Одно бездыханное лето
Олег Павловский
|
Форма: Поэма
Жанр: Поэзия (другие жанры) Объём: 323 строк Раздел: "Поэмы" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
. ОДНО БЕЗДЫХАННОЕ ЛЕТО. ПОЭМА ПАМЯТИ _____________________________________________ ...когда исконному повесе наскучит долгий разговор, острот оскомина и прессинг вокабул, выстрелы в упор, цитат скучнейших синекура и цитадели эпиграмм, и клавишных фиоритуры, и мандолины филигрань... когда стрельба по манекенам и вскачь на розовом коне не прибавляет вам презренных на депозит и в портмоне, когда дантист как пьяный кучер клиент by Hilton и Lido как альпинист штурмует кручу и мерседеса передок, когда банкир с фальшивой почкой потягивает Эннеси, (а был когда-то между прочим незаурядный теннисист), когда умолкли менестрели а терпсихоры в neglige (они немного надоели к шестому месяцу уже), и разворачивает свиток сиречь указ очередной – каков наряд – таков пресвитер – вчера пиджак сегодня свитер а послезавтра – кимоно, когда курзал в изнеможенье и гардероб загоревал мы остановим предложенье на тридцать третьей, arial… 1. гром литавр и звоны струн еще далече, детвора покуда прячется в квартирных, лягушата в коробках – а мы беспечны, невзирая на призыв и отзвук лирный... и раскачивало боны невской зыбью те, что плесенью по кромки зарастали – зелена была и бархатна, и визгом только доски под ногами, только тали… только ванты пели ветрено и нежно, струн стальных не перечесть – не хватит пальцев, поселились наши души где-то между серым небом и вигвамами скитальцев, наши девушки курили папиросы, пили спирт из фляги если холодало – настоящие соленые матросы – молодые – рулевых недоставало... наших девушек узнаешь по повадке, оступился – засмеют, не перестанут… фиолетовым корабликом в тетрадке наша юность рисовала капитанов, торопились моряки, ловили ветер – это лето им отмеривало сроки – научились разворачивать на шверте неуклюжие тяжелые «сороки»... не робей на фордаке! пусть ветер в спину, белый «стриж» стрижет волну срезая пену, это молодость – почти, наполовину – и глиссируют стрижи попеременно, это юность – оглянуться не успели – улетела словно стриж расправив крылья, это счастье на одно прикосновенье это сказочное лето стало былью… 2. когда-то и мы на исходе под занавес подтянем гитар костяные колки, натянем штормовки чтоб сдохли от зависти шансоны шиньоны духи парики… мы вспомним гитары тревожные звоны в ночи под медведицы малым ковшом, свистки паровоза и крыши вагонные, ремни, сапоги и заплечный мешок... мы вспомним холодную сталь аквалангов – привычную тяжесть и жизни глоток и танцы наяд, и подводное танго, скорлупки палаток и тот локоток настырный… и клеть подгоревшей ковбойки – решетка и сеть – паутина из снов озерной воды и росы алкоголиков – шатры и костры, и брезент парусов… палатки ладонями хлопали ветрам, срывались как аисты с утлых колес как тот адресат на истлевшем конверте – безумное лето и речка, и плёс, перрон, суета, толкотня электричек, щемящий дорожный вокзальный слегка дымок тепловоза и поручней вычурность у узкоколейного паровика, и панцири крыш жестяных и коричневых как рой принимали назойливых пчел… столбов хоровод и построек кирпичных, свисток паровоза, и поручней шелк – вы нас принимали с оглядкой на всхожесть, на прочность как шкот поверяет волна на шелест кулис – и как сырник творожный над задником звездным висела луна – на строк и аккорда последнюю ноту, на срок до рассвета на почерк творца, до станции высадки до поворота, до дна, возвращения до, до конца… 3. ...поэма ждет как дирижера и как по вызову такси дождей и грез, и платьев шорох и партитуры Дебюсси, поэма замерла как мима пассаж, как старые часы молчат, переживая климат прохладной средней полосы, поэма теплится как память и кот на страже золотой цепи отсчитывает дань ей мотивом песенки простой… . . . . . . . ...не полно ли? ведь мне так сладко, так хочется воспоминать сырой рюкзак и борт палатки, и удивительную гладь воды... как сон, как звон гитары и ночи синие, и дни я вспоминаю... нет, недаром со мной товарищи мои, нас жизнь учила не по книгам и кажется дала ответ – здесь начинается интрига нам было по семнадцать лет…* . . . . . . . поэма начиналась лесом, завалом просекой травой, сияла россыпями Креза и земляники полевой, поэма полнилась дождями, грибными тропами влекла, вела сердца на покаянье дождю и тяжести весла, сердцам взыскующим о небе порой на ты переходя поэма даровала небыль ненастья, паводка, дождя... . . . . . . . …отвековал отпел откапал достойнейший из горемык – мы стали осторожней в лапах колючей пригородной тьмы, мы стали пристальнее, строже и осмотрительнее, и – мы мудрецы, нас думы гложут и уважают муравьи за все, за пригорошни крошек, за поклонение огню, который в ночь, как в воду брошен, где даже дна не достают, где звук таинственней и реже, чем восклицанье палача, что беспокоит, жжет и нежит одним видением плаща, где борт о борт не стукнет глухо и не ударится в причал – там проходили мы без звука, чтобы никто не замечал… …дни начинали не с газеты, а ночи не с календаря – мы, разбазарившие лето, и получается – не зря! нас только ели укрывали, на нас наталкивались пни, мы никогда не забывали родной, нехоженой земли. . . . . . . . когда пропахшие кондером, отвыкшие от городской еды и шума полотеров мы доберемся до Ланской, когда отвыкшие от шума переступив через порог мирка грамзаписей и шубок и репродукции Коро... (еще на Съезженской не спали а на Введенской бенефис и шведский стол, и танец бальный так называемый «каприз»)... но мы порог переступая меж днесь и морем травяным, и вымпелы не опускаем, и таймеры заведены, звенят хрустальные, а где-то полощет парусом фольксбот – мечта пропащая как лето не пешеходный переход – мечта распахнута, как ворот, как перевал переходя, как патронташ и черный порох, и шорох серого дождя, мечта зовущая как эхо и уходящий мателот – ее рецепт веселый лекарь в латиницу переведет, когда наскучат теоремы и луж презренная слюда в песок впечатает трирема печатью жесткого следа тарана след и профиль ростра, и трепет чистого листа – но звон щита не окна РОСТА, а грохот звонкого щита, и плеск волны как блеск булата – идем на Запад и на «вы» как безымянные солдаты рыдающих сороковых, когда поземка по брусчатке и холодеют небеса… и память жжет как отпечаток – подвал… вторая полоса... 4. а локоток… нахальным был он, настырным что ни говори, его еще не позабыли и капитаны субмарин, и покорители атлантик – (не каждый – через одного) – один чудак, другой – романтик… и как о самом дорогом мы вспоминали плёс и чёлны, как псалмопевец тропари как пели, но не про девчонок, шутили, но не о любви… тот локоток впивался в бок и серчал, проказничал, играл, не признавал идеи Бокля и Монтескье не признавал, ни младший Вельд, ни старший Плиний не беспокоили, пока не спорят прибалтийский климат и Гердер Готфрид Иоганн… тогда и ты дитя природы, последняя из героинь феерии тяжелых лодок и легкой поступи богинь, пока весь свет не опостылел и сроки не подведены тебя любили постовые и представители шпаны, пока во сне шестидесятых пятиэтажек па-де-де – мы оставляем отпечаток и след, и росчерк на воде, пока дворовых интермедий не угасает мишура – ты коломбина всех комедий и сказок нашего двора… . . . . . . . наш дом! и ты менял названья, ты был двором и чердаком подъездом, стареньким трамваем и первоклассным ветерком, ты изменял походку, почерк, повадки детства моего – я вспоминаю даже точки, не только черточки его… ты нас прости голубоглазых, смешных, нечесаных, живых и вспомни повзрослевших разом, и величаемых на вы… . . . . . . . мы расставались не надолго – мы расставались навсегда, забудет платьице из шелка шальная невская вода, и ни рождественские блестки, ни дед Мазай своих зайчат не сберегут, когда колеса по перегонам застучат, назло мостам вокзалам речкам всех голосов наперебой проложен профиль поперечный судьбы и карты полевой 5. пока не сломаны подковы в намет, и иноходь легка, пока не в кровь истерт суровым и острым краем тебенька… пока упрямые подошвы не прикипели к стременам назло принцессам всех горошин и автопарков племенам – здесь начинается граница меж «был» и «сбудется», пока судьба как колея кружится казенного грузовика, пока российская деревня не приказала долго жить, ты не настолько привередлив, чтоб дружбою не дорожить коней, что вскормлены под небом – под псковским небом – не шути! ты подари конягу хлебом и он за все тебя простит, за надоевшую подпругу и за железную узду, за эту иноходь по кругу уже которую версту… ты подари себе надежду, поверь журчанию ручья делить на после и на прежде нам эту Родину нельзя, она как рана ножевая как строгий окрик и приказ – увидишь наскоро сшивая Урал, Прибалтику, Кавказ… ...увидишь степь, как продразверстку церквей напевы, чад кадил и сотен верст сухую простынь, и столько сотен позади... . . . . . . . . © Олег Павловский, 2012 Дата публикации: 17.01.2012 00:15:00 Просмотров: 2916 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|