Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





Слава

Евгения Богославская

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 35083 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


                                                                                                       
   Нажав кнопку 21 этажа, Слава поднималась к себе в квартиру в великолепном настроении. День явно удался! Все, за что бы она не бралась, выходило легко и с максимально благоприятным результатом. "Это надо отметить!"- почти в слух подумала Слава, предвкушая скорую радость заслуженного отдыха с бокалом бордо и недочитанной книгой. 
    - Привет. Вы как здесь оказались?- удивилась Слава, увидив в кабинете мужа незнакомого мужчину, сидевшего за столом и как-то подозрительно странно посмотревшего на нее. 
    - Добрый день,- сидящий смотрел на Славу не мигая и немного ошалело. Потом резко развернулся к столу и, уткнувшись в компьютер, сосредоточенно заговорил, - Вот, муж ваш попросил компьютер новый установить, со всеми программами со старого. 
   - Так ведь он улетел и будет только завтра,- задумчиво, не понимая откуда у него взялся ключ, сказала Слава. 
    - Он мне звонил накануне и сказал, что самое лучшее, если к его приезду уже все будет подключено, - и, угадав недоумение Славы, быстро продолжил, - А открыла мне Вероника Брониславовна. 
    Вероникой Брониславовной была свекровь и все бы ничего, но Слава все же недоумевала. 
    - Я что-то не поняла, а что же он меня не предупредил, - проворчала она, направляясь в спальню, доставая из сумочки телефон и проверяя звонки. Ах, вот и любимый! - бодрым голосом сообщил, что сегодня должен быть мастер и что до нее, как всегда, невозможно дозвониться, и что будет завтра к обеду, но главное - что он соскучился, целует нежно и не может дождаться завтрашнего дня.
   Переодевшись и налив в бокал любимый напиток, Слава завалилась на кровать, открыла laptop, решив проверить почту и отправить подруге обещанные фотографии с последнего party и пару комментариев об их общих знакомых. На экран выскочила птичка, потом всё застопорилось и у Славы никак не получалось выйти на фотоальбом.
"У-у, противное существо"- думала Слава. "Всё времени жалко, но с этим компьютером уже давно надо на ты переходить. Вот обидно, я ведь Марише обещала фотки переслать..." Слава всегда ленилась вдаваться в технические подробности и ими обычно занимался муж, но сегодня... "Эврика! Ведь в кабинете сейчас сидит мастер!"- осенило Славу. Она сделала еще пару глотков терпкого вина, проглотила несколько виноградинок и направилась в кабинет, держа открытый laptop прямо перед собой.
- Ой, а вы уже уходите?
- Я все закончил, - смущённо обьявил мастер, почему-то упорно глядя в уже выключенный компьютер.
- А-а... А я могу попросить вас помочь мне с моим компьютером? - безнадежным голосом пролепетала Слава.
- Конечно можете,- быстро и даже, как показалось Славе, с интузиазмом выпалил мастер.
- Скажите, вас как зовут?- спросила Слава, водрузив компьютер на стол и пододвигая второй стул.
- Александр.
- Какое имя красивое, а меня - Слава, - усевшись поудобней, сказала она, - Вот эта птаха постоянно не дает мне житья. И фотки подруге надо отправить. А ещё - пару вопросов хотела спросить. Саша, будьте добры, подучите, как этим чудом техники надо пользоваться. Если это вам не в тягость, конечно. Я буду записывать, хорошо? - тараторила Слава, доставая чистый лист бумаги и ручку, и чувствуя, что она неизвестно от чего, начинает волноваться; а рука, державшая ручку, стала подрагивать и выводить кривые буквы и цифры. "Ерунда какая-то"- успело пронестись в голове у Славы.
Сначала Слава послушно записывала всё, что говорил ей Александр. И даже фотографии сама благополучно отослала подруге. Но скоро стало происходить что-то странное.
- Вот, посмотрите сюда. Этого у вас быть не должно. Я уберу, - слышала Слава всё тот же голос, но как буд-то из далека. Записывать уже не получалось. По спине бегали какие-то противные мурашики, потом они рванули к голове и начали носиться по корням волос. Слава наклонилась над компьютером еще ниже, пытаясь разглядеть то, что было на экране, и уткнулась плечом в плечо Александра. Внезапно она почувствовала, как по всему телу, от головы к ногам, пронеслась электрическая волна, буд-то ее ударило током низкого напряжения, а несколькими секундами позже - волну обжигающего поцелуя, покрывшую ее с головой так, что все остальное Слава помнила, как в тумане, а все ее мысли и чувства напрочь отказались ей подчиняться. 
    Позже, когда Александр ушел, она тщетно пыталась себе объяснить, что же с ней сегодня 
произошло и как вообще могло произойти, и так и не смогла найти хотя бы мало-мальски укладывающегося в голове объяснения произошедшему. Но самое странное было то, что её не мучило воспоминание об этом, из ряда вон выходящем, событии. Ощущение было такое, что оно было неизбежным и от неё никоим образом независящим. И все последующие годы – всегда, когда она вспоминала об этом дне, то, недоумевая, понимала, что в её ощущениях и непонимании ничего не изменилось.                                                
   – Главное, – сказала Слава Александру при прощании, – чтобы мы никогда не пожалели о случившемся.
    Странно, очень странно, но ни разу она не пожалела об этом.
 
