Ловушка для любви

Николай Сухомозский

Форма: Роман
Жанр: Любовно-сентиментальная проза
Объём: 806774 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

«Ловушка для любви» - невероятная история о слепом чувстве и попытке обмануть Судьбу - своеобразная логическая западня для ценителей «крутого жанра», предпочитающих самостоятельно разобраться, кто преступник, а кто - жертва.
Поэтому - будьте внимательны: в отличие от традиционных остросюжетных романов, здесь со смертью главного героя все только начинается...

www.suhomozskiy.ru

Счастлив, кто падает вниз головой,
Мир для него хоть на миг, но другой.
(В. Ходасевич).

Глава 1

Ночь – это День, которому выкололи глаза. Подло. Исподтишка. Предательски.
Луна – анальное отверстие страдающей Ночи. Наползающая стыдливая тучка – ажурное, сотканное из небесной паутины, белье от кутюрье Бога-сына. Которое ветер, сей похабный вуайерист,* вернувшись с очередной и явно нетрезвой гулянки, бесцеремонно – о, ужас! – срывает. Обнаженная плоть, к которой давно уже, в силу преклонного возраста, равнодушен Эол, буквально сводит с ума земных сомнабулистов. Одержимых общей idea fixa – во что бы то ни стало заглянуть под мантию-юбку Ночи. И хотя бы одним глазом лицезреть пьянящий небесный стриптиз!
… – Этот бред можно читать только с жуткого похмелья!
За что же столь изощренно карают День? Он слишком много видел и не меньше знал – опаснейший свидетель делишек темных сил. И что он теперь, после безжалостной экзекуции? Спотыкающийся на ровном месте слепец, нуждающийся в поводыре.
Так что багровый вечерний закат, дорогие фенологи и воспевающие невиданные красоты оного поэты, – вовсе не атмосферные преломления света, предвещающие ненастную погоду. Тревожная окраска привычной голубизны – результат попадания на небесный купол капель крови из израненных, но еще зрячих глаз Дня. Быстро же сгущающиеся сумерки свидетельствуют о катастрофически резком падении остроты зрения последнего. Хуже, хуже…
… – Ничего себе меня занесло!
Окружающая действительность постепенно исчезает. Невидимый всплеск – и миром правит кромешная тьма, образно характеризуя которую на всех континентах в унисон вторят: «Хоть глаз выколи». Наивные, они и не подозревают, насколько близки к истине! Ведь глаза Дня к моменту наступления темноты действительно… уже выколоты. Коварной Ночью.
… – Эх, старик, зачем такая красивость?!
К счастью, наемники Зла торжествуют преждевременно. Силы Добра на страже. Они готовят спасительный целительный бальзам – живую воду – на пустые глазницы слепца. Это – утренняя роса. Ее первые бусинки медленно оседают на страшные раны. И, о чудо! Темнота начинает рассеиваться. Вот забрезжил силуэт ближайшего эбенового дерева. Появились едва уловимые очертания сторожки в дельте речного потока, выносящего в Атлантический океан столько воды, что на 50 миль вокруг она остается пресной. В бамбуковых зарослях зашуршал павлин, раскрывший веером и поставивший почти вертикально перья надхвостья, переливающиеся всеми цветами радуги. Все пока нечетко, размыто, в какой-то трепещущей полумгле.
… – Во, загнул! Наверное, у самого в голове была полная мгла. К тому же – основательно размытая.
И вдруг свершилось! На землю щедро брызгает солнце – это воскресший и прозревший День неотвратимо возвращает свои попранные права.
… – Надо завязывать с этой блажью – писаниной! Профессиональный беллетрист из меня все равно не получится, а попусту тратить время, – не расточительно ли? Да и кому они нужны – сюрреалистические новеллки начинающего графомана? – Клод Вилкау, владелец консалтингово-рекламной фирмы «Фетиш», с отвращением швырнул на персидский ковер, с недавних пор устилавший пол, начатую двумя днями раньше рукопись и брезгливо стряхнул с кончика сигареты пепел. По закону бутерброда угодивший прямиком в роскошный – кожа анаконды, опушенная выдрой, – домашний тапок, сиротливо приткнувшийся к дивану.
Кстати, куда подевался брат-близнец изысканного лаптя? Его, помнится, так и не сумев натянуть на ногу, он швырнул в открытое окно. Или туда улетели часы, любимый «Нолекс», а бедняга тапок преспокойно почивает в унитазе?
Испуганным филином ухнул, тут же вдогонку хохотнув, квартирный звонок.
– Кого там нелегкая принесла? – вслух и с нотками раздражения в голосе произнес Клод, нехотя сползая с модного водяного матраца. С видимым усилием добравшись до двери, распахнул ее. На пороге стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу, сосед – мускулистый и в то же время корявый, словно выдубленный солнцем баобаб, крепыш.
– Бонжур, дружище! – приветливо улыбнулся Клоду.
– Здравствуй! – поморщился тот. – Извини, что-то в голове стрельнуло.
– Не хотелось обременять тебя с утра, – смущенно развел руками пришедший. – Но иного выхода, кроме столь раннего вторжения в пределы твоей частной собственности, не осталось.
– Какие церемонии между соседями? В чем дело?!
– Твой автомобиль припаркован таким образом, что не оставляет мне никакой возможности выехать. А я очень тороплюсь. Сам знаешь, с моим семейством скучать не приходится.
– Да уж! – посочувствовал Клод.
И снова поморщился от головной боли. Заодно мысленно отметив, что этому чрезвычайно набожному мусульманину, которого Аллах, кроме трех жен, наградил еще и пятью дочерьми, воистину приходится несладко. Но держится он с завидным достоинством. Во всяком случае, никогда не ропщет на судьбу. Разве что – да и то крайне редко! – спустит собак на галопирующую в условиях отсутствия сильной власти инфляцию, лишающую граждан малейшей уверенности в завтрашнем дне.
– Извини! – выдавил из себя подобие радушной улыбки Клод. – Вчера слегка расслабился.
И – так заломило в висках – почти согнулся вдвое.
– Каждый плод имеет свой сок и вкус, – изрек нравоучительно сосед.
Встревать в полемику на тему, что такое хорошо, а что такое – плохо, у Клода не было ни сил, ни желания.
– Слушай, дорогой! Извини еще раз…
– Не стоит! – нежданный гость так активно замахал руками, словно изображал на детском утреннике ветряную мельницу. – С кем не случается...
– Да я уже не об этом...
– А о чем? – теперь уже недоумевал многодетный сосед.
– Поверь, я не способен на такой подвиг, как марш-бросок к гаражу. Будь добр, перепаркуй машину сам. Вон на столике карточка с моим отпечатком пальца.
– Можешь не беспокоиться, все сделаю в лучшем виде!
Клод побрёл к дивану. Угораздило же его накануне так размагнититься – до смещения полюсов! Надрался буквально до положенья риз. Начал, хренов неврастеник, у Пипо в «Большом и розовом». Там еще хиппующий тип, заключив пари с добрым десятком скучающих посетителей, пытался разжевать и проглотить кусок тряпки, которой официантка обычно протирает столы. Жирные и до рвотного спазма грязные струйки мутноватой жидкости текли по подбородку, исчезая за воротом рубахи, – неожиданно довольно приличной.
– Пипо! – радостно взывал к хозяину один из завсегдатаев, приятно ошарашенный бесплатным шоу. – Отчего бы тебе не включить этому придурку в счет телячью отбивную? Валяй, не прогадаешь! Разрази меня гром, если в тряпке калорий меньше, чем в твоем фирменном блюде!
Задетый за живое владелец заведения благоразумно промолчал. Ибо жутковатое в своей отвратительности зрелище, а также перепалка, завершись она даже в пользу Пипо, вряд ли оказались бы замеченными и оцененными по достоинству не совсем трезвыми посетителями. Тратить же порох на холостой выстрел расчетливый и подвижный, словно поршень в цилиндре вечного двигателя, хозяин кабака не собирался.
Впрочем, приветливого и веселого толстяка, любили. Его полное лицо заканчивалось внизу тремя складками, каждая из которых при малейшем движении ходила ходуном, причем их амплитуды не всегда совпадали. Глаза прятались в наслоениях жира, напоминая незабудки в глубоких оврагах. Имелся еще один изъян – Пипо заметно косил на правый глаз.
Однако, к всеобщему удивлению, очень скоро этот недостаток превратился в неоспоримое достоинство. Дамы из числа постоянной клиентуры вдруг начали требовать, чтобы заказы у них принимал лично владелец заведения. Оказывается, они приняли физический дефект за стремление заглянуть за вырез платья или кофточки. И многим это очень понравилось. Некоторые специально для посещения «Большого и розового» даже заказывали одеяния с декольте на грани фола.
Справа в нижней челюсти у хозяина «Большого и розового» поблескивали два вставных золотых зуба, что нетипично для чернокожих, предпочитающих неблагородную дыру благородному металлу. А волнуясь, Пипо так активно жестикулировал, что складывалось впечатление: перед вами обгоревший на солнце реинкарнированный Будда.
Опрокинув, не дожидаясь финальной сцены представления с поеданием тряпки и окончательной реакции Пипо, двойной «Ниххер», Клод умчался в «Тамбурин». Проезжая мимо Мраморного дворца – резиденции для иностранных птиц самого высокого полета – чертыхнулся: как он забыл дать указание отправить сюда с десяток последних рекламных буклетов? Подводная охота на гиппопотамов могла очень даже заинтересовать разнокалиберных государственных мужей, страдающих пресыщенностью. Надо будет непременно распорядиться…
Никого из приятелей в клубе, расположенном в вычурной гостинице, как назло, не застал. И вообще, Бинзе* будто вымер. Пришлось в одиночку пропустить еще стаканчик. Увы, желанного облегчения не наступило. Да и что для такого атлета несколько паршивых «дринков»? Будучи хорошо развит от природы (185 см роста плюс 82 кг веса), Клод умел держать удары. Его физическая сила (искусно жонглировал 32-килограммовой гирей, легко поднимал штангу весом в четыре центала*, по гимнастическому шесту взбирался с такой легкостью, что ему позавидовал бы не один представитель дикой природы) очень гармонично уравновешивалась духовной.
Спартанские черты лица достаточно светлокожего мулата предопределяли суровость характера. И лишь недостаточно волевой подбородок выдавал тайну: на самом деле его обладатель – личность весьма ранимая, подверженная острым приступам меланхолии. А в определенных ситуациях стремящаяся не забыть, а забыться, чтобы, подобно мазохисту, вновь и вновь переживать горечь неудач. Противоречие? Безусловно. Но что поделать, если таковым его вылепили то ли отец с матерью, то ли господь.
Дальше, если не изменяет память, он со скоростью трансконтинентального экспресса объехал «Жакерию», «Гордое одиночество» и «Попку-дурачка», дозаправляясь на каждом полустанке.
Где-то повстречал Бинго Зильву – однокурсника, которого не видел добрый десяток лет. Ну, как, скажите, не отметить такое событие?
Помнится, чертиками из табакерки вынырнули две симпатичные мордашки в саронгах* с естественным для ситуации предложением скрасить досуг явно нуждающихся в женском обществе джентльменов. Их встретили, будто пациенты, корчащиеся от приступов острейшей боли, бригаду врачей, одобрительными возгласами. Кажется, он вскоре настолько раскис, что позволил себе жаловаться на судьбу в присутствии всей честной компании. Слюнтяй! Сопля медузная!
Те две, одноразовые и всегда готовые к употреблению с приправами и без, хихикали, с интересом разглядывая великовозрастного балбеса. Бинго, надо отдать ему должное, успокаивал, убеждая, что стоит только захотеть, и все образуется – дело будет в шляпе.
Кстати, о шляпе… Куда, черт возьми, она подевалась?
Клод, стараясь не двигать резко раскалывающейся от боли головой, обвел взглядом комнату. Брюки с вывернутой наизнанку штаниной висели на телевизоре. Мокасины – последний крик моды! – мирно покоились в кресле. Расхристанный пиджак не закрывал их и наполовину. Рубашка, галстук, носки и, пардон, белье лежали в куче прямо на полу.
Шляпа? Она точно осталась в машине!
Стоп! Чего это он вдруг ни с того, ни с сего привязался к мало что значащему головному убору? На хрена, собственно говоря, ему сдался спозаранку сей предмет мужского туалета?!
Клод попытался принять горизонтальное положение. Действовал крайне осторожно, как сапер на минном поле. И все же застонал. Да-а, пике вчера совершил крутое! Без нескольких таблеток аспирина не обойтись: легко умом тронуться, съехать с катушек окончательно и бесповоротно.
Откровенно говоря, огонь, бушующий в крови, несложно погасить парой фужеров холодного, как лед, пальмового вина. Или, на худой конец, – чуть большим объемом пива. Однако даже от упоминания о спиртном его бросило в пот, и начала колотить мелкая противная дрожь.
Нет уж, дудки! Он не в силах сделать и глотка, хоть приставь к виску, пульсирующему толчками-взрывами, ствол огнемета.
И тут явно некстати зазвонил телефон.
– Они что сегодня – нарочно?! – Разговор вслух, похоже, становился его послеперепойным пунктиком.
С гадливостью, словно это была бородавчатая, покрытая лишаем жаба, поднял трубку.
– Алло!
– Доброе утро, господин Вилкау! – узнал он приятный, но только не для него сегодня, голос собственной секретарши.
– Утро доброе!
– Извините за ранний звонок…
– Что там еще? – проявил Клод не присущее ему нетерпение.
– Коллеги из Габона просят срочно подтвердить факт вашего участия в региональной конференции по проблемам окружающей среды, которая состоится через полгода. Они – организаторы. Местом проведения, как вы знаете, выбрана Киншаса.
– Проблема «среды», действительно, существует. Особенно, если учесть, что любой близорукий абориген в Африке для остальных соплеменников – друг, товарищ и запасные очки, – предпринял неуклюжую попытку съязвить Клод.
На противоположном конце телефонной линии воцарилось недоуменное молчание.
– Даже не старайтесь из этого набора слов выудить полезную информацию, – разрядил ситуацию Клод, понимая, что его легковесная шутка наверняка шокировала темнокожую секретаршу. – Просто ваш шеф с утра не в духе.
– Вам кто-то так рано испортил настроение? – деловито поинтересовалась та.
– Больше не будем – ни о каннибализме, ни о состоянии моей, битой молью, ауры. Что же касается упомянутой конференции, то подобные посиделки я люто ненавижу…
– Но… – набралась смелости вставить свои пять копеек секретарша.
– Но, – перехватил инициативу Клод, – непременно на ней поприсутствую. Так и ответьте в Либревиль*.
– Хорошо!
– Тогда – всяческих вам успехов!
– До свидания!
– Кстати, я сегодня, скорее всего, на работе не появлюсь, – после этих слов Клод положил трубку.
Боже праведный, за что муки?! Ну, хватанул лишку, так с кем не бывает? Карикатурно переставляя ноги, которые с большим трудом ему подчинялись, направился к аптечке. Хорошо, что по совету доктора Блазера, заимел ее в доме! Медицина должна выручить и в этот раз.
У-х-х, неужели эти проклятые молотобойцы, лемуры* вонючие, никогда не прекратят своего иезуитского занятия? Разве не ясно, что человеческая голова – далеко не лучшая из наковален?
Дрожащей рукой нащупал упаковку с аспирином. Бросил несколько таблеток в рот. Наклонился к крану, не утруждая измученные гляделки поисками стакана. Вода была теплой и по вкусу напоминала разведенный выдохшейся газировкой коровий навоз первейшей свежести. Странные ассоциации – не правда ли? Ведь он дерьма буренки отродясь не пробовал.
Проклятье – его чуть не вырвало! Клод явственно ощутил, как гладкие капсулы, словно колеса хорошо смазанного дилижанса, обрадовано рванули вверх по пищеводу. Отчаяннейшим усилием воли, из последних сил остановил беглянок на полпути: куда, коварные предательницы?! Слава богу, хоть стакан ананасового сока в виде затычки к бочке желудка обратил шустрячек от фармакологии в позорное обратное бегство. Их путь лежал прямиком в надежнейшую из камер хранения всякой невообразимой дряни, алкоголь из которой – пожалуй, наиблагороднейшая.
Что это там дребезжащим пропеллером гудит под черепной коробкой, которой он, судя по всему, где-то основательно треснулся? Не поэтому ли и чувствует себя быком, минуту назад вытраханным бешеным слоном? Что мучило совсем недавно, до начала победной баталии с таблетками аспирина, успешно оприходованными на место?
Усердно морщил лоб, таращил едва не вылезавшие из орбит глаза. Однако мозг ни малейших признаков подчинения не подавал, как будто отправился в автономное плавание. Зато Клод вскоре убедился – затылок ломит значительно меньше, что свидетельствует: существует цивилизованное похмельное средство куда целительнее пива. Постепенно, будто высыхающая грязь со скрипящих колес несмазанной арбы, с начинающих функционировать нейронов спадала алкогольная тина.
Что касается мучившего отсутствия шляпы, то пусть она провалится даману* в задницу! Место – в самый раз! А в его «подвешенном» состоянии разумнее всего – принять душ и почистить зубы. Подровнять усы при всем желании не удастся – руки дрожат, как у страдающего пляской святого Витта.
Спустя час посвежевший до состояния не до конца сгнившего банана Клод, натянув банный халат, давненько подаренный какой-то из пассий, потащился на кухню. Организм взывал, да что там – вопил! – об утренней чашечке кофе. Первый судорожный глоток обжигающего вибрирующие внутренности напитка – привычной «Робусты»* – несколько успокоил явно одуревшие от вчерашнего печенки-селезенки. Им, чего скромничать, более чем досталось!
Итак, о чем, бишь, он размышлял? Ага, о шляпе! Но почему, собственно? На кой ляд она ему сейчас сдалась? И о какой шляпе, в конце концов, тревожные утренние помыслы? О принадлежащей ему на правах личной собственности? Но даже если он ее потерял, невелика ценность.
Или проблема в чем-то другом?!
Не могла же, в конце концов, шляпа сама по себе так разбередить его, окончательно не оправившуюся после похмелья, душу?
Постой, постой! Зильва – вот разгадка!
Это он полвечера, как заводной талдычил: не стоит, мол, трагедию разыгрывать, поскольку ничего страшного не произошло. Одно-единственное слово – и дело...
Правильно, в ш л я п е.
Правда, час от часу не легче. О каком деле речь, почтенные?
Опять задребезжал телефон.
– Может, сейчас все, наконец, встанет на свои места? – будто к живому обратился Клод к аппарату и с видимой охотой взял трубку.
– Слушаю!
– Это Ролла! – тембр был настолько волнующ и сексуален, что провода линии от охватившего их возбуждения наверняка увеличились в диаметре.
– Какая… Ролла? – удивился немного оклемавшийся к этому времени хозяин квартиры.
– Не притворяйся! – промурлыкала та, словно мартовская кошечка.
– Сожалею, но вы, скорее всего, ошиблись номером.
– Интересно было бы узнать на телефонной станции, сколько в городе парней с именем Клод и фамилией Вилкау?! Да я тебя, дорогой, ни с кем на свете не перепутаю!
– И все равно я ровным счетом ничего не понимаю. «Ролла»… Извините, но такое сочетание букв мне, если это вас не покоробит, напоминает лишь известную марку мобильных телефонов «Моторола» да популярную песню венецианских гондольеров «Баркарола».
– Негодник! Забыть сходящую по нему с ума натуральную блондинку!
Что за надоедливая личность? И с какой целью морочит еще не отошедшую от перепоя голову? Он встрепенулся: не как вылезший из воды пес, но как настраивавший арфу разума на рабочий, а не лирический лад. Такие, как эта, обычно мягко стелют, да жестко приходится спать. Уж больно начало разговора смахивает на банальную подготовку к последующему шантажу. Хотя в этом плане к нему – не придерешься. Чист со всех сторон, словно хрустальное стеклышко. Нет, в схимники никогда не записывался. Но и до тесного общения с особами, способными на вымогательство, не опускался.
– Еще раз великодушно простите, но мои извилины на ваш счет информации, в самом деле, не выдают.
На какое-то время в трубке воцарилось молчание. Похоже, такая реакция озадачила невидимую собеседницу. Потом снова послышалось несколько разочарованное вкрадчивое меццо-сопрано:
– Ты, дружок, в самом деле, забыл паромную переправу «Киншаса – Браззавиль»?!
– Как я могу забыть, ежели регулярно услугами оной пользуюсь?
– Я имела в виду вовсе не переправу, как место, где люди перебираются на противоположный берег, – судя по изменившемуся тону, блондинка обиженно надула губы («интересно, какие они у нее?» – подумал Клод). – А конкретный день и час. Когда мы впервые увидели друг друга и познакомились.
– Познакомились?! – час от часу не легче. Но все равно, как он ни пытался, не мог воскресить в памяти хотя бы примерный образ девушки с именем Ролла.
– А как же! – торжествующе заявила незнакомка. – Ты еще смотрел на меня как пятилетний малыш на огромную порцию шоколадного мороженого в руках соседского жадины-мальчика. Даже слепой, выпрашивающий подаяние на ступеньках кафедрального собора святой Анны, заметил бы: малышка Ролла тебя не на шутку взволновала.
«Малышка Ролла» – кажется, это ему о чем-то, хотя и весьма туманно, напомнило. Однако не более того…
– Ну что, вернулась, наконец, к тебе память?! – и дальше капризничала трубка.
Выглядеть полным склеротиком в глазах несколько заинтриговавшей его девицы не хотелось. Поэтому Клод прибегнул к маленькой хитрости:
– Еще бы! И я искренне сожалею, что тогда не назначил свидания.
– Но ты же прекрасно понимаешь, дорогой («ого!»), что год назад наша связь была невозможна! Не для того моя подруга, а твоя собственница, нас тогда познакомила. Зато отныне, как говорит один мой хороший знакомый, наше счастье – в наших руках.
– Ты так думаешь? – забросил Клод очередной крючок-вопрос, надеясь, в конце концов, подцепить на него отгадку-ответ.
– Конечно! Теперь, когда у вас с Эльдази все кончено…
У него под черепным сводом будто шаровая молния взорвалась! На душе, и так испоганенной алкоголем, стало еще гаже.
Зачем он проснулся? Лучше бы умер, не открывая глаз. Дабы так и не осознать произошедшего.
Эльдази, милая, ну как ты могла?
– …мы можем… зачем тебе эта… хотя и моя лучшая подруга… – того, что дальше тараторила Ролла, он не слышал. Как не заметил и движения руки, положившей трубку. На последовавший затем трезвон не реагировал.
Нет, это глупый розыгрыш! Не больше. Кошмарный сон, наконец! Только не реальность!
Однако зачем лгать себе? Тем более, от этого ровным счетом ничего не изменится. Он потерпел любовное фиаско.
Совершенно некстати припомнил и Роллу. Действительно, где-то с год назад бесконечно обожаемая им Эльдази на судне, следовавшем из Браззавиля в Киншасу, познакомила своего бой-френда со случайно повстречавшейся подружкой. В первую очередь, внимание даже близоруких привлекал ее неестественно оттопыренный зад. И то: ягодицы под брюками в обтяжку, перекатывались, как два шара для боулинга. Причем в рельефно очерченной трещине между ними можно было без особых усилий затеряться паре кеглей. Жаль, девица со столь выдающимся в прямом и переносном смысле достоянием не попалась на глаза цирковым импресарио. Тех бы наверняка прельстил небывалый аттракцион: дама своими «булочками» колет орехи.
В остальном же, что касается внешности, Ролла была заурядной личностью. Стандартный разрез глаз, среднего размера нос, умеренной толщины губы, ярко накрашенные помадой морковного цвета. Достаточно длинная челка, зачесанная на левую сторону. Слегка взбитые белесые волосы. Привычка без конца проводить по губам кончиком языка, как будто она все время слизывала молекулы озона, тщательно выуживая их из океана азота, составляющего 78 процентов земной атмосферы.
Они втроем выпили по коктейлю. Больше никаких подробностей Клод не помнил. Разве что тот нейтральный факт, будто отец Роллы одно время работал у отца Эльдази.
Да, это так! Отсюда, судя по всему, у звонившей и информация о возникшей размолвке, которой она не преминула воспользоваться.
Вернулся мысленно на паром. Его на тот момент никакая красотка, кроме той, кого считал своей невестой, не интересовала. И надо же такого нафантазировать: «Ты смотрел на меня как пятилетний малыш на огромную порцию шоколадного мороженого в руках соседского жадины-мальчика». Ролле, обладающей столь буйным воображением, самой впору писать литературные опусы!
Неприятно защемила левая ладонь. Клод с недоумением посмотрел на тоненькую струйку алой жидкости, медленно стекавшую с остатками кофе на пол, – осколка оказавшейся неожиданно хрупкой чашечки оказалось достаточно, чтобы поранить два пальца. Впрочем, никакой боли, кроме сердечной, в данный момент он не испытывал.
Наспех заклеив рану пластырем, вышел на веранду, буквально рухнул – легкое раздвижное кресло возмущенно застонало! – в шезлонг. Вытащил пачку любимых «Чезбаунти». Раскурив сигарету, приказал себе: «Во всем необходимо разобраться – спокойно и без надрыва. Восстановив предварительно в памяти мозаику вчерашнего дня».
До обеда – отлично помнит – проторчал в офисе. Провел рабочее совещание с менеджерами по рекламе, встретился с партнерами из Букаву,* подписал необходимые документы.
Его дела – слава богам всех конфессий! – шли если не блестяще, то вполне удачно. Что оставляло редкую возможность посвящать бизнесу не более трех-четырех часов в день. Случалось, и нередко, вообще на несколько дней избавлял коллектив от своего присутствия. И никогда еще тот не подводил. С таким персоналом любые, в том числе финансовые, горы можно своротить. Да только Клода абсолютно не прельщала перспектива супербогатства. Ибо прекрасно понимал: существует предел, после которого дальнейшее накопление теряет всяческий смысл. И вот тому не совсем элегантное доказательство: если болит в заднице, засунь туда хоть полмиллиона заиров, не перестанет. А вставь копеечную ректальную свечу, неприятных ощущений – как не бывало.
Не страдал он и синдромом мелькания на экранах телевизоров, страницах изданий, независимо от того, публикуют они чресла обнаженных красоток или индекс Доу-Джонса.*
После двенадцати встречался с Мак-Григориади посредником в намечавшейся и сулящей приличный доход консалтинговой сделке. Сверкающая, как компьютерная мышка, лысина с трудом сдерживающего эмоции полуирландца, полугрека, несколько раздражала. Однако на настроении Клода сие не сказалось. Скорее всего, потому, что, во-первых, будущий партнер демонстрировал отличное знание предмета, коим занимался, а, во-вторых, сам Клод жил предвкушением очередного свидания с горячо любимой Эльдази.
До вожделенной поездки на Бульвар 30 июня* пришлось заскочить в банк. Много времени это, однако, не заняло.
Выглядел он, по словам продавца лилий немыслимо ярко-голубого цвета, как новенькая, с печатного станка ассигнация. Впрочем, старик мог запросто слукавить – не каждый день к нему является чудак, покупающий двадцать пять столь дорогих, хотя и невероятно красивых, цветков.
Справедливости ради надо сказать: если тот и преувеличил, то самую малость. Клод действительно чувствовал себя на седьмом небе от счастья.

Глава 2

С Эльдази они познакомились на скучнейшем уик-энде, куда оба попали по воле общих знакомых. Традиционные барбекю, гриль-овощи, спиртные и прохладительные напитки. Заурядная публика. Пустопорожняя болтовня ни о чем. День можно было считать пропавшим, если бы… Если бы не эта девушка с кожей молочного шоколада, неожиданно рыжими волосами и неестественно зелеными глазами – воистину чудо природы, взрывоопасная смесь. А еще улыбка. Она ни в какое сравнение не шла с казавшейся ему с тех пор эпилептической гримасой Моны Лизы!
Одевалась новая знакомая с большим вкусом. В ее коллекции преобладал бирюзовый цвет пастельных тонов. Босоножки напоминали сандалии греческих богинь, а из украшений Эльдази отдавала предпочтение золотым кулону и перстню, украшенным переливающимся александритом. Непослушные волосы, собранные в незамысловатый пучок, то и дело норовили выскользнуть из заточения и уже через несколько минут после очередного «приговора» хозяйки «альтернативно» ниспадали на плечи.
Редкие поначалу встречи со стройной огненной гурией*, обладающей фигурой юной Бриджит Бардо*, с течением времени превратились в регулярные. И настал момент, когда Клод осознал: без нее его дальнейшее существование невозможно.
А что же она, дочь рыбака-вагениа* и уроженки Мадагаскара, с блеском окончившая философский факультет университета?
Тут однозначно не рискнул бы ответить никто. Впрочем, зачем грешить против истины? Клода держали на расстоянии. Не давали отставки, но особо и не поощряли. Такая себе с ее стороны уже не дружба, но еще и не любовь.
Однако теплота и искренность, с первых минут установившиеся в отношениях молодой пары, вселяли надежду – все закончится традиционным хэппи-эндом. Точнее, узами Гименея.
Клоду, как и всякому мужчине с серьезными намерениями, нравилось бывать в квартире возлюбленной, куда та не так часто, как хотелось бы, его приглашала. Недорогая, но стильная мебель, обтянутая искусственной кожей, несколько шкафов с книгами, небольшой холодильник, два ТВ-приемника – один в комнате для гостей, второй – на кухне, кассетный магнитофон, украшенный цветной наклейкой, изображающей героев мультфильмов, и особенно – аквариум стали для него, смешно сказать, добрыми друзьями. Ибо это в их кругу, а вовсе не в компании Клода, Эльдази проводила значительную часть своей жизни.
Стены жилища украшало несколько картин и бесчисленное количество простеньких национальных масок из дерева. Так что, без преувеличения, единственным предметом роскоши в квартире была ее хозяйка.
Нарисованная ею акварель «Хижина духов», нелогично соседствующая с живописью песком Мбомба*, чаще остальных экспонатов привлекала внимание гостей. Изображенная в красках постройка имелась практически в каждом африканском селении. Их возводят обязательно в центре – чтобы души умерших, добираясь до оставленной снеди, не слишком утруждали ноги (по местным поверьям, невидимое «эго» после смерти продолжает жить). В хижину все население, по очереди, носит пищу и воду. Оказывают ушедшим в мир иной и другие почести. Считается, что в случае неурожая или эпидемии те придут на помощь и отведут беду.
Откровенно говоря, несмотря на ублажения, засух и болезней на континенте меньше не становилось. Зато по поводу наивности соплеменников, граничащей с запредельной простотой, у молодых людей не раз возникали жаркие дискуссии.
– Пользы от этих хижин, – критически отзывалась Эльдази, – не больше, чем от пресловутых программ помощи ООН. Разве не так?
Клод обычно не соглашался.
– Это несравнимые вещи.
– Почему? По-моему, очень даже сравнимые.
– Первое – святая вера, тогда, как второе, – плохо прикрытый цинизм. Нам из нашего же бросают крохи. Да еще делают вид, будто облагодетельствуют. И ожидают лакейской благодарности. По-моему, лучше бы белые Африки не открывали. Равно, кстати, как и Америки. Насколько счастливее сегодня были бы и негры, и индейцы! А еще я неизменно удивляюсь парадоксу: бог, как утверждают сами янки, любит США, а весь мир их ненавидит.
– Да ну тебя! – деланно сердилась автор «Хижины духов». – С тобой невозможно спорить. Все и всегда сводишь к политике. Знаешь, кого ты в такие минуты напоминаешь? Медного ангела с копьем и щитом*.
А еще он любил сидеть у аквариума, наблюдая за неспешной суетой (бывает и такая!) ярких фундулюсов*. Уносился мыслями в такие мгновенья далеко-далеко. В сказочный край, вроде страны Оз, где они с любимой будут парить, порхать, возносясь в заоблачную высь, где всегда светит ласковое солнце и нет ни малейших поводов для печали. А споры, если и случаются, то исключительно о прекрасном.
– Нас, аборигенов, приобщившихся, по сути, к чужой, не свойственный самому их естеству, цивилизации, пожирает ностальгия. – Эльдази неслышно подошла сзади и взъерошила его упрямые волосы. – Тоскуем по прошлому, по родному дому, по близкому душе укладу.
– Наверное, ты права!
– Думаю, пословицу «Простота – хуже воровства» придумали недобрые люди. Цивилизация, если и погибнет, то отнюдь не от нехватки нефти или даже воды. А исключительно из-за дефицита кислорода как материальной субстанции, и добра – как нравственной.
– Кстати, о простоте. Когда в нашем селении появился первый автомобиль, приобретенный, само собой, старейшиной, – это восприняли, как сошествие железного бога с небес, – поддержал тему Клод.
– На него что, молились?
– Совершали мыслимые и немыслимые обряды – точно. А сам владелец чуда, прежде чем сесть за руль, просил у «быстрых ног» на это соизволения. Но самый настоящий фурор машина произвела, когда его сын, получивший «добро» отца на прогулку «верхом», нечаянно воткнул передачу заднего хода, и та поехала в обратном направлении. Люди решили, что таким образом они могут попасть… в прошлое. И наперебой начали предлагать хозяину самое ценное, лишь бы совершить вожделенное путешествие во времени. Дабы свидеться с давно ушедшими в мир иной, а также повстречать себя, молодых.
– Ты меня разыгрываешь! – не верила Эльдази. – Не забывай, я – тоже коренная африканская жительница. Но у вагениа подобные страсти никогда не разгорались.
– Клянусь на ритуальной маске! Более того, с автомобилями у нас связан еще один – теперь уже уморительный – случай.
– Расскажи! Я так люблю слушать, даже если ты действительность намеренно искаж… приукрашиваешь истину.
– Хочешь сказать, вру?
– Фи-и, как грубо! Скажем так, фантазируешь. В тебе умер писатель.
– Не умер, я все еще изредка балуюсь сюрреалистическими новеллками. Уже готов сюжет для следующей.
– Расскажи!
– Это долго!
– А ты – в двух словах.
– Ну, хорошо! Представь себе, что я или ты на кого-то замахиваешься палицей или булавой. Разве в этот момент (да и позже!) тебя интересует судьба миллионов бактерий и микробов, ее «населяющих»? Так, может, и наша Галактика, летящая в космическом пространстве со скоростью 220 километров в секунду, всего лишь аналогичная «булава-палица», которой кто-то на кого-то замахнулся?! А то, что привычный для нас мир еще не разлетелся вдребезги, свидетельствует лишь об одном – время удара еще не наступило. Это и есть тема моего очередного любительского опуса.
– Как интересно! И страшно…
– Если не передумаю и напишу, то, может, дам почитать.
– Оставь китайские церемонии! Я просто умираю от любопытства. А теперь продолжай рассказ о своих непревзойденных земляках. Ведь меня в детстве окружали рыбаки – народ достаточно суровый. И на смех – скупой. Хотя я любила отправляться с отцом и двумя дядями на промысел. Они перегораживали реку подобием плотины из жердей, а к ним с помощью лиан прикрепляли верши. Туда и попадал улов.
– Это изумительно для раннего возраста – жить в полном единении с природой! Да еще у воды. У нашего же племени с нею была большая напряженка, места-то – засушливые. Даже руки приходилось «мыть» песком. Так что я тебе, милая, завидую белой, как снега Килиманджаро, завистью.
– Перестань! У каждого в детстве было что-то прекрасное. Кстати, я в отроческие годы очень гордилась, когда отца взяли на работу в «Пемарзу»*. Ну, да ладно, продолжай свой рассказ.
– Так вот, настоящая катавасия началась, когда в поселке появился второй автомобиль. Дело в том, что управлению «быстрыми ногами» владельцы учились исключительно на практике и с правилами вождения были знакомы разве что понаслышке. А характер у обоих – еще тот! Вот и началось: что ни неделя – авария.
– В деревне, где три улицы и две машины?! Опять сочиняешь… новеллку?
– Чистая правда! Но ежели тебе не интересно, я умолкаю.
– Нет, говори!
– Тогда не перебивай!
– Хорошо!
– Представь себе, они ни за что не хотели уступать друг другу дорогу на единственном перекрестке. Ни в какую! Что и становилось причиной ЧП. Правда, поскольку скорость передвижения была незначительной, до серьезных повреждений не доходило. Однако уже через пару месяцев автомобили стали похожими на худшие образцы тех, которые в больших городах отправляют на свалки. Жители же селения разделились на два непримиримых лагеря: тех, кто в очередном конфликте неизменно вставал на сторону одного, и тех, кто столь же рьяно поддерживал другого. Разрешить, казалось, неразрешимую проблему (община пребывала на грани вооруженной стычки) помог парень, приехавший на малую родину погостить. Он-то и предложил установить на злополучном перекрестке… самодельный светофор.
– А разве в такой глубинке есть электричество?
– Конечно, нет.
– Тогда как же прибор работал?
– С двух противоположных сторон на столбе нарисовали красные круги, а с боковых – зеленые. И установили на перекрестке в узкой, но глубокой, яме. Не вкапывая.
– И как «семафор» действовал?
– Элементарно! Подъезжал к нему, например, один из водителей и видел перед собой красное пятно-табу. Он останавливался, выходил из машины, подходил к столбу и поворачивал его зеленым кружком к себе. Возвращался в авто и проезжал. Точно так же поступал второй. И в поселке воцарились мир и покой – ни малейших нарушений правил дорожного движения.
– Альбинос ты мой усатый!
Клод не любил, когда за светлый для метиса цвет кожи и почти голубые глаза, его так называли другие. Но это – другие. Эльдази же он прощал все. Более того, ей, единственной, выдал тщательно оберегаемую многими поколениями тайну собственного рода.
В тот день девушка впервые согласилась зайти к нему. Специально к визиту Клод навел относительный порядок в холостяцкой берлоге. Во всяком случае, он точно знал, что, к примеру, открыв холодильник, Эльдази, к величайшему своему изумлению, не обнаружит там кассету «Besame mucho» в исполнении Эворы* или записями Макебы*, на люстре – гроздь бананов, а в посудомоечной машине – подтяжки. Нет, настолько безалаберным хозяин не был – подобным образом часто «развлекались» друзья. Но не станешь же это объяснять представительнице прекрасного пола. Да и какое мнение сложится у дамы о его товарищах?!
– Клод, да ты больший патриот, чем я считала! – воскликнула гостья, показывая на фотокопию широко известной деревянной статуи Болонгонго.* – Если мне не изменяет память, оригинал хранится в Британском музее?
– Ты не ошиблась! К счастью, в мире мы известны не только местечком Ямкумба.*
– Впрочем, я, видимо, все-таки ошиблась!
– Нет, что ты! Я был в Лондоне и своими глазами видел статую.
– Я уже не о ней!
– А о чем? – спросил обескураженный хозяин.
– Вон о том фолианте на английском языке! – пальчиком с наманикюренным ногтем Эльдази изящно указывала на книжную полку.
– А-а, – протянул Клод. – И что же заставило тебя столь резко изменить мнение о степени моего патриотизма?
– Ты еще спрашиваешь?! По-моему, тут все ясно и без объяснений! Болонгонго – наш соплеменник, африканский собиратель земель, а Стэнли* – его чужеземный антипод. И литературный опус этого гнусного землепроходимца «Через неведомый материк» в домашней библиотеке истинного патриота?! Согласись, это выглядит, по меньшей мере, странно.
– Частично ты права, моя строгая гостья! Однако парадоксу есть объяснение.
– Тогда я слушаю.
– Это древняя тайна нашего рода. Причем весьма неприглядная. Нужно ли тебе ее знать?
– Но ты ведь сам не однажды утверждал, что между нами не должно быть никаких недоговоренностей. И потом: мы, люди образованные, как-нибудь разберемся, что такое хорошо, а что такое – плохо. Так что, начинай. Дабы я, действительно, не нафантазировала какую-нибудь бяку.
– Видишь ли, – осторожно начал Клод, – сия история своими корнями уходит во вторую половину XIX века.
– Интригующее начало, – заметила Эльдази, поудобнее усаживаясь на пуфике.
– И ты все еще убеждена, что хочешь слушать?
– А как же! Ведь мы близкие… друзья.
– Ну, ладно. Только дай слово, что твое мнение обо мне после этого не изменится.
– Глупый! Как может произошедшее более сотни лет тому назад что-либо изменить сегодня?!
– Только не говори потом, что я тебя не предупреждал!
– Не стану! Можешь смело продолжать.
– Тебе не хуже меня известна дурная слава, которую вполне заслуженно Генри Мортон Стэнли обрел в Африке. Иначе ты бы так остро не отреагировала на присутствие его книги в моей библиотеке. Он сам публично хвастался, что одержал победу в тридцати военных сражениях с аборигенами, а еще безосновательно обвинял заирцев в людоедстве. В то же время тысячи нанимаемых им носильщиков нашли свою смерть в джунглях от голода, болезней и элементарного изнурения. Однако ему, белому, было на это наплевать. В его понимании чернокожие к числу полноценных людей не относились. И годились лишь на роль рабов да полностью бесправной прислуги.
– Биография Стэнли мне, как и любому просвещенному африканцу, известна в мельчайших деталях. Но какое отношение он имеет к твоей семье?
– Сейчас поймешь! Ибо именно в этом и заключается тайна, которую мы бережем пуще зеницы ока. Никого в нее не посвящая уже добрую сотню лет. Так что я рассчитываю на твое умение держать свой прелестный язычок за не менее прелестными зубками.
– Клод…, – интонации Эльдази прозвучали столь упрекающе, что хозяин по-настоящему стушевался. В самом деле, разве не с этой девушкой он планирует связать свою будущую жизнь?!
– Так вот, Стэнли отличался не только поразительной жестокостью, о чем знают все, но и необыкновенной любвеобильностью. На что стыдливо накинута завеса безвестности. Не исключено, потому, что сексуальные утехи с аборигенками (когда добровольные, а в большинстве случаев нет) этого, с точки зрения западной морали, джентльмена, сильно понижали уровень его «цивилизованности». А значит, бросали тень на правящую элиту, свет и даже полусвет.
– И…? – кажется, Эльдази уже начала понимать, куда клонит ее бой-френд.
– Изнасилованной мерзавцем оказалась и моя пра-пра-пра-прабабушка, – наконец с горечью выговорил Клод.
– Поэтому ты…
– Да, все так, а не иначе! – теперь уже с полуслова догадался, что хочет сказать девушка, он. – Я такой светлый именно потому, что в моих жилах течет капля крови этого… этого... Увы, «достойного» эпитета не нахожу.
– Понимаю… – нежно провела рукой по его щеке Эльдази.
– По семейному преданию, с тех пор над нашим родом повис злой рок. Мои предки вынуждены были покинуть родные места, так как их обвиняли буквально в любой напасти, постигающей общину. Заодно припоминая и былые «грехи». Дело в том, что еще одна моя далекая прародительница, по дошедшим сказаниям, могла утихомирить стадо разбушевавшихся после употребления «пьянящей травы» павианов, наводивших настоящий ужас на близлежащие деревни. Она также изгоняла плохое настроение, буквально меняя соплеменников. А еще якобы читала «книгу небес», узнавая судьбы людей. Что здесь правда, а что – выдумка, сказать трудно. Но я убежден: не все – миф. Скорее всего, она, действительно, обладала гипнотическими способностями, а также, не исключено, зачатками телепатии. В те и еще более отдаленные времена на просторах Африки, судя по преданиям, существовали племена, отличительной чертой которых был труднооспоримый даже с точки нынешней науки дар ясновидения и прочие чудеса.
А теперь – о злом роке. Большинство моих пращуров обоих полов после 1888 года умирали не своей смертью. То ли с ними каким-то таинственным образом расправлялись соплеменники, то ли к трагическим исходам приводил «мерзкий ген» гнусного вассала бельгийского короля. Иными словами, мы убеждены: чело каждого Вилкау с момента рождения несет на себе печать смерти.
– Ты сам прекрасно понимаешь, – ободряюще улыбнулась Эльдази, – это не больше, чем, скажем так, не очень умная выдумка малограмотных аборигенов.
– Не стану спорить! – глаза Клода переполнила грусть. – Но в нашем роду существует еще одно поверье, о котором я умолчал. Дабы не вызвать еще большей твоей иронии.
– А после моих слов решил идти до конца?
– Да! Его суть заключается в том, что, в первую очередь, насильственной смертью умирают те из Вилкау, кто нарушил семейную клятву и посвятил в тайну рода постороннего…
– Милый, я ведь не совсем… посторонняя, – лукаво улыбнулась гостья. – К тому же вовсе не принадлежу к пессимисткам.
– Я, конечно, прекрасно понимаю: самый безжалостный убийца на Земле – не неведомый мне «преследователь» рода Вилкау. И даже не Тутанхамон, Гитлер или Сталин. Самый безжалостный убийца – время. Оно еще не пощадило никого. На земном шаре нет (и не будет!) существа, которое бы избежало рокового приговора суда, не знавшего в своей истории ни одного помилования. Суда с одним-единственным присяжным заседателем. Да и тот – древняя безглазая старуха. Если, конечно, не брать в расчет ее невоодушевленный косы.
И все же… Не знаю почему, однако в родовое проклятие иногда… верю.

Глава 3

«И все равно вдвоем нам, несмотря на кажущиеся разногласия, было по настоящему хорошо. По крайней мере, так казалось не только окружающим, но и мне. И каков в итоге любовный дебет с кредитом?» – приподнялся в шезлонге Клод, стараясь поудобнее расположить все еще пульсирующую изнутри голову. И сам же ответил:
– Увы, отрицательный! Так сказать, полное банкротство.
Что он услышал менее суток назад от девушки, которую, без малейшего преувеличения, боготворил?
– Прости, Вилкау, и постарайся понять правильно! Ты, романтик по натуре, ищешь любви возвышенной и необыкновенной. Я бы сказала, в какой-то степени неземной. Увы, я на роль святой бессребреницы не гожусь. Мой удел, или, если хочешь, идеал – тихая всепоглощающая радость на двоих. Этакий мини-рай в отдельно взятом особняке. В этом – принципиальное различие наших характеров и источник неминуемых разногласий. При всём уважении друг к другу. А если посмотреть правде в глаза не сквозь розовые очки, – пропасть, через которую не перешагнуть, не перебраться, не перелететь. Извини, если кажусь излишне резкой – по-другому просто нельзя. И разве не ты учил меня говорить только правду, какой бы шокирующей она ни казалась? А в остальном… В остальном, если ты не против, все может оставаться по-прежнему.
«На языке медок, а на сердце – ледок», – помнится, успел подумать он. Но вслух только и смог выдавить:
– Спасибо хоть за это!
– Пожалуйста! Только не делай вид, будто тебе в пижамные брюки среди ночи засунули детеныша дикобраза! И не нужно на меня так смотреть! Я ведь, если помнишь, ни обещаний не давала, ни, уж если на то пошло, особых надежд не подавала.
– Ты права! Во всем виноват я. И никто больше.
– Не занимайся самобичеванием.
– Как же я упустил из виду, что у случая бывают капризы, но не привычки. Так мне и надо! И извини, если сей малоприятный разговор доставил тебе несколько минут огорчения.
– Тебе, право, нечего извиняться. Просто обстоятельства оказались выше нас.
– Какие обстоятельства? У тебя появился другой? – в душе Клод все еще питал слабую надежду, что причина свалившегося как снег на голову решения девушки – в чем угодно, но не в более удачливом сопернике.
– Скрывать не стану – это, действительно, так.
– Кто он? – проявил не только позорную слабость, но и откровенный моветон Клод.
– Разве это имеет какое-нибудь значение, милый?
В самом деле, ни малейшего. Попытаться отговорить Эльдази от рокового для него шага? Попросить сделать «рекламную паузу», дабы она могла еще раз скрупулезно взвесить все «за» и «против»? Вряд ли это исправит ситуацию – зря, что ли, в минуты откровенности он называл ее кремень-девушкой? Да и сам будет выглядеть смешно.
Последовали привычные в подобных случаях и ровным счетом ничего не значащие заверения во взаимном уважении и неизменном расположении.
Клод буквально вывалился за порог, через который переступал всего несколько раз. И …мир рухнул.
Небезосновательно, видимо, утверждают, что женитьба – верный способ овладеть крепостью, которую не удалось взять штурмом. Увы, он оказался неспособным не только на хитроумный обходной маневр и удачную атаку, но даже на хилую осаду.
И все же почему его так бесцеремонно отвергли?! Куда в одночасье подевалась обычно кроткая, как ягненок, Эльдази?
Изъяснялась, словно лекцию для умственно отсталых читала. «Пропасть», «горькое лекарство», «источник разногласий», «несходство характеров»… Или так проще давать от ворот поворот? Рассыпаясь мелким бесом. Играя роль, а не оставаясь собой.
Он застонал – то ли от головной, то ли сердечной боли. Это вина исключительно Эльдази, что вчерашний день стал для него самым черным в жизни! Это она, желая того или нет, толкнула его на затяжной слалом по питейным точкам – шикарным и не совсем приличным, куда путь для людей даже среднего класса заказан. Какую дозу виски, текилы, вина, пива и всего остального, интересно, влил в себя отправленный в отставку жених? Литр, полтора? Никак не меньше!
Подобного прежде никогда не случалось – любителем выпивки он не слыл даже среди самых близких друзей, с которыми нередко собирались, дабы расслабиться. Но, надо признать, нос ему прищемили изрядно.
И все же набираться до скотского состояния не стоило! Нельзя терять лицо ни при каких обстоятельствах. Тем более, из-за юбки, какой бы пышной она ни казалась.
Бинго, между прочим, тоже хорош! Вместо того, чтобы призвать нажать на тормоза, еще и газу поддавал. Да талдычил, словно дятел: беду легче всего развеять по ветру, если тот штормовой. Быстрее, так сказать, рассеется.
Тоже мне морской волк на детском пляже!
Сколько они не встречались после окончания учебы? Пожалуй, больше десятилетия. Что он помнит о товарище по колледжу? Особыми успехами в большинстве предметов юный бапенде* не блистал. Зато истово увлекался спиритическими сеансами. Дольше всех на пари мог стоять на голове (причем складывалось впечатление, будто кровь к его лицу не приливает). Еще крутил роман с гардеробщицей отнюдь не первой свежести. Ходили упорные слухи, что та бесстыже наставляла ему рога с первым встречным, включая отца.
Глаза постоянно подернуты то ли поволокой-дымкой, то ли неким подобием вулканического пепла. Взгляд от этого кажется неживым, словно взирает статуя. Уголки рта всегда устремлены кверху. Так что складывается впечатление, что их обладатель всегда и всем доволен, неизменно пребывает в хорошем расположении духа и вообще, давно ухватил и крепко держит бога за бороду.
Еще Бинго не имел мочки на одном ухе. Насколько помнится из рассказов самого «увечного», дело было так. В отроческие годы он уснул на земле в тени хижины. А тут, откуда ни возьмись, – суриката*. Проснулся от острой боли. Увы, мочка уже – тю-тю. Взрослые не верили в подобную метаморфозу, ибо за этими зверьками ничего аналогичного никогда не наблюдалось. Однако остальные дети, игравшие в то время на улице, едва не хором утверждали: они видели в поселке именно сих непрошеных гостий. Как бы там ни было, органу слуха был нанесен необратимый эстетический ущерб.
Да, однокашник при ходьбе едва заметно сутулился. Вот, пожалуй, и все!
Невероятно, но ходили упорные слухи, будто после колледжа тот якобы подался в науку. Однако в это поверить мог разве тот, кто его совершенно не знал. Неуклюже-долговязый, немного колченогий троечник Бинго и вдруг – ученый. Представить столь несовместимые вещи просто невозможно. Что, впрочем, не помешало ему вчера намекнуть на необычные возможности людей, у которых он «тянул лямку».
Вот, оказывается, где собака зарыта! Вот почему Клоду с самого утра не дает покоя мысль о дурацкой шляпе. Бинго, помогая окончательно поплывшему однокашнику забраться в автомобиль, обронил:
– На всякий случай оставляю визитную карточку. В шляпе на заднем сиденье. Если прижмет, звони, не стесняйся! Помирать глупо даже с музыкой! Несмотря на то, что самоубийство в ряде случаев для общества рентабельно.
...Красно-коричневый «хардбург» Клода задиристо поблескивал откидным верхом у гаража, куда его переставил сосед. Слава богу, что вчера он не пытался въехать на своей «цацке» внутрь. Наверняка бы натворил беды похуже неправильной парковки. Пришлось бы еще и с полицией разбираться.
Подошел к передней дверце с водительской стороны, приложил указательный палец к едва заметной кнопочке-индикатору и услышал, как послушно щелкнул стопор, ограждающий салон от непрошеных гостей.
Шляпа, в меру помятая после вчерашних баталий, преспокойно лежала там, где ее оставил. Внутри белел квадратик лощеного картона. «Зильва Бинго. Фирма «КупиДОН». Номер персонального видеовизора…». И никакого упоминания о роде деятельности или хотя бы намека на адрес.
В деловых кругах Клод, несмотря на относительную молодость, имел обширнейшие связи. Ко всему, участвовал в подготовке последнего сборника «Кто есть кто в мире бизнеса Заира». И мог поклясться: фирма со столь оригинальным названием на глаза не попадалась.
В который раз скользнул взглядом по картонке. Ну, конечно! Видеовизор – вот что интуитивно насторожило. Этим новейшим, а поэтому страшно дорогим средством связи, в стране пользовались единицы. Каким же образом Бинго попал в круг избранных?
Подсознательно Клод чувствовал необъяснимую тревогу. Чем на самом деле занимается бывший однокашник? И что представляет из себя таинственный «КупиДОН»?

Глава 4

Если идиот круглый, это вовсе не означает, что все умники должны иметь квадратные головы. Допусти природа столь опрометчивую ошибку, естественный отбор моментально бы завершился. Явив в скором времени миру нерушимый монолит ущербных личностей – посредственности с их агрессивностью мгновенно бы сосредоточились на «непохожих» и уничтожили их.
Из той же оперы известная даже не посещавшим начальной школы пословица «В семье не без урода». А если вся семейка – битюг-папуля с ненаглядной мамулей, шамкающая бабка со старым пердуном, старшие и младшие отпрыски – сплошь уроды? Не задумывались, каково придется нормальному ребенку, появись он в их тесном кругу? То-то же! Аномалией на общем фоне выглядел бы именно он.
Увы, и здравый рассудок не есть гарантия исключительно мудрых поступков. Как ни печально, от благоглупостей не застрахован даже гений, к коим Клод, всегда трезво оценивающий собственную персону, никогда себя не причислял. Так какая нечистая сила толкнула его на новое объяснение с Эльдази? Отчего он вдруг решил, что приговор не окончательный и еще подлежит обжалованию?
Незабвенный в памяти потомков всех времен и народов Бисмарк как-то обронил: «Политик вправе лгать в трех случаях – перед выборами, во время войны и после охоты». Клод, несмотря на достаточно активную общественную деятельность, к политикам себя не причислял. Боевых действий ни с кем, слава Богу, не вел. И ненавидел охоту – освященный законом и возведенный в ранг развлечения обычай безнаказанного и повального уничтожения братьев меньших. Так зачем же он лгал, что все еще можно исправить? Тем более, не кому-нибудь – самому себе. Слепое наваждение?
– Эльдази, тебя пугают различия в наших характерах? Так я найду силы переменить свой, чего бы это ни стоило! Я готов изменить себе, лишь бы не потерять тебя!
– Право, я не стою столь щедрых жертв, милый Клод!
Но его, что называется, прорвало:
– Я готов отказаться от «возвышенной любви», согласившись на тихую и всепоглощающую страсть на двоих. И я не тот, кто вступает в брак с единственной целью – приобрести законное право на перебранки.
Громы небесные, каким холодом веяло от еще совсем недавно такого ласкового и нежного Рыжика! Казалось, еще чуть-чуть, и Эльдази превратит своего недавнего паладина* в кусок замороженной человечины.
Девушка не очень скрывала, что Клод ей, как говорится, не по ноздре. Так сказать, ни богу свечка, ни черту кочерга. Она выходит замуж и уезжает на Ближний Восток. Будущий супруг уже презентовал даме сердца средних размеров самолет и куда больших – крейсерскую яхту. Медовый месяц молодожены проведут во дворце, напичканном прислугой и антикварными полотнами. Жить уедут на архипелаг Розовой Мечты, где у арабского обольстителя имеется собственный остров («Дорогая, неужели на тебя наденут чадру?»).
Так вот какую «тихую радость на двоих» уготовила себе кроткая, как голубка, и скромная, как буддийский монах, Лиса Патрикеевна – в миру Эльдази! Недотрога, которой еще недавно подошло бы свадебное платье, сшитое из девственных плев рано потерявших невинность одноклассниц. Что ж, пусть торжествуют циники-острословы, на каждом углу злорадствующие: «В аду невиданной роскоши куда больше запретов, чем в раю честной простоты, но попасть в первый почему-то стремятся даже закоренелые аскеты».
Отвергнутый невестой, Клод проклинал себя за то, что еще в недавнем прошлом бывали моменты, когда он будто тяготился обществом Эльдази. И разрушал то, что любил.
Чего греха таить, случалось под надуманным предлогом отменять свидания, дабы порезвиться с друзьями в каком-нибудь кабаке. А разве не он на званом вечере у прокурора притворился загибающимся от колик в почках, лишь бы увести оттуда Эльдази? Сыграв роль доблестного Айвенго*, игнорирующего во имя святых идеалов самую сильную боль, наотрез отказался посадить девушку в такси, «мужественно» препроводив ее к родительскому дому. А сам уже через полчаса сидел за бутылкой легкого вина в загородном ресторане со смазливой дочерью аптекаря, которая на том же званом вечере украдкой уговорила его совершить романтический ночной побег, сулящий обоим мимолетные неожиданные приключения.
Не совсем обдуманный шаг – результат ощущения, что Эльдази уже никуда не денется, а перед женитьбой подобная шалость ни ей, ни, тем более, ему не повредит. Не зря ведь записные донжуаны утверждают: измена супруги – плевок в дом, а адюльтер супруга – плевок из дому.
Удовольствия получил – ноль целых хрен десятых. Добавив спиртного, они занялись анальным сексом в позе «дама на четвереньках». Юная аптекарша настолько расслабила сфинктер, что его член в ее заднице елозил с легкостью кочерги в поддувале. В итоге он, как ни старался, так и не кончил. Не помогла и «ручная дрезина», во время которой он яростно онанировал, глядя на раскоряченную промежность любительницы острых ощущений. И лишь когда партнерша, не желая доводить «сухих» упражнений до болезненных волдырей на нежной коже детородного органа, заглотила последний до самых колокольчиков, пропуская головку в глотку, и начала неистово сосать, дело сдвинулось с мертвой точки.
Клод, видимо, в благодарность за такой сервис ответил столь обильной и мощной струей, что любительница анально-орального секса чуть не захлебнулась. Во всяком случае, отплевывалась минут пять. Размазывая при этом белесый кисель не только по подбородку, но и груди, а также по торчащему из налысо выбритых срамных губ, подобно ножке улитки, клитору. С таким «богатством» полностью раскрепощенная девушка могла доставить истинное наслаждение не только закоренелой лесбиянке, но и бисексуалке, выступая в роли не самого худшего из мужчин. Сотворяя с той нехилый половой мини-акт.
Клод, кстати, так и не понял: гигантский клитор – признак небывалой сексуальности или симптом обычного гермафродитизма?
Между тем, аптекарша, втирая сперму во все возможные части тела, то ли получала дикий кайф, то ли пыталась, заведя Клода, подвигнуть его еще на один заезд по ее обильно умащенной семенем гортани.
– Дорогой, – подняла она затуманенные глаза на партнера. – Запомни: женский лобок для мужчины, вознамерившегося стать сексуальным альпинистом, – не что иное, как Эверест, покрытый вместо снега волосами. Это такая же аксиома, как и то, что только у флоры жизнь растительная. У людей она – исключительно растлительная.
Увы, несмотря на все старания, «система орошения», судя по загнутой «кочерге», больше фонтанировать не намеревалась. На том блиц-любовники и расстались. Унося каждый свои воспоминания о «романтическом сексуальном приключении». Не исключено, дама сожалела, что так жертвенно корячилась перед случайным знакомым, выворачивая едва не наизнанку свои женские прелести. А джентльмен, скорее всего, вспоминал, что относительно гигиены при анальном сексе все было в полном порядке. Что свидетельствовало лишь об одном – дама предварительно побеспокоилась о клизме. А, значит, к подобному развлечению готовилась. И не обязательно с Клодом.
В связи с этим наверняка корил себя извечной мыслью: «Ну, зачем это было нужно? Член ведь не на помойке нашел».
Теперь же, спустя месяцы, как никто другой, он понял, насколько точна поговорка «Имеем – не ценим, а потерявши, – плачем». О, если бы время проявило милосердие и хоть раз подчинилось воле человека! Он не пожелал бы себе ничего иного, как сидеть у камина, стреляющего звездочками-искрами, рядом с Эльдази. И …молчать. Да-да, именно молчать! Ибо вы и представить себе не в силах, какой на самом деле звучит в такие мгновения диалог, несмотря на то, что влюбленные даже не размыкают уста.
Отчего ты упорхнула, синяя птица счастья? Как жаль, что ты – не Феникс и из пепла никогда не возрождаешься.
Древние мудрецы утверждали: в каждом живет как минимум четыре «я»: первое – это каким сам себя человек воспринимает; второе – каким его видят окружающие; третье – каким он хочет быть и четвертое – какой он есть на самом деле.
Какой же на самом деле он, взаправдашний Клод Вилкау?!

Глава 5

Вкус к повседневному бытию он фактически утратил. Каждый последующий день казался преснее предыдущего. Наступили явно не лучшие времена.
С другой стороны, у человека, независимо от вероисповедания, цвета кожи и материального положения в жизни, заведомо не может быть этой самой худшей части. Берем за её среднюю продолжительность, к примеру, 70 лет. Имярек исполняется 35. Позади – лучшая часть: детство, юность, надежды и т. д., и т. п. Однако предстоит коптить подлунный мир еще столько же. И первая их половина будет, вне всякого сомнения, лучше второй. Итак, вам уже 52,5. Остается еще 17,5 года. Из них, само собой, первая часть – лучше второй. Отнимаем. Натикало 61,25. По той же схеме делим остаток. И так буквально до секунд, а худшее – все не наступает.
Наконец, последний вдох и выдох. Но ведь вдох – лучшая часть из оставшихся мгновений. Следовательно, вся жизнь, за исключением последнего выдоха, у человека – ее лучшая часть!
Увы, сия благостная теория настроения не добавляла. В свою очередь, Клод и смерти не страшился, убедив себя в том, что она – всего лишь переход телесного количества в духовное качество.
К тому же, не исключено, слова «смерть» и «роды» – си-но-нимы. При этом он представил эмбрионы в утробе матери. Допустим, это тройня. Когда им месяцев по восемь, они, наверняка, каким-то образом между собой уже общаются. Приходит момент родов. Первый младенец покидает материнское лоно, где он плавал в околоплодных водах. Что в этот момент рождающийся должен испытывать? Жуткий шок. Ведь он покидает привычную «морскую» среду обитания и попадает в воздушную – незнакомую и этим страшную. Для него это КОНЕЦ (того, что было). А вот НАЧАЛО ли нового, он в «переходный период» еще осознать не в силах.
Нетрудно представить себе и «обмен мнениями» в критической ситуации двух остающихся в утробе младенцев:
– Как ты думаешь, есть ли жизнь ТАМ?
– Не знаю, оттуда еще никто не возвращался!
И он прав: «взад», увы, не рождаются.
Не так ли и с биологической смертью? Да, ОТТУДА еще никто не возвращался. Но это вовсе не означает, что жизни по ту сторону смерти, как мы ее понимаем, не существует.
Обидным в этой ситуации казалось лишь то, что в случае рокового исхода не суждено узнать, насколько изменится мир в будущем, каким станет.
Наверняка через сотню-другую лет земляне отправятся на соседние планеты. Что они там увидят? А через пятьсот или тысячу – в другие галактики. Каковыми окажутся отдаленные открытия, вообще трудно себе даже представить. Люди научатся путешествовать к центру Земли, управлять климатом, «отключать» чувства, установят контроль над гравитацией, создадут искусственную жизнь, а сами, не исключено, обретут бессмертие. Пусть не так скоро, как это представлялось американскому фантасту Артуру Кларку, однако все события, включая встречу с инопланетными существами, нет ни малейшего сомнения, обязательно произойдут.
А, может, наоборот, будущее у человечества – печально? Такое, как его рисуют некоторые голливудские фильмы. Цветущая Земля постепенно превращается в сплошную безжизненную пустыню. В конце концов, не оставив даже микроскопического следа от некогда могущественной, но по космическим стандартам недостаточно интеллигентной, цивилизации. Которая все живое к тому времени пропустит через свою ненасытную утробу, превратив в технологические и физиологические ядовитые отходы. И кто знает, может, именно его, Клода Вилкау, вопля-предупреждения «Остановитесь, что вы делаете?!» недостанет, чтобы в грядущем предотвратить неизбежный катаклизм. По той простой причине, что случайный обладатель карт-бланш давным-давно умрет, а мертвые, как известно, не только сраму не имут, но и за грехи потомков не отвечают. Поэтому возникает вопрос: насколько будущее без него справедливо по отношению к самому будущему?
Размышляя таким образом, Клод пришел к выводу: неразумно человеку существовать в этом бренном мире единожды и сразу – весь дарованный природой срок. Насколько было бы логичнее, если бы имярек рождался и умирал, прожив в итоге те же семьдесят отведенных ему лет, допустим, десять-двенадцать раз. С огромными интервалами во времени. Таким образом, каждый имел бы возможность оценить уровень развития цивилизации, скажем, в XXIII, XXVI, XXX и каком еще пожелает столетиях. А между короткими жизнями-«проявлениями», что ж, пусть царствуют пустота и небытие! На определенный срок, зная, что ты воскреснешь, не страшно «выключаться из процесса». Почему изначально в генах не заложена подобная машина времени, своеобразная лампочка Хичкока?*
Впрочем, если оставаться объективным до конца, разве Земля – планета людей? Гомо сапиенс – лишь гости – не исключено, случайные и непрошеные! – на чужом и малопонятном празднике жизни.
И вообще, нравится это кому или нет, Земля – планета Узаконенных Убийств. И речь не только и не столько о применяемой во многих странах смертной казни или абортах, хотя и сей позорный «нюанс» нельзя сбрасывать со счетов. Дело еще и в другом. Люди ежедневно убивают миллионы коров, коз, баранов и т. д., чтобы их элементарно сожрать. Никаких шансов не остается у представителей морской фауны – жизненный путь большинство из них также заканчивает в глотке тех, кто сам себя высокопарно нарек «гомо сапиенс». Мы ежеминутно уничтожаем миллиарды и триллионы мелких живых существ – таких же порождений природы, как сами.
Кто нам дал право отбирать жизнь у других? И разве после этого к слову «человечество» применимо определение «цивилизованное»?
С такими мыслями наедине с собой лучше не оставаться. Механически Клод начал листать записную книжку. Кому позвонить? С кем встретиться, дабы отвлечься от грустных размышлений, утопить собственное горе пусть и в ложном, но сочувствии?
Как назло, ни один из набранных номеров не отвечал…

Глава 6

Метровый веретеноподобный росток остроконечной ризофоры,* отделившись от плода и пропикировав сверху вниз метров десять, бесшумно воткнулся в речной ил. Свидетелями маленького чуда – разрешения от бремени единственного на планете живородящего дерева – стали Луна да стайка недавно появившихся на свет тарпонов,* направлявшаяся к постоянному месту обитания в Атлантический океан. Рыбки, как некогда в юрском периоде их предки, испуганно шарахнулись в сторону от воткнувшейся в воду зеленой пики и, как ни в чем ни бывало, продолжили свой, предначертанный инстинктом, путь. Многие из них, добравшись до Большой Воды, в установленный природой срок вымахают в 150-килограммовых гигантов.
Увы, нашему «саженцу» не суждено превратиться в 30-мет-ровый ствол с развесистой кроной, стать украшением мангровых зарослей. Набежавшая волна, придав новый импульс движению тарпонов, вырвала из илистого дна не успевший укорениться росток и понесла его сначала вслед за мальками, а потом из-за резкого бокового шквала – к берегу. Но это был еще не конец. Ибо не успела Луна закатиться за горизонт, как метровое семя ризофоры снова, пусть и не совсем вертикально, стояло на якоре в прибрежном сапропеле*. И расти бы ему, вырастать да богатства местной флоры умножать, если бы не человек из «доджа»…
Автомобиль цвета «серебристый эвкалипт» на берегу озера Малебо появился около 12 часов дня со стороны Малуку*. Не доехав метров пяти-шести до воды резко – камешки из-под колес – затормозил. Из-под бампера вывалилось несколько стеблей дурра*, что наблюдательному человеку подсказало: далеко не весь путь водитель проделал по асфальтовой ленте шоссе. В то же время затемненные стекла, форсированный двигатель, явно усиленные подвески красноречиво свидетельствовали о том, что владелец дорогой «игрушки» на рудниках «Сокотефа»* за мизерную зарплату халькозиновую* пыль не глотает.
Скопление марабу, потревоженное столь бесцеремонным вторжением в пределы их заповедных владений, откровенно негодуя по сему поводу, убралось восвояси. Зато стайка пестрых, словно какаду, зимородков, не обращая ни малейшего внимания на людей, как ни в чем ни бывало продолжала заниматься важным делом – кормежкой. Один за другим они со стоящего на самом берегу дерева заправски ныряли в воду. Длинные клювы, сплющенные с боков, с мастерством циркового иллюзиониста выхватывали добычу – насекомое или даже небольшую рыбину. Из неподалеку расположенного термитника, где зимородки свили гнезда, раздавались беспокойные крики птенцов – те громко и настойчиво требовали свою долю.
Несколько минут прибывшие с изумлением и восхищением наблюдали за неимоверными кульбитами красногрудых эквилибристов. Потом распахнулась передняя правая дверца. Из салона лениво выбрался высокий мужчина. По паспорту, который он, правда, крайне редко носил с собой, от роду ему было около тридцати пяти. Глаза стального цвета, лоб украшен едва различимым шрамом в виде чернильной кляксы. История происхождения последнего не хитра. Подростком парень захотел иметь татуировку в виде ненавидимой всеми, а в особенности фермерами, мухи цеце. После того, как «модника» крепко поколотили сельскохозяйственные рабочие, образумился. И близкий друг с помощью все той же иглы «содрал» насекомое. Прическа в стиле «поздний панк» придавала мужчине вид хохлатого павиана. Тонкую длинную шею украшал ярко-зеленый газовый платок.
Одет мулат был в линялые джинсы и рубашку на коротком рукаве из той же ткани. Ладонь левой руки нервно сжимала мобильный телефон. Другой конечностью он то и дело теребил молнию гульфика. Его явно что-то тревожило.
– Опять неувязочка, Долк?! – послышался полный иронии и крайне раздраженный голос из авто.
– Не преувеличивайте, мистер Нетерпение!
– Но ведь они, согласно уговору, уже должны быть здесь.
– До обусловленного срока еще остается, – Долк посмотрел на часы, – три с половиной минуты. Это мы прибыли раньше.
– Твои вечные отговорки уже начинают действовать на нервы, – проворчали из машины, но интонация свидетельствовала о том, что гневную бурю пронесло стороной.
– Право, я вас не понимаю, – осмелился еще на одно возражение Долк.
– А что тут понимать? Время – сам знаешь, что такое, не маленький. И его нужно беречь. Тем более что деньги, если, конечно, их не хранить в туалете, в самом деле, не пахнут.
– Но ведь, по крайней мере, тот факт, что ребятам нужно нелегально перебраться через границу, может служить смягчающим обстоятельством?
– Это их проблемы!
Долк настороженно поднял голову, прислушался.
– Что там? – нетерпеливо спросил пассажир «доджа».
– Они! – выдохнул джинсовый костюм.
– Не ошибаешься? Я, например, ничего не слышу.
– Не с вашим счастьем! Ладно, ладно, не кипятитесь, я просто пошутил. Но не с вашим слухом – уж точно!
В самом деле, уже вскоре отчетливо послышалось, как вдали, за мангровыми лесами, устало тарахтит двигатель подвесного мотора.
– Видите, – Долк с победным видом постучал пальцем по циферблату хронометра. – Да по моим друзьям должна сверяться Национальная служба точного времени.
– Посмотрим, какими известиями они нас обрадуют! – возразил голос из автомобильного салона.
И после непродолжительной паузы добавил:
– Не доверяю я этим туземцам!
– Увы, это мы нуждаемся в их услугах, а не они – в наших. Да и потом, вы сами только что сказали – деньги не пахнут.
– А ты что, не согласен?
– Раз нахожусь здесь, значит, аргументов «против» не набралось. В противном случае вряд ли стал бы заниматься столь сомнительным гешефтом.
– Это что, грубый намек на мои тонкие генеалогические корни?
– Боже избави! Тем более, в Африке семитская тема не котируется. Но то, что именно вы вовлекли меня в противоправный бизнес, сомнению не подлежит.
– Надо же, нехороший дядя сбил целомудренного мальчика с праведного пути! – фразу, прозвучавшую из «доджа», переполняла нескрываемая издевка.
– Не будем спорить! – в тоне Долка послышались примирительные нотки. – Понимаю: и не маленький, и под дулом автомата меня сотрудничать с вами никто не принуждал. Все карточные долги.
– О них забудь. Ведь я эту проблему, по сути, решил. Так что теперь ты – мой должник.
– Я обязательно рассчитаюсь.
– Как и условились, исключительно услугами.
– Конечно!
– Хочется надеяться! И почему эти засранцы так долго тянут?
– Наверняка гребут веслами. В мангровых водных джунглях вблизи берега иначе не получится.
Минуты через три свисающие с веток придаточные корни ризофоры неожиданно раздвинулись, и в песок бесшумно ткнулся легкий надувной ялик. На веслах сидел негр более чем внушительных габаритов. Легко, словно барс, он скользнул на землю и уже через пару секунд стоял у машины.
– Ты сегодня один?
– Обижаешь! – прибывший распространяться дальше не стал.
– Что с товаром? – прозвучало из автомобиля.
– А что с наличностью? – вопросом на вопрос ответил чернокожий.
– Обижаешь! – в тон ему ответил Долк.
– Тогда быстрее гоните монету!
– А товар? – не унимался голос в «додже».
– Я же сказал – в лодке.
– А нам от этого, извини, ни холодно, ни жарко.
– С каких это пор твои партнеры стали такими недоверчивыми, Долк? – ухмыльнулся негр.
– Сам понимаешь, игра идет по крупному – тут по-другому нельзя.
– Ладно, сейчас вас успокою.
И захлюпал ногами к челну.
– Ты, в самом деле, сегодня не один? – салон не унимался. То ли нервничал, то ли подозревал что-то неладное.
– Хотите убедиться? – обернулся чернокожий.
И, будто факир, дунул в невесть откуда взявшийся крошечный рожок из слоновой кости. Тут же в край берега, тихо прошелестев, воткнулась стрела.
– Имеется оружие и посерьезнее! – уточнил контрабандист, на лице которого не дрогнул ни единый мускул.
– Кончай свои глупые шутки! – замахал руками неприятно пораженный выходкой гостя с того берега Долк. – Еще не хватало, чтобы вы начали демонстрировать возможности автоматов или гранатометов.
– За кого ты нас принимаешь? – то ли обиделся, то ли только сделал вид темнокожий великан. – За несмышленых бойскаутов?!
И, не дожидаясь ответа, пошлепал дальше. Едва сделал три-четыре шага, как о водную гладь возле него шлепнулся острый наконечник гарпуна, к которому нейлоновым шнуром был мастерски приторочен завернутый в непромокаемую ткань пакет.
– Сочетание древних традиций с возможностями современной индустрии, – оскалил зубы, каждый с подушечку жевательной резинки, негр, поднимая с поверхности озера доставленный к его ногам столь необычным способом груз. – Дешево и сердито!
– Хватит выпендриваться! – разозлился Долк. – Надоел твой цирк.
– Не горячись, Содом и Гоморра в одном флаконе! – успокоил его повелительный зов из «доджа». – И подойди ко мне.
Недовольно пожав плечами, мулат шагнул к правой передней дверце.
– Вот возьми! – из салона высунулась рука, держащая какую-то бумагу.
– Эй! – раздался тревожный голос от лодки. – Что вы там замышляете?!
– Нельзя быть до такой степени недоверчивым, занимаясь подобным бизнесом! – отозвался салон. – Это всего лишь никчемный документ. Кстати, никчемный для вас или для меня. Но только не для Долка. Не так ли, господин Азарт?!
– Это… моя расписка? – не поверил тот собственным глазам.
– Она, треклятая! Бери и можешь уничтожить. Только, будь добр, осуществи долгожданную экзекуцию на некотором расстоянии от машины. Я хочу потолковать с шутником, – последовал кивок в сторону берега. – Тет а тет.
– Хорошо! Но… значит ли это, что вы больше не нуждаетесь в моих услугах?
– Отчего же?! – живо откликнулся пассажир «доджа». – Расписку владелец казино пока отдал мне под честное слово. Я же, в свою очередь, как говорится, еще посмотрю на твое дальнейшее поведение. А теперь топай! И кликни той горе мышц – пусть соизволит ко мне подгрести.
– Только без сюрпризов! – через минуту склонился к дверце чернокожий. И с долей изумления увидел внутри человека в маскарадной маске и такого же рода галстуке.
– Не дрейфь! Это не причуда. Просто не хочу, чтобы меня знали в лицо. Так нужно!
– Мне дела нет до вашей конспирации! – растерянно пробормотал негр. – Лишь бы уговор соблюдали.
– Вот и отлично! Значит, столкуемся.
– О чем? Уж не намерены ли вы просить о скидке? – встревожено поинтересовался темнокожий.
– Об этом не может быть и речи! – успокоила его Маска.
– Тогда о чем толкуете, не пойму, – не унимался визави. – Или, может, в этот раз деньги не привезли? Так ничего не получится. В кредит мы товар не поставляем и никаким поручительствам с гарантиями не верим. Только наличные!
– Вот презренный металл! Давай твой пакет и держи мой.
Молниеносная скорость, с которой прошла явно не парламентская «процедура», свидетельствовала о том, что странной паре подобный «ченч»* совершать не впервой.
– А теперь задержись на несколько минут, – сидящий в «додже» стряхнул на землю прилипшую к рукаву травинку. – Нужно кое-что обмусолить.
– О чем речь? – всполошился контрабандист. – Только не говорите, что вы – из заирских спецслужб.
– Не упоминай наших общих врагов всуе!
– Хорошо, что это так, господин! А то бы вам живым отсюда не выбраться.
– Знаю!
– Не водите ли вы меня за нос? – негр интуитивно скосил глаза в сторону водоема. – Так я вроде на Буратино не шибко похож.
– Торопиться не следует. Пустить в расход меня вы всегда успеете. Но это, во-первых, слишком хлопотное занятие. Во-вторых, я вовсе не спешу на встречу с Господом. И, в-третьих, у меня – деловое предложение.
– Какое? – все еще осторожничая, уточнил чернокожий.
– Мы с вами успешно провернули несколько сделок.
– Что вы заказывали, то мы в срок и поставляли, – самодовольно произнес обретающий прежнюю невозмутимость контрабандист. – Можете быть спокойны и дальше! Лучшего, чем у нас, канала переброски не существует ни по ту, ни по эту сторону Малебо.
– Потому я и впредь желаю работать с вами.
– Мы готовы! Что нужно в следующий раз? И обговорим сумму. Об остальном, прекрасно знаете, можно не тревожиться. Все будет в полном ажуре.
– Прежде, чем обсудить следующую сделку, остановимся на некоторых деталях.
– Валяйте! – хладнокровие, похоже, полностью вернулась к негру.
– Дальше я намерен работать напрямую. Ваше мнение на сей счет?
– Как говорят у меня на родине, нам все – по тамтаму*. Лишь бы не возникало проблем с оплатой. Да и то, что чем короче цепочка, тем прибыльнее и надежнее, – истина старая. Жаль, конечно, Долк потеряет комиссионные. Однако его отец в нашем племени в роли колдуна не подвизался, так что – пусть пеняет на вас.
– Следовательно, эта сторона сотрудничества утверждена окончательно?
– Слово любого банту* крепко, как гранит Лекети*. Что нужно господину в следующий раз?
– Доставить товар по обратной схеме.
– Что значит «по обратной схеме»? – не понял собеседник.
– Это значит, что и товар, и деньги будут мои.
– Как это? – пришел в сильнейшее замешательство контрабандист. – Или господин… шутит?
– Нисколько.
– Так не бывает, – продолжал сомневаться негр. – Чтобы и деньги, и товар из одних рук переходили в другие. В чем тогда ваша выгода?
– Просто в этот раз товар – особый.
– Нам все равно, – равнодушно произнес чернокожий. – Однако… так не бывает, – он упрямо стоял на своем.
– Возникла необходимость переправить на ту сторону человека. – Разгадка на поверку оказалась чрезвычайно простой.
– Живого? – задал откровенно глупый вопрос великан.
– А кому нужен труп в Браззавиле? Не проще ли его было бы зарыть здесь?
– Да это я так! – впервые смутился контрабандист. И тут же, показывая, что и он – не лыком шит, многозначительно уточнил:
– Переправить добровольно?
– Скажем так, наполовину.
– Как это?!
– А так. Его согласия никто спрашивать не станет. Но, тем не менее, неприятностей вам он не доставит.
– Вы опять ставите меня в тупик. Специально, что ли?
– Зачем мне это делать?
– Не знаю.
И снова контрабандист попытался блеснуть эрудицией – причем сугубо книжной:
– В таком случае – приподнимите вуаль!
– Пожалуйста, – по интонации было похоже, что под маской говоривший скривил рот в презрительной гримасе. Однако на такие тонкие наблюдения образовательной подготовки у банту явно не хватало.
– «Товар» получите квалифицированно упакованным. И, упреждая нетерпеливый жест собеседника, человек в «додже» закончил фразу без привычной паузы:
– Его основательно накачают снотворным.
– Понятно. Мужчина, женщина?
– А есть какая-то разница?
– Да!
– И в чем она? – теперь любопытство, похоже, взнуздало уже Маску.
– В цене.
– Не понял!
– Мужчина будет стоить дороже.
– Почему?
– Опаснее.
– В каком смысле?
– А в том, что если мы попадем в руки незнакомых пограничников с женщиной, то всегда можно сказать: мол, везем с того берега невесту, а она от счастья упала в обморок.
– Даже так?! – сидевший в салоне растерянно поскреб маску. – Век живи, век учись.
– Именно так, господин! – подтвердил негр. И ни к селу, ни к городу добавил:
– Когда в горах нет тигра, царем становится обезьяна.
– В таком случае, – счел за лучшее проигнорировать чужую мудрость заказчик, – мне не повезло. Речь идет о мужчине.
– Выполнение заказа обойдется в миллион наших родимых франков.
– Четыре тысячи долларов США? Не многовато ли?
– Вы знаете, каково наказание за похищение людей?
– Догадываюсь, – миролюбиво произнесла Маска.
– Тогда по рукам?
– По рукам!
– Когда доставите груз?
– Об этом сообщу дополнительно. Еще не все готово… к отправке.
– Как мы узнаем точную дату и время транспортировки?
– Я вам дам телеграмму до востребования. На любую вымышленную фамилию и адрес. Черкните их! Вот блокнот и авторучка.
Через минуту после того, как, усердно склонившись над капотом и сопя в обе дырочки от напряжения, абориген нанес на бумагу требуемое, записная книжка перекочевала назад к хозяину.
– Ну, тогда, надеюсь, до скорой встречи! – произнес баритон из «доджа». – Передавайте привет и наилучшие пожелания… коллегам по бизнесу.
– Еще не все!
– У вас ко мне вопрос?
– И весьма существенный!
– Какой же?
– Нужен задаток.
– Но ведь до этого вас прекрасно устраивала послеоплата.
– Да. Однако ныне – случай особый. За переброску людей мы обязательно берем немного денег вперед. Такова примета. Даже если у вас не найдется наличности, в чем я сильно сомневаюсь, одолжите у Долка. Но я должен унести отсюда купюры. Шаманы их заколдуют. На успех задуманного мероприятия.
– Хорошо! Держи! Здесь десять тысяч франков. Устраивает?!
– Еще как, господин! До свидания! Будем с нетерпением ждать телеграммы.
Чернокожий удавом скользнул в ялик, мощно взмахнул несколько раз веслом и исчез в зарослях. Сняв маску и бросив ее в отделение для перчаток, сидящий в машине нажал на клаксон. Вскоре из прибрежных кустов показался Долк.
– Двигаемся! – скомандовал пассажир. И, заметив явно недовольную мину на лице сопровождающего, в упор спросил:
– Или тебе вдруг разонравилось водить мой автомобиль?
– С чего бы это? Хотя, действительно, в водители я не нанимался.
– Ишь, как вольная пташка запела! Кстати, подобное я предполагал, когда возвращал тебе расписку. Но чтобы реакция наступила так быстро... Некрасиво! Я ведь вон из какой беды тебя выручил!
– Я, – Долк мышью скользнул за рулевое колесо, – ставать на дыбы, если вам так показалось, не собирался.
– Ладно, не будем ссориться! Кто старое помянет, тому глаз вон.
Автомобиль вырулил на шоссе и устремился на Киншасу. Несмотря на то, что июль считается в Заире наиболее прохладным временем года, в салоне царила изрядная духота.
– Никак не соберусь установить кондиционер, – то ли ругнул собственную нерасторопность, то ли неловко оправдался перед Долком владелец «доджа».
Когда они проехали километров тридцать, пассажир неожиданно попросил:
– Сверни к водопаду!
Водитель удивленно на него посмотрел, но указание выполнил. Через десяток минут чудо американского автомобилестроения остановилось у одного из каскадов, которыми так богат Заир.
– Подай, пожалуйста, пакет! – бросил через плечо пассажир и распахнул дверцу.
– С товаром?
– А что, там есть еще какой-то?!
– Нет!
– Чего же тогда спрашиваешь?
Взяв сверток, полученный от контрабандистов, владелец «доджа» подошел к краю высоченного обрыва так близко, что почти исчез в тумане брызг. Размахнулся со всей силы и бросил ношу вниз.
– Зачем вы это сделали?! Ведь это все равно, что выбросить пачку денег! – изумленно вытаращил глаза из окна машины Долк.
– Мне сей товар не нужен. Просто в обстановке, приближенной к боевой, я проверял и ребят, и надежность канала переброски. Они испытание выдержали.
– Вам виднее! Поедем дальше?
– Безусловно! Не ночевать же здесь.
Выходивший направился обратным курсом к автомобилю. В этот момент чуть поодаль в тени копалового дерева Долк заметил незнакомца с биноклем в руках. Рядом стояла легковушка-вездеход. «Состоятельный турист, – решил он. – Любуется окрестностями».
– Прилягу сзади, – послышался голос. – Устал что-то!
Распахнув дверцу, Хлоуп втиснулся на сидение. И ткнул Долка – тот от неожиданности вздрогнул всем телом! – метровой длины подобием игрушечной тросточки:
– Что это здесь валяется?
– Где? – обернулся Долк.
– Тут, на сидении! Вот у меня в руке.
– А-а, – дошло, наконец, до невесть от чего струхнувшего Долка. – Это я, когда у воды ожидал окончания ваших переговоров с глазу на глаз, подобрал стрелу. Ту, что выпустили друзья ниггера. На память.
Хозяин «доджа», покрутив находку, рассмеялся и небрежно швырнул ее в приоткрытое окно.
– Не понравилась? – полюбопытствовал Долк. – Или такой сувенир не нужен?
– Дорогой, какая же это стрела? Как минимум, у нее отсутствует наконечник, а как максимум – оперение.
– Я решил, что наконечник остался в земле, а об оперении позабыл.
– С тобой определенно что-то не в порядке. То, что ты средь бела дня воспринял, как метательное оружие туземцев, всего лишь – не укрепившийся росток ризофоры. Так что, считай, по твоей вине мангровые леса Малебо не досчитаются отличного экземпляра.
Машина мягко катила на восток. Невесть отчего в памяти сидевшего за рулем всплыла фигурка туриста. Что-то в ней было не так. Выбивалось из логического ряда. Но что? Машина как машина. Бинокль как бинокль. Копаловое дерево, как десятки других в округе. Ландшафт – привычный. И все же существовала еще одна – не совсем обычная деталь. Какая?! Припомнить это, хотя усилия прилагал максимальные, не удавалось. Может, котелок так плохо варит из-за жары? Ладно, сие – ничего не значащая мелочь. Придет на память позже. А не придет, не большая беда. Не исключено, ему вообще подозрительная подробность померещилось, упрятав истину в оболочку миража.
Так, так! Какой глагол он только что употребил? «Упрятав». Прятать. Точно! Тот тип, похоже, пытался укрыть бинокль от посторонних взоров. Если он турист, то такое поведение более чем необычно. Или он вовсе не тот, за кого себя выдает? Сказать о своих подозрениях дремлющему сзади хрычу? А с какой стати? Еще высмеет. Да и мало ли кому что придет в голову при такой духоте. Вот и в салоне – не продохнуть. И, кажется, жара становится еще сильнее. Право, он, не задумываясь, променял бы солнце в зените на полярное сияние у самого горизонта!
Долку, несмотря на изумительной красоты пейзажи, проносящиеся с обеих сторон, откровенно было не до них. На память приходили исключительно мартеновские печи, кухонные жарочные шкафы, короткое замыкание в электроцепи, безудержные приступы малярии и даже ад с чертями, смолой и раскаленными сковородками для грешников. Одним из которых, безусловно, после смерти станет он – по персональному (и не иначе!) приглашению господина Люцифера.

Глава 7

Клод не находил себе места – метался по комнате, как кот, наглотавшийся валерьянки. Ну почему ему так не везет с представительницами прекрасной половины рода человеческого?! Ведь и в ранней юности, что называется, пролетел. Действительно, проклятие, что ли, висит над их родом и в этом? Память услужливо перенесла в те, кажущиеся далекими, времена, когда он познал первое, ни с чем не сравнимое, волнение в груди. Достал фотоальбом, не открывавшийся уже давно, и, забравшись с ногами на диван, начал его неспешно перелистывать.
Вот он, совсем пичуга, в ковбойских сапожках и индейском пончо гордо восседает на деревянном мустанге. А тут уже постарше – держит за руку зареванную соседскую девчонку. Втроем с друзьями на поле для игры в крикет.
Школьная вечеринка, первый смокинг. Глаза – исполненные восторга. Он помнит, ничего не забыл! Снимок сделан сразу после чарльстона, который он станцевал впервые в жизни. Партнершей была мулатка Олда – девочка-принцесса из его же класса.
Многих сводили с ума её смоляные волосы, завитые снизу в локоны. Симпатичное округлое лицо, живые, будто ртуть, карие глаза. Припухлые губы и подбородок с ямочкой делали девушку еще привлекательнее. Правда, нос с несколько приподнятыми крыльями, кое-кому из привередливых парней из выпускных классов казался недостаточно утончённым. Однако большинство на эту деталь не обращали ни малейшего внимания.
На виске у Олды птицей, попавшей в силки, трепетала жилка. Изумительно белые зубы напоминали клавиши аккордеона миниатюрных размеров, а точеная фигурка – статуэтку эпохи расцвета эллинской культуры. Твердые, как только что застывший воск, груди, к вящему восторгу парней, вызывающе «просвечивали» упрямыми сосками сквозь тонкую летнюю ткань. Стесняясь порою откровенно нездорового любопытства взрослеющих представителей противоположного пола, Олда инстинктивно втягивала и без того плоский живот. Что приводило к прямо противоположному эффекту: бусинки ее «мячиков» выпирали еще бесстыднее.
Жила девушка с теткой. Родители, перевозя траву на лодке, случайно потревожили детеныша бегемота. Разъяренная самка, восприняв неосторожность за угрозу, атаковала мнимых врагов. Ни малейшей надежды на спасение у несчастных не оставалось. Позже на воде даже обломков плавсредства не нашли.
За красавицей-сиротой ухаживали многие, но Клод к их воистину бесчисленному сонму не принадлежал. Может потому, что росли на одной улице. Лет с четырнадцати, с тех пор, как их семья перебралась в этот городок, он стал для Олды чем-то вроде покровителя и даже доверенного лица. Приносил записки отчаявшихся почитателей, передавал ответы. Выслушивал излияния как той, так и другой стороны. Именно у него спрашивали, есть ли какая-нибудь надежда, что девушка согласиться сходить в кино или лучше с приглашением повременить, дабы не нарваться на холодный, как сталь дамасского клинка, взгляд.
Надо сказать, мулатам в родной стране приходилось нелегко. Казалось бы, имея в «генетическом активе» родителей двух рас, потомки должны быть близкими и тем, и другим. Увы, все обстояло наоборот. Их, как чужаков, отвергали обе стороны. Получалось, даже черные чувствовали себя комфортнее, достаточно напряженные отношения которых с белыми в значительной степени компенсировались безоглядной поддержкой братьев по цвету кожи.
Той весной им исполнилось по шестнадцать. Два параллельных класса отправились в театр, куда пожаловала заезжая труппа. На обратном пути, не сговариваясь, Клод и Олда вышли из автобуса раньше, чтобы оставшуюся часть пути пройти пешком. Благо, погода к тому располагала. Светило еще не слишком жаркое солнце, как сумасшедшие, пели птицы, легкий ветерок не только ерошил волосы, но и будоражил кровь. Они болтали о чем-то незначительном. Незаметно затронули – могло ли быть по-другому в таком возрасте? – тему чувств. И будто искра пробежала. Оба непроизвольно напряглись. Однако вскоре сковывающая неловкость прошла. В свои берега вошел и разговор обо всем понемногу. Разоткровенничавшись, девушка невзначай заметила: ни один из потенциальных женихов ответных чувств у нее никогда не вызывал и не вызывает. И зарделась.
Под ложечкой у Клода неожиданно сладко засосало. Он посмотрел на юную красавицу, шагающую рядом. И понял, что уже давно ее любит, не признаваясь в этом самому себе. Встречный, исподлобья, взгляд бросил в позорное бегство целую армию мурашек, сидевших в засаде на его спине.
Ему показалось… Или он чересчур себя переоценивает?!
– Так-таки никого и не любишь?! – засмеялся деланно. – Вот уж ни за что не поверю!
– Почему же? Лю-ю-блю…
Шестым чувством он понял, что не ошибается. Но все равно догадка казалась слишком смелой. А вспыхнувшая неожиданно мечта – недосягаемой.
Оставалось играть напропалую.
– Предлагаю пари!
– Какое?
– Я угадаю, кто твой таинственный избранник.
– Лучше не предлагай! Я-то уверена: ты жестоко заблуждаешься.
– Как бы не так! – им овладела непонятная буйная радость. – Ты ведь ничем не рискуешь.
– Ну что же, давай! А на что спорим?
– На поцелуй! – Клод решил: помирать все-таки лучше с музыкой, даже если это не марш Мендельсона. И утонул в омуте бездонных глаз.
– Хорошо! Сигнал принят… Называй фамилию! – со страхом, лишь на мгновенье промелькнувшим в зрачках, произнесла Олда. И снова зарделась.
– Сразу так и называй! Совсем не интересно.
– А как интересно?
– Давай для начала угадаю хотя бы одну букву. Идет?
– Идет! – включилась в возбуждающую не только воображение игру та.
– Какую?
– Пятую! – чуточку помедлила девушка.
– «А», – не задержался с ответом Клод.
Реакция – нулевая. Однако заметно: Олда перебирает в памяти фамилии ухажеров, выискивая тех, у кого пятая буква – именно «а». Наконец облегченно вздыхает. И просит:
– Пожалуйста, третью!
– Нет проблем! «Л».
Девушка заметно бледнеет, что добавляет ему уверенности, переходящей в самоуверенность.
– Последнюю…
– «У», – сжигает за собой мосты Клод. И неестественно напрягается. Сейчас она или рассмеется прямо в лицо, или…
Неприятный холодок змеей заползает в сердце. Если он позорно опростоволосился, придется переходить в другую школу. Ведь уже завтра одноклассники станут показывать на него пальцами, ядовито хихикая вслед. Как же, пижон, захотел охмурить первую красавицу школы! Засмеют, прохода давать не будут. А девушки? Да после такого позорного прокола ни одна не захочет с ним встречаться. Еще и кличку какую-нибудь обидную прилепят – не отмоешься.
Олда неожиданно поднимает полные слез глаза и, выдыхает, словно это – последнее слово перед казнью:
– Да!!!
Более счастливых мгновений в своей жизни Клод не переживал. Он целовал соленое от непроизвольно льющихся слез лицо, гладил волосы, обнимал подрагивающие плечи, шептал какие-то слова. И вообще готов был с нею на руках взлететь высоко-высоко, приземлиться на тучке и остаться там навсегда. Вот только сможет ли девушка оставить обожаемую тетку? Его волновал только этот вопрос – в аэродинамических возможностях собственного организма Клод в тот момент не сомневался.
Они по праву стали первой парой городка. Даже отвергнутые завистники, в конце концов, были вынуждены сей факт признать. Невероятная – на грани умопомешательства! – любовь длилась полтора года. В конце концов, случилось то, что должно было случиться. Олда стараниями ненаглядного стала женщиной. Об этой их тайне не знала ни одна живая душа. После окончания школы, которого они ждали, как никто другой, желторотики собирались пожениться. И отправиться покорять неизведанный мир.
Увы, в один далеко не прекрасный день постамент Счастья рухнул. Произошло все до обидного буднично. Хмурым днем любимая вызвала Клода из дома и заявила:
– Мне страшно тяжело. Я не знаю, как все переживу и переживу ли вообще, но мы должны расстаться!
Если бы в это мгновенье трехэтажное здание, рядом с которым они стояли, сдвинулось с места и продефилировало – под аккомпанемент издевательских оваций, устроенных форточками, – Клод, вне всякого сомнения, поразился бы меньше.
– Почему? Что случилось? Не забывай: мы дали слово никогда не расставаться. Всегда любить друг друга. Более того, поклялись в этом на Библии. Как же так?
– Ни о чем не спрашивай, умоляю! Я уезжаю. Очень далеко…
– Я с тобой!
– Не надо, желанный мой! Разве что чуточку позже. Я тебе обязательно напишу. Прощай!
– Хоть город назови!
– Я этого еще сама не знаю.
Поймав в его взгляде тень недоумения, добавила:
– Верь мне, дорогой, любимый, единственный!!!
Долгие годы он ждал обещанной весточки. Увы, Олда так ни разу и не написала.
После того, как и сам покинул малую родину, бывая здесь, неизменно интересовался, не слышал ли кто, куда переехала девушка, которую так любил? Но та как в воду канула. Постепенно боль разлуки притупилась, хотя и не исчезла вовсе. Некоторое время женский пол его вообще не интересовал. Перебивался случайными связями. А потом…
Потом он встретил Эльдази. Не исключено, сам того не осознавая, любил в ней… другую. Однако теперь и этого лишен.
Отложил альбом в сторону. Стукнул кулаком по колену. Решено: он должен побывать на малой родине, побродить по местам, связанным с прекрасной юностью.

Глава 8

Толчок и хорошо тренированное тело, изогнувшись в воздухе, раненой птицей рухнуло вниз. Уже у самой водной глади Клод понял, какую оплошность допустил. Но изменять что-либо было поздно! Подняв мириады брызг, с оглушительным шумом плюхнулся в бассейн. В глазах потемнело, легкие разодрала сильная боль – туда попала предательская жидкость. Сцепив зубы, дабы не захлебнуться, отчаянным движением заставил позвонки немыслимо прогнуться и у самого дна стремительно ушел вверх. Мгновенье – и он, с шумом вылетев на поверхность, дико повел глазами, зашедшись в судорожном кашле.
– Проклятье! – громко, благо в столь раннее время поблизости никого не было, выругался. – Болван, у которого на плечах не голова, а высушенная тыква! Иначе разве бы забыл, что при выполнении заднего сальто у него толчковая – правая нога?
Из последних сил – в организме чувствовалась смертельная усталость и безысходная вялость – выбрался из купели. Досуха вытерев торс, завалился на лежак, предусмотрительно бросив на него надувной матрац. Что происходит? За что ни возьмется, все валится с рук, словно каждый день спит с обратной стороны кровати.
Взор меланхолически скользил по водной глади открытого бассейна: рябь, которую качал ветер, действовала убаюкивающе.
…Выйдя из подъезда, как обычно, в восемь двадцать пять, Клод направился к ближайшему киоску. Газета с утра – вторая приятность после чашечки крепко заваренного кофе. Углубившись в собственные мысли, протопал уже с полкилометра, когда понял: происходит что-то маловразумительное.
Ах, да! Его – небывалый случай! – до сих пор никто не поприветствовал. Странно! Неужели по неведомой причине Вилкау вычеркнули из списка уважаемых граждан города? Или хотя бы сносных соседей?
Подняв голову, опешил еще больше. Во всю длину улицы – ни единого человека! Вымерли, как динозавры в ледниковый период?
Тут и там – припаркованные с вечера автомобили, но ни в одном не урчал привычно двигатель. Не хлопали дверцы. Не шумели направлявшиеся по своим делам подростки. Ни плача малышей, ни заливистого смеха вставших в отличном расположении духа хорошеньких мам. Пугающая неестественная и от этого такая оглушительная тишина.
– Как в гробу! – нервно хихикнул он, испугавшись собственного голоса. Столь неуместной показалась шутка.
И только сейчас ему по-настоящему стало страшно. Ибо каким-то сверхъестественным чутьем понял, что остался… единственным жителем. Города? Или, может, всей старушки-планеты? Объяснить не мог, но в справедливости вывода не сомневался.
Скорее за свежим номером издания любого толка и направленности! На ходу по привычке нащупал портмоне и остановился как вкопанный. Глупец! Какие газеты? Откуда новости? Ни писать, ни снимать, ни набирать, ни печатать, ни развозить издания НЕКОМУ. Равно, как и торговать ими.
Кому нужны и вшивые бумажки – деньги? Они тоже не имеют ни малейшей ценности. Заходи в любой магазин, бери, что хочешь и сколько унесешь. Пируй, объедайся деликатесами, пей только наилучшие коньяки серии «Henessy Paradis» и «Otard Extra» марки Х.О. (очень старые). Меняй костюмы ежечасно. Ты – богаче Креза! Подобными ценностями не владел ни один человек за всю историю земной цивилизации. С другой стороны, столь фантасмагоричным образом для него, единственного, воплотилась в жизнь коммунистическая утопия «Каждому – по потребностям».
Удивительно, владея всем, он чувствует – чего-то все равно не хватает. И понимает: нет на планете того, кто мог бы позавидовать принадлежащим ему несметным сокровищам. Выходит, во все времена люди дорожили не столько золотом и серебром, табунами лошадей и верблюдов, гаремами и рабами, а всего-навсего – мнением других на сей счет!
И еще. Что все богатства, красоты мира, если рядом нет человека, ради которого ты готов улететь на отдаленную и неведомую планету, чтобы один на один сразиться с самыми страшными галактическими монстрами?!
Куда же подевался народ? Что означает произошедшее?! Мор? Последствия неизвестного космического излучения? Результат ядерной войны? Глупая шутка братьев по разуму? Или глубокий, рождающий, как известно, чудовищ, сон – его собственного?
А что если?! Да, так оно, пожалуй, и есть! Создатель сотворил шесть миллиардов копий-клонов Земли – по персональному «шарику» для каждого из населяющих праматерь. Именно таково истинное обличье Страшного суда. Что по сравнению с ним библейский ад? Там, по крайней мере, есть общество – вершащие последний суд Минос, Эак и Радаманф, многочисленные грешники, а также сатана с бесами и прочей нечистью. Там можно услышать «плач и скрежет зубовный». Да это сущий рай по сравнению с абсолютной тишиной и полным одиночеством на целой планете!
Единственный логичный выход в данной ситуации – напиться. Зайти в первый попавшийся магазин, набрать виски, джина, пальмового вина и… пуститься во все тяжкие. Чтобы хотя бы на время пьяного умопомрачения забыть приключившийся кошмар. Он так и сделает.
Вернувшись домой, опрокинул три стакана пойла подряд. И, как говорится, – ни в одном глазу! Не начальный ли это шаг к тихому помешательству? «Я – хозяин планеты, надо же!» – нервно хихикнул, наливая очередной фужер. В этот раз – вина.
Ничего живого вокруг. Веселенькая перспектива! Хотя за противомоскитным пологом всегда прятались несколько наиболее хитрых комаров. Может, ему повезет и найдётся хоть один? Для задушевных бесед в любое время суток. Он готов насекомое любить, холить и лелеять. Кстати, а как они размножаются? Обязательно ли для сего процесса наличие особей противоположного пола? Или для того, чтобы продлить род, достаточно самочки?
Нужно заглянуть в энциклопедию. Клод направился к книжным стеллажам. «Таблицы тех, кто прославился во всех областях знания, и того, что они писали» Каллимаха тут не помогут. Золотоискатель из рассказа О. Генри, помнится, изучал «Херкимеров справочник необходимых познаний», однако, к своему стыду, Клод даже не знал, выдумана эта книга автором или существует в действительности. Во всяком случае, в домашней библиотеке таковой нет. Забить слово в Интернет? Безусловно, это выход. Но есть ли электричество?! Щелкнул тумблером системного блока компьютера. Слава богу, индикатор ожил! Хотя наверняка скоро и сего блага цивилизации он лишится. Как и всех остальных. Ведь отныне некому обеспечивать работу атомных, тепло- и гидростанций. Впрочем, об этой стороне своей участи он поразмышляет позже. Свободного времени – хоть отбавляй. А пока его интересует люто ненавидимый на всех континентах комар.
Вот сайт по биологии. Итак, «Подотряд насекомых отряда двукрылых. Свыше 25 тысяч (ничего себе!) видов. Встречаются хищные… Питаются бактериями, водорослями. Кровососущие – разносчики многих болезней… Живут от нескольких часов до 7 (как мало!) суток. У самцов – длинные пушистые усики». Личинки предпочитают стоячие воды, болота. Яйца откладывает самка.
Остается слепо надеяться, что, если не в складках противомоскитной сетки, то в каком-нибудь закоулке его жилища, притаилась половозрелая особь именно женского пола. Продуктивного возраста – от роду желательно не более суток. Дабы успела произвести на свет потомство.
Клод, представ в собственных глазах в роли преуспевающего фермера множащегося комариного поголовья, истерически расхохотался. И тут же себя одернул – не до смеха! С тем же комаром – все-таки живое создание – можно хоть как-то общаться. Не исключено, через год-другой, если он останется в добром здравии, а род двукрылых не прервется, они начнут, пусть на примитивном уровне, понимать друг друга. А что! Ведь комарами могли бы оказаться обитатели другой планеты, установить с которыми контакт посчитал бы за честь любой землянин.
В свою очередь, он, дабы избежать полного одиночества, готов добровольно превратить свое тело в обеденный стол для кровососа. Вот только как быть со спиртным? Если комариха насосется крови, оную часть которой составляют чистые коньяк или виски, вряд ли это пойдет на пользу её потомству. Над выводом в данном случае долго ломать голову не приходится – пока у его гипотетической «сожительницы» не появятся маленькие, он откажется от употребления алкоголя. Чтобы подкармливать букашку «экологически» чистой едой.
А теперь – вперед к противомоскитному устройству! Клод осторожно (не нанести бы случайно живому существу, ежели таковое имеется, телесных повреждений!) отодвинул край полога. И тут же прозвучал чей-то – уж не Господа ли? – возглас:
– Эй!
Полог неожиданно и бесшумно, словно в замедленной киносъемке, опустился на пол. И снова звук – второй, сегодня им услышанный. Откуда он проник? Снаружи? Клод посмотрел в окно. Увиденное буквально пригвоздило к паркету. По самую шляпку. Вдоль улицы со страшной скоростью, грохоча и брызгая во все стороны, несся гигантский селевый поток. Десять метров, восемь, пять, один… Все, конец!!!
Смертельный всплеск и…
– Эй, Клод!
Он с трудом разлепил глаза.
– Ты что, дома не выспался?!
У-у-ф, оказывается, это всего-навсего один из любителей ранних купаний, отфыркиваясь, словно стадо моржей, плывет поперек бассейна.
– Прыгай сюда!
Надо же было так крепко задремать. Да еще такому апокалипсическому сну привидеться! Кошмар – ни что иное, как запоздалая реакция мозга на предательский поступок Эльдази.
Один… На планете… Любви…
Или нелюбви?!
Впрочем, нужно заканчивать с подобной литературной выспренностью даже в мыслях, а не только на бумаге. Тело, несмотря на уже изрядно пригревающее солнце, было покрыто липкой холодной испариной.
– Или ты оглох?! – не унимался жизнерадостный розовощекий крепыш.
– Маленько есть, – слегка приподнялся на лежаке.
– А что случилось?
– Да прыгнул с вышки сикось-накось.
– На тебя не похоже! Но все равно возвращайся в бассейн – поплаваем наперегонки. Может, хоть сегодня удастся тебя обставить.
– Извини, не хочу. В груди болит.
Ныл еще и бок. А малоприятный сон вообще нарушил и без того не шибко устойчивое душевное равновесие. Не удивительно, что даже недавнее желание позагорать окончательно улетучилось. «Лучше поеду домой и поваляюсь в кровати!» – решил и, быстренько собрав купальные принадлежности, отправился на стоянку за «хардбургом».
Дома, увы, мятущееся естество покоя не обрело. Кто спорит, трудно быть богом. А простым смертным – разве легче?
Устало поднявшись с кровати, взял в руки телефон. С ощущением, что совершает непростительную ошибку, поднял трубку. Набрал номер видеовизора Бинго и увидел на дисплее: «Абонент в данный момент не может ответить. Пожалуйста, оставьте сообщение, с вами обязательно свяжутся». Он попросил однокашника перезвонить.
Само собой, хозяин особняка и сном, и духом не подозревал, что его шаг – сродни роковому взмаху крыльями африканской бабочки, микроскопической вихрь воздуха которого впоследствии породит цунами где-то в Японии или у берегов Австралии. Что своим поступком он кладет начало цепочке гибельных событий, загоняет себя в ловушку, из которой нет выхода. А ещё – подписывает смертный приговор. Не только себе...

Глава 9

«Додж» цвета «серебристый эвкалипт» заехал в бокс №76, расположенный на седьмом этаже гаражного комплекса – первого подобного «чуда зодчества» в Киншасе. Здание располагалось в одном из престижных кварталов города, где цена даже крохотного куска земли зашкаливала за рамки здравого смысла. Во что обошлось строительство оставалось только догадываться. Судя по взимаемым за боксы деньгам, – очень дорого. Поэтому сам факт, что ты держишь своего стального коня в «высотной конюшне», был своеобразным пропуском в высший свет, как принадлежность к закрытому клубу для англичанина.
Владелец «доджа» заглушил двигатель, вышел из машины и вальяжно продефилировал в угол, где стоял набор резной мебели работы вачокве.* Опустился в кресло, сплетенное из лозы. Из портативного холодильника достал баночку пива и жадно начал пить. «Проклятая жара в неурочное время года просто замучила», – пробормотал, швыряя пустую жестянку в мусорную корзину. Несколько минут покейфовал, вытянув ноги и опустив руки к самому полу.
Наконец, очнувшись от неожиданной дремы, выпрямился и подошел к не совсем уместному в гараже платяному шкафу. Открыл и начал переодеваться. Из прежнего убранства оставил только майку, трусы, носки да нательное украшение на цепочке белого металла в виде меандра* с надписью по горизонтали «Не существует ни начала, ни конца». Снятое аккуратно повесил на плечики и закрыл гардероб на ключ, бережно опустив его в карман брюк. Поразмышляв секунду-другую, переложил в пиджак. К слову, костюм джентльмена выглядел безукоризненно. Те же штанины, ворот, лацканы, шлицы, рукава, но тонкий ценитель сразу бы заметил: работа портного-аса, а не конвейерный, пусть и высококачественный, ширпотреб.
С присущей ему дотошностью мужчина замкнул бокс, сел в стоящий у ворот двудверный автомобиль и начал спускаться к выходу. Вскоре он уже непринужденно катил по улицам Киншасы, густо обсаженным пальмами, фикусами и манговыми деревьями, без труда перестраиваясь из ряда в ряд и ловко лавируя, выбираясь из нередких в это время суток пробок.

Глава 10

Малая родина, где прошли его лучшие годы, встретила Клода полнейшим безразличием. Это был уже не тот городок. Как будто ниже стали дома. Уже – улочки. Более бледными – краски. Даже в поведении ребятишек появилась не свойственная озорному возрасту чинность. Люди, судя по всему, уже не испытывали потребности собираться у лавки, дабы обсудить последние новости – телевизоры загнали всех в пещеры-дома. Исчезло гнездо аистов – гордость окрестных пацанов. Редкий в этих местах тополь и тот спилили. Оказывается, в него попала молния, не пощадившая ни насеста, ни само дерево.
Чтобы не предавать память, сходил к реке, где когда-то проводил все свободное время. Видимо, нынешние власти мало заботились о водоеме: берега заросли, а сама гладь покрылась ряской. Да и обмелело некогда полноводное русло основательно.
– Речку ныне, – с горечью подумал Клод, – не только страус – курица безопасно форсирует!
Не ощущалось и той особой приподнятости, если не буйства, царящего повсеместно во времена его отрочества. Потускнели, посерели улицы и переулки, съежились в размерах, словно лоскут шагреневой кожи, здания. Люди сникли, казались меньше ростом. Былой радости на их лицах тоже не читалось.
Сам город, право, напоминал штаны – только не Пифагоровы, а коротенькие детские. Из которых Клод давно вырос. Центральная площадь – в аккурат ширинка, а мэрия – большая пуговица на ней.
А может, он просто на все смотрел другими глазами?
Не мог не посетить Клод и дом (если честно, ради этого и приехал), за дверью которого превратились в прах его юношеские мечты. Тетя Олды, как и поселок, не только сильно состарилась, но и уменьшилась в размерах – тоже. Превратившись в сухонькую и сморщенную бабульку. К тому же, практически полностью потерявшую зрение.
– Глаза за племянницей выплакала, – сказала она Клоду, когда дальняя родственница, живущая теперь здесь, ввела его в комнату и представила. И слезы беззвучно потекли по лицу старушки.
Нет, известий от Олды до сегодняшнего дня так и нет. А вот записку, в которой девушка просила ее не искать, старуха хранит. И завещала, если к моменту смерти племянница не объявится, чтобы бумажку положили вместе с телом в гроб.
– Полиция искать Олду отказалась, поскольку та была уже совершеннолетней и уехала по доброй воле, в чем их убедила оставленная записка, – горестно развела руками тетушка.
И повернулась незрячими глазами в сторону Клода, будто видела его:
– А ты? Что сделал ты, дабы ее найти?!
– Все, что было в моих силах!
– Спасибо! – прошамкала бабулька. – Хотя ты и обязан был идти до конца. Ведь, как ни крути, а толкнула ее на столь отчаянный шаг любовь. Не знаю только, какая кошка между вами пробежала. И сколько в произошедшем твоей вины.
…Значит, на малой родине считают, что именно Клод – главная причина разыгравшейся давно трагедии. Почему? Ведь он так любил Олду. Первые несколько лет после ее исчезновения буквально сходил с ума от неизвестности. Искал девушку при помощи друзей, разослал официальные запросы, большинство из которых, правда, так и остались без ответа. Может, этих усилий, как намекнула незрячая старушка, было, в самом деле, недостаточно?
Но, положа руку на сердце, что еще он мог сделать?!

Глава 11

– Здравствуй, Бинго! Спасибо, что перезвонил.
– Не стоит! Как себя чувствуешь? Дым из ушей от переживаний не валит?
– Что-то не примечал.
– Может, на перепонки поставил дымоулавливатели?
– Знаешь, не очень смешно!
– Почему? Все зависит от настроения. И оно у тебя, кажется, неважное.
– А ты, если я адекватно оцениваю обстановку, ведешь себя, как начинающий коммивояжер с первым в своей жизни клиентом.
– Брось! И в мыслях не держу подобного. Да и род занятий у меня совершенно иной.
– И тем не менее…
– За кого ты меня принимаешь? Хотя нас и трудно было, даже с большой долей преувеличения, назвать друзьями-неразлейвода, годы, проведенные под одной крышей, значат многое. Не так ли?
– Еще бы!
– Ну и как я тебе?
– Как серебряный портсигар!
– А наше недавнее случайное рандеву?
– Встретиться было крайне приятно. Тем более, не виделись вечность. Да, откровенно говоря, и слышать о тебе все эти годы почти не приходилось.
– Зато тебя и захотел бы, вычеркнуть из памяти не удастся. То на голубом экране мелькнешь, то очередное интервью в газете появится. Как же, преуспевающий бизнесмен, гордость отечества!
– Не преувеличивай! Таких, как я, в стране – тысячи. А то на правах давнего знакомого пошлю куда подальше.
– Ты, смотрю, нисколько не изменился – за словом в карман не лезешь. Удивительно, что успехи тебя не испортили.
– Комплиментов тоже не люблю. Так что не расточай их понапрасну!
– Хорошо, не буду… А здорово мы в тот вечер поддали, старина Клод?
– Лучше не вспоминай, до сих пор стыдно! Так напиться. Да еще в малознакомой компании.
– Вот не думал, что стану однокашнику чужим…
– Перестань, Бинго! Ты же прекрасно знаешь – речь не о тебе.
– Ладно, ладно, не пытайся залезть в бутылку через донышко. Особенно, если она не закупорена и внутрь куда логичнее добраться через горлышко. А курочек, которые помогли нам осушить море спиртного, я прекрасно знаю. Они умеют держать язык за зубами. Так что не расстраивайся понапрасну! Кстати, ты тогда много говорил о личных проблемах. Если нужна помощь, не забывай – можешь смело обращаться к братцу Бинго.
– Пустое! Пьяная болтовня, не больше. Сам до сих пор не возьму в толк, какая муха меня укусила. Вообще-то я – ты это верно подметил! – на коне. И поводья держу крепко.
– Тогда извини!
– Кстати, а о чем я плакался в твою засаленную жилетку?
– О том о сем. А еще без конца сетовал, что не удалось взять штурмом какую-то крепость. Откровенно говоря, я небольшой специалист по применению осадных орудий. Но, как утверждают неглупые люди, одна голова хорошо, а две – лучше.
– Пустяки, Бинго! Происшествие не для криминальных колонок или первых полос таблоидов. Так, небольшое фиаско на любовной стезе. С кем – рано или поздно – не случается?
– Правильно, дружище, не вешай нос! Здравомыслящий человек из-за подобного пустяка бросаться в омут головой не станет. А на всяких там чокнутых литературных героев не обращай ровным счетом никакого внимания – книги пишут исключительно неуравновешенные люди. С другой стороны, глупой твою даму не назовешь. О чем я? Как известно, существует четыре типа союзов между мужчиной и женщиной, порождающие: союз глупого мужчины с глупой женщиной – многодетную мать; союз умного мужчины с глупой женщиной – эмансипированную мать-одиночку; союз глупого мужчины с умной женщиной – среднестатистическую семью; союз умного мужчины с умной женщиной – легкий флирт. Если ситуацию оценивать беспристрастно, вы оба, судя по твоей пьяной болтовне, оказались на высоте. Ограничившись, как два мудрых человека, безобидным флиртом.
– Откуда такая осведомленность?!
– Конечно же, не от верблюда. Но об этом – чуть позже. Сейчас ведь мы говорим о твоем состоянии.
– Не постыжусь показаться слабым или, как ты изволил выразиться, психом: кошки, увы, на душе скребут. Да еще как!
– Неоспоримый факт: существует категория фатально невезучих людей, которых штрафуют даже за развязанные шнурки на ботинках.
– И все равно мне кажется, что она после того, как меня выпроводила, всплакнула. Видел бы ты ее глаза! Разве что я ничего не понимаю в женщинах!
– Ну, во-первых, слезы – всего-навсего козырный туз в изрядно потасканной колоде чувств. Во-вторых, не я ли совершенно искренне уверял, что всегда к твоим услугам?
– Как сей пассаж прикажешь понимать?
– Так и понимай, как сказал. Не более того…
– Хватит напускать туману. Гони конкретику!
– Нет проблем! Фирма, где я в последнее время работаю, специализируется на решении аналогичных проблем – только и всего. Удовлетворено любопытство?
– Не совсем! Хотя лично меня «КупиДОН» – вспомнил Клод название фирмы, – вовсе не интересует. Это же полнейшая чушь: помочь человеку, отвергнутому другим. Бред сивой кобылы! Или ты служишь сводником в примитивном борделе?
– Что называется заколотил штырь в тучу. Да ведь по телефону всего не объяснишь. Если располагаешь временем, давай встретимся!
– Когда?
– Да хоть сегодня!
– Черт побери, давай!
– Где?
– А где бы ты хотел?
– Мне все равно, хоть на Марсе!
– Ну, так далеко забраться не удастся! Разве что травки курнем.
– Но ты ведь в эти неблагородные игры не играешь. Да и я, признаться, не любитель подобного кайфа.
– У Пипо в «Большом и розовом» пойдет?
– Еще бы!
– В котором часу удобнее?
– Восемнадцать тридцать устроит?
– Вполне!
– Ну, тогда до скорого, артиллерист, не поразивший крепости.
– О‘кей, ку-пи-дон-щик!

Глава 12

«Большой и розовый» встретил Клода привычным полумраком и терпким запахом подогретого пальмового вина. Из музыкального автомата на улицу сквозь приоткрытые двери рвалась мелодия (если эту какофонию можно было так назвать) шлягера-рекордсмена последнего месяца «Каждый твой сосок, как Эйфелева башня!». Даже достопримечательность заведения – пятилетний галаго*, совершенно очумев от шума, свернул большие уши и безуспешно пытался заткнуть ими слуховые отверстия.
Откровенно говоря, после того, как к власти в Заире в результате свержения предшественника пришел новый президент, в столице то и дело вспыхивали этнические беспорядки. Особенно они усилились вследствие решения свежеиспеченного главы государства выслать за его пределы всех тутси* и хуту.* Ввиду того, что руководители соседних Уганды, Руанды и Бурунди будто бы вознамерились с помощью пятой колонны воссоздать в центре континента средневековую империю и с этой целью хотят отторгнуть от Заира восточные районы.
Не получали официального осуждения властей и экстремистские призывы «уничтожать светлокожих высоких худых людей с длинными носами». Все это спокойствия в жизнь мирных горожан не добавляло. Вечерами город пустел, закрылись многие увеселительные заведения. Дело дошло до появления на улицах Киншасы не столько усиленных, сколько плохо вооруженных армейских патрулей. Однако владельцу «Большого и розового» каким-то, воистину непостижимым, образом удавалось находить общий язык и с официальными властями, и с оппозиционерами – ему особо не досаждали ни те, ни другие. Негласное табу не было нарушено даже тогда, когда в международном аэропорту Нджили с двумя контейнерами урана задержали контрабандистов, которых в тот день видели в ресторанчике Пипо.
Иными словами, здесь можно было спокойно провести время, не думая о суровой действительности. Вот и сейчас разноцветные рыбки сонно висели в бирюзовой воде аквариума (не меньшая, чем галаго, гордость Пипо), лениво пошевеливая плавниками. Сам хозяин, как всегда неестественно жизнерадостный и вследствие этого еще более суетливый, колдовал у стойки, не забывая следить за входящими.
– Рад тебя видеть! – искренне приветствовал он Клода. – Что не заглядываешь? Или место получше присмотрел?
– Что ты?! Как можно! Изменить «Большому и розовому» – все равно, что плюнуть против ветра. Ни удовольствия, ни лавров победителя. Да и не был я у тебя всего ничего – три недели с хвостиком.
– Вы на него только посмотрите – «три с хвостиком»! – деланно возмутился хозяин. – Представляешь, как скукожится и побледнеет мой «Большой и розовый», если постоянные клиенты начнут посещать его раз в месяц? Да спустя квартал толстяк Пипо легким дымным облачком вылетит в трубу. И пойдет с лотком на улицу – торговать чужеземными сэндвичами и отечественными юума*. Ты такой старости мне желаешь?
– Ни в коем случае! Скорее отдам руку, если она до такой степени оскудела, на отсечение. – Клод вытащил из бумажника банкноту и протянул хитро ухмыляющемуся Пипо. – Пусть одна из твоих красоток сервирует столик на двоих! Нет-нет, это не то, о чем ты, старая бестия, думаешь. Встреча – сугубо деловая, юбкой здесь и не пахнет! А во всем остальном, как обычно. И… сдачи не надо. Это штраф за вынужденный – по моей вине – простой твоих фужеров и бокалов.
– Спасибо, дорогой! Однако деньги спрячь подальше. За все уже уплачено. И столик накрыт. Кстати, за ним тебя ждет бапенде неопределенного возраста и непонятных занятий. Кабина номер три. Если в чем-нибудь возникнет нужда, я – на боевом посту.
– Привет, Клод! – на Бинго сияла белоснежная рубашка в стиле апаш. Поверх нее, как влитой, сидел жилет (и это по такой-то погоде!) тончайшей английской шерсти, расстегнутый полностью. Брюки из моднейшего гебистоля, мокасины на микродиновой подошве, блеснувший на мизинце перстень, покоящаяся на коленях «трость словопрения»,* все это говорило о достатке не ниже среднего. Что до хорошего вкуса, как и изысканных манер, – Клод это прекрасно понимал, – на них рассчитывать, увы, не приходилось. Сказывались детские и отроческие годы, проведенные отнюдь не в пансионе для юношей благородных кровей.
– Слушай, мы ведь так не договаривались – это я тебя пригласил, а не наоборот!
– Извини, но я рискнул сделать заказ, поскольку по чистой случайности оказался здесь раньше. Да ты не бери близко к сердцу. Подумаешь, нашел проблему! Что касается выбора блюд, то сей столик тесаного баобабового дерева сервировал лично хозяин – по собственному усмотрению и вкусу.
Клод окинул взглядом алкогольно-продуктовое изобилие:
– Что и говорить, постарался! Знает, потрепанная барракуда,* свое дело.
– Ну, так махнем по маленькой за удачу? Без нее любой из нас – рыба, выброшенная на берег. Еще не труп, но уже и не жилец на белом свете.
– Ты, я вижу, как дрожжевое тесто газами, прямо-таки исходишь умными мыслями. С какой стати потянуло на философию?
– Да так, рабочий алгоритм сказывается…
– Снова изъясняешься загадками?
– Ну ладно, больше не буду! Давай хлопнем за везение!
– А разве в прошлый раз мы за него опрокинули недостаточно?
– Представь себе, нет! Очередь не дошла. Алкали в основном молча, если не считать твоих бесконечных излияний да шуточек, с завидной регулярностью отпускаемых в адрес девиц.
– Хватит заливать! На меня это мало похоже.
– Не забывай, мы хватили столько, что к финишу каждый превратился в гипотенузу, из-под которой неосмотрительно выдернули оба катета. Ну, а дамы к концу вечеринки больше смахивали на трапеции, в которые сумасшедший математик вписал по овалу. Одну из них ты все пытался взять на абордаж, да «арбалет» подвел.
– Не паясничай! Мне и так неловко.
– Хватит заниматься самобичеванием – худшим из душевных онанизмов. Ты ведь, надеюсь, не скрытый садомазохист? Тем более, как мы только что выяснили, тост «За удачу!» не утратил актуальности.
– Ну, тогда за нее, желанную на всех континентах!
Таро* под пикантным соусом таял на кончике языка, а что касалось поросячьих ушей, хитроумным способом свернутых в трубочки и начиненных адской смесью «а-ля перец чили», то в их приготовлении повар превзошел самого себя. Под херес и мартини отлично шли и остальные блюда. На десерт Пипо, судя по всему, желающий произвести впечатление на «неопределенного возраста и рода занятий бапенде», подал коронный ананасно-клубнично-ромовый мусс.
Утолив жажду и голод, мужчины перешли к аперитиву, за стаканчиком которого, как известно, заключается не только львиная доля обычных коммерческих сделок, но и получают благословение контракты века. Да что там, неспешно потягивая приятную жидкость, легче, чем всухую, «щелкать» любые проблемы, в том числе и из разряда неразрешимых.
Первым умиротворяюще-расслабляющую паузу нарушил Клод:
– Можешь считать, что тебе удалось меня заинтриговать.
– Ну и..?
– Готов внимательно выслушать. О какой такой помощи ты талдычишь, словно какаду?
– Думаю, несмотря на наличие видеовизора, ты прекрасно понимаешь: никакая я не шишка. И никакой крупной болячки, даже по сравнению с мигренью, из себя не представляю. Я, как бы это поточнее выразиться, вроде прыща на ровном месте. Но со мною, тем не менее, считаются.
– Где?
– В частной кампании, на которую вкалываю. Под уже известным тебе названием «КупиДОН». Предваряя закономерное любопытство, уточню: это что-то среднее между научной лабораторией, испытательным полигоном и цехом, производящим штучный и поэтому баснословно дорогой товар. Кстати, к сфере материальной ни малейшего отношения не имеющий. Наши специалисты предпочитают иметь и имеют дело со сферой, я бы даже сказал – субстанцией, исключительно духовной.
Постоянные клиенты – скрывать не стану! – люди с тугими даже не кошельками, а кошелками. Я не оговорился: фирма, за редким исключением, оказывает услуги исключительно за наличные. Насколько бизнес прибыльный, можешь судить хотя бы по тому, что и рядовой сотрудник у нас обеспечен персональным видеовизором.
Можешь сразу падать со стула, но «КупиДОН» расшифровывается как «КУПИ, Джентльмен, Отчаявшись, Надежду». Не возражаю, звучит не только претенциозно, но и в достаточной степени нелепо. Однако яйцеголовые* – люди с чудинкой, если не сказать с придурью. А честь наименования фирмы принадлежит именно им.
– Бред какой-то! Ничего более глупого в жизни слышать не приходилось.
– Спасибо и на том, что не поторопился вызвать психиатра. Именно с этого телодвижения начинает большинство потенциальных клиентов.
– Интересно, с каких это пор я отношусь к их числу? Ты ничего не перепутал, дорогуша?
– Не утрируй, будь добр! Я ведь выразился предельно внятно: потенциальные клиенты. И словом не обмолвившись о тебе.
– Однако, согласись, фраза прозвучала достаточно двусмысленно.
– Начиная с двусмысленной позы матери в момент зачатия бэби и заканчивая не менее двусмысленными речами на могиле усопших, вся человеческая жизнь, каждое ее мгновение настолько двусмысленны, что остается только смиренно развести руками.
– Прекрати! Это уже начинает действовать на нервы. Да и не ради твоих разглагольствований я сюда явился.
Клод действительно начинал терять терпение. Правда, злился не столько на Бинго, сколько на себя. Интересно, какое насекомое его ужалило, заставив притащиться на эту встречу в «Большой и розовый»? Ну, зашибает «бабки» ловкий бапенде в какой-то явно сомнительной конторе – ему-то что за печаль? Ну, наболтал Клод неделю назад по пьяному делу с три короба. Так ведь уже можно было придти в себя, дабы сейчас не казаться смешным. Не гипнотизер же этот прилизанный господин с претензией на денди, чтобы Клод, словно кобель на запах течки, примчался к Пипо?!
– Прижнаться, – прошепелявил Зильва (дикцию нарушала зубочистка, которую он так и не удосужился вынуть изо рта), – я бы хотел шначала вышлушать вас, маэштро!
– Бинго, или рассказывай, или я ухожу! Надоело препираться неизвестно из-за чего. А в испорченный телефон я последний раз с интересом играл в далеком детстве.
– Мне в прошлую встречу показалось, что ты пребываешь на грани нервного срыва. Из-за неурядиц с девушкой.
– С какой девушкой?
– Ну-у, с … Эльдази.
– Постой-постой, откуда тебе известно ее имя?
– Ты его сам тогда назвал. Запамятовал? С рыдающими, пардон, нотками в голосе. Видимо, крепко тебя достала.
– Во-первых, что тебе до моих личных проблем? А во-вторых, зачем, извини за бестактность, суешь нос, куда уважающий себя слон хобот не пихнет?
– Что ты вдруг так с давним приятелем? А пихаю, как ты изволил «изящно» выразиться, не собственной прихоти, а исключительно пользы твоей ради!
– Право, слушая это, не соскучишься. Точно! Ладно, пусть у меня и возникли какие-то проблемы, ты-то здесь причем?
– Я, не исключено, действительно пятое колесо к телеге. Но… «КупиДОН» в силах разрулить любую ситуацию. Как сделал это для сотен других уважаемых граждан.
– Что-то новенькое! Интересно, каким образом? Уж не предлагаете ли вы «золотой сон» в виде наркотиков?
– Обижаешь! Причем незаслуженно. Прощаю только потому, что ничего о «КупиДОНе» ровным счетом пока не знаешь.
– Наконец-то! Я ведь, если память не изменяет, именно за этим сюда и приперся. Так что – весь внимание.
– Не заводись с пол-оборота, ты ведь не динамо-машина! Хотя узнаю: как и прежде, готов перевернуть Землю в поисках точки опоры.
– Не надоело упражняться в остроумии?!
– Закрываю фонтан и дальше говорю только по делу. Так вот, я после нашей прошлой встречи по собственной инициативе навел кое-какие справки о произошедшем между вами. Помолчи, пожалуйста, немного и, будь добр, не психуй! Превратить Бинго в отбивную всегда успеешь.
То, что я сделал, еще не есть вмешательство в личную жизнь. Так, по старой дружбе один приятель побеспокоился – может, в некоторой степени навязчиво – делами другого. Не гримасничай, тебе совершенно не идет! Да, особо близкими мы никогда не были. Но и не первые же встречные-поперечные в этой долбанной жизни.
Так вот, мне удалось выяснить, что причиной вашего разрыва стал сын арабского шейха, под завязку напичканный кредитными билетами максимального достоинства. Да и с виду, если учесть происхождение, не такой уж урод. Хотя немного хромает: в детстве неудачно свалился с верблюда. Нукеру*, конечно, яйца оторвали, однако изъян у наследника остался.
– А ты, действительно, неплохо информирован. Возникает закономерный вопрос: откуда?
– Сорока на хвосте принесла.
– Я не шучу, уважаемый!
– Кое о чем ты проговорился сам, а остальным уже поинтересовался я.
– Ты что, подрабатываешь негласно в полиции?
– Ха-ха-ха!
– Тогда откуда конфиденциальные сведения?
– Скажем так, у организации, где я тружусь, имеются определенные возможности. Но об этом – позже. Если к тому времени твой интерес к отнюдь не главной стороне вопроса сохранится. Хорошо?
– Хорошо!
– А мне позволь вернуться к… Эльдази. Так вот, на такую толщину кошелька, как у шейха-разлучника, любая баба клюнет. Даже если он – обезьяна. Вспомни хотя бы Жаклин Кеннеди. И не торопись бить мне морду, поверь, время еще не наступило! Прежде чем размахивать кулаками, усвой примитивнейшую из истин: любовь – не что иное, как болезнь, которой, как, например, корью, должен переболеть каждый…
– Бинго, с меня хватит! Я ухожу!
– …с той лишь разницей, что первую можно подцепить в любом возрасте, в то время как вторую – только в раннем детстве. Какой вывод напрашивается?
– Тебе лучше всего немедля отправиться ко всем чертям!
– Увы, совершенно другой! И стопроцентно научный. Любовь – лишь облагороженное чувство полового влечения.
– Теперь я окончательно убедился: ты – сумасшедший. И ничего о тебе я так долго не слышал по той простой причине, что ты наверняка совсем недавно сбежал из психиатрической клиники. Ибо выписать больного в таком состоянии – значит, совершить тяжелейшее должностное преступление. Извини, я ухожу!
– Куда уж логичнее: прежде чем рвануть когти из дурдома, я спер у министра здравоохранения видеовизор, а впоследствии без проблем, несмотря на суперконтроль за этими игрушками, перекодировал его на собственное имя. Что-то у тебя концы с концами не сходятся.
– Все равно катись в тартарары со своими бреднями, даже если крыша у тебя не поехала! За кого ты меня принимаешь, пытаясь скормить подобную сказку? За экзальтированную старую деву? И вообще, к чему этот приватный мини-симпозиум на тему неудавшейся любви?!
– Ты не изменился ни капельки, Клод! Все так же вспыльчив и скор. Как только с таким характером удается преуспевать в бизнесе?! Загадка из загадок! То ли ты заговоренный, то ли слово заветное знаешь? Между тем, крайне неосмотрительно делать выводы, не располагая всеми необходимыми данными или, на худой конец, хотя бы львиной их частью.
– Опять прописные истины! Оставь свои экзерсисы для молодых провинциальных дурочек или недорослей-племянников двоюродной тетушки. А держать меня за недоумка, пусть и влюбленного, это уж слишком. Даже для однокашника!
– И все же не торопись уходить! Выслушай до конца. Не рухнет же вследствие этого на землю небосвод. А дальше поступай, как сочтешь нужным. Ни к чему я тебя не неволю. Да и кто в свободной стране отважится заставить свободного гражданина поступить вопреки собственной воле?!
– Ладно, только в телеграфном стиле! И, очень прошу, обойдись без доморощенных философских ремарок.
– Я уже, кажется, говорил: «КупиДОН» – детище группки повернутых на своих исследованиях яйцеголовых. Если вести речь о мировой славе, то громких титулов ни один их них не снискал. Впрочем, это еще не показатель, ибо мозги у ребят на месте. Как стая изголодавшихся волков на вожделенную кость, набрасываются они на любую свежую информацию в научном журнале или бюллетене и поглощают, впитывают, всасывают. Не поверишь, иногда они напоминают вампиров, питающихся не кровью, а мыслями других. С колоссальнейшим, замечу, аппетитом!
Пусть тебя не смущает столь мрачное начало. Ибо во всем, что касается формул, теорем, биномов и так далее, наши специалисты – вполне милые, добрые люди с приятными манерами и, как сами любят повторять, обширной интеллектуальной базой. Иногда мне приходит в голову шальная мысль: дай задание, определи срок, и они без натуги заставят Землю сойти с орбиты и отправиться восвояси в поисках более подходящего космического пристанища. Не растеряв атмосферы и всего живого на «борту».
– Я же просил покороче!
– Необходимое предисловие закончил. Перехожу к сути. Полулегальная фирма, от которой впоследствии отпочковался «КупиДОН», создавалась людьми переднего края науки, чьи идеи крупным боссам в свое время показались настолько завиральными, что они отказали ученым в финансировании. И в один прекрасный день отвергнутые сыграли ва-банк, обратившись за поддержкой к людям во френчах – ход, проверенный не одним поколением изобретателей. Вопрос номер один – деньги – был решен в течение считанных дней. Закупили первоклассное оборудование, наняли вспомогательный персонал и …ринулись покорять неизведанное. Вскоре в узких коридорах солидных учреждений, связанных с военно-промышленным комплексом, о них заговорили с восхищением и уважением. А после блестящих разработок по заказу иностранных флотских адмиралов из одной неслабо развитой страны окончательное признание заслуг стало свершившимся фактом.
Не откладывая дела в долгий бюрократический ящик, конторе тут же прилепили гриф с десятью нулями секретности и всеми вытекающими отсюда последствиями – расписками о неразглашении, возможностью передвигаться только по заранее определенным маршрутам, перлюстрацией личной корреспонденции, возможностью работать строго по спускаемому заказчиками плану и так далее.
Деньги, на которые люди в погонах, надо отдать им должное, не скупились, поубавили честолюбия у многих. Однако нашлись и те, кому раскованный полет мысли, полнейшая независимость оказались дороже корыта, доверху наполненного банкнотами. И они под различными предлогами ушли, как трудно это ни давалось. Представь себе, военные – случай небывалый! – оставили их в покое.
Ребята материализовалась… в «КупиДОНе». Поговаривали, будто тут не обошлось без коррупции на самых верхах. Не знаю, но заправляют у нас на административном уровне сыновья двух очень сановных особ. Не исключено, под них структура и создавалась.
– Рассказываемое тобой в достаточной степени любопытно. В первую очередь, налоговым службам и журналистам бульварных листков, гоняющихся за сенсациями, в том числе и дутыми. Поэтому еще раз персонально для тебя «сыграю» на бис: я-то к этой телеге какое колесо? Двадцать пятое?
– Одно из четырех. Причем, если телега автоматизирована, не исключено, – из ведущей пары. Помнишь модные еще до недавних пор «Телефоны доверия»? Люди, очутившись на краю пропасти, звонили по известным номерам и получали квалифицированную психологическую поддержку. Наверняка многих она удержала от рокового шага. Увы, лишь временно! Не решая проблемы в целом. Но спецы из «КупиДОНа» этот пробел восполнили.
– Погоди! Это же что получается. Если, допустим, жена наставляет рога благоверному, то беднягу попросту устраняют. А ваша контора – своеобразная «Служба ликвидации» в стиле раннего Роберта Шекли?
– Попал, что называется, пальцем в искусственный спутник Земли! Неужели ты такого плохого мнения обо мне, раз допустил мысль, будто я связался с бандой отпетых уголовников?
– Не части, будто отбойный молоток! Как всякий нормальный человек, я пытаюсь уточнить, что к чему в твоей основательно мутной, как воды Мэконга, истории?
– КупиДОНовцы – ученые, а не гангстеры! И если муж изменяет жене, то никому и в голову не придет применять насилие. К кому бы то ни было. Супруг просто… разлюбит свою пассию, каким бы донжуаном ни был. Тихо, мирно и без малейших эксцессов. И воспылает былой страстью к супруге. Кстати, классический любовный треугольник – тут ты метко угодил в десятку! – основная статья доходов фирмы.
– И каким же, любопытно услышать, образом проворачиваются подобные дела? У вас клонируют невест и женихов? Или же, уподобившись богам, управляют чувствами?
– Как ни безрассудно это прозвучит, последнее!
– Ты надо мной издеваешься?
– В голову подобное не приходило! И, будь настолько добр, перестань буквально на каждом шагу подозревать меня в чем-то дурно пахнущем. В «КупиДОНе», к твоему сведению, действительно осуществляют проекты, непосвященным кажущиеся чистой воды безумием. Поэтому людей с недостаточно устойчивой психикой мы не обслуживаем. Что же касается старины Вилкау, то во время прошлой встречи он выглядел потрясенным, будто пребывал в глубокой гроге*. И я подумал: «КупиДОН» – вот что выручит Клода.
– Бинго, неужели я похож на человека, не способного самостоятельно разобраться в собственных делах? Или напоминаю зеленого юнца, и шагу без няньки не ступающего?
– Ты вправе все услышанное забыть! Но помни – в случае крайней необходимости есть люди, готовые придти на выручку.
– Откровенно говоря, мне жаль потерянного времени. Что ж, будем считать, что стороны не достигли консенсуса.
– Мне тоже жаль, Клод! До свидания.

Глава 13

Кваква, чернокожий технический служащий гаражного комплекса, ростом не вышел. Но, в конце концов, Наполеон и Чаплин – тоже великанами не были, а сумели не только стать вполне успешными людьми, но и вписать свои имена в анналы мировой истории. Правда, оба отличались выпуклыми, как живот беременной двойней Дюймовочки, лбами, что свидетельствовало, по крайней мере, о наличии достаточного количества серого вещества. Что же касалось чела нашего работяги, то ему было далеко до рекордных показателей – своей шириной сей «оселок» не превышал четырех сантиметров. Так что, ежели бы Кваква родился в семье исламских фундаменталистов и примкнул к радикальному их крылу, избравшему целью джихад, обязательная зеленая повязка из-за узости лба частично закрывала бы ему глаза, мешая прицеливаться.
Лицо негра украшала густая нечесаная борода, которую он отрастил еще в былые времена. Голову стриг коротко и тщательно за остатками шевелюры ухаживал. Нос аборигена еле заметно «косил» вправо. Передние зубы выщерблены – «долгоиграющий» след удара прикладом. Живот Кваква, казалось, прирос к спине. Ходил он мягко и осторожно, как бывалый охотник, проведший в лесу не один сезон. И еще: не вспрыснув себя изрядно дешевым одеколоном, на улицу сей чернокожий мачо не выходил.
От природы парень был очень любопытен. К тому же, еще и наблюдателен. Если же добавить, что малый сей мог без труда сопоставить два и два, то с его талантами протирать бы штаны в полиции. А не ветошь, без устали полируя машины более преуспевших в жизни соотечественников, а также белых матека.*
К слову, из-за роста Кваква сильно комплексовал. На родине у него даже кличка осталась – «мусингил».* История ее появления на свет такова.
У их племени издревле существовал обычай в первое новолуние лета устраивать «танцы во славу Великого Паука». Участие в ритуале обычно принимали шестеро мужчин и самая красивая девушка. Избранные (в их число в тот раз попал и Кваква), не исключая дамы, за три дня до обряда начинали принимать магическую вытяжку из коры дерева пау де кабинда.*
К новолунию все было готово. И стартовал праздник. Завораживающие ритмичные танцы сменялись беспорядочными, с точки зрения цивилизованного человека, совокуплениями. По очереди и без устали мужчины пронзали распухшую от трудов неправедных «горжетку» чернокожей весталки. Та под воздействием возбуждающей вытяжки буквально набрасывалась на очередного «танцора», то хватая его за древко жизни, то поочередно пытаясь засунуть оное себе в ухо, в ноздрю, в рот, зазывно приглашая при этом других взять ее традиционным способом – снизу. А то девушка игриво натягивала крайнюю плоть одного на головку другого соискателя ее наэлектризованного лона, заставляя торчащие, как пики, члены «целоваться». Моментами посреди поляны образовывалась настоящая куча мала, только игры эти были далеко не детскими.
Ближе к утру, вожделение, несмотря на периодически принимаемый настой, пошло на спад. Поугас и взаимный сексуальный пыл. Лобзались и спаривались уже больше механически. Вот тогда-то и прозвучало обидное слово.
Уже практически освободившаяся от воздействия дурмана девица, когда очередь «отоваривать» ее подошла юному Кваква, неожиданно громко, чтобы все слышали, произнесла:
– Да ты никак мусингил!!!
И под хохот недавно доведенной до бесконечных коллективных семяизвержений толпы многозначительно показала пальцем на промежность «кавалера». Ярость застила не только глаза, но и разум Кваква. Первым желанием было утопить беспредельщицу в озере спермы. Но где такое отыщешь?! И, недолго думая, парень бросился на обидчицу. Никто не успел даже ахнуть, как он скусил с ее грудей сначала один (его тут же инстинктивно проглотил), а потом и второй сосок. Затем бросился в джунгли, захлебываясь от истерического смеха и без конца выкрикивая:
– Ты никогда не сможешь кормить детей!
Он не помнил, долго ли длилась погоня. Раздетый, безоружный, голодный Кваква много дней упрямо шагал, чтобы побыстрее оказаться как можно дальше от места происшествия. Он понимал: изуродуй любой мужчина селения просто женщину, ему за это ничего бы не было. Но, посягнув на благополучие всей общины, которое в течение года должна была олицетворять «ночная нимфа», поставил себя вне племенного закона.
Да и прошлое в этом плане было не безупречным. Его уже наказывали за дурацкую, иначе не скажешь, попытку ввернуть в ухо ребенку флакон из-под одеколона. Одолело любопытство: удастся ли нарезать внутри резьбу, и надежно ли будет держаться стеклянный «болт»? Второй раз Кваква получил на орехи за запуск в Космос кошки. Не помышляющее о подобном коварстве соседское животное он привязал к петарде и… дал старт. К слову, и парфюм, и пиротехническое средство попали в селение в виде «щедрой» благотворительной помощи некой гуманитарной миссии.
Окончательно придя в себя, беглец обнаружил в левой ладони сосок с изрядным куском плоти, унесенный в состоянии аффекта. Сначала хотел выбросить улику, но, здраво рассудив, что это – военный трофей, оставил.
Поскольку убежал голым, сплел из папоротника и травы некое подобие набедренной повязки. Спать, опасаясь не столько преследователей, сколько хищных зверей, забирался на деревья. Утром, ощутив жажду, слизывал влагу с листьев. А однажды, почувствовав, насколько голоден, после некоторых колебаний достал из самодельных «трусов» спрятанный там «геройский трофей», напоминающий формой детскую пустышку, и с небывалым аппетитом его проглотил. «Конечно, жареным, – мелькнула мысль, – сосок был бы заметно вкуснее, но не в его ситуации перебирать харчами».
Вскоре Кваква научился ловко ловить лягушек, откапывать личинки и съедобные корни. А однажды набрел на брошенную черепашью кладку. Увы, все яйца оказались напрочь испорченными. Как ни был голоден, проглотить хотя бы одно не смог.
Ему повезло, что ни разу не наткнулся на крупных диких зверей. Однако мелкую, но чрезвычайно противную неприятность пришлось пережить. Как-то ночью проснулся от неимоверного жжения в паху. Казалось некто вставил раскаленную спицу в мочевой канал и ею там вертит. Первым делом мозг обожгла паническая мысль – его таки настигла кара соплеменников. Но даже если так, сдаваться он не собирался. Мял что есть силы взбунтовавшиеся причиндалы, плевал на головку, пытался втереть в кожу детородного органа мох. Увы, состояние не улучшалось. Наоборот, боль становилась все невыносимей.
Обессиленный Кваква уже прощался с жизнью. Сломленный дух его, темные стороны сознания почти согласились – причиной всему таки проклятое ведовство. Как вдруг ему нестерпимо приспичило справить малую нужду. Каким же было удивление, когда из мочевого канала струей вытолкнуло… термита-камикадзе – вполне материального виновника неимоверных мучений.
Скитания по джунглям закончились, когда порядком исхудавший Кваква вышел к одному из партизанских лагерей, сформировавшихся после разгрома восстаний Мулеле* и Сумьяло.* Руководил им некто Шабила. Встретили новоприбывшего, как потенциального брата по оружию. И парень остался в горах у озера Танганьика на девять долгих лет. Сражаться с оружием в руках, чтобы в итоге, как объяснял командир всем новичкам, победить «того, кто благодаря собственному величию непобедим»*.
В джунгли регулярно приезжали революционные агитаторы и пропагандисты. Кваква особенно пришелся по душе один из них – средних лет мужчина с наполовину ампутированной верхней конечностью и бородой а-ля Че Гевара.
– Допустим, – убедительно резал тот воздух обрубком руки, – у одного человека есть тысяча заиров. А у девятерых его сограждан – ни сенжи.* Справедливо ли это?! Нет, нет и еще раз – нет! Именно тут зарыта даже не собака, а, так сказать, весь ее выводок.
Возможны лишь два выхода из данной ситуации. Первый – это когда все остается, как есть. Второй – если капитал делится на равные части. Таким образом, каждый из десятки будет иметь по сто заиров. «Какая ситуация для справедливого общества нормальна?» – вопрошал лектор. Отвечать на риторический вопрос не приходилось. Последний необразованный «лесной брат» догонял: лучше, когда у всех – поровну.
Приводил бородач и другие удивительные по своей простоте примеры. Так, он утверждал:
– За тысячелетия на планете осуществлены две гениальные аферы, каждую из которых следует квалифицировать, как преступление против человечества.
Первая – это христианство, ибо Иисус – наиболее удачный пиар-проект всех времен и народов. Прикиньте, что получается. Хитрые люди сначала выдумали бога с явно мафиозными наклонностями, а потом обложили остальных лохов «десятиной» – данью в его пользу. Это ли не чистейшей воды рэкет, подпадающий под уголовную статью в любом государстве?! Более того, самозваные мудрецы от имени главы религиозной «семьи» еще и карают тех, кто не хочет платить.
Второй, не менее циничный, «живец» – пресловутая демократия, этот воистину иезуитский синоним «капитализма». Если, товарищи бойцы, вас сейчас спросить «Вы хотите и дальше жить в буржуазном обществе, имея на своей шее кровопийц-хозяев?», убежден, все, как один, ответите: «Нет!» Однако если я попытаюсь узнать «А хотите ли вы демократии?», то протестов не раздастся. Или они прозвучат крайне нестройно. Причина? Вы – в гениальной ловушке для простачков!
Демократия еще с древнегреческих времен – власть народа. Но ведь в любой современной стране, чтобы пробиться в выборные органы, ею управляющие, нужны миллионы, независимо от наименования валюты. Имеются ли они у нищего народа? Об этом смешно даже говорить, если только мы не на концерте черного юмора. А будут ли богачи печься об интересах бедняков? Безусловно, нет.
Еще для таких, как вы, те же мудрые люди изобрели невероятно сладкий «чупа-чупс» под названием «свобода слова». Что означает: о своих, причем далеко не всех, бедах каждый имеет право заявить вслух. Однако «демократическое» право говорить, оказывается, ни в малейшей мере не обязывает кого бы то ни было слушать. Все, как в притче о халве. Сколько ни произнеси сие слово, во рту слаще не становится – только нёбо пересыхает. Как не улучшится ваше социальное положение вследствие слепой веры в насквозь лживые «демократию» и «свободу слова». Приличную жизнь себе можно завоевать только с оружием в руках!
Если откровенно, то не все и не всё понимали. Но, как ни странно, апологетами идеи социальной справедливости становились. Им, кстати, Кваква оставался и поныне – зажигательные речи заезжего пропагандиста врезались в мозг намертво. И сегодня, четверть века спустя, он, давно отошедший от активной, тем более, вооруженной борьбы, лютую ненависть к богатым сохранял.
На части регулярных войск, между тем, их отряд нападал редко. Причем атаки эти выглядели до смешного нелепо. Впереди, размахивая пальмовыми ветками, шли колдуны, что есть мочи выкрикивая «Май! Май!»*. Своими заклинаниями они якобы превращали вражеские пули в воду. Когда же очередной «заговоренный» грохался оземь без малейших признаков жизни, маги без зазрения совести утверждали: тот неправильно выполнял их наставления.
Вояки из повстанцев тоже были еще те. Достаточно сказать, что многие к приходу в отряд Кваква верили, будто убивает звук выстрела, и поэтому вели огонь с закрытыми глазами.
Зато на селения аборигенов походы совершались регулярно – где же еще пополнять запасы скудной одежды и провианта? И вели себя с мирным населением не трусливо, а по-гегемонски. Насиловали женщин, при помощи мачете или копий казнили непокорных мужчин. А поскольку в отряде официально практиковался обычай для укрепления «силы» съедать печень или сердце убитого, за лакомый «кусочек» нередко вспыхивали настоящие бойни. Кваква в подобных потасовках, несмотря на малый рост, старался никому не уступать. За что и получил уважительную кличку «Сержант Смерть».
Потом кочевая жизнь надоела, и он сбежал из псевдореволюционной фаланги. Вышел из джунглей отъявленным циником – особью, не верящей ни в бога, ни в черта, ни в свечку, ни в кочергу. Скитался по городам и поселкам, брался то за одну, то за другую черновую работу. Специальности не приобрел. В итоге добрался до столицы, где и влачил жалкое существование. С каждым годом все больше обозляясь на жизнь, уготовившую ему, прошедшему Крым, Рим и медные трубы, не пасовавшему в самых опасных ситуациях, постыдную роль мальчика на побегушках. Мысль хотя бы под конец бренного пути разбогатеть не покидала ни днем, ни ночью. С нею ложился и с нею же – просыпался. И вот чернокожая Фортуна, кажется, наконец ему улыбнулась.
Помнится, в отряде в ходу было высказывание Мао Цзе Дуна: «Не следует ли сейчас есть немного меньше, чтобы потом есть немного больше?» Добрых четверть века он живет по первому варианту великого китайского кормчего. И, кажется, достиг границы второго. Не исключено, скоро начнет есть немного (а, может, и намного!) больше. И перестанет таскать дырявую одежду. Заткнув рот непотребным острословам с их издевательским: «А ты носи исключительно черное, прорехи не будут заметны!».
Кваква лежал на матрасе, найденном на свалке, в углу основательно замусоренной квартиры. Неужели ему так и суждено умереть в этом бараке за железнодорожным вокзалом, расположенном в верхнем течении Конго? Нет! Накося, выкуси! События последних недель в гаражном комплексе – очередном месте его работы – сулят отличные дивиденды. Кажется, он крепко сидит на хвосте белого, как медицинская вата, богатея, машина которого стоит в боксе №76. По всему, у фраера рыльце в пушку. Утверждает сие Кваква не голословно, а имея в рукаве неплохие козыри.
Если карта ляжет, и бедняку быть при деньгах. А распорядиться ими он, будьте уверены, сумеет.

Глава 14

Загнав вечером «хардбург» в гараж, Клод отпер входную дверь. На полу лежала привычная груда макулатуры. Но среди рекламных проспектов, наверняка, затерялась и пара-другая счетов. Поэтому отправлять полученное прямиком в мусоросборник не имело смысла. Приходилось каждый раз разбирать кучу малу. Не избежал малоприятной процедуры и сегодня.
Сортировать корреспонденцию принялся, даже не открывая холодильника, дабы достать традиционную баночку пива. «Макулатура, макулатура, счет на газ, макулатура, макулатура, макулатура, приглашение на диспут сторонников расовой сегрегации*, маку… нет, не похоже…» Клод с недоумением держал в руках конверт с экзотической маркой, но без обратного адреса. Что бы это значило?!
Разорвал бумажный прямоугольник. Из него на пол скользнул белый квадратик. Подняв его, Клод второпях проглотил написанные строки. Надолго задумался. Потом, скрупулезно анализируя каждое слово, филигранно взвешивая на весах здравого смысла каждый слог, принялся перечитывать. Кажется, целую вечность размышлял. Думы эти, судя по тому, как нервно время от времени вскакивал на ноги, мерил шагами комнату, теребил усы, с силой смежал веки, будто отгоняя наваждение, были непростыми.
Наконец, приняв решение, вложил цидулку обратно в конверт, его – в папку с грифом «Важное», а ту – засунул в ящик письменного стола, который запер на ключ.

Глава 15

Ему не спалось. Поднявшись тихонько с постели, подошел к задрапированному противомоскитной сеткой окну. Звезды, создавалось впечатление, висели так низко, что к любой – только пожелай! – запросто можно было дотянуться. Увы, это – всего лишь аберрация зрения, сладкая иллюзия. Точно так обстоят дела и со счастьем. Кажется, вот оно – у тебя в руках. А раскроешь глаза пошире – было и сплыло. Утекло сквозь пальцы, будто вода – без малейшего следа.
Причем это – в лучшем случае. В худшем оно просыплется песком. Который, будучи смоченным слезами запоздалого раскаяния, оставит в памяти грязные потеки. Не на ладонях – в душе. Ибо любовь – это мед, а ненависть – деготь и ложкой второго легко испортить бочку первого.
По черному, как прошлое рецидивиста, куполу неба пронесся метеорит («загадать желание, что ли?»). Крошечная космическая пылинка, умирая, прочертила яркую линию своей судьбы, лишь на мгновенье пережившую осколок, ее породивший. Интересно, сколько людей это последнее «прощай» наблюдали? И где сия частичка Вселенной появилась на свет? Частью чего была? Кометы? Астероида? Планеты? Или гигантской звезды? Сгоревшей и оставившей после себя только кучу космического «пепла».
Если разобраться, после разрыва с Эльдази в аналогичный «пепел» превратилась и его душа. Как жаль, что «звезда» их любви сгорела так быстро. И вообще, как это чувство возникает? Как разрушается, понятно. А вот первый флюид, «альфа» любовной азбуки, из каких глубин он рождается? Почему человек, на которого еще накануне не обращал ровным счетом никакого внимания, вдруг становится «второй половинкой», смыслом жизни?
Странно все это и пугающе непонятно. Не попади он тогда на тот скучный пикник, никогда бы не познакомился с Эльдази. Спустя время встретил бы другую. Она бы благополучно стала «второй половинкой», без которой существование немыслимо. Где же логика?
И потом, первой еще в юности он любил Олду. Отчего такие же чувства испытал к Эльдази? И сможет ли после разрыва еще когда-нибудь влюбиться? Если да, то сколько же на планете ЕГО половинок? Почему не одна-единственная?!
В свете уличного фонаря внеземным истребителем бесшумно мелькнула летучая мышь. Еще одна загадка природы, живущая вниз головой и видящая мир перевернутым.
Где-то вдали испуганно прокричал удод. Клод прошел в холл, вытащил из кармана брюк сигарету, закурил. И, тяжело вздохнув, вернулся к окну. Мысли его вернулись в прежнее русло.
Взять главного маркетолога «Фетиша» Триша. Он не только специалист высокого класса, но и человек, входящий в ближайшее окружение Клода. Не раз им приходилось сиживать вместе в баре, выпивать по рюмке-другой. А заодно – и откровенничать. И однажды тот признался, что женился, по сути, на спор. Да, девушка была ничего. С такой переспать – сплошное удовольствие. Но не больше. Во всяком случае, он от нее с ума не сходил. Но как-то кто-то из друзей однажды отозвался о девушке не очень лестно. Триш совершенно искренне – исключительно справедливости ради – заступился. Заявив в пылу полемики, что именно такие «серенькие мышки» и становятся наиболее надежными спутницами жизни. Приятель обронил:
– Так что же ты тянешь?
– Откуда тебе знать, может, как раз собираюсь жениться?
– Готов поспорить на что угодно, что это – пустая болтовня! – не унимался спорящий.
– А вот и нет! – не намеревался оставлять последнего слова за товарищем Триш.
– Смотри, за базар отвечаешь! – вколотил тот последний шар в лузу. И протянул руку. Так было заключено пари.
Через два месяца, не желая прослыть трепачом, Триш пошел под венец. Первые годы семейной жизни, рассказывал он Клоду, дались очень непросто. Буквально с ума сходил от осознания того, что совершил величайшую глупость. Ссоры по пустякам следовали одна за другой, случалось, поднимал на супругу руку. Однако бросить жену – даже мысли не возникало. А если возникала, тут же гнал ее подальше. Для этого достаточно было представить иронические улыбки тех, кто присутствовал при споре. К тому же, сам обладал высочайшим чувством ответственности.
Жизнь с горем пополам продолжалась ни много, ни мало – пятнадцать лет. Супруга, отдавал ей должное Триш, несла бремя семейных уз безропотно. И случилось чудо! Он в один прекрасный момент отчетливо осознал, насколько был несправедлив к той, которая его, несмотря ни на что, продолжала преданно любить. И взглянул на жену иными глазами. С тех пор в семье воцарились тишь, да гладь, да божья благодать. Так что если сегодня кто-нибудь спросит, любит ли он, Триш, свою половину, тот искренне ответит: да, очень сильно.
Как объяснить подобную трансформацию чувств? Женился на нелюбимой, а теперь – души в ней не чает. Привести бы этот пример Эльдази! Хотя «стерпится – слюбится» – не тот фундамент, на котором возводят храм счастья. Подобным образом везет единицам. И они – скорее, исключение, чем правило.
Приподняв край полога, Клод швырнул окурок, чего себе обычно не позволял, во двор. Тот, оставляя искрящийся след, рукотворным метеоритом пролетел в темноте и исчез где-то в траве. Не исключено, подумал Клод, какой-нибудь козявка со своей козявчихой, увидев его, загадали желание. Ведь для них окурок – тот же метеорит. Так что все в этой жизни – относительно. Даже то, что касается высочайшего из чувств.
Вернулся в кровать. Сон по-прежнему не шел. Ну, зачем она существует вообще – эта любовь, если из-за нее терпишь такие муки?!

Глава 16

Щелкнув кнопкой записывающего устройства, Клод мысленно похвалил себя за то, что догадался зафиксировать на пленке телефонный разговор с Зильвой, состоявшийся накануне. Это была примерно середина затянувшегося и весьма непростого диалога.
– …Рад это от тебя слышать.
– Знаешь, дела буквально измотали. Сезон для бизнеса складывается весьма неплохо. Приходится вертеться.
– Наш тоже, я бы не сказал, что хиреет.
Затянувшаяся мучительная пауза. Прервал ее Бинго:
– Клод, мы – не маленькие дети. Давай перестанем играть в прятки. Ты ведь позвонил вовсе не ради того, чтобы доложить об успешных сделках. Или я ошибаюсь?
– Нет, конечно.
– Тогда давай перейдем к сути…
Их беседа длилась едва не полчаса – обстоятельства того требовали.
Наконец голоса умолкли. В гостиной повисла напряженная тишина. Пожалуй, только человек с крайне обостренным слухом уловил бы шорох все еще вращающейся кассеты. Клод не шевелился, неподвижно и безвольно откинувшись в кресле. Не подал признаков жизни и тогда, когда тихо щелкнул автостоп диктофона.
Со стороны казалось, что мужчина мертв. Крошечный, поблескивающий в пробивающемся сквозь незашторенные окна свете фар проносящихся мимо автомобилей, аппаратик окончательно затих, устало моргнув напоследок кроваво-красным зрачком-индикатором.

Глава 17

«Душа – частица Бога, который вдохнул её Адаму из уст в уста», – читала подвернувшуюся под руку популярную брошюру явно скучающая регистратор «КупиДОНа».
Доставшейся с невероятными усилиями работой женщина чрезвычайно дорожила. Сплошная синекура: ответить на десяток-другой звонков за смену, заполнить, если придется, две-три карточки. Здесь не тот случай, о котором говорят – от клиентов нет отбоя. Хотя финансовых затруднений у фирмы, судя по всему, не наблюдается.
Плюс у нее два гарантированных выходных и приличное жалованье. Где найдешь столь непыльную службу? Так что эта сторона бытия миниатюрную брюнетку с редкими выцветающими волосами, собранными на затылке в ком, напоминающий пучок лука-порея, вполне устраивала. Вот только семейная жизнь не ладилась. Супруг после долгого, однако безуспешного сражения с Бахусом, был им окончательно побежден, пленен и приговорен к нескончаемым возлияниям.
«Ну почему великое множество представителей сильного, (впрочем, не только) пола подвержены пагубному влиянию, если им свыше от рождения ниспослан святой дух?» – мучилась вопросом норвежка со следами былой красоты на физиономии, переворачивая очередную страницу благостной брошюрки, изданной филантропическим обществом мормонов (они уже добрались и до Африки!) на пожертвования, как утверждалось в обширной аннотации, прихожан.
«Отчего столь неудержимо влечет некоторых проклятое зелье? – размышляла она. – И эти бесконечные оправдания: «Ничего не могу поделать, душа жаждет». Не иначе Всевышний, сотворяя Адама, сам пребывал подшофе и вдохнул прародителю рода человеческого нетрезвый похмельный дух. Стоит ли после подобного удивляться, что души поголовно жаждут?»
Испугавшись нечестивых мыслей в меру богобоязненная женщина торопливо перекрестилась, направив взор в угол, где висело подаренное кем-то из довольных обслуживанием клиентов чучело головы жирафа.
«Надо будет в церковь сходить, поставить свечку за спасение грешников»,– целомудренный порыв регистраторши бесцеремонно прервал телефонный звонок.
– «КупиДОН», вас слушают!
– На линии Стеф Берц! Уже добрый десяток минут не могу связаться с заведующим сектором «Е» и дальше терять понапрасну время не намерен. Передайте ему: оговоренная контрактом сумма мной три четверти часа назад перечислена. Заехать, как он просил, к великому сожалению, не успеваю – срочно улетаю по неотложным делам.
– Я выполню все, о чем вы попросили, господин Берц!
– Премного благодарен! До свидания!
Вечером, передав смену напарнице, регистраторша отметила, что сегодняшнее дежурство по сравнению с предыдущим, даже по их меркам, оказалось совершенно неинтересным. Кроме поручения Стефа Берца, она приняла единственный заказ – от клиента, отказавшегося назвать ей фамилию, что правилами допускалось.

Глава 18

Рабочий день в «Фетише» уже подходил к концу, когда заместитель председателя правления г-н Патиссон нажал кнопку селекторной связи.
– Старший менеджер Сауб слушает!
– Прошу вас сегодня ненадолго задержаться. Жду у себя в 18.30.
– Хорошо!
Такой же разговор состоялся спустя минуту с главным маркетологом Тришем.
Патиссон, пожилой бездетный бельгиец, был не только правой и левой рукой Клода Вилкау, но и его, по сути, наперсником. Он души не чаял в молодом, по сравнению с собственным возрастом, боссе. Предки заместителя председателя правления были выходцами из Фландрии. В Генте в далеком прошлом они держали сначала суконную, потом текстильную фабрику.
Как гласило семейное предание, один из Патиссонов находился в числе тех, кто основывал первое поселение на острове Манхеттен по ту сторону Атлантики, положившее начало Нью-Йорку. Однако остальные родственники за ним в Новый Свет не потянулись. Но и родину покинули, постепенно перебравшись в Бельгийский Конго.
Питер Патиссон получил приличное образование, овладел несколькими языками, включая исторический фламандский и местное наречие нилотов. А вот на французском изъяснялся с чудовищным акцентом. Едва не четверть века проработал в «Ла женераль де карьер э де мин дю Заир»*. И в один прекрасный день, познакомившись на очередном светском рауте с Клодом, неожиданно, похоже, даже для самого себя, решил перейти в «Фетиш». С тех пор превратился в своеобразный талисман фирмы. Из плотских утех Питер предпочитал чисто гастрономические – жареный картофель «помм фри» и эскарго.*
Добродушный, похожий на гнома, лысоватый старичок, между тем, становился непреклонным, когда дело касалось интересов агентства. Сейчас настал именно такой случай.
– Я зобрал ваз по везьма необычному вопрозу, – то, как нервно он сцеплял и расцеплял пальцы, свидетельствовало о крайней степени взволнованности.
Сауб и Триш недоуменно переглянулись.
– То, что я вам зейчаз зкажу, должно озтатьзя между нами. Впрочем, езли бы зтарый Патиззон не был в этом уверен, то приглазил бы зюда других людей.
З одной зтороны, разговор можно оценить, как вмешательзтво в чужие дела. Но позкольку интерезы гозподина Вилкау я зтавлю выше озтального, то зчел необходимым обменятьзя мнениями. Выбрал ваз не из-за занимаемых должнозтей, а изключительно потому, что знаю: вы так же, как и я, преданы фирме и ее хозяину.
– Какие могут быть сомнения? – немного истерично хихикнула старший менеджер.
– Так вот, вынужден зообщить: дела агентзтва позледнее время далеко не блезтящи.
– Не может… – замолчал на полуслове Триш.
– Не только может, но так и езть! – сурово резюмировал хозяин кабинета.
– В последнее время мы подписали солидные контракты, – пискнула госпожа Сауб. – И получили, не столь уж частый случай, стопроцентную предварительную оплату.
– Не отрицаю. Однако, – сморщился Патиссон, словно обиженный ребенок, – этих денег уже нет.
– А куда они подевались? – отлично спетым дуэтом воскликнули главный маркетолог и старший менеджер.
– Для этого я и приглазил ваз. И хотя отчазти чувзтвую зебя предателем по отношению к гозподину Вилкау, зчитаю, что позтупаю правильно. Во-первых, потому, что желаю хозяину только добра. Во-вторых, убежден: его шантажируют какие-то негодяи.
– На чем основана ваша уверенность? – Триш поднял проницательные глаза.
– За зтоль неприятными выводами – два, как может показаться, никак не звязанные между зобой эпизоды.
– Что еще за эпизоды? – не удержала в узде женское любопытство Сауб.
– Значала – о финанзовом положении агентзтва. Точнее, о том, отчего его зчет почти пузт. Причина – фиктивная зделка, под которую и ушли зредзтва. Езли без экивоков, то подобным образом они были попрозту выведены из оборота. Заметьте: никогда, я повторяю – никогда, «Фетиш» подобным образом не позтупал. Мы все отлично знаем, назколько щепетилен в этих вопрозах шеф. Но мне – не зпрашивайте откуда – извезтно больше: в конечном итоге, деньги, причем наличными, достались гозподину Вилкау.
– Малоприятный инцидент! – заключил Триш.
Госпожа Сауб лишь недоуменно и смешно пошевелила губами, будто пыталась разжевать тайну, представлявшую собой некую липкую массу.
– Ну, а второй эпизод? – не терял присутствия духа главный маркетолог.
– Это везьма зтранный звонок. Он прозвучал немного раньше, чем злучилазь эпопея з деньгами, в конечном зчете, превратившимизя в наличные персонально для босса. Особого значения я поначалу звонку не придал. Но по звоей педантичнозти каззету запизывающего узтройства зохранил. А когда ушли деньги, взпомнил о звонке. И вновь прозлушал разговор – причем не единожды. Зделать из него вывод, годящийся для уголовного доказательства, нельзя. Однако я продолжаю зчитать его подозрительным и звязываю з последними малопонятными действиями Вилкау.
– Не могли бы его хотя бы тезисно пересказать.
– Зачем? Зейчаз мы прозлушаем запизь вмезте.
Патиссон сунул кассету в гнездо и нажал кнопку воспроизведения. После минутной паузы прозвучал звонок.
– Алло! – послышался голос бельгийца.
– Это консалтингово-рекламное агентство «Фетиш»?
– Да! Чем могу помочь?
– Вообще-то я звонил Клоду Вилкаутски…
– Наверное, вы хотели зказать «Вилкау».
– О да, конечно! Просто это у него такая кличка.
– Извините, мы – зерьезная организация. Какая у ваз проблема?
– Вашего шефа, с которым я собирался перетолковать, не оказалось на месте. Если точнее, там никто не поднимает трубку...
– Гозподина Вилкау в данный момент, дейзтвительно, нет на работе. А у его зекретаря – обеденный перерыв. Может, я могу ответить на ваш вопроз?
– Вряд ли!
– Почему вы так категоричны?
– Мне нужны деньги.
– Они взем нужны! – Сауб и Триш едва не прыснули со смеху: они никогда не слышали, чтобы заместитель председателя правления, небезосновательно слывущий в коллективе записным сухарем, пытался острить.
– Оно-то так, – согласился оппонент. – Да не у каждого, в отличие от меня, существует возможность поживиться.
– Гозподин Вилкау задолжал вам какую-то определенную зумму?
– Как бы не так! Но разве это мешает его слегка пощипать?
– Я отказываюзь вызлушивать подобные измышления!
– Не уподобляйтесь кисейной барышне!
– Кто вы такой?
– А вам какое дело?!
– Что за тон? Как вы можете зебе такое позволять?
– Не пыли, как перезрелый дождевой гриб! А Клоду, когда появится, передай: я еще позвоню. Пусть, если ему дорога фамильная честь, готовит бабки.
– Это уже выходит за рамки не только приличий, но и…
– Ничего, перебьетесь всем хором. Мы с господином Вилкау люди не совсем чужие на этом празднике жизни…
Щелчок и записывающее устройство автоматически отключилось. На несколько тягостных мгновений в кабинете воцарился шумовой вакуум. Первым его нарушил хозяин:
– Ну, как прокомментируете зей диалог злепого з глухим?
– Сказать что-либо определенное трудно, – Триш задумчиво потер выпуклый лоб. – Ни один эксперт, прослушав ленту сколько угодно раз, не рискнет утверждать, что речь непременно касается вымогательства. Ни одного прямого факта.
Госпожа Сауб возразила:
– Даже начинающий шантажист-самоучка благодаря телевидению и кино знает, как себя вести в подобной ситуации. Поэтому рассчитывать на то, что он станет изъясняться прямым текстом, а не гнусными намеками не приходится.
– Вот и я так подумал, – обронил Патиссон.
– Я остаюсь при своем мнении. Правда, с незначительным уточнением. Сам по себе телефонный разговор на обвинение в вымогательстве, безусловно, не тянет. Однако вкупе с непонятной историей с деньгами, заставляет насторожиться.
– Но я ведь зразу позле него ваз и не приглашал на безеду. Более того, зам о нем забыл, как о малоприятном инциденте.
– Вы правы, – в глазах госпожи Сауб загорелся огонек. – Не иначе, Клод попал в передрягу. Тем более, последнее время он сам на себя не похож.
– Вопроз – в какую передрягу?
– Все в агентстве знают: у шефа произошли перемены на любовном фронте. По слухам, упорно циркулирующим среди женской части коллектива, он получил отставку у своей пассии. Откуда эта информация, сказать не берусь. Она словно материализовалась из воздуха. Знаете, как это обычно бывает: одна услышала невзначай оброненное слово, другая – обрывок телефонного разговора, третья – в сердцах брошенную фразу. И вдруг мозаика складывается в картину. Так что, думаю, в отношении личной жизни шефа слухи соответствуют действительности.
Но уже здесь, в кабинете, у меня появилась иная версия. А что, если возлюбленную шефа похитили? Тогда «случайная» утечка информации – не больше, чем маскировка. Вы же знаете, те, кто занимается неппингом*, категорически запрещают жертвам обнародовать ужасный факт. Вот Вилкау, дабы у окружающих не возникло никаких подозрений, и выдумал легенду о якобы имевшем место разрыве отношений.
– Ваше предположение – не хуже и не лучше аналогичных других, – Триш морщил лоб, как вошедший в раж гармонист меха инструмента. – Мог бы назвать их с десяток. Но что это нам даст?
– Ну, как же? – удивилась дама. – В зависимости от того, какую версию примем за исходную, будем предпринимать или не предпринимать те или иные шаги.
– Не взе так прозто, гозпожа Зауб! – несколько остудил ее пыл Патиссон. – Во-первых, мы должны определитьзя: зущезтвует ли угроза Клоду Вилкау? Ответ я бы хотел узлышать зразу. Так зказать, не отходя от каззы. Итак…
– Вне малейшего сомнения! – тут же отозвалась Сауб.
– С некой долей сомнения, – высказался Триш.
– Мое мнение вам извезтно, – подвел черту хозяин кабинета. – Теперь, как говорят бюрократы, к чизлу которых я принадлежу, переходим ко второму пункту повезтки дня. Как мы, ближайшие зоратники Клода, в зложившейзя зитуации должны зебя везти? Есть какие-нибудь зоображения?
– Заявить в полицию! – не сдавала лидерства Сауб.
– Пойдет ли это на пользу? Или, наоборот, усугубит положение? – Триш не спешил рубить с плеча.
– Тогда прежде давайте поговорим с Вилкау, – предложила старший менеджер.
– Вы так зчитаете? Назколько это будет этично? – Патиссон не скрывал растерянности.
– И что ему скажем?! – уселся на стул, словно на коня, Триш. – Что слышали звон, да не знаем, где он? Необходимо выждать.
– Ну, если большинство так считает, – Сауб не могла скрыть разочарования.
– В замом деле, что мы заявим господину Вилкау? – уточнил Патиссон.
– Тогда зачем вы нас позвали? – задала резонный вопрос та.
– Чтобы в нужный момент, когда он назтупит, не терять времени на выязнения отношений, а зообща оперативно начать дейзтвовать, – погладил лысину бельгиец.
– И когда, на ваш взгляд, сей час «Х» грянет? – прорезал повисшую напряженную тишину голос Сауб.
– Езли в ближайшую пару недель ничего не проязнится, попытаюзь вызвать Клода на откровеннозть.
– Тогда по пещерам? – поднялся на ноги Триш.
– Да! – Патиссон хлопнул крышкой ящика, в который бросил злополучную кассету. – До завтра! Будем надеяться, что оно окажется к нам милозердным.
Уже в коридоре Сауб произнесла:
– Если разобраться, то историю с похищением невесты Клода мы придумали от начала до конца. С такой же долей вероятности смертельная опасность может угрожать ему самому.
Триш вознамерился было возразить: мол, не мы, а «вы придумали от начала до конца». Однако решил промолчать. И, расстроено махнув рукой, удалился в сторону лифта.

Глава 19

Трель звонка прозвучала переливчатым меццо-сопрано. Трубку подняла прислуга:
– Алло!
– Квартира Стефа Берца?
– Да! Чем могу служить?
– Пригласите, пожалуйста, хозяина!
– Прошу прощения, но его нет дома! Если нужно что-либо передать, я запишу!
– Благодарю! Вы – сама любезность. Передайте в таком случае: товар, его интересовавший, появился на горизонте. Если господин Берц не передумал, пусть в ближайшее время заглянет. Координаты ему известны.
– А куда заглянет?
– Он знает!
– Все равно скажите! – настаивала прислуга. – Если я не уточню детали, господин Берц будет ругаться.
– Хорошо. Тогда застенографируйте: звонили из «КупиДОНа». И, подчеркните особо, товар – высшего качества! Столь щедро Фортуна улыбается далеко не всегда и не каждому!

Глава 20

Среди бела дня в центре города Клод очутился на волосок от гибели. Около одиннадцати вышел из здания, в котором арендовал пол-этажа, чтобы, как обычно, заскочить в налоговую инспекцию, перекусить и заодно совершить в соседнем парке традиционный послеобеденный променад. Первые две задачи выполнил достаточно быстро и уже направлялся под сень деревьев, когда, обдав упругой волной горячего, со странным запахом, воздуха, на газон шлепнулся некий предмет. Истерически завизжали женщины.
– Ложись, террористы! – надорванным на службе, но все еще вызывающим уважение, тенором проблеял старичок с явно военной выправкой. И тут же с непонятным упоением грохнулся на асфальт, словно это была перина, на которой возлежала раздетая генеральша.
– Мангу! Мангу!* – запричитала на суахили девушка в национальной хлопчатобумажной накидке, торговавшая на углу маисовыми лепешками. Неловкого движения хватило, чтобы на землю опрокинулся видавший виды сосуд для варки кофе. Несколько горячих брызг попало на руку Клода.
– Паникеры чертовы! – пробормотал он. – И так на улицах неспокойно, а тут еще подобные типы.
И если отставного вояку понять еще можно – в Киншасе нередко вспыхивают перестрелки, то о колдовстве вопить может разве что такая вот локеле*, лишь вчера приобщившаяся к цивилизации.
Впрочем, произошедшее запросто может оказаться неудачной попыткой запугивания. И даже покушением... В том числе… и на него. Почему бы и нет? Особенно после того, как он незаконно обналичил деньги «Фетиша» и кое-кому их передал. Следовательно, не нужно исключать самых непредвиденных последствий.
На всякий случай поднял голову кверху, пытаясь рассмотреть кого-нибудь на крыше. Никого и ничего мало-мальски подозрительного не заметил.
«Когда вернусь в кабинет, нужно будет позвонить в полицию» – решил Клод и направил стопы привычным маршрутом. Возвращаясь назад с газетой под мышкой, едва смог протолкнуться сквозь собравшуюся толпу. Зеваки сгрудились у злополучного газона, в центре которого колдовал чернокожий молодой человек, одетый в европейский костюм. С редким остервенением он ковырял землю острием пинга*.
– Редчайший случай! – возбужденно вскрикивал землекоп. – Надо выставить охрану из добровольцев!
Клод ничего не понимал.
– Объясните, что происходит? Я направляюсь к себе в офис и могу вызвать полицию.
– При чем тут она? – не на шутку рассердился молодой человек.
– Не подразделение же морских пехотинцев прикажете свистать наверх! – отыгрался на уличном умнике Клод. – И скажите, наконец, могу ли я чем-нибудь помочь?
– Ах, оставьте ненужные разговоры! Это интересно только ученым.
Клод увидел, как молниеносно безмолвный обычно сквер наполняется зеваками. Черед пару минут пятачок уже кипел подобно вулкану в пик извержения. Как из-под земли выросли явно полноватый для своей профессии репортер и вертлявый до параноического подергивания фотограф.
– Отойдите! Не мешайте съемкам! – несмотря на излишний вес, журналист, судя по первым действиям, свой хлеб ел недаром.
В толпе зашелестело:
– Метеорит!
– Надо же, в центре города!
– Рассыпался на мелкие осколки, – уточняли наиболее осведомленные.
Газон на глазах – вот так творится история! – становился знаменитым. Уже двинувшись через улицу на зеленый огонек светофора, Клод услышал позади:
– Слава Всевышнему, что ниспослал на наш погрязший в грехе город свое божественное провидение!
Замедлив шаг, оглянулся и увидел пастора в сутане, истово осеняющего себя крестным знамением. А ведь, если разобраться, то ближе остальных к сомнительной «божьей благодати» был Клод, ни в чем не повинный человек. Так что «провидение», по сути, даровано персонально ему, а не «погрязшему в грехе городу».
Не поднимая глаз, на ходу переваривая неожиданную мысль, продолжил прерванный тирадой священнослужителя путь.
Между тем на перекресток влетел переполненный полицейскими автобус. Резко затормозил. Из открытой двери, как орехи с дерева во время сильного урагана, посыпались стражи порядка при полной амуниции. По команде офицера они стремительно выстроились в длинную шеренгу.
– Первое отделение заходит с левого фланга, второе – с правого! – раздалась команда. – Без приказа оружие не применять.
Служивые опрометью бросились вдоль стен домов по обе стороны улицы. Пригибаясь и испуганно оглядываясь, они, похоже, пусть и не шибко умело, окружали невидимого противника. Что бы это значило? Неужели в сквер упал вовсе не метеорит, как наперебой утверждали зеваки, а, допустим, миниатюрная бактеорологическая бомба? Иначе почему бравые защитники натягивают противогазы?
Но отчего, в таком случае, абсолютно спокоен водитель колымаги, их сюда доставившей? Пожалуй, лучше всего о происходящем спросить у него.
Шофер объяснил: кто-то позвонил в центральный участок и сообщил, будто в центре города, вон в том сквере, высадились инопланетяне. Причем летающая тарелка при заходе на посадку потерпела аварию. И, мол, вот-вот в округе все вспыхнет синим – или каким там еще? – ядовитым внеземным пламенем. «Уж не толстяк ли репортер постарался раздуть историю? – подумал Клод. – Такой кавардак устроить из-за обычного, пусть и свалившегося с небес, камешка».
Придя в офис, первым делом поинтересовался у секретарши, что в его недолгое отсутствие произошло. Та ответила: были представители энергетической компании, проверяли проводку, в том числе и в его кабинете. Уходя, сказали, что никаких претензий в плане нарушения пользования электроэнергией к «Фетишу» нет.
Собрав нужные для вечерней работы дома бумаги, Клод спустился вниз, сел в «хардбург» и выехал на улицу. Огибая злополучный сквер, иронично улыбнулся: надо же на ровном месте такую бучу подняли.
Чтобы он сказал тому, кто бы хоть на миг допустил: пройдет не так уж много времени, и метеорит с воистину роковой неизбежностью в самом деле убьет? Причем не только самого Клода, но и его еще не родившегося ребенка.

Глава 21

Интересно, что там новенького испекла «Фордыбашен сантимо»? Без особой увлеченности, скорее по многолетней привычке, развернул свежий номер столичного ежедневника. Та-ак, депутат парламента Б., руководствуясь, конечно, исключительно вопросами национальной безопасности, требует радиофицировать общественные туалеты городских окраин. Владелец абсолютного чемпиона последних петушиных боев, состоявшихся в соседней Уганде, обвинен в скармливании любимцу анаболиков – запрещенных медицинских препаратов, на языке специалистов именуемых допингом. Пресыщенная жена известного актера (не только без фамилии, но и без инициалов) подозревается в любовных утехах с собственным сенбернаром: что особенно пикантно, папарраци готовы предоставить в качестве улик снимки.
Ага, ученые столпы местной астрономической обсерватории подтверждают космическое происхождение камня, грохнувшегося на центральной площади столицы, и едва не отправившего его, Клода, к праотцам. Значит, версия покушения – не более чем плод воспаленного воображения перегруженного нескончаемыми стрессами мозга? Уже легче.
А это чем не сенсация? В киншасской тюрьме вследствие невыносимых условий содержания прямо в камере скончалась отбывающая шестимесячное заключение… утка. Срок водоплавающее получило за кражу пирожков. Владелец несчастной, не пожелавший возмещать убыток продавцу, сбежал. Птицу-нарушителя арестовали и препроводили пред светлы очи служителей Фемиды, отмеривших ей наказание по всей строгости закона. Видимо, не выдержав незаслуженного позора, та сдохла. И вот тут справедливость, радовались, как последние придурки, газетчики, наконец, восторжествовала: суд не разрешил садистам-тюремщикам зажарить птицу и съесть.
Дальше – еще одно сообщение на «веселенькую» тему пенитенциарной системы. Как удалось установить журналистам, администрация одной из тюрем города проводит невиданный для остального мира эксперимент: заключенных здесь больше не… охраняют.
Информация показалось настолько из ряда вон, что Клод перечитал коротенькую заметку от начала до конца. «Гуманизм цивилизованного общества не знает границ, – натужный пафос первого абзаца без труда просматривался даже замоленным оком. – Исторический шаг в этом направлении – решение руководства тюрьмы «Рецидивистом, мамочка, не стану», упразднившем во вверенном им исправительном учреждении должности охранников, этих церберов пенитенциарной системы. Заключенные внутри ограды отныне передвигаются совершенно свободно. Отсутствуют и наружные посты. Однако у добропорядочных граждан причин для беспокойства нет. Отбывающие наказание – по их добровольному согласию – закодированы на «отсидку». Таким образом, вероятность возникновения даже мысли о побеге равна нулю.
Имя автора идеи, совсем недавно занявшего в тюрьме должность «биопсихолога», не разглашается. Однако нашему корреспонденту все же удалось выяснить, что раньше он работал на одну малоизвестную и в некоторой степени подозрительную фирму, откуда ушел, не поладив с руководством. И следующая эксклюзивная, к тому же, более чем пикантная подробность, ярко свидетельствующая о нравах, царящих в частном бизнесе. Опасаясь мести со стороны недавних коллег, биопсихолог предпочел обитать …на территории исправительного учреждения. Не скрывается ли за добровольным заточением тайна, связанная с незаконными делишками на прежнем месте работы?»
Клоду стало не по себе. Два с половиною года назад, прельстившись весьма умеренной ценой, запрошенной уезжавшим из страны владельцем, он купил симпатичный и удобный особняк в аккурат по соседству с «расконвоированным» отныне «Рецидивистом». Незаметно пообвык. Тюрьма, пугающая других своим средневековым видом, никаких неприятных ассоциаций уже не вызывала. Но одно дело, когда подобный «терем» охраняют специально подготовленные дюжие молодцы с «Магнумами» на бедре. И совсем иное – когда отъявленные негодяи прихотью, похоже, выживших из ума чиновников предоставлены воле случая. Эдакая русская рулетка для населения целого города или, по крайней мере, прилегающих к тюрьме кварталов.
Неуютно, черт подери, когда знаешь: вот за той – рукой подать! – стеной не бог весть какой высоты преспокойно разгуливают личности с исключительно криминальными наклонностями. А каково женщинам, беспомощным старикам и детям?
Без всякого преувеличения, того, кто одобрил такую ахинею, самого впору упрятать за решетку. Не обязательно «Рецидивиста». Можно ограничиться – в целях той же гуманности! – психиатрической клиникой. И чем скорее, тем лучше. Ибо разъяренные киншассцы, попадись он им под руку, «экспериментатора» линчуют.
Отшвырнув газету, словно извивающуюся мамбу* и не разуваясь, Клод навзничь упал на кровать. Обхватил ладонями голову. Ну, что за неудачная полоса в жизни?!
Куда подевалось его, ярко выраженного сангвиника, неизменно хорошее настроение? Все видится исключительно в черном цвете. Ровным счетом ничего не радует. Ощущение такое, будто жизнь прожита: ни он ее, ни она – его уже ничем не удивят.
Хотя… чего он раскис?! Жизнь не радует? Так Марешаль по этому поводу во «Французском Лукреции» выразился предельно емко: не бойся бога, бойся самого себя – ад и рай находятся в твоей собственной душе. Безусловно, разрыв с любимой и некоторые последующие события – еще тот удар по психике. Даже сам не ожидал, что произошедшее воспримет столь остро. Но отныне берет себя в руки. И попробует клин вышибить клином.
Поднялся, медленно подошел к зеркалу, закрывавшему одну из боковых стен ванной. Энергично потер чисто выбритый подбородок и, саркастически ухмыльнувшись, вполголоса произнес: «Привет, отчаявшийся джентльмен, решивший купить надежду!»

ГЛАВА 22

– Ирена, доченька! Как себя чувствуешь, сокровище? – мужчина с бледностью на лице, сопряженной обычно или с невозможностью больше бывать на свежем воздухе, или с проблемами кроветворения, но сохранивший подспудную энергию, свидетельствующую, в первую очередь, о необузданности характера, стремительно шагнул к койке. В ней с томиком Мутомбо* в руках лежала девушка, лицо которой закрывала глухая марлевая повязка. Лишь четыре отверстия, в которых, если внимательно присмотреться, угадывались нос, глаза и рот, убеждали, что внутри кокона прячется отнюдь не тутовый шелкопряд.
Одетого, как всегда, с иголочки Стефа Берца привела в больничную палату лучшей на континенте частной клиники проблема, казавшаяся неразрешимой.
– Надеюсь, врачи тобою довольны?
– Об этом лучше спросить у них самих, папочка! – вяло, будто ее в одночасье покинули последние жизненные силы, передернула плечами Ирена.
– А я к тебе с необычным подарком! – постарался придать бодрости интонациям отец. – Таких перстеньков на земном шаре даже в перспективе не может быть больше трех.
– Покажи! – лениво потянулась к коробочке девушка.
– Красота, может, и не сногсшибательная, однако редкость – величайшая.
И чтобы не утруждать дочь необходимостью лишний раз напрягать голосовые связки, поспешно добавил:
– Не забыла шумиху вокруг метеорита, который угораздило свалиться на землю именно в нашем славном городе?
– Того самого, что рассыпался в прах?
– В прах – да не совсем! – заговорщицки улыбнулся Берц. – Кое-что все-таки осталось. Незначительного размера дольки. Только об их истинном количестве мало кто знает. Даже в среде астрогеологов. Одна из находок мне и досталась. Камешек нарекли эладором. На Земле подобный минерал отсутствует. Так что на сегодняшний день имеется всего несколько граммов этого космического вещества. И капелька сей редкости досталась, не спрашивай, как, мне. Так что перстенек, инкрустированный эладором, – пока единственный на планете. Полный, так сказать, эксклюзив. Для тебя, моя ненаглядная, расстарался!
– Спасибо, роднуля! Я ценю твои заботы! – голос Ирены выражал эмоций не больше, чем звук сбрасываемого с крыши дефицитного на экваторе Африки льда или лежащий в тазике у ног хирурга только что вырезанный аппендикс.
Стеф Берц, не подавая вида, что уязвлен холодным безразличием дочери, молча надел перстень на изящный палец ее руки.
В коридоре клиники две недурной внешности медсестры, между тем, темпераментно судачили о посетителе и больной. Миниатюрная шатенка в очках-колесах, кстати, очень ей шедших, никак не могла утолить не в меру разгоревшееся любопытство.
– Он – импозантный мужчина! Просто чикванга* в шоколаде! Сладкий-сладкий! От проституток, этих бесстыжих вешалок, наверняка на улице отбоя нет. Ты как считаешь?
– Никак! – отрезала напарница, старше не только по возрасту, но и стажу работы в элитном учреждении. – Что мне за дело до личной жизни посетителей?
– И давно записалась в святоши?
– Нет! Однако с ним в постель не лягу даже за раковину каури,* доверху наполненную отборным жемчугом.
– Не твой тип?
– Вовсе нет! Просто этими упражнениями я с ним уже занималась. И не скажу, что вознеслась на небеса от испытанного блаженства.
– Может, ты просто слишком требовательна?
– Два раза за ночь – разве это результат? Смех, да и только! А как хорохорился, одним видом давая понять, что непременно заставит меня искать пятый угол.
– И все равно, на мой взгляд, он – сим-по-пон-чик!
– Симпопончик – тренируй свой кончик! В противном случае ты не крутой фраер-стайер, а жалкий понтер-спринтер. Что же касается меня, то девиз остается неизменным: «Лучше три оргазма без маразма, чем три маразма без оргазма».
– Да ты прямо поэт! – благоговейно произнесла младшая из товарок.
– Одно время, причем довольно долго, сожительствовала с ударником рифмованного труда. От него нахваталась. Возвращаясь же к Берцу, скажу: не способен, нечего взнуздывать недостаточно объезженную кобылку.
– Да ну тебя!
– Только не закатывай глазки, детка! Я тебя подталкивать к адюльтеру не собираюсь. Да Стефу сейчас и не до сексуальных утех. Ничего не изменит и тот факт, что твоя юбка едва превышает ширину приличного пояса и столь соблазнительно обтягивает чрезвычайно аппетитную попку.
– Неужели положение его дочери настолько серьезно?
– Не то слово! Ты у нас без году неделя, поэтому не знаешь того, что, по понятным причинам, тщательно скрывается даже от персонала.
– Не томи душу! Что именно?
– Ирена больна неизлечимо.
– А она разве не реабилитационный период после заурядной пластической операции проходит? Во всяком случае, так записано в истории болезни.
– Так-то оно так, однако…
– Не набивай себе цену! Колись...
– Это не сплетни. Чтобы они таковыми оказались, Ирена и ее отец отвалили бы целое состояние. Видишь ли, под скальпель хирурга-косметолога она попадает отнюдь не впервые. Над нею будто злой рок витает: все переносимые неимоверные мучения в конечном итоге оказываются напрасными. Кстати, я ее – без тени злорадства – называю не Ирена, а Сирена. Сирена де Бержерак…
– Значит, у нее…
– Да, если тебе хотя бы в общих чертах известна трагедия этого француза…
– Я, конечно, с писателями, тем более регулярно, корректурой волос между ног не занималась, – колкостью на колкость ответила медсестра, – но в колледже историю мировой литературы изучала. Итак, у бедняжки – большой нос?
– Не то слово! Больше двух с половиною дюймов в длину. Представляешь этот банан?! Судовой румпель – вот что такое ее нюхало! Да еще с отвратительной фиолетовой гроздью на переносице. В самый раз без грима в фильме ужасов сниматься.
– Но ведь для современной медицины особого труда устранить подобную патологию не составляет.
– Увы, составляет! Иначе бы Ирена столько не страдала. Трудно поверить, но два года назад она была абсолютно нормальной, пышущей здоровьем красоткой. А потом на носу вскочила едва заметная горошина. Заразу, еще не подозревая о ее подлой каверзности, удалили. Не в нашей, правда, клинике. Худшее, казалось, осталось позади. Как вдруг девушка начала примечать, что ее орган обоняния ведет себя, мягко говоря, странно. Иными словами, он как бы начал жить собственной жизнью. С каждым днем становился длиннее, а на месте удаленной шишечки появилось сразу две.
– Силы небесные! – напарница так сопереживала, что ее очки-колеса запотели, и она принялась совершенно бездумно протирать их полой медицинского халата.
– Последовала новая операция, включая химиотерапию. И вновь результат – обратный ожидаемому. Нос, будто взбесившись, все удлинялся и удлинялся, а на переносице выросло уже четыре шишки. И пошло-поехало. Несчастная ложится под нож – наростов появляется ровно вдвое больше. Сейчас их у нее шестнадцать. Целая виноградная гроздь, до содрогания отвратительная в своей лиловости. И что самое страшное, ни одно медицинское светило в мире не знает, как этот симбиоз поведет себя дальше.
– Пресвятая дева Мария! Неужели бедная Ирена обречена вечно сражаться с собственным, будь он проклят, носом?
– Задай вопрос полегче. Лучше – кому-нибудь из узких специалистов. Я же знаю одно: пока ни хирургическое вмешательство, ни целебные воды, ни знахарские снадобья, ни интенсивное облучение положительных результатов не дали. Отчаявшийся Берц даже авторитетного хилера* с Филиппин привозил. Тот не придумал ничего оригинальнее, как натянуть Ирене под кожей…
– Лица?
– …Не задницы же… натянуть подкожно два донорских сухожилия: от носа до затылка, обхватив скулы, словно обручем. Уверял, что они, будто вожжи разгоряченную лошадь, удержат нос, стремящийся увеличить свои, и без того гигантские, размеры. И что в итоге? Отхватил более чем солидные премиальные – Берц ради единственной дочери не поскупился! – и был таков. Ищи его теперь, свищи. А вконец измотанную Ирену начали донимать дикие боли. Сухожилия пришлось в срочном порядке иссечь, чем и занялись в нашей клиники. Именно после этой весьма болезненной процедуры она здесь и лежит. Такая вот реабилитация.
– Ой! – неожиданно вскрикнула благодарная слушательница, растерянно потирая место пониже спины. Мимо, довольно гогоча, надменно продефилировал старший санитар.
– Ущипнул, словно краб клешней! – деланно возмутилась сестричка, поправляя очки, едва не свалившиеся на пол в результате мини-сексуального покушения. – Как тебе, дорогая, подобная манера ухаживать?
Ответа не последовало. Вектор занимательного разговора резко поменял направление – в конце коридора появилась свита больничного начальства.

Глава 23

– А что если высший смысл жизни состоит в том, что она не имеет никакого смысла? – озвучив сей экспромт, а может, как впоследствии утверждали злые языки, домашнюю заготовку, его автор, габонец лет тридцати, в черном смокинге и белых перчатках, сорвал приличные аплодисменты.
Впрочем, Клода, если быть откровенным, данная тусовка интересовала не больше, чем пигмея пуховик. В ресторане на традиционный (интересно, кто автор столь пустой для нормального человека традиции?) ужин собрались участники региональной научной конференции по проблемам охраны окружающей среды. Ему страшно не хотелось гробить драгоценное время, однако правила приличия (а их кто устанавливал?) требовали персонального присутствия и, они, как это чаще всего случается, возобладали над личными устремлениями. Да и приглашение, на которое ответил положительно, получил заблаговременно и дал согласие.
Не следует сбрасывать со счетов и тот факт, что в результате подобных корпоративных вечеринок, как правило, активнее начинали пополняться счета «Фетиша».
Подогретые выпитым, мужчины от проблем экологии перешли к более глобальным – вопросам бытия как такового. Тут-то и блеснул остроумием габонский конструктор очистных сооружений для алмазных копей. Что касается Клода, то от афоризма, вызвавшего активное одобрение публики, он при желании камня бы на камне не оставил. Однако, к чему похмелье на чужом, по сути, пиру? От своего бы отойти!
Итак, задачи-минимум. Во-первых, ребята из достаточно популярного еженедельника ждут окончательного согласия на интервью: откладывать дальше – вредить собственной репутации; несколько дней надо посвятить скрупулезному изучению бумаг, связанных с давним судебным иском – адвокат давно настаивает; в-третьих, ему уже дважды звонили из «КупиДОНа», а он все оттягивает время решающего визита.
Компания вновь бурно зааплодировала.
– Здорово!
– Великолепно!
– Повторите пассаж, уважаемый!
– Внимание, выход на бис!
– Право, не преувеличивайте! – откровенно деланно скромничал габонец.
Под разразившийся шумок Клод оставил вечеринку. Объясняться по этому поводу, чего немного опасался, не пришлось – отряд не заметил потери бойца и встречу свою довел до конца.
Было без четверти девять. Пара легких коктейлей, проглоченных за ужином, не давила на желудок. Наоборот, придавала бодрости. Настроение располагало к раздумьям, а, следовательно, к пешей прогулке. Попросил швейцара, не скупясь на чаевые, поручить кому-нибудь из незанятых в данный момент служащих отогнать его авто по указанному адресу. Тот с радостью (не всегда клиенты столь щедры!) согласился. Клод бросил на заднее сидение папку с деловыми бумагами, барсетку и презент от организаторов конференции (каждому участнику экологического сборища вручили ультрасовременный телефонный аппарат, изготовленный, как особо подчеркивалось, по экологически чистым технологиям). Захлопнул дверцу, протянул ключи швейцару. Взглянул на небо. Будет ли дождь? Не исключено. Открыл машину, вытащил зонт. Снова щелкнул кодовым замком. Распрощавшись окончательно со служащим отеля, отправился домой.
Шагалось легко: не смущала ни уличная толчея, которую он, как всякий индивид, пребывающий в своем уме, ненавидел лютой ненавистью, ни, несмотря на проказы Эола, сохраняющаяся духота. Клод удовлетворенно подумал: «Хоть на чемпионат страны по спортивной ходьбе – приз был бы обеспечен».
Понимающе улыбнулся бредущей в обнимку парочке. У девушки на майке красовалась шокирующая добропорядочных граждан надпись: «От целомудрия бывает рак». Юноша и его подружка дружелюбно помахали в ответ: видимо, не часто встречали если не одобрение, то хотя бы холодное безразличие прохожих.
Заходящее солнце возлежало на самой линии горизонта, словно ленивый и раздобревший рыжий кот на завалинке. Вот на уставшее светило надвинулись легкие белесые тучки, и картина изменилась. « Желток яйца в окружающем его белке», – пришло на ум Клоду авангардистское сравнение. Может, напрасно он бросил свои попытки стать писателем?
Дохнул свежий ветерок. Воздух, казалось, был наполнен соленостью океана, хотя до него – более 250 миль, и терпкой горечью не менее далекой саванны. Вдалеке прогремел неожиданный в эту пору гром. На город с приличной скоростью катились черные косматые тучи. По раскаленному гудрону ударили редкие крупные капли дождя – предвестницы скорого ливня: не вхолостую громыхал по небу колесницей Илия*.
– Хорошо, что зонтик прихватил, не оставил в машине, – раскрыл над головой нейлоновый абажур. – В самый раз пригодился!
И бесшабашно зашагал по мгновенно образовавшимся лужам. Если бы он был внимательнее, наверняка бы заметил, что за ним, сменяя друг друга, следуют два типа. А если бы заметил, то в одном без труда узнал бы скромного клерка из персонала, обслуживающего только что закончившийся симпозиум. Именно он вручал гостям сувениры от имени организаторов.

Глава 24

– Мой уймищу денег ухлопал, – хвалилась подруге из соседнего дома, такой же, как сама, прислуге, горничная Стефа Берца. – Отвалил сто пятьдесят тысяч какому-то Купидону – то ли имя, то ли фамилия такая странная. Сама слышала, как диктовал финансовое поручение личному секретарю. Долго ума не могла приложить, что за херувим такой выискался и чем он хозяина смог заинтересовать? А это слышу, болтает с приятелем по телефону. Тот недавно вернулся из многомесячного заграничного вояжа, так поспешили обменяться новостями. Мой и говорит: приобрел, мол, потрясающее колечко с невообразимо редким камнем, которому и английская королева позавидует. Ага, думаю, так вот на что ты, голубчик, потратился! Что ж, дело святое – порадовать дочь-страдалицу.
Горничную прямо распирало от собственной значимости: хоть и весьма малопочтенным образом, а была в курсе дел хозяина.
– Отец из него – на зависть многим! – поддержала подруга, с видом завсегдатайши баров небрежно потягивающая коктейль через соломинку. – Правильно, что не поскупился, купил Ирене безделушку. Пусть порадуется, бедняжка. Это немногое, что ей осталось.
– Да ты пораскинь своими куриными мозгами – на эту сумму запросто дюжину украшений приобретешь. Да еще с бриллиантами. Я специально в ювелирной лавке интересовалась. Что он, умом тронулся, такие деньги выбрасывать?!
– Ну, по-моему, Берц не из тех, кого обведешь вокруг пальца. Так и моя госпожа утверждает, когда пребывает в хорошем расположении духа и не бранится почем зря.
– Обвели, голубушка, как пить дать обвели! Чует мое сердце, уж поверь на слово! Да и имел дела он всегда лишь с двумя известными торговцами драгоценностями. А тут вдруг ни с того, ни с сего нарушил собственное неписаное правило, которому свято следовал. Не иначе, Купидон этот – прожженнейший из жуликов, ловкач-спекулянт, жох и пройдоха. А Берц, буквально изведенный болезнью дочери, прохлопал ушами.

Глава 25

По завершении необходимых формальностей Клод получил приглашение посетить отдел «ФР» пресловутого «КупиДОНа». Если бы знал, что аббревиатура расшифровывается как «Фоторобот», решил бы – произошла досадная ошибка. Ведь еще с университетских лет, проведенных на Кимвенза*, твердо усвоил: оный составляется при непременном участии очевидцев преступления на предмет оперативного опознания и скорейшей поимки лица, его совершившего. Ни свидетелем нераскрытого убийства или изнасилования в особо извращенной форме, ни, тем более, правонарушителем он не был. Да и деятельность консалтингово-рекламного агентства, которое возглавлял, за рамки правового поля практически не выходила. И все же участвовать в составлении фоторобота пришлось.
Отдел «ФР» занимал две средних размеров комнаты на седьмом этаже малоприметного здания, расположившегося рядом с центральным универмагом – местом постоянных сборов гомосексуалистов всех мастей. Сей факт нисколько не смутил Клода, ибо в свободном обществе каждый имеет право на вольное изъявление собственных чувств и наклонностей. В конце концов, черно-«голубые» ничем не хуже бело-«голубых» собратьев – цвет кожи здесь ни при чем.
Не без некоторой робости толкнул дверь приемной. Ее интерьер оригинальным назвать было трудно. Стол из подокарпа*, несколько бамбуковых кресел, телефон, компьютер. Ядовито-зеленое подобие циновки. Модернистская картина на стене – в аляповатой пластиковой раме. Шкаф для бумаг, наполовину заваленный, судя по всему, отчетами и прочей несусветной ерундой. Портативный, к тому же, черно-белый, телевизор. Шторы-жалюзи из модного искусственного сталмита на единственном окне. И, не преминул отметить, – паутина у основания плафона.
Рекогносцировка заняла не более четырех-пяти секунд – таким способностям мог искренне позавидовать профессиональный детектив среднего класса.
Перевел взгляд на серенькое, в платье цвета мокрого асфальта, существо, с особым, как ему показалось, остервенением терзающее клавиатуру компьютера. Прошло несколько томительных мгновений. Наконец «мадам» – такой кличкой Клод наградил, сам не зная почему, сразу не понравившуюся ему секретаршу, соизволила оторваться от работы.
– Здравствуйте еще раз! – вторично поприветствовал ее Клод.
– Добрый день!
– Я – по приглашению.
– Знаю. И должна заметить, что вы недостаточно пунктуальны!
– Как?
– А вот так! Если не ошибаюсь – а ошибаюсь я крайне редко! – встречу вам назначили на четырнадцать двадцать пять. Не правда ли?
– Вы абсолютно правы, …мадам!
– А сейчас?
– Что сейчас?! – ему отчего-то страстно захотелось позлить кикимору. Может, потому, что в душе проклинал себя за проявленную слабость, а заодно ненавидел «КупиДОН». Вкупе со служащей, ничего не подозревающей о раздирающих его внутренности противоречиях.
– Что, что? – совсем не деланно возмутилась она. – Натикало сколько?
– Чего сколько?
– Не придирайтесь к словам! Который час?
– Четырнадцать часов десять минут тридцать семь секунд, если быть таким же точным, как вы.
– Ну, и как вы сей казус прокомментируете?
– То есть? – недоуменно уставился на «мадам» Клод.
– Я, кажется, выразилась вполне ясно: вы непунктуальны.
– В каком, извините, смысле? Кажется, не опоздал. Наоборот, явился несколько раньше назначенного.
– Вот именно! И вы считаете подобное в порядке вещей? Или, может быть, рассчитываете на медаль?!
– Если угодно, могу оставить ваш кабинет и вновь появиться здесь спустя… – он внимательно вгляделся в циферблат «нолекса» – …одиннадцать минут двадцать восемь, нет, уже двадцать семь секунд!
– Будьте настолько любезны, поберегите ваши плоские остроты для других!
– Извините! – Клода всерьез начала выводить из себя офисная мымра. – Но интуиция – а я тоже ошибаюсь редко! – мне подсказывает: с той минуты, как вы появились в этой клетушке, «КупиДОН» недосчитался значительной части клиентуры. И, судя по вашим манерам, продолжает ее терять.
– Вы неправильно истолковали мое замечание. Более того, не дали себе труда до конца выслушать «мадам», – Клод готов был отдать голову на отсечение, что в этом месте бесцветный дотоле голос зазвучал вполне саркастически. – Я же иной задачи, кроме как доведение до вашего сведения требований фирмы, не ставила.
– И каковы они?
– Основное из них – строжайшее соблюдение назначенного времени. И это не пустая прихоть, за этим требованием стоит максимальная забота об интересах клиентов. Ведь подавляющее большинство – предполагаю, вы тоже! – одним из главных условий ставят непременное сохранение собственного инкогнито. Именно поэтому мы неукоснительно соблюдаем неписаное правило: те, кто входит-выходит, никогда ни при каких обстоятельствах не должны видеть друг друга. Вы же, явившись раньше времени, четко оговоренного в приглашении, поставили в неловкое положение не только наш персонал, но, прежде всего, предыдущего посетителя, который еще не успел покинуть отдел.
– Прошу вас, не горячитесь!
– Ваше легкомысленное поведение вынуждает! Так что послушайте еще, хотя критику вы, по-моему, любите не очень. Все эти условия четко выписаны в контракте. Однако вы бумаги, судя по всему, внимательно не изучили. Труднообъяснимая оплошность! Обычно наши клиенты внимательны к каждой запятой. И дело серьезное, и деньги немалые.
– Не стану спорить – в данном случае вы кругом правы! Я действительно лучше выйду.
– Если это вас устроит, можете переждать в комнате, как мы ее за глаза называем, приемов. А вообще, предусмотренную как раз для аналогичных случаев. К великому прискорбию, непунктуальны или забывчивы не только вы, – Клод удивился перемене, происшедшей на его глазах с кикиморой.
«На человека стала похожа, – подумал он, беспрекословно последовав в указанном направлении. – А то – просто ходячая инструкция».
Сзади осторожно приотворилась одна из внутренних дверей. Послышались едва различимые голоса.
– …Раньше никак не выйдет?
– При всем старании – нет!
– Жаль, у меня в кармане билеты на дополнительный экскурсионный рейс в Антарктиду – давно собирался посмотреть прелести шестого континента. Придется отложить полет до следующей оказии. Хотя, вы знаете, число рейсов туда строго ограничено.
– Иного выхода не вижу.
– До свидания!
– Всех благ!
Скрипнул местами рассохшийся паркет. Осознавая постыдность собственного поступка, Клод, тем не менее, не смог побороть дьявольского искушения и оглянулся. Отметил характерную особенность походки увиденного в спину мужчины. Она показалась знакомой. Или он ошибался?
В ту же секунду кабина подъемника, спрятавшая в своей утробе посетителя, тихо скользнула вниз. Мозг Клода сверлила одна-единственная мысль: «Где он мог видеть только что ушедшего из «КупиДОНа» джентльмена?»
И неожиданно вздрогнул при звуке голоса «мадам»:
– Вас ждут! Заходите.

Глава 26

Тоном, не терпящим возражений, Христо Олумб, перед тем, как захлопнуть дверь, отрывисто бросил в пространство приемной:
– В ближайшие тридцать-сорок минут меня не беспокоить – я растворился в бочке с соляной кислотой!
– Понятно! – муаровой мантией прошелестело отлично поставленное контральто.
– Итак, начинаем! – хозяин кабинета, да, судя по тону, и положения, скупым жестом пригласил собравшихся занять места за напоминающим размерами провинциальный аэродром столом.
О, ехидная проделка насмешницы-природы! Если бы Христо Олумб был женщиной и его адекватно изобразили на полотне, можно с уверенностью утверждать – это работа Рубенса. Лицо было не вылеплено, а вырублено. Все черты – крупные. Высокий, словно кусок транспортной ленты, лоб, дополняли внушительные уши торчком (правое – заметно меньше левого). Чело украшали три строго параллельные морщины напоминающие математический знак сравнимости. Глаза у Олумба, если их рассматривать обособленно – большие. Однако на мясистом лице они терялись, как изюм в булочке. В результате сим органом, если его не прятать за стеклами темных очков, впору было пугать детей, обзывая дядю злым Бармалеем. Между двумя верхними зубами имелась столь внушительная щель, что создавалось впечатление: резцы живут каждый своей отдельной жизнью. Верх фигуры венчала сверкающая, как лунный диск в ясную погоду, лысина. Передвигался хозяин кабинета вперевалку, напоминая пингвина.
Пятерка мужчин – двое белых, включая Олумба, двое темнокожих и мулат – явно не обитателей муниципальных свалок, степенно уселась в кресла. Даже дикарь чертовых куличек, хоть раз в жизни смотревший телевизор, безошибочно определил бы: эти люди привыкли повелевать другими.
– Кто информирует? – надтреснутым басом уточнил коротышка-мулат.
Дышал он с видимым усилием – то ли отверстия в носу, напоминающем уменьшенную копию сардельки с узелком-бородавкой на конце, оказались не того диаметра, то ли мужик страдал легкой формой астмы. Его лоснящееся, словно масленичный блин, лицо украшали очки в тяжелой, под стать фигуре, черепаховой оправе. Смотрел вопрошавший с такой миной, что складывалось впечатление: его кто-то только что сильно обидел. Из-за неожиданно узкого для такого лица разреза глаз те будто выглядывали из окопа, что производило неприятное впечатление. Руки участника собрания не знали покоя. Они, похоже, пребывали в вечном поиске – то ли смысла жизни, то ли утерянного рая. Лацкан пиджака, по фасону очень напоминающего офицерский мундир янки времен войны во Вьетнаме, украшал знак «Почетного легионера Большого сражения». Нервно подергивающееся правое веко свидетельствовало то ли о боевой контузии, то ли о вконец расшатанной чисто штатскими треволнениями нервной системе.
– Или здесь – собрание глухонемых? – снова раздался его голос.
– Господин Валяр! – Олумб, восседавший во главе стола, оторвал взор от кипы бумаг, которые перед ним положила тенью проскользнувшая секретарша. – Вы, как всегда, проявляете труднообъяснимое для ветерана нетерпение. А ссориться нам, пассажирам одной лодки, не пристало.
И добавил, повернувшись к остальным:
– Докладывает Алакид! Прошу выслушать его с особым вниманием. Мне кажется, нам придется, невзирая на некоторые изъяны, согласиться с предлагаемым вариантом.
– Когда кажется, следует креститься! – фальцетом пискнул Валяр.
– Не утрируйте! Ведь мы дадим согласие лишь при условии единодушного одобрения, – с видимой укоризной глянул на него Олумб.
Алакид, тощий молодой негр, напоминающий пальму, лишенную кроны, и из-за худобы кажущийся намного выше своих шести футов и восьми дюймов, с ушами – точными копиями радаров самолетов раннего предупреждения «Авакс», многозначительно, дабы еще раз подчеркнуть важность происходящего, откашлялся. Не преминув продемонстрировать при этом рот, полный здоровых – ни единой пломбы! – белоснежных зубов.
Брови его отличались такой густотой, что человеку выше его ростом было бы трудно различить цвет прячущихся в этой чащобе глаз. В левом ухе Алакида блестело золотое украшение в виде запонки. Черты лица, несмотря на принадлежность к черной расе, напоминали европеоидную: прямой тонкий нос, умеренной толщины губы, плавно очерченные скулы. А густым и длинным ресницам позавидовала бы не одна красавица в любой точке планеты. Двухдневная щетина была, по сути, не заметна. Чернокожий обладал фигурой гимнаста и упругой, как будто в любой момент готовой к взлету, презрев силы гравитации, походкой.
– Вначале напомню суть проблемы. Скооперировавшись, мы вложили немалые средства в поставки для мест заключения специального оборудования. Вне пределов страны (в Заире подобное не производится) заключили соответствующие долгосрочные соглашения. Перечислили деньги. Более того, на арендованный для этих целей склад поступила первая партия заказанного.
Существенная деталь: на этот момент наш, так сказать, картель еще не имеет письменного договора с Министерством внутренних дел.
– Но ведь инициатор заработать на грош пятаков, – вновь прорезался голос Валяра, – гарантировал полный успех и даже – режим наибольшего благоприятствования.
– Никто этого не отрицает, – парировал Алакид. – В том числе и сам господин Олумб. Занимая столь солидный пост в системе министерства внутренних дел, он имел право не сомневаться в осуществлении задуманного. Дата заключения контракта с МВД затягивалась умышленно. С единственной целью – получить большую цену за поставляемый товар. Кто-нибудь из вас тогда возразил? То-то же… Но случилось непредвиденное.
После этих слов в кабинете кто-то натужно крякнул. Не обращая внимания, Алакид невозмутимо продолжил:
– На прием к министру непостижимым образом пробился до того никому не известный ученый. И сумел убедить его в возможности содержания заключенных под так называемым «психоарестом». Этот «профессор» кислых щей дал гарантии, что после его кодировки ни одному преступнику не захочется на волю. А значит, тюрьмы в нынешнем понимании больше не понадобятся. Как и охрана, кроме чисто декоративной, вкупе с оборудованием, за исключением черпаков да ложек. Перспектива подобной перестройки в пенитенциарной системе, открывающаяся возможность, по сути, в одночасье сэкономить огромные суммы для нашего, вечно голодного, правительства, подтолкнули министра к неординарному решению. Он дал «добро» на проведение эксперимента в одной из зон столицы, заодно наложив мораторий на заключение любых сделок, связанных с поставками в подведомственные ему учреждения. Результат – мы с вами очутились на грани банкротства.
– Зачем лишний раз бередить кровоточащую рану? – возмутился неугомонный Валяр.
Выступавший вновь проигнорировал реплику.
– На одной из наших предыдущих встреч мы в своем мнении оставались едины – спасти положение может только смерть «изобретателя», запудрившего мозги главе МВД.
Раньше он работал в весьма своеобразной частной структуре под названием «КупиДОН». Чем там занимаются, вы уже в курсе дела. Посчитав, что тамошние порядки ему не по нраву, Перебежчик (таким прозвищем его наградили экс-коллеги) демонстративно хлопнул дверью. И, как видим, нашел полное взаимопонимание в МВД. По нашим данным, на прежнем месте работы предателя ненавидят не меньше, чем мы. И так же горячо желают ему сдохнуть.
Воспользовавшись ситуацией, а также своим служебным положением, господин Олумб убедил руководство «КупиДОНа», рыльце которого не в пушку, а в перьях, как можно быстрее поквитаться с этим выскочкой. Проблема на данный момент заключается лишь в том, что министерство по не до конца понятным причинам, поселило Перебежчика на территории тюрьмы, в которой осуществляется эксперимент. Стен «Рецидивиста» он не покидает. Задача №1 – мерзавца оттуда любым способом выманить. «КупиДОНовцы» убеждены, что сделать это можно только при помощи гипноза или телепатии. И в этом направлении усиленно работают.
– В чем это выражается? – продолжал солировать Валяр.
– Поиски человека, обладающего требуемыми способностями, как вы знаете, осложнились тем, что Перебежчик – телепат с биополем, равного которому в Заире, да, пожалуй, и во всей Африке, нет. Отсюда главное условие: искомый объект, точнее, субъект должен превосходить соперника по всем параметрам. Хотя бы незначительно. Иначе, как вы это прекрасно понимаете, задуманная операция закончится ничем.
Кандидаты, к глубокому сожалению, один за другим проваливали тесты. По двум банальным причинам: «хромое» биополе или неумение телепортировать мысли на более-менее приличное расстояние. Плюс слабые волевые данные. Мы уже отчаялись, когда специалисты «КупиДОНа» вышли на нужного типа.
– Дуракам везет! – опять не удержался Валяр.
– Потрясающий, доложу я вам, парень, – в очередной раз не обратил внимания на гаденький выпад Алакид. – Самое невероятное, кинетическая сила его биополя, как минимум, в полтора раза превосходит ту, которая до сих пор считалась максимальной. Если прибегнуть к спортивной терминологии, то новичок – тяжеловес, а Перебежчик отныне – мухач*. Конечно, это некоторое преувеличение. Но, поверьте, совершенно незначительное. Сомневаться в исходе задуманного теперь, слава богу, не приходится.
– А согласие на сотрудничество этот ваш супермен уже дал? – уставился в Алакида тяжелым немигающим взглядом его соплеменник, типичный представитель колыбели человечества, атлетического телосложения молодой человек в джинсах и спортивной куртке. Чувствовалось, что по жизни он идет, как ледокол по льду, – напролом. В его глазах, словно искры в костре, плясали опасные огоньки. Чеканный нос и поджатые губы дополняли резко очерченные скулы. Цвет глаз атлета зависел от линз, которыми он в данный момент пользовался и менялся от карего до ультрамаринового. Подбородок скрывала небольшая тщательно ухоженная бородка клинышком. На лице просматривались еле заметные следы некогда перенесенной оспы или какой-то более экзотической болезни, слегка обезображивающие фасад. Ступни детина имел прямо-таки гигантские – с обувью меньше 47-го размера к нему нечего было и подходить. Шагал он твердо, как будто чувствовал себя полноправным хозяином всего подлунного мира. В руке мужчина небрежно вертел инкрустированную рубинами золотую зажигалку.
– Дорогой Думак! – вклинился в разговор Олумб. – Не перебивайте, пожалуйста, без нужды докладчика. Пусть уж господин Валяр изгаляется… Алакид – легкоранимый человек. Что же касается вашего вопроса, то, признаюсь, здесь у нас еще просматриваются некоторые шероховатости. Однако перспективы в целом – обнадеживающие.
– Нельзя ли конкретнее?
– Конечно, конечно! – утвердительно закивал смоляной головой Алакид. – Как раз дальше я и намеревался в деталях обрисовать ситуацию.
– Опять воздушные замки, пустые посулы! – побагровел неугомонный Валяр. – Тогда, когда времени в обрез, а земля вот-вот вспыхнет под ногами. А бодяга тянется уже едва не полгода.
– Не преувеличивайте! «КупиДОНовцы», что называется, на всех парах «разрабатывают» объект.
– Еще одни бездарности!
– Почему? Пока на парня вышли. Плюс естественно, сбор оперативной информации.
– Что-нибудь поважнее услышать можно?
– Орешек крепкий! Однако, по прикидкам, вряд ли устоит.
– Откуда такая уверенность? На чем основывается?
– Как и у мифологического Ахиллеса, у него есть уязвимое место, за которое его крепко подвесили. Это всего-навсего, как ни странно, врожденное любопытство.
– Скажете «гоп», когда перепрыгнем. Но в случае провала, пеняйте на себя! – включился в перепалку Думак. Было видно, что он не шутит.
Алакид, видимо, это отлично понимающий, непроизвольно поежился. В беседу, грозившую трансформироваться в банальную перепалку, включился Олумб:
– Господа! – Понимаю, как напряжены нервы каждого. Однако обострять отношения не стоит. Наоборот, в столь трудную минуту все должны сплотиться! Только в этом случае мы вправе рассчитывать на успешное решение свалившейся на наши головы, как тот метеорит, непростой проблемы.
– Разве я похож на того, кто готов ссориться из-за любого пустяка? Но если цена ему – пара полновесных миллионов, причем с хвостиком. Кровных. Надеюсь, понятно, почему я предпочитаю ясность? И вообще, вслепую никогда не действую, – Думак оставался непреклонным.
– Еще вопросы будут? – Олумб тоже продолжал гнуть свою линию.
– Позвольте! – поднялся «божий одуванчик» в тройке цвета слоновой кости, явно диссонирующей с красно-оранжевым галстуком размером чуть ли не с полотенце. – Хотелось бы услышать, хотя бы в общих чертах, как наши уважаемые друзья из «КупиДОНа» намерены задуманное воплотить в реальность? Какие существуют на сей счет гарантии? Предприняты ли необходимые меры предосторожности? Как будем действовать в случае, тьфу-тьфу, каких-либо осложнений? Наконец, кто и где будет «мочить» Перебежчика?
Алакид, переглянувшись с председательствующим и уловив его одобрительный кивок, снова заговорил:
– Не знаю, известно ли вам, уважаемый Хлоуп, что сила телепатического воздействия убывает с возрастанием расстояния. Поэтому место, откуда будет вестись сеанс, решено максимально приблизить к среде обитания Перебежчика, то бишь, тюрьме. В этих целях напротив «Рецидивиста» при помощи подставных лиц уже арендована квартира. Чтобы исключить любые подозрения, сроком на целый год.
Перебежчика, ввиду его особой опасности, предлагается ликвидировать при первой же возникшей возможности. Прямо на месте «свидания». На которое его, чего бы это ни стояло, обязательно выманят.
В свою очередь, тип, охмуряемый ныне лучшими специалистами «КупиДОНа», сыграв на нашей стороне, также отправится к праотцам. Сами понимаете: дело требует секретности.
– Не многовато ли – два трупа в одно и то же время на небольшом пятачке? Причем ни один из них на мятежника не тянет, – в руке лениво цедившего фразу Думака то и дело вспыхивал огонек зажигалки.
– О пятачке речь не идет. Все продумано. Добровольный помощник умрет даже не в квартале, где проводиться операция. Его сердце неожиданно остановится на следующий день. И совершенно в другом месте. Связать два события воедино не сможет сам Мегрэ* вкупе с Ниро Вульфом*.
– Практически со всеми пунктами согласен, – подал голос нервно теребящий оправу очков Валяр. – Обоснованную тревогу вызывает лишь один. Касающийся уничтожения Перебежчика непосредственно на месте контакта. Не слишком ли рискованно?
– Риск не больший, чем езда на автомобиле по улицам Киншасы, – не удержался от реплики Олумб. – А вы, судя по всему, путешествия очень любите.
– С чего вы взяли? – встрепенулся ветеран.
– Да как ни позвоню вам, неизменно слышу в ответ: хозяин в гараже. При вашем парке машин нужно держать, по крайней мере, хотя бы одного шофера.
– Не ваше дело! – непонятно почему буквально взорвался Валяр. – И потом: вы что, за мной исподтишка следите?
– Господь с вами, уважаемый! – состроил на лице обиженную мину Олумб.
И, дабы разрядить обстановку, повернулся к Алакиду:
– Продолжайте, будьте настолько добры и терпеливы!
– Проблема заключается в том, что выманенному из «Рецидивиста» Перебежчику ни при каких обстоятельствах нельзя давать ни секунды для оценки ситуации. Во-первых, по словам купидоновцев, тот обладает звериным чутьем на опасность. Во-вторых, не забывайте, он – очень сильный телепат. А значит, сможет в мгновенье ока, если ощутит угрозу собственной жизни, нейтрализовать действия противника. Тем более, если тот, кроме физической силы и умения стрелять от бедра, ничем другим не отличается.
– Кто даст гарантию, – не унимался Валяр, – что в критический момент по причине, которую невозможно предусмотреть, например, рядом громко хлопнет дверь или на улице истошно завопит ребенок, у хваленого помощника-«генератора» не ослабнет, пусть на короткое мгновение, сила биополя? Вы прекрасно понимаете, в этом случае с таким трудом подготовленную операцию можно априори считать стопроцентно проваленной. Ибо, как вы сами только что утверждали, Перебежчику достаточно доли секунды, чтобы безошибочно сориентироваться и понять – столь оригинальным способом его попросту выманили из укрытия. Зачем – и тупице-броненосцу* ясно. Любым способом – понимая, что в этом его спасение – он постарается, прежде всего, привлечь внимание как можно большего количества прохожих. Сделать это на людной улице труда не составит.
– В такой ситуации в игру вступят люди из эшелона прикрытия, – чувствовалось, что Олумб раздражен. – А вы садитесь, дорогой Алакид. И, пожалуйста, не нервничайте. Поберегите здоровье! Оно вам еще пригодится.
– Действовать придется в невероятно сложных условиях, – давил на мозоль Валяр. – Значит, многократно возрастает риск быть «засвеченными». А впоследствии, не исключено, и опознанными.
– Иного выхода не остается! – отрезал Олумб. – Задействовать третий эшелон для устранения второго мы попросту не успеем. Да и не сторонник я «принципа домино».

Глава 27

Навстречу Клоду поднялся косматый сморчок лет шестидесяти с неестественно большими глазами за сильно увеличивающими линзами модных каплевидных очков.
– Профессор Синклер, руководитель отдела «ФР», – протянул руку. – Чувствуйте себя, как дома.
«В отличие от оставшейся в приемной кикиморы, этот – сама вежливость, – отметил Клод. – Посмотрим, что последует дальше».
На голове у главы отдела царил художественный беспорядок, как у позднего Эйнштейна. Причем седыми у него были не только волосы, но и глаза. «Сильно выцветший серый» – так он сам определял их цвет. Они до сих пор сохраняли пытливость и не утраченный интерес к жизни. Ресницы у Синклера росли слабо, вследствие чего были жидкими. Голосом он обладал резким, но не неприятным. Сильная близорукость заставляла профессора изо всех сил всматриваться в собеседника, как ворону – в кусок сыра. В зубах ученый муж неизменно катал если не сломанную зубочистку, то спичку. Убеждая других, что сие занятие успокаивает нервы не хуже, чем перебирание четок. Да еще руки при этом – вот оно, преимущество! – остаются свободными.
– Подойдите, пожалуйста! – Синклер, ловко лавируя между хитросплетениями тонюсеньких, как дождевые черви, разноцветных проводов и проводков, толстых, как черенок лопаты, шлангов, светящихся и темных экранов, всевозможных пультов, пультиков, пультяшек и одному богу известного предназначения штуковин, подвел посетителя к сооружению, напоминающему одновременно и циклопических размеров скафандр (для Гулливера, что ли?), и миниатюрную барокамеру. При известной доле воображения в устройстве можно было увидеть и неподвижный глазной зрачок существа внеземного происхождения.
– Сюда, будьте любезны! Чуточку правее! Вот так, в самый раз!
Клод осторожно, будто боясь, что оно заминировано, опустился в огромных размеров кресло, из подлокотников и спинки которого торчали всевозможные зажимы, клеммы и прочая дребедень явно исследовательского назначения.
И началось то, ради чего, собственно, он здесь появился. С помощью Синклера Клоду предстояло составить фоторобот. Нет, не дельца наркоджунглей, не воротилы игорного бизнеса, не сутенера, загубившего не одну молодую девушку, не шпиона, нагло укравшего государственный секрет невероятной важности. И даже не неуловимого угонщика автомобилей, навязшего в зубах полицейским от Рабата до Йоханнесбурга. К концу сеанса на экране должен был появиться, как ни дико это звучит, портрет …женщины его мечты.
Происходящее напоминало банальный детективный сюжет.
Таинственный и от этого тревожный полумрак. Диапроектор. Бесконечное чередование кадров: брови, губы, носы, лбы, уши, глаза, ресницы, прически, улыбки, прищуры, гримасы. Клод чувствовал себя, как минимум, нелепо. С одной стороны, если он заплатил кровные, значит, психологически к затее был готов. В любом, так сказать, ее проявлении. С другой, что-то внутри противилось начавшейся процедуре, а сама она неожиданно показалась в некоторой степени (с чего бы это?) унизительной.
Сознание как бы раздваивалось. Его составляющие тут же вступали в яростную полемику.
«Ну, дружище, ты и допрыгался! – подзуживала критикующая сторона. – В конце второго тысячелетия удариться в нео-шаманство. К психиатру следовало обратиться, а не к компьютерной свахе».
«Нечего передергивать! – отбивалась группа оппонирующих извилин. – Ни о каком шаманстве, пусть и с приставкой «нео», тем более, о сватовстве, и речи не может быть. Происходящее – чистейшей воды передовая наука. Причем в случае, если возникнут малейшие сомнения, всегда можно выйти из игры».
«В самом деле, чем я рискую? – вопрошал себя Клод. – Только энной суммой наличных. Ну, так, утверждают знающие люди, – не в ассигнациях счастье. И даже якобы не в их количестве».
– Что с вами? Вы меня слышите? – прервал внутренние терзания голос извне.
– Да-да! Конечно! Извините, задумался.
– Тогда обратите внимание на этот разрез глаз. Даже пребывая в глубокой задумчивости, вы подсознательно, что подтверждают датчики, отреагировали на кадр.
Синклер скомандовал невидимому в темноте ассистенту:
– Вернитесь назад!
И вновь обратился к Клоду:
– Ну, что скажете?
– По поводу чего? – невпопад переспросил тот. Определенная фантастичность ситуации по-прежнему сбивала с толку.
– По поводу разреза. Вам, судя по проведенным тестам, должны нравиться миндалевидные глаза именно такой формы.
– Безусловно, вы правы!
От невероятного обилия существующих порознь частей женских лиц рябило в глазах, и он терялся. Вот и те, действительно понравившиеся ему глаза восточного типа, едва на экране их дополнили губы, сразу утратили неповторимость и прелесть. А когда ассистент «бросил» для «наполнения» нос, Клод мгновенно потерял к портрету всяческий интерес. Ибо в «комплекте» идеальные, по его меркам, «детали», увы, даже отдаленно не напоминали оригиналы. Их привлекательность непостижимым образом исчезала. Уши казались слишком оттопыренными, глаза – чересчур навыкате, а губы – до неприличия узкими. Или, наоборот, толстыми.
Откровенно говоря, Клод поражался долготерпению и хладнокровию занимающихся с ним людей. Сам бы он уже давно взорвался от негодования. И, не исключено, послал все и всех, как минимум, к чертовой матери. Если не дальше.
Изматывающая силы и нервы процедура общими усилиями уже приближалась к логическому завершению, когда Клода в очередной раз «заклинило»: он никак не мог выбрать овал губ той, которой предстояло именоваться его идеалом.
– С моей точки зрения, данному типу лица больше всего подходит этот! – раздался в тишине вкрадчивый голос Синклера.
– Что-о?
– Я убежден, а занимаюсь подобными изысканиями не один год – вон те губы плюс все остальное дают совершенно поразительный эффект. Красоту, которую вправе писать Леонардо да Винчи или Тициан. Потрясающе!
– Вы что, спятили?! – взорвался от внезапно нахлынувшего девятым валом гнева Клод. – Откуда вам знать то, чего я сам толком не понимаю?! И потом – неужели давать советы входит в служебные обязанности?
– Извините, ради бога! Вмешавшись, я тем самым нарушил инструкцию, а карают за подобные промахи у нас нещадно. Если об инциденте станет известно наверху, мне не поздоровится. Еще раз простите! Но полученное изображение, действительно, столь совершенно, что я, как художник-любитель, не удержался.
– Ладно, считайте, что ровным счетом ничего не случилось. Но на один вопрос все-таки ответьте: почему вы уверены, будто мои вкусы вам известны не хуже, чем мне самому? Тем более, мы видимся впервые. Это же абсурд!
– Знаете ли, профессор Синклер здесь совершенно ни при чем. Как сказали бы русские, возводившие плотину Асуан в Египте, – пятая телега к колесу. Верный ответ подсказало ваше подсознание.
– Вы что – ясновидящий в третьем поколении?
– Увольте! Сигналы, посылаемые мозгом, в том числе и неконтролируемые сознанием, наша умная машина раскладывает по полочкам.
– В таком случае не совсем понятно, зачем я убил столько времени, если решать все равно будет бездушный кусок металла?
– Вы заставляете меня еще раз отступить от действующих правил…
– Разве я не имею права на хотя бы относительную полноту информации? Пришел сюда по собственной воле. Да еще выложил за, не исключено, сомнительное удовольствие сумму со многими нулями. Как известно, кто платит деньги, тот и заказывает музыку.
– Увы, инструкции и предписания сочиняю не я…
– Однако ничто не мешает о них на какое-то время …забыть.
– Ну, вы и хитрец! Хотя, вне всякого сомнения, наделены превалирующе положительными эмоциями.
– Это дает какое-то преимущество в нашем разговоре? Замечу только: вы можете мне смело доверять.
– Я знаю!
И поймав несколько недоумевающий взгляд Клода, добавил:
– Нет, я не наивный простачок, готовый раскрыть душу перед первым встречным. Да и сказать что-либо, могущее нанести хотя бы малейший вред фирме, не собираюсь. Но вы мне симпатичны. А главное, симпатичны моей …установке. Поэтому в общих чертах происходящее, как одному из наиболее уважаемых клиентов, объясню.
Для того чтобы фоторобот максимально точно соответствовал желанному образу заказчика, одинаково важны и холодный голос разума, и горячий порыв души. В их теснейшей взаимосвязи – гарантия успеха. Думаю, вы отдаете отчет в том, что нередко оценка одного и того же события или объекта, продиктованная мозгом и сердцем, разительно отличаются друг от друга. Более того, иногда они – диаметрально противоположны. Речь, заметьте, не о нескольких личностях с различными типами нервной системы, а о конкретном индивиде, никогда не страдавшем психическими отклонениями. Таково, сказал бы философ-материалист, проявление объективной реальности.
Так вправе ли мы, профессионалы высокого класса, исходить лишь из результатов компьютерной обработки? Ведь машина, какой бы умной она ни казалась, того, что мы называем душой, не имеет. В свою очередь, неверно полагаться исключительно на импульсы, посылаемые духовной субстанцией. Нужно сочетание разумного с вечным.
Но и тут нужна «доводка». Вот почему из нашего отдела черновой фоторобот попадает к специалистам, которых за глаза мы величаем амурологами. Они-то и определяют золотую середину между рациональным и чувственным.
«В одном Синклер, пожалуй, прав, – примирить разум и чувства порою не в состоянии самый волевой человек, – размышлял Клод. – Сколько драм и трагедий принес этот извечный антагонизм! Не зря древние мудрецы утверждали: мировая история пошла бы иначе, будь нос Клеопатры несколько короче. И как часто его Величество Разум – казалось бы, самое совершенное из творений природы – оказывается посрамленным в поединке с несовершенной душой. Одному Богу, если он, конечно, существует, это известно».
Будто читая мысли Клода, Синклер подытожил:
– Когда говорят чувства, наиболее разумная реакция мозга – прикинуться теплой жирафьей лепешкой, непостижимым образом попавшей под черепную коробку.
За первым визитом в «КупиДОН» последовала череда других. Однако, как известно, с полпути сворачивают только слабаки. Клод же себя таковым никогда не считал. Удерживала в колее и изрядная доля здорового скептицизма: «Поглядим, что из этой невероятной затеи получится».
В известной степени, хотя он себе в этом не признавался, заинтриговала и брошенная кем-то вскользь фраза: Клод-де обладает некими феноменальными способностями.
Или ему просто морочили голову? Но с какой, в таком случае, целью?!

Глава 28

Зильва летел вдоль проспекта буквально на крыльях. Еще бы! Час назад ему вручили пухлый конверт с премиальными. Не секрет, в «КупиДОНе» ценили прилежание и платили за него щедро. Но подобную расточительность, по крайней мере, по отношению к Бинго, хозяева проявили впервые. Что приятно щекотало самолюбие. Видимо, не погрешил против истины кассир, вручавший деньги и небезосновательно рассчитывающий на последующее угощение, когда шепнул на ухо: «Предполагаю, это – за последнего клиента. Шеф назвал его курицей, которая вскоре снесет золотое яйцо». По его же словам, того чуть ли не на службу в «КупиДОН» собрались приглашать.
А что, чем черт не шутит, пока бог кутит?! Авось, сказанное – правда. Разве будет от этого хуже Клоду? Захочет – согласится, не захочет – откажется. Кто его станет неволить?
Лично он, Бинго, в аналогичной ситуации утвердительный ответ дал бы, не раздумывая. Здесь ничем, по сравнению с собственным делом (в конце концов, можно совмещать полезное с приятным), не рискуешь, а старость ждет обеспеченная. Вот и сегодня премию отхватил – иному бизнесмену за месяц не «наварить» столько. И нервная система в порядке: тебе абсолютно по барабану котировки акций, спады и подъемы производства, новейшие технологии, лопающиеся кредитные союзы, банковские кризисы. И, даже страшно подумать, – разнокалиберные дефолты.
Иными словами, собственным положением он доволен вполне, с какой точки зрения ни посмотри.
Правда, время от времени смущал единственный момент: вспыхивающие то и дело в кулуарах слухи, будто под видом амурных услуг в конторе небезуспешно занимаются разработкой новейших типов психотропного оружия по заказу некой зарубежной мафии, и что руководство «КупиДОНа» уже давно пора отдать под суд. «На чужой роток не накинешь платок», – успокаивал себя в таких случаях Бинго. Как не опровергнешь и того, что каждый сверчок должен знать свой шесток. А его персональный «шесток» – коротенький-коротенький, с него ровным счетом ничего не видно. Да и не большой он любитель, чтобы там ни говорил Клод, совать нос туда, куда не просят. Так что пусть переживают и держат ушки на макушке те, кто гребет деньги лопатой и ежегодно отдыхает в Санта-Крус-де-Тенерифе*. До глобальных ли проблем рядовому клерку?
Осторожно вырулил на шоссе. «Пора уже сменить машину – подумал, со скрежетом переключая давно барахлящую коробку передач. – Капитала теперь хватит и на вожделенную «Тойоту», и на поездку к океану. Да еще кое-какая мелочь останется».
Сбавил скорость, заметив голосующую девушку. Подкатил. Непокорные волосы вороньего крыла, карие вопрошающие глаза, чуть припухшие, еще не испорченные помадой, губы. Прямой носик. Ладная, как у большинства в таком возрасте, фигурка. Традиционно линялые джинсы, светло-голубой батник. Дополняли «крутой» молодежный прикид неизменные кроссовки, порядком истоптанные. «Старшеклассница или студентка-первогодок», – сделал вывод Бинго.
– Подбросите? – обратилась она с традиционным для всех путешествующих автостопом вопросом.
– Далеко?
– Прямо.
– Интересно! Сколько «прямо»?
– Не очень.
– Что «не очень»?! Мне скоро сворачивать.
– В таком случае, миль шестьдесят – не больше.
– В таком случае, – сыронизировал Бинго, – садитесь!
– Благодарю!
Попутчица, оказалось, как и Зильва, держала путь в родные пенаты. Вместе с отчимом и мачехой жила в небольшом городке – куда меньше, чем тот, где родился эксперт «КупиДОНа». В этом году окончила школу. Теперь занята поисками работы. Сначала махнула в Кисангани*. В тех далеких краях обитала старшая сестра ее мачехи. Ныне же ездила в Бандунду* – к дяде по линии приемного отца. Кое-какие варианты наклюнулись – и там, и тут. По возвращению домой соберут большой семейный совет. Хотя уже сейчас знает: в Верхний Заир, при всем желании, ее вряд ли отпустят. Как же, еще ребенок – и вдруг такая даль.
К молчуньям юное создание отнести было нельзя, так что их беседа, едва затихнув, тут же возобновлялась. Автостопщица оставалась во многом по-детски наивной, открытой и непосредственной. Уже вскоре Бинго знал: девушку зовут Венера. Имя греческой богини ей даровано матерью. Которую она не помнит, ибо та, по утверждению приемных родителей, умерла, когда малышке едва перевалило за годик. К сожалению, Венера ни разу не была на могиле самого близкого человека. Более того, от нее тщательно скрывают даже место, где покоится прах усопшей. Приемные родители – неплохие, в общем-то, люди! – да и домашний доктор считают, что не только посещение захоронения, но и лишние разговоры на печальную тему, могут лишить падчерицу душевного равновесия. Что в ее возрасте крайне нежелательно.
– Но я обязательно найду последнее пристанище матери! Мне кажется, поклонюсь праху и станет легче. В моральном плане.
– А отец? – осторожно поинтересовался Бинго.
– О нем мне никто ничего вообще не рассказывает. И тут, по-моему, скрыта какая-то тайна.
– Да бросьте вы. Не обязательно! – возразил Бинго.
– Если бы так! – не согласилась девушка. – Но мне почему-то кажется, что он или был преступником, или не состоял с мамой в браке. И та, и другая версии хоть как-то объясняют, почему от меня скрывают сам факт его существования. Невзирая на то, что в моем возрасте девушки знают: от святого духа зачать невозможно.
И неожиданно перевела, видимо, не очень приятный для себя разговор, на другую тему. Ошарашив Зильву вопросом:
– Вы по натуре фаталист?
– Как-то не задумывался, – ответил застигнутый врасплох Бинго.
– Насколько вы отсталый! – ее простота была из разряда той, которая именуется точным определением «хуже воровства».
То, что Бинго, внимательно всматривающийся в летящую навстречу ленту шоссе, никак на в чем-то оскорбительную реплику не отреагировал, похоже, еще больше раззадорило попутчицу:
– А я вот – фаталистка!
– На здоровье! – повернул голову к девушке Зильва. – Но что вы об этом знаете?!
– Во всяком случае, больше, чем вы! – парировала свежеиспеченная выпускница провинциальной школы.
– Интересно!
– Только не нужно держать наше поколение за несмышленышей. Мы куда продвинутее предков.
– А кто сомневается?
– Все! В том числе и вы.
– Ошибаетесь. Просто я, извините, подобной чепухой мозги не засоряю.
– Чепухой? Ну, а как вам следующий аргумент? Убеждена, вы об этом слыхом не слышали. Президент США Авраам Линкольн занял высокую должность в 1861 году, а Джон Кеннеди – в 1961-м.
– Ну, и что? – искренне удивился Зильва.
– А то, что разница составляет ровно сто лет!
– С таким же успехом она могла быть любой другой.
– Могла. Но я еще не все сказала. А речь пойдет о невероятной взаимосвязи судеб и цифр. Так вот, убийцы вышеупомянутых глав государства – Уилс и Освальд – родились тоже с разницей в сто лет: в 1829 и 1929 годах соответственно. Ах, и это, по-вашему, – простое совпадение?! Тогда слушайте дальше. Преемниками на высшем государственном посту обоих президентов стали… однофамильцы Джонсоны.
– Да в Штатах Джонсонов – что Гансов и Фрицев в Германии, – не удержался от реплики Бинго.
– Вы прямо Фома неверующий! А как простым логическим путем объяснить тот факт, что секретарем у Авраама Линкольна был человек по фамилии Кеннеди, а у Джона Кеннеди – по фамилии Линкольн?!! К тому, же, только вдумайтесь, оба президента были убиты в пятницу в присутствии жен. Мало того, вечером накануне трагедий секретарь каждого настойчиво советовал шефу не совершать роковой поездки. Ну, что, сдаетесь, мистер Маловер?
– Ни в коем случае!
– Тогда тормозите! – приказала девушка.
– Вы настолько разобиделись, что выйдете прямо здесь?
– Да! Видите впереди тропинку? У ее конца, меньше чем через милю, – наше, как мы его называем, бунгало. Где меня с нетерпением ждут.
– Ну, что ж, всего наилучшего!
– До свидания! Хотите, я нарисую на капоте кабалистический знак? Он будет вас оберегать.
– Лучше не надо! – махнул рукой Бинго, едва не добавив: «Себе на лбу нарисуй…»
Махнув рукой, случайная попутчица потопала вдаль.
– Она мне разительно кого-то напоминает! – миль через тридцать произнес вслух Бинго. – Наверняка принимала участие в каком-нибудь из конкурсов на звание очередной «Мисс», а он в это время смотрел телевизор. Жаль, не обнаружил сего факта раньше, обязательно бы спросил.
И еще. Странно, что юная незнакомка не вызвала у него ни малейшего сексуального влечения. «Неужели опасно старею?» – пококетничал сам с собою, прежде чем привычным движением нажать клавишу приемника, настроенного на круглосуточную информационно-развлекательную программу «24 часа черного континента».
Загремели литавры: начинался традиционный хит-парад выпускников Национальной школы музыки и драматического искусства. Африканские ритмы настраивали на лирический лад. Мысли унеслись далеко-далеко. В дни беззаботной юности. Когда они не только бегали по девочкам, но и устраивали не менее захватывающие тараканьи бега. Помнится, последние полгода – небывалый случай! – первенство неизменно удерживал усатый воспитанник Клода.
«Постой, постой! – пошуровал в штреке памяти Зильва. – Юношеские годы… Девушки… Клод… Точно! Венера поразительно похожа именно на его товарища, знаменитого в прошлом «тренера тараканов». Надо будет Клоду при случае об этой встрече рассказать».
Между тем, комментатор перешел к новостийному блоку. Захлебываясь то ли от восторга, то ли от собственной значимости, он что-то тараторил об удивительных свойствах метеорита, упавшего недавно в центре города.
– ...Наши корреспонденты пытаются выйти на связь с ведущими сотрудниками астрономической обсерватории и, как только это удастся, мы предложим вашему, дорогие соотечественники, вниманию комментарий к сенсационному открытию.
Новости науки никогда не интересовали Зильву – с гримасой легкого отвращения он повернул ручку настройки приемника, оборвав ведущего на полуслове. Не подозревая при этом, что именно крошечный кусочек космического странника уже вскоре станет первым звеном в цепочке событий, которые приведут к его, Бинго, смерти.

Глава 29

Поздним вечером к малоприметной среди аналогичных громадин вилле в Кинтамбо* одна за другой подкатило, тихо шурша шинами, несколько автомашин широко известных в мире марок. Встречал гостей уже знакомый нам господин, о котором злорадствующие недруги язвили: он-де появился на свет не из чрева матери, а путем клонирования из пробирки, в которой хранился ген первопроходца Нового света. А недовольные подчиненные ежедневно иронизировали: «Ну, что за Америку откроет сегодня нам Олумб?».
Судя по тому, что нигде не просматривалось ни выпивки, ни закуски, компания собралась отнюдь не для дружеской пирушки. В центре стола сиротливо виднелась вырезка, к внутреннему употреблению, увы, совершенно непригодная. Ибо была она не говяжьей, а газетной.
Если бы Клод, паче чаяния, каким-нибудь невероятным образом проник в незнакомое здание, он бы очень удивился, даже вскользь пробежав глазами лежащий на столе квадрат бумаги. Ибо это была… корреспонденция о так возмутившем его эксперименте в тюрьме «Рецидивистом, мамочка, не стану», опубликованная «Фордыбашен сантимо».
– …Мне все таки до сих пор не ясно, – передернул плечами «а-ля бетономешалка», на которых едва не расползался по швам спортивный костюм, Думак. – Почему этот урод бросил столь хлебное место? Чего ему, вши нечесаной, не хватало? Что не устраивало? Бабки? Бытовые условия? Недостаточно уважительное отношение начальства? Или коллег, таких же, как сам, недоносков? Кстати, я узнал: проклятого Перебежчика в свое время рекомендовали руководству «КупиДОНа», как человека, готового служить общему делу верой и правдой. За это кое-кому там придется серьёзно ответить.
– Не станем уподобляться разгоряченным боем воинам, которым разум застило маниакальное желание нанести решающий укол копьем и выиграть схватку, – Олумб привычно выступал в роли миротворца, пытаясь в самом зародыше погасить пикировку. – Во-первых, мы не противники, а союзники. Во-вторых, собрались, насколько я понимаю, не претензии вслух предъявлять, а обсудить ситуацию и заодно определиться с дальнейшими шагами.
«Шкаф» многозначительно промолчал – держал, словно был одним из лучших учеников Станиславского*, паузу.
– Именно из-за того, что Перебежчика в свое время рекомендовал проверенный человек, их соответствующая служба и не проявила достаточного рвения при сборе досье. А, учитывая, что предатель был не из тех, кто спешит распахнуть душу, они поимели то, чего при подобной расхлябанности и следовало ожидать – скудную и малоубедительную информацию о своем же работнике.
– Не густо! – не удержался от реплики-шпильки заплесневелый Хлоуп, до этого молчавший и теребивший галстук, конец которого напоминал ухо бородавочника* пантагрюэлевских размеров.
– Неужели вы цените болтунов, а не людей умеющих держать язык за зубами? – пыхтя от натуги, не то съязвил, не то высказал искреннее недоумение Валяр.
– Готов возразить по существу! – бросил на стол зажигалку, сверкнувшую драгоценными камнями, не угомонившийся Думак. От плохо скрываемого гнева темная кожа негра, казалось, побледнела. – Я, например, превыше всего на свете ценю именно болтунов. Ибо они, зачастую сами того не ведая, дают исчерпывающую информацию о …самых упрямых молчунах. Но что это в данном случае меняет?
– Позвольте..., – начал было Олумб.
Однако его весьма неучтиво перебил экспансивный Валяр:
– А ведь писака, стервец, как в воду глядел! Гуманность нашего менингитного общества воистину не знает границ! Равно как и стремление государственных чиновников сэкономить на чем угодно и на ком угодно, лишь бы самим в итоге иметь больше.
– Вы недалеки от истины, Валяр! – тут же отозвался Алакид. – Эксперимент – полнейший идиотизм. Маразм в кубе! Убедительно свидетельствующий о деградации тех, кто кормится на деньги налогоплательщиков, то есть и наши с вами. А те, на политическом Олимпе, марихуаны обкурились, что ли? Соглашаясь с идеей прекращения заказов на спецоборудование для мест лишения свободы, они рубят сук, на котором так пока удобно располагаются. У большинства от безделья мозги, видимо, настолько заплыли жиром, что они уже не способны вспомнить азов – любое государство есть, прежде всего, аппарат насилия. И ничего более! И собственноручно разрушают это могущество. Прозреют, да поздно будет!
– Заклинаниями, даже сверхэмоциональными, дела не поправишь, – прервал явно затянувшуюся филиппику Валяр. – А вот наши денежки, вбуханные по вашему, Олумб, совету в тюремный бизнес, вот-вот вылетят в трубу. Кого отныне, – показал пальцем на вырезку из «Фордыбашен сантимо», – заинтересуют бесконечные километры колючей проволоки, сотни камер слежения, тонны замков и запоров, заказанные нами?
– Успокойтесь, уважаемый, – повернулся к нему Хлоуп. – У вас не все в порядке с нервами. Съездите как-нибудь на рыбалку.
– Я не любитель этого вида спорта! – Веко кавалера знака «Почетный легионер Большого сражения» затрепетало пойманной в сачок бабочкой.
– А чем же вы занимались на прошлой неделе у реки? Правда, орудий лова поблизости я, как ни всматривался, не заметил.
– Что вы городите?! – надтреснутый голос Валяра стал еле слышен. – Какая река? И что за рыбалка?
– Ну, ладно, – примирительно произнес Хлоуп. – Будем считать, что я обознался. Хотя… Может быть, вы страдаете раздвоением личности?
– Хватит вам заниматься сущей ерундой! Вернемся к теме разговора. Проблему мы обязательно решим! Ребята уже действуют. Подтверждаю это еще раз. – Олумба явно раздражала витающая в комнате злая неопределенность.
– Может, все-таки существует возможность закончить дело полюбовно? – подал голос Хлоуп, нервно засовывая изрядно помятый галстук в карман жилетки.
– Слушай, мухомор несъедобный! – раздраженно прорычал Думак, у которого, кажется, от возмущения побагровели даже зрачки. – Ты что, забыл о суммах, вложенных нами в это, как теперь оказывается, более чем сомнительное дельце?! Не каждый доживет до аукциона, на котором будут распродавать то, что еще принадлежит нам на правах частной собственности. Для покрытия долгов. Мы рискнули, зная, на что идем. Так неужели, спасая положение, проявим слабость?
– Не надо меня агитировать! – огрызнулся Хлоуп. – Но, думаю, Перебежчика следовало бы сначала для острастки как следует припугнуть.
– Пугала коза козла! – заржал Думак. – И знаешь, что из этого вышло? Он, оттрахав ее при первой же возможности, оставил на съедение шакалам.
– А как «спасение положения» будет выглядеть на практике? – прервал поток красноречия чернокожего грубияна Валяр.
– Нейтрализация – штука непростая, – заключил Алакид. – Особенно, если речь идет о такой …сволочи.
Последовала деловая часть разговора, из-за которой и собрались. Под конец Олумб подвел промежуточные итоги:
– Сомнений оставаться не должно – мы свои кровные спасем. Чего бы это нашим врагам, в том числе в министерстве и правительстве, ни стоило.
Когда после распитой у стойки бара, скорее, по традиции, полубутылки ликера гости засобирались, Хлоуп, выйдя вместе со всеми, неожиданно заявил:
– Вы езжайте, а я задержусь на пару слов.
Решение, судя по реакции Олумба, было сюрпризом и для него. Валяр что-то попытался было проворчать насчет доверия, а также порочности любых сепаратных сделок, если таковые кем-то вынашиваются, но осекся, услышав ставший вдруг стальным голос Хлоупа:
– Мое дело ваших вложений не касается. Вопросы будут?
Таковых не оказалась. Лишь Алакид недоуменно и с некоторой обидой посмотрел на Олумба, несколько раз нервно сжав и разжав кулаки. Тот это заметил и сказал:
– Езжай к себе, я, как только освобожусь, сразу заскочу. Не думаю, что опоздаю больше чем минут на сорок.
И вместе с Хлоупом вернулся в комнату с камином (зачем он в жаркой Африке?). Едва дверь захлопнулась, «божий одуванчик» буквально взвился на дыбы, обрушившись на явно опешившего от неожиданного напора хозяина:
– Не знаю, да и знать не хочу, чего вы там с этим негритосом Алакидом задумали, – разбирайтесь сами. Но мне нужны мои бабки!
– Я вас прекрасно понимаю!
– Мне от этого не легче!
– Пожалуйста, не лезьте добровольно на рожон! Вы же не пан Володыевский.
– А что, лучше на «Созаком»?* Или Карисимби?* И вниз головой?! Но запомни: совершать полет с билетом в один конец будем на пару.
– Вы говорите страшные вещи. Оставьте!
– К нашему обоюдному несчастью, лишь объективно оцениваю ситуацию. В которой, как и остальные придурки, оказался исключительно благодаря господину Олумбу. Тебе такой случайно не знаком?!
– Перестаньте, пожалуйста, ерничать!
– Это ведь ты убедил меня в стопроцентной надежности операции и быстрой «прокрутке» средств. Но олухи-то рискнули хоть собственными. А я – еще и «общаком». Который, как ты сам прекрасно понимаешь, – святое. За него по головке не погладят. А если и погладят, то раскаленным утюгом.
– Кто мог предвидеть столь умопомрачительный форс-мажор?
– Повторяю: не знаю! И знать не хочу. Зато не сомневаюсь в другом: шкуру с твоей задницы пустят на абажур. Или, если хочешь, на абажор – вот такой получится мажор! Причем, учитывая прыть ребят по специальным поручениям с того берега реки*, – кустарным производством столь оригинального светильника из твоей кожи они займутся без малейшего промедления.
– Шум вокруг идиотской затеи с тюрьмами стоит такой, что, боюсь, мне не даст кредита ни один банк. Да еще на такую сумму! Ведь затей, подобно нашей, от деловых кругов не утаишь. А, следовательно, денежные мешки знают: в случае ее провала, я – на мели.
– О каком провале ты осмеливаешься говорить?!
– Господин Хлоуп, мы…
– Не хочу ничего слышать. Как не желаю, чтобы по чьей-то милости я для своих стал ссученной шестеркой и последней вонючей гиеной саванны. И во всем виноват ты, именно ты!
– Я постараюсь…
– Да уж, постарайся! – Хлоуп не скрывал зловещего сарказма.
– Сегодня же нажму на руководство «КупиДОНа», чтобы оно максимально ускорило подготовку намеченной операции.
– Вот и хорошо. Ты же прекрасно видишь: о личных бабках – тоже, кстати, не мешке макута*, я пока даже не заикаюсь.
– Вот поквитаемся, даст бог, с Перебежчиком…
– Если сделаете это оперативно, не исключаю, еще и совместный бизнес продолжим. Хотя бы с тем же порошком. Дело – сверхприбыльное. Кстати, плохо, что наркотой балуются исключительно человеки…
– А то что бы?
– Мы могли бы сказочно обогатиться буквально за считанные недели.
– В каком смысле?
– А в том, что братья наши меньшие, употребляй они наркотики, были бы клиентами куда как более выгодными.
– Почему?
– Очень просто. К примеру, собаке и лошади, чтобы поймать кайф, нужна доза опия в 10 большая, чем двуногому, голубю – в 100, а лягушке – в 1000 раз.
– Не может такого быть!
– Сведения – из медицинской энциклопедии. Жаль только, зверье неплатежеспособно!

Глава 30

Сколько фотороботов им пришлось составить! Пожалуй, не менее сотни. Иногда казалось: сейчас Клод плюнет в лицо ни в чем не повинному Синклеру и уйдет. Однако какая-то неведомая сила удерживала от опрометчивого решения. Журчащие, словно хрустальные горные ручьи, объяснения купидоновцев обволакивали сознание, звучали логично и убедительно.
Представления человека об идеале, на их взгляд, подвержены влиянию десятков факторов. Начиная от состояния геомагнитного поля планеты, индивидуальной реакции на солнечные аномалии и заканчивая временем суток и набором поглощенных накануне продуктов. Полученные в результате скрупулезных исследований данные позволяют с минимальной погрешностью определить, какие черты у имярек доминируют, а какие – выражены вовсе слабо. На основе этих параметров – фантастика, да и только! – и составляется «карта чувственности». И, уже руководствуясь ею, с помощью некой секретной компьютерной программы специалисты подбирают для клиента «эмоционального двойника» противоположного пола.
В данном случае результатом многочасовых нервных истязаний стал фоторобот той, в которую Клод… влюбился без оглядки. Если бы о подобном рассказал кто-нибудь другой, он бы без тени малейшего сожаления высмеял ущербного бедолагу. Но с собой поделать ничего не мог. Свершилось невероятное! Клод с ума сходил по девушке, которая никогда ему даже не снилась.
Какой астролог мог предсказать, что вскоре настолько изменится его, Клода, жизнь? А точкой отсчета, как ни крути, стала случайная встреча с Бинго. Визиты в дотоле неоднократно высмеянный «КупиДОН» подтвердили: здесь, действительно, трудится небесталанный персонал. Единственная, с кем не нашел общего языка, – кикимора из отдела «ФР». Но, честно говоря, не очень и старался.
С остальными же сложились, без преувеличения, доверительные отношения. Заведующий сектором «Х», тот, похоже, в Клоде вообще души не чаял. А ему иногда казался боцманом, бросающим спасательный круг гибнущим в водовороте любви.
Неблагозвучное для мужчин «КУПИ, Джентльмен, Отчаявшись, Надежду» перестало вызывать у него даже подспудный протест. Ибо, несмотря на весь скепсис, выходило – надежду купить все-таки… можно.

Глава 31

– Ты что последнее дни ходишь, словно недоваренного ямса* объелся? – Захира подняла переполненный недоумения взгляд на мужа. – Или возникли непредвиденные проблемы?
Негритянка, бывшая танцовщица, с годами семейного благополучия изрядно погрузнела, хотя и не переставала за собою следить. В прошлом ей приходились регулярно красить волосы, и от этого они не только потеряли природный блеск, но и стали ломкими. Красные прожилки в глазах – удел практически всех, кто занимался усиленной физической подготовкой (спортсменов, артистов балета, танцовщиков), а затем в силу различных причин, не обязательно возраста, сие занятие оставил.
Левую скулу Захиры украшала симпатичная родинка. Такой, ежели бы она располагалась в центре лба, позавидовала бы коренная жительница Индии. Сильные, как у всех тружеников Терпсихоры, бедра надежно поддерживали верхнюю, роскошную, часть туловища, нивелируя при этом появившуюся излишнюю полноту. Небольшой заостренный носик и вечно что-то ищущий взгляд делали женщину разительно похожей на ласкового пушистого зверька.
Сердясь, она прижимала подборок к груди, что очень не нравилось супругу. Однако, как ни старалась, избавиться от дурной привычки не могла. А после и вовсе махнула рукой: что естественно – то не безобразно.
По случаю выходного дня Захира вырядилась в невероятно пестрой расцветки платье и головной убор, изготовленный из волокон рафии* и украшенный птичьими перьями («нацепила бы еще набедренную повязку из бисера!» – мысленно ухмыльнулся Олумб). Шляпка была свадебным подарком ее единственной тетушки-саката*, и жена этим вороньим гнездом дорожила не меньше, чем подвесками из слоновой кости, привезенными мужем из очередной командировки на рудники «медного пояса Шабы»*, где трудилось немало заключенных.
Если откровенно, то Олумб временами терпеть не мог ни дурацкую «шляпу», ни подвески, ни саму Захиру. Однако та – редкость в Заире, исколеси его вдоль и поперек! – прекрасно готовила. И не какую-то там традиционную похлебку из сорго или проса, а многие классические европейские блюда, к которым он так привык за время бесчисленных стажировок на старом континенте. А пальмовое вино и настойку из сахарного тростника экс-танцовщицы друзья абсолютно искренне признавали непревзойденными алкогольными шедеврами.
Что, собственно, и определило дальнейшую судьбу женщины. Ибо для Олумба, по его собственному утверждению, «жившему, чтобы есть», вкусное блюдо выглядело куда привлекательнее, чем победительница конкурса «Мисс Веселенная». А хороший аппетит, вызванный пищей, не шел ни в какое сравнение с самым сильным оргазмом. Иными словами, сексом он пресыщался, а едой – никогда. И супруга, как могла, угождала великовозрастному лакомке. Благо для того, чтобы бесконечно совершенствоваться в этом искусстве, нужно было изучать не «Камасутру», а более приемлемую для католички «Поваренную книгу».
– Кое-какие проблемы, действительно, возникли, – не стал скрытничать обычно не очень-то распространявшийся дома о служебных и даже околослужебных делах Олумб. Несмотря на то, что жена – еще одно достоинство Захиры! – как никто из близких или её подруг, умела хранить секреты.
– Это случайно не связано с тем персонажем, похожим на засушенный росток мангового дерева? Забыла, как его... Ну, тот – на букву «х»…
Олумб на несколько мгновений неподвижно застыл в неудобной позе – столь неожиданной оказалась фраза жены.
– Имеешь в виду господина Хлоупа? – индифферентно спросил он, стремясь придать голосу как можно больше безразличия.
– Его!
– А почему ты думаешь, что мои неприятности могут быть каким-то образом связаны именно с ним?
– Страус на хвосте принес!
– Но я не шучу, дорогая! – когда было нужно, Олумб умел становиться нежным. – И потом, сколько раз тебе повторять: новости приносит сорока, а не страус. На этот случай у нее имеется весьма длинный хвост.
– Это о приличных людях новости приносит сорока. А о таких, как Хлоуп, – именно страус.
– Но почему, моя изящная Айседора?!* – откровенно польстил супруге «подкованный» едва ли не на всех европейских богемных перекрестках Олумб.
– Потому что информация об уродах может «транслироваться» только с помощью таких же уродливых «средств связи». Каковым, в отличие от сногсшибательного, если верить тебе, сорочьего, и является страусиный хвост.
– Ты по-прежнему меня удивляешь! – в голосе супруга появились, как он их не прятал, настороженные нотки. Захира воистину непредсказуема.
– А ты меня давно уже нет! – похоже, сегодня откровенничать вознамерился не только мужчина.
– Что ты хочешь этим сказать? – Олумб решил до конца оставаться дипломатом. С него хватит, под самую завязку, рискованной «заморочки» с Хлоупом и остальной компанией, чтобы позволить появиться еще одной головной боли. В случае если – анализы ей в голову! – супруга, наконец, исполнит свою угрозу, то своим уходом нарушит внутрисемейный гастрономический баланс. Вот они, «прелести» феминизации: даже африканские женщины чувствуют себя слишком независимыми.
– Только то, что я УСТАЛА! – на глазах Захиры появились слезы.
– Так давай наймем прислугу. Кстати, я это, видит Всевышний, предлагал не единожды!
– Не о физической усталости речь!
– Тогда о какой? – развел руками Олумб.
– Ее родной сестре – редко вспоминаемой мужчинами всех рас – моральной!
– Захира, ты меня пугаешь! – он уже не играл привычную роль и, по сути, сбросил маску. Перестав уписывать за обе щеки так нравящееся мясо по-лакандонски* в кляре (обычно прикалывался – «в футляре»).
– Понимаешь, мы уже который год живем под одной крышей, а ты за все это время по-настоящему и минуты не был рядом со мной! Я одинока не тогда, когда сама, а когда мы вдвоем.
– Как ты можешь даже подумать подобное, не то, что сказать?!
– А ты считаешь, раз бывшая танцовщица – значит, обязательно пустозвон. Мешок, набитый кокосовой стружкой.
– Откуда такое взяла? Какая цеце* тебя укусила?!
– Вот еще одно убедительное доказательство твоего тщательно скрываемого, но от этого не менее обидного, чувства изначального, заложенного самой природой, превосходства.
– Я тебя не узнаю! Или это – не ты?!
– Нет, я! А не узнаешь потому, что никогда и не пытался узнать.
– Все, я отказываюсь заканчивать ужин! Пусть этим чудным мясом полакомятся бродячие собаки или вконец одичавшие в каменных джунглях кошки.
При привычном препирательстве аргумент возможного непоедания ею любовно приготовленного действовал безотказно – жена уступала. Но то ли сегодня спор был не совсем обычным, то ли сама Захира – особенной, однако «убийственный аргумент» оказался холостым. Олумб, может быть, впервые за долгие годы совместной жизни почувствовал себя не в своей тарелке. И где? Дома!
Этот факт и бесил, и одновременно – пугал. Больше всего обижало то, что подобный нелицеприятный разговор происходил именно в тот момент, когда он решил быть с нею откровенным.
– Как хочешь! – холодным тоном произнесла Захира. – Тем более, тебя, наверное, уже накормили.
– Кто? И где? – уставился на супругу все больше запутывающийся в ее словах, будто креветка в рыбацких сетях, Олумб.
– Там, откуда приехал.
– С работы!
– Ври, да не завирайся! На работу я звонила – на месте тебя не оказалось.
– Я сейчас все объясню! – Он по настоящему недоумевал: супруга еще никогда не вела себя по отношению к нему так агрессивно. – Ко мне заехал приятель…
– И этим приятелем оказался никто иной, как этот замухрышка Хлоуп.
– … и мы отправились к нам на виллу.
– Не забудь уточнить – не вдвоем, а в компании.
– Ты опять ставишь меня в тупик, Захира! – шевелящимся на максимальных оборотах извилинам Олумба, похоже, не хватало места в черепной коробке – то ли та оказалась тесновата, то ли подобный хаос в ней проектировщиками-родителями не предусматривался изначально. Он не мог понять, откуда у жены, сроду делами супруга не интересовавшейся, столь полная информация о его передвижениях? И в чем, собственно, она свою «червивую» половину подозревает?
Уж не пронюхала ли о том, что, используя связи в банковских кругах, он и ее сбережения вложил в треклятый проект с тюремным оборудованием? Если, не приведи господи, все накроется медным тазом, афера немедленно выплывет на свет божий. А известие, что благоверный промотал ее капитал, превратит Захиру в кару небесную. О подобном исходе он не хотел и помыслить. Ведь под угрозой окажутся не только карьера, супружество, но и – Хлоуп не шутил! – его, Олумба, жизнь.
Чтобы вывернуться, нужно совсем немного времени и очень много везения. Специалисты в «КупиДОНе» – супер. И просто жаждут свести с Перебежчиком корпоративные счеты – здесь, как говорится, интересы сторон совпадают. Подвешенные за одно место кадровым сотрудником МВД, пригрозившем официальным разоблачением, они добросовестно роют землю носом! Так что в конечном успехе он не сомневается. Вот только время… Успеют ли до того, как, чего недоброго, обнаружится его, так сказать, не совсем этичное поведение со сбережениями супруги?
– … относительно же тупика, – Захира закончила фразу, которую он, погруженный в собственные невеселые мысли, как следует, не расслышал, – то не я тебя приперла к стенке, а ты сам себя загнал в угол.
– С чего ты взяла? – Олумб продолжил словесное перетягивание каната, ибо не понимал, что происходит. Поэтому в меру искусно тянул резину: а вдруг что-нибудь прояснится?
– Что тебя связывает с Хлоупом?
Внутри у Олумба, несмотря на жару, похолодело. Будто кто-то в желудок микро-морозильную камеру сунул. Неужели Захира все-таки что-то знает? Иначе почему с таким упорством и меткостью бьет в одну и ту же точку?
– Любопытно, какие у тебя могут быть претензии к человеку, с которым ты ни разу в жизни не встречалась?
– Достаточно того, что знают о нем другие!
– А кто они?! И что… знают?
– Не прикидывайся несмышленышем, помещающимся поперек кровати.
– Чтоб мне с этой самой кровати навернуться, если вру!
– Понимаешь, я устала от одиночества… вдвоем. И от твоей, особенно в последнее время, бесконечной лжи.
– Устала от… одиночества вдвоем и… моей лжи? – Олумб едва не начал заикаться. Что сегодня за день? Мир, будто необъезженный рысак, становился на дыбы. Сначала Хлоуп, теперь – Захира. Словно сговорились окончательно выбить его из колеи.
– А то нет!
– Но почему? Разве я недостаточно внимания уделяю своей крошке?
– Искренне?! Или для вида? Чтобы, например, продемонстрировать друзьям, какой ты заботливый семьянин.
– Ты преувеличиваешь, Захира!
– К сожалению, нет! Столько лет терплю. Терпела бы и дальше. Если бы…
– Если бы?.. – Олумб понимал, что относительно «одиночества вдвоем» жена права на все сто и ломался, скорее, для вида. Тем более что исправить ситуацию в этом пункте не сложно. Станет более открытым, приветливым. Сводит супругу раз-другой в кино. Нанесут визит кому-нибудь их общих знакомых. Наконец, преподнесет что-нибудь из дорогих побрякушек. Последнее – не сразу. У него ведь наличности – только на билеты в синема и осталось. Ну, да ладно, интимную часть вопроса он уладит!
Куда тревожнее последние слова «Терпела бы и дальше». Интересно, что же произошло такого, чего Захира «терпеть дальше» не может?
– Если бы... что? – снова вкрадчиво уточнил Олумб.
– Если бы… не Хлоуп.
– Дался тебе этот трефовый король!
– А что ты, собственно, о нем знаешь?
– Ну, он эмигрант. Много лет занимается бизнесом в Заире. Один из проектов мы пытаемся осуществить совместно.
– Ну-ну…
– Что ты имеешь в виду, Захира? Не своди меня окончательно с ума.
– А сегодня на виллу вы ездили вдвоем?
– Нет! А это имеет какое-то значение?
– Смотря для кого. Если для тебя – нет, то, к примеру, для меня – да, имеет.
– Но почему?!
– Потому что твой божий одуванчик – сводник со стажем! Потому что у себя на родине он, предположительно, служил в охранке! И еще неизвестно, чем занимается в Киншасе. Не исключено, тайно вербует наемников для грядущего режима. Или еще хуже – шпионит к его выгоде и во вред законным властям. Используя для этих целей мягкую подстилку. В лице продажных девок. Так каким бизнесом ты, дорогой, с ним занимаешься? Уж не горизонтальным ли?!
– Боже, Захира! Как ты можешь?! Это, во-первых. И, во-вторых, откуда у тебя такие кошмарные сведения?
– Считаешь, выдумываю, да?
– Даже не знаю, что сказать?! – совершенно искренне признался Олумб. – Ты ведь никогда не интересовалась подобными вещами.
– Пусть будет так! Хотя и это – из того же разряда типично мужского превосходства над слабым полом: дуры-женщины, мол, никогда ничем не интересуются. Но все, что я сказала, – вовсе не фантазии скучающей субретки*, а самая настоящая правда.
– Не томи, родная! Тем более, для меня это очень важно. Откуда у тебя данные о Хлоупе?
– Значит ли это, что ты многого не знаешь?
– Клянусь!
– И компанию вам ни разу не составляли длинноногие красавицы?
– Когда у меня самого жена – солнышко ясное?!
– Оставь дурацкие комплименты! Я с тобою, как никогда, серьезна. И сводить все к шутке, как это тебе хочется, не намерена.
– Не злись, тебе это не идет!
– Я не злюсь! А просто на четкий, недвусмысленный вопрос, хочу получить такой же не размытый ответ. Итак?
– Какие красавицы?! С чего ты взяла?
– Но ты ведь несколько минут назад признал, что на виллу ездил не только с Хлоупом.
– И сейчас – не старайся подловить – не отрицаю. С нами еще был народ. Но… мужчины. Те, кто участвует в последнем проекте, о котором несколько минут назад я тебе уже говорил. Так что встреча была исключительно деловой.
– Ладно, поверю! И бери мясо, пока окончательно не остыло, – ешь! А то я, в самом деле, решила, что у вас там секс-пикник. А сейчас даже дышать стало легче – будто в Салонге* побывала.
– Хорошо! Однако ты так и не сказала, откуда у тебя компрометирующие сведения о Хлоупе? И как ты узнала, что я был с ним… с ними на вилле?
Олумб, немного успокоившись, уже налегал на добровольно прерванный ужин.
– Не забыл мою подругу Саоми? Ну, ту брюнетку, с которой мы вместе танцевали в ансамбле. Она меня навестила.
– А сей факт какое отношение имеет к нашему разговору?
– Самое непосредственное. Дело в том, что явилась она не сама, а с кузиной. Вышедшей в свое время замуж и переехавшей на постоянное место жительства в Конго – на родину Хлоупа. Так вот, представь себе, она о нем порядочно наслышана! От общих знакомых. И мнение – едино: он – ужасный человек. Беспринципный, жестокий, изворотливый, низкий. Более того, по слухам, еще и доверенное лицо некоего тамошнего чиновника высочайшего ранга. Замешан не в одном убийстве. Причем всегда использует подсадных уток – женщин. Для этого к его услугам – не один бордель. А теперь выкладывай, что за общий бизнес у тебя с таким человеком?
– Сейчас объясню. Но ты скажи прежде: а Саоми с кузиной, как узнали, что я с ним имею что-то общее?
– Бедненький! Ты совершенно забыл, что у Саоми «хижина» в том же месте, что и наша. Вот они с кузиной тебя там случайно застукали и пришли к выводу, что сей господин, любитель галстуков жутких размеров, втравил тебя в нехорошую историю. Ну, и первое, что нам всем трем пришло в голову, – женщины легкого поведения. Вот во мне ревность и взыграла. Думаю, пусть уж относится ко мне, как к привычной, но необходимой мебели. Но чтобы еще и шляться по проституткам, – увольте! Не хочу стать посмешищем на всю Киншасу. Однако теперь верю. В смысле дам легкого поведения. Что же касается остального, то тебя, действительно, что-то гложет. И если не женщины, то, разрази меня гром, …Хлоуп. Он все-таки втянул тебя в нехорошую историю. Разве не так?
– И не то, чтобы да, и не то, чтобы нет.
– То есть?
– Проблемы у меня – ты права! – действительно, возникли. Но Хлоуп тут ни при чем.
– Я тебе не верю!
– Правда, милая!
– Совсем ни при чем? Ни на вот такую капельку?
– Если быть точным, то на капельку – да. Ну, на несколько капелек. Однако сей дождик вызвал я сам. И никто другой.
– Что-то ты такое завернул – теперь уже я ничего не пойму. И потом – дождик предвидится какой – грозовой?! Или так себе – легкий летний душ? Даже не контрастный.
– Как тебе сказать…
– Как есть, так и скажи. Не чужие ведь!
– Понимаешь, проект, о котором я тебе говорил, – целиком моя идея. А деньги в него вложили Хлоуп и еще несколько человек. И тут появились, как бы поточнее выразиться, труднопреодолимые препятствия. Я делаю все, чтобы их устранить. И уверен, что это удастся. Однако партнеры, в первую очередь, Хлоуп, ждать не хотят. В принципе, я их не обвиняю: кому охота буквально на ровном месте рисковать многими сотнями тысяч?! Иными словами, я, дорогая, во временном финансовом цейтноте.
– Неужели ничего нельзя сделать? Объясни этим людям ситуацию. Наверное, каждый из них не первый год в бизнесе. Знают, как порою случается. Пусть подождут.
– Других, хотя и с невероятным трудом, уговорить удалось. А вот Хлоуп…
– Видишь, я заочно чувствовала – от этого типа нужно держаться на расстоянии. И более, чем уверена: он тебе угрожает!
– По большому счету, да.
– Мерзавец!
– Он сам очутился в сложном положении. Вложил в дело еще и не принадлежащие ему средства. А их с него требуют.
– Но ты же эти сволочные деньги не присвоил! И намерен вернуть. В конце концов, я готова, если вопрос стоит именно так, помочь тебе собственными. Бери, если ситуация безвыходная!
– Ни при каких обстоятельствах! Еще чего не хватало! – поспешно произнес Олумб. – Даже не смей думать об этом. Выкручусь и так. Не впервые!
– Смотри! Ведь то, что я узнала о Хлоупе от Саоми, лишний раз подтверждает: он способен на любую крайность. Так не правильнее ли будет, если, как ты утверждаешь, в проекте нет никакой крамолы, обратиться в полицию?
– Зачем?
– За помощью!
– И что я, работник МВД, должен, по-твоему, заявить?
– Что Хлоуп тебе угрожает. Думаю, если с ним побеседуют, он остудит свой пыл. Да и, зная, что случилась огласка, вряд ли рискнет причинить вред.
– И как в этом случае буду выглядеть я?
– Абсолютно нормально.
– Нет, не стану я подключать подчиненных.
И увидев исполненное тревоги лицо жены, добавил:
– Во всяком случае, пока!
– Но я ведь за тебя не на шутку переживаю. И считаю, ты совершаешь ошибку!
– Надеюсь, не роковую! – Олумб обнял Захиру за плечи и, сам себе удивляясь, поцеловал.
Как в молодые годы, закрыв при этом глаза. Если бы он этого не сделал, то увидел бы: супруга, судя по ее загадочному виду, явно что-то замыслила.

Глава 32

Похоже, он слишком поздно обратил внимание на вылетевшую из-за поворота легковушку. Расстояние между взбесившимся автомобилем (кто в центре города ездит на такой скорости?) и пешеходом сокращалось подобно уровню спиртного в бутылке на столе у измученной жаждой быстрейшей опохмелки компании. Клода же, к его ужасу, будто кто-то стреножил – замер как вкопанный. Откуда взялось это рычащее чудовище? Ведь буквально секунду назад на переходе горел зеленый свет.
Еще миг – и случится непоправимое. Он погиб!
Внезапно привычный уличный гам взорвала мощнейшая шумовая бомба. На перекресток на всех парах влетала пожарная машина, водитель которой в последний момент на всю катушку врубил сирену. Раздирающий душу фальцет визжащих тормозов. Перекошенное не то от страха, не то от возмущения лицо регулировщика. У Клода в крови – месячный запас адреналина. И тут же – режущий слух скрежет металла, запах жженой резины, чей-то визг.
В чувство его привела врач вызванной на место происшествия кареты скорой помощи. Суя под нос ампулу с чем-то чрезвычайно едким, качала головой:
– Вы оба родились в рубашках.
– Кто – «оба»? – не понял Клод.
– Персонально вы и водитель легковушки. Она столкнулась со спецмашиной. Вас зацепило оторвавшимся бампером. И – лишь легкие царапины. А владелец машины ушел, немножко прихрамывая, – видимо, ушибся. Не припомню подобного. Благодарите ангела-хранителя за чудесное спасение. Еще мгновение – и колес вам бы, по утверждению свидетелей, не избежать!
– Это, в самом деле, так? – невпопад переспросил он.
– У вас, к счастью, только синяки да шишки, – доктор ободряюще улыбнулась. – Можете смело подниматься! Нет нужды даже в госпитализации. Разве что сами настаиваете!
– Да я же не совсем контуженый!
– В таком случае, можете быть уверены, до свадьбы, если вы, конечно, не женаты, заживет.
– Я, в самом деле, не женат. Так что искреннее спасибо на добром слове! Вот моя визитная карточка. Возьмите, пожалуйста. Счет вышлете по указанному в ней адресу.
– А вам – скорейшего избавления от ссадин и неприятных воспоминаний. – Врач начала не спеша собирать инструменты в медицинский саквояж.
– Извините за беспокойство: вы случайно не видели, куда подевался едва не наехавший на меня автомобиль? – Клод недоуменно крутил во все стороны головой, однако, кроме пожарного монстра, поблизости никакого транспорта не заметил.
– Уехал! – сказала доктор.
– Как уехал?! – удивился он. – Не выяснив, как самочувствие пострадавшего? Не поинтересовавшись наличием у меня страховки? Не оформив протокол дорожного происшествия?
– Ну, допустим, пока вы находились без сознания, этот господин – весьма, кстати, навязчиво! – интересовался вашим физическим состоянием. Я его успокоила, нарисовав абсолютно объективную картину.
– А сколько я пребывал… в отключке?
– С учетом времени, которое понадобилось нам на дорогу, минут десять. Не больше.
– И этого хватило, чтобы не только побеспокоиться обо мне, но и разобраться, кто в данном случае прав, а кто – виноват? Плюс оформить соответствующие документы? Наконец, решить неизбежную головоломку с погашением страхового полиса пострадавшего пожарного автомобиля, являющегося собственностью города?!
– Это, как вы понимаете, не входит в компетенцию доктора. Но кое-что вам, такому симпатичному парню, сказать могу. Хозяин легковушки после того как убедился, что не только крупные, но даже травмы средней степени у вас напрочь отсутствуют, немного потряс перед регулировщиком пухлым бумажником. И все проблемы тут же были решены. После чего он преспокойно удалился. Кстати, вон приближается полицейский. Так что у вас появляется прекрасная возможность узнать подробности из первых уст.
Преисполненный чувства собственного достоинства, медленно подплыл регулировщик. И с ходу взял быка за рога:
– Вы знаете, что грубо нарушили правила дорожного движения?
– Я думал…
– Ах, вы еще и думали! – издевки его вороньему карканью было не занимать.
– Во всяком случае, мне казалось, что дело обстоит как раз наоборот: я шел на разрешающий – зеленый свет, а легковой автомобиль двигался на запрещающий – красный.
– Вы осмеливаетесь утверждать, что я сознательно лгу?! – птичий голос значительно окреп и теперь походил на кряканье селезня, озабоченного процедурой немедленного продолжения рода.
Клод почувствовал себя откровенно неуютно. Не столько потому, что даже незначительный конфликт с представителем сил правопорядка в условиях едва не гражданской войны чреват самыми непредвиденными последствиями для представителя любой прослойки общества, исключая разве что правящую элиту... Сколько потому, что уже и сам начинал сомневаться. А вдруг, правда, в пропущенные им мгновенья, когда остановился, чтобы оглянуться на пастора, цвет светофорного сигнала изменился? Хотя ведь сначала должен был загореться желтый…
– Ну, так что? Будем оформлять протокол об административном нарушении? – наседал явно продажный (а существуют ли другие?) страж уличного порядка.
– Даже не знаю…
– Но если дать делу официальный ход, вам придется не только раскошелиться на штраф, но и выплатить компенсацию за ущерб, нанесенный легковому автомобилю.
И, многозначительно помедлив, добавил, растягивая слова, словно ему мешала тягучая конфета:
– Плюс вам может выставить претензии городской муниципалитет. Ведь его имущество, пожарная машина, пусть и незначительно, тоже пострадала. А если государственные адвокаты сочтут – а они так и поступят! – необходимым дополнить стандартную формулировку о выполнении пожарными на момент ЧП служебных обязанностей словами «действия, могущие повлечь тяжелые последствия», вам и вовсе придется туго.
Клод понял: с этим дорожным Джеком-Потрошителем, напялившем одежду установленного образца, лучше не связываться. Еще раз остановив взгляд на циклопических размеров скатах пожарного монстра, по сути, спасшего ему жизнь, невольно втянул голову в плечи. Да, перспектива не из приятных – быть раскатанным такой скалкой по бетону, словно масленичный блин!
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – пробормотал он, унося с места происшествия не вызывающую ни малейших симпатий квитанцию на штраф. И, что, безусловно, радовало, – собственные ноги.
Домой Клод, основательно выбитый из колеи неприятным инцидентом, отправился немедленно. И благодаря вернувшейся способности анализировать, начал рассуждать:
«Действительно ли я не заметил поменявшего цвет светофорного сигнала? Откуда взялась проклятая легковушка? Минутой раньше ее нигде поблизости не наблюдалось. Почему, наконец, она неслась с безусловно недозволенной скоростью? Не собирался ли водитель сбить пешехода сознательно?
Тогда получается, от неминуемой смерти его чисто случайно спасла пожарная машина, вылетевшая наперерез легковушке. Однако кто осмелился на покушение? И, главное, почему? Партнеры? Исключено. Конкуренты? Но он всегда вел открытую и честную игру, действуя строго в рамках закона. Бинго? Глупости. А может, это дало о себе знать пресловутое проклятие? Ведь он, нарушив обет, поведал Эльдази родовую тайну.
Или, что более всего вероятно, очередная попытка отправить его на тот свет, если она действительно имела место, связана с письмом, лежащим вон в том столе в папке с надписью «Важное»?
Впрочем, пути Господни неисповедимы, а жребий, как известно, – слеп».
И еще одна мысль пришла в голову, когда Клод уже засыпал: а не заодно ли с его неведомыми врагами и доктор? Ведь она упоминала что-то о его женитьбе.
Совпадение или нет?

Глава 33

Або Казуа толкнул вращающуюся дверь модного ресторана «Крааль»* и вошел в зал. Навстречу новому посетителю тут же устремился метрдотель:
– Ваш столик сервирован, господин адвокат, – расплылся явно не в дежурной улыбке главный распорядитель.
– Отлично! – щелкнул пальцами вошедший. – Столик, надеюсь, тот же, в углу?
– Как заказывали, господин Казуа!
– Тогда вели без промедления подать бокал бананового пива!
– Будет сделано! – кивнул головой метрдотель и крикнул в сторону барной стойки:
– Банановое пиво на столик номер шесть!
И спохватившись, уточнил:
– Одно, господин адвокат?!
– Пока да.
– А то мы ведь накрыли, как всегда, на двоих.
– Правильно сделали. Господина Иноси задержал телефонный звонок. Не пройдет и четверти часа, как он будет здесь. А я пока утолю жажду в одиночестве, – кивнул Казуа подошедшему официанту.
– Приятных вам минут в нашем заведении! – пожелал распорядитель, судя по всему, постоянному и уважаемому клиенту. И исчез в дверях кухни.
Або Казуа – среднего роста, подтянутый тридцатилетний абориген был юристом адвокатской конторы «Иноси и партнеры». Все свободное время, а его оставалось совсем немного из-за загруженности работой, проводил в небольшом частном спортивном зале – самозабвенно качал мускулатуру на тренажерах. Увы, делал это как-то однобоко. Наращивая без конца верхнюю группу мышц совершенно не заботился о нижней, что создавало заметную диспропорцию. И когда он раздевался, к примеру, на пляже, создавалось впечатление, что господь ошибочно или злонамеренно поменял парню руки и ноги местами. Насколько первые выглядели мощно, настолько вторые – изящно.
В то же время лицо Казуа имел совершенно непримечательное. На общем фоне выделялся разве что острый и сильно выпирающий вперед кадык, напоминающий верхний акулий плавник. И еще хорошо известный не только в ресторане юрист еле заметно щурился. Совсем недавно ему в офтальмологическом центре сделали операцию по устранению близорукости и к потере очков «прозревший» только привыкал.
Одет посетитель был в легкие шелковые брюки горчичного цвета, салатную тенниску-сетку и кожаные штиблеты на босу ногу. Безусловно, воспитанница какого-нибудь института благородных девиц подобный наряд для солидного человека посчитала бы недопустимым. Однако Гед Иноси, глава процветающей адвокатской конторы, никакой фривольности в таком прикиде не усматривал. И вообще, людей он ценил не по одежке, а исключительно по уму. А с этим «компонентом» у его компаньона как раз все было в полном порядке.
В «Иноси и партнеры» Казуа пришел семь лет назад – сразу после окончания юридического факультета Киншасского университета. Причем прибыл сюда по персональному – большая редкость в корпоративном юридическом сообществе! – приглашению владельца. И с каждым годом все набирал баллы. Не только у главы фирмы, что само по себе – уже достижение, но и у клиентуры, круг которой с появлением восходящей звезды у «Иноси и партнеры» заметно расширился. Поэтому не удивительно, что, отсидев некоторое время на промежуточных должностях, полтора года назад молодой юрист стал заместителем у самого Геда Иноси.
Або Казуа с удовольствием потягивал пиво – все не так жарко. Вместе с шефом они собрались на привычный обед в «Краале». Это место для ежедневных трапез выбрали не случайно. В отличие от десятков расположенных поблизости современных стеклянных коробок с их неизменным набором интернациональных блюд, здесь делали ставку не на пошлую стилизацию, а самый настоящий национальный колорит. Ресторан представлял собой всамделишный крааль. Кольцевая планировка территории, деревянная изгородь, а в центре, вместо традиционного загона для скота, – само заведение. Вход прикрывал ветровой заслон из веток, травы и коры на палочном каркасе. Посетителей встречал метрдотель в кароссе* и с неизменным ассагаем* в руке. Официанты были одеты в бубу, кенте и галабеи*. Ни грохочущего музыкального автомата, ни пианино, ни духового оркестра. Слух клиентов в «Краале» услаждал исключительно гриот*.
«Что-то патрон задерживается дольше, чем предполагал», – взглянул на циферблат висящих в зале часов Казуа. Сегодня утром свой завтрак он ограничил стаканом молока, поэтому кишки уже играли голодный марш. И без того хороший аппетит возбуждали дразнящие запахи вкусных блюд и подогретого пальмового вина, доносящиеся со стороны кухни, и почти допитое пиво. «Скорее бы уже Гед заканчивал дела, сколько можно испытывать мое гастрономическое терпение?», – сглотнул слюну Або. И, чтобы хоть как-то отвлечься, принялся перелистывать деловой блокнот.
За этим занятием его и застал шеф.
– Пусть бы первое уже подали! Что ж ты не распорядился? – дружески хлопнул по плечу своего заместителя.
48-летний владелец «Иноси и партнеры» был невысокого, как большинство банту*, роста. Плечи его венчала непропорционально крупная голова – явный признак брахицефалии*. Что не мешало тому небеспочвенно слыть не только одним из самых светлых умов юридического сословия Киншасы, но и пользоваться завидной популярностью у женщин.
– Мы же сегодня заказали уху из макрели и консервированной лососины, которую нужно вкушать с пылу с жару! – удивился замечанию шефа Казуа.
– Ты знаешь, запамятовал! Клиент совсем голову заморочил. А еще что?
– Салат «Сокойото», рыба с тертым сыром, тушеная голубятина и сок финиковой пальмы.
– Неплохо! А то я сегодня что-то проголодался.
– Я – не то слово! Еле вас дождался. Что там срочного стряслось?
– Сейчас расскажу. Только сначала дай сигнал ребятам, чтобы шустрее подавали. В зале что-то никого не видно.
– Сейчас! – младший по возрасту и должности встал и направился в сторону кухни. Не успел дойти до двери, как из нее появился официант с большим медным подносом, уставленным маленькими тарелочками.
– Заказ на наш столик? – уточнил Казуа.
– Да! Холодные закуски. А уху повар только что поставил.
– Хорошо! И принесете пива для господина Иноси.
– Обязательно!
Мужчины, не мешкая, налегли на салаты и рыбу с солеными лимонами. Утолив немного голод, стали ожидать уху, заодно продлив начатую беседу.
– Уже когда ты был в дверях, – объяснил глава «Иноси и партнеры», – позвонил наш недавний знакомый.
– Кто?
– Клод Вилкау.
– Это парень из «Фетиша», который консультировался у нас по поводу увода денег в тень и при сем пунцовел, как красная девица?
– Он самый!
– А теперь ему что понадобились? Или предложенная схема столь сильно понравилось, что хочет расширить сферу ее применения.
– Не угадал! Да и вообще, я убежден: подобный случай в его практике – единичный. Чересчур он законопослушный.
– По-моему, тезис «один раз – не считается» порочен в своей сути. Примените его в отношении невесты, утратившей девственность, и поинтересуйтесь мнением жениха. Все сразу встанет на свои места.
– И все же я в данном случае точки зрения не меняю.
– Но что-то ведь толкнуло Вилкау на нарушение закона. Если бы хотел и дальше сохранять бизнесовую «девственность» во взаимоотношениях с государством, на такой бы шаг не пошел.
– Думаю, попал в безвыходную ситуацию. Впрочем, мне рассуждать легче – ты ведь сегодня с ним не беседовал.
В этот момент официант подкатил сервировочный столик с благоухающей ухой. Разговор, естественно, пришлось прервать. Потом – без перерыва – последовали голуби с кускусом*. Так что к теме вернулись уже, когда на столике появился сок финиковой пальмы.
– Ну, и что вам сегодня поведал клиент?
– Ты понимаешь, ничего конкретного.
– Тогда почему вас так долго не было? Темните?
– Не говори глупостей.
– Так чего он хотел от адвокатской конторы? Может, его сходу подловили и теперь нужна квалифицированная защита?
– Нет! Вилкау интересовало, как он выразился, закрытое завещание. Я ему объяснил: оное составляется в вольной форме, содержание его известно лишь автору, нам оно поступает в запечатанном конверте. Свидетели и нотариус заверяют факт передачи документа – и точка. На том бы и остановились. Однако в ходе обсуждения некоторых деталей, коего не избежать, мне показалось, что клиент, спрашивая об одном, подразумевает совсем другое.
– Что вы хотите сказать?
– То, что я в итоге оказался прав.
– А именно?
– Вилкау не нужно завещание.
– Вот так поворот! А зачем же он звонил?
– Парень просто запутался в юридических аспектах. Выяснилось, что он желал бы оставить в нашей конторе некий документ, который мы должны предать гласности в случае его насильственной смерти.
– Ого! – потер переносицу Казуа.
– Ни больше, ни меньше! В то же время Вилкау думал, что эта процедура называется составлением закрытого завещания. Пришлось объяснить разницу между тем и другим.
– Усек?
– А как же! Парень он, судя даже по двум-трем нашим встречам, башковитый. И, мне кажется, крайне порядочный.
– А в секрет предполагаемого убийства хотя бы намеком вас не посвятил?
– Посвятить не посвятил. Но из намеков и полунамеков я понял следующее. У него имеется некое письмо. Оно напрямую связано с проблемой наличных денег, по которой мы его консультировали. И, если я правильно догадался, обладание тем письмом будто бы не только чревато крупными неприятностями, но даже грозит смертью. Более того, парень подозревает, что уже состоялись неудачные покушения.
– Почему же он не обратится в полицию?
– Это уже, дорогой, не наше дело. Наверное, тому есть основания. Хотя бы факт увода денег в тень. Он-то наверняка всплывет, если Вилкау два события связывает воедино.
– Ну, и на чем вы с ним остановились?
– Еще раз объяснил ему все юридические тонкости процедуры. И пригласил к нам в офис. В любое удобное для него время.
– Интересно, кто же ему угрожает?
– Меньше всего жажду это знать! Хочу состариться и умереть своей смертью.
Мимо столика номер шесть прошествовал официант. Иноси его окликнул:
– Счет, пожалуйста!
– Будет сделано!
Спустя пять минут партнеры заходили в офис. Начисто забыв о Клоде Вилкау – одном из сотен своих клиентов. Но это отнюдь не означало, что о нем забыли другие…

Глава 34

Сердце Хлоупа – раньше за собой подобной роскоши не замечал – начали грызть сомнения. Нет, ему не было стыдно. Но в определенной степени неловко – да.
Душевное заблуждение? Слабость? Возрастное? Отчего его «второе я» не находило себе места даже в самых отдаленных закоулках армированного житейскими невзгодами тела?
Да, он совершил ошибку. К бизнесу отношения не имеющую. Лишь счастливая случайность, от него не зависящая, не привела к печальному исходу. Понимание этого заставляло нервничать. Дабы немного облегчить душевные муки, он, не признававший иного бога, кроме чистогана, вдруг начал поститься. Так продолжалось несколько дней. А во вторник вечером, сам того не осознавая, открыл «Молитвослов». И начал читать. Спать лег на удивление умиротворенным: сказались то ли убаюкивающая ритмичность церковной риторики, то ли чудовищное самовнушение.
Как бы то ни было, наутро он неожиданно для себя отправился в собор св. Анны. Вообще-то, изредка и исключительно проформы ради, посещал храм невдалеке от дома. Однако ныне этот вариант не подходил. Во-первых, божественную литургию там служили раз в неделю. Во-вторых, был неплохо знаком с батюшкой. Поделиться с ним наболевшим не хватало смелости. С незнакомым же человеком, особенно облаченным в богослужебные одежды, в этом отношении легче.
В собор успел аккурат к чтению чинопоследования. Признаться, слушал не очень внимательно – никак не мог сосредоточиться. Но вот священник, наконец, кладет крест и евангелие. Торжественно звучат слова: «Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь!». Наступает время величайшего из церковных таинств – исповедей.
Открыться перед Всевышним собралось на удивление мало народа. Поэтому ждать пришлось недолго. Вот и его очередь подходить к исповедальному аналою.
– Се, чадо, Христос невидимо стоит перед тобою, приемля исповедание твое. Я же только свидетель, – заученно произносит батюшка, повторявший эту фразу (как она должна ему приесться!) за свою карьеру, наверное, миллион раз. – Господи, прими его, потому, что он к Тебе пришел в покаянии. Если мне его жалко, то, конечно, и Тебе его жалко даже больше, чем мне. Я его спасти не могу. Я могу с ним чем-то поделиться, в чем-то помочь. Но Ты можешь его преобразовать!
И уже – обращаясь непосредственно к заблудшей овце:
– Грешен ли, раб Божий?
– Отче! – промямлил вдруг осипшим голосом Хлоуп. – Я пребываю в растерянности. Осознавая всю низость своего поступка…
– Не волнуйся! Когда человек приходит ко мне со своим грехом, я этот грех воспринимаю как свой, потому что этот человек и я – едины. И те грехи, которые он совершил действием, я непременно совершал, мыслью или желанием, или поползновением. Не мучайся, сын мой, откройся господу своему! Ведь исповедь – ключ к Царствию Небесному.
– Мой грех, с одной стороны, тяжел. С другой, это всего лишь кратковременное, вполне извинительное, безрассудство.
– Сын мой, к исповеди нужно готовиться. Но даже если ты этого не сделал, то не должен поддаваться искушению себя оправдать. Ибо при желании оправдать можно любые, даже самые отвратительные, поступки.
– Существует человек, которому я желал зла. И моя ненависть день ото дня крепла. Вскоре она уже переполняла все естество. А потом, видимо, затмила разум. Ибо однажды сатана шепнул: «Ты должен с недругом расправиться!»
Хлоуп вдруг замолчал. Что он здесь делает?! Прямо наваждение какое-то. В его ли интересах откровенничать? Ну, что из того, что существует тайна исповеди?! Разве ему от этого легче? И священник, черт лохматый, вишь, как вытаращился! С немалым, поди, интересом слушает изо дня в день сей бесконечный, полный самых низменных страстей, сериал под нестареющим названием «Человеческая комедия». И не надоест!
Как будто отвечая на мысленные терзания Хлоупа, служитель культа произнес:
– Продолжай, раб божий, я слушаю.
Встать и уйти? Что-то его удержало. Ладно, вытерпит эту садомазохистскую экзекуцию до конца. Чем он, если на то пошло, рискует?
– Откровенно говоря, если бы не воля слепого случая…
– Божьего промысла, сын мой. Исключительно Божьего промысла!
– …я бы бедолагу, как пить дать, отправил на тот свет. Однако, в результате…, – тут Хлоуп на секунду запнулся, – Божьего промысла преступления не случилось. Вот, собственно, и весь грех.
– Истинно верующий есть воин Христа, и всю свою жизнь он ведет борьбу с грехом. В этой битве бывают победы, но не обходится без отступлений, а то и временных поражений. Но как бы ни были велики грехи, Господь, в своем бесконечном милосердии, вновь возводит падших, и дарует им раскаяние и духовную силу для отвержения зла.
Однако для этого одной исповеди мало. Без раскаяния она – ничто. Вот этого, агнец божий, я в тебе и не разглядел. По стыду или другой причине ты скрываешь свои грехи, исповедуешься без сокрушения и умиления – формально, холодно, механически. Не имея твердого намерения вперед исправиться. В результате твоя исповедь пуста, бездельна и даже оскорбительна для Всевышнего. Ответь, положа длань на сердце, в первую очередь, самому себе: насколько ты искренен в желании исправиться и готов ли к подвигу, который иначе, как по самопринуждению, не совершается? Не забывай при этом, что грех есть «черная печать», до конца дней пребывающая на совести и не смываемая ничем, кроме покаяния.
Хлоупа взяла злость. Что он ковыряется в его внутренностях, бередит и без того воспаленную рану? Будто привередливый режиссер, которому в очередной раз не понравилось, как снята задуманная сцена.
– Если бы я не собирался каяться, зачем бы тогда сюда пришел?
– Смири гордыню, сын мой! И разберись сначала в себе. Вот ты, забыв о Боге, замысливал совершить страшнейший из грехов – убийство. Толкала тебя на преступление страсть. Что за нею скрывается? Стремление к наживе? Возжелание чужой жены? Чувство мести? Что руководило тобой в момент, как ты выразился, затмения? Пока не получишь ответа на эти вопросы, не разберешься в собственных заблуждениях, трудно будет покаяться не на словах токмо, а на деле. Грех, как злокачественная опухоль, – сначала ее не чувствуешь, а когда она дает о себе знать, уже поздно. И чем больше грехов на совести человека, тем толще стена между ним и Богом.
– Я понял, отче! – Хлоуп уже был не рад, что явился в храм.
А священник все не унимался, разливаясь явно не елеем по его самолюбию:
– В тебе живет тяжелая и застарелая духовная болезнь нечувствия. Она, если не встанешь на праведный путь, может надолго отвратить от Бога. Ты должен наполниться решимости изменить себя. Таинство исповеди и покаяния соединяет нас с Господом лишь в том случае, если мы предельно откровенны. Все остальное – от лукавого. Ибо если ты оборвешь ягоды с ядовитого куста, они на следующий год вновь вырастут. Чтобы этого не случилось, нужно отторгнуть рожающую токсичные плоды ветку и привить новую. Так и душа человеческая. Дабы она давала чистые и ясные всходы, необходимо отторгнуть корень греховный. И тут важнее не столько искренне исповедаться в конкретном, даже тяжком, грехе, как искоренить страсть, поселившуюся в сердце. Жить с бесами, быть ими обуреваемым, благочестивому христианину негоже. Если, конечно, в духовной жизни он желает движения вперед, если стремится в своей добродетели вплотную приблизиться к Творцу.
– И как теперь быть мне, грешному? – обронил Хлоуп, только бы отвязаться от настырного служителя культа.
– Ты должен не только осознать свои проступки, но и ежеминутно сокрушаться о них. Ибо пороки имеют удивительную закономерность. Сначала они действуют таинственно, а потом, на определенном этапе, начинают менять душу на эмоциональном уровне. Не забывай о Господе нашем, и Он выведет тебя на истинный путь, укажет дорогу в Царствие Небесное!
– Тогда прости мя, отче, и помолись обо мне!
Батюшка начал читать разрешительную молитву.
– А теперь целуй крест и евангелие, раб Божий! Благословляю на добрые дела! Но помни, Христу нужно твое личное покаяние. Прислушивайся к Творцу во всем, и обретешь духовную перспективу. Иди, причащайся!
На плохо гнущихся ногах (они отчего-то задеревенели – от непривычно долгого стояния, что ли?) Хлоуп повернулся, чтобы вкусить тела и крови Господа.

Глава 35

Жизнь похожа на зебру. Попрет белая полоса – только успевай принимать поздравления!
Роскошное авто «КупиДОНа» доставило Клода к весьма скромному на вид, но изысканно отделанному коттеджу в фешенебельном районе города. Не менее часа пришлось провести в напряженном ожидании, не покидая вместительного салона. Но недаром глаголет святое писание: терпите, и воздастся вам. Из ворот появилась девушка. То, что в эту секунду почувствовал Клод, можно сравнить с коктейлем, приготовленным неуверенной рукой начинающего бармена. Смятение и неуверенность, восторг и сомнения, тревога и растерянность – все смешалось в душе, как некогда в толстовском доме Облонских. Ибо это была ОНА. Та, о которой мечтает каждый мужчина и которую однажды – пусть хоть во сне! – видит.
Дьявольская игра? Наваждение?
Впоследствии он не мог вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как юная леди появилась у ворот и до тех, когда, усевшись в сверкающий никелем и хромом лимузин-кабриолет, величественно удалилась. Мало что видящими глазами смотрел вслед исчезающим вдали габаритным огням, вскоре растаявшим в редком для здешних мест густом тумане.
– Это же каким фантастическим банком данных надо обладать, чтобы так оперативно найти оригинал, полностью совпадающий с фотороботом! – ни к кому не обращаясь, произнес пораженный Клод.
– Просто вам невероятно повезло, – счел нужным прокомментировать реплику сидящий рядом с водителем «купидоновец». – Иным кандидатуру подыскиваем по полгода и дольше. И нередко находим на другом конце страны, а то и за рубежом. А вы с НЕЮ живете в одном городе.
– Но ведь внешность – далеко не все, – засомневался Клод. – Вдруг у нее окажется, к примеру, скверный характер? Или привычка накручивать на палец упавший с головы волос? Масса иных недостатков, способных отравить существование и более толстокожему субъекту, чем я?
– Не пожирайте собственные внутренности без крайней на то нужды – поверьте, они малоаппетитны! Что же касается рулек-бирулек, то можете не волноваться: фирма гарантирует!
Воистину чужую беду руками разведу, размышлял, направляясь чуть позже в «Фетиш», Клод. А кто знает, насколько сильным окажется ответное чувство? Или гарантирует хотя бы его наличие в зародышевом состоянии? Не исключено, девушка давно и серьезно в кого-то влюблена. Или даже помолвлена. Вдруг у нее через месяц – свадьба, и уже разосланы приглашения гостям? Да мало ли какой подвох может ожидать влюбленного мужчину накануне решающего шага? Его фиаско с Эльдази – типичный тому пример.
В очередной раз подтвердив реноме солидной фирмы, «КупиДОН» взял на себя заботы об организации первой встречи молодых людей. Все произошло естественно и просто. На закрытой выставке образцов лунного грунта – вход по спецпропускам, полицейские с металлоискателями, видеокамеры – едва не на каждом шагу. Несмотря на подобные строгости и избранное общество, обстановка царила непринужденная. Каждому вручали сувенир – добротную подделку под селенит. Франтоватые официанты разносили изысканные напитки с космическими, в тему выставки, названиями: «Галактический дождь», «Туманность Андромеды», «Сердце Мицара», «Поцелуй Змеи».
И тут он увидел ЕЕ. Первое, что бросилось в глаза, – прическа. Такой пышности он не видел сроду. Эверест с изысканным вкусом завитых волос. Они отливали не медью – медом. А аккуратные локоны по обеим сторонам божественной головки напоминали фантастические спирали, по небесным аналогам которых праведники уносятся в рай. Чеканному профилю незнакомки позавидовала бы Венера Милосская. Фиалкового цвета глаза смотрели на мир по-детски удивленно и немного испуганно. Будто их обладательница боялась: вдруг завтра она уже не увидит земных прелестей. Фигурка у незнакомки тоже была не из дальних музейных запасников. На такие бедра не то что юбку, балетную пачку натягивать – преступление перед мужской частью человечества. Девушка, подобно бабочке, легко порхала по залу. Весь ее облик был загадочен, как китайский иероглиф.
Вот она пытается сфотографировать аляповатый булыжничек. Ей явно мешает небрежно переброшенная через плечо сумочка.
– Разрешите, подержу! – набирается смелости Клод.
– Огромное спасибо! – неуверенно произносит она и как-то странно, будто испуганно, смотрит на заговорившего. – Я как раз искала, куда бы ее пристроить.
Голос! Он звучал, как вечный позывной бескрайней Вселенной. И Клод сразу пожалел, что имеет только два уха. Как бы было прекрасно, если бы у него появились вместо, по сути, «глухого» среднего, переднее и заднее, верхнее и нижнее плюс парочка – диагональных. Чтобы слушать и слушать, впитывая в себя сие звуковое очарование!
Несмотря на труднообъяснимую скованность Ирены (так звали девушку) между ними мало-помалу установился контакт. Поговорили об экспонатах. Несколько камешков осматривали, едва не касаясь друг друга плечами. Его более чем прозрачный намек на желание перезвонить дама встретила благосклонно. Как что-то драгоценное, он спрятал в карман визитку с ее данными: «Ирена Берц. Фотолюбитель. Номер телефона…».
Идиллия платонической близости длилась недолго. Девушку окликнули.
– Это папа! – виновато улыбнулась новая знакомая. – Он одержим идеей еженедельных загородных вылазок на природу. Деваться некуда. До свидания!
– Приятной прогулки! – прошелестел непослушными губами Клод. – Не сочтите за бестактность, но я очень рад нашему знакомству.
– Я … – потупила взор девушка, – я… тоже.
Провожая взглядом удаляющихся к выходу отца с очаровательной дочерью, Клод неожиданно поймал себя на мысли, что мужчина ему кого-то здорово напоминает. Вот только кого? И чем? Наверное, походкой. Ведь лица он так толком и не разглядел. Впрочем, мало ли людей он в своей жизни перевидал, чтобы кто-то показался знакомым?

Глава 36

Вслед за ежедневными телефонными любезностями, которыми обменивались Ирена и Клод, последовали встречи – одна, вторая, третья… Вскоре молодые люди стали проводить вместе час-другой по вечерам. Как правило, гуляли в дендропарке, принадлежащем семейству Берц и раскинувшемся на нескольких десятках акров. Клод уже знал, что Ирена родилась на океанском побережье соседнего Конго.
– Хотя мы переехали в Заир, когда я была крошкой, папа регулярно отправлял меня на историческую родину. Ежегодно проводила в поселке по несколько месяцев. И до сих пор лучше, чем там, нигде для меня быть не может, – нередко грустила девушка. – Столько простора и ничтожно мало суеты. Почти все друзья детства у меня – из простых семей. Как я была с ними счастлива! Чувствовала себя вольной птицей. Не то, что теперь. Дурацкий этикет превращает людей в невольников, пусть и не тех, вывозу которых дал зеленый свет Кан*. Туда не шагни, тут не стань, громко не смейся, чувства – скрывай. Сплошной обман и надувательство. Каждым – каждого. И всеми – всех. Такое ощущение, что самый осуждаемый порок цивилизации – искренность.
– Что поделаешь, приходится признать: вся наша жизнь, осознаем это или нет, от рождения и до смерти остается невольничьей – мы проводим ее в Клетке Условностей.
– Однако даже рабы, впитавшие покорность судьбе с молоком матери, иногда пытаются сломать прутья, удерживащие их в заточении!
– Увы, в Клетку Условностей человек водворяет себя добровольно. И настолько свыкается со своим положением, что уже не замечает нелепости многих правил поведения, соблюдаемых большинством на уровне подсознания.
– И все же – так иногда хочется на свободу! Клетка ведь остается местом заключения, какую бы высоконравственную роль ей ни уготовили.
Как он понимал ее в такие моменты!
И тени ни разу не пробежало между молодыми. Это была обоюдная любовь с первого взгляда. Ирена, вопреки некоторым опасениям, оказалась весьма покладистой. Непростым ее характер даже с супернатяжкой назвать было бы нечестно. Ну, а красота – вообще не требовала доказательств.
Один-единственный «пунктик» не то что тревожил – вызывал у Клода нисколько не обидное недоумение. Девушка требовала десяток раз на дню отвечать на вопрос, действительно ли он влюблен и в самом ли деле за его чувствами ничто иное не скрывается?
Чистосердечные утверждения, что он и в мыслях не имел заглядывать в кошелек тестя, что ему, в конечном счете (бедным Стефа Берца назвать, в самом деле, язык не поворачивался, но ведь и Клод – не церковная мышь), глубоко наплевать на приданое, вроде бы успокаивали Ирену. Однако лишь на какое-то время. Ибо вскоре она вновь заводила ту же заигранную пластинку. Злиться на ненаглядную Клод не мог, поэтому начал подобные разговоры сводить к шутке.
«В конце концов, после женитьбы все увидит собственными глазами и успокоится», – вынес мудрый вердикт очарованный невестой жених.
Наученный горьким опытом с Эльдази, он на сей раз времени на долгосрочную осаду не терял, и сходу повел фронтальную атаку по всем правилам военного искусства. Не выдержав стремительного напора, крепость пала, склонив поверженные знамена к ногам победителя, согласившись на брак.

Глава 37

Стеф Берц нервничал. Уже добрых пять минут крутил диск телефонного аппарата, а на том конце, похоже, кто-то – не иначе женщина – болтала с подругой, рассказывая ей, какого цвета лак для ногтей она накануне приобрела или на какую диету с сегодняшнего дня садится. Ох, уж этот здоровый образ жизни! Часть граждан просто сходит с ума, следуя мудреным и не очень предписаниям очередного модного гуру от кулинарии. А те рады вешать разваренную лапшу на уши!
Пусть ради чистоты эксперимента хоть один организует правильную жизнь собственному ребенку. Начиная с момента рождения. И чтобы за ходом развития могли следить все желающие. Пока тот не оставит земную юдоль. Вот и посмотрели бы, каким оказался бренный путь имярек. Если он протянул не больше среднестатистического гражданина, грош цена такому здоровому образу жизни! Если же топтал землю хотя бы 95–100 лет, претензий нет.
Безусловно, существует этическая сторона проблемы – решать-то, превращая мальца в подопытную свинку, будут за него. Однако ради сотен тысяч и миллионов ежегодно обманываемых стоит пойти на такую жертву. Да и, по большому счету, жертва ли это? Человек будет ежедневно делать зарядку, употреблять в пищу только наиболее полезные продукты, спать по восемь – ни больше, ни меньше – часов в сутки, избежит всех вредных привычек вроде курения и употребления алкоголя. Настоящая разлюли-малина!
В этот момент на той стороне подняли трубку.
– Алло! «КупиДОН» слушает!
– Моя фамилия Берц. Я – ваш клиент. Хочу перетолковать с кем-нибудь их руководства.
– Не могли бы уточнить, с кем конкретно?
– С человеком, рангом повыше.
– Сейчас выясню.
В трубке раздался щебет. «Мессиан* – догадался Берц. – Кажется, «Пробуждение птиц».
Несколько минут с удовольствием слушал экзотические даже для Африки трели и переливы. Пока не послышался голос:
– Господин Берц, в данный момент на месте только финансовый директор. Будете разговаривать?
– Конечно!
– Тогда соединяю!
Снова – щелчок. Секретарша, видимо, перепутала кнопки, ибо в трубке снова раздался птичий зов.
– Извините! Маленькая техническая неисправность, – обратилась к нему снова. – О, уже исправила! Соединяю повторно.
– Слушаю, господин Берц!
– Добрый день! Я к вам по очень деликатному вопросу.
– К нам с иными и не обращаются.
– С недавних пор я – клиент «КупиДОНа».
– Мне это известно. Наша фирма очень уважительно относится ко всем, кто обратился за помощью. Можно даже сказать, души в них не чает.
– Спасибо на добром слове!
– Так какая у вас проблема?
– Видите ли, я заключил договор… – замялся Берц.
– И это мне ведомо. Как и деликатное содержание документа. Так что эту часть можете опустить. Переходите прямо к сути.
– Приятно беседовать с компетентным человеком, – облегченно вздохнул Берц. – Так вот, за ту самую, как вы изволили выразиться, деликатную услугу я перечислил энную сумму.
– Мы её получили. А вы переживаете, что деньги не дошли? Это вас тревожит?
– Нет!
– Тогда что?
– Понимаете, оказалось, что надобность в подобной любезности со стороны «КупиДОНа» отпала. Однако бизнес есть бизнес, и я согласен уплатить любую разумную неустойку.
– Вы хотите сказать, что ваша дочь…
– Да, да! – перебил собеседника Берц. – Надо же случиться такому: она влюбилась. Причем взаимно. Вскоре после того, как я обратился к вам за помощью. Этакий форс-мажор наоборот. Иными словами, второй жених нам ни к чему.
– Вернемся, однако, к первому. Вы имеете в виду парня, с которым Ирена познакомилась на выставке лунных минералов?!
– Того самого! Но откуда…
– От, извините за нетактичность, верблюда!
– Так это…
– «Это», «это», уважаемый! Вы даже представить себе не можете, какая часть полученного от вас гонорара ушла на то, дабы добиться разрешения НАСА на организацию, без малейшего преувеличения, уникальной экспозиции. Кстати, до Киншасы лунный грунт экспонировался лишь в трех местах – в Хьюстоне, Хантсвилле и на мысе Канаверал. Исключительно на базах Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства США. Такое впечатление, что янки над ним дрожат куда больше, чем над содержимым Форт-Нокса*.
Откровенно говоря, если бы уговорить их не удалось, я бы лишний раз укрепился в мысли, что на Луне «Аполло» никогда не были. В противном случае, почему так упираться? Ведь согласно официальным данным за шесть межпланетных рейсов на Землю доставлено почти 400 кг этого добра. Что же над ним так трястись?
– Мы несколько отклонились от темы разговора.
– Ах, да! Извините! И продолжим. Вспомните, откуда вы узнали о проведении выставки?
– Где-то услышал. А может, по ТВ рекламировали.
– Не забывайте: экспозиция для широкой публики была закрытой.
– Ну, не исключено, кто-нибудь сказал в офисе.
– Уже теплее. Однако не сказал, а вручил пригласительный билет. На две персоны. И сделала это, как и положено по должности, секретарша. Которая ненавязчиво (иного тона вы, как шеф, не восприняли бы) дала понять, что живущую, по сути, в добровольном заточении Ирену поход на столь редкое мероприятие наверняка развлечёт.
– Даже так?!
– А что же вы думали? Мы все стараемся сделать максимально деликатно. В данном случае – сверхделикатно. Ведь именно таковым было одно из главных условий контракта. Щедро, добавлю, вами оплаченного.
– Но ведь я мог проигнорировать совет. Или дочь – отказаться от заманчивого предложения.
– Существовало, по крайней мере, три запасных варианта. Неужели, переворачивая полмира верх дном, позволительно надеяться на «авось»?
– Снимаю все претензии. И восхищаюсь работой «КупиДОНа»! Даже такого старого лиса, как я, провели.
– Совет да любовь молодым!
Отключившись, Берц расстроено покачал головой. Нет, его волновала не потраченная сумма. Тем более, что она до последнего макута ушла на дело. Переживал из-за провалов в памяти. Надо же, начисто забыть о совсем свежем событии – пригласительных билетах. А ведь, если глядеть правде в глаза, подобный конфуз с ним случается не впервые. Неужели так быстро сдает? Он, железный Стеф, чья воистину мертвая хватка хорошо известна не одному поколению коммерсантов всех мастей и направлений? Считающих не зазорным поучиться на афоризмах мэтра: «Мой карман и государственная казна, конечно же, – сообщающиеся сосуды. Тем не менее, я стремлюсь дабы уровень финансовой «жидкости» в них никогда не выравнивался, а неизменно был выше со стороны Берца»; «Добавленная стоимость, акцизные сборы, накладные расходы – не моего поля ягодки. Мой идол – чистая прибыль». А его негласный девиз «Я никогда не плачу налоги и никому не возвращаю долги» разве не вызывал у трусливых в своем подавляющем большинстве конкурентов не только восхищение, но и зависть?!
Не утратить бы рейтинг! Он ему еще не раз сослужит хорошую службу. Пожалуй, следует задуматься. И, в первую очередь, позаботиться о здоровье. Несмотря на то, что проблем – немерено.

Глава 38

Местом венчания, по настоятельному требованию тестя, активно поддержанном новобрачной, выбрали маленькую церквушку на атлантическом побережье Конго, в местах столь дорогих сердцу невесты. Берц, несмотря на яростное сопротивление зятя, арендовал 10-местный самолет, который и доставил молодых, тестя и немногочисленных гостей к месту торжества. Клода несколько удивило, что в церкви, кроме прилетевших и одной-единственной местной подруги детства, никого не было. Однако тут же об этом забыл: в самом деле, разве от количества приглашенных зависит, насколько крепким и счастливым окажется семейная жизнь?
– Милый, – словно уловила его настрой Ирена, – только в таком вот узком кругу и прочувствуешь сполна прелесть и значение происходящего.
Разве женщина бывает неправой?
Сам обряд, вечное таинство для влюбленных сердец, провели настолько приподнято, что червячок сомнений, поперхнувшись, тут же заткнулся. Медовую неделю новобрачные наметили провести на «Толбе» – небольшой яхте Клода, которую по его приказу предусмотрительно пригнали на побережье. Стыдно признаться, они уединились в каюте, даже не дождавшись конца торжественного обеда. Свадебный наряд не столько скрывал, сколько вызывающе демонстрировал прелести Ирены, достойные самой высокой награды за женское очарование. Первый поцелуй был столь жадным и продолжительным, что просто удивительно, как они оба не задохнулись. Обнимая молодую супругу, Клод сквозь тонкую ткань ощутил, как невероятно упруго и до умопомрачения холмисто-извилисто ее тело.
– Дверь! – прошептала пересохшими губами Ирена.
Он щелкнул запором и мягким кошачьим шагом двинулся к беззащитно лежащей в соблазнительной позе девушке. Начал бережно снимать с нее фату, платье, атласные туфельки. Вслед за ними извивающейся лентой на пол соскользнул крошечный бюстгальтер. Рука Клода потянулась дальше. Из-под кружевных трусиков, словно Венера из пены, вынырнул восхитительный темно-кудрявый треугольник. У него перехватило дыхание. И в тот же миг, словно путник в пустыне, он припал исстрадавшимися губами к вожделенно и призывно подрагивающей плоти. Взаимные ласки, кажется, продолжались до бесконечности. А может, для них время попросту остановилось.
Вот тело Ирены начало сначала мелко, а потом все сильнее и сильнее подрагивать. Он, тем не менее, продолжал катать горошинку клитора в губах. Вот девушку уже колотит горячечный озноб. Клод своего занятия не прекращает. И, наконец, невеста исходит нечеловеческим криком, как будто ее только что четвертовали, предварительно распяв на дыбе. Более опытный Клод призывает любимую вести себя осмотрительнее. Неровен час, кто-то из гостей может случайно услышать – и, не исключено, уже услышал.
– Милый, я, наверное, впервые в жизни сошла с ума. Но к черту любые условности!
И срывающимся шепотом признается: «это» у нее впервые.
Клод между тем поднимается с колен и осторожно вводит член во влагалище невесты. Легкий вскрик, неистовые объятия, неумелые движения навстречу мужскому достоинству любимого. Того не смущает отсутствие крови на простыне. Он знает: у каждой десятой девушки девственная плева при первом половом акте просто растягивается. И сие ни в коей мере не свидетельствует о том, что до него под череп промежности Ирены – венерин бугорок – загоняли бесстыжего лысого ежа другие.
– Хочешь по-другому? – шепотом спрашивает он.
– Да, да! По всякому!!!
Клод просит ее повернуться на бок, а сам снова становится возле ложа на колени. Ногу Ирены, лежащую снизу, просовывает между своими, а лежащую сверху – приподнимает. Его пылающему взору открываются прелестные половые губы, расположившиеся горизонтально по отношению к поверхности дивана. Партнерша смотрит на мужа непонимающе и немного испуганно. Однако разгоряченному Клоду некогда уточнять пикантные детали. Что есть силы он вгоняет напряженный до состояния самопроизвольного взрыва «дусик» в самое прекрасное, что есть на свете, – женское лоно. Замершая в ожидании Ирена вздрагивает так, будто великолепный мужской посланец пронзил ее естество до самого сердца. Молодую женщину захлестывает ураган, нет, торнадо неведомых ощущений. Мозг словно парализует, тело подчиняется лишь воле необузданных чувств.
Как она позже признавалась, в тот момент казалось, что остановится дыхание, и она умрет прямо на любовном ложе. Даже инстинкт самосохранения был не в силах заставить мышцы сделать спасительный вдох раньше, чем член достигнет самой глубокой точки в исходящем истомой организме. Все виделось, как в тумане.
Вот гладкоголовый зверек вновь проникает в нее и беспардонно хозяйничает где-то внутри горячего и горящего тела. При этом нагло стремится погрузиться на немыслимую для ее впадины глубину.
Происходившее, будь она даже Шарлоттой Бронте, невозможно передать существующими в лексиконе землян словами. А если бы захотела Ирена сказать об этом тут же, то не рискнула бы разомкнуть губ. Ибо змеевидный отросток – она готова была в этом поклясться! – непостижимым образом достиг ее воспаленной не менее влагалища гортани. Казалось, открой рот и из него выглянет не кончик искусанного в исступлении языка, а головка с капелькой восхитительного нектара в самом центре.
Между тем зверек, пульсируя в лоне, буквально возносит обезумевшую плоть к вратам рая.
– Боже праведный! – шепчет Ирена. – Он у меня уже здесь!
– Где? – не понимает Клод, добросовестно и с азартом отдающий себя на заклание рубиновой раковине.
– Во …рту! Проник сюда с самого низу.
– Ну и что? Разве тебе больно?
– Нет, что ты! Наоборот, мне еще никогда не было так пронзительно хорошо.
Яростно, в приливе нового исступления, Клод раз за разом проникал в молодую жену, не обращая внимания на ее сдавленные полувсхлипы-полувскрики:
– Милый, остановись хоть немного! Мне не хватает воздуха! Ты достаешь до горла, перекрывая дыхание. Я умираю, слышишь?! Я не понимаю, это еще оргазм или уже агония?
Куда там! Волна необузданной и дикой в первобытном порыве страсти зарождается в самом низу его тела, медленно и неотвратимо поднимается вверх и спустя секунду-другую достигает глотки, исторгающей львиный рык. Клод также, похоже, сходит с ума, от вида раскоряченной женщины, жертвенно предлагающей себя «дусику».
Сейчас! Сейчас!! Сейчас!!!
Проклятье, какой-то идиот стучит в двери каюты. Парочка замирает. Кого там принесла явно нечистая сила?! Стучат еще раз и молча, слава всем богам, уходят.
Ирена нехотя разлепляет веки:
– Я и дальше буду лежать распятой? Откровенно говоря, такая поза мне очень нравится, однако, боюсь, публика бы ее по достоинству не оценила.
Только тут Клод обращает внимание на то, что его член по-прежнему бесцеремонно торчит во влагалище жены. Они смотрят друг на друга влюбленными глазами и, как ни в чем ни бывало, вновь приступают к столь неподходящим образом прерванным и пьянящим почище спиртного занятиям.
Дальше потянулись будни.
Изредка оставаясь один, Клод предавался размышлениям о превратностях судьбы. Супруга его буквально приворожила. Домой тянуло словно магнитом. Иногда казалось: именно в их особняке находится центр Вселенной, вокруг которой вращается все сущее. Места себе не находил, не поговорив с любимой по телефону несколько раз на день.
Правда, друзья, задним число узнавшие о неожиданной женитьбе, высказали однозначное «фэ». Однако, немного подувшись, «выходку» с тайной свадьбой простили. А вот то, что Клод начал избегать общества, их явно огорчало.
– Хотя бы в гости заглянул, – начинал «зудеть» кариесным зубом при случайной встрече один.
– Да ему тесть увольнительной не выпишет! – подключался другой.
Количество острот было прямо пропорционально численности компании – в чем-чем, а в излишней молчаливости его друзей обвинить было трудно. Однако Клод стоически сносил насмешки и, сам себя не узнавая, мчался к Ирене. И какими красками для него начинал сиять мир, когда они уединялись!
Вот и сейчас, вспомнив о супруге, Клод инстинктивно ускорил шаги, на ходу коря себя за то, что решил пройтись пешком, а не поехал на машине: «Давно сидели бы вдвоем или пошли любоваться искусственным водопадом в дендропарк».
В окне борделя для богатых выходцев Севера Африки, мимо которого он как раз шествовал, торчали две физиономии. Дамы полусвета битый час скуки ради глазели на пикетчиков, толпящихся неподалеку злачного места. Нет, это были не конкурентки и не обманутые клиенты. Помитинговать собрались члены Общества истинных друзей животных.
В центре немногочисленной группы защитников братьев меньших развевалось голубое полотнище с большой желтой звездой посередине и шестью маленькими – слева. «Надо же, – улыбнулся Клод, – не поленились найти государственный флаг». Кроме него, чаще других мелькал транспарант «Не дадим в обиду суку президента!»
Редко открывающие газеты, а по ТВ смотрящие – да и то вполглаза! – лишь ночные выпуски эротического шоу «Без тормозов», проститутки ведать не ведали, что народ поднялся на защиту старой и больной собаки главы государства, которую намеревались усыпить. Ибо искренне считали: «старая сука» – это жена главы государства. Как тут не рискнуть оказаться на тротуаре, нечаянно вывалившись из окна?
Но вот внимание жриц любви привлек господин вполне «боеспособного» возраста, отрешенно отмеряющий шаги по мостовой. Увы, ни на какие завлекательные знаки он не реагировал. Погрузившись в собственные мысли, Клод, действительно, ничего вокруг не замечал: ни манифестантов, ни проституток, ни беззастенчиво справляющего малую нужду в подворотне бездомного.
О чем он думал? Дело в том, что во время тестов в «КупиДОНе» попутно выяснилось: он обладает недюжинными телепатическими способностями. А оказавшей ему неоценимую услугу фирме – в виде несравненной Ирены – до зарезу нужен был именно такой феноменальный человек. Речь шла о разовом поручении. Просили с ответом не медлить. А он все никак не определится. С одной стороны, с другой… И все же, скорее «да», чем «нет». От денег откажется – не ради них согласится. Ведь, по правде говоря, самому безумно интересно.
Вот и калитка дома. Минута – и они с Иреной будут вместе. Одни в подлунном мире – на миллиарды миль в любой конец безграничного Космоса.
Взглянул на освещенное окно гостиной. Так и есть, немного времени у них украдут. Похоже, пожаловал кто-то из родни (друзей, по настоянию Ирены, они никогда не приглашали).
Поднявшись на крыльцо, стилизованное под прошлый век еще прежним владельцем, Клод прикоснулся к кнопке звонка. Дверь моментально распахнулась. Навстречу поспешила жена, на ходу чмокнув мужа в обе щеки:
– Заглянул папа! Принес букет необыкновенных полосатых тюльпанов – мне. И пригласительный билет на званый ужин к губернатору – тебе.
– Правда? Я, право, тронут, моя хорошая!
– Ой, что это я такая невнимательная. Даже не поинтересовалась, где ты задержался?
– Встречался с коллегой – заключили с ним «пакт о ненападении».
– А что, до этого враждовали?
– Не то, чтобы очень, однако лбами сталкиваться приходилось. Рынок и консалтинговых, и рекламных услуг в Киншасе – не столь обширен, чтобы на нем можно было толочься нескольким крупным фирмам, не задевая друг друга локтями. Впрочем, не забивай свою прекрасную головку столь скучными вещами. Лучше скажи, он не проказничает? – показал глазами на округлившийся живот.
– Нет! Все в норме. Кстати, мы сегодня с прислугой основательно убиралась и на антресолях обнаружили старый телефонный аппарат. Ты там складируешь всякий ненужный хлам?
– Вовсе нет, дорогая! Всякую дрянь, как интеллигентный человек, я отправляю в мусорный бак. Но дело в том, что на международной экологической конференции мне, как и остальным участникам, презентовали новый суперсовременный телефон, которым мы с тобой ныне пользуемся. А упомянутый тобою аппарат, хотя он и несколько устаревшей модели, исправен. Вот я подумал: не лучше ли его кому-то отдать, чем отправлять на свалку? Несостоятельных вокруг – вон сколько!
– Что вы там так долго шепчетесь?! – прозвучал зычный баритон Берца. – Я уже, право, заждался…
Он появился в гостиной. Под ложечкой у Клода, когда пожимал крепкую ладонь, тревожно засосало. Шестое чувство подсказывало: этот седеющий господин владеет какой-то мрачной тайной. Не поэтому ли при виде тестя в душу проникают скользкие и холодные щупальца чего-то похожего на страх? Наверное, где-то внутри точно такое происходило у Кимбангу* во время оглашения приговора.
Когда Клод миновал стол и приткнувшийся рядом на тумбочке телевизор, направляясь к бару, вмонтированному в стену, глубоко в подсознании из аспидно-кромешной тьмы всплыла мысль-призрак. Мелькнула и тут же исчезла. Он, к величайшей досаде, так и не успел зафиксировать бесплотный эфир на фотографической пластинке памяти. Не хватило тысячной доли секунды. Дабы, наконец, убедиться, встречался ли он когда-нибудь, хотя бы накоротке, с Берцем?
Или это только мерещится?!

Глава 39

Часть разговора, первого из серии записанных в «Окапи»* тайными агентами аналитическо-разведывательного управления теневого заирского правительства (место дислокации – Конго):
– …Хлоуп, не грубите! Избавьте меня от подобных интонаций! Если на то пошло, нас связывает лишь совместное вложение капитала. Или вы окончательно лишились рассудка?!
– Тут уж лишишься – точно! И не только рассудка, но и головы. Оппозиционеры требуют денег. А откуда я их стану брать, ежели львиная доля, – нервно хохотнул абонент, – на… нарах. А крапленую карту кто из рукава вытащил, падла, разве не ты?!
– Я рискую не меньше.
– И меньше, и меньшим!
– Не в этом загвоздка! И карта вовсе не крапленая. Я ведь тоже вложил все до последней монеты. Слиняй этот козел из «КупиДОНа» месяцем позже, контракты на поставки уже были бы завизированы премьер-министром, и денежки бы потекли рекой. А оплодотворись после этого власти идеей «домашнего психоареста», нам бы выплатили гигантские неустойки. То бишь, наши капиталы – при любом раскладе – выросли бы, как на дрожжах. Но кто мог предвидеть подобное, на грани фантастики, развитие событий?
– Не знаю! И знать не желаю! Что конкретно вырисовывается?
– Правительство настолько заинтересовалось «манной небесной от Перебежчика», что привлекает к изучению проекта экспертов из Международной ассоциации правосудия.
– Олумб, ты улавливаешь, чем это грозит для тебя и твоей жены?
– Вы – настоящий дикарь! С вами невозможно делать бизнес! Если бы я знал раньше, никогда бы не связался со столь неврастеническим типом. Уже устал повторять: мы – в одной посудине. Течение – сумасшедшее. Что предпринять, дабы не утонуть, как выбраться сухими из воды? И без потерь. Вот что меня волнует в первую очередь!
– У меня ситуация – еще хуже! Так и заруби себе на носу!
– Да на нем уже столько «зарубок», что он больше похож на изгрызенный древоточцем сучок. Ну, да ладно, нервы, похоже, сдают не только у вас. Уже начинают пошаливать и у меня.
– Наплевать! Быстрее мочите этого сукиного сына и хороните его проект!
– Ну, сколько раз повторять: все идет по плану. К слову, в него в последний момент внесены незначительные коррективы.
– Почему я об этом узнаю последним?! – телефонная мембрана завибрировала.
– Все произошло около часа назад. Поставить в известность всех заинтересованных лиц попросту не успел.
– В чем заключаются эти гребаные коррективы?
– На время проведения операции неподалеку от тюрьмы я решил выставить своего вооруженного человека.
– Зачем? Разве это настолько необходимо?
– На всякий непредвиденный случай! А вдруг у господ из «КупиДОНа» в самый последний момент что-то пойдет наперекосяк? Все-таки – лица гражданские.
– Ну, а ваш человек – что, их подстрах*ет?
– Несомненно! Стрелок он – классный.
– Не возражаю!
– Тогда – до скорого, если не случится ничего непредвиденного.
– Не дай бог! Да, кстати, что ты говорил о своих ослабевших нервах?
– То, что вы слышали.
– Сходи к проституткам. Хорошие телки, как и мумие, помогают от всего.
– Не тот случай.
– Что, уже не ходок?
– Мне до шуток. Тем более, заезженных. Если не ошибаюсь, за мною следят!
– Кто?
– Откуда мне знать?!

Глава 40

Финансовый директор «КупиДОНа» нажал кнопку селектора. Услышав голос секретарши, отрывисто бросил:
– Соедините с генеральным!
– Момент, господин финансовый директор! Говорите!
– Алло, шеф?!
– Слушаю!
– Как командировка?
– Нормально! Как дела тут?
– В порядке. Ты слишком занят?
– Не очень.
– В таком случае желаешь услышать веселую историю?
– Что, хочешь попотчевать очередным скабрезным анекдотом?!
– Отчего сразу скабрезным?
– Так ведь других не знаешь!
– Ты не прав! Однако оставим тему. Ибо рассказать тебе я намерен вовсе не анекдот, а случай из жизни.
– Давай!
– Несколько дней назад звонил клиент.
– Новый? – оживился собеседник.
– К сожалению, старый. Стеф Берц.
– Помню такого. Мы его основательно пощипали. Ну, и что он хотел? Неужели недоволен поставленным товаром? Ни за что не поверю. Тогда он – привереда из приверед.
– В том-то и дело, что доволен. Да вдруг решил, что знакомство дочери с женихом состоялось по воле случая. И пожелал получить свои денежки обратно. Оставив некоторую часть нам – в виде неустойки.
– Ну и наглец!
– Да нет, просто не разобрался. Когда же я все разложил по полочкам, сразу претензию снял.
– А где же смеяться?
– Не торопись! Дабы промыть старику мозги основательно, я наплел о том, с какими невероятными трудностями мы столкнулись в Штатах, добиваясь разрешения госдепа и НАСА на перевозку и экспонирование лунных камней.
– Даже госдепа?! – хохотнул генеральный директор.
– А ты думал! И не ниже! Берц все схавал. Знал бы, бедолага, что булыжники мы доставили из ближайшего к Киншасе карьера, что металлоискатели – просто рамки со свистком, а пара-тройка полицейских, якобы самым тщательным образом проверяющих посетителей, – почасовики, предусмотрительно нами нанятые.
– Да, разводить клиентов ты мастак!
– Спасибо, как говорится, на добром слове!
– Ладно, не будь в претензии! Это же – комплимент.
– Ну, тогда все.
– Подожди секунду, не клади трубку! Как у тебя с наличманом?*
– В норме! Мы ведь только в исключительных случаях – для втирания очков налоговым службам – соглашаемся на перечисления. К тому же, не далее, как вчера, увесистый пакет подбросил наш хромой друг.
– Кто, кто?
– Ну, шейх! Один из крупнейших восточных доноров заирских оппозиционеров по графе «Политика». Мы еще в минувшем году на всякий случай собрали о нем досье. Пришлось поднатужиться, пока клиент «жег жизни будни» на персональном острове.
– Слушай, у меня уже голова идет кругом от этих твоих «будней». Ты о ком?
– Неужели запамятовали? О том арабском чудаке, делающим ставку на теневое правительство, чтобы потом, с его приходом к власти, бабки отбить. Он еще согласился платить, если мы будем на расстоянии «кодировать» Шабилу на победу, а действующего президента и его окружение – на поражение.
– А что, разве такие дураки еще не перевелись? Впрочем, какая разница? Главное, чтобы финансовый ручеек не иссякал.
– И то правда! Так на что нужны деньги?
– Откат для МВД. Подготовь к вечеру. Звонил Олумб, торопил. У него, как всегда, проблемы.
– Никак не насытится!
– С деньгами подобного не происходит. Их хочется, хочется и хочется. На них всегда – волчий аппетит. Но где бы мы нашли столь надежную «крышу»? Да и враг в данный момент у нас общий – Перебежчик.

ГЛАВА 41

Оздоровительный сеанс компьютерного гипноза закончился, как всегда, в двенадцать сорок пять. Он, по утверждению Синклера, был крайне необходим после изматывающих периферическую нервную систему процедур. Клод направился к выходу, нацепив на лицо (о, как права Ирена, высмеивающая страсть людей к притворству!) дежурную улыбку для охранника. Вынырнувший откуда-то сбоку субъект, извинившись, попросил немного задержаться. В двенадцать пятьдесят его настолько же любезно проводили к заместителю управляющего. В кабинете находился еще один господин – тощий молодой негр с внушительными ушными раковинами и тонкими нервными пальцами пианиста.
– Ну, как? – потягивая кофе, спросил хозяин кабинета. – Есть претензии? Довольны ли сотрудничеством с «КупиДОНом»?
– Как и всякий, кто, заключив сделку, не ошибся в партнере и, следовательно, не прогадал.
Заместитель управляющего не скрывал удовольствия. Мужчина преклонных лет, он, тем не менее, сохранял в организме, порядком изношенном, брызжущие живительные соки. «Не эликсиром ли молодости потчуют старика? – подумал Клод. – Лицо – без намека на дряблость, кожа упруга, как у тщательно следящей за собой тридцатилетней дамы».
– Это – деловая сторона вопроса, – принялся раскуривать сигару заместитель управляющего. – Я же – несколько о другом. Как мужчина… вы довольны?
– Почему это обстоятельство вас вдруг заинтересовало? Разве это не мои личные проблемы?
– Не сочтите меня назойливым, но спросил я не как один из руководителей вверенной нам фирмы, а как человек, испытавший в жизни, как и большинство из нас, радости и разочарования, взлеты и падения. В том числе, и в интимной сфере.
– Благодарю за участие! Однако как человек, с порога отвергающий окольные пути в любом деле, смею утверждать: вовсе не за тем вы пожелали меня увидеть. Для этого, думаю, есть более весомые причины, чем мои чувства.
– Вы правы… Повод для встречи, действительно, иной…
– Я, кажется, догадываюсь, какой именно…
– Не удивительно! Вы – крайне проницательный человек. Более того…
– Договаривайте!
– Более … чем проницательный.
– Если вы считаете, что я читаю ваши мысли, то, честное слово, глубоко заблуждаетесь.
– Нет, я так не думаю! – рассмеялся заместитель управляющего. – К тому же, зона моего рабочего места экранирована столь хитроумным образом, что подобное не удастся даже дьяволу, охраняющему Касаи.*
– И вы, конечно, пригласили меня, чтобы спросить…
– Вы угадали! Я хочу еще раз убедиться в том, что вы не передумали и готовы нам помочь.
– А если передумал? – дернул Клода за язык старый знакомый – бес противоречия.
– Имеете полное на то право! Кто вас неволит? Однако мы, говорю совершенно искренне, воспримем такой шаг с огромным сожалением. Речь идет о науке, а вы для нее – настоящее сокровище.
– При всем глубоком уважении к историям с географиями, роль подопытного кролика не шибко по душе.
– Мы ничего подобного не предлагаем!
– Послушайте, – вмешался в разговор молчавший до этого негр. – Речь идет о конфиденциальном поручении. Связанном с проверкой некоторых новых выкладок по теории телепортации и телекинеза. И вам отведено не место подопытной свинки, а главная роль!
– Что я должен делать?
– То, о чем уже вскользь шла речь раньше. Вступить в телепатический контакт с человеком, обладающим способностями примерно вашего уровня.
– А если не так коротко?
– Объясните! – кивнул чернокожий попыхивающему сигарой и, судя по блаженному выражению лица, получающему от этого неописуемое удовольствие хозяину кабинета.
– Видите ли, – начал тот, – до недавних пор в среде ученых превалировала точка зрения, согласно которой поля двух телепатов, встречаясь, взаимоуничтожаются. Наподобие аннигиляции материи и антиматерии. И вот появилась гипотеза – замечу, в недрах «КупиДОНа», что щекочет самолюбие! – кардинальным образом отличающаяся от общераспространенной. Ее главный смысл – индивидуум, чье поле сильнее, способен не только нейтрализовать противника, но и подчинить его своей воле.
Это, по большому счету, сенсация! Сулящая не меньший переворот, чем, например, открытие кварков.
Помочь проверить идею на практике мы вас и призвали. Какой смысл отказываться от эксперимента, который, не исключено, потомки золотыми буквами впишут в историю цивилизации? К тому же, мы готовы оплатить ваши услуги по наивысшему тарифу. Если, конечно, проблема заключается в золотом тельце.
– Нет и еще раз нет! Наличность здесь ни при чем.
– Не горячитесь! – примирительно произнес заместитель управляющего. – Все равно мы в долгу не останемся.
Однако, увидев гримасу недовольства на лице Клода, поспешно добавил:
– В смысле оказания встречных услуг. Если таковые в будущем вам, паче чаяния, понадобятся.
– Почему вы думаете, что понадобятся?
– Вовсе не думаю! – обиделся собеседник. – Фраза пришлась к слову. Ибо, если человек не нуждается в деньгах, с ним можно расплатиться только услугами.
– Надеюсь, я не буду нуждаться ни в том, ни в другом.
– И… ?
– Я готов!
– Вот и чудесно! – негр бросил многозначительный взгляд на хозяина кабинета. Впрочем, сей нюанс от внимания Клода ускользнул.
В установившейся тишине слышалось лишь назойливое жужжание мухи. Любитель сигар недовольно поморщился и, протянув руку, щелкнул невидимым тумблером. Звук тут же прекратился.
– Электронная мухоловка! – объяснил он с плохо скрываемым чувством глубокого удовлетворения. – Дозы безопасного для человека излучения достаточно, чтобы обреченное насекомое замертво рухнуло вниз прямо на лету. Кстати, наши ученые и не на такое способны!
– Я поражен! – не то с восхищением, не то с иронией произнес Клод.
И добавил:
– Если программа визита исчерпана, я ухожу.
– Несколько слов о деле! – снова взял инициативу в свои руки негр. – Его не стоит откладывать в долгий ящик – протухнет. Не повредит парочка последних контрольных сеансов со спарринг-партнерами. Предлагаю начать прямо сейчас!
– Прошу прошения, но двигать науку вперед будем в удобное мне, а не вам, время. Договорились?
– Возражений нет!
– Тогда до завтра. Пятнадцать двадцать вас устроит?
– Хорошо!
– Кстати, – обернулся Клод уже у двери. – А с кем, в конце концов, я вынужден буду скрестить …телепатические клинки?
– Вам он будет известен под инициалом П.

ГЛАВА 42

Стенограмма телефонного разговора не установленного абонента с Олумбом, ошибочно перехваченного сотрудниками группы промышленного шпионажа фирмы «Прок энд Мег» (в левом верхнем углу – пометка «Ценности не представляет»):
– …источников, заслуживающих полнейшего доверия: Перебежчик подал начальству новый проект, похлестче первого.
– Не тяни, что там еще?
– Согласно ему, в местах лишения свободы государство вообще …не нуждается. Они – атавизм. Правда, до конца еще не изжитый.
– Что это значит?
– Всего лишь внедрение программы «Домашний психоарест».
– А точнее?
– Точнее – это кодирование преступников непосредственно на собственных квартирах. Сидит себе убийца в мягком кресле в домашней обстановке, без всякого стеснения наворачивает из холодильника деликатесы, запивая холодным пивком, а считается, что отбывает пожизненное заключение. По всей, так сказать, строгости закона.
– Как понимать твои слова?
– Буквально!
– А возможность побега? Да преступники в момент расползутся, как тараканы!
– У евнухов в султанском гареме ведь не возникает желания переспать с наложницей. Так и в нашем случае. У «заключенных» даже мысли выйти за четыре стены будто бы не возникнет. Их отличие от кастратов следующее: одним кое-что удалили, а другим кое-что внушили.
– Но это же… форменное безумие!
– Зато какая выгода государству! Ноль расходов на пенитенциарную систему! Сказка, да и только!
– Нет, это полная шиза.
– Не пылите! Перебежчик – не ненормальнее любого из нас. Будь по-другому, он бы не представлял сегодня такой опасности.
Здесь голоса забили помехи на линии (сей факт скрупулезно зафиксирован на полях стенограммы).
– …что созрел. Любое промедление в данной ситуации еще больше ее запутает и усложнит. Более того, грозит полным крахом.
– Не паникуйте раньше времени! Подключить к акции его уже удалось.
– Сколько раз уже слышал подобное! А результата нет! Я же сегодня получил экстренное шифрованное сообщение. Президентская гонка в Конго вышла на финишную прямую. Чтобы кандидат, на которого мы делаем ставку, поддерживал впредь теневое правительство, требуются серьезные дополнительные финансовые вливания. Уже через неделю прибудет курьер с инструкциями, графиком передачи и указанием размеров сумм, а также коридоров доставки.
– Что вы предлагаете?
– Мне еще неизвестна конкретная сумма, но предполагаю, что первой ходкой нужно будет перебросить тысяч двести. Естественно, в долларах США. К тому времени у меня деньги должны быть! В противном случае я не ручаюсь за наше с тобой будущее. Даже ближайшее. Берешься назвать немедленно конкретную дату? Я не могу ждать!
– Три-четыре дня!
– Твои обещания уже приелись. Как по мне, так лучше питаться в диетическом ресторане. И дешевле, и для здоровья безопаснее.
– В этот раз, я, как никогда, точен! Плод созрел и обязательно упадет в руки тем, кто их вовремя подставит.
На противоположном конце хмыкнули:
– Тоже мне аграрий выискался! Смотри, как бы во время уборки урожая непредвиденный гром не грянул.

ГЛАВА 43

Ощущала ли себя счастливой в замужестве Ирена?
Если бы этот непростой вопрос она задала сама себе, то ответ бы был, скорее всего, половинчатый: и да, и нет. Хотя жаловаться на семейную жизнь означало гневить Господа. Многие ли могут похвастаться, что они стали супругами тех, кого страстно любили? Еще меньше тех, кто встретил столь же сильное взаимное чувство. А Ирена принадлежала к числу именно таких редких счастливиц.
Причем сколь необычен сам факт их брака! Это событие удивительнее, чем нашумевшее природное явление в Боэнде*.
Впервые она увидела Клода (тогда еще не знала имени молодого человека) в парикмахерской «Завиток тебе на лысину». После очередной операции, когда уродство было практически незаметно, Ирена, отказавшись от услуг домашнего мастера, решилась на поход в модный салон. И столкнулась на подходе к «Завитку» с НИМ. Столкнулась не в прямом, а в переносном смысле. Незнакомец дефилировал навстречу, не обращая внимания на прохожих. Скользил по них взором, будто это манекены, а не существа из плоти и крови. Так ходят либо непризнанные властители мира, либо люди не от мира сего.
Задетая за живое, девушка оглянулась. И надо же, на какое-то мгновенье, словно подчинившись невидимой воле, молодой человек тоже обернулся. Этого оказалось достаточно, чтобы никого не любившее сердце Ирены забилось в груди испуганной птицей, угодившей в искусно расставленные силки.
В жизни каждого наступает день, когда только для него светит солнце, только ему поют птицы, только с ним заговорщицки перемигиваются звезды, только его приветствуют протяжными, зовущими в даль, гудками проносящиеся мимо экспрессы. Пробил такой и для Ирены. Вставала и засыпала она, бредя им, несравненным мистером Икс девичьих грез.
Бога, спустившегося с небес (таким ей казался Клод), она вновь увидела буквально через несколько дней. И снова – случайно. После второго завтрака от нечего делать включила телевизор и наткнулась на какие-то нудные до тошноты дебаты. Вознамерилась уже переключить канал, да так и замерла с пультом дистанционного управления в руке. На экране, вынудив затрепетать сердце, появился ОН. Вскоре «бегущая строка» рассекретила инкогнито незнакомца, оказавшегося владельцем преуспевающей рекламно-консалтинговой фирмы.
Узнать адрес офиса через справочную службу не составило особого труда. Раздобытые в итоге первых в ее жизни «розыскных» действий сведения стали тайной, тщательно укрываемой от остального мира. Потянулись полные ожидания чего-то необыкновенного дни. Так маленькие дети накануне Рождества живут мечтами о Санта-Клаусе с волшебными подарками. А ну, что там в мешке?! Пожалуй, эти сладостные мгновенья неизвестности значат куда больше, чем игрушечный автокран или смешной медвежонок коала. Можно с уверенностью утверждать: именно такую, ни с чем не сравнимую, эйфорию испытывала Ирена.
Увы, кипящий, подобно гейзеру, «бульон страстей» сильно горчил. В отличие от доброго Санта Клауса, неизменно появляющегося на пороге, ее принц стучать в дверь не торопился. Более того, даже не подозревал о существовании оных. Любить же на расстоянии и заведомо безответно для неискушенного в амурных делах сердца оказалось намного сложнее, чем это представлялось, судя по прочитанным сентиментальным повестям и романам. Сжальтесь небеса, сделайте так, чтобы она могла хотя бы изредка ЕГО видеть. Пусть мельком. Согласна – издали. Но ви-де-ть!
Кто бросит в нее камень? Разве так уж много просила влюбленная, молясь бессонными ночами и смачивая горячими слезами подушку?
Вынужденная домоседка, она вдруг горячо полюбили ненавидимые раньше автомобильные прогулки.
– Хоть какая-то отдушина, скрашивающая добровольное заточение, – радовался Берц.
Подозревал ли он об истинных причинах необычного поведения Ирены? Вряд ли. Да и времени у него всегда было в обрез. С утра до позднего вечера мотался, как угорелый.
– А что ты хотела, доченька? – выпив рюмку-другую, жаловался он иногда наследнице. – Слуга трех господ!
– Не преувеличивай! – обычно отвечала та. – Никому ты не служишь! Сам себе хозяин.
Но однажды прицепилась к отцу, как засохшая мыльная пена к тазику: скажи да скажи, кому ты так преданно служишь?
– Перво-наперво – деньгам. Потом – семье. И, наконец, положению в обществе, – ответил Берц. Однако ей показалось: хотя фраза и прозвучала складно, папенька явно схитрил.
Что касается влюбленности Ирены, то вскоре тайное, увы, стало явным. По той простой причине, что, не умея водить авто, девушка вынуждена была пользоваться услугами персонального водителя. Шпионил он за молодой хозяйкой из чистого любопытства. И, естественно, проболтался о единственном маршруте прогулок, долгих стоянках на одном месте, затем неизменном следовании на приличном расстоянии за красно-коричневым «хардбургом» последней модели с откидным верхом (когда впоследствии Ирена рассказала супругу, как в течение нескольких месяцев самозабвенно сопровождала его в поездках, тот искренне растрогался). Узнал обо всем и Берц.
В один из дней он предпринял попытку откровенно побеседовать с дочерью. Так уж повелось, что она всегда делилась с ним самым сокровенным. Однако на сей раз былой откровенности в разговоре не чувствовалось. Пожалуй, впервые между близкими, безусловно, людьми, возникла невидимая, но прочная стена. Девушка, и от природы отнюдь не болтунья, вообще замкнулась. Единственная уступка, которой ему удалось, в конце концов, добиться, – это то, что дочь влюблена и буквально бредит таинственным незнакомцем.
– Ирена, трудно представить, как сильно я жажду, чтобы ты была счастлива! Кажется…, кажется, я готов на любое преступление, на пожизненное заточение, лишь бы не видеть тебя заплаканной, – этой фразой, свидетельствующей о безграничной отцовской любви, закончился тогда тягостный для обоих разговор.
Девушка ни на секунду не сомневалась в жертвенности родителя. Однако, оставаясь трезвомыслящей натурой, понимала: треклятое уродство, выделяя ее среди остальных, само понятие счастья делает более чем проблематичным. Если не недоступным вообще.
– Ну почему, почему создатель именно меня отметил каиновой печатью? – мучилась она вопросом, оставаясь в одиночестве.
Когда-то она читала в переводе какой-то советский роман, автора которого давным-давно забыла. Так вот, его главным героем был типичный, если не сказать роковой, неудачник. Особенно, помнится, ему не везло в магазинах. Только встанет в эту… как ее? …очередь за колбасой, как та неизменно заканчивается. Подобные истории происходили с водкой, туалетной бумагой и даже дезодорантом для любовницы. И хотя Ирена никак не могла взять в толк, как это в супермаркете, пусть и советском, может что-то закончиться, все же непритворно жалела несчастного. Кто бы так же искренне посочувствовал ей? И за какие грехи в гипотетической и, судя по всему, никогда не кончающейся, очереди за счастьем вынуждена теперь стоять она сама?!
Чего греха таить, в минуты отчаяния девушку не единожды посещала коварная мысль – выйти замуж сразу после операции, когда недуг практически незаметен. Может же человек заболеть уже после обряда бракосочетания? Однако по зрелому размышлению предательской мысли стыдилась. Разве позволительно начинать семейную жизнь с обмана?
Постепенно приходила к неутешительному выводу – замуж ее рискнет взять разве что бедняк-мусульманин, который не в состоянии скопить даже самый ничтожный калым. А что? В конце концов, паранджа – отличная маска, позволяющая тщательно скрывать самые небывалые уродства. О том, что ее кто-нибудь полюбит, не обращая внимания на физический недостаток, даже не мечтала, вдвойне страдая от собственной никчемности.
В какой-то момент Ирена отчетливо поняла: ездить на «свидания» становится опасно. Возникла реальная угроза того, что она, однажды не справившись с нахлынувшими чувствами, бросится к ничего не подозревающему мужчине и признается ему в любви. Девушка буквально умирала со страха, представляя мину отвращения, с которой на нее – сто из ста! – посмотрит самый ненаглядный человек на земле.
Попробуй угадай, какие дни казались ей самыми черными: те, когда узнала о поразившем ее коварном недуге, или те, когда отчетливо осознала – уродство незаметно искалечило не только тело, но и душу, обрекло всю жизнь страдать от неразделенной любви.
К счастью, неожиданно появился слабый проблеск маяка в житейском тумане невзгод. Ирена случайно встретила ЕГО на выставке лунных камней. Страшно даже вспомнить, как упорно она отказывалась туда ехать, ссылаясь на мнимую мигрень. Только титанические усилия отца заставили девушку переменить решение. До сих пор перехватывает дыхание, когда – уже в памяти – переживает прекрасные мгновенья, проведенные с мужчиной, не подозревающем, что творится в душе у юной дамы, силящейся снять редкостный экспонат новеньким «Фидаком».
Поначалу она дико трусила. Неимоверно тяжко было поднять пудовые веки, чтобы прочесть во взгляде визави выражение сочувствия или, что вообще нетерпимо, жалости. Впрочем, она давно подготовилась к худшему, поэтому восприняла бы приговор с достоинством Жанны д’Арк. К величайшему изумлению, все прошло, как в сказке о Золушке. Клод смотрел на нее чуть смущенно, однако с явным интересом.
«Неужели, – с затаенной надеждой размышляла Ирена, – я могла вызвать симпатию? Или это с его стороны – высшая форма проявления галантности?» Дорого бы она в тот момент заплатила, лишь бы узнать правду.
Дальнейшие события, вопреки тревогам, развивались с калейдоскопической быстротой. Серия телефонных звонков плавно перетекла во встречи в саду. И звездный миг, буря чувств, сравнимая со вспышкой Сверхновой – предложение руки и сердца!
Сказать, что она пребывала на седьмом небе, значило не сказать ровным счетом ничего. Эпитетов, чтобы охарактеризовать собственное состояние, Ирена не находила. Наверное, это именно тот случай, когда бедным оказался бы словарный запас любого языка.
Свадебное путешествие, воистину медовая неделя, непривычная и такая сладостная роль жены и хозяйки их любовного гнездышка. Без малейшего преувеличения, Ирена переживала минуты, полные дивного волшебства. Они бы, безусловно, стали бесконечными, слились в единый счастливый миг длиною в жизнь, если бы...
Если бы в мире не существовало зеркал, этих лютых предателей женщин. Сколько хрустальных надежд не разбилось бы, исчезни с лица планеты даже самые крохотные из этих отражающих плоскостей!
Как хотелось Ирене никогда не видеть собственного лица! Но разве способна женщина – противоречивейшее из созданий – воспротивиться искусу взять в руки кусок стекла с нанесенным с обратной стороны тончайшим слоем амальгамы?
Вслед за безоглядно влюбленной Эшли, героиней романа Митчелл «Унесенные ветром», она повторяла: «Здесь я буду жить весь остаток моих дней, и пятьдесят, а может, больше весен будут приходить одна на смену другой, и я расскажу своим детям и внукам, как прекрасна была эта весна – прекрасней всех, какие были и будут на земле». Увы, рай мгновенно превращался в ад, едва она брала в руки зеркало…
Ночами, когда Клод после нежных ласк засыпал, Ирена нередко подолгу смотрела на любимого, как будто не веря, что он – законный супруг. Иногда ей казалось: происходящее – всего лишь прекрасный сон. Не находила ничего лучшего, как воспользоваться бабушкиным рецептом – щипала себя, дабы убедиться, что бодрствует.
О-о, сколько их таких под лунным небом – одновременно верящих и не верящих в свое счастье!
Справедливости ради надо сказать, что безоблачность ее бытия нарушали не только горькие думы о собственном физическом недостатке. Дело в том, что она, как ни старалась, так и не могла понять до конца Клода. И это порою страшило не меньше, чем проклятая болезнь.
Если Ирена сама себе в стадии «созревания грозди» казалась отвратительной, то отчего, собственно, абсолютно равнодушным к сему омерзительному предмету оставался супруг? Не страдал же он, в конце концов, столь специфического рода дальтонизмом?
А может, Клод, мучилась Ирена, женился на ней по какому-то, ему одному известному тончайшему расчету? Вдруг, к примеру, собирается инсценировать несчастный случай, ее якобы случайную смерть? Чтобы прибрать к рукам более чем приличное приданое, в том числе и в виде акций весьма прибыльных предприятий, кои она сразу после свадьбы чистосердечно завещала мужу. Хотя на хладнокровного душегуба Клод вроде не похож.
«В таком случае, – фантазировала дальше молодая жена, – не исключен следующий, несмотря на всю его кажущуюся нелепость, вариант. Отец за большущие (кто согласится на меньшее?) деньги нанял молодого человека в мужья, узнав, что к нему весьма неравнодушна дочь. Как нанимают садовника, честно и добросовестно отрабатывающего щедрое жалованье. С той лишь разницей, что Клод не розы подстригает, а блестяще играет роль внимательного и заботливого супруга».
А то прелестную головку, украшенную роскошными волосами, посещала следующая шальная мысль: её просто-напросто незаметно накачивают чем-то вроде наркотика – изо дня в день. И она, вследствие неадекватного восприятия действительности, желаемое принимает за действительное. Или любовь, на самом деле, столь зла, что влюбляешься даже в … козла. Особенно если особь – женского пола?
Вопросы, вопросы. И на большинство она, увы, не находила ответа.
Немало времени уходило на раздумья о будущем, мечты о наследнике, продолжателе их с Клодом двух жизней. Скорее бы он появлялся на свет, долгожданный человечек! Может, тогда мятущееся естество, обремененное материнскими заботами, хоть на какое-то время успокоится.
Ирена обмирала от ужаса всякий раз, когда представляла, что её непонятная болезнь может передаться по наследству и обречь еще не родившегося крошку на аналогичные муки. Видимо, из-за этого инстинктивно желала мальчика: парню все-таки легче (хотя не приведи господи такому случиться!) с физическим изъяном.
Не секрет, для мужчины, чтобы стать богатым и счастливым, не обязательно быть здоровым и красивым. Конечно, два последних фактора важны и нередко служат козырными картами. Но кто сказал, что классный игрок а-ля Квазимодо, где блефуя, а где рискуя, не способен выиграть партию?
С малых лет она привыкла, как к обязательному атрибуту отцовского кабинета, к фотографии братьев-близнецов, рост которых едва превышал полметра. На снимке оба стояли у «Кадиллака», едва возвышаясь над бампером. И тот, и другой, начав с нуля, стали миллиардерами, уважаемыми в обществе людьми, любимыми и обожаемыми красивыми женщинами, отцами крепких семейств. Безусловно, карликам пробиваться пришлось несравнимо труднее, чем обычному человеку. Но, родись они нормальными людьми, еще неизвестно, проявили ли бы оба столько терпения, настойчивости, мужества в борьбе за достойное место в жизни? И не какое-нибудь в густой тени или на самом солнцепеке, а что ни на есть суперкомфортабельное.
Успокаивая себя подобным образом, Ирена не переставала тревожиться за судьбу первенца. И все больше начинала испытывать безотчетный страх перед будущим.
Так чувствовала ли она себя счастливой?
Пожалуй, да!
В той мере, насколько чувствует себя счастливой женщина, б е з у м н о обожаемая мужем.

ГЛАВА 44

Не теряет ли он, Клод, рассудок? Ведь то, что ему снова пришло сегодня в голову, должно представлять интерес или для правосудия, или для психиатра. Ему невесть почему на память вновь пришли не столь отдаленные события. А что если метеорит – и не метеорит вовсе, а обычный земной камень, сброшенный кем-то с крыши ближайшего здания (собственно, именно такая мысль в первой момент и пришла на ум). И это был не заскок ошалевшего от наркотиков тинэйджера, а… четко спланированная акция по его, Клода, убийству.
Слишком экзотичен способ, вероятность удачи в котором ничтожна мала? Согласен! Но зато, какая блестящая возможность все списать на несчастный случай или элементарное хулиганство. Что же касается процента «попаданий», то кто мешает злоумышленникам аналогичную попытку повторить, причем неоднократно? Особенно если они, а, судя по всему, так оно и есть, не торопятся.
В таком случае, если продолжить цепочку рассуждений дальше в том же духе, тип с метательным ножом – элементарная подстава. В самом деле, откуда у него, тем более, одетого в европейский костюм, взялся пинга?
Идем дальше – полицейский. Клод – непростительная постшоковая оплошность! – даже удостоверения личности у него не потребовал предъявить. Можно ли в таком случае быть уверенным в «подлинности» стража порядка?
О хозяине более чем подозрительной легковушки вообще лучше не вспоминать. Вылетел на ней, словно снаряд из пушки. Даже не пытался свернуть вбок или нажать на педаль тормоза. Настоятельно интересовался, жив ли потерпевший. Потом слишком уж легко подкупил регулировщика. Что дало возможность, подобно Летучему голландцу, исчезнуть с места происшествия. Впрочем, если они с полицейским из одной банды, то процесс дачи взятки был просто разыгран.
А водитель пожарной машины? Почему он до сих пор не принимал его в расчет? Даже за незначительное повреждение муниципального имущества, а таковым является автомобиль, персональная ответственность очень велика. И что же, он великодушно не стал разбираться с безусловным виновником столкновения? Решив раскошелиться лично. Или его тоже подкупил неизвестный?! А может, они все – заодно?
Как в этой запутанной ситуации поступить, чтобы не запутаться еще больше? Обратиться в полицию в надежде отыскать дежурившего в тот день на злополучном перекрестке регулировщика? Ну, и что ему это даст?
Если выяснится, что их человек там вообще не находился, упростит ли это ситуацию? Нисколько. Просто посмотрят, как на дурачка. Дескать, им бы с наглеющими повстанцами справиться, а тут – бредни полоумного.
Если же окажется, что регулировщик, в самом деле, нес службу на абсолютно законных основаниях, им обязательно устроят очную ставку. Как себя в этой ситуации вести? Может получиться, тот – а, скорее всего, именно так и будет! – напрочь откажется, что когда-либо Клода видел. Доказать обратное не удастся – никто не станет выслушивать постороннего. А вот на нем за попытку «очернить» белого и пушистого стража порядка могут отыграться. И поиск справедливости себе дороже выйдет! Особенно учитывая, что в стране все так зыбко и ненадежно.
Так он и не сумел ответить на вопрос: все ли участники дорожного происшествия – звенья одной цепи, хладнокровные статистики в умело срежиссированном кем-то спектакле?

ГЛАВА 45

– Алло, Клод, это ты?
– А кто же еще?
– Это Бинго! Здравствуй, старина!
– Привет, привет! Давненько тебя не слышал, проходимец!
– Сам виноват! Как женился, так давнему приятелю носа не кажешь.
– Да как-то не получается. Извини!
– Пустое! Не переживай. Как жизнь?
– Пройдя все круги ада, угодил прямиком в рай.
– Наслышан! Тесть у тебя, как мне недавно шепнули, – фигура в мире бизнеса достаточно известная.
– Я, к твоему сведению, с ним виделся всего несколько раз. Мы с Иреной с первого дня живем отдельно. К тому же, ходить по гостям, даже к ее отцу, не любим. Он тоже, если откровенно, заглядывает крайне редко. И то, в основном, – так получается – в мое отсутствие. Впрочем, меня это устраивает – женился-то не на нем, а на дочери.
– Все такой же самостоятельный! Как социалистические страны, рассчитываешь исключительно на собственные силы?
– Приходится! Зато ни от кого не завишу. А как ты?
– Кручусь, как тифозная вошь на антибиотиковой игле!
– Так много работы?
– Не то, чтобы… Но есть.
– А в свободное время чем занимаешься? Кстати, если посчитаешь, что с семейной парой будет не скучно, заглядывай как-нибудь к нам. Ведь, по большому счету, это благодаря тебе мы с Иреной встретились.
– Обязательно! Кстати, не так давно, получив премиальные, посетил родные места.
– Я тоже был на малой родине. Стареем. Вот и мучает ностальгия.
– Позвонил бы, съездили бы на пару. Все веселее. Родились-то, считай, в соседних населенных пунктах.
– В следующий раз эту идею нужно будет обмозговать.
– Да, а знаешь, зачем я, собственно, звоню?
– Откуда? Я же не звездочет.
– По дороге подобрал девчушку.
– И что, впоследствии хорошо провел с нею время?
– Вовсе нет! Я ее высадил через несколько десятков миль.
– Так в чем же дело?
– Уже когда мы с Венерой – попутчицу так зовут – распрощались, я задумался: на кого она разительно похожа?
– Ну, и на кого же? На Наоми Кэмбелл*?
– Не угадал!
– Тогда на кого?
– На… тебя!
– На меня?!
– Как две капли воды.
– А ты ничего не путаешь?
– Обижаешь! Более того, если бы я не знал, каким скромником ты был в колледже, то решил бы однозначно: девушка – твое внебрачное дитя.
– Скажешь такое!
– Что-то голос у тебя не очень убедительный, дружище! Как бы я не накаркал.
– Не передергивай!
– Не буду.
– Вот и договорились.
– Тогда – до свидания!
– Бывай, мудрый ворон!

ГЛАВА 46

Возвращаясь домой, Хлоуп вспомнил, что намеревался завезти в стирку одежду.
– Ладно, сделаю это завтра! – махнул раздраженно рукой. – Хотя в обычной ситуации у меня с памятью, тьфу-тьфу, все в порядке.
Домработница с недавних пор приходила к нему через день. Поэтому пришлось самому достать стакан, бутылку кальвадоса и внушительный пакет сушеных кальмаров. Первую, весьма солидную, порцию хватанул стоя. Налил следующую. Немного поразмышлял и тоже выпил. Налил третью и развалился перед телевизором.
Однако включать «ящик» последней модели не стал. Ему не хотелось слушать, он жаждал высказаться. Эмоции буквально распирали. Подобное происходило не часто. На случай неудержимого «словесного поноса» у него было два постоянных, если можно так выразиться, компаньона – добровольный и понуждаемый. Это фиги – одна с маленькой, другая – с большой буквы. Как это? А очень просто.
Первый собеседник – обычная фига. Нет, у автора, в отличие от некоторых героев, крыша на месте. Все обстояло именно так. Хлоуп на ногте большого пальца руки рисовал фломастером подобие глаз, рта и носа, крутил эту самую фигуру и… неспешно вел с нею беседу. Кстати, обращался к «компаньонке» не иначе, как «прекрасная маркиза».
Со вторым напарником длительных дискуссий обычно не получались. Его, в отличие от молчаливой, как Стена Плача, фиги со строчной буквы, не зря величали с прописной. И с определенного момента та, как правило, начинала яростно возражать. Кто сей отчаянный смельчак, обладающий львиным сердцем? Пятнистая египетская кошка породы дымчатая мау. По кличке… Фига.
– Фигушка! – позвал животное бархатным, как столь обожаемая всеми без исключения мурками ткань, голосом Хлоуп. – Иди сюда, кактусовая колючка.
Большие миндалевидные глаза кошки немигающе уставились на существо, с которым она вынуждена была делить ареал обитания. Острые уши, заканчивающиеся, словно у рыси, кисточками, нервно подрагивали. Что от нее опять хотят?
– Ну, давай, забирайся на колени! – потрепал любимицу по загривку. – Мне нужно с тобою серьезно поговорить.
Наверное, последнее слово у киски ассоциировалось отнюдь не с мышкой. Иначе бы она не попыталась сигануть в сторону входной двери. Точнее, к отверстию внизу, через которое могла улепетнуть на спасительную улицу. Однако хозяин не прозевал этого момента. Он бесцеремонно схватил поднявшего хвост трубой (психологическая атака, что ли?) одомашненного представителя фауны и нацепил ему на шею, несмотря на сопротивление, поводок. Минут пять ушло на то, чтобы испуганное животное обуть. Сшитые из плотной ткани, набитой ватой, башмачки не давали возможности кошке царапать «собеседника». Наконец, к разговору все было готово.
– Можешь фыркнуть со смеху, Фига, – начал Хлоуп, – но я поддался минутному соблазну. И, можешь себе представить, недавно, как последний религиозный фанатик, потащился на исповедь. Кому она, спрашиваешь, нужна? А леший его знает! Но мне или тебе – точно нет.
И поскольку никакой реакции не последовало, а ему претило изливать мысли в пустоту, Хлоуп больно дернул любимицу за ус.
– Мяу! – ответ прозвучал незамедлительно.
– Согласна? И правильно. Мой вояж на ниву господню, конечно, был глупостью.
Хлоуп неожиданно для кошки прищемил ей лапу.
– М-я-у! – возмутилась она.
– Утверждаешь, что относительно похода к батюшке я был не прав? Спорить не стану, а то заведешься с пол-оборота.
То же самое скажешь и о попытке самолично разделаться с оппонентом? Зачем, мол, так рисковал? К чему юношеская импульсивность? Разумно ли было светиться в дорожном ЧП, да еще с предполагаемым смертельным исходом?
Согласен! Но это еще не все. Лопухнулся и по более крупному. Перепутал объект собственной ненависти. И чуть не убил невинного человека. А теперь посуди сама, Фигушка, если бы выяснилось, что в мир иной отправлен не тот? Значит, ТОТ – максимально бы насторожился. И возникли бы дополнительные трудности.
Это просто невероятная удача, что благодаря хорошо подмазанному регулировщику я сумел без проблем покинуть место происшествия. Что касается типа, на кого направлены стрелы моего гнева, то, поверь, зверушка, он достоин печальной участи. Слишком много знает о моих делах.
– Ты согласна?! – Хлоуп одной рукой настойчиво дергал за поводок, а другой ловко наливал в стакан приятно обжигающую внутренности жидкость. Не получив ожидаемого ответа, со словами «Была б котом, оторвал бы яйца!» неожиданно щелкнул «компаньонку» по носу.
– С-ш-с-ш! – зашипело, буквально взвившись, одуревшее от садистской «беседы» животное.
– Категорически возражаешь? Так я и предполагал. Но ты, душечка, не права, – пригрозил пальцем. – И я объясню почему. Вот у тебя на лбу свидетельство чистоты породы – характерный рисунок в виде «М». Ты, наверное, считаешь, что это – первая буква слова, обозначающего твою породу