим не то чтобы не умела, она не умела закреплять результат. В этом деле одной привлекательной внешности и доброго характера ой как недостаточно. В этом деле надо использовать всё, на полную катушку. Вот тогда приглянувшийся и попавшийся уж точно никуда не денется и никогда не поймет и не догадается, как это он так попался, а всю жизнь будет думать, что по собственной воле, на Фёдора посмотрите.
Перво-наперво Валентина принялась за воспитание подруги. Богатые люди говорят, что заработать деньги, по большей степени – ерунда. Гораздо сложнее их сохранить. Тоже самое и с мужиком, заманить то его не так уж и сложно, а вот удержать и удерживать рядом на протяжении годов и лет, ой как непросто.
Вот и Валентина сначала принялась втолковывать подруге тоже самое, только другими словами и приводя другие примеры:
- Это как две бумажки склеить, - объясняла Валентина. – Сначала надо попридерживать потому, что если отпустить, то расползутся, бумажки то. А когда чуть-чуть поприсохнет, отпускай, тогда уже никуда друг от друга не денутся.
А что, верно подметила Валентина. Не знаю как с деньгами и книгами, но в отношениях между мужчиной и женщиной один в один как с бумажками измазанными клеем. Сложил две бумажки, подержал немного, подождал пока клей засохнет, а потом не разлепишь. А если что, не дай Бог конечно, то придется только рвать, и рвать по живому, а это больно.
- Опять же стерпится-слюбится, - продолжала Валентина. – Тоже не подходит. Это как одну бумажку клеем плохо намазать или не намазать вообще, все равно рано или поздно отвалится. Ошибаться в этом деле нельзя, сама знаешь, испытала уже. Лучше подождать, а тот, который твой, ты сразу почувствуешь, хоть сначала может показаться, что не он. Не верь глазам подруга, сердцу верь. На глазах и очки бывают, сердцу очки без надобности.
Вот пишу вроде бы за Валентину и тем не менее удивляюсь ей. Откуда у этого маленького Фёдорова командира такое отношение взялось? Ведь она Антонине про Фёдора пересказывала, не иначе, потому, что придумать на голом месте такое невозможно. Вот вам и практика, вот вам и опыт и опыт ли это?
Не сказать, чтобы Антонина оказалась способной ученицей, скорее всего так, на тройку с плюсом или четверку с минусом. Но тем не менее благодаря заботам Валентины, доброму и жаждущему любви сердцу Антонины пришлось немного потесниться и уступить место, даже не знаю как это назвать, слово расчетливость не подходит. Скорее всего другое, благодаря Валентине, Антонина сняла с своего доброго сердца большие розовые очки которым там вообще не место.
Раньше Антонина считала, что если она со всей душой, то и к ней соответственно. Оказывается, что не так всё это, вернее не всегда и далеко не всегда так. Разумеется она слышала от других женщин иногда слезливые, а иногда громоподобные утверждения, что мол мужикам только одного и надо.
Вообще то, если присмотреться, то в большинстве случаев так оно и есть. Просто раньше Антонина, повторюсь, думала, что если она так, то и к ней также. Теперь же, опять же благодаря Валентине, она стала это замечать и как результат, количество претендентов на сердце, а вернее будет сказать на совсем другое, было сведено практически к нулю. Правдой будет, что и до этого их было немного, а вернее мало, но всё-таки. И еще, теперь, да и тогда тоже, Антонина никак не могла понять похоронно-истеричные мнения подруг и не подруг насчет мужиков-козлов. Она и раньше считала, к чему ныть если сама допустила такое, а теперь уж тем более. Правда мнения своего не высказывала, оставаясь для окружающих всё такой же, слегка восторженной дурочкой. Но это было снаружи, внутри теперь было всё совсем по другому.
Внутренние изменения в Антонине произошли, а вот внешних не было какими, как была одна, так и продолжала быть. Иногда на Антонину накатывало отчаяние, но, Валентина с ее «воспитанием» здесь не причем, принцип перехода количества в качество для нее был неприемлем.

***

Вот тут то и появился Гласс, незнамо откуда. Может быть это судьба, если конечно она бывает вообще, но случилось прямо как в кино или в книжке. В жизни так не бывает, а может как раз наоборот, только в жизни так и бывает.
Валентина с детьми и с Фёдором конечно, уехали на дачу, к родителям. У Фёдора был отпуск, а у Валентины отгулы накопились, вот и решили, чего в городе пылью дышать, лучше уж на природе. Собрались и поехали. А через пару дней, уж неизвестно каким образом, Фёдора «вычислили», с работы, что-то там надо было сделать, срочно, он и поехал в город. То что надо было сделать на работе, он сделал за пару дней, а еще через день у Валентины отгулы должны были закончиться, поэтому он и решил на дачу не возвращаться, наверное посчитал что и от семьи иногда отдохнуть не вредно.
Поскольку марки Фёдор не коллекционировал, то вид отдыха, тем более от семьи, а такое нечасто бывает, сомнений в своей однозначности у него не вызывал. Что было дальше - известно, но дело не в этом. Дело в том, КАК! угораздило Фёдора предложить быть третьим именно Глассу, а того, в свою очередь, угораздило на это согласиться!?
Валентина, ну когда Фёдор попытался напоить Гласса квасом и прочей газировкой и рассказал ей об этом, быстро смекнула что это шанс, для Антонины шанс. То, что Гласс – иностранец, Валентину нисколечко не смутило, она вообще не обратила на это никакого внимания. Главным для нее было то, что появился мужчина, и судя по рассказу Фёдора, которому в редких случаях все-таки верить можно, мужчина не из их, рабочей жизни, а из другой, какой, она тогда не знала.
План зародился, созрел и начал реализовываться моментально, темперамент, что поделаешь. Для того, чтобы всё выглядело максимально невинно и не давало ни малейшего намека на что-либо этакое, Валентина пригласила своих родителей. Родители с удовольствием приняли приглашение. Дело не в том, что они редко бывали в гостях у дочери, как раз наоборот, просто уж очень захотелось Ивану Степановичу на живого иностранца посмотреть да и поговорить тоже. Кстати, Глассу Иван Степанович очень понравился, и Гласс Ивану Степановичу тоже.
Следующий шаг был для Валентины, можно сказать, самым трудным – убедить Антонину тоже прийти к ним в гости. Валентина рассказала ей, ну что знала конечно, о Глассе, и о том что он приглашен в гости и ей, Антонине, тоже надлежит быть, глядишь и получится что. Первым делом, что сделала Антонина, так это испугалась и испугалась сильно, поэтому больше ничего дальше делать не могла, кроме как отказываться. Валентина (помните про паровоз с цепью?), нашла самый легкий и самый эффективный выход из казалось бы безнадежной ситуации. Она просто-напросто приказала Антонине прийти к ней в гости такого-то числа, к такому-то времени, и все! Что удивительно, и неудивительно одновременно, Антонина подчинилась.
На самом деле Антонина испугалась не Гласса как такового, как мужчину, она испугалась того, что он иностранец. Правда, выслушав приказ и немного успокоившись, Антонина поступила очень мудро, даже не по-женски мудро, а именно, плюнула на это самое иностранство, какая разница?

***

Антонина встретила гостей в самом ослепительном блеске себя и накрытого ею стола. Поздоровались, всё честь по чести, и началась вторая серия протокольной части встречи, но продолжалось это недолго.
Гласс вручил подарки. Подарки понравились, но понравились как бы вообще, а не то чтобы очень. Единственное, всем понравилась и очень понравилась ковбойская шляпа, Ивану Степановичу предназначенная.
Валентина, так та вообще была в восторге. Она одела шляпу и стала очень даже похожа на своего отца. Валентина и в правду была похожа на отца, но сейчас, по мнению Гласса, она была похожа на него такого, каким Гласс его видел и себе представлял. Так что шляпа оказалась подарком подарков, а все остальное так, не более чем знаки внимания.
Гласс заметил, что, то, на что он рассчитывал, на культурность и цивилизованность происхождения подарков, никто внимания то и не обратил. Он, покупая всё это, был уверен и считал, что такого у них здесь нет и быть не может, а потому все будут рады в первую очередь не самим подаркам как таковым, а тому, что подарки эти сделаны там, в культурной и цивилизованной стране. На самом деле оказалось, что культурное и цивилизованное происхождение подарков никакого значения и не имеет.
Да и сами подарки выглядели так, Гласс только сейчас это понял, как будто бы он действительно приехал к дикарям листьями и ветками срам прикрывающим, чтобы осчастливить, а дорогого гостя на лимузине встретили.
Не поверите, но ему стало стыдно. Стыдно за то, что возомнил себя этаким благодетелем и почти волшебником, которым оказалось что вовсе и не является.
Правда вида никто, разумеется, не подал, всё происходило в строгом соответствии канонам, предназначенным для протокольной части, но осадок, неприятный осадок у Гласса все-таки остался и он пообещал себе, что больше не будет относится к своим новым знакомым свысока, даже в мыслях.
От этого, данного самому себе обещания, неприятный осадок сразу же куда-то исчез и на душе у Гласса воцарились хорошее настроение и ощущение того, что он на самом деле ни в какой не в дикой стране и не в ихнем диком доме, а у себя дома, среди таких же как и он сам.

***

Еще до знакомства с Глассом, во время одного из, то ли сеанса, то ли урока по перевоспитанию, Валентина говорила своей подруге:
- Мужик – существо дикое и примитивное. Он так устроен, что воспринимает не только женщину, но и все окружающее, исключительно через желудок. Именно поэтому он так трудно поддается одомашниванию. Если в первые пятнадцать минут из-за стола не сбежал, значит он твой, а дальше только держать надо. Корми его как следует, ну чтобы вкусно, иногда даже выпить позволяй, но не часто и немного, а то разбалуется, и тогда он никуда от тебя не денется. Это главное и основное правило. Если не обратишь на это внимания, значит другая внимание обратит, и не сомневайся, уведет мужика твоего, как пить дать уведет. Мужик, он желудком думает, потому и думать не умеет. Желудок его по жизни и водит. Так что не забывай об этом. Ну и постель конечно. Это ему тоже завсегда подавай, хоть и не так часто, как попить-поесть.
Обидно конечно, что Валентина так о мужчинах думает. Получается, что однобокие мы какие-то, так что-ли. Хотя с другой стороны, ну если посмотреть повнимательнее, то можно увидеть, что мужиков, которые своими желудками думают вокруг полным полно, чуть ли не большинство. Бывает еще тридцати нет, а он уже столько себе туда понадумал, что издалека видно. Некоторые даже говорят насчет живота, мол это не живот совсем, а это мозгов столько. Вот только если мозги в животе, тогда в голове что? А может быть, ну если сравнить с домом, живот, это комнаты в которых люди живут, в нашем случае мозги с мыслями, а голова, это чердак (кстати, некоторые мужики голову как раз чердаком и называют, правда неизвестно чью: свою или чью-то), а на чердаке, как и положено, хлам всякий и старые вещи хранятся, в общем ничего путнего. Странно как то получается. Ну да ладно. А с другой стороны, покажите мне хоть одного мужика и не мужика тоже, которым все равно чем «мозги запитать» ну или просто покушать: перловой кашей на воде и без масла или хорошо прожаренным куском мяса с картошкой и огурчиками? Говорю же, что странно всё это.
Неизвестно как насчет других сеансов и уроков, но похоже, что насчёт попить-поесть Антонина урок усвоила не меньше чем на пять с плюсом. На пять с плюсом потому, что накрытый стол был выше всяких похвал, да и похвал таких в природе не существовует.
«Странные все-таки они какие-то,» - увидев щедро накрытый стол подумал Гласс. – «Приглашают на одно, а на самом деле получается другое. Фёдор, так вообще, пригласил газированные напитки попробовать, а устроил роскошный обед. У нас ведь как принято,» - Гласс невольно вспомнил обычаи и традиции своей культурной страны. – «Пригласили тебя, к примеру, на ту же газировку, значит и будет только газировка и то, не больше двух стаканов. У нас, главное то, что пригласили, а не то, чем угощать будут. Главное чтобы приличия были соблюдены, вот и жена любит соблюдать эти приличия. А на самом же деле - пустое кривляние и не более того. А у них по другому. У них получается, что и то, что пригласили – главное и то, чем угощают – тоже. Никак не могу понять, почему у них так? Вот сегодня, пригласили на окрошку. А какая она, эта окрошка?» - Гласс и правда не знал как эта самая окрошка даже выглядит. – «Не может же быть такого, чтобы одно блюдо имело столько форм и видов приготовления! Все-таки непонятные они какие-то.»
А дальше комментарий, ну почти как в популярном фильме: «Гласс Собер тогда ещё не знал, что никакие они не непонятные. Они самые обыкновенные, добрые и гостеприимные. Просто гостеприимство у них такое, необузданное, не иначе как дикое».

***

Когда с подарками было покончено, в смысле, подарки были вручены и получены, осмотрены, слова благодарности были сказаны и в ответ получены не менее вежливые, правда ничего не значащие слова, Антонина пригласила гостей к столу.
Стол на самом деле был выше всяких похвал и все это заметили и оценили, правда сделали это каждый по своему.
Валентина, ясно дело, порадовалась за подругу, но сделала это строго в рамках проведенных с нею воспитательных мероприятий. А так, если чисто по-женски, то за доли секунды стол, «поляна», дастархан, называй как хочешь, был осмотрен. Вернее будет сказать, что не то чтобы осмотрен по принципу: сначала ближние предметы, и пошел, слева направо, по часовой стрелке. Стол был как бы сфотографирован и сервированная на нем картина была воспринята Валентиной как единое целое. Мельчайшие промахи и недочеты Антонины были определены, классифицированы и помещены в память, в самый дальний ее угол, так, на всякий случай.
Даже самый забубенный ресторатор не смог бы рассмотреть и отыскать недочеты так, как это сделала Валентина, моментально и безошибочно. Ничего удивительного, ресторатора того этому учили, долго и нудно, двойки с тройками, чтобы не ленился, ставили, вот он и научился.
Валентину, как и любую другую женщину, этому никто и никогда не учил, и отметки им за это получать не положено. Это часть их самих, ну как у мужика известно что. Вот если бы у мужика этого не было бы, то был бы он кем-то другим, так то. Тоже самое и с женщиной, если умеет быстро и безошибочно оценить по всем параметрам накрытый стол, и не только стол, а всё и вообще, значит женщина, а если не умеет, не хочет или наплевать ей на это, значит перед вами не женщина, а неизвестной породы неизвестно кто.
Гласс воспринял сервированное волшебство по своему. Правда «культурность» и «цивилизованность» на этот раз помалкивали, сидели себе тихо и не вякали. Единственное, что подметил Гласс, так это то, что посуда была никакая не шикарная, а совсем наоборот, самая обыкновенная. Правда, чего греха таить, у Гласса, у самого, дома ни китайский, ни саксонский фарфор не водились, так что зря он привередничал. А он вовсе и не привередничал, потому что на посуде было такое, что аж дух захватывало!
С Фёдором ещё проще. Он классифицировал стол, вернее то, что на нем по двум параметрам – съедобное или несъедобное, прочие выкрутасы ему были ни к чему. Не сказать что Валентина каждый день устраивала для Фёдора нечто подобное, а значит избаловала мужика своего, вот он равнодушный такой потому что привык. Сказано же, самое главное - чтобы съедобно было, а все остальное по большому счету – мелочи. Даже вкусно-невкусно особого значения для Фёдора не имело и не потому, что он был таким неразборчивым. Неразборчивых в еде мужиков как раз не бывает и Фёдор не исключение.
Тут посерьезнее дела.
Когда то, что на столе совершенно, и окончательно невкусно, а такое реже, чем солнце зеленого цвета бывает. Неспособны женщины на то чтобы невкусно готовить! Повторюсь, если приготовленное женщиной невкусно и есть это ну просто невозможно, значит приготовлено не женщиной а неизвестно кем, вас обманули. Ну и, тоже немаловажно, заявить во всеуслышание, что мол невкусно, это тоже самое для заявителя, что самолично из под себя табуретку выбить или самого себя расстрелять. Так что, на всякий случай советую, в случае чего, поосторожнее…
Вот что моментально, подобно Валентине, «сфотографировал», определил и классифицировал Федор, так это то, что «она, родимая» на столе присутствует, а значит стол и то, что на столе, вполне соответствует его взглядам на жизнь.