                                      * * *

    Прошло несколько лет. В жизни Славы так бы ничего и не изменилось, если бы не два события, полностью перевернувшие её жизнь. Чуть более года назад Слава испытала первый неожиданный удар – дочь выросла и решила жить отдельно от родителей. И хотя Слава  внутренне пыталась себя к этому подготовить – у неё ничего из этого не вышло.
   «Ведь я всегда старалась научить Анну жить и мыслить самостоятельно, и знала, что рано или поздно это должно было случиться" – уговаривала она себя, но уговоры мало ей помогали.
    «Так то оно так, – думала она, – но я никак не предполагала, что это будет так болезненно». 
   Ей казалось, что случится это ещё не скоро, видиться они будут часто, созваниваться каждый  день, праздники и отпуска, как и раньше, будут проводить вместе, но вышло зеркально наоборот.
У дочери была своя взрослая жизнь и времени на родителей в ней было непростительно мало.
   Но это было только началом её испытаний. Второй удар, несравненно более тяжёлый, доконал её: муж погиб по совершенно непостижимой своей ужасающей несправедливостью случайности. Как потом обьяснил полицейский дочери ( ей он тоже пытался что-то сказать, но Слава тогда утратила всякую способность что-либо воспринимать ) девочка, вырвав ручку из руки матери, бросилась перебегать дорогу; муж Славы, будучи за рулём и увидев девочку, нажал на тормоз и резко рванул руль влево, а с левой полосы в него врезалась, несущаяся со всей скоростью, машина. Он погиб, даже не успев понять этого. Другие учасники этого инцидента не получили даже царапин.
   Маленькая девочка выросла, стала актрисой, и уговорила режисёра одного из фильмов, в котором она снималась, вставить эпизод спасения её жизни в картину с реальным именем человека, погибшего, но спасшего её. В фильме был кадр, где уже выросшая девочка стоит с цветами перед небольшим мемориалом на месте произошедшей трагедии. Мемориал этот существовал уже давно. Он был установлен родителями этой самой девчушки вскоре после аварии. Всё было подлинно, торжественно и душевно, но любимого человека было этим не вернуть и Слава пережила настоящий шок после потери близкого человека. Она ни за что не хотела смириться с мыслью, что его больше нет.      
   «Этого быть не может, потому что этого не может быть!» – твердила она себе изо дня в день.
Но кошмар не исчезал, доводя её до полного изнеможения. Подруга Славы забрала её к себе сразу после похорон: они были очень близки, и всегда и вовсём помогали друг другу. Первое время Слава ещё кое-как держалась, пытаясь скрывать весь ужас боли, которую она переживала. Подруга же, интуитивно чувствуя, что творится в душе у Славы, поддерживала её, как только могла, пока Слава не поняла, что не в праве взваливать даже на столь близкого человека своё непомерное горе: подругу сострадание искалечит, а Славе легче не станет ни на йоту. Убедив подругу, что ей уже намного легче, Слава вернулась к себе, где абсолютно всё напоминало ей о совсем недавней и такой счастливой жизни. Как ей теперь жить? Как? Без весёлого смеха дочери, без теплых семейных вечеров, даже без постоянного ворчания мужа, которое так всегда её раздражало. Ах, как много она отдала бы сейчас, чтобы услышать его голос где-то рядом!
    Единственная мысль, которая спасала её – если это, конечно, можно назвать спасением: «Раз я осталась жить, значит должна нести этот крест дальше. Одна...» Нет выбора, нет света, только тёмный коридор, по которому надо брести; и при этом – дышать, есть, ходить на работу, с кем-то о чём-то говорить. Но зачем? Зачем? За-а-а-че-м?... Эхо гулко отражалось от стен узкого темнего коридора, не давая ответа...
 
   «Свет в конце коридора...» – мелькнуло в голове у просыпающейся Славы: «Свет, свет... Почему он приснился мне сегодня?.. Только будет ли конец этому коридору вообще когда-нибудь. Не знаю... Не знаю, но что-то сегодня обязательно должно произойти» – как заклинание шептала Слава.                            
    Не зря же она, первый раз после случившегося, поснулась не после кошмара, в холодном поту и с тяжёлым сердцем, а просто проснулась.
   Солнце мягко светило в окно, залило лучами весь подоконник и, запрыгнув на кровать, под-
крадывалось к подушкам. Через минуту лучи подобрались к вазе, стоящей на тумбе у изголовья кравати, с так любимыми Славой гиацинтами, и по спальне в разнобой полетели хрустальные блики, так похожие на снежинки – с острыми лучистыми концами и бледно-молочной сердцевиной, кружащие сначала по потолку, потом по стенам и кровати, в каком-то таинственном танце под только ими улавливаемую волшебную музыку. Слава провалилась в забытье, впервые с прошлой осени без снов и видений; её изувеченное сознание не мучило её, и она проспала бы ещё неизвестно сколько, если бы не назойливый, постоянно врывающийся в подсознание, звонок, как ей сначала показалось из сна – но нет, снов не было! – и проснувшись совсем, она поняла, что звонят во входную дверь.   Неохотно поднявшись и недоумевая, кто бы это мог быть и звонить в дверь с таким упорством - ведь её элементарно могло не быть дома - Слава побрела открывать.
   – Саша? Ты?! – перед глазами у Славы потолок начал плавно уезжать куда-то в сторону, а пол и стены поплыли вверх, и в этот момент она почувствовала, что Александр крепко держит её за локоть.
   – Тебе нехорошо? Может тебе сесть? – он взволнованно всматривался в её бледное лицо.
   – Да нет, хорошо мне, – немного придя в себя, выдавила Слава, – просто никак не ожидала тебя увидить. Какими судьбами? – она пыталась казаться спокойной, но у неё это плохо получалось, потому-что внутри неё творилось что-то неладное, бросающее её из жара в холод и обратно.
   – К тебе приехал... Навсегда, – сдавленно, глядя куда-то в сторону, проговорил Александр и сник, – но ты мне кажется не рада... 
   Несколько мгновений Слава стояла в оцепенении и вдруг её прорвало:
   – Сашка, – вскричала она, бросаясь в его объятья, целуя все те части лица, которые она могла уловить губам; до тех пор, пока их губы не встретились. По всему телу промчалась горячая, обжигающая изнутри и до боли знакомая, волна. Ноги у Славы ослабели и начали подкашиваться. Александр подхватил свою обомлевшую и столь драгоценную ношу и понёс в глубь квартиры, где в сгущающихся сумерках за полуоткрытой дверью виднелась кровать, мерцающая чем-то бледно-голубым и зовущим, похожим на множество светлячков на лесной поляне в теплые летние сумерки под безоблачно-звёздным небом. С гулко бьющимся сердцем, не отрывая своих губ от губ любимой, Александр нежно и бережно положил полуобморочную женщину на кровать и сам провалился в звёздное межпространство, тишину которого нарушал только тихий, завораживающий шопот такого бесконечно родного голоса.
   Сколько прошло времени – неизвестно, засыпали они этой ночью или нет – вспомнить так и не удалось. И только тогда, когда за окнами появились первые проблески зарождающейся зари, бледно-коралловыми лучами робко, но потом всё настойчивее, пробивающимися сквозь толщу безвозвратно уходящей ночной тьмы, Слава смогла заговорить, не узнавая своего голоса - то ли от волнения, то ли от утомления изменившего не только свой тембр, но и высоту своего звукового ряда - ставшего низким и хрипловатым:
   – Саша, скажи, как ты здесь оказался, – и через небольшую паузу дрогнувшим голосом спро-
сила, – Как ты узнал, что муж мой умер?
   Александр молчал и, когда она посмотрела на него, то подумала, что вряд ли он вообще когда-нибудь заговорит. Через нескончаемо-долгие несколько минут, она услышала его сдавленный голос:  
   – Я знал об этом год назад. Тогда, когда это случилось.
   – Год назад.., – как эхо повторила Слава, взволнованно думая, что каждая пауза, сначала медленно, но вскоре с пугающим наростанием, начинает её душить.
   – Я должен тебе признаться, – еле слышно произнёс Александр, – Все годы после нашей встречи, я со стороны наблюдал за тобой.                      
 – Что значит «наблюдал»? Зачем? – удивилась Слава.
    В голове у неё что-то застучало, а к горлу подкатил ком.   
   – Я не мог отказать себе в радости видеть тебя.
   « Радости видеть...» – вновь, как эхо, пронеслось в голове у Славы, – « Вот те на! Не понимаю...», – но комок от горла начал отступать. Окончательно сбитая с толку, она не перестовала удивлённо спрашивать:
   – Как это «...все эти годы...»? И я ни разу этого не заметила?
