Гриша Ататуй, эсквайр (из того же бессвязного романа "Кеша и Народ""

Архип Алесса

Форма: Роман
Жанр: Ироническая проза
Объём: 48375 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Послушайте, как верно сказано: слухами земля полнится.
Ходила в селе Манаево, что от городка Немогуева в пяти верстах через Гнилое болото, такая байка: мол раз-два в столетие, когда в Берендеевом лесу расцветает папоротник и лешие-упыри-вурдалаки кажут мерзкие свои морды из болот, падает с неба тусклая звезда, бьется оземь и рассыпается тысячью осколков. И кто найдет хоть осколок – тому великая власть достанется. Иными словами, валяется власть российская дважды в столетие прямо на земле, приходи и бери, кто смел да удал, волочи куда хошь и пользуйся там сколько влезет, пока не завидел никто. И нашлись на рубеже столетий бедовые ребята, явились отчаянные головы шумной толпой, нахватали полные охапки и поволокли в темный лес добычу делить, да выяснилось по дороге что перебрали чуток, не по силам тяпнули и власть как оно бывает растеряли – кто так обронил, в пылу мордобоя, кто чересчур надежно припрятал, так что не найти теперь, в общем непутево как-то распорядились. Ищут ее теперь всем миром уж который год кряду и сыскать не могут. Уж и так искали и сяк и в международные организации жаловались – все без толку: нет в России власти. Так и живет Россия без своей звезды на небе, а заместо власти у ней черти что деется и черти кто сидит, ножки свесивши.
Граждане. Соотечественники! Воинствующие интеллигенты и кроткие пролетарии, понятливые ленинцы а ныне успешные менеджеры, выигравшие от реформ.
Победители и побежденные!
Пройдите по белу свету да верните же ее наконец на место, власть ту окаянную. Не ленитесь, друзья, не спите соотечественники, сон разума уже нарожал чудовищ, а идите-ка ищите ту власть оброненную да тащите ее на место, верните достойным людям, предварительно растолкавши от сна, вам от них за то вечная благодарность будет, всяческая похвала, орден за заслуги перед отечеством третьей степени и много-много процентов годовых, а еще прописка в Подмосковье за полцены и льготный абонемент на кремлевскую елку. Последнее, правда, попахивает преувеличением, враки это скорей всего, никто вам прописку за так не даст, но это ж, вы понимаете, метафора такая, аллегория, аллюзия даже можно сказать. Народ-то у нас темный, верит в выборы и истошным своим голосом обеспечивает прохождение семидесятипроцентного барьера при тридцатипроцентной явке, скидку ему за темноту дать надо.

Гриша Суличонок, он же Ататуй, в затянувшемся переходном возрасте, трояк условно (социально не адаптируем, склонности не установлены, дальнейшие сведения отсутствуют), проводил время на завалинке в безынициативной тоске, мысленно примеряя известные ему пять признаков Антихриста к своим знакомым. Под подозрение, если добросовестно примерять, всякий хоть чем-то да попадает. Больше всех походила на Антихриста эсэсовка из детской комнаты, инспекторша по делам несовершеннолетних заслуженный капитан МВД Антипова Галина Сысоевна. Мало того, что фамилия у ней подозрительная (особенно если сложить с девичьей Христенко – куда уж подозрительней), да и отчество, честно говоря, то еще – так к тому же и курва отпетая. Правда, увечий у нее видимых не было, а напротив недурна еще собой, добротно слажена и мордой не так страшна, как хотелось бы. Родинка только на верхней губе весь анфас портит. Особенно если представить, что к старости разрастется она и закроет собой прежние очертания. Обвиснут очертания, волосы выпадут, зубы сгниют, морщины испещрят чело и нос округлится до совиного клюва – ведьма ведьмой получится. Пишем: отметина на челе, в скобках – бородавка, на... – полхари вместе или раздельно пишется? Кстати, насчет раздельно: ежели раздеть (а не мешало бы), наверняка признак недостающий там-то и сыщется, обязан быть. Пишем: меченая. Да, вот еще что: при разговоре едва заметно гнусавит, шепелявит и посвистывает, прям оторопь берет. Если б причмокивала еще... А что, может в кругу близких, когда не надо себя в руках держать – наверняка и свистит и чмокает, как последняя кикимора. Видите, сколько признаков, если не тратить время попусту а добросовестно к людям присматриваться.
Присмотрись – все что ищешь найдется. В любом человеке недостатков сколь твоей душе угодно. Негодяй нужен – изыщешь в любой милашке отпетого негодяя. Милашка требуется – тоже не проблема: пригрей любую змеюку – и вот тебе на некоторое время милашка. Ну а ведьма неотложно понадобится, ну там по бытовой мелочи припекло – хватай первого ангелочка, пошарь в душонке – такой бес вылезет, что преисподняя взвоет.
А Грише бес на данном жизненном этапе ой как необходим.
Немощен человек, скуден разум его и только сила всем повелевает. Зажат человек в тиски бездушного рока, искушения поджидают его там и тут, а он и сам не прочь. Говорят, нет человека, способного вынести тяжкое искушение своими силами, без помощи господней. А я больше скажу: нет такого искушения, которое вынес бы человек, и не важна его тяжесть. Вот бывает противится человек судьбе, мучается поисками, грезит свободной волей, трепыхается как бродяжка в петле – а что толку? А ничего. В конечном итоге сядет он на ту же задницу, охватит дрожащими дланями бедну головушку и окинувши субъективным своим взором объективно пройденный путь – к чему придет? А к тому, что нет выхода и ничего не остается, кроме как тихо страдать. Или страдать громко. Биться головой о стену. Или об пол головой биться, тоже помогает. Жидковат что ни говори выбор. А если уж совсем честно, нет у нас выбора, кроме как к сильнейшему на поклон.
Так природой задумано – всяк рожден на продажу, просто каждому своя цена. Иначе отчего работу за так не ищешь, а ищешь высокооплачиваемую, да чтоб еще и платили ее, оплачиваемую. И будь ты хоть тысячу раз чистый в душе, возвышенный и неподкупный, а в конечном итоге продашься хуже последней шлендры, уразумеешь в конце концов, что набиваться нужно дороже, а врать наглее, у ближних выгрызая себе место под солнцем. К чему самобичевание, что толку естеству своему противиться, коли изначально самой природой задача поставлена: иди и продавайся, говорит природа, выставляй на торги таланты свои, ум свой, силу, телеса или что там тебе дано.
А если не дано ничего, вот как Грише? Что тогда продавать? Как согнать ближнего подальше, как высвободить место у теплой печки? Вот и идет человек поневоле, а чаще по воле к чертям на поклон и несет им свою бессмертную душу как дешевую дерюгу, а спросу нет, а брать не сбегаются, неходовой товар душа человеческая.
Хотя... как знать? Вы торговаться пробовали, только честно?
Вот и мы попробуем.

Перво-наперво, подойдем к вопросу чисто технически. Оставим моральную оценку моралистам, коммерческую маркитантам. Не будем осуждать человека, втайне прикидывая, сколько он с того поимел и сколько ежели чего нам отсыплют. Задумаемся лучше, отчего человек тяготеет к нечистому? Отчего готов на сделку при первом поводе? Оттого что судьбина тяжкая? Жизнь не сложилась? Или от природы он сука такая?
И то и другое и третье верно. И жизнь никуда не годная и судьбина врагу не пожелаешь и неправда кругом, и сука он ко всему прочему та еще, несмотря на все душевные качества, профессиональные достижения и заслуги перед отечеством. А отчего человек сука? Как в одном крохотном по вселенским масштабам тельце столько мерзости умещается?
А ответ прост, как все тривиальное: человек – сука возвышенная, изначально он так устроен. И в стремлении своем к возвышенному готов на любую низость. Грандиозен человек в замыслах своих, великими устремлениями снабжен. Велика его хотелка, не по чину и не по талантам выросла. А возможностей для самореализации – лишь просвет, лишь окошко махонькое приоткрыто, ситуативное и нестабильное, да еще и дискретное к тому же до чертиков, оконце это, и свет в нем едва мерцает, то потухнет оно то погаснет. А чаще и не окно даже а щелочка, узенькая такая. Да-да, лишь узкая щелочка возможностей дается человеку и хорошо, если дается. И возбуждается человек, едва почуяв щелку, взъерошивается весь гамадрилом, прыг, значит, скок! – и ну тыкать своей здоровенной как у альфа-самца хотелкой в узенькую ту щелочку, и так впердолить норовит и эдак впендюрить примеряется – никакого эффекту. Узковата щелка-то, толстовата хотелка! Ну подскажите кто человеку, что делать ему в такой ситуации. Хотелку уменьшить? Или щелку ту расколупать специальным каким инструментом до подобающих размеров?
Ни первый ни второй вариант скорей всего не проканает. Оба они до огорчения маловероятны.
А хочется все сильней! А смерть все ближе!
Переживает человек, нервничает и суетится весь, будто заживо погребенный, а со всех сторон преграды ему возведены, и ограждения повсюду, крест осиновый грудь ломит и земля в рот сыплется – все напрасно, не видать скорого выхода и эффект ничтожный, не тот в общем эффект. Еще сильнее человек раздражается, паникует, гадости всякие творить начинает и вообще пускается во смертный грех, начинает искать контактов на той стороне. Ищет и не находит, просит но не получает, тужится но не выходит ничего, и нет нигде спасения. Будет стучатся в окна и не отворят ему, орать кишками и не услышат его. Проживет жизнь человек – что в бубен простучит, лишь шишек себе набьет полон рот, пыли наглотается, зубы обломает, разочаруется во всем – и в конце крестного пути вернется к своей блевотине. Понявши одно только – что суетны любые потуги и неисполнимы желания. Что не переломить ему об колено кармического своего проклятия. Что дисгармония и энтропия царят кругом, деморализация и индифферентность правят бал, вот что он поймет, ежели умный. Ну а ежели дурак – значит повезло ему. Ничего не поймет и помрет себе спокойно что намного, доложу вам, приятнее.

Все в этом мире против человека устроено.
Не хотят Силы Света с людьми по-людски, глухи они и невменяемы, черствы к слабостям людским, ни жалости ни снисхождения в них. Не услышишь от них вздоха «Ох как мы тебя понимаем» Не ценят они своих опекаемых, безответственны к тем кого породили. Кто не верит – попробуйте договориться с силами Света. Чтобы честно и четко, по пунктам, так мол и так, я вам то-то, вы мне то-то, за неисполнение соответственно штрафные санкции... Фигушки! Так разве что силы тьмы договариваются, и то жди подвоха.
Вот и думай теперь как выжить, когда такое дело кругом.
И думал, думал Ататуй. Куда идти? Вернее, куда идти всякому ясно – как Туда прорваться?
Как вознестись Туда – к Сияющим Вершинам Вечного Благополучия, как проникнуть в Медвяные Сады Нерасточимого Изобилия – к ослепительным Чертогам Власти, в те места, где нет ни нужд ни печалей, ни гнева ни скорби, где воры не крадут и ржа не разъедает. Где все можно и ничего за это не бывает и Само Государство утрет слезу всем своим аппаратом подавления.
Делать-то чего – подскажите, а? Есть кто живой? Потому как совсем беда, кажись. Совсем горе, ребята. Потому как терпеть такое дальше никакой мочи нету, и выход не просматривается. В обход долго и ненадежно, а впереди отвесная скала. А Высшие силы не помогают, мать их растак, и не проси даже. Так мало, что не помогают – мешают всячески, препятствий кругом навоздвигали, капканы и ловушки куда ни ткнись, западни и дурилки повсеместно, да неодолимые ж, зар-раза. А учитывая заложенные в нас комплексы, слабости и тяготения к халяве – нет, не пройти нам этого пути. В общем как ты ни бейся а кроме как душу заложить – ничего бедному горемыке не остается – если конечно нет под рукой помощника, чтоб все уладил.

Как, как попасть туда, где Все и Сразу? Куда влечет сильнее сильного, хочется страшней страшного и необходимо, жуть как остро необходимо?!
Попасть Туда совсем непросто, потому что Там хорошо. Туда не бронируют билетов ни за сто ни за тысячу лет вперед и не бывает свободных кают на том пароходе. Там, за облаками, у Сияющих Вершин Вечного Благополучия, на медвяных пажитях Нерасточимого Изобилия, где ни днем ни ночью не заходит ласковое солнце, живут и процветают особые существа, Избранные и Просветленные. Злой враг не дерзает нарушить священные рубежи и дикий зверь не заходит в те края. Туда, в Священные Чертоги Власти не попасть простому дикому человеку. Потому что там Очень хорошо. Тепло и еда не покидают их домов, праздник Там всегда с тобой, а удача, раз посетившая человека, коль уж он попал Туда, никогда уже с ним не расстается...

Напрямую с рогатым скорей всего не получится, посредники нужны. Иначе б очереди за бесовой помощью до Китая выстроились, при всем нашем наследственном боголюбии. Вот тут-то ведьма и пригодилась бы. Ведьмы они не для баловства нужны, а сугубо в практических целях, чтоб через них толковый человек мог выйти на инстанцию повыше и заключить наконец какой-нибудь пакт с этим с рогатым, сколько уже можно, честное слово.
Снова перед глазами эсэсовка. Точно, ведьма она. Хотя бы потому, что иначе быть не может. Не может все так безвыходно быть. Не должно, слишком тогда несправедливая картина складывается. А значит – ведьма она. А значит – дерзай, человече, нечего время терять, скорей! будущее уже на пороге, оно не ждет и не прощает, оно уже давно мстит нам исподтишка, а мы и не подозреваем по простоте душевной, въевшейся в нас как угольная пыль. Гриша даже набросал проект договора, который согласен подписать кровью, неважно чьей: «Заключен между Дьяволом и Ататуем на предмет оказания последнему вспомоществования в связи с временными трудностями на постоянной основе». И подписи: Дьявол и Ататуй. И фото на память – и с Люцифером и с Вельзевулом и с Мефистофелем и кто там у них еще по этой части.
Вот здорово было бы – все б тогда зауважали, все б тогда обоссались. Вот – сказали бы – и в нашем отечестве пророк завелся.

Гриша окончательно расстроился и отложил ручку. Коммунальщики-падлюки свет опять сегодня обрезали, его и так-то по полдня нет, а тут приехали снова и вырезали длиннющий кусище провода, теперь с лесопилки тырить придется. И солнце зараза садится рано, а тут еще тучи осенние, оно и днем полутьма, а вечерами так хоть печенками кричи, и кошки твари вопят как не лопнут.
Как же выжить-то, научите кто! Ни работы какой ни стырить чего – везде уже Гришу знают, едва завидят – предохраняются, да и стырь чего – вмиг ненасытные братья-сестры слопают. Да еще дразнят обидно, кто б вытерпел такое. И помойка и вонючка и рваный даже. Нищетой попрекают. Между тем, род Суличонков на самом деле страх какой благородный, в прошлом из зажиточных приказчиков, прадед в гражданскую скупал народные ценности у мироедов, за что понес незаслуженно жестокое наказание – высылку в то самое место, где нынче Гриша безо всякого приговора проживает. Жилье временное построил, надолго задерживаться не собираясь, и вот уже которое по счету поколение временно в нем ютится, а сколько тут нашло могилу и сколько еще ее найдет. Одно утешение – высылать, ежели чего, некуда.
Так ведь для пользы ихней же хлеб им продавал, который все равно задарма съел бы кто-нибудь. С благими намерениями можно сказал спекулировал – сами теперь такому учите, мол все правильно было. Так отдайте, раз правильно, верните законному владельцу. Сейчас весь мир на биржах занимается этим занятием: куда престижнее на кнопки жать, чем к примеру в земле копаться или там железяки прикручивать. Дал бы кто Грише компьютер да показал на какие кнопки жать, чтоб деньги оттуда вылазили – зажил бы Гриша лучше всех. Но не дает никто и не показывает, а только обидеть норовят, бьют где поймают и вообще никакого сострадания.
Люди, люди! Чалавеки! Свиньи вы безрогие, гниды бессердечные.
Ах, как хорошо было бы нам, друзья, если бы нас поменьше было! Как вздохнули бы мы в комфорте и изобилии. Положение не поздно еще исправить, хотя без перегибов, по всему видать, не обойдется. А чтобы не было перегибов – мы-то понимаем, кого они затронут – нам, слабым, следует уже сейчас собраться да отлавливать потихоньку сильных, давить их паразитов поодиночке, пока не дошло до беды. Ибо пользы от большинства людей кроме пакостей – никакой, а стало быть ждет нас как ни крути жесткая селекция, необходимость которой во весь голос уже о себе заявляет, а может даже она уже сегодня имеет место, несмотря что гуманное общественное устройство ничего такого не позволяет. Мы-то знаем, что наше общественное устройство как раз много чего как раз в этом ключе позволяет, все практически допускает и кое-что сверх даже предлагает. Надо только умеючи всем этим воспользоваться. Гришу к примеру позвать, он все продумал. Зачем их столько, зачем они свет коптят? Гриша бы всех перестрелял, перевешал, на шматки порубал, в фарш перемолол...
Простим Гришу, это в нем детская обида говорит. Дитя он еще неразумное, вот и тянется чуть что к мясорубке, одним махом все порешить хочет. Но мы-то знаем что так не бывает, чтобы все хорошо и сразу.

Пару лет назад Грине повезло. Крупно, но ненадолго. Удача подразнила, вильнула хвостом и скрылась во мраке, оставив грязный след казенного сапожища в детской душонке. Гриня нашел сумку с деньгами. Верней сказать, сумищу с деньжищами. Денег было очень много, как для маленького Грини – невероятно много, столько сразу не бывает. Были там еще бумажки и документы всякие, письма какие-то, удостоверение служебное и прочая хренотень. Деньги Гриня бережно спрятал в своей заначке под полом, а хренотень спалил в печке.
Надо сказать, что происходил Гриня из семьи многодетной, нищенской стало быть. И не было у Грини ничего, кроме семерых братьев, кто постарше кто помладше, да еще сестер без счету и скончания. Отец после рождения девятого, как это бывает, двинулся рассудком, пошел однажды в сельпо за махоркой и больше его не видали. Детишки уж позабыли, как папашу звать, а мать все рожала и рожала.
Прозябала многодетная семья в селе Манаево, через Урочище за болотом, без удобств и перспектив когда-либо ими обзавестись. Хатка располагалась на окраине, в самом Гнилом овраге, куда нередко забредали коровы, куры и прочая беспутная живность – кому убыток, а Суличонкам прокорм. А однажды забрела в овраг некто с толстой сумкой на ремне, притомилась в пути, знать не одну чарку пропустила, села в кустах оправиться да и заснула богатырским сном, позабывши про вверенные ценности. А в сумке той, как уже говорилось, наличествовали деньги. Которые Гриша и обнаружил, сковырнув жирное тело, и отнес домой, чтобы значит ничто не пропало.
Ценности Гриня подумывал сперва вернуть законному владельцу. Поначалу он живо представлял, как благородно это будет, как зайдется рыданиями счастливый растяпа, долбясь головушкой о крыльцо весь в поросячьих какашках, как глава района вручит грамоту за подвиг в мирное время, а Гриня будет отказываться от навязчиво предлагаемого ему вознаграждения и устало принимать корреспондентов центральных газет и киножурналов. Да, это будет очень красиво. И жуть как благородно. Некоторое время Гриня называл себя на вы, часа три это продолжалось. А ближе к вечеру Грине показалось обидным, что он, все время нищий и обделенный, никогда сытым спать не ложился, а кто-то позволяет себе терять Такие Деньги. Нет, он все ж возьмет себе что-нибудь в качестве вознаграждения. И не десять допустим процентов и не двадцать возьмет, а половину. Другой бы и половины не отдал – а Гриня пжалста, примите под расписочку. Вот здесь подпись, плиззз. И там извольте. И удостоверение свое инвалидское не забудьте – ох уж мне эти ротозеи. Растяпы. Разини. Лошары долбаные. Хотя, за что придурку половину – четверти тебе с головой хватит и спляшешь еще гопака на пуантах. Да и то не дело... А рожа не треснет, от четверти-то? Как терять так пожалуйста, как находить – так бедный Гриня... Не пойдет, приятель.
Так прошла ночь и наступило утро, и в кои-то веки было оно светлым. Конченому раздолбаю вообще ничего не оставалось – зачем идиоту деньги, он их однажды уже потерял и еще потеряет. К тому же, сами подумайте: ведь ежели владелец ее государственный служащий – больно уж сумка на почтальонскую похожа, в чем Гриня напрасно себя разубеждал и не разубедил окончательно, да почтальонская она, черт бы ее подрал – то тю-тю, прощай Гринины барыши. Государство подлое все отберет и спасибо не скажет. Пшел-ка ты в сад, дружище, хрен тебе на всю морду. Возвращать деньги Гриня окончательно передумал, мечтать о благородстве наскучило и он всерьез подумывал, куда б лучше податься с таким счастьем: ну особо думать-то тут нечего, за кордон бежать конечно, куда ж еще бегут, но вот как это сделать, граждане – подскажите, а? Допустим если в той же столице подкрасться безлунной ночью к посольству какому-нибудь, да снявши часовых перемахнуть через ограду? Хорошее дело. Главное посольством не ошибиться, чтоб страна приличная попалась. А в стране той к примеру выдать какую-нибудь важную тайну (не беда, что нет тайны, тайну придумать можно и подкрепить убедительными фактами – Гриша в запале взялся даже за сочинение убедительных актов) – тогда конечно примут, тем более, что деньги у Гриши есть и пособие ему не надо. Мыслями Гриша уже видел себя приличным джентльменом, с цилиндром и сигарой в одной руке, мадама в другой, бродящим по бродвеям и авеню меж Манхэттеном и Майами-бич или как его там.
Но в тот же день произошло непоправимое: пока Гриня, погруженный в мечты, впервые счастливый, впервые забывши о голоде, бродил по рощице, одна из бессчетных сестренок расковыряла половицу, добралась до нужного кирпича в кладке и вытянула бережно укрытую там заначку. Пакет был нещадно вспорот, а деньги чумазая детвора растащила на игру в магазинчик. Вскоре уже вся бесштановая мелкота торговала друг с другом песочком и тряпочками. Деньги валялись и по хатке и во дворе, местами еще целые, местами порванные на сдачу. Изо всех углов предательским красным цветом выдавали себя десятки и предательским фиолетовым – четвертные. Маманя, прознавши такое дело, схватилась за сердце и бросилась собирать богатство, топча его в истлевшую рванину. И тратить, немедленно тратить, на всякую чепуху: пеленки-распашонки, дрова, торфобрикет, запас муки, в общем, прахом пошло богатство. Распорядилась, зараза старая, всех за Гришин счет приголубила. А Грише купила носовой платок, чтоб сопли о штаны не вытирал. Вот и вся награда, вот и вся справедливость.
А как же раньше, без запасов-то? Ели же из черепков и укрывались рогожей и ничего, жили как-то. Теперь же вообще ничего – ни лисапета теперь ни часов «Электроника» пластмассовых на батарейке, так и подохнешь не увидевши за всю жизнь благ развитой советской промышленности, опять счастье мимо прошумело, сука такая.
Мамаша, надо отдать должное, деньги тратила осмотрительно, а чтоб соседи не заподозрили чего – соседи завсегда на чужое добро глазастые – за покупками ездила в дальние деревеньки, где если и догадаются о чем, глядя на зачумленную Дуську, так рассказать все равно некому. Интересующимся же по поводу же обновок объясняла, мол муж с приисков повернулся, другим – якобы наследство у ней в Жидомордовской Хохло-мансийской АССР объявилось, в общем, завралась маманя и кому чего говорила уже не позабыла. Зато соседи хорошо помнили, информацию регистрировали и меж собой обменивались на предмет нестыковок в показаниях Дуськи Ататуйши касательно средствов, которые ей, по ихним тщательным калькуляциям, с учетом многодетности, скудоумия и нищенской доли, ну никак не полагались. Тем более что дети охотно наперебой подтверждали самые смелые догадки об источнике благополучия, указывая на Гришу.
А вскоре явилась милиция. Целый капитан приехал, с ним десяток сержантов, да еще полавтобуса серости помельче. Милиция не приезжала, когда нечего было жрать и Гриша пытался уснуть захлебываясь слюнями под завывания в пустых кишках. И когда бестолковая Варька волчьих ягод с голодухи нажралась и срочно нужно было ее в больницу – но не нашлось бензина у скорой и не нашлось лекарств и ни хрена не нашлось, а все потому, что Варька нищая. А потом пришлось Варьку закопать и тоже никто не приехал, в общем все так не по-людски как-то, не по-божески даже. А тут целый автобус... Не иначе соседи заложили. Зависть, зависть подколодная. Долгие годы лютовала в доме Гришином нищета – опять же, никто не бежал на помощь, никто в органы не сигнализировал, что в доме полтора десятка голодных детей, сдуревшая от хлопот мамаша и ни крошечки порой хлеба. А упало счастье в виде сумки с пенсиями – сразу заявили. Не поверили ни про клад, ни про мужа, ни про наследство тем более – и доложили, и заложили, ничего не тая – и соответствующие органы вмиг отреагировали, без волокиты приехали и без согласований с центром все как есть обыскали, обнюхали и протокол составили. Гнилые у нас люди, с такими коммунизма не построишь.

Сумку искали целый день. А не найдя поволокли Гришу в отделение, где били сапогом по морде, потом уставши, мордой об сапог и об кулак мордой биться заставляли, отвели в общем души. Случись это годом раньше – обошлось бы. Или родись Гриша годом позже, тоже выход. А так – четырнадцать исполнилось, можно судить, и судили, не пожалели, ни сиротства в расчет не приняли, ни глупости малолетней не учли, ни то что не видел Гриша за всю свою по-детски долгую жизнь ну ни капельки положенных дитю радостей. Зато все что плохого за ним водилось – все вспомнили и как есть вменили, в который уж раз. Попутно доказали девственную чистоту местного народонаселения и отличную работу правоохранителей, ибо не оказалось за последние годы кроме Гриши воров в округе и нераскрытых краж ни одной не осталось. Так закончились игры в благородство. И был суд и был приговор, метал громы прокурор, судья сверкал глазищами, у плеча дремал адвокат и позевывали кивалы. Трюльник на первый раз, условно к счастью, но уже судимость, уже на волоске, ходи отмечайся, дрожи не стибри уже ничего в автолавке – детство кончилось. А и было ли оно, детство.

С тех пор Гриня в Бога не верит. Был бы Бог на свете – думал он – давно б уже дал каждому чего хочет, свое маленькое счастье, пусть дешевенькое, пусть плюгавенькое – но свое, заветное, а Грише – лисапет и штаны без дырок на видных местах. Неправильно мир устроен, добра не сыскать, правды не добиться. Гриша, будь он Богом, получше бы сделал, поравномерней как-то распределил. Были бы в нем и всеобщая гармония и сплошное изобилие. А так... никакого порядку, черти что творится под солнцем. Прорва сколько всего в мире имеется, а Грише с того ни доли ни процента. Да, вот что больше всего бесит в мироустройстве – так это перекошенное изобилие. Его особенно трудно перетерпеть, даже труднее, чем лукавую справедливость, однобокое наше равноправие и кривоватую нашу правду.

И Гриша поклялся отомстить. Всем и за все.
Ну твари, ждите – стиснув зубы, повторял он все эти годы.
Недолго осталось! – твердил он, когда следователь вытряхивал драгоценную мелочь из карманов.
Вы у меня попляшете – рыдал он кровавыми соплями, когда с отбитым нутром полз по сугробам, выкинутый с поезда за десять верст до ближайшего полустанка. – За все рассчитаюсь – выл он воем в едком московском тумане когда пальцы примерзали к постылой метле. – Покрошу в фарш, на помойках сгною, вы у меня печенкой дристать будете – бредил он когда на каталке везли его в лежачее отделение фельдшерского пункта села Буруны что под Усть-Подыхаевым. – Ибо нет пророка в своем отечестве.

И отомстил. Потом, чуть позже, когда сбежал в Москву и добрался, добрел, дополз на брюхе куда надо и устроился там где надо третьим идеологом страны – на славу отыгрался, все почувствовали. Нет теперь ни почтового отделения ни милицейского, и про судью ничего утешительного не скажу, печаль в его роду и конфискация на оба его дома, соседям же нынче не до показаний, их банк прессует за кредит на стиральную машину, ну а главная заявительница – отыскали, идентифицировали! – пока в дурдоме лечилась от навязчивого кляузничества, бездомной стала, кто-то ей усадьбу спалил и нет теперь у нее соседей, за кем через забор подглядывать. Нет больше и дворницкой, где Гришу заставляли метлой махать, и жэка того в Бирюлеве не сыщешь. Все задуманное Гриша привел в исполнение – нам бы всем научиться держать слово как держат его некоторые власть предержащие. Клятвы эти, в самое нутро пропекшие, стали его движущей энергией, жизненным кредо, если хотите.

Вот что значит высокая мечта!
Человек без мечты – что птица без клюва, что корова без вымени, что горшок с ручкой вовнутрь: бессмысленный он и проку от него ноль, кроме как выбросить его вон на попрание трудящимся всего мира. А с мечтой, да еще такой ожесточенной – совсем другое дело. Такого хоть в правительство можно, хоть в разведку, хоть на восстановление порушенного хозяйства кинуть – везде управится.
Наш пострел поспел на идеологических фронтах.
Теперь Гриша великий человек, теоретик и разработчик Доктрины Избранных и массы других полезных для страны механизмов, алгоритмов, стратегий развития, схемок и планчиков. И по сей день продолжает неустанно экспериментировать, реформировать и модернизировать все что под руки попадется, такой затейник. Он прошел от полного ничтожества к Высшему Существу не сделавши никаких сверхъестественных усилий, а лишь пройдя эволюцию на правах Божьей отметины А нам в назидание оставил Доктрину Просветленного существа и массу полезных для страны алгоритмов ее дальнейшего развития вроде толстовского принципа непротивления.
Единожды разработав универсальное обоснование сверхчеловечного режима, научно выражаясь – теоретическую надстройку, крышу нашего общего дома практически, и заклав ее как полагается в фундамент этого же дома, уважаемый с недавних пор Григорий Несторович Суличонок где только можно пожинает взращенный урожай и во всем чувствует себя комфортно, ежесекундно полезным себя чувствует, в отличие от миллионов других в этой стране, и вся она, страна эта, его наработками как миленькая пользуется. Точно как например какой-нибудь заслуженный кумир молодежи, один раз спев песенку типа «Дима, мне необходимо» остаток жизни получает с нее гонорар и живет, припеваючи все ту же песенку.
Итак развивайтесь граждане и будь те совершенны как совершенен Гриша Суличонок и ему подобные браться по разуму из самых Верхов Сиятельной Власти.

Прознавши про Ататуев взлет, окрестные жители огорчились конечно, разнервничались и чуть не спятили. Кто-то вздрогнул от ненависти, кто-то со страху, кто-то просто так обделался – но равнодушных не было.
– Это ж ни хрена себе, сколько счастья – переживали малограмотные односельчане, – в одни руки.
– Случайность – утешали их грамотные, – ненадолго это.
– Не тот ли это Суличонок, у которого отец с голодухи рехнулся и мать, дебилка одноглазая по кличке Хрусталик, всю жизнь в одной юбке проходила? – интересовались одни.
– Тот, тот – охотно подтверждали другие – Он самый.
– Не тот ли это Суличонок который почтарку обокрал? – охали незнающие.
– Кто ж еще, – энергично кивали знающие. – Он, паскудник!
– Так откудова ж столько ума в ём образовалось??? Он же крестиком подписывался!!!
– А хрен его знает – дружно заключали жители, знающие и не очень, малограмотные и бомжи с высшими тремя образованиями – здесь они были едины – и сокрушались до слез.

А и в правду. Как – спросите вы – мысль вселенского масштаба, Доктрина для целой в какой-то мере державы могла прийти простому сельскому пареньку, который и читать-то едва умеет и вообще скорей всего дурак дураком, – а не пришла например мне, который умный, диплом менеджера, носитель культуры и телевизор смотрит? Не переживайте вы так. Вы тоже так можете, если при рождении повезло. Если есть в нас соответствующая Божья отметина. Нет ее – тоже не беда. Не будем печалиться, а наоборот возрадуемся – возрадуемся, что кто-то еще в нашей стране что-то может, пусть вместо нас, пусть за наш счет может, мы же с вами добрый народ, мы же так любим радоваться за других, не так ли? Пусть кто-то поживет вместо нас – думаем мы и смахиваем слезу нахлынувшего нечаянно альтруизма.

Мы имеем дело с истинным самородком, которыми так богата земля русская и которых так недостает другим землям. Именно благодаря политическим пионерам, экономическим первопроходцам и стахановцам с неначатым образованием, которые может и не умеют пока ничего, зато одержимы всесильными идеями, мы выжили тогда и выживем теперь и еще долго-долго будем выживать несмотря на ни на какие испытания, посылаемые нам обильно с семи морей. Самородок! Я долго не мог подобрать лучшего названия этим Избранным существам которые так насыщают нашу жизнь, начиняют ее своими гениальными идеями как свиную кишку фаршем, в результате чего получается вкусная свойская колбаска. Самородки живут среди нас, просто мы в своей суетной злобе их не замечаем.

И так заметьте товарищи может всякий нищий, убогий, пришибленный даже может, любой идиот практически, несмотря на все нынешние условия, на лютую конкуренцию в коридорах власти – если подобно Грише произойдет с ним цепь чудесных событий, если конечно попадет он как песок в невидимую руку рынка и удачно будет просеян. Пока же Гриша нищ и наг и не на что ему мстить. Без средств разве отомстишь.
А со средствами – почему б не отомстить. Мсти себе на здоровье пока масть прет.

Как-то по радио когда еще не отключили Гриша прослушал радиопередачу про знаменитого Онассиса. Перестройка как раз набирала обороты и стало модным рассказывать про путевых людей. Поблекшие кумиры послазили с пьедесталов, люди старательные уступили места успешным, а достойные эффективным.
Знаменитый ныне Онассис начал свое восхождение к вершинам образа жизни с наведения марафета. Приехавши в благословенную страну Америку с двадцаткой в драном кармане и в дырявых на босу ногу сандалиях, он направился в галантерейный магазин и потратил последние центы на шикарный костюм, штаны в клетку и цилиндр с тросточкой.
И сразу же немедленно принялся за полезное. В одном месте купит в другом продаст, а деньги не пропьет, нет вовсе, а сэкономит и снова вложит в куплю чтобы потом вынуть их путем продажи. Много еще нужных обществу дел проделал. Например узнал что в Америке нет того-то и еще чего-то а в Греции как раз нет. Он не говоря никому ни слова, чтоб другие не узнали, одолжил сколько нужно, купил что необходимо и привез куда надо. И разбогател конечно, как тут не разбогатеть. Видите как просто все. Вот таки просто так, представляете? А вы говорите – трудно все, сложно, не выжить нам. Глупости все это: хочешь быть счастливым – никто тебе не помешает. Если конечно Божья отметина имеется. А если не имеется то конечно похуже все, все как вы первоначально совершенно правильно подумали, разумеется. «Да – мечтательно произнесет среднестатистический гражданин в темноте своей, – сказал бы ты еще где двадцатку взять. Мне б те штаны да те двадцать долларов на первоначальное обустройство, да где ж их взять – нигде ж не возьмешь, не дают, суки!»
Не завидуй, среднестатистический гражданин, завидовать другим нехорошо и в карман заглядывать некрасиво даже если что-то в нем не так как хотелось бы. Оно теперь чужое и не переживайте вы так – как знать вдруг и вам так повезет и вы тут же уверяю переосмыслите все свои взгляды сразу и бесповоротно, в корне перемените систему координат, своих и чужих, как переменили ее многие верные, истинные и пламенные в прошлом люди всех уровней партийной и советской власти.

Произошло все вот так.
В 18 лет Гриша таки отправился в Москву. Кормить все прибывающее пополнение стало невмоготу, вместо субсидий стали приходить повестки из военкомата и это вдобавок к повесткам из органов правосудия и коммунального хозяйства. Одна радость – судебные приставы что приходили насчет описи имущества (семья к тому времени уже лет пять не платила ни за землю ни за свет, отключенный кстати) вглядевшись во мрак и зажав носы, кидались вон из жилища злостных неплательщиков. Отключаемый электриками за неуплату свет Гриша с братией так же регулярно восстанавливал, обдирая ценную проводку с некогда промышленных объектов, даже маманя приловчилась закидывать провод как лассо прямо на линию электропередач. Однажды провод упал сразу на несколько линий и искры посыпались на всю округу, обесточив полгорода. Сгорела подстанция и остановилось несколько жизненно важных заведений обслуживания и органов власти (благо никакого производства в Немогуеве не осталось, а то бы всю порчу на злостных неплательщиков списали). «Не отключайте больше – распорядился главный электрик, – а то они нам весь город спалят».
Вечером когда темнело, Гриша мечтал как бы это просветлить свою долю, а при солнечном освещение по мере возможности задуманное воплощал. Еще Гриша посчитал, что если бы весь бензин, потраченный на его поиски, продать по существующим расценкам, то можно было б организовать бензоколонку и припеваючи жить до полной и окончательной на этот раз победы всеобщей справедливости в отдельно взятой семье. А если б энергию потраченную на пустые мечтания пустить скажем на учебу в пристойном заведении то... Впрочем что гадать. Однажды, когда милиция в связи с очередной кражей тырсы с лесопилки наведалась к Грише и дело запахло плотной посадкой, Гриша скрылся в сарае овощебазы, перепортил там кучу припасов и в ту же ночь ушел в тайгу, прихвативши мешок с сухофруктами. За пятнадцать километров оттуда на станции Лихая он запрыгнул в грузовой вагон и устроившись промеж бревен, последовал к цивилизации. Дорога дальняя, дорога лютая, голодная, полная холода и мрака, шишек и ссадин, окончательно убедила, что цивилизации нужна деловая древесина, а Гриша Ататуй цивилизации не нужен. По дороге пришлось сменить не один товарный состав – те подолгу долго стояли на разъездах – если не от холода околеешь, так от бескормицы. В пути Гриша подрабатывал, подворовывал, случалось и милостыни просить, в связи с чем регулярно получал по башке и едва не угодил в плен к свободолюбивым цыганам. В Омске удалось пробраться в пассажирский вагон, но кто-то бессердечный по запаху его обнаружил и потребовал обеспечить санитарные номы; Гриша еще долго цеплялся за третью полку, потом за двери, потом за поручни тамбура цеплялся, но проводники поднатужились, навалились гурьбой, проявили силу характера и обессилевшего Гришу победили. И полетел он выпихнутый в сугробы на сорокаградусный мороз у забитой станции с глумливым названием Лимпопо. Проводница так разошлась в наведении порядка, что совсем забыла про технику безопасности; поезд на крутой излучине даже не притормаживал и Гриша сумел утянуть за собой сволочную тетку, которая, послужив амортизатором, так и осталась лежать под откосом – хотелось бы надеяться, с переломанным позвоночником. А Гриша падая повредил себе лодыжку, с тех пор прихрамывает и не переносит стука железнодорожных колес.

По приезде в Москву прямо с вокзала, как научили бывалые попутчики, Гриша направился прямиком в ЖЭК № 12345, что в Бирюлево, там всех брали. В ЖЭКе выделили ему угол в подвале на раскаленной трубе теплотрассы, кусок мыла и подстилку. В котельной среди пыльных транспарантов «Вперед, Россия», «Давай, Россия!» и просто «Россия, Россия!» и «Давай, Давай!» в тепле и неге, хорошо мечтается. А прямо напротив котельной располагалась пиццерия, где отогнавши крыс, можно было набрать вполне еще съедобных отходов пиццепродукции. В ЖЭКе не догадывались, что Гриша гений, да еще гений мстительный, и каждое утро ни свет ни заря гнали его с метлой на промозглую улицу. Зачем, скажите, мести снег в ненастье? Или, допустим, в оттепель его убирать, толкая чахоточной грудиной неподъемную лопату, когда он и так растает? А это чтоб иногородний дворник место свое в родной столице помнил и на легкую жизнь не надеялся. Меся дырявыми бахилами ледяные хляби, проклиная все на свете, Гриша в отчаянии грозил метлой невидимому супостату и облизывал зудящие, до крови растрескавшиеся губы: «Ничего суки. Попомните вы меня. Ливером харкать будете. Слышите вы, масквачи гребаные? И вы, вонючие гости столицы? Всех уделаю». Проклятия согревали израненную душу и здорово помогали в работе (отмечу, кстати, что многие проклятия свои Гриша впоследствии привел в исполнение, а если какие не довел, так время еще есть; вот бы все в руководстве страны выполняли так свои прилюдно произнесенные обещания, как Гриша свои необнародованные). Вообще здорово, что Гриша книжек не читал и в школе считай не учился: сберег память, не растранжирил на пустяки. Может быть, поэтому память у него феноменальная. Так как он даже помнит номер вагона, из которого его тогда выкинули (вагон отправлен в переплавку, бригадир состава доживает последние дни в туберкулезном бараке.
Но однажды вечером, отгрузив последний камаз снега в переплавку, Гриша в котельную не попал. Тщетно дергал он за ручку – дверь не поддавалась. Напрасно стучал – никто его не слышал. То начальник ЖЭКа заперся внутри с потной молодухой и выпивал горячительное сидя на раскаленной трубе, лишь бумканье музыки из китайского магнитофона пробивалось наружу сквозь завывания арктических циклонов. А на дворе крепчал мороз и заметала следы жизни февральская вьюга.
Гришу оставили замерзать, представляете?
«Будьте вы прокляты – по привычке отплясывал Гриша, как наверное первый президент освобожденной страны отплясывал у запертых ворот Кремля, сообразивши, что на этот раз крепко свалял дурака и пить действительно надо бы меньше... Ближе к ночи подмораживать стало не на шутку. «Чтоб вам повылазило, соотечественники вы мои долбаные, дети лесов и гор, чтоб вы сдохли, ах да это уже я вам желал, жители прекрасного города на холме, курвы б**дские... ну и дальше в том же духе, – повизгивая припевал он, продуваемый едкими московскими ветрами, и слезы замерзали у него на грязных щеках и плевки замерзали в кислотной хляби.
Так продолжалось часа полтора. А когда в окнах многоэтажек стали гаснуть огни и сытые масквачи стали укладываться в теплые постели с гостями столицы, Гриша почувствовал утробный страх и понял, что кирдык ближе чем ожидалось – и так завизжал, что огни большого города на некоторое время снова зажглись, у припаркованных на детских площадках автомобилей сработала сигнализация, дверь в сторожку открылась и Гришу впустили – а то околеет под дверью, утилизируй его потом. От негодования его так трясло, что сидельцы кочегарки подумали, как бы не пришлось ему санитаров вызывать. А утром, не напоив даже чаем, снова выкинули на улицу, теперь уже безвозвратно.
Поняв такое дело Гриша совсем скис. Проплясав до вечера в неуемных проклятиях, что извергались из него как из прорвавшей канализационной трубы, Гриша потерял остатки веры в высшую справедливость и решил, что если повезет ему выжить, так уж он никому ничего не спустит. «Я буду последним выжившим в этой гребаной стране» – твердо решил Гриша.

Что и говорить, отвратительно обошлись с Гришей Ататуем. Как и вообще частенько обходятся наши соотечественники с другими нашими же соотечественниками. Несмотря на всю присущую нашим людям отзывчивость, душевную теплоту и укоренившееся гостеприимство, обходятся у нас с человеком приезжим всегда хуже, чем он того заслуживает. А может так и надо с нашим человеком обходиться. Иначе ничего он в жизни не добьется. Он в принципе и так ничего не добивается, но хотя бы шанс надо ему дать, выпихнув к примеру с мчащегося поезда на сорокаградусный морозец в рваной телогрейке, спустив в люк без амортизаторов, отрезав лишние конечности или допустим лишние годы жизни укоротив.
С другой стороны – о, если б знали мы заранее кого пнуть а кого лизнуть – может и подобрело бы наше общество, окончательно и бесповоротно. И все друг к другу напитались уважением и стали б мы все друг другу любезны и учтивы – глядишь были бы все счастливы и по теплым местам все рассажены а плохих мест вовсе бы в стране не осталось. А так, тратя силы на пинки тем кого б лизнуть да на лизание тех кого бы пнуть как следует – прозябаем мы в бардаке и ничтожестве. Впрочем все это их области сомнительных догадок. Где это видано чтоб доброе за так делалось – за доброе пострадать нужно и делающему и получающему, столько зла хлебнуть чтоб не хотелось уже никакого добра а хотелось только сказать себе и миру – да подавитесь вы все своей добротой сволочи, засуньте ее себе куда там доброту суют, я вас все равно уже проклял.

Вряд ли довелось бы ему привести когда угрозы свои в исполнение, если бы в тот же момент по той же улице не проезжала кабриолетом (чудны они, богатеи – в пургу в кабриолете) мадам Головыдло-Сансуси, почетная прима-балерина Краснознаменного казачьего хора песен и плясок Кировоградской филармонии им. Джефферсона (бывшего Веревки), в прошлом умница и красавица, светская львица, как теперь принято именовать таких дам (и была б она львицей, если б лет пятьдесят скинуть), впрочем знаменита она в высших кругах не этим вовсе, а тем что замужем за министром рыбхозпромнадзора СССР Кузьмичевым Фролом Лукичом (по другим сведениям звали его не Кузьмичевым, а Лукичевым и не Лукичом, а Кузьмичом), членом КПСС с момента основания, ныне преуспевающим банкиром, меценатом и фабрикантом рыбопродукции чешского улова египетской заморозки. Уже издали заметив примерзшего к дверной ручке Гришу – он еще пытался утереть ледяные сопли брезентовой рукавицей – мадам постучала водителю клюкой по плечу: «Надо спасать мальчика» – кивнула она. Похрапывающий у балерины под мышкой старик-министр никак не отреагировал, потому что ничего не понял, да и слава Богу, к чему оно что-то понимать в таком возрасте. Скольких сердечных приступов, абсолютно ненужных, заметим, избежал он благодаря утрате рассудка. Всю жизнь разрывался он между проблемами рыбпромхознадхора и гулящей примой, отчего вконец ополоумел, теперь же он счастлив как младенец, радуется тому, что солнце круглое а помидор красный, дискутирует бубня сам с собою и пускает пузыри – так не будите его, оставьте старика наедине с его счастьем.
Так Гриша оказался в одном из самых респектабельных домов Москвы. В доме том перебывало немало погибающих мальчиков и все они потом неплохо устроились. Но Гриша понял ситуацию по-своему, умел он смотреть вперед и насквозь, и твердо решил шансом своим воспользоваться по максимуму. Разумеется, в строгом соответствии с нормами действующего законодательства, как и все с нами содеянное, как и все что еще творится и будет твориться со страной – все это отныне в рамках закона, как вы граждане тому не препятствуйте. Перво-наперво он решил занять место законного мужа львицы. Если надеть противогаз, спрятаться за шторой и в нужный момент с гиканьем оттуда выпрыгнуть, то и самого непрошибаемого идиота можно впечатлить. Старика Кузьмичева (Лукичева), несмотря на отменное здоровье и, как уже отмечено, более чем здоровую психику ввиду отсутствия внешних раздражителей, однажды таки хватил удар, затем так же внезапно еще один, а после третьего его отвезли на Троекуровское кладбище с необходимыми почестями, где он наконец обрел свой тихий уголок, о котором мечтал последние лет семьдесят. И не дожидаясь поминок, счастливая пара обвенчалась, чтобы – как настаивал Гриша – не тянуть, чтоб, значит раз и на матрас.
Приданое вдовицы оказалось неплохим: квартира на Кутузовском, дача в Переделкино, усадьба на Оке, где так красивы зорьки и водятся лещи-ягоды-грибы – в общем, не пропадешь. Но главное – связи. Шикарные, умопомрачительные связи. Окончательно Гришину судьбу определил допотопный аппарат, из которого, казалось, раздастся «Смольный на пговоде» да тисненая книжечка с осыпавшейся позолотой и сотней номеров, таких, что меняют судьбы при умелом пользовании, всерьез и бесповоротно. Жили они долго и счастливо, месяца полтора, но однажды мятежные чувства вдовицы вновь заметались, заклокотали и переметнулись. 8 июля 2000 года, когда страна с пониманием заслушивала первое послание второго Президента страны Федеральному собранию, львица привела в дом симпатичного босого парнишку лет тринадцати. «Эдак, маманя, вы скоро на дошколят перейдете», – сурово заметил Гриша и в тот же вечер старушку отвезли с инсультом в райбольницу г. Касимова Рязанской обл., где ей диагностировали цирроз, старческую деменцию и рак двенадцатиперстной. Надо ли добавлять что из райбольницы старушка уже не вернулась. А Гриша стал безраздельным хозяином Кузьмичевского (по другим сведениям – Лукичевского) дома и очень скоро перебрался в кремлевские опочивальни, поближе к власти и подальше от ужасов бытия, как уже сказано, в идеологический отдел при оплоте суверенной демократии.

Ну, пришла моя звезда, – возликовал Гриша. – Держитесь, твари.
Это ж как ненавидеть все надо чтоб такое с целым народом утворить, чтоб цельную некогда страну вот так уделать, – подумает какой-нибудь наивный заморский чужеземец, не знакомый с нашей спецификой. – И это свой народ, и это своя страна. Что ж он с другими сделал бы, дай ему кто возможность развернуться?
А каким боком она своя? – удивимся мы. – И где вы у нас видели своих?
Учите специфику, наивные заморские господа.

© Архип Алесса, 2010
Дата публикации: 21.06.2010 00:16:39
Просмотров: 2542

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.