Дружеский визит
Виктор Бердник
|
Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни Объём: 50006 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
ДРУЖЕСКИЙ ВИЗИТ В каждой хате говна по лопате (русская пословица) Необходимость большого автомобиля Павлик осознал сразу, стоило ему положить телефонную трубку. Звонила Эмма, его жена, сообщившая о неожиданном приезде давних приятелей. И хоть, те собирались к ним лишь на пару дней, людей следовало принять как положено. В аэропорту встретить и к себе домой на чём-то доставить. Павлика родстер вполне обеспечивал их с Эммой нужды, но абсолютно не годился как транспорт для пассажиров и их багажа. «...Как назло, Эммина «Тойота» в ремонте, - подумал Павлик, с досадой о неудобном совпадении. Впрочем, сложившиеся обстоятельства его не не расстроили. «...Возить наших гостей особо некуда. Да и некогда, ведь цель их визита - повидаться. В аэропорт поедем вместе с Эммой на моей машине, а оттуда домой я с ними на такси...» С Полиной и Марком Павлика и Эмму связывало долгое знакомство. Его продолжительность перевалила за двадцать лет, то есть имела тот срок, давность которого делает короткую встречу друзей приятной и интересной. Собственно, эта связь существовала с Эмминой подачи. В юности Марк был предметом её серьёзного увлечения, угасшего с появлением в Эмминой жизни Павлика. Она сохранила в себе отзвук юного искреннего чувства, и Марк не хранил обиду за то, что его первая любовь предпочла другого. Эмма вышла замуж за Павлика, Марк тоже вскоре женился и так сложилось, что молодые семьи подружились. Дни рождения, совместные походы в кино, загородные пикники и всё такое... Полина – избранница Марка оказалась довольно компанейской девицей и к тому же, не лишённой практической жилки. Уже очень скоро Павлик сообразил, что женитьба Марка - это целиком её заслуга. Так, в итоге, и обстояло дело - именно Полина уложила Марка в постель. Более того, она взяла на себя полную ответственность за происшедший с ними пикантный казус и подсказала Марку логический выход из создавшегося щепетильного положения. Вообще, Полина никогда не совершала необдуманных поступков и этот не стал исключением. Марк был хорошей партией, упускать которую она вовсе не собиралась. И не упустила... В принципе, Марку такая жена и требовалась: способная подчинять чужую нетвёрдую волю своей, целеустремлённая и начисто лишённая дамских капризов. Подобные женщины всегда безошибочно выбирают слабохарактерного партнёра и, доминируя, к общему удовольствию, уверенно возводят крепость семейного благополучия. Мужская деликатность - прекрасное качество, но девушка ожидает от молодого человека должной решительности и если, оная отсутствует, той только и остаётся, что взять его и своё счастье в собственные руки. В конце восьмидесятых отец Полины умудрился найти в Нью-Йорке каких-то родственников, которым он, якобы, приходился внучатым племянником. И хоть, статус новой родни был пятой водой на киселе, этот факт не помешал заокеанскому дядюшке вскоре прислать приглашение-вызов на постоянное жительство в США. В результате, в эмиграцию потянулась большая семья, включая бабушек и дедушек. Прощание Полины и Марка с Павликом и Эммой стало трогательно-душевным. Уезжали хорошие друзья, невольно обрывая ниточку к общему беззаботному прошлому. Эмма даже всплакнула, а уже через полгода от Марка и Полины прилетела весточка. В конверте с орластым штемпелем лежала цветная фотография, сделанная полароидной камерой. С заграничной диковинки гордо глядела Полина, позировавшая на фоне Статуи Свободы, и открытка, где она делилась распиравшими её впечатлениями. Эмма, естественно, ответила, пожелав дальнейшего процветания, на том переписка и закончилась. Каково же было удивление Марка, когда через пять лет его по телефону разыскал Павлик. - Марк, это Павел! Ало, ты меня слышишь? На другом конце провода пришли в явное замешательство. Очевидно звонок застал Марка врасплох. - Павлик? – от неожиданности тот слегка опешил. - Да, дорогой. Привет тебе из солнечного Лос-Анджелеса. - Ты здесь? В Америке? - Мы! - многозначительно поправил его Павлик, - так сказать, осваиваемся в Калифорнии. Изумлённый Марк растерялся и не знал как реагировать. Его прежние друзья никогда не вынашивали планов перебраться за океан. Правда, годков пролетело немало... Вон сколько русских в Нью-Йорк понаехало. - Почему в Калифорнии? У вас там кто-то есть? – недоумевал Марк, на что новоиспечённый эмигрант Павлик весело рассмеялся в трубку: - Никого. Ни родственников, ни друзей, ни даже просто знакомых. Дядя Сэм – самый близкий человек. Слушай, не мы первые и не мы последние. Прорвёмся. Павлик, ещё молодой и уверенный в расположении судьбы, собирался завоёвывать Америку в её лучшем штате. - Мы просто прикинули, что из всех городов в этой стране нас более всего устраивает Лос-Анджелес. Тепло, океан, пальмы и, судя по всему, не ошиблись. Уж если начинать с нуля, то в правильном месте. Взваливать собственные проблемы на плечи людей, с которыми когда-то приятельствовал, Павлик не собирался. Так уж устроена жизнь, что проблемы остаются, а вот друзей можно потерять. Он передал жене телефон и, заметив смущение на её лице, вышел из комнаты. Будучи внимательным и предупредительным супругом, Павлик успел достаточно изучить её натуру и знал, что в глубине души Эмма чувствовала некоторую вину за предательство школьной любви. Пусть даже это случилось много лет назад и всё давно перегорело. Ревности не испытывал. Более того, как человек обязательный, он вполне мог предположить присутствие подобных эмоциональных нюансов в душе близкой себе женщины... С момента того памятного звонка минуло девять лет. Павлик и Эмма прижились в Калифорнии, обнаружив в особенностях местного колорита созвучие своим настроениям, а Полина и Марк превратились в настоящих ньюйоркцев, привыкших к динамичности будней столицы мира. Каждый из них обзавёлся стабильной работой и пребывал теперь в перманентном равновесии между ежедневными обязанностями и желанием развеяться от посещавшей иногда скуки. Обе пары поддерживали связь, перезваниваясь не чаще, но и не реже одного раза в год. Обычно это происходило тридцать первого декабря, когда по старой доброй традиции люди вспоминают тех, кого им бы хотелось поздравить с наступающим праздником. Беседа обычно затягивалась на час и помимо тёплых пожеланий, друзья делились новости за прошедшие двенадцать месяцев. Павлик и Эмма успели побывать в Нью-Йорке, где провели неделю в компании Марка и Полины. Для них четверых, как и прежде, не составляло труда отыскать темы для разговоров, волнующие их в одинаковой степени и никто не тяготился обществом друг друга. Наоборот, все нашли эту встречу приятной и не прочь были продолжать общение в будущем. Полина обросла в Нью-Йорке кучей новых знакомых, которых Марк, судя по его замечаниям, не то чтобы сторонился, но и не питал к ним особого расположения. Наверное, поэтому он с таким воодушевлением откликнулся на кратковременное пребывание давних приятелей у себя в гостях и старался уделить им максимум внимания. Павлик более не замечал во взгляде своей жены и намёка на невольные признаки, которые хоть в какой-нибудь степени напоминали ей былое влечение. Двадцать с лишним лет супружеской жизни и уже взрослый ребёнок отодвинули эти мысли на самый край сознания, откуда те, похоже, окончательно скатились в бездну забвения. Полина сохранила в себе былую рациональную энергию и даже взяла несколько выходных, чтобы показать город. На прощанье она пообещала непременно выкроить время и приехать в Лос-Анджелес, но по каким- то причинам у них с Марком это никак не складывалось. Нынешний визит получился спонтанным. Марк участвовал в какой-то конференции в Сан-Франциско и решил взять с собой Полину. Поездка на западное побережье оказалась удобным случаем повидаться с Павликом и Эммой, стоило лишь сделать остановку по пути в Нью-Йорк. Полина решила сделать сюрприз и позвонила Эмме в чуть ли не в последнюю минуту. Настроения пустяшная неувязка с машиной не испортила. Как и Павлик, Эмма мгновенно выкинула проблему из головы и теперь волновалась от предстоящей встречи. По понятной причине ей хотелось показать свою жизнь в Лос-Анджелесе с наилучшей стороны. И хотя, визит друзей не был традиционным смотром эмигрантских достижений, тем не менее, Эмма предпочитала преподнести себя не хуже, чем того заслуживала. И как в новой обстановке её воспримет Марк ей тоже было небезразлично. Эмма думала и о таком, казалось бы, отвлечённом предмете. Впрочем, настолько ли отвлечённом? Ведь он вполне мог стать её мужем... Гости в доме - это всегда событие, а, тем более, ровесники. Павлик старательно подыгрывал Эмме, заметив её возбуждение. Факт инстинктивного соревнования между женщинами одного возраста его забавлял, но он никогда не игнорировал стремление жены первенствовать и, особенно, на своей территории. Обычно непривередливый в одежде, а чаще, пренебрежительный к показному шику, Павлик даже позволил Эмме выбрать из своего скромного гардероба рубашку и брюки, в котором ему предстояло отправиться в аэропорт. - К приезду твоего бывшего жениха я должен выглядеть неотразимым, - беззлобно подтрунивал он над стараниями супруги, прекрасно понимая, что за этим кроется не только забота о его внешнем виде. Комнату для гостей Эмма приготовила накануне и перед самым выходом ещё раз придирчиво оглядела обстановку. На журнальном столике стоял свежий букет цветов, в ванной висели новые, нестиранные полотенца. Тщательно, в тон цвета стен, подобранные шторы, свежая крахмальная постель... Эмма не относилась к разряду женщин, помешанных на доме. Семейные дела она несла на плечах в силу традиций, унаследованных от матери, а больше, от бабушки – дамы старого покроя и воспитания. Однако и Эммино собственное понимание роли женщины в браке с первого дня предопределило разграничение её и Павлика обязанностей. Будучи девушкой неглупой, она сразу интуитивно поняла, что Павлику не нужна клуша-домохозяйка, но и бездельница его тоже не устроит. Жена должна и убрать, и сварить, и постирать, какой бы интеллектуалкой та не была. Вовремя сделанное открытие навсегда избавило Эмму от пустых и бездарных разногласий с мужем да и свекрови пришлись по душе её разумения. Чудеса кулинарии или рукоделие не были Эмминой стихией и она с большим удовольствием посвящала досуг книгам. Однако домашнюю работу Эмма делала прилежно, не привлекая Павлика к себе в помощники. При виде мужчины с пылесосом в руках или, хлопочущего в переднике у плиты, она теряла к нему всякое уважение и уж совсем не разделяла взгляды тех, кто находил в том признак мужского и женского равноправия. Друзья не виделись года четыре, а может, и дольше. Эмма сразу же отметила, что Полина и Марк изменились. Он поправился и стал солиднее, а она, хоть и сохранила фигуру, но не выглядела моложе своих лет. Впрочем, и в Марке, и в Полине угадывалось удовлетворение удавшейся жизнью. И узнаваемую манеру одеваться, от которой давно отвыкла. Эмма тоже для себя подчеркнула со снисходительной иронией. Её собственный стиль - независимый и, лишённый вычурности, наверняка стал результатом отрыва от русской тусовки. У них же сохранилось хорошо знакомое присутствие диктата мнения окружающих, коему подвержены определённые слои эмиграции. Несомненно, в выборе в нарядов Марк, а, в особенности, Полина руководствовались принятым среди соотечественников стандартом носить самое модное. Эмма почувствовала, как её разглядывают тоже и инстинктивно приосанилась. Только Павлик без всякого смотрел на давних приятелей. Он предупредительно подхватил один из чемоданов и друзья, весело переговариваясь, вышли из здания аэропорта. Всю дорогу Павлик развлекал Полину и Марка разговорами и путь по загруженному хайвею показался недолгим. Едва они успели выгрузиться из такси, как подъехала Эмма. - Добро пожаловать! - Павлик радушно распахнул дверь. - Ну вот, теперь, когда все в сборе, мы можем, наконец, по-человечески отметить ваш приезд, - громко объявил он, эффектно откупоривая запотевшую бутылку шампанского, приготовленную им заранее. С первых минут Павлику хотелось сделать пребывание гостей в доме запоминающимся событием. Увидев, что бокалов только три и он не пьёт, Полина удивилась. - А себе? - Увы, - притворно вздохнул Павлик, - не судьба... Желая рассеять домыслы на свой счёт он тут же пояснил: - На следующей неделе сдаю анализ крови. Несколько месяцев назад мой доктор обнаружил повышенное содержание сахара. Выражаясь медицинскими терминами – состояние не предиабетическое, но требующее на три дня воздержаться от спиртного. Безумно сожалею. Павлик виновато улыбнулся и добавил: - Полагаю, моя доля не пропадёт за ненадобностью? Я прав, Полина? Не скиснет? Припоминая былые способности Полины как следует гульнуть, он поспешил её успокоить: - Эмма составит тебе компанию. И вот Марк, если захочет. Ты как, Марк? Если мне не изменяет память, твое отношение к алкоголю было как у еврейского гуляки на мамашином дне рождения – бутылка водки на всех гостей и остаток в виде половины её содержимого утром дворнику на опохмелку. Или запил горькую от такой жизни, мотаясь в Америке по конференциям? Марк добродушно усмехнулся. - Я как раз именно тот человек, который может сдавать кровь в любое время. Мне этого бокала хватит до конца вечера. Пока Эмма накрывала на стол, Павлик провёл гостей по дому и даже успел показать им небольшой дворик. Полину распирало любопытство, насколько приятели преуспели в Калифорнии и она ревниво обращала внимание на любую мелочь. Судя по реакции, дом Полине понравился, но особенно её восхитил крохотный садик вокруг миниатюрного фонтана. Неторопливое журчание воды напоминало благородную атмосферу итальянской виллы. - Какая прелесть! - с неподдельным восторгом воскликнула Полина, оценив по достоинству камерность и уют зелёного уголка, прилепившегося к соседскому забору. - Все к столу! - через открытые дверь на террасу прозвучал Эммин голос, а вскоре та и сама вышла к гостям, занятым осмотром домашних достопримечательностей. - Я вас зову-зову и никакой реакции. Павлик! Всё остынет, - Эмма шутливо-укоризненно пристыдила мужа, тут же подхватившего под руки Полину и Марка. Эмигрантов в Америке объединяют многие привычки из прошлой жизни в Советском Союзе, но, пожалуй, ни одно в той степени, как склонность к основательному застолью по торжественным случаям. Даже если, те уже за границей не один десяток лет и приноровились к то ли к повседневной еде на скорую руку, то ли, не дай Бог, сели на диету. Все эти фуршеты и прочие премудрости, когда стоя приходится макать свой кусок в общее блюдо с каким-нибудь замысловатым соусом не могут сравниться с накрытым свежей хрустящей скатертью столом, красивой посудой и безупречной закуской. Павлик любил хорошую сервировку и свежие, а потому дорогие продукты. Так уж повелось, что предпочтение он отдавал пусть даже малому изысканному качеству блюд их бездарному количеству, присущего бедности, когда изворотливая хозяйка должна накормить семью при минимальном бюджете. Никаких там голубцов, фаршированных перцев, форшмака и прочих перемолотых гастрономических изобретений. Как Павлик полагал, трапезничая с друзьями, лучше обойтись без бестолковой мешанины в виде пикантных салатов или, загодя приготовленных собственноручно деликатесов по сомнительным рецептам совковых времён, когда в магазинах были доступны лишь кости в виде супового набора и перемороженный хек. Требования Павлика сводились к наипростейшему правилу: кушаем только то, что радует глаз и следовательно, будет нормальным для желудка. Эмма настолько привыкла к его пожеланиям, а больше, к требованиям, что даже и не пыталась давать советы по поводу предлагаемого меню. Павлик привозил ей всё необходимое и в задачи Эммы входило приготовить и красиво подать. Неудивительно, что и теперь вид щедро накрытого стола действительно вызывал эстетическое удовольствие. Полина приблизившись, не могла не оценить посвящённые ей старания: - Wow! Восторженность она уже давно выражала только по-английски. - Прошу! - Павлик помог ей сесть и подвинул стул для Эммы. Обед затянулся. Говорили, вспоминали, сплетничали... И хоть, пили в основном, женщины, Павлик дважды наполнил декантер. Марк по обыкновению налегал на минеральную воду, но от пары рюмок водки тоже не отказался. Дамы хорошо захмелели. Их шутки приобрели солоноватую фривольность, смущавшую Марка и тот несколько раз пытался остановить Полину. Ему казалось, что жена переступает порог дозволенного. И если, в Марке говорило естественное отношение трезвенника к подвыпившей компании, то Павлику остававлось только сожалеть о невозможности на равных расслабиться и словесно покуражиться. - Уж не стесняешься ли ты? - насмешливо обратился он к Марку после очередной чересчур свободной шутки Полины, - Каждый из нас должен быть не рабом своих желаний, а их хозяином. - Что ты имеешь в виду? – немедленно откликнулась Полина. Она вдруг притихла, уловив в услышанном какой-то скрытый смысл и, абсолютно не подозревая, насколько её желание уточнить невольно спровоцировало разговор ставший впоследствии важным для Эммы. - Что? – Павлик испытывающе поглядел в её сторону, - Очевидно, у любого из нас в сознании находятся некие закрытые зоны. Ну, вроде пятачков земли, огороженных высоким забором. Запретные территории с предупреждающими надписями «Не входить». И вот представьте себе, как ощущает себя человек, случайно туда попадая? В глазах Павлика сверкнул огонёк, словно ему уже доводилось нарушать запреты. - Робеет? – наугад спросила Полина. - Ну, наверное, не без того, - её предположение Павлико равеселило. - Не до мурашек по спине и испарины на лбу, конечно, как на входе в сертификатный магазин, - иронично добавил он, припомнив давние привелегии советской элиты, - Естественно, робеет, но больше теряется – а на хрена, спрашивается, мня сюда занесло? Тяжёлый случай. - Что-то я не догоняю, - уже хорошо выпившая Полина, ухмыльнулась, - наливай! Эмма, воспользовавшись паузой, принесла блюдо с сыром, переложенным фруктами, и взяла свой бокал с вином, предупредительно наполненный Павликом. Она слушала, но в разговор не вступала. - Так куда это мы забрели и чего там обнаружили? - скептически воскликнула Полина. - Да, в общем, все одно и тоже. Подсознательное. То ли пугающие наклонности, то ли едва мерцающие фантазии. Как тут не растеряться? - Продолжать, - Павлик улыбнулся, - или как? Отправиться в чащу заповедного леса всем вместе легко, вот только обратно оттуда каждому придётся выбираться поодиночке. Не страшно, милая? - Не страшно. Волков бояться, в том лесу не сношаться, - с хохотом сострила Полина, чем заставила Марка в очередной раз покраснеть за жлобоватый юмор супруги. - Ну, раз вы такая смелая – вперёд. Оно, безусловно, можно гнать от себя неудобные мысли, мол что за чушь лезет в голову? Или стараться переключиться вещи осязаемые, а не ловить руками туман. Однако отрицать потаённое в душе бессмысленно. Нет-нет, это затаившееся существо возмёт да и напомнят о себе в критический момент. В минуту слабости, например... Полине понравился предмет обсуждения. Она не до конца понимала, что Павлик конкретно имеет в виду, но интуитивно догадывалась, что речь идет «о том». Не участвующий в разговоре Марк, вдруг тоже проявил интерес: - Ну и какой же выход, если заплутал и по неосторожности забрёл в эту опасную зону? - Да, практически, никакого. Увы. На то и бессознательное, что нами руководят хорошо известные инстинкты, но по абсолютно неведомым правилам. - И только? Так просто? Ну, а как же нравственная сторона поступков, продиктованных инстинктами? - Просто? – Павлик рассмеялся, - ты полагаешь? Впрочем, может, для кого-то и просто, но не для меня, во всяком случае. Очевидно, туго соображаю. В его глазах мелькнула грустная ирония, обращённая к Марку. - А поводу человеческих поступков замечу, что психоанализ сродни выдаче индульгенций. Объяснение бессознательных мотивов безнравственных поступков – первый шаг к их оправданию. Неожиданное внимание, проявленное Марком, Павлика удивило. Прежде тот с равнодушием воспринимал отвлечённые беседы. Даже был их противником. Не затевал, не вступал в споры и всегда демонстративно зевал, когда другие норовили поразглагольствовать о мудрёном. - И вообще, в этот садик-огородик, возделанный дедушкой Фрейдом, лучше не соваться. Слишком непредсказуемые последствия ожидают психотерапевта-любителя, взявшегося поковыряться в собственной душе. Да и наверняка благоразумней не наполнять стакан доверху, чем пытаться пронести его, не расплескав. - Ну, ты прямо философ! – откликнулась Полина. Павлик улыбнулся, восприняв её замечание как комплимент. - Я только цитирую Лао-Цзы. Хорошо сказано, однако... Полина наверняка слышала это имя впервые, но не подала виду. Она и раньше невозмутимо участвовала в интеллектуальных разговорах. Умела вовремя вклинить умную фразу, а то и глубокомысленно при необходимости промолчать. Женщины её склада, как правило, обладают природным чутьём, доподлинно зная как поставить себе на службу чужую эрудицию. - А не полюбоваться ли гостям красками ночного города? – Павлик неожиданно перевёл тему и обвёл присутствующих взглядом заговорщика. Марк продолжал думать о чём-то своём, Эмма насторожилась и только Полина с пьяным блеском в глазах смотрела на него завороженно, словно предвкушая почувствовать себя одной из героинь зарубежного фильма, виденного когда-то на фестивальном просмотре. Да и как не пожелать вдруг забыть о размеренных скучноватых буднях и погрузиться в атмосферу европейской неореалистической новеллы: дом в тихом престижном районе, ужин на четверых, коньяк и сигары в креслах возле камина, как вдруг хозяин дома затевает странную, но захватывающую игру. Наверное, именно так прозвучало предложение Павлика. - Единственная проблема, - вздохнул он, - двухместный автомобиль, а стало быть, надо определиться кто станет счастливцем-пассажиром и его верным гидом. Все продолжали молчать, то ли принимая условия экспромта, то ли не силах от тех отказаться. - Итак... Выбираем пару, которая отправится на короткую прогулку, - продолжал Павлик, не давая гостям опомниться - Вариант первый! Марк-Полина, – объявил он голосом аукционера и тут же разочарованно добавил, - Отпадает. Ни один из членов этой команды не знает, куда ехать. Вариант второй: я и Эмма. Хорошо, но мы уже бывали в этих местах тысячу раз. - Третья комбинация – Эмма-Полина. Ну, что ж? Очень даже неплохо, но она равнозначна комбинации Эмма-Марк. Водитель, который знает куда ехать, основательно приложился к бутылке и садиться за руль тому не следует. И что же остаётся на кону из всей колоды? Павлик хитровато посмотрел на Полину. - А остаются: бубновый валет, то есть, я – приятный шофер-экскурсовод, взявшийся похлопотать о разнообразии досуга гостей. Червовый король – Марк – солидный женатый мужчина и очаровательная червовая дама Полина. Учитывая свойства характера Марка, нетрудно предположить, что он уступает место в машине жене. Я прав? То, что Полина поедет, Павлик не сомневался, как и догадывался в отсутствии возражений у Марка. - Друзья мои, смелее! Блиц-прогулка по вечернему Лос-Анджелесу в кабриолете! Калифорния - стиль! Он видел как Полина очень хочет принять предложение, увлечённая идеей прокатиться с ветерком, но колеблется и ждёт чьей-то поддержки. - Эмма пока уберёт со стола и мы как раз поспеем к десерту. Марк ей поможет, - заверил её Павлик. - Ну, если это удобно... Мне бы не хотелось тебя напрягать, смущённо проговорил Марк. - Господи, какие вы стеснительные. Какое неудобство? Быть в Лос-Анджелесе и даже не взглянуть краем глаза на город? – оборвал его Павлик и перехватил Эммин взгляд, в котором сквозила тень неудовольствия по поводу чересчур открытого гостеприимства мужа. - Девушка, вы готовы? – с этими словами он, подхватив Полину под руку, направился к выходу. - Всё! Мы уехали... Через несколько минут раздался звук закрывающейся гаражной двери. Эмма разрядила наступившее молчание первой. - Павлик хорошо знает город. Она почувствовала как её охватывает необъяснимое волнение. Без причины Эмму завели слова мужа, когда тот вдруг заговорил и о противоречивых фантазиях, покоящихся в глубинах сознания, и о последствиях от встречи с ними. «...Да и Полина не осталась безучастной. Вон как жадно внимала Павлику, - Эмма вспомнила её неподдельный интерес, - И Марк тоже. Неужели мы все на пороге старости? - грустно думала она, - Нет больше тасок ни подурачиться, ни пофлиртовать. Лото по вечерам и постановки по ящику - до фантазий ли в таком полуаморфном состоянии?..» Эмма вдруг поймала себя на мысли, что впервые за много лет осталась с Марком наедине. Он тоже выглядел смущённым и нервно теребил в пальцах салфетку. Разговор не клеился и Эмма начала собирать со стола посуду. Почти машинально её взгляд остановился на часах. «...Половина восьмого. Господи, зачем мне нужно знать время?..» Она избегала смотреть Марку в глаза, испугавшись в какое-то мгновение своих видений. Они - нечаянные и упрямые возникли ниоткуда, вдруг бросив краску на её лицо. «...О, Боже! Как стыдно. Неужели меня так развезло от красного вина?..» Эмма стояла в пол оборота к Марку и, складывая в стопку тарелки, уже физически ощущала его настойчивый взгляд, проклиная момент, когда отпустила Павлика на затеянную им чёртову прогулку. «...Вечно ему не сидится...» Она, продолжая не глядеть в сторону Марка, перебросились с ним ещё несколькими пустыми фразами. В комнате, словно зависло напряжённое безумие, вызывав прилив крови к щекам, которые уже и так нещадно пылали. Эмма прошла в кухню и заметила как у неё мелко дрожат руки. - Эмма, тебе помочь? – голос Марка прозвучал совсем рядом, чуть ли не за спиной. - Нет, Марк, спасибо. Я считаю, что мыть посуду – не мужское занятие. - Полина так не считает, - он, усмехнулся. Воспоминание о жене вернуло его в реальность. - Ты прекрасно выглядишь. - Спасибо. Эмма обернулась, благодарная за комплимент, и увидела Марка в двух шагах от себя - Я часто думаю о тебе. - И у обременённого семьёй мужчины хватает времени на подобную ерунду? . - Для меня это не ерунда. – проговорил он очень серьёзно, - Никогда не была и, наверное, уже таковой не станет. - Вот как? - Несмотря на годы, мне кажется, что у нас всё происходило только вчера. По-моему, ты стала ещё красивей. Сколько же прошло лет? У Марка на лице отобразилось нечто вроде сожаления и он решил переменить тему. - Тебе идёт жить здесь. Когда мы ехали в такси я подумал именно об этом, разглядывая здешнюю тропическую растительность. Его замечание вызвало у Эммы улыбку. - Вот уже, право, и не предполагала, что моя персона будет ассоциироваться с пальмами. Она было хотела вернуться в столовую, но приостановилась рядом с Марком. - Какие ещё мысли тебя посетили? - Эмма... – голос Марка дрогнул. Он вдруг её обнял и неожиданно для себя Эмма не воспротивилась. - Я ничего не забыл, - прошептал Марк, с упоением уткнувшись ей в волосы. Она попыталась высвободиться, но настолько неуверенно, что сама невольно подала повод предположить невозможное. - Эмма... Марк прижимал её всё крепче и она явственно ощутила через одежду его легко узнаваемое мужское желание. Эмму охватила приятная истома, разлившаяся по телу, и она уже терялась, что её парализует сильнее: позывы совести или нахлынувший и непреодолимый импульс уступить. Ей вдруг захотелось поддаться порыву, не оглядываясь более на собственную, казавшуюся прежде, незыблемую добропорядочность. Застучало в висках, а когда Марк несмело коснулся губами её рта, Эмма, как обессиленная птица покорно затихла в его объятиях. Поцелуй её оглушил и лишил последних остатков воли. « ...Господи, что я делаю!..» На какую-то долю секунду она представила глаза Павлика. В них светилась снисходительная ирония, словно тот находился рядом и наблюдал грехопадение жены. «...Нет-нет, это затаившееся существо возьмёт да и напомнят о себе в критический момент. В минуту слабости, например, - в ушах прозвучали недавние слова мужа. Взявшееся ниоткуда видение исчезло, заставив Эмму решительно отпрянуть. Сердце её бешено колотилось. - Марк, мы пожалеем об этом. Он виновато отстранился, но продолжал держать Эмму за руки. - Прости меня. Я не мог с собой совладать, - Марк продолжал смотреть на неё нежно и умоляюще, - наверное, ты права. Он тяжело вздохнул и добавил: - но мы пожалеем ещё больше, если это не произойдёт. С этими словами Марк, крепко сжав её ладонь, потянул Эмму за собой в приготовленную для гостей комнату. Она молча последовала за ним, словно загипнотизированная, и когда очутились там, уже сама безвольно стала снимать блузку. Павлик был у Эммы единственным мужчиной и за время их брака она ни разу не могла посетовать на его эгоизм в постели. Более того, в неизменной предупредительности мужа Эмма не видела ничего выдающегося. Естественно, Эмма с удивлением слушала жалобы некоторых приятельниц, которые, давно смирившись, констатировали обидный факт отсутствия супружеского внимания. Иные в приливе откровения с горечью делились, что их благоверные и вообще, считают, что женщина должна позаботиться о себе сама. Мол, будь поактивней и успевай получить удовольствие. Эмма только диву давалась - с Павликом таких казусов никогда не происходило. Представить его глухим к своему телу Эмма просто не могла. Ну, как это, чтобы любящий мужчина позволил себе забыть об оргазме партнёрши? Или не прислушался к её интимным прихотям? Пожалуй, Павлик даже разбаловал Эмму. Однако и с ним, по сути дела, с идеальным мужем, Эмма постепенно утратила прежнюю остроту ощущений. Незаметно их близость превратилась в рутинные супружеские обязанности. Тусклые и равнодушные, те больше не радовали как прежде. От редкого вялого секса веяло бытовой скукой и уж конечно, отыскать в себе страстного горения, испытываемого раньше, с некоторых пор Эмме уже не удавалось. Она любила Павлика и если бы не случай, Эмма, вероятно, не посмела и подумать ему изменить. Теперь же на неё нашло какое-то затмение. То ли обстоятельства сложились нечаянно так, что им было трудно противостоять? То ли повлияли неожиданная встреча с первой любовью, казалось бы давно угасшей? А может, сыграли роль нечаянный шанс остаться с Марком наедине и настроение, подогретое вином? Эмме вдруг очень захотелось почувствовать давно забытый эмоциональный всплеск. Чтобы тот брызнул каплями блаженства, невозможных в стоялой воде привычной доступности друг друга. К сожалению, такие заветные моменты давно и безвозвратно растерялись. Стёрлись, как тонкое золочение на вещи, которой пользовались на протяжении долгих лет. Прикосновение к Марку заставило Эмму вздрогнуть. Каждая точка кожи напряжённо ныла от разливающейся радости принадлежать ему без остатка. Ощутив на груди тёплые ладони Марка, она со смешанным чувством страха и томления жадно отдавалась, порывисто обхватывая его руками... Всё приозошло очень быстро. По тому, как Марк обмяк и затих, Эмма с неудовольствием сообразила, что на лучшее тот неспособен. Совершенно чужой мужик тяжело дышал и, навалившись всей тяжестью погрузневшего от возраста тела, внезапно стал ей противен. Подобного жуткого разочарования Эмма никак не ожидала. «...И это всё? Всё?! – она едва не расплакалась. Эмму захлестнула обида: от обманутых надежд почувствовать себя опять желанной, от отвращения к Марку, а главное, от сожаления от содеянного. «...Какая же я беспросветная дура, - корила себя Эмма. Ей захотелось немедленно высвободиться. - Марк, всё. Вставай. Они скоро приедут. Я должна привести себя в порядок, – нервозно проговорила Эмма. Помимо глухой волны раздражения её хватил и мандраж. Эмме казалось, что Павлик с Полиной уже недалеко и вот-вот раздастся звук открываемых гаражных дверей. Марк молча поднялся и начал одеваться. Эмма вскочила и, прихватив свои вещи, беззвучно вышла из комнаты. В спальне, взглянув в зеркало, Эмма невольно похолодела. На губах не осталось и следа от помады. От долгих поцелуев те распухли как сливы . С век потекла тушь и под глазами виднелись размазанные чёрные круги. Эмма в панике принялась лихорадочно умываться. Холодная вода её немного приободрила и уже вскоре к Эмме вернулась способность рассуждать хладнокровно и трезво. «...Хорошо, что я успела убрать со стола, - она просчитывала время и лишь молилась про себя, - Господи, хоть бы Павлик немного задержался...» Макияж был, наконец, сделан заново: на скорую руку, но тщательно. Эмма подушилась и, ещё раз придирчиво взглянув на себя в зеркало, спустилась в столовую. Марк находился уже там. Он было шагнул к ней навстречу и собирался что-то сказать, но Эмма его оборвала: - Не надо, Марк. Я ни о чём не хочу говорить. Она сосредоточенно начала расставлять чайные чашки на стол, а через минуты за окнами послышался шум подъехавшей машины. Первой вошла Полина. Щёки её порозовели от свежего воздуха и слегка растрепалась причёска. Прямо с порога та спешила поделиться впечатлениями: - Ах, Марк. незабываемо! Жаль, что мы здесь не были раньше. За ней в дверях появился Павлик. - Ну как? Мы не долго? Как и обещал, уложились в пару часов, - отметил он удовлетворённый собственной пунктуальностью. Затем Павлик подошёл к Эмме и, обняв её, как-то очень значительно проговорил: - Надеюсь, вы не скучали? Эмма вздрогнула и побледнела Ей вдруг показалось, что в свои слова муж вкладывает какой-то ему одному известный смысл. «...Почему он об этом спрашивает? – мелькнула судорожная мысль и Эмма с замиранием сердца вспомнила, что совершенно не подумала поправить смятую постель в комнате для гостей. «...Может, Марк догадался, - она, переживая, цеплялась за мелькнувшее предположение, уже готовая туда пойти и проверить. - Всё, что можно было посмотреть, Павлик мне показал. На Голливуд бульваре не протолкнуться - столько народу. Могу себе представить, какое столпотворение там твориться во время номинации на премию Оскара. Полину распирали эмоции. Она получила огромное удовольствие от импровизированной, хоть и короткой экскурсии и не скрывала этого. - Эмма, твой муж - дорожный хулиган! Заявляю это со всей ответственностью его пассажирки. На обратном пути я думала, что меня сдует на крутых виражах. Это что, обычная манера Павлика водить авто? В интонациях её голоса прозвучала то ли похвала, то ли зависть к Эмме, живущей с человеком, не растерявшим молодого озорства. В ответ Эмма едва выдавила из себя вымученную улыбку. - Можешь теперь представить, каких нервов стоят мне совместные поездки, когда он за рулём. Собственный голос Эмме послышался незнакомым и чужим. Он словно, выдавал её волнение, столь беспричинное для других и очевидное для Эммы. Она старалась безмятежно участвовать в общей беседе, но лишь рассеяно кивала головой. До конца вечера ей казалось, что Павлик как-то по-особенному смотрит, словно пытаясь заглянуть в душу и отыскать там раскаяние. К счастью, Полина была достаточно активной и не давала никому скучать. Пребывая в прекрасном расположении духа, та продолжала бодро пить и балагурить. Угомонилась она далеко за полночь, и сопровождаемая Марком, пошатываясь, отправилась к себе в комнату... Утром Павлик, как всегда, проснулся рано и, стараясь не потревожить Эмму, собирался спуститься в гостиную. Перед тем, как выйти он неслышно подошёл к постели и едва прикоснулся губами к щеке жены. Ежедневный ритуал, к которому Эмма привыкла на протяжении долгих лет, сейчас оказался для неё болезненно-мучительным. Она тут же открыла глаза. - Ты не спишь? – удивился Павлик, - Почему, детка? Он поправил сбившееся одеяло и, присев рядом, тихо спросил: - Ты немного другая. Что-то произошло? Эмма внутренне напряглась: - «...Неужели, я чем-то себя выдала?..» - Так что же беспокоит мою умненькую девочку? Павлик видел, что Эмма немного сконфужена и попытался её разговорить. - Ну... Не бойся. Я с тобой. - Павлик, что ты хочешь услышать? - Эмма уже взяла себя в руки и без прежнего замешательства воспринимала его попытки что-то из неё выудить. - Пойми, мне очень важно твоё внутреннее равновесие, - Павлик погладил её по голове как очень послушного и понятливого ребёнка, - И я хочу защитить тебя. В том числе, и от тебя самой. Помни об этом... Он ещё раз поцеловал её и уже окончательно вышел из комнаты, оставив жену один на один с непредсказуемыми ещё вчера утром волнениями. Слова Павлика смутили Эмму. Если муж если и говорил загадками, такое случалось лишь в пору их молодости. «...Или он всё понял и не желает подать вида, или я просто не о том думаю, - размышляла Эмма, терзаясь от тяжести давившей её вины. Она почти раскаивалась в происшедшем. «...Почти, - усмехнулась она про себя. В этой магической недоговоренности и таилась парадоксальная суть. Её Эмма постигла внезапно и открывшаяся правда стала шокирующим открытием. С одной стороны, Эмма с неловкостью и стеснением вспоминала нечаянную связь, с другой - к своему удивлению, испытывала негаданное удовлетворение. В том, может быть, она и не хотелось поначалу признаться, усугубляя и без того хаос в душе, но вместе с тем, Эмма сделала определённые выводы. И не только на свой счёт... О Марке речи не шло. Он был абсолютно ни при чём. Да любовником тот, кстати, оказался себя никудышним. Марк просто стал тем мужчиной, кому она могла доверять и питала симпатию. В итоге, он так и остался посторонним, чужим человеком. Чем больше Эмма размышляла о ситуации, в которой случайно очутилась, тем интересней ей представлялись собственные наблюдения. А игнорировать их теперь ей не хотелось. Ведь, по сути дела, всё происшедшее и вывело её из того самого аморфного состояния. Подстегнуло и пришпорило, заставив быстрее течь кровь. Эммины мысли обрели ясность и как-то сразу свалилась тяжесть непоправимого. «... Неужели и вправду что-то тайное существует в моей душе? Уж не о том ли говорил Павлик? И не потому ли прошлой ночью я, наконец, смогла пережить давно не свойственные остроту ощущений и сексуальное возбуждение? Наверное, он это почувствовал. О, господи, - вздохнула Эмма со страхом, но больше с эхом наслаждения от их последней близости. « ...Как было хорошо, - она мысленно вернулась к бурным взаимным ласкам, ярким и наполненным нежновстью, утраченной прежде. Эмма плохо спала, но не ощущала себя разбитой. События прошедших суток взбудоражили её, как экзальтированную школьницу, наконец, дорвавшуюся к вожделённым взрослым утехам. Обычно с удовольствием проводившая утренние часы в постели, она не могла спокойно лежать и вскоре поднялась. Эмма редко задумывалась о роли мужчин в своей жизни. Счастливая в браке и окружённая заботой, она не видела в том нужды. Не великая любительница задушевных дамских разговоров, Эмма всегда инстинктивно старалась уходить от них с ужасом, что чья-то нелёгкая доля может и на неё махнуть своим тёмным крылом. Она суеверно не делилась ни с кем житейскими радостями, предпочитая скромно отмалчиваться. В особенности, Эмма избегала любопытства тех небезразличных собеседниц, в чьих глазах замечала гнетущее разочарование собственной жизнью. И пожалуй, недаром – чужое благоденствие - не помеха, чаще всего, обихоженной женщине... Эмма боялась зависти, как боятся недоброго глаза. От того наверное, постепенно растеряла многих знакомых - усталых от долгого ожидания любви, женщин. Их - обиженных судьбой и раньше времени подурневших, она жалела и инстинктивно сторонилась. Эмма видела как те отчаянно ловят за полы уходящие безвозвратно годы, смирившись с несправедливостью судьбы. Да и вероятно, понимала, как должно быть, им грустно осознавать, что они банально боятся встретить своё счастье, потому что уже не уверены, как с ним поступить. Такой была её близкая институтская подруга, которая, отгорев внутри, не то, чтобы ожесточилась, но утратила навсегда умение дарить себя без остатка, а главное, брать, не разрушая. И в том не было её вины. В Эмминой подруге говорила элементарная мстительность за весь небогатый прожитый опыт, что раньше времени состарил её душу и отучил быть по-хорошему легкомысленной. А ведь как это так по-женски - кутаться в пелену сладкого обмана! Однажды та высказала Эмме своё отношение к мужчинам. Причём, прямо и хладнокровно, не опасаясь показаться циничной. После институтского распределения они не потеряли друг друга из вида и иногда перезванивались. Как-то подруга забежала поболтать и за рюмкой коньяка разоткровенничалась. - Ты знаешь, мужики меня устраивают только в той роли, что я им отвожу сама. Именно для этого они и существует, - заявила та, не стесняясь мировоззрения матёрой стервы. - И их количество я тоже регулирую сама. Так что, они у меня на все случаи жизни – многие и разные. Глядишь, каждый на что-нибудь и сгодится. К тому времени та вышла замуж, использовав последний, по её мнению, шанс, что нисколько не мешало ей рассуждать подобным образом. Впрочем, наверное, не только рассуждать... - Я мужчин люблю вообще и ни в коей мере не ищу с их стороны глубокого взаимопонимания. Я, дорогая моя, вполне самоотдаточна, - жёстко подчеркнула она на прощанье. У Эммы с Павликом взаимоотношения строились иначе. Эмма слушала полу исповедь – полу манифест своей ровесницы, успевшей хлебнуть лиха, и благодарила судьбу, даровавшую ей неповторимое единение с любимым человеком. Уверенность, что ты бежишь с ним в общей упряжке и дышишь тем же воздухом, она не променяла бы на холодную милость повелительницы. Эмму тогда чрезвычайно поразила эта потребительская философия. И подруга вовсе не бравировала незавуалированным прагматизмом, а наоборот, спокойно делилась, не ожидая ни восторгов, ни порицания. Эмма, естественно, обошлась без комментариев, но потом даже спорила с той в душе. Сейчас же, вспомнив давние словаподруги, она, к собственному удивлению, признала их некоторую правоту. «...А ведь действительно, каждый мужчина в жизни женщины имеет своё предназначение...» Эммин нынешний опыт опровергал прошлые убеждения, но Эмма не находила этот факт теперь неудобным. Да и опыт ли? Назвать опытом минутное умопомрачение в результате стечения обстоятельств у Эммы не поворачивался язык. Так, эпизод. Не самый удачный, который хочется поскорее забыть. Другое дело, что и после глупейшей связи с Марком Эмма не ощущала себя прекрасной «Дианой-охотницей», умело расставляющей замаскированные капканы. Видеть в мужчине только жертву - далеко не лучший способ взять от него самое лучшее. Эммины мысли вернулись к Павлику. Уж что-то слишком подозрительное сквозило в его поведении. Она давно изучила натуру мужа. Знала о его неуёмной тяге к экстремальным выходкам и привыкла правильно на них реагировать. Было бы неразумным применять к Павлику выверенные неизвестно на ком шаблоны, и последнее, на что она могла рассчитывать теперь - это на его наивность. Её муж был внимательным зрителем и смотрел на жизнь не из последних рядов галёрки, а из ложи, скрытый от исполнителей и наблюдающий происходящее под собственным углом. Чем больше Эмма думала о роли Павлика в этой истории, тем настойчивее её преследовала мысль, что он, догадывается о случившемся, но по непонятной причине не показывает вида. Особенно, Эмму смутила его последняя фраза, прозвучавшая как приглашение к исповеди. Павлик, будто провоцировал её, вызывая на откровенность, Однако она должна была захотеть открыться ему. Сама! Эмма даже представляла выражение лица Павлика – спокойное и иронично-насмешливое. И взгляд... Его родной взгляд дорогого человека, уверенного в себе до чёртиков и ни на секунду не сомневающегося в собственном превосходстве. «..Ну и кто из нас двоих лучше? – мог полюбопытствовать он, не постеснявшись позорного статуса рогоносца. Или бесстрастно поинтересовался бы об Эмминых впечатлениях, превратив её супружескую неверность в свою победу и убеждённый в полном фиаско соперника. «...Соперник.., - Эмма скептически поморщилась, - Марк? Герой-любовник... Бедная Полина...» Перебирая в памяти подробности прошедшего вечера, она и всё более отчётливей понимала, что Павлик специально не уберёг её от глупейшего и бездарного шага. «...Но, если так, то что это? Неужели ему не больно? Или в экспериментах с собственной душой он не видит границ?...» Эмме припомнился разговор за столом, возникший так неожиданно. «...Кто его завел? Павлик. Бессознательные поступки... Индульгенция... Да ведь он выдавал её каждому из нас. И мне первой! Господи, это невыносимо!..» Она прошла в душ и долго стояла там под тугими колючими водяными струйками, как бы смывая с себя досаждавший отголосок вчерашних событий. Когда Эмма появилась в гостиной Марк с Полиной сидели в креслах и о чём - то оживлённо беседовали в компании её мужа. По нью-йоркскому времени был уже полдень. - Надеюсь, мы тебя не разбудили? – Павлик поднялся Эмме навстречу, - Кофе? Он, зная неизменную привычку жены начинать день чашкой эспрессо, направился в кухню. И Павлик же подал завтрак, за которым все, кроме Эммы, пребывали в приподнято-благодушном настроении. Только Эмма нервничала. Она сторонилась взглядов мужа, казавшимися ей пристрастно-испытывающими и угрызения совести, подавленные раньше, теперь её донимали её с новой силой. Так мелкий камешек в туфле начинает незаметно беспокоить и уже совершенно невозможно думать ни о чём, как только о том, чтобы остановиться и вытрусить прочь досадную помеху. Эмма машинально отвечала на вопросы и желала лишь одного – поскорей распрощаться с гостями. «...А ведь всё могло быть совершенно иначе, не взбреди в голову Павлику эта дурацкая затея...» Она злилась и на мужа, и на Марка и даже на Полину. «...Наверняка Павлик щедро одаривал её комплиментами, а та благодарно им внимала. В таких делах он мастак. Уж это его обычная манера, услаждать даму красноречием. О чём, интересно, они говорили?..» Эмма была готова винить всех подряд за нарушенный баланс настроения, предрекая себе наперёд мутные волны раскаяния, которые будут накатывать, не отпуская, и потом. В её душе творилось что-то невообразимое. Рассудком она понимала всю ничтожность претензий к кому-либо, а сердце захлёстывали противоречия – недовольство собой и опять странное удовлетворение. Внимание Эммы переключилось на Полину и она ещё раз ей посочувствовала, вспомнив Марка. «...Ну и как он с ней справляется? Ведь та в самом соку – вон как жизнь из неё брызжет. Или уже плюнул и не пытается реанимировать былое влечение? Хотя, и Полине, поди, давно безразлично присутствие мужа в постели? Они как родственники и не более...» Эмма попыталась нарисовать в воображении их двоих в спальне и почему-то представила Марка в пижаме. В полсатой с вытянутыми коленями, именно такой, какую в советское время носил её отец. «...Вот Марк, почистив тщательно зубы и взглянув придирчиво на себя в зеркало, икнув, невозмутимо заваливается в кровать. И не испытывает ни малейшего интереса к жене с её изученными и повторяющимся изо дня в день процедурами приготовления ко сну. Лежит и листает журнал или упирается взглядом в телевизор, откровенно безразличный ко всяким помыслам о любовной игре. Полина сидит на другой стороне кровати в застиранной ночной сорочке и в бигудях, нисколько не стесняясь собственного «нетоварного» вида. Смытые «гусиные» глаза с бесцветными ресницами и ночной крем на лице, от которого кожа выглядит жирной и старой. Боже, какая тоска! Но самое печальное, что я точно так же проводила вечера! Ужас! И у нас с Павликом уже было полное безразличие друг к другу как к мужчине и к женщине. А ведь нам ещё нет пятидесяти. Неужели нужно непременно переспать с кем-то, чтобы встряхнуться и выбраться из-под этих тяжёлых обломков?..» Тема вчерашней беседы за столом у Эммы обрела второе дыхание. «...Пожалуй, Павлик в одном абсолютно прав – последовать за импульсом - шаг опасный и непредсказуемый. Очень опасный... Однако в какое-то время без риска, наверное, всё-таки не обойтись, иначе вместо полнокровных эмоций в душе останутся зола и пепел давно отгоревших чувств. И я сделала этот шаг. Сожалею? Уже нет. Мне просто повезло. Тогда двадцать лет назад с мужем и сейчас с ним же...» Эмма внимательно посмотрела на Павлика. Он поймал её взгляд и, весело подмигнув, послал воздушный поцелуй. Опять, как прошлой ночью, ей захотелось в его крепкие объятия. «...Конечно же, он догадался...» Теперь Эмма уже не сомневалась, что это так. И поняла, что ей не придётся Павлику ничего объяснять. Не будет больше необходимости нести в себе тяжесть ошибки и ей не придётся искать спасительного оправдания своей минутной слабости. И ещё Эмма уже твёрдо знала, что опять почувствует себя очень счастливой рядом с мужем, забыв навсегда этот случай. Такси подъехало вовремя. К Эмме вернулось хорошее расположение духа и она вместе с Полиной беззаботно смеялась над шутками Павлика по повода багажа гостей. - Полина, что у тебя в чемодане? Его невозможно поднять! Уж не перевозишь ли ты нелегально свою печатную работу «Кризис социал-демократии», как когда-то транспортировала её отважная революционерка Роза Люксембург? Неужели щупальца Третьего Интернационала уже достигли Нью-Йорка? Короткий визит друзей подходил к концу. Все ехали в аэропорт. Павлик с гостями в голубом кэбе и Эмма одна, чтобы потом подобрать Павлика на его «офицерской» машине. Пристёгивая в кабриолете ремень, она про себя усмехнулась: «... А ведь всего этого не произошло бы, не окажись моя Тойота в ремонте...» © Виктор Бердник, 2008 Дата публикации: 12.07.2008 21:01:33 Просмотров: 3245 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|