   – Ты не должна была заметить. Я не в праве был нарушать твой душевный покой... Я бы себе этого не простил, ведь ты была вполне счастлива. Подло разрушать чьё-то счастье!
   Опять повисла тишина. К горлу опять начал подступать комок.
   – Так что, весь последний год ты тоже наблюдал?
   – Я разводился... – Александр совсем помрачнел, – Я же понимал, что к тебе не смог бы прийти женатым: знаю, ты бы этого не приняла. А моя супруга... Она... Она ни за что не соглашалась дать мне развод: слишком любит себя и привыкла заниматься только собой. А теперь, - Александр глубоко вздохнул, - ей придётся заниматься ещё и зарабатыванием себе на жизнь... Но теперь... теперь я свободен...
   – Так ты развёлся из-за меня? А как же семья?
   – Семья? М-да... Она никогда не любила меня, да и я её тоже. Но понял я это только после нашей с тобой первой встречи. Тогда... тогда всё переменилось в моей жизни... А наш сын?.. Он уже взрослый. У него своя, взрослая, жизнь и сейчас родители интересуют его меньше всего, – Александр часто прерывался, и Слава чувствовала, что каждая фраза доставалась ему с трудом, – Хотя, конечно, я звоню ему, но это скорее нужно мне, а не ему...
   – Так почему ты не ушел от неё раньше? Не хотел что ли остаться один?
   Опять молчание... Сколько прошло: минута, две, десять? Одному Богу известно! Может и несколько секунд – непонятно. Время явно изменило обычное своё течение: то вдруг замедляясь, то бешенно перескакивая вперёд, то возвращаясь в прошлое, а то просто замирая на месте. Хотя, постойте! Нет, нет, Время – это постоянная величина, и так же как Пространство, являясь вектором многомерного существования – неподвижно. А мы, как и всё приходящее, несёмся мимо него и нас тормозят, или уносят в даль встреченные по дороге потоки ближайших к нам сущностей. Что же происходило в данный момент времени, Слава понять не смогла, но с облегчением ( «Наконец-то!» ) услышала:
   – Хотел.., – сколько горечи было в одном этом слове, – конечно, хотел... Но решил, раз мы не можем быть вместе, то доведу до ума моего балбеса... Теперь он в колледже и живёт в другом городе. Да и я уже более полугода, как съехал. Так что с семьёй у меня не сложилось...
   Слава почувствовала внизу живота то неприятное ощущение, которое чувствуешь при прыжке с высоты, а сердце забилось часто-часто, как раненная птица о прутья железной клетки, пытаясь вырваться. Александр лежал на спине и, не мигая, смотрел в потолок. Вдруг он быстро развернулся к Славе, буд-то почувствовал, что ей стало не по себе, взял в руки её похолодевшие пальцы, потом обнял её и начал целовать пахнущие осенними цветами волосы, нашёптывая ей прямо в тёплое ухо:
   – Что ты, что ты, родная. Теперь всё будет хорошо. И ничто не сможет разлучить нас . Ничто и никто, поверь мне!
   Их губы вновь встретились и они провалились в невесомость – ту самую, из которой никогда не хочеться возвращаться. Очнулись они тогда, когда солнце уже настойчиво светило в широко распахнутые окна, а желудок так же настойчиво убеждал Славу в том, что время приёма пищи, как впрочем и всего остального, уже давно настало. Возвращение к обычным инстинктам говорило о том, что жизнь возвращается в прежнюю калею –нежданную, но такую живительную.
   За завтраком Слава сидела неподвижно, не в силах пошевелиться, оглушенная своим, неожи-
данно обрушившимся на неё, счастьем; широко раскрытыми глазами, удивлённо смотрела на мужчину, сосредоточенно хлопотавшего в её ещё вчера сиротской кухне, и ещё вчера бывшего ей совершенно чужим человеком, а сегодня таким родным и близким, как буд-то они прожили вместе много-много счастливых лет.
   « Вместе... и в горе, и в радости, и... в любви, и... как там ещё? Не помню...» – думала Слава.         
   После чашечки ароматного кофе она наконец очнулась:
   – Саша, а где твои вещи?
   – В гостинице. Я, видишь ли Слава, бездомный нынче. Примишь таким?
    – Вместе, Саша... Теперь всегда будем вместе. Правда?, – заулыбалась она.
    – Конечно, родная!, – Саша сидел напротив неё и тоже улыбался, – но ты не переживай,
нам на жизнь я заработаю. Компания у меня небольшая, но я не плохо зарабатываю. Да и заводик небольшой имеется, кирпичный, как говорится на безбедную старость.
   Про «безбедную старость» Слава слушала вполуха. Ни разу в жизни она не переживала за деньги, будучи непритязательной и твердо уверенной, что на нормальную жизнь необходимое их количество всегда будет; но она всегда очень болезненно переживала одиночество и сейчас думала о том, что жизнь удивительно непредсказуема, ведь только вчера она казалась ей пустой и никчемной, лишённой всякого смысла; и что ей, медленно погибающей, Господь, сжалившись, даровал новую жизнь. И сейчас она с ужасом вспоминала, что ещё вчера не хотела жить.    
    
