Дыхание Красного Дракона. Часть 2 гл. 6
Сергей Вершинин
Форма: Роман
Жанр: Историческая проза Объём: 14089 знаков с пробелами Раздел: "Тетралогия "Степной рубеж" Кн.III." Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
Возле храма кем-то заботливо был выложен очаг из дикого камня. Очистив его от нанесенного ветром песка и разведя огонь, девушки вскипятили воду Аягуза в медном кувшине. Перед тем как отведать пищу, Дудару Мария поднесла ему горячий чай с молоком. Стояла полная тишина, даже обычный степной ветер сегодня не тревожил землю. «Дыхание Красного Дракона» третья книга из тетралогии «Степной рубеж». Первую «Полуденной Азии Врата», и вторую «Между двух империй», смотрите на моей странице. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОТСВЕТЫ ДРЕВНИХ КОСТРОВ. Глава шестая. Как только солнце стало подниматься над степью, Баян проводил Дудара, Марию, Алтынай и Сауле до брода через реку и они переправились на другой берег. Уговорившись с Дударом, ждать их здесь вечером, юноша отправился к младшим братьям — проститься, быть может, навсегда. Перед Марией во всем величии предстало древнее святилище богини Йер-Суб. Сооруженное из красного кирпича, оно высоко уходило в небо и смыкалось там конусным сводом. Гладко отшлифованный кирпич придавал стенам сооружения овальную форму и оно, действительно, походило на окаменевшую юрту с двумя окнами и входом. Когда-то храм богини был закрыт двухстворчатыми деревянными дверями, великолепной работы древних мастеров Востока, но сейчас их не было. Около сводчатого проема лежало лишь несколько почти сгнивших досок украшенных великолепной резьбой, очень похожей на витиеватые узоры ковров Апы-Каракесек. Утро было спокойным, дул легкий ветерок и по голубому небу проплывали лохматые белые облака. Красный купол святилища обволакивала дымка, а позади нее стремилось к полудню солнце. Вокруг была такая тишина, что отчетливо слышалось как речная вода, плескаясь, словно неуклонное время, течет мимо храма окаменевшей богини древних тюрков. Недалеко от входа в святилище, девушки расстелили белую кошму, разложили подушки и, разгружая обещанную Баяну лошадь, стали выкладывать на нее разные продукты. Это была не просто пища. Это были разные вкусности, которые в обычные весенние дни казахи употребляли очень и очень редко. Столь богатые кушанья, в изобилии появившиеся на походном достархане Марии и Дудара, были угощением для Йер-Суб и ее мужа Кок-Тенгри. Возле храма кем-то заботливо был выложен очаг из дикого камня. Очистив его от нанесенного ветром песка и разведя огонь, девушки вскипятили воду Аягуза в медном кувшине. Перед тем как отведать пищу, Дудару Мария поднесла ему горячий чай с молоком. Стояла полная тишина, даже обычный степной ветер сегодня не тревожил землю. Оглядывая окрестности, Дудар наставительно рассуждал о бренности сущего под небесами. Ак-Каскыр старалась ни в чем не перечить мужу. Ей хотелось, чтобы день, проведенный у подножья храма богини Матери — роженице всего живого, прошел тихо и умиротворенно. Но Дудар до того привык к спорам с мудрой Белой волчицей и ее защитницами, что скоро ему стала скучно и он начал потихоньку выводить жену и девушек на горячий спор. У Дудара за кушаком души много способов превратить смеренных девушек в разъяренных, раскрасневшихся от гнева красавиц. Одна из них обвинить всех женщин в глупости. Последней, кто ловился на его уловки была Мария, но и его мудрая женге не могла оставаться в стороне если спор заходил о несовершенстве дочерей Йер-Суб. Когда он уже поел и ему, сытому и довольному, стало совсем невмоготу от слишком благостных девичьих лиц, Дудар повел речь о том, что ума женщины едва лишь хватает для того, чтобы воспользоваться слабостями мужчины. Мария сразу поняла, что ее мурза после сытной и обильной еды, до отказа заполнившей его желудок, не прочь почесать язык, поскольку до вечера было еще довольно много времени. Но в планы женщин не входили пустые беседы и она, переглянувшись с девушками, подмигнула им и ласково ответила мужу: — Ты прав, мой мурза. Но слабостей у мужчины столь много, что женщине их вполне довольно. — Для чего? — стал развивать разговор Дудар. — Чтобы сделать из мужчины мужа… и нарожать ему умных детей. — Ак-Каскыр, ты считаешь, что лишь женщина делает мужчину храбрым и сильным? Пользуясь его слабостями, она дает взамен ему житейскую мудрость и спокойную старость? — Да, мой мурза. — Ак-Каскыр говорит, то чего желает или хочет угодить мужу? — не успокаивался Дудар. — Ак-Каскыр желает угодить своему мурзе, — очаровательно улыбаясь и подлаживая под голову мужа маленькую подушечку-думку, ответила Мария, — но и правда на ее стороне. Разве мальчик с именем Баян, не хотел бы обладать гордой и красивой девушкой, как Алтынай или Сауле? Она нарожала бы ему красивых детей и, пройдя все невзгоды жизни, рядом с которой он бы умер в почете и славе. В окружении многих внуков. — Наверное, Марьям, хотел бы. — Но для этого ему нужно стать батыром. Ему нужен конь. Он станет воином и найдет себе женге. А если бы не было девушек, Дудар. Зачем ему становиться воином? Кого защищать, кого добиваться? — Марьям правильно говорит: Зачем Небо, если нет Земли? — воскликнула Алтынай. — А зачем Земля, если нет Неба? — устраиваясь на кошме поудобней, ответил Дудар. — Не к чему… — скромно вставила слово Сауле. — Вот, дочка… Марьям говорит: без красавиц не будет жигитов. А я говорю: кому нужны красавицы без смелых и сильных батыров? — Никому… — Верно, дочка, — изрек Дудар и обдал всех взглядом бесспорного победителя. — Если бы все девушки были такими же, как Йер-Суб, — не удержалась и вскипела Алтынай, — юноши стали бы подобны Кок-Тенгри. Батырами умеющими сражаться с противником без отдыха от малой до полной луны, обращая долы в горы, а горы в долы! Но Огненная Умай тоже живет в душах красавиц и это приносит разлад в многие семьи и отнимает силу у мужчин. Далеко не все жигиты Степи, что хвастают выдуманными доблестями перед девушками, подобны Голубому Небу! Некоторые из них не поднимаются к небесам выше уровня потника коня! От пылких слов щеки Алтынай вспыхнули маковым цветом, но на ее почти воспылавшую к спору речь, Дудар не ответил, — задремал. Дядю пригрело на весеннем солнышке и развезло от сытости. Незаметно для себя, он уснул. Мария приложила палец к губам, подавая девушкам знак замолчать, и тихо произнесла: — Пусть мой мурза доспорит во сне. А мы, Алтынай, Сауле, тихонько навестим Йер-Суб. Отнесем дары и попросим, то, зачем пришли… Мария с трепетом вошла в древнее святилище. Если бы позади нее не стояли девушки, ей никогда не хватило бы духу сделать шаг через порог. С одной стороны внутри чувствовалось запустение, позабытость, но с другой, на уложенном диким камнем полу лежали вещи свидетельствующие о том, что и сегодня люди приходят в храм богини и, как и прежде, приносят Йер-Суб свои дары. У самой длинной, глухой стены стояли три продолговатых, заоваленных кверху плиты с четкими очертаниями женщины и двух мужчин. Рядом с богиней находился муж Кок-Тенгри — хан Баян, а неподалеку устремил взор в окно слуга. Безымянный воин неусыпно следил за тем, что происходило за стенами каменной юрты. На протяжении столетий он нес охранение господина Кок-Тенгри и его жены красавицы Йер-Суб. Сама богиня в белом известняковом одеянии с покрытой кимешеком головой напомнила Мельниковой каменную Бабу, стоявшую в березовом лесу рядом с родным селением под Саратовом. Точнее она ранее стояла, но потом, монахи, построившие в окрестностях небольшой деревянный монастырь, Бабу повалили наземь. Хотели унести и уложить под заложенный ими на берегах Волги храм Божий, но их усилий хватило только на несколько метров и тогда они закапали языческое божество там же, лишь сбросив с Желтой горки — постоянного места девичьих гуляний. Старухи и старики деревни об этом баяли: давно то было, но после многих лет забвения Матушка Сыра Земля заново открыла ее людям и подняла на девичью горку. Когда Мария была еще несмышленым ребенком, монастырские монахи снова сбросили ее наземь в овраг. Закапывать не стали. Она, сидевшая на руках матери, хорошо запомнила как, обратившись к народу, игумен Тимофей громогласно объявил: «Языческое творенье — идолище каменное поганое, крещеная земля Православная не принимает! И лежать ей теперича тута без захоронения, пока сама не провалится в небытие — сгинет в ад сатанинский, где ей и место». Послушав игумена, посошный люд окрестных деревень набожно три раза перекрестился и остался тем крайне недовольным. Только сейчас, познавая язык и обычаи мужа, или скорее вспомнив отголоски тюркских наречий и обрядов родного Поволжья, вынув их из далекого подсознательного бытия веков, Мария остро ощутила и до конца поняла насколько едины они, — Мария и Дудар, казахи и русские, Русское поле и Великая Степь. Сколь себя помнили седые старики, идя по грибы или по ягоды, бабы всегда навещали окаменевшую Деву-лебедь — Козы-Керпечь. Просили помочь и указать дорогу домой, если, ненароком, заплутают в дальнем лесу. Мария с подругами тоже не раз бегала к ней на поклон и хорошо запомнила лежавшую в зеленой траве каменную Бабу. Как и Йер-Суб она держала в руках чашу, да и внешним видом, была очень похожа. Каменная женщина, лежавшая в овраге у деревни Марии, сильно обветшала после назойливых ухаживаний монахов. Было не разобрать лица и головного убора, но хорошо сохранились руки с красивыми длинными пальцами, в которых она держала чашу украшенную узорами плодородия, в которых Мария не разбиралась. Увидев их снова, она отчетливо вспомнила, что ей так мучительно напоминали узоры на свисавших с шанырака широких, вышитых желто-золотой нитью красных лентах-оберегах. — Здравствуй, богиня Йер-Суб! Дева-Лебедь Матушка Сыра Земля! — обратилась она к богине тюрков по-русски, немало тем, удивив Алтынай и Сауле. — Долго я шла к тебе, сама не ведая того. Шла до тебя в колодках, брела наугад в снежную метель… но все же дошла и поклоняюсь тебе. Девчонкой я не испила из чаши, что в дланях твоих. Влагу рос тобой собранных не испробовала, как это делали подруги мои. Убоялась я. Ослушалась сердца своего девичьего, и высохло мое детородное лоно. Ты научила меня: чего страшится потребно, а чего не надобно! Так позволь же мне, Мать Сыра Земля, пригубить из твоей чаши и изведать счастья материнства! Обнажая голову, Мария сняла отороченный хвостом степной лисы тымак и с плачем упала к ногам Йер-Суб, омывая ее известняковое подножье горючей слезой. Алтынай и Сауле не стали ее трогать. Они разложили принесенные дары по всему святилищу, перед великим ханом расстелили белую кошму — символ власти, а поверх ее постелили красочный ковер Апы-Каракесек, где языком древнего рисунка бабушка рода просила Кок-Тенгри помочь русоволосой Марьям в ее просьбе к Йер-Суб. Не забыли девушки наделить дарами и верного слугу хана Баяна и Козы Керпеч, уже много столетий охранявшего их благословенный покой. Мария долго разговаривала с Йер-Суб. Он не жаловалась на судьбу, не каялась в том, что уже успела сделать много согрешений, не один раз изменивших ее жизнь. Она говорила, Матушке Сырой Земле какие у нее будут с Дударом красивые дети и как она будет их любить. Говорила, что нижайший поклон и уважение к родной земле Полю-Полюшку Великой Степи она привьет им из своих грудей, наполненных молоком из чаши Йер-Суб. Пока русоволосая Ак-Каскыр общалась с богиней на русском с переходом на казахский и обратно, в святилище слегка потемнело. Внезапно грянул гром. Через отверстие в куполе храма на обнаженное темя Марии упала крупная капля теплой влаги. — Небо услышало тебя Марьям! — крикнула Алтынай. — Оно говорит с тобой! Быстрее подними чело и посмотри на него. Мария устремила взор к небесам. Вторая крупная капля упала ей на лоб, прокатилась по лицу и, миновав верхнею губу, попала в рот. Женщина ощутила, как сухой от долгой речи язык стал влажным. Она сделала глоток… — Марьям…. Алтынай… Сауле! — проснулся снаружи Дудар. — Куда вы пропали? Дождь начался. — Спасибо, Мать Сыра Земля. — Мария еще раз поклонилась богине. — Прощай! Меня завет муж. Ты же знаешь: он главный… — сказав, она посмотрела на небо, опустила взор к богине Йер-Суб и доверительно сощурилась. — Но ничего не будет, если того не пожелаешь ты Дева-Лебедь — женщина-мать… Небо разверзлась не на шутку. Очень скоро земля стала слизкой, лошади с трудом выбрались к броду, и перешли его. На той стороне, словно одинокое дерево, стоял высокий долговязый мальчик Баян. От проливного дождя войлочный катаный чепан на нем набух и почернел. Юноша напомнил Марии карагач, что они с Алтынай недавно украшали лентами из одежды. — Ты чего здесь, Баян? — подъехав, спросила она. — До вечера еще далеко… Юноша опустил глаза и не ответил. Видимо, ему стало стыдно за обуревающие его сомнения в искренности слов Ак-Каскыр и ее мужа Дудара. Не зная, что сказать Марии, он молчал. Мельникова сошла с коня и обняла мальчика. Ласково прижав его к груди, она прошептала: — Бери моего коня. Баян не поверил своему слуху. Жеребец, которым правила Ак-Каскыр принадлежал к девятке коней из табуна султана Абылая, полученных Жунсузбаем за меткость на Алтын-табаке. Это был прекрасный конь караковой масти[1] с высокой холкой и длинными сильными ногами, способными быстро и легко покорять большие расстояния. Дождь заливал его широкие ноздри, он фыркал, мотал головой и бил копытом, торопя хозяйку укрыться от непогоды. Мария отпустила из объятий онемевшего юношу. Огладила вороную гриву скакуна и повторила: — Конь твой, Баян. — Уважаемая Ак-Каскыр, решила пошутить надо мной? — осторожно переспросил он. — В третий раз говорю: он твой! Но если ты сейчас его не возьмешь, я передумаю. Глаза юноши вспыхнули огнем. Он лихо вскочил на жеребца и, приводя к покорности, сжал его ребра сильными ногами. Это был уже не мальчик. Юноша показал новому другу волю мужчины, хранившуюся где-то в глубине души, и тот смерился. Буквально за одно мгновение Баян слился с конем воедино, и теперь, разлучить их могла только смерть. — Есть ли у коня имя, уважаемая Ак-Каскыр? — Мне его недавно подарил сын. И я еще не дала ему имя. Назови его сам. — Я буду звать его в часть тебя Белая волчица! — Он же почти вороной!? — Каракаскыр имя ему!.. Трижды прокричав имя скакуна небесам, Баян помчался вскачь вдоль высокого берега реки. Ему так хотелось лететь на своей мечте, что не помешали ни тучи, ни проливной дождь. Несмотря на непогоду для юноши сегодня небо было голубым и чистым как никогда еще в жизни. Прорвавшись сквозь плотную стену воды, он буквально растворился. Вдалеке слышен был только его восторженный крик хмурому Тенгри: — Каракаскыр имя ему!.. Черный волк!.. Примичания. [1] «…караковой масти» – темно-гнедой, почти вороной. © Сергей Вершинин, 2010 Дата публикации: 15.12.2010 19:56:11 Просмотров: 2621 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |