Битва

Борис Тропин

Форма: Роман
Жанр: Просто о жизни
Объём: 7440 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Глава 18 романа "Мы уходим"

Я сделал открытие. Даже два.

Оказывается, наша цель – давно уже не коммунизм.
И хотя огромный, но изрядно обветшавший транспарант над цехом погрузки неизменно о нем напоминает уже много лет, перед нами задача куда более важная и актуальная. Она проста, ясна и гораздо более реальна.

Главная цель нашего цеха блоков – это План. И всего комбината тоже.
План этот спускается нам из Главка, а на Главк из министерства, а туда – с каких-то высот, мне недоступных и непонятных. Оттуда он вообще на всех спускается.

Поэтому и для всей нашей страны План – это главное.

Если о коммунизме в газетах – расплывчато, неопределённо и давно без хрущевского задора, то о Плане – конкретно, с цифрами и по всем отраслям и направлениям.

План – это и цель, и смысл, и задача…

И большая проблема.

Чтобы его выполнить Партия и правительство постоянно призывают народ к самоотверженному труду. Народ вроде бы старается, кое-где даже с воодушевлением. Но у нас людей не хватает.

Поразительно! Такая большая страна, великий народ, а людей для работы не хватает. На всех предприятиях требуются.

Я с удивлением обнаружил, что приевшиеся до безразличия лозунги и репортажи о битве за урожай, за уголь, за металл, за то, за сё – это не пустые слова, а вынужденная и отчаянная агитация и призыв активней включаться в эту славную битву.

Народ у нас трудовой, но в битву не рвётся. На фронтах этой битвы не сладко. Это не в конторе сидеть. Но туда не требуются. Там хватает. Даже перебор.

Не хватает людей для простой и полезной для всех работы, для конкретных и нужных дел. Специалистов не хватает. Причем на всех фронтах: и там, где бьются за хлеб и за выплавку чугуна и стали, и там, где сражаются за мясо, молоко, яйценоскость кур и ширпотреб и, конечно, за отдельные квартиры для каждой семьи.

Положение серьёзное. План – основа всего. И везде он под угрозой.

Я облачаюсь в рабочую одежду и спускаюсь в цех.

- Как дела? – беглой улыбкой встречает Лёшка мастер.

- Нормально, осваиваюсь, - тоже улыбнувшись, киваю в ответ, намереваясь отправиться на своё рабочее место.

Улыбка вмиг слетает с лица мастера, уступая место производственной озабоченности.

- Постропали сегодня здесь! Этот Дашкин опять нажрался. Не будет его. Коля сказал, видел его в жопу пьяного у магазина.

Вот это новость!

- Да я в этом пролёте плохо ориентируюсь, - пробую возразить.

- Ну, ты парень грамотный, разберёшься, спросишь, если что. Совсем некого поставить. И так людей не хватает, а тут после аванса трое не вышли.

Так, вмиг превратившись из формовщика в стропальщика, я брошен в самое пекло битвы на строительном фронте.

В первом пролёте много разных панелей. Они меньше, чем знакомые шестёрки и семёрки, но их официальные номера и клички я ещё плохо знаю. Пропарочные камеры маленькие, но их много. И черт их разберёт, где там что, какие формы откуда доставать и какие куда сажать.

Бросив взгляд в сторону стоящего на приколе крана, увидел медленно поднимающуюся по крутой металлической лестнице толстуху по имени Римма, по кличке Мормышка. О-о! Это мне сегодня для полного счастья. Смена, похоже, будет адской.

Мормышка, как рассказали, работала кассиром в Елисеевском, но что-то там сжульничала, или за компанию пошла под суд. Дали ей 5 лет. Но вышла она раньше. И теперь сидит на кране, вредная и крикливая. Орёт, матерится, кран дёргает. Работать с ней опасно. Зазеваешься – руки оторвёт. А деваться некуда.

И полчаса не прошло, а я уже и дурак, и бестолочь, и куда смотришь, и ничего не понимаешь, и кого дали, и вообще не пойми что…
И весь мокрый от пота и злой как черт.

Не приведи Господь работать с этой бывшей кассиршей!

Вдобавок не хотели открываться две длинные формы. Я сначала обрадовался, что в этом пролёте два новых лома и они потоньше и полегче, чем знакомый толстенный и тяжелый лом во втором пролёте. Рано обрадовался! От сильного удара, пытаясь отбить борт длинной формы, пришкварившейся к телу панели, тонкий лом неожиданно спружинил, и я получил ответный удар в лоб. Хорошо, кисть собственной руки послужила защитной прокладкой, смягчив удар.

Тонкий лом опасно пружинил и дрожал в руках после каждого удара. Я измучился с ним, а длинные формы не открывались. Пришлось сбегать во второй пролёт позаимствовать толстый лом. А когда из последних сил, наконец, справился, немного отдышался и раскантовал очередную, эта нетерпеливая зараза, едва я успел подцепить, рванула и повела блок, задев меня.

Чтобы не грохнуться на железки, я резко повернулся, отступив, и чуть ни упав, сильно ударился ногой о край раскрытой формы.

Испугался – не повредил ли кость. Пощупал, потрогал, потопал пораненной ногой – вроде, нет. И снова понеслось, завертелось…

И опять я бестолочь, ничего не соображаю, не вижу, куда надо ставить, и откуда доставать, и так-перетак, и этак-разэтак. И мой почти красный диплом о высшем образовании, увы, помочь мне не в силах.

Я словно выпал из привычной реальности в некую иную, сверхнапряженную и опасную. И не только я, все мы здесь в этом шуме, лязге, грохоте и криках пребываем в каком-то вздёрнутом состоянии близком к истерике.

Руки, ноги, голова – всё тело гудит переполненное собственными усилиями. В этом почти истерическом танце то с ломом, то с пауком, то взлетая на камеру, то спрыгивая с неё, я все более вписываюсь в общий ход работы пролёта, на стене которого черная доска с цифрами количества кубов каждой из трех смен. План подгоняет! Мы отстаём.

Интересно, сколько мне нужно сделать всяких железобетонных штуковин, чтобы иметь моральное право на собственную квартиру?
Боюсь, за полгода не управлюсь.

Когда появляется минутка передыха, сжатое жесткой необходимостью конкретных действий сознание расправляется, и начинаешь замечать вещи помимо самых необходимых.

Вот рыжие спецовки понесли ящики с можайским молоком к себе в арматурный цех. Молоко хорошее, пробовал.

- А нам когда дадут? – спрашиваю у Миши формовщика, тоже тормознувшего свой трудовой процесс, чтобы закурить.

- Нам не положено, - сказал Миша. – Это сварщикам.

- А разве наш цех не горячий? – удивился я.

- Нет, - Миша вытер обильный пот со лба. – Просто жарко.

Глотая газировку, я задрал штанину, посмотреть, что с ногой. Маня, тоже подошедшая к автомату, даже вскрикнула:
- Ой, у тебя вся нога в крови!

- Боевое ранение.

Наша работа – это действительно битва, тяжелая, опасная и не каждому по плечу. Передовая линия разных фронтов общей битвы за План, которую ведёт страна, на удивление тонка и не укомплектована.

Волею судьбы я брошен сюда, и, деваться некуда, ринулся в атаку с ломом наперевес. Каждая смена – сражение. Может, кому-то и смешно, но здесь я уже всерьёз воспринимаю громкие лозунги и призывы Партии и правительства. А причастность к большой общей битве на пути к лучшему для себя и для всех даёт нужный настрой и помогает в работе.

Здесь, словно выйдя из реальности и захлопнув за собой дверь, я всерьёз играю в войну. В тылу у нас большая страна, которой необходимы и хлеб, и мясо, и молоко, и уголь, и металл, и жильё, и много чего ещё.

Хорошие книги, думаю, тоже нужны. Наверно и там кто-то сражается на передовой. Смутные отзвуки тех боёв иногда докатываются до нас из-за бугра от Голосов или через едкую критику в Литературке и других газетах.
Однако тот фронт слишком далёк от нашего строительного.

Интересно, что там творится, но попробуй разберись!

© Борис Тропин, 2022
Дата публикации: 19.09.2022 19:14:01
Просмотров: 1212

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Михаил Чай [2022-09-22 04:46:14]

Интересно! Только начало очень многослойное, с какими-то наивными общими выводами, которые можно подать чище и чётче. Имхо.

Ответить

Борис Тропин [2022-09-22 19:20:53]

Спасибо!
Это большой текст и какие-то вещи ещё аукнутся в дальнейшем