                                     * * * 

    Они оба страстно любили путешествовать, но не менее страстно любили домашние вечера, за ча-
шечкой чая или бокалом любимого бордо. Любили  
дорогие и красивые вещи, но для себя считая приобретение оных только по необходимости, и не потому, что на них жалко было денег - просто отсутствовали две крайности: накопительство и расточительность. Любили те же книги, ту же музыку, да и многое, многое другое, почти полностью совпадая во вкусах. Доходило до
смешного. Так однажды они, не сговариваясь, купили билеты на один и тот же спектакль, при-
чем Александр - обнаружив, что билеты на их лю- бимые места уже куплены - купил в следующем ряду. Позвали друзей и оказалось, что лишние билеты пришлись, как нельзя кстати, а вечер вы- 
дался незабываемым: с близкими друзьями, с потрясением от увиденного спектакля, с ужином 
вчетвером в любимом ресторане: при свечах и с великолепным видом на залив.
   И чем ближе они узнавали друг друга, с восторгом обнаруживая на сколько близки их мировосприятие и мироощущение, их отношение к жизни и все, что в ней происходит - тем удивленно-радостнее осознавали на сколько гармонично они подходят друг другу.
   И только тогда, когда речь заходила о детях -
их мнения и чувства не совпадали. Слава никак не могла смириться с тем, что дочь так редко с  
ней видеться и ее почти совершенно не интересу- ет и не волнует жизнь матери. Звонила чаще всего Слава, потому-что Анна всегда была очень занята и звонить забывала, а видились они в лучшем случае два-три раза в год, но обязательно 
- только на день рождения Славы и то, только потому, что дочура не могла сказать матери, что в этот день она тоже занята. Слава очень по это- му поводу переживала, а когда Александр пы- тался ее успокоить - ведь он сына не видел не-  сколько лет и не без оснований полагал, что наврядли увидит его в ближайшие годы - то Слава расстраивалась еще больше и никакие доводы не могли ей помочь с этим справиться. Сама она выросла без матери, и когда бабушки не стало - мир для нее рухнул. Потом он рушился еще два раза, но тогда семнадцатилетней Славе, почти еще ребенку, было страшней всего остаться одной в не всегда доброжелательном, а порой и откровенно враждебном мире. Трудности закали- ли ее, но ко всему, что касалось семьи, она отно- силась очень трепетно и очень болезненно пере- живала невнимание дочери. 

   Годы шли, дни бежали, минуты проносились с невероятной быстротой, но Славу это не удру-чало. Пока с ней был любимый человек - ей все было нипочем, а смерти она и вовсе не боялась,  однажды осознав, что смерть - это избавление от наших земных испытаний, а жизнь в одиночестве и болезнях для нее на много-много порядков хуже и  страшнее, чем переход в иную, как она предпо- лагала - духовную, форму существования. 
  B их жизни было много разного, и главное - много хорошего.  Жили, как говорят,  душа в душу. "И в горе, и в радости...", - часто вспоминала Слава тот день, когда началась ее третья жизнь: и странный сон, и комнату, утопающую в солнечных бликах, и шок от появления на пороге ее осиротевшего дома человека, подарившего ей потом столько счастливых лет, прожитых вместе.   
   На восьмую годовщину свадьбы они отправились, как обычно делали каждый год,  в очередное путешествие, но на обратном пути на удивленные расспросы Славы, Саша весьма неохотно, но признался в легком недомогании. Сначала Слава не придала этому  особого значения, но по прибытии домой она   почувствовала что-то неладное и решила настоять на том, чтобы Саша  прошел обследование у врачей, от чего он раньше постоянно открещивался, а в оправдание выставлял главным аргументом свое чудесное самочувствие. Но в этот раз ему пришлось согласиться на уговоры Славы, видимо осознав  на сколько в этот раз она будет непреклонна и ему все равно придется пройти эти, как он выражался "вынужденно-вымученные", обследования. Потом врачи поведали Славе, что если бы Александр обратился к ним на два-три месяца позже, то ему уже вряд ли кто бы то ни было смог помочь, а так - после операции - он проживет еще несколько лет вполне нормальной, полноценной жизнью. Тогда-то она поняла, насколько предчувствие ее не обмануло и каждый день благодарила Господа за чудесное спасение любимого.
    Это были счастливейшие годы ее жизни! Каждый день для них был праздником,  который они научились ценить безмерно больше, чем раньше. Хотя и до этого они не испытывали недостатка в любви и внимании друг к другу, но сейчас чувства обострились до такого  придела, как вероятно бывает у пантеры перед прыжком, когда она знает, что от того, сумеет ли она через доли секунды заполучить добычу, зависит выживут она и ее дети или они погибнут от голода. Каждое мгновение проведенное вместе они принимали, как подарок судьбы, не уставая удивляться тому, на сколько они могут быть счастливы.

   Врачи не подвели. Несколько лет Александр чувствовал себя вполне нормально, но совершенно неожиданно наступил кризис, из которого вырваться ему уже не удалось. Слава днем и ночью сидела  у его кровати, забыв обо всем на свете, зная, что дни его, а то и часы, сочтены. Саша даже не пытался уговаривать ее пойти домой хотя бы на пару часов - он знал, что это бесполезно. Тогда он рассказал ей, что именно в тот день, когда они впервые встретились, его работник внезапно заболел и Александру самому пришлось идти к ней домой, что бы  установить тот самый, познакомивший их, компьютер, чего он в принципе уже давно не делал сам, и что он каждый раз покрывался холодным потом, когда думал о том, что бы сталось с его жизнью, выйди этот парень в тот день на работу. Но самое странное было то, что ему потом рассказал заболевший парень: встал он утром абсолютно здоровым, успел умыться-побриться, и тут его начало тошнить, а чуть позже рвать, температура подскочила к сорока и его буквально свалило с ног, а к вечеру у него все так же внезапно прошло и на следующий день он уже, как ни в чем не бывало, вышел на работу, и врач так и не смог ему объяснить, что с ним такое стряслось.  Слава плакала, слушая его рассказ. Она знала, она чувствовала, что встреча их была неслучайна, что ее просто не могло не быть. И глядя в светлые и спокойные глаза любимого, она понимала, что он думает о том же. Слезы высохли и она заулыбалась ему в ответ.
   - Я верю, мы должны были встретиться, - услышала Слава тихий голос, - не могли не встретиться. 
   -Я знаю, милый, знаю, но...- она запнулась, горло ее сдавило и, поймав удивленный взгляд мужа, она выдохнула,- Как я буду жить без тебя?! Как? Я... я погибну! - и  жестом попросив мужа ничего не говорить, продолжила, - Но ведь это даже к лучшему. Мы встретимся там, - она на мгновение посмотрела куда-то в верх, - где ты будишь ждать меня.
   - "И в горе, и радости... И на земле, и на небесах..."- Саша улыбался широко и открыто. 
    И хотя Слава могла догадываться на сколько тяжело ему дается такое спокойствие, но он решил сделать всё, чтобы она не узнала об этом наверняка. Он твердо намеревался не омрачать последние дни, проведенные с любимой, чего бы ему это не стоило, и молил только об одном, чтобы все скорее кончилось и она так и не  успела осознать, на сколько тяжело ему это далось.
   Анна приходила к ним каждый день, кормила обоих и тут же убегала, а на вопросительные взгляды матери только отшучивалась: 
   - Мам, вы тут без меня поумираете с голоду, - и исчезала.
   Супруги обменивались удивленными восклицаниями: что же могло значить такое частое и несвойственное для нее внимание к ним дочери.
  

   Анна приехала домой глубокой ночью, сразу после звонка мамы, задохнувшимся голосом прошептавшей ей страшное известие, и после уже не оставляла ее ни на минуту, зная какой удар она перенесла и очень за нее волнуясь.
   После похорон она осталась у мамы. Анна даже не пыталась скрывать свою растерянность и боль:
   - Я поживу у тебя пару дней, хорошо?
   - Анна, что с тобой?- Слава никогда не видела дочь в таком смятении.
   - Мама, нам надо поговорить,- она села рядом и после минутной паузы, продолжила,-  Я думаю, мы должны чаще с тобой видеться и проводить как можно больше времени вместе. А еще я поняла, что сейчас нужна тебе, как никогда раньше и, если я не позабочусь о тебе сейчас... после случившегося, - она бросила горестный взгляд на большую фотографию в мрачной бронзовой рамке, с которой на нее смотрел ее отчим и один угол которой был перетянут черной лентой, - то потом не смогу простить себе этого. 
   Cлава не ожидала такого серьезного разговора с дочерью, уже давно потеряв всякую надежду на сближение . И вдруг...
   - Мама, прости, я никогда не задумывалась о том, что время проходит безвозвратно и никому не удастся вернуть ушедшего. Никогда и никому!  А ведь я всегда была уверена, что все еще успею.
   - Так что же сейчас?- у Славы перехватило дыхание, ведь она ждала этого от дочери столько лет! Неужели она действительно поняла на сколько ценны и дороги их отношения?
   - А сейчас, - голос у Анны был взволнован, но привычно тверд, -  я хочу наверстать упущенное, и успеть самое главное - вернуть тебе хоть часть того тепла и нежности, которыми я всегда была окружена, и... и которые не умела ценить, принимая за должное. Странно, почему я не догадалась раньше, что единственное, чем я могу отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделала - это внимание и любовь.
   - Спасибо, дочура, спасибо, родная! - Слава прижала дочь к сердцу.
   "Наконец-то, наконец-то!"- думала она: "Ничего, что столько времени упущено. Главное, что она это чувствует и понимает. И единственное, чего мне не хватало в жизни - это взаимопонимания с дочерью, ну и конечно частички ее тепла - все это теперь у меня есть и более мне в этой жизни желать нечего..."
   Слезы катились по ее щекам - слезы радости и... и облегчения, ведь в течении этой тяжкой ночи и мучительных церемоний этого жуткого дня, она не проронила ни слезинки. Она обещала, обещала любимому, что... Слава осеклась. 
   "Невыносимо! Еще вчера он говорил со мной! Еще вчера мы были вместе! Его глаза...его голос... Нет, нет, я не должна плакать, я обещала..."
    Он просил ее: 
   - Не оплакивай меня, родная. Если это правда и жизнь действительно существует после смерти - я увижу твои слезы и это разорвет мне сердце...
   "...почему... почему именно мне суждено терять близких, ведь это так страшно и больно?!.."- думала Слава, глядя в окно, за которым медленно и безвозвратно догорал завораживающе-величественный закат, утопая за линию горизонта; туда, где кровавое небо заглатывала сначала сумрачно-лазурная, а потом все более и более сгущающаяся тьма.     
   "Не гневи Бога" - услышала Слава свой внутренний голос, который обычно дремал в ней, но в трудные минуты появлялся, неожиданно и солидно давая не всегда успокаивающие, но всегда справедливые замечания. - Ведь тебе счастья в жизни выпало столько, что другим хватило бы на несколько жизней. Ты же знаешь, что радость и печаль вечно ступают вместе, рука об руку, как неразлучные сестры..."


                                        * * *

    Анна сдержала данное ею слово - она часто виделась с мамой. А когда однажды Слава обмолвилась о том, что она не хочет, чтобы дочь хоть чем-то жертвовала ради встреч с ней, то Анна, с присущей ей прямотой и грубоватой  откровенностью, заявила: 
   - Мам, мне, я думаю, видеться с тобой необходимо не меньше, хм..., а то и больше, чем тебе со мной.
   Она обняла маму за плечи, прижалась щекой к ее щеке, голос ее смягчился и она продолжила: 
   - Но самое главное - я благодарна судьбе, что во время сумела это понять. И мы еще многое с тобой повидаем вместе. 
   Слава догадывалась, что это не так; что времени, отведенного ей, осталось не так уж много, но дочь она не переубеждала и за зря расстраивать ее не собиралась. Зачем?! Им так хорошо было вместе!

      ...Через два года Славы не стало. Она умерла в тот же ноябрьский день, как и ее любимый. Жизнь медленно вытекла из нее, как из прохудившегося сосуда вытекает ключевая вода. Ее последнюю рану уже ничто и никто не мог залатать... законопатить... заживить или что там может быть еще.
  Накануне, в госпитале, Анна сидела рядом с мамой, держа ее холодеющую руку в своих ладонях. Слава на несколько минут пришла в себя , обернулась к дочери и, увидев ее затравленные глаза, еле слышно попросила: 
   - Дочура, свет мой, не терзай себя. Тебе не в чем себя винить, поверь мне! Единственное, что мне нужно, - Слава собрала последние силы и, еле заметно сжала руку дочери,- ты должна пообещать мне... что научишься быть счастливой.
Обещай...
   Анна лишь помахала ей в ответ, не в силах вымолвить ни слова. Слава же посмотрела на дочь с такой благодарностью и нежностью, что Анна все поняла и вскрикнула:
   - Мама, не уходи! - слезы хлынули у неё из глаз.
   - Не плачь, родная, не плачь! Это разрывает мне сердце, - несколько драгоценных мгновений Слава смотрела на дочь, слабая улыбка озаряла ее лицо, а глаза светились бесконечной любовью, - Ты обязательно будешь счастлива! Обязательно! А мне... пора... 
   Глаза её закрылись и Слава перестала дышать, а улыбка так и осталась на ее побледневшем и в миг осунувшемся лице.

  
   Через год Анна стояла на кладбище, прижимая к груди огромный букет осенних цветов и глядя на две могильные плиты, стоящие так близко друг к другу, что казалось они слились в один монолитный камень, черный и мрачный, и с которого смотрели на нее два таких родных ей человека. Они улыбались и Анна понимала, нет, скорее, с обжигающей изнутри тоской - чувствовала, что им  хорошо вдвоем там, откуда не возвращаются. "Все пройдёт"- было написано на одной из плит, а на второй: "Пройдет и это".
   Дул пронизывающий ноябрьский ветер, швыряющий осенние листья в могильные плиты и решетки, ударяя по полам пальто и гиацинтам, грозя сорвать лепестки и унести их в мутную даль  тоскливого осеннего дня. 
   Анна вздрогнула и невольно обернулась на необычно громкий шорох листьев, послышавшейся где-то с боку. Она увидела высокого мужчину с длинными, волнистыми, развевающимися на ветру, темными волосами, медленно идущего в ее сторону. Он поравнялся с ней и, когда она уже собиралась отвернуться, он остановился, посмотрел на надгробия, потом перевел взгляд на Анну и стал молча на неё смотреть. Она тоже, как завороженная, глядела на него, не в силах пошевельнутся или что-либо сказать, не понимая, что же могло так потрясти её при встрече с неожиданно остановившимся рядом с ней незнакомцем.  
   - Здравствуй, - наконец нарушил молчание неизвестно откуда взявшийся пришелец, - Я - Алексей, а ты, стало быть - Анна.
    "Ах, вот оно что!"- почему-то обрадовавшись, подумала Анна, и в голове у нее начали всплывать, одно за другим, смутные воспоминания молодости: фотографии, где отчим был снят вместе с сыном, еще юношей, очень отдаленно, но все же похожего на стоящего перед ней мужчину; и то что звали его Алексей; и то, что учился он на архитектора и учебу бросил, а когда через несколько лет решил закончить образование, то наотрез отказался от предложенной отцом материальной помощи. А ещё Анна знала, что с отцом он не виделся с тех пор, как тот ушел от своей первой жены и матери Алексея. Видимо Алексей с трудом пережил их разрыв и с категоричной твердостью, свойственной только бескомпромиссной молодости, не смог этого принять.   
   - Ты не думай, - вдруг заговорили Анна, удивленно ловя себя на мысли, что разговаривает с Алексеем как с давним добрым знакомым -легко и свободно, будто знает его тысячу лет, да еще на тему, на которую она никогда и ни с кем вообще не говорила, - мама познакомилась с твоим отцом уже после его развода.
   - Я знаю, - Алексей ненадолго перевел задумчивый взгляд на фотографию отца, а потом глядя куда-то в серое, низкое небо неожиданно для самого себя добавил, - но я не мог ему простить того, что он не любил мою мать. И только сейчас понимаю, что это не совсем от него зависело. 
   - То есть совсем от него не зависело, - поправила Анна.
   Они замолчали, но не смотря на промозглую погоду с холодным, пробирающим до костей, ветром, уходить не хотелось. Так они и стояли, "на ледяном ветру погоста...", два великовозрастных неприкаянных ребенка, осиротевших так рано и так болезненно, смотря друг на друга удивленно и ошарашенно, подсознательно уже понимая, что всю оставшуюся жизнь они проживут вместе, жить будут долго и счастливо, вырастят детей и внуков; и каждый год, в ноябре, будут вместе приходить на это кладбище, заваленное осенними листьями, с огромным букетом осенних цветов и, прижавшись друг к другу, и вздрагивая то ли от холодного ветра, то ли от навернувшейся слезы, будут вспоминать этот первый день их встречи, полностью изменившей их судьбу, и благодарить Бога за то, что они встретились в этом печальном, но в то же время удивительно радостном для них, месте, невольно понимая всю глубочайшую суть двойственности бытия...

 


© Евгения Богославская, 2012
Дата публикации: 27.09.2012 15:52:20
Просмотров: 2605

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 19 число 39: