машенька

Анатолий Петухов

Форма: Эссе
Жанр: Проза (другие жанры)
Объём: 15294 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

М А Ш Е Н Ь К А.

Александр Денисович Зимин любил легкие чехословацкие туфли,
с замшевым верхом в дырочку, с тонкой кожаной подошвой, с
невысоким каблуком из упругой резины. Ступни ног в них
устраивались ладно, с комфортом, в каком-то трепетном
предволнении проскальзывали над острыми камешками, с
приятной покорностью приноравливались к асфальтовым неровностям.
Он шагал в них по утрам прочно и уверенно, не сомневаясь в
положительном течении всего рабочего дня. Но только рабочего,
но никак не праздничного...
Сегодня же, он передвигал непослушными ногами черные, на
толстенной подошве, "саламандровы" ботинки. И совсем не сырая
осень была тому причиной, - ее пятый день светился тихим
ласковым теплом, - сегодня, Александру Денисовичу Зимину,
исполнялось тридцать три года.
Первыми его поздравили - будильник, чайник, входная
/вернее- выходная/ дверь в подъезде, автобус, еще сонный универмаг,
конструкторский отдел, затем - река Клязьма, - на
железнодорожном мосту через нее весь стотысячный город с
четырьмя трубами теплоэлектростанции; а теперь вот его
поздравляли грустные, все понимающие, сосенки. Неожиданно
мягкие, бархатные иголки знобили прикосновениями кожу лица,
шеи, рук, - расстегнув пуговицы на рубахе касались самого
сердца, пытаясь увести его думы подальше от Надежды
Казаковой.
А что, собственно говоря, представляла из себя эта самая
Надежда Казакова?.. Ничего значительного! Скорее наоборот...
Все восемь часов, с небольшим перерывом для бутерброда с
кофе и потрепанной книжки, она журавлем висела над чертежной
доской, упираясь тонкими ножками в затертый до дыр линолеум.
Ножки ее были настолько тонки, что чулки на них, или колготки
(попробуй, разбери!), частенько неприятно сборили, а только что
купленные у спекулянтки сапоги сразу ушивались в бутылку с
узким горлышком. Над ножками устраивался узкий по высоте, но
широченный в обхвате таз, особенно примечательный на
волейбольной площадке, за ним сразу же, исключая талию, шли
такого же взмаха плечи, так что совсем было не ясно, где
размещался ее сын Алешка до того как появился на белый свет.
Да-да-да! Именно такой и была Надежда Казакова, пока
порхающие по отделу приглушенные голоса не перекрывались,
вдруг, дверным командирским окриком. Надежда выпрямлялась и
устремляла на входящего яркие, по-детски припухлые,
полураскрытые губы, а если они еще и старательно вытягивались в
улыбку, то на их кумачовую упругость выпадали ровные,
крепкие сколки ослепительно белого мрамора, за которыми
угадывалась великая эротическая тайна. У Зимина в такие
моменты звенели собственные зубы. Он жаждал этой женщины,
- все его мужскоесущество собиралось в единую силу,
готовую разнести в клочья тесные путы цивилизованного человека.
И он убегал от нее: на полигон, в книгу, в телевизор,
- но и там героини уступали свои роли Надежде Казаковой.
А по ночам он создавал из нее такие конструкции, что
просыпался мокрым от пота и опустошенным от физического перенапряжения - ложного и бесплотного.
"Сексуальная бабенка!" - переговаривались между собою ушлые
мужички, царапая его сердце, поэтому то Зимин и пригласил на
свой юбилей, в лабораторию, только начальника отдела Гулина,
имеющего жену и двоих детей, секретаршу Лидочку, питающую к
начальнику особенно нежные чувства, главного конструктора
Садердинова - старого холостяка, с его вечной зазнобой -
лаборанткой Зинаидой Васильевной и Надежду в традиционных
тапочках.
Но Надежда заявилась на вишневых, невообразимой высоты,
шпильках, сведя на нет все преимущества "саламандровых" ботинок
над замшевыми туфлями; после первой рюмки обожгла щеку Зимина
огненным поцелуем, после второй вступила в неравную борьбу с
Лидочкой за туловище ее начальника, а после третьей, на
прозрачный намек Гулина в сторону Зимина, громко, отмерив
нетвердой рукой высоту спинки стула, объявила, что терпеть не
может лилипутных мужиков...

Над Клязьмой всплывали серебряные парашютики, косые
солнечные лучи подталкивали их друг к другу, объединяли,
выстраивали кольцеобразные ловушки, в которые загоняли
отбившиеся лоскутки, и совсем скоро берег реки оказался под
плотным туманным покрывалом. Летящий на Восток ветер замер
перед неожиданным препятствием, набрав силу поднатужился, мощно
оттолкнул его от своего пути, - в сторону, где Зимина догрызало
обостренное чувство собственного достоинства. Спасаясь от
колючей сырости Зимин быстрым шагом преодолел овраг,
густую чащу, на поляне, поросшей низкорослым кустарником, остановился:
туман успел окружить его бесконечной стеной, оставив свободным,
совсем на короткое время, кусочек небесной синевы; Зимин
поежился, застегнул рубаху на все пуговицы, поднял воротник,
вздрогнул от внезапного, сильного, обреченного крика над
головой. Кричала чайка!.. Чайка ли? Стремительная, ослепительно
белая птица круто падала вниз, обещая бесследно раствориться в
прожорливом молоке, но не растворилась, а раздался приглушенный
удар, хруст, подобный сломанный веткам под ногами, и, не
успевшие до конца распахнуться, крылья оставили на стене, в
нескольких метрах от Зимина ломанный, вероятно кровавый, след.
Небо над Зиминым окончательно захлопнулось и наступила тишина,
тревожащая мир беспорядочным слезным шорохом плачущих листьев.
Не считавший себя трусом, Зимин, все-таки почувствовал в себе
некоторую неуверенность, решил побыстрее выбраться на
железнодорожный мост, что бы там ощущая спиной твердый тыл,
созданный руками материалистов, осмыслить увиденное.
Кровавый след внезапно уменьшился, раздвоился, пришел в
движение.
- Здравствуйте! Меня зовут Машенька! А вас как зовут?..
Зимин напряг зрение; слова произносили губы - вишневые,
припухшие губы, как у Надежды, - от губ выстраивались еле
различимые тени: глазные ниши, нос, ниспадающие на плечи
волосы, грудь, обнаженные по локти руки, тонкая талия, свободно
спадающее до земли платье...
- Не отвечаете... Волнуетесь? Уверяю вас, мы здесь одни, и
вокруг никого...
Звучал удивительно чистый, тонкий голос, который никоим
образом подделать было невозможно, но Зимин готовился к
подвоху. Ему хотелось сказать: "А меня Сашенька!" - но тогда,
ему казалось, из тумана обязательно вынырнут знакомые
физиономии с хохочущими животами. - "Во! Сашенька! Посмотрите
на этого Сашеньку!"
И он, как можно суше, как бы поддерживая предложенную игру,
ответил:
- Меня зовут Александр Денисович!
Он прислушался, журчал только один голосок, принадлежащий
обязательно хорошенькой, умненькой девушке.
- Как гордо звучит! Александр! Победитель! Вам так к лицу,
должно быть, кираса! Признайтесь, - ее тон стал участливым,- вы
чем-то встревожены, у вас неприятности? Поделитесь со мной, и
вам сразу станет легче.
Холодные иголки кольнули его под левую лопатку. "Так,
наверное, болит сердце, - рассудил он, - и так, наверное,
пахнет девятнадцатый век, - его ноздри вздувались от напирающей
в них сырости, - и так, наверное, тарабанит век двадцатый! -
совсем рядом застучали колеса товарного поезда, - и так,
наверное, прилетают инопланетяне..." Случайная мысль мгновенно
превратила его тело в сжатую до отказа пружину. Туман, птица,
губы, голос приняли логическую форму прицела, перекрестье
которого замерло на его жизни, и он, не отвечая на предложение
Машеньки, выстрелил собой на шум проходящего эшелона.
Снова нашел себя Зимин уже на мосту, в парадных доспехах
"победителя": в хлюпающих от болотной жижы "саламандровых"
ботинках, и в позеленевших до колен, липких брюках; ногами он
попирал поверженный лиловый туман, а синее небо над головой
содрогалось от пульсирующих ударов в солнечный бубен.
" Наваждение, да и только, - успокаивал он себя, - столько
намешать коньяка, водки, садердиновской самогонки..., отсюда и
Машенька, и Сашенька, и кирасиры, и чайки, и НЛО, могут еще и
не такие чудеса привидеться!" "Но если не боишься, - твердил из
глубины души второй голос, - спустись туда еще разок!" "Не вижу
смысла, - отвечал Зимин первым голосом, - устал, промок, да и
поляну в таком тумане не найти. И вообще все это бред какой-то!"
"Саламандровы" ботинки ускоренным темпом несли Зимина к дому.

Итак: рядом с ванной, на столике, укладываются свежие
газеты, переносится, на всякий случай, телефон из прихожей,
включается негромко "Маяк"(вдруг в мире что-нибудь эдакое),
берется литровая банка, заполняется на десятую часть ленивой,
изумрудной жидкостью из флакона с лукавой французской мордашкой
на этикетке, и, указательным пальцем запускается упругая,
тонкая, горячая струя воды точно на линию пересечения
зеркальной поверхности со стеклом, - из банки, как из пожарного
пенообразователя, вырывается наружу аромат провансальских
лугов, миллионы приглушенных, нежных голосов (француженок?), и
еще огромное количество веселых радуг. Блаженство!..
Зимин замирает и слышит как падающие из крана капельки воды
начинают слезливо причитать, а расчерченная ресничной сеткой
пена постепенно приобретает знакомые очертания. Зимин включает
душ, пена оседает, и Зимин с сожалением отмечает про себя, что
Машенька всего лишь наваждение...
Зимин сожалеет, что родился не в девятнадцатом веке, когда
люди с его ростом воспринимались нормальными людьми, а женщины
ценили в мужчинах прежде всего ум, деловитость, порядочность,
готовность к самопожертвованию. Он поднимается во весь рост,
внимательно разглядывает себя в зеркале, - русые волосы,
голубые глаза, мужественное, в меру аскетичное, лицо, крутые
мышцы, узкий таз, и то, что так необходимо настоящему мужчине,
- все сработано веско, крупно, надежно... Он мысленно
обличается в доспехи кирасира, взбирается на коня и впереди
целого полка парит над ликующей толпой...
Телефонный зуммер заставляет его досрочно покинуть Дворцовую
площадь в Санкт-Петербурге; в трубке кряхтел Садердинов.
- Ты это, куда запропастился? Искали тебя, искали, а потом
ко мне махнули. Ты, это, лучше не обращай на нее внимания, она
и с Лидой поссорилась, и моя Зинаида ей все сполна выдала.
Она ее с малолетства знает, и мужа ее бывшего. Не плохой мужик
был, да кто с такой дурехой жить будет...
Ранее подобные соболезнования Зимин пресекал при первых же
словах, но сейчас не только не почувствовал унижения, наоборот,
игриво воспрял на розовом облачке к самым небесам.
- Не мог я дольше оставаться, ну никак не мог! Понимаешь,
Мария такой стол накрыла, ждала, она у меня так волнуется когда
я задерживаюсь!
Ползающий всю жизнь на четвереньках Садердинов не мог, вот
так сразу, преодолеть притяжение матушки-земли.
- Не понимаю, какая Мария? - и тут же, осознав бестактность
своего вопроса заторопился, - нет-нет, конечно понимаю... Но ты
не говорил никогда, и Зинаида Васильевна не знает как к тебе
подступиться, говорит, нашла тебе порядочную женщину, желает
познакомиться...
- Какая там женщина! - Зимин захлебнулся протокольным
смехом. - Вон она, женщина! Машет рукой и глазки недовольными
делает, ждет не дождется. Да и..., - чтобы не переборщить, он
перешел на очень серьезный тон, - вы уж там меня извините, что
не пригласил домой, дата, сам понимаешь, какая. Хотели с Марией
вдвоем побыть, - и перебивая садердиновское: "понимаю,
понимаю", - своим, - ну будь! - первым положил трубку.
Ошпаренное махровым полотенцем тело Зимина тяготилось
услужливой податливостью того, к чему он прикасалось:
наполненный до краев чайник казался неоправданно невесомым,
кресло пушинкой перелетало от стола к телевизору и обратно,
одежный шкаф, даже не пикал в ответ на вольное с ним обращение,
и только ласковая белоснежная троица: простынь, наволочка,
пододеяльник, сумела успокоить возбужденного Зимина.
Ему снилась Машенька. Они встретились в библиотеке, где было
много-много книг, и Машенька первая протянула ему руку. "Не
зовите меня Марией, ладно?" Зимин обещал и они долго-долго
бродили по весеннему городу. Машенька смотрела на него
восторженными глазами, и совсем было неважно, какой она была
ростом; у нее были вишневые, припухлые губки...
Утром, во дворе дома, Зимин вновь повстречался с осенью, -
она грустно плыла в корзине рядом с дворником, и в ответ на
стремительное приветствие его замшевых туфель слегка вздрогнула
верхним желтым листочком. Зимин умножил свои годы на два:
середина жизни, теоретически, была не за горами, и осень,- он
принудил себя к такому решению, - уже прочно оккупировала его
душу, и только календарь или сон будут теперь напоминать ему о
весне.
Дверь в отдел хлопнула привычно. Но Садердинов непривычно
глубоко закопал линзы своих очков в ворохе чертежей, сослуживцы
непривычно примолкли, помещая Зимина в фокус ироничного
внимания, Надежда, не шелохнувшись, продолжала излучать
спинно-мозговое равнодушие. Гулин непривычно долго и влажно
тряс его руку. И Зимин впервые за время работы в КБ потребовал
отгула, и немедленно получил его, и облачился в синий
спортивный костюм и белые кроссовки, и, перехватив кистью
правой руки топорище, спустился за мостом с железнодорожной
насыпи.
Лес, - тихий, спокойный лес, - встретил Зимина вполне
дружелюбно: болото, которое, по-видимому, он и преодолевал
вброд накануне, стыдливо прятало под лопухами гнилые зубы,
услужливо подкатывало под ноги упругую тропинку, уводя его
поскорее от себя. Клязьма в этом месте закручивала грязную
воронку, загоняя в нее плывущие предметы, - как раз напротив
нее и начал Зимин свое отступление. Он доверился памяти своих
ног и не ошибся: да, перед ним лежала именно та поляна,
огромная, заросшая по периметру ровным, словно декоративно
подстриженным кустарником.
Преодолевая некоторую стыдливость перед собой Зимин
прошептал:
- Машенька!
Прислушался, повторил громче:
- Ма-шень-ка!..

Уже прошло много лет.
Если у вас есть время, то я вам советую на автобусе, идущему
по восьмому маршруту, добраться до восточной окраины города, и
по единственной дороге пройтись до железнодорожного моста через
Клязьму. Пересеките его, и по тропинке пройдитесь вдоль реки,
пока перед вами не откроется вид на очаровательную поляну.
Притаитесь там, под каким-нибудь деревцем. Да, я забыл сказать
вам, что лучше это сделать в выходной или праздничный день, и
обязательно в хорошую погоду. Прислушайтесь. И я уверен, вы
услышите ностальгический голос Александра Дмитриевича Зимина.
- Ма-шень-ка!..

© Анатолий Петухов, 2008
Дата публикации: 15.09.2008 11:49:01
Просмотров: 3904

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.