Лиса (личные хроники русской смуты). Глава 19. 7. Кавказский пленник

Сергей Стукало

Форма: Роман
Жанр: Историческая проза
Объём: 36243 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

авторы - С.Стукало и Н.Уланова

авторы - С.Стукало и Н.Уланова

...Как мы сможем победить, если можно нас купить?
Олег Газманов

Азербайджан стал независимой страной в конце 1991 года.
Бытие определяет сознание, и, вполне логично, что наступившая независимость привела к сложной внутриполитической ситуации в этой республике. Основными противоборствующими силами выступили ещё не потерявшая власть коммунистическая номенклатура и набиравший силу оппозиционный Народный фронт Азербайджана (НФА) [1]. Обе стороны спекулировали на развитии событий в Нагорном Карабахе и стремились использовать их в собственной политической борьбе за власть.
Всё как всегда: пока проходимцы дрались за министерские портфели, жернова политических шестерёнок перемалывали человеческие судьбы. То, что, помимо невинных жертв этого малоаппетитного процесса, под раздачу изредка попадали и мерзавцы — утешение слабое. Но, тем не менее, — это повод поговорить о тех и других.
17 марта 1992 года исполняющий обязанности президента республики Якуб Мамедов назначил одного из лидеров НФА Рагима Газиева [2], не имевшего профессиональной военной подготовки, министром обороны Азербайджана, находившегося в состоянии войны с армянскими вооружёнными формированиями. Два месяца спустя азербайджанская армия вынуждена была оставить Лачин и Шушу. В ходе летнего наступления под контроль Азербайджана вернулся Мардакерт, а азербайджанские войска стояли в селе Ванклу в 12 км от Степанакерта. В конце 1992 — начале 1993 года азербайджанские войска были вытеснены из Мардакертского района, после чего Кельбаджарский район оказался в полублокадном положении. Известный своими антироссийскими настроениями, Газиев попал в безвыходное положение и стал склоняться к партнёрству с Россией.
В ответ Народный фронт Азербайджана, пришедший к власти в мае 1992 года, опубликовал заявление, в котором обвинил Рагима Газиева, а также полковника Сурета Гусейнова в измене и преднамеренной сдаче Шуши с целью приведения экс-президента Азербайджана Аяза Муталибова к власти и в потворстве геополитическим интересам России. В возникшем противостоянии не повезло обеим сторонам — и фронту, и министру обороны.
В феврале 1993 года Рагим Газиев подал в отставку.
В июне 1993 года НФА перестал править Азербайджаном.
То ли устали, то ли не справились.
В ноябре 1993 года Газиев всё же был арестован по обвинению в государственной измене. По его словам, незадолго до ареста, действовавший на тот момент президент Азербайджана Гейдар Алиев предлагал ему сотрудничество и должность заместителя премьер-министра. Став арестантом, Газиев тут же обвинил Гейдара Алиева в местничестве, использовании президентского поста для личного обогащения в ущерб интересам государства и азербайджанского народа, голодающего, несмотря на нефтяные богатства страны. В сентябре 1994 года Газиеву удалось бежать из СИЗО Министерства безопасности республики в Москву. Там, в Москве, бывшему министру надо было на что-то жить, и он заявил о своей поддержке бывшего президента Азербайджана Аяза Муталибова.
Год спустя, в мае 1995 года на закрытом заседании Военного суда Республики Азербайджан, Рагим Газиев был заочно приговорен к смертной казни через расстрел «за сдачу Шуши и Лачина с целью дестабилизации политической обстановки…» 16 апреля 1996 года Генеральная прокуратура России приняла решение о его экстрадиции в Баку. Два года спустя ему заменили вынесенный ранее смертный приговор на пожизненное заключение.
По настоянию ПАСЕ, Рагим Газиев был помилован и освобождён в марте 2005 года. После освобождения, он опубликовал несколько статей, в попытке реабилитироваться в глазах общественности. Статьи Рагима Газиева интереса у публики не вызвали.

20 марта 1992 года. Республика Азербайджан.
12 километров юго-западнее Баку.
Один из тренировочных лагерей азербайджанской армии. Полночь

— Ну что, свиньи? — одетый в новенький турецкий камуфляж тучный азербайджанец докурил сигарету и, бросив непогашенный окурок на головы сидящих в яме офицеров, сплюнул туда же и дежурно поинтересовался: — Кто желает служить в армии свободного Азербайджана?
— У «свинины» — своя гордость! — донеслось из ямы. — Хрен ли нам твоя самостийность? Сам варил, сам и хлебай! А нам религия запрещает хрен укорачивать!
— Как шакалы сдохнете! — с презрительной ленцой заметил азербайджанец. — И не одна собака про ваше геройство не узнает! Подумайте!.. Подпишете контракт на два года, подготовите два выпуска офицеров, и... — свободны!.. Мы вас не знаем, вы — нас!.. Ну?!..
В ответ — напряжённое молчание.
Казалось, настоянный на взаимной ненависти воздух вибрирует, словно натянутая струна.
— Тьфу! — ещё раз сплюнул азербайджанец.
Не найдя разрядки, он уставился тяжёлым взглядом на сидящего на табурете охранника. Тот глянул в ответ тускло и апатично, как на надоедливое насекомое. Сонное выражение лица охранника не изменилось ни на йоту. Он даже не удосужился встать, чтобы стоя выслушать распоряжения, готовые сорваться с языка разгневанного босса. Так и не переглядев явно не блещущего умом подчинённого, ряис[3] махнул рукой, безадресно выругался и энергично погрозил тому пальцем.
— Бах, а-а! Мяня бах ааа! (Смотри, смотри у меня! — азерб.) — и, с чувством исполненного долга, грузно топая натёршими ноги турецкими берцами, не торопясь похромал в сторону штабного здания.
Быть военным начальником в Азербайджане — выгодно. На Кавказе вообще выгодно быть начальником. Но, как ни крути, помимо моральных и материальных выгод, должность военного амира влечёт за собой состояние каждодневного стресса: подчинённые завидуют и пакостят, а вышестоящее начальство — жаждет военных побед. А где их, эти победы, с такими подчинёнными взять? Как ни изворачивайся, а останешься крайним. Поневоле голова кругом пойдёт...
К такому обилию неразрешимых проблем свежеиспечённый комбриг не привык и потому пребывал в состоянии непреходящего раздражения, требовавшего регулярной разрядки. Способ разрядки, после недолгих поисков, был найден безобидный: ряис пристрастился «снимать стресс» путём ежевечернего употребления полулитры кировабадского коньяка. Подвыпившего военного мюдюра сначала тянуло на подвиги, но затем, на полпути к ним, — ещё более неумолимо — клонило в сон. Впрочем, в этот раз и время было позднее, ко сну располагающее.
Первый час ночи.
Уже засыпая, азербайджанский комбриг вдруг представил, каково там его пленникам, в вырытой в старом ангаре сырой яме. Спать на голой земле — ещё то удовольствие. Не для слабонервных. Возникшая в воображении картинка получилась настолько реалистичной, что ряис адам невольно поёжился. И придёт же такое в голову! Решив не думать на ночь о неприятном, он почесал объёмистый живот, шумно пукнул и удовлетворённо засмеялся.
Жизнь, как он её понимал, всё же удалась.
— Спать, — приказал ряис Наиль самому себе и тут же уснул.
Поначалу полевому командиру снилось хорошее.
Во сне его друг Рагим — активист Народного фронта, азербайджанский депутат, организатор антисоветских беспорядков и армянских погромов в Баку — стал министром обороны. Иметь такого покровителя на самом верху — это хорошо. Наилю тут же привиделись широкие красные лампасы на собственных штанах и шитые золотом восьмиконечные звёзды на собственных генеральских погонах.
Хорошо!
Мюдюр Наиль сонно причмокнул и перевернулся на другой бок. Картинка сна тут же сменилась. В новом сне только что обретённого покровителя приговорили к расстрелу, а самому Наилю впаяли десять лет ИТК строго режима [4].
Это было плохо.

* * *
Офицеры в вырытой в пустующем ангаре яме не спали.
— Эй, там!.. Какое сегодня число? — поинтересовался у охранника один из них.
— Двадцатое марта, — не сразу отозвался тот и закопошился, устраиваясь на скрипящем стуле поудобнее. Он явно собирался вздремнуть прямо на посту.
— Двадцатое… У моей жены сегодня день рождения… — вздохнул Саша. — Двадцать два года Лисе…
— Ты, брат, это… Того… Не расстраивайся так. Не трави душу. Всё равно без толку это… — посоветовал ему хрипловатый бас. — Вздремни лучше чутка. Утро вечера мудренее…
Остальные соседи ничего не сказали. Лишь сочувственно промолчали.
Да и что можно сказать в такой ситуации? Провести в вонючей яме пять месяцев — это вам не на курорт прокатиться. Неволя, особенно такая, к оптимизму не располагает.
В подобных обстоятельствах только две вещи поддерживают дух невольника — надежда на освобождение и воспоминания о прошлой жизни. О свободе...
Всё относительно и условно, хотя и взаимообусловлено. Одно вызывает к жизни другое, но только личный опыт позволяет человеку приобрести присущие зрелости мудрость и выдержку, позволяет многое прочувствовать, а прочувствовав, понять. В том числе и то, что это за фрукт — эта самая свобода и зачем она нужна. Впрочем, и само понятие свободы — вещь относительная и условная. В государстве, переставшем защищать своих граждан от произвола, люди становятся заложниками обстоятельств, а стоит ли считать заложника свободным человеком?
С таким же успехом можно назвать свободным преступника, осужденного на условный срок.
Остаться на свободе и быть свободным — разные понятия. Отсрочка приговора за несовершенное тобой преступление — это не свобода. Это — отсрочка приговора.
Тот же произвол, только отсроченный.

Осень 1991 года. Республика Азербайджан, г. Баку. Ретроспектива первая

Страна развалилась на множество невнятных и невменяемых по своей сути осколков.
Из этих ошмётков постсоветского пространства второй месяц спешно выводятся части и подразделения бывшей Советской Армии. Выводят их не полностью. Часть вооружений и техники, здания и полигоны, а также ранее отчуждённые территории передаются властям новоявленных стран.
Штаб дислоцирующейся в Азербайджане 4-й Общевойсковой Армии лихорадочно пакует имущество. 4 ОА[5] расформировывается, но продолжает выполнять задачи, которые что ни день ставит перед ней Штаб ГРВЗ[6], принявший на себя управление расформировываемым ЗакВО[7]. В штатном расписании Армии — сплошные дыры. Это, даже, кстати, что теперь набор в училище сокращён — оставшихся не у дел ротных офицеров откомандировали на «Пловец»[8]. Каждому из них пообещали, что это «временно», но в армии всё, что делается временно, остаётся таким навсегда. Сашка знает это не понаслышке. Многомесячная, хотя и «местная» командировка — это уже диагноз, располагающий и вовсе к невесёлым выводам.
На «Пловце» молодых офицеров распределили кого куда. Задач в Штабе 4-й Армии и в 295-й Херсонской орденоносной мотострелковой дивизии много, причём, самых разнообразных. Сашка занимается составлением описей и упаковкой бумаг в Сальянских казармах[9]. Кому и зачем теперь нужны эти потерявшие смысл бумаги — непонятно, но Сашка лишних вопросов не задаёт. Надо, значит надо. Он ждёт перевода, и занять голову и руки работой — неплохой способ борьбы с хандрой и выматывающим душу нервным напряжением. Лишь изредка на него накатывает тупое отчаяние, от которого опускаются руки — забыли, что ли, про него там, в бурсе?
Похоже, стали забывать.
Но, если даже в Штабе Армии бардак и неразбериха, то что тогда творится в вычеркнутом из списков российских военных ВУЗов училище?
Часть офицеров, из числа преподавателей и технического персонала, уже уехали, но распоряжения на откомандирование Сашкиной семьи «на Большую Землю» пока нет. Не удивительно: кому в пребывающих в ошеломлённом состоянии Вооружённых Силах не менее ошеломлённой Российской Федерации нужен носящий прибалтийскую фамилию младший офицер? Причём, офицер передаваемого Азербайджану пехотного училища? Да растереть такого и забыть!
Не удивляйтесь и не возмущайтесь. Пехота — всегда и везде расходный материал, глумливо именуемый «царицей полей». И в мирное время в службе в пехоте мало престижа, а уж в военное… — что пехотный офицер, что солдат-пехотинец — пушечное мясо. Заметьте, это в военное, а распад страны — это похлеще любой войны будет. Похлеще — потому что без войн всё равно не обойдётся. Страшных, жестоких, ведущихся не по писанным в Женевской конвенции правилам, — т.е. без излишней «гуманности» и зыбкой видимости «рыцарского» этикета. Войн, в которых бывшие соседи становятся заклятыми врагами, а брат идёт на брата. Потому и победителей в них не бывает. Тем они и отличаются, гражданские войны, что в них побеждает кто-то третий, со стороны. Тот, кто и устроил эту «заварушку».
Воевать непонятно за что Сашке не хотелось.
По поводу собственной «нужности» он не обольщался. Составив очередной рапорт о переводе в Россию и о согласии продолжить службу в любом предложенном ему гарнизоне, он невольно вспомнил набивший оскомину сюжет из «Кавказской пленницы»:
— Семь порций шашлыка!
— Восемь…
— Восемь!.. Исправляю… Выбросила в пропасть!!!
Это о нём, о Сашке, этот сюжет. И о его семье.
Страну сливают в унитаз, а её правители сошли с ума. Смутное время — это когда судьбы собственных граждан становятся вождям страны неинтересны. Говорят, что каждый народ заслуживает своих правителей. Врут. Ни один народ не заслуживает того геноцида, который устраивает ему пришедшее к власти алчное неквалифицированное быдло.

20 марта 1992 года. Республика Азербайджан.
Тренировочный лагерь азербайджанской армии. Раннее утро

Утром мюдюра разбудил посыльный.
До дежурной службы дозвонились из Баку и сообщили, что в Азербайджане в очередной раз сменился министр обороны, и в данный момент он выехал во вверенную комбригу Наилю бригаду. В полученной телефонограмме были названы имя и фамилия нового министра, и Наиль обрадовался. Сон оказался вещим.
Вспомнив вторую половину сна, ряис нахмурился и, трижды сплюнув через левое плечо, украдкой перекрестился — мало ли? Он был, конечно же, некрещёным, но слышал, что это в таких случаях помогает.

* * *
С утра за стенами ангара послышалась непонятная суета, — то и дело раздавались команды, кто-то орал, кто-то визгливо оправдывался.
— Похоже, к нашему ряису начальство едет... — определил кто-то из арестантов и, иронично хмыкнув, добавил: — Опять «зверинец» смотреть будут, да расстрелом пугать...
— К гадалке не ходить! — поддержал говорившего хриплый бас.
Сашка вялого разговора не поддержал. Глупо гадать о том, что всё равно от тебя не зависит.
Некоторое время он разминал затекшую шею. Шея отзывалась тупой болью.
«Опять застудил...» — меланхолично отметил он.
Домой хотелось невыносимо. Впрочем, Сашка надеялся, что там, дома, уже никого нет, и что его Лиса с уже двухгодовалым сыном (уже, наверняка, вовсю бегает!) уехала к родителям, не осталась в этом аду. Если повезёт остаться в живых, то придётся их искать… Нового адреса родителей своей супруги он не помнил. В памяти осталось лишь то, что они осели где-то на границе Саратовской и Волгоградской областей.
Невесёлые Сашкины мысли прервал скрип несмазанной металлической калитки, врезанной в проржавевшие двери ангара.
— Подъём, свиньи! — рявкнул появившийся на краю ямы комбриг Наиль. — Сейчас будете мыться, переодеваться и подписывать контракт! Кто не подпишет — лично расстреляю!!! — объявил он и жизнерадостно заржал.
— Пугает, сука… — вполголоса подытожил это сообщение сиплый бас. — Хрен ему, а не подпись. Но помыться перед очередным расстрелом не помешает… Эй, там! А как насчёт завтрака?— поинтересовался всё тот же бас. — Я на пустой желудок расстреливаться не привык!
— Подпишете контракт, будет вам, свиньям, и завтрак, и выпивка, и чистая постель в общежитии!
В подтверждение слов комбрига, двое разношерстно одетых ополченцев подтащили к яме лестницу и, опустив её вниз, взяли автоматы наизготовку.
— Вылазь! — скомандовал комбриг. — Только без шуточек!
— Ну что, мужики? Подмоемся, раз такая оказия? — спросил сиплый и первым полез из ямы.

Мыли пленников незатейливо — холодной водой из пожарного гидранта, вблизи служившего им тюрьмой ангара.
— Хорошо, хоть мыло дали, — саркастически отметил всё тот же сиплый, и пояснил: — От тех, кто вместо туалетной бумаги снова стал подтираться камушком — можно ждать чего угодно.
Полотенец помывшимся пленникам не дали, но, когда те немного обсохли на мартовском солнышке, принесли ворох бэушного турецкого камуфляжа.
— Переодевайтесь! — скомандовал подошедший вслед за интендантом комбриг Наиль.
— Я это дерьмо не одену, — заявил успевший постирать свою форму сиплый.
— Вольному воля! — пожал плечами комбриг и коротко кивнул одному из охранников.
Тот повёл стволом автомата и выпустил в сиплого неоправданно длинную очередь.
— Кто ещё хочет, чтобы его закопали в мокрых трусах? — поинтересовался комбриг Наиль.
Сашка сплюнул и первым наклонился за комплектом не имевшей погон и прочих знаков различия формы.
Сиплому было уже не помочь.

7 ноября 1991 года. Республика Азербайджан, г. Баку. Ретроспектива вторая

Сокращение…
Каждый месяц несколько семей курсовых офицеров и преподавателей Бакинского общевойскового командного училища убывает к новому месту службы.
В Россию.
Училище агонизирует... Уже нет ни Верховного Совета АзССР, имя которого оно носило, ни самой Азербайджанской ССР. Страна лопнула, словно перезрелый плод, сдавленный неосторожной рукой, и вместе с ней покатилась по наклонной вся тщательно налаженная система подготовки военных кадров. После насильственного расчленения СССР, Бакинское училище перестало существовать как учебное заведение. Не сразу, но перестало.
Ещё вчера оно готовило пехотных офицеров. И неплохо готовило.
Пехотных училищ в бывшем Союзе было семь. Каждое по-своему уникальное, со своей спецификой. Выпускники Бакинского — специализировались на особенностях ведения войны в горах, Ташкентское — готовило офицеров к боевым действиям в пустыне, и т.д. Такое же разделение специализаций имелось и в артиллерии. Офицеров-артиллеристов для войны в горных условиях готовило ТАУ (Тбилисское артиллерийское училище). По ташкентским договоренностям его материальная база досталась Грузии. Самостийный Азербайджан оказался в более выгодном положении — ему отошли сразу два училища: пехотное и морское. Морское готовило лучших в мире штурманов. Штурманы в бурном революционном море местных политических процессов оказались не при делах. Зато для пехоты дел нашлось с избытком.
При полуфеодальной ментальности и таких же реалиях — пехота оказалась востребованнее штурманов.
Азербайджану повезло ещё и в том, что больше всего войск бывшей Советской Армии в Закавказье дислоцировалось именно на его территории. В результате, при разделе советского военного имущества под контроль Баку перешли 4-я Общевойсковая Армия (четыре мотострелковые дивизии), три бригады ПВО, бригада специального назначения, четыре базы ВВС и часть Каспийской морской флотилии. Кроме этого, Азербайджану достались склады боеприпасов (стратегический в Килязи, окружные в Агдаме и Насосном, дивизионные в Гюздеке, Гяндже, Ленкорани, Нахичевани).
Общее количество боеприпасов на этих складах оценивали в 11 000 вагонов.
Передача Баку имущества 4-й Армии и 49-го арсенала была завершена в 1992 г.
Казалось бы — всё для новообразовавшейся страны складывалось хорошо. Но, вот незадача, в современной армии воинских специальностей много, и поэтому, без комплексной подготовки офицерского корпуса и опытного преподавательского состава, сильно урезанный пазл военного наследия никак не складывался в полноценные Вооружённые силы. Формировать профессиональную армию Азербайджана оказалось некому. Впрочем, желающих стать министром обороны новоявленного государства и командирами воинских частей, с невразумительным штатом и не менее невразумительными боевыми задачами, было хоть отбавляй. Не было лишь офицеров низового звена и, что особенно обидно, «свежеосвобождённые» азербайджанцы вовсе не горели желанием служить собственным «вождям» в собственных же вооружённых силах.
Хоть ты тресни.
Новые власти были вынуждены импровизировать в деле военного строительства. Получалось это у них хреновато. Впрочем, кто во что горазд.
Вывод частей бывшей Советской Армии в Россию сопровождался захватом части их вооружений азербайджанской стороной. Среди наиболее значимых можно назвать разграбление военного имущества выводимой 19-й армии ПВО.
Датой рождения ныне существующих ВС независимого Азербайджана считается 9 октября 1991 г., когда в республике был принят Закон о Вооружённых силах, согласно которому в течение трёх месяцев должна была быть сформирована национальная армия. По истечении этого срока выяснилось, что официально в ней служат ни много, ни мало... 150 человек.
Рядом с этим милитаризированным безобразием продолжали существовать осколки Великой Советской Армии. Они постепенно таяли, словно шагреневая кожа, и вместе с ними таяли надежды на спокойную жизнь тех бакинцев, кто ещё не уехал из отторгшего их города. Относительно защищёнными чувствовали себя лишь военные. Они ждали перевода в Россию, и, при необходимости, всё ещё могли дать отпор распоясавшимся мерзавцам из Народного фронта.
Это не всегда и не у всех получалось…
Случаи пленения офицеров не были столь уж большой редкостью.

* * *
По странной иронии судьбы, день рождения совпал с семидесятичетырёхлетием профуканной Президентом СССР Великой Октябрьской социалистической революции.
Объединённое празднование того и другого не задалось.
Сашку, вместе с группой сослуживцев, таких же, как и он, младших офицеров, захватили в шашлычной. Судя по филигранной организованности акции и той молниеносности, с которой она была проведена, — пленили их хорошо подготовленные профи. Ходко вломившись во внезапно открывшиеся двери, они без суеты распределились по залу и взяли на мушку семерых безоружных офицеров. Те даже не успели отреагировать на эти непонятки.
При таком раскладе, с самого начала было глупо дёргаться, а потом, когда им надели на руки наручники, а на головы мешки, и вовсе стало поздно что-либо предпринимать.
Ушёл поезд. Ту-ту.
Захваченных боевиками офицеров погрузили в обыкновенный хлебный фургон, наскоро переоборудованный в машину для перевозки арестантов, и вывезли в неизвестном направлении.
Ехали недолго — около часа.
Когда импровизированный автозак остановился, пленников грубо выволокли наружу и, поставив на колени, сорвали с голов закрывавшие обзор мешки.
Смеркалось.
Судя по тёмным очертаниям видневшихся на горизонте гор, их вывезли в направлении на юго-запад от Баку. Насколько далеко — было непонятно.
Через полчаса к месту событий подъехала вторая хлебовозка и из неё выволокли ещё пятерых офицеров. Их поставили рядом с теми, кто уже находился на импровизированном плацу. К выстроенным в одну шеренгу офицерам вышел одетый в пятнистый камуфляж пожилой азербайджанец. Некоторое время он разглядывал стоящих на коленях пленников, затем расстегнул кобуру, достал пистолет и передёрнул его затвор.
— Слушайте меня, свиньи! Все вы — преступники и палачи азербайджанского народа! За участие в разгоне демонстрантов, укрывательство армян, службу в составе частей оккупационных войск — нет прощения и нет пощады!!! Кто захочет заключить контракт с вооружёнными силами Азербайджана и искупить свою вину перед азербайджанским народом — будет помилован! Ну? Есть желающие? — спросил он и ткнул крайнего офицера пистолетом в лоб. — Ты?!.. Как твоя фамилия?
— Пошёл на хрен, клоун! — с ненавистью отозвался майор.
Азербайджанец словно этого и ждал. Он отступил на шаг, вскинул пистолет и выстрелил. Во лбу пославшего его майора появилось отверстие, а затылок взорвался неопрятными кровавыми ошмётками. Обмякшее тело отбросило назад.
— Кто ещё думает, что с ним здесь шутки шутят? — спросил азербайджанец. — Ты?.. — и он ткнул пистолетным стволом следующего офицера. — Или, может быть, ты?..
— Пошёл на хрен! — сказал увернувшийся от тычка капитан.
К удивлению Сашки, в остервенелом отчаянии крутившего на языке эту же фразу, в капитана азербайджанец стрелять не стал, а расхохотался.
— Вы, русские, тупые! — заявил он, отсмеявшись. — Никогда не понимаете сразу, что от вас хотят!.. Но ничего, свиньи! Сейчас получите лопаты, сначала зароете это мясо, потом выкопаете для себя норку и будете в ней жить, пока не поумнеете! Я ясно излагаю?!

20 марта 1992 года. Республика Азербайджан.
Тренировочный лагерь азербайджанской армии. Послеобеденное время

Общая ситуация в Азербайджане по состоянию на 1992 год характеризуется так: военные поражения, повальное дезертирство из вооружённых сил, многочисленные аресты, правовой беспредел, упадок экономики и материальные затруднения, равнодушие властей к проблемам пропавших без вести. Денежная единица — манат — затянут в омут галопирующей инфляции. Руководство и оппозиция Азербайджана едины в своём нежелании принимать реальность и исходить из неё. Вместе с тем, возможность смены руководства у многих вызывала страх, так как это привело бы к новому переделу власти и возобновлению военных действий между борющимися за власть группировками. Чувство страха подогревалось постоянными сообщениями прессы о готовящихся переворотах и покушениях на жизнь правящей элиты, которая что ни день клялась в своей приверженности идеалам то демократии, то ислама.
В азербайджанской армии царит полная неразбериха, отсутствует какая-либо подчиненность добровольческих групп военачальникам. Это отмечали даже наблюдатели ПЦ «Мемориал», побывавшие в то время в Шуше.

Убитого сиплого закопали здесь же, в наскоро вырытой могиле.
Его и в самом деле не стали одевать — оставили таким, как был — раздетым, залитым кровью, в мокрых, только что постиранных трусах.
— Глупая смерть, — вздохнул один из офицеров.
— Все так умрём, — ответил ему кто-то.
Кормить пленников не стали.
Их выстроили в одну шеренгу, ещё раз пригрозили расстрелом, и повели в здание штаба.

* * *
Гости к комбригу Наилю приехали ближе к вечеру.
К этому времени пленников успели несколько раз избить, но никто из них так и не подписал контракта. Комбриг был в ярости. Обучать его людей было по-прежнему некому. Он охотно расстрелял бы и остальных узников, но подозревал, что за это с него спустит шкуру даже его друг Рагим. Дружба дружбой, но мюдюра, не способного добиваться нужных начальству результатов, никто на должности держать не будет.
Трон скрипел и шатался, и это было плохо.
— Как результаты, брат?.. Положение серьёзное. Армяне теснят по всему фронту. Это какой-то позор… То, что случилось при Дашатлы, больше не должно повториться. Мы собираемся перебросить тебя в Шушу. Справишься? — спросил ряиса Наиля его высокопоставленный друг, едва выйдя из красивой чёрной «Волги» и выслушав его сбивчивый рапорт.
Ответить на заданные ему вопросы у комбрига Наиля не получилось. Он лишь скривился, словно от зубной боли.
После недолгого общения со старым другом, гость изъявил желание лично побеседовать с пленниками. Для начала он затребовал их личные дела и протоколы допросов, и очень удивился тому, что таковых не существует.
— Хотя бы их удостоверения личности у тебя есть? — раздражённо спросил он Наиля.
— Удостоверения есть! — обрадовался тот. — Сейчас принесу! — и метнулся в собственный кабинет, к сейфу.
Там, в сейфе, комбриг Наиль держал всё самое ценное: канистру с кировобадским коньяком и две стопки документов — удостоверения личности осточертевших ему пленников и паспорта ополченцев. Немного подумав, комбриг плеснул в стоявший в том же сейфе залапанный стакан на два пальца из полупустой канистры.
— Шакалы! — взглянув на последнюю стопку документов, в сердцах сказал он и, опрокинув в себя налитое, шумно выдохнул. — Шакалы!

Через полтора часа пленников выстроили в одну шеренгу вдоль облупленной стены штабного коридора. В пяти шагах от начала и от конца шеренги комбриг Наиль выставил по автоматчику.
Надо полагать, на всякий случай.
После этого в кабинет комбрига в сопровождении двух дюжих телохранителей проследовал его гость. Выглядел он ухоженно и интеллигентно. Не чета местным головорезам.
Сашка подумал и, мысленно, наверное, для определённости собственного восприятия текущих событий, назвал гостя «холёным».
На беседу пленных офицеров вызывали по одному.
— Ну, что там? — спросили первого из них, после того, как он побывал за обитой кожей дверью.
— Те же яйца, вид в профиль, — ответил первый и, скривившись, сплюнул.
Сашку в кабинет комбрига вызвали последним.
На закуску.
Но и эта беседа не заладилась. Подписывать контракт Сашка отказался.
— Все продаются... — устало заметил индифферентно воспринявший этот факт холёный. — Главное назвать правильную цену. Вас не устраивает моя цена?
— Я не продаюсь, — пожал плечами Сашка. — Есть вещи, которые не продаются. Долг. Родина. Призвание. Вы о таких не слышали?
— Долг, родина, призвание... — эхом повторил холёный. — Какая вообще разница, где и чем заниматься? Строили коммунизм, теперь строим исламское государство. Не вижу принципиальной разницы. Каждая человеческая жизнь всё равно заканчивается на небесах. Разумнее правильно подготовиться именно к этому неизбежному результату, чем гоняться за мифическим «всеобщим» счастьем. Его всё равно на всех не хватит. Не находите?
— Путь к небу ищут люди, сбившиеся с пути на земле, — улыбнувшись разбитыми губами, заметил Саша.
— Ах, ты ж!.. — замахнулся стальным прутом сопровождавший холёного телохранитель.
— Не надо, Натик… — остановил его холёный. — Молодой человек просто цитирует Плеханова, не подозревая, что обижает не столько уверовавших в Аллаха азербайджанцев, сколько ни во что не верящих лётчиков и космонавтов. Однако, как сильно изменились реалии со времён старика Плеханова… Не находите, Александр Валдисович? И рецепт-то оказался простой до изумления: перестройка, плюс пресловутая гласность, и нате вам — распад общенародного государства… Самое интересное, что националисты тут не при чём — империю слили в унитаз её же вожди. Теперь поезд, идущий в пропасть, уже не остановить — осталось лишь прыгать из него на полном ходу. Опять, как в старые времена, каждый сам за себя, и всё зависит от личной сообразительности. И, знаете, что я по этому поводу подумал? Невозможно создавать каждую необходимую тебе ценность самому — на это никакой жизни не хватит. Что-то приходится покупать или получать другим способом, но гораздо проще взять сразу и всё. Счастье не бывает «всеобщим». Оно всегда и везде только личное. Поэтому не надо стесняться, что ты умнее тупого быдла, которое называет себя твоим народом. Хорошо живёт только тот, кто перестал стесняться. Так было всегда, но сейчас люди перестали это скрывать. Я, кстати, был комсомольским работником, а потом занялся наукой и стал педагогом, но вовремя сообразил, куда движутся события, и ушёл в Народный Фронт. Думаете, и все остальные не приспосабливались, а сразу уверовали в Аллаха или в другую удобную фикцию?.. И вам, Александр Валдисович, вовсе не обязательно принимать ислам — достаточно оказать нам несколько простых услуг. Заметьте, никто не предлагает делать это бесплатно! У нас есть деньги, и мы не связаны идеологическими условностями. Ну? Согласны? Что вам, литовцу, не дорожащие друг другом и своей страной русские? Или несколько десятков армяшек, которых придётся убить? Убить не как карателю или палачу, а на поле боя. И не кривитесь, — это придётся сделать, чтобы мы вам доверяли. Вы же — пехотный офицер, а это, прежде всего, профессионально подготовленный убийца. Правда, товарищ старший лейтенант непонятной армии? Кроме того, от вас не требуют делать то, чему вы не обучены. К примеру, мы не просим вас играть на скрипке!
— Зря. Я бы сыграл… Меня учили. Впрочем, это ничего не изменило бы. Дело в том, что потом, уже после музыкальной школы, я принял присягу и поклялся служить своей стране… И, как на грех, изменять присяге меня не научили…
— Кому изменять? Какой стране?.. СССР?.. Нет больше такой страны!!! Некому теперь изменять! Понятно?!! — взорвался холёный. — Нет у тебя теперь «своей» страны! И никогда не было!!!
Поняв неистовство своего шефа как разрешение, телохранитель холёного шагнул вперёд и наотмашь ударил Александра металлическим прутом.
— Это тебя, мокрица комсомольская, нет! — сплюнув сукровицей, спокойно заметил упавший с шаткого табурета Саша. — И твоей мамедской армии не было, нет и никогда не будет! Из говна пули не льют!!!
Холёный успокоился быстро. Он жестом остановил телохранителя и, налив из стоящего на столе графина стакан воды, залпом его выпил.
— Зря вы так, Александр Валдисович. Здесь, в удостоверении записано, что вы женаты и у вас есть ребёнок. Подумайте о жене и о сыне. Ещё одна вдова и ещё один сирота — картину происходящего не изменят. Но это ваша жена станет вдовой, и ваш сын будет расти сиротой. А оно вам надо? Подумайте. Я оставлю бумагу и ручку. Надумаете подписать контракт, напишите просто и незатейливо: «Я, старший лейтенант Александр Боискас, изъявляю добровольное желание заключить контракт с Вооружёнными силами Азербайджана…»
И всё.
Этого будет достаточно.
Главное, не забудьте поставить дату и подпись, а потом попросите передать ваше заявление мне…

Справки:

[1] НФА (Народный фронт Азербайджана) — националистическая экстремистская организация, организовавшая в январе 1990 года армянские погромы в Баку и пришедшая ко власти в 1992 году.
[2] Рагим Гасан оглы Газиев (азерб. RYhim HYsYn olu Qaz1yev) — азербайджанский политический деятель, министр обороны Азербайджана в 1992-1993 гг. Родился в 1943 году в Шеки. Окончил Бакинский инженерно-строительный институт и защитил кандидатскую диссертацию по математике и физике. С 1968 по 1990 годы преподавал в том же институте. В 1988 году стал одним из основателей и первых пятнадцати членов Народного фронта Азербайджана. Известен своими националистическими взглядами и яростной поддержкой Абульфаза Эльчибея. В первый раз арестован летом 1990 года как организатор антисоветских беспорядков, приведших к вводу войск в Баку, и посажен в Лефортовскую тюрьму в Москве. Спустя несколько дней освобождён, как свежеизбранный депутат Верховного Совета Азербайджанской ССР, хотя уголовное дело против него так и не было закрыто.
[3] Ряис (ряяис) — начальник (большой человек). Вариант — бёюк адам, ряис адам или мюаллим, мюдюр (главный управленец, директор).
[4] По одному делу с Рагимом Газиевым проходили полевые командиры Наиль Казимов и Надир Азамов, а также его телохранитель Руслан Байрамов. Руслан Байрамов приговорён «к 3 годам лишения свободы с отбыванием в ИТК общего режима». В отношении другого телохранителя, Натика Гурбанова, дело было прекращено 25 мая 1994 года в связи с его смертью в следственном изоляторе от туберкулеза. До ареста Натик Гурбанов был спортсменом и весил 80 килограммов, во время вскрытия был зафиксирован вес тела — 40 килограммов.
Надир Азимов приговорён «к 3 годам лишения свободы условно с обязательным привлечением его к труду в местах, определенных органами, ведающими исполнением приговоров».
Полевой командир Наиль Казимов приговорён «к 10 годам лишения свободы с отбыванием наказания в ИТК усиленного режима».
[5] 4 ОА — 4-я Общевойсковая армия Закавказского военного округа. Место дислокации — Азербайджанская ССР.
[6 ГРВЗ — Группа Российских Войск в Закавказье.
[7] ЗакВО — Закавказский военный округ.
[8] «Пловец» — позывной Узла связи Штаба 4 ОА.
[9] Сальянские казармы — комплекс военных городков 295-й Херсонской ордена Ленина, Краснознаменной, ордена Суворова мотострелковой дивизии (место дислокации г.Баку) и Штаба 4 ОА.

Литература:

1. Джасур МАМЕДОВ, Азербайджанская армия реформируется по натовскому образцу, Газета "Военно-промышленный курьер", Баку 2004 г.
2. Русскоязычная азербайджанская газета «Зеркало» от 19 августа 1995 года.
3. Русскоязычная азербайджанская газета «Зеркало» от 04 сентября 2002 года.
4. Новруз Исаев, Еженедельная аналитическая газета "Бакинские Ведомости", № 24 (62), от 1 июля 2006 г.

5. Сайт www.monitorjournal.com

© Сергей Стукало, 2010
Дата публикации: 10.12.2010 11:20:37
Просмотров: 2886

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Лилия Менковская [2010-12-11 12:25:48]

Какая солидная и добросовестная работа.Прибалтику можно рисовать теми же красками. Холст получится другой, но с той же тематикой, тех же авторов.

Ответить

Сергей Стукало [2011-01-12 21:07:31]

Спасибо, Лилия. Но в Прибалтике мне ни жуть, ни служить не привелось. Только в отпуске и проездом.Предпочитаю знать предмет, о котором пишу, куда более подробно.