Валентина, не дождавшись от Антонины якобы просьбы: «Валя, пойдем поможешь…» и сама не предложив, мол, пойдем, помогу тебе, и даже не махнув на мужиков рукой, утащила Антонину на кухню. Понятно дело, надо еще раз оценить общее состояние подруги и в частности ее готовность к борьбе за свое счастье, которое всегда в контрах с одиночеством, ну и дать, так сказать, последние наставления и рекомендации.
Это мужикам просто, на то они и мужики. Они как застолье воспринимают? «Мозги» набить, в смысле попить-поесть, ну, возможно песни попеть, а то и поскандалить. Женщины относятся к застолью совсем по другому, оно, застолье, им другую службу служит, и надо сказать, верно служит.
- Ну как тебе? – спросил Фёдор усаживаясь за стол.
- Хорошо, очень хорошо. – Гласс уселся напротив Фёдора. Не сказать чтобы он был голоден, позавтракал всё же, но глядя на все это великолепие понял, что оказывается не ел как минимум неделю. – Вот только непонятно, Фёдор. Почему на столе всего так много и всё сразу стоит?
- А у вас, что, не так?
- Нет. У нас, если пригласили на обед, то блюда подают по очереди, а так чтобы всё сразу, такого нет.
- Ну ты загнул! Где ты видишь всё!? Нам тоже еще ничего не подавали, это так, для разминки.
- А зачем разминка? – Гласс продолжал ничего не понимать. Ведь если хотя бы треть того, что сейчас стояло на столе съесть, то никаких блюд больше не понадобится, некуда будет.
- Как тебе сказать, - Федор сначала было задумался, но опомнился и разлил водку по рюмкам. – Давай по одной, за встречу, а после объясню.
- Давай. – они чокнулись и выпили.
А вот с закуской возникли проблемы. Слишком много ее было на столе и разной, так что глаза от такого изобилия разбегались в разные стороны и были один с другим несогласными в плане, чего бы на вилку подцепить. Поэтому Гласс и Федор, как сговорившись, не закусили, жалко было красоту такую нарушать.
- Тут ведь какое дело, - принялся объяснять Федор. – Тут ведь всякие неожиданности учитывать надо. А вдруг еще кто в гости решит заглянуть, а на столе пусто или хуже того, на всех не хватит. Понимаешь?
- Не понимаю. – честно признался Гласс.
- Не знаю как там у вас, а у нас гостям всегда рады, с приглашениями, без приглашений, неважно. Ну и как хозяйка гостям, да и не только гостям, в глаза смотреть будет если на столе пусто? Нехорошо это и стыдно. Понимаешь?
- Не понимаю. – Гласс продолжал упорствовать, правда делал это искренне потому, что на самом деле ничего не понимал. – А что, у вас разве ходят в гости без приглашения?
- По всякому бывает. Бывает что и без приглашения. Ты сам посуди, пришел тебе человек в гости, от чистого сердца пришел, а ты его на порог не пустишь что ли? Ну и что, что без приглашения! Главное, что пришел, уважение к тебе проявил. А раз уж пришел, то встретить надо как полагается, напоить, накормить, а как же!
- Кажется немного понимаю. – на самом деле Гласс понял, вернее начал понимать другое. – «Какие же они дикари, если так друг к другу относятся? Получается что мы дикари, а не они. Это мы только по приглашению и то, только для того, чтобы гость был допущен в твой дом, и тем счастлив был. А чтобы от души, как у них, любому рады, такого нет, а жаль, ведь так оно лучше и проще».
Возможно Гласс и не заметил этого, а возможно просто происходящее с ним еще не достигло критической массы, но совершенно точно, после встречи с Фёдором он ни с того, ни с сего, стал раскультуриваться и расцивилизовываться и превращаться в самого обыкновенного дикаря. Хорошо хоть начальство тоже не заметило, а то, чего доброго, с работы бы уволило и отправило на родину, по новой окультуриваться и оцивилизовываться. Не переживай Гласс, лиха беда начало, у тебя все еще впереди.
- Опять же, - Фёдор разлил по второй, чего время тянуть, этих баб не дождешься. – Поехали! Откуда хозяйка может знать, чего я захочу сейчас, а чего через минуту? Логично?
- Логично. – согласился Гласс.
- Ну вот. Что ей, каждый раз на кухню бегать? А так все перед тобой, бери что хочешь.

***

- Ну ты посмотри на него! – мужчины за разговором не заметили как в комнату вошли Валентина с Антониной. – На минуту нельзя оставить. Отвернулась, а он уже наливает, - на самом деле Валентина не ругала Фёдора, это она мастер-класс Антонине демонстрировала. – И выпивает. Хоть бы закусывал что ли.
- Жалко такую красоту нарушать. – честно признался Гласс. – Не ругайте нас пожалуйста.
Сказанное Глассом было сказано совершенно искренне и откровенно, а не как комплимент какой-нибудь там. Но в том то и дело, что своим не комплиментом Гласс в мгновение ока «свалил» Антонину. Она и вправду, чуть не упала от услышанного потому, что ноги внезапно отказались ей служить, задрожали и начали подкашиваться. Но уроки Валентины не прошли даром и ногам было приказано стоять там, где стояли и не выпендриваться. Но это происходило незаметно для всех, а для всех заметным было лишь то, что щеки Антонины слегка зарумянились. Правда неопытный наблюдатель мог определить это, как всего лишь знак благодарности за комплимент, пусть и невольный. Но Валентину на такой ерунде провести было невозможно, она сразу определила что к чему и более того, осталась довольна подругой и воспитанницей.
Валентина посмотрела на подругу не менее как взглядом атаманши-разбойницы, ограбившей казну царя-батюшки. Это одновременно означало и: «Молодец Тонька! Но не растекайся, пусть он растекается!», и: «Смотри как я со своим! Смотри и учись!», а может быть и то и другое одновременно.
Фёдор же к обвинению себя в пьянстве отнесся совершенно спокойно, он в ответ даже ничего не сказал и уж тем более не стал качать права, превращая приятную встречу в некрасивый и неприятный скандал. Ведь скандалят только дураки, те, кто обманывать не умеет, а Фёдор обманывать умел.
Когда Валентина начинала в очередной, незнамо какой по счету раз, воспитывать Фёдора или же просто ругать за что-то, он, как человек хитрый и хитрый до такой степени, что нисколечко не видно, в основном молча, соглашался с супругой и, как правило, воспитательный процесс на этом и заканчивался. Здесь Фёдор хитрил без особых премудростей. Он был убежден и уверен, что женщину пряниками не корми, дай жизни поучить, побалаболить впустую, а значит покрасоваться, себя показать. Вот Фёдор, получается что таким жестоким и бесчеловечным образом, лишал свою жену удовольствия. Что удивительно, такой сценарий воспитания Фёдора, а проще говоря, такой сценарий семейных скандалов, обоих вполне устраивал. Фёдор и Валентина любили друг друга, жили в согласии и были счастливы.
Женщины тоже уселись за стол и застолье со всеми застольными таинствами присущими как женской, так и мужской сторонам, началось. Началось оно опять с протокольной части, на сегодняшний день уже третьей по счету.
Не знаю как там с этим обстоит дело у народа культурного и цивилизованного, а у народа дикого это дело обстоит именно вот как.
Эта часть протокольной части началась, так сказать, с книксетов и реверансов только в застольном исполнении. Присутствующие принялись уважать и оказывать знаки внимания друг другу, а проще сказать, начали спрашивать и предлагать то, чем закусить ну и поесть разумеется. Спрашивали, выслушивали, в основном соглашались, а затем протягивали свои тарелки или накладывали в протянутые.
Разумеется роль вино- и водкочерпия на себя взял Федор. Женщинам по их женскому статусу не положено, а Гласс, Гласс на эту должность не подходит. Не подходит не потому, что гость, Фёдор тоже гость, а потому, что гость иностранный и не знает, что и как надо правильно делать, напутает ещё.
Если по правде, то, за что или за кого пьется первый тост – не помню, давненько в застольях не участвовал. Пусть будет: «За встречу!» или «Со свиданицем!», кому как больше нравится. Второй тост – «За родителей!» - святое дело. Ну а третий тост, он много вариантов имеет. Его пьют за тех, кого нет рядом, а некоторых уже никогда не будет, за тех, кто в море, за тех, кто на БЗ (Что такое БЗ я толком не знаю, боевое задание наверное. Это у летчиков третий тост так звучит), ну и тому подобное.
Присутствующие, ну разве что за исключением Гласса, жили обыкновенной жизнью рабочего человека с заводами, станками и бухгалтериями, а за них третий тост пить как-то непринято. В третьем тосте обязательно должно быть нечто такое, романтическое, а заводы с бухгалтериями, они рядом, на них каждый день любуешься. Тогда мне интересно, а почему тогда моряки с летчиками получается, что сами за себя третий тост пьют? Для них же море широкое и небо бескрайнее, точь в точь такая же повседневность, как для Федора и Антонины с Валентиной завод с бухгалтерией. Если уж третий тост – исключительно романтика, тогда летчики с моряками как раз и должны третий тост за бухгалтеров и заводчан пить. Однако не пьют, эгоисты. За кого третий тост пьют дипломаты - неизвестно. Наши может быть за кого-то и пьют, а вот кошистские – трудно сказать, скорее всего ни за кого. Если бы пили, то Гласс скорее всего сказал бы, за кого следует выпить.
Протокольная часть в виде первых трех тостов сопровождалась тарелочными реверансами, видать так полагается. А вот на четвертом тосте, вернее рюмке или бокале с протокольной частью было покончено, как отрезало, и застолье вернулось на круги своя, вернее перешло в категорию «Разное».
К моменту «по четвертой», присутствующие не то чтобы захмелели, с такой закуской захмелеть – умудриться надо. Они просто-напросто освоились за столом. В том случае, если присутствуют люди доселе незнакомые, то к моменту «по четвертой», собравшиеся не то чтобы успевают все перезнакомиться, да и необязательно это. Они успевают присмотреться друг к другу и для себя решить, кто и чего стоит. А после этого можно и слегка и расслабиться. В гостях у Антонины незнакомых друг другу не было, поэтому процесс приглядывания и принюхивания остался невостребованным, гости просто расслабились. Протокольная часть была благополучно преодолена и напряжение от неё спало, так что можно начинать заниматься тем за чем, собственно говоря, и собрались – отдыхать.

***

А хорошо бы было, если бы в разведчиках и дипломатах только женщины служили. Вот тогда бы да, вот тогда бы всё разведали, выведали, выяснили и со всеми договорились. Причем тогда одна из договаривающихся сторон, надеюсь понятно какая, даже и не догадалась бы, как ловко её обвели вокруг пальца и надули. Правда есть одно но, женщины в разведчиках и в дипломатах должны быть только у одного государства, ясно дело у какого, а у всех остальных как обычно, мужики. Тогда эффект будет сногсшибательный. А вот если везде одни женщины будут, тогда даже не знаю что: или мир во всем мире на веки вечные, или война похуже ядерной, правда невидимая, тайная, шипящая.
«У меня зазвонил телефон. Кто говорит? Слон! Что вам надо?», ну и так далее. Помните такое?
У Антонины зазвонил телефон:
- Алло, слушаю. Кто говорит? – это Антонина.
- Соседи Валентины и Фёдора. Они у вас? – это соседи, ну или якобы соседи.
- Да, у меня. Что вам надо? – это опять Антонина.
- Скажите им пусть срочно идут домой. Они кран в ванной забыли закрыть и теперь нас заливает. – а это опять якобы соседи.
Валентина, услышав все это, подскочила как по боевой тревоге. Если бы они поменялись комплекциями, то есть, Валентина стала бы такой как Фёдор, а Фёдор стал таким как Валентина, то она ему даже слова не сказала бы а просто взяла бы его подмышку и поспешила домой. А так:
- Пошли скорее, что сидишь?! Ты почему кран в ванной не закрыл? Теперь вот соседей заливает.
- Какой кран!? Я ванной утром то и был, когда умывался. – здесь Федор маху дал, права качать начал.
- Говорю пошли! Тебе лишь бы водку пить! Кран закроем, приберемся быстренько и вернемся. – настойчиво успокоила Валентина.
Перспектива вернуться на Федора подействовала и он последовал за Валентиной, обуваться, ну а дальше, домой.
Вот спрашивается, за каким права качал, если все по Валентининому вышло!? Ничего не поделаешь, и в работе хорошо отлаженного механизма сбои случаются.
Даже не знаю, Антонина и Гласс догадались или нет? Вот я скорее всего догадался бы, тем более что произошло это перед четвертой. Перед четырнадцатой, точно бы не догадался, а вызвался бы и настоял чтобы пойти и помочь. Ясно дело, что Антонина с Глассом от меня мало чем отличаются, и чужие неприятности им не безразличны. Но в том то и дело, что момент был выбран архимудро и архиудачно, после третьей и перед четвертой. Оно как, вроде бы только-только, в смысле, расслабился и начал получать удовольствие и тут на тебе – надо идти, собирать и вытирать воду. В этот момент и в такой обстановке «человек человеку – друг, товарищ и брат» бывает что на втором месте находится, а на первом обыкновенный человеческий эгоизм а скорее всего – обыкновенная лень. На том расчет и строился.
Надеюсь догадались, что все это было подстроено специально, Валентиной разумеется, и что никакая вода ни из каких кранов не течёт и никого не заливает. Просто-напросто Валентина решила оставить Антонину и Гласса вдвоем, без третьего и четвертой лишних, вот и придумала такой вот способ. Да, разумеется Антонина об этом ничего не знала и даже не догадывалась. Это как бы сюрприз такой, от подруги.

© Сергей Романюта, 2015
Дата публикации: 22.04.2015 17:38:08
Просмотров: 1840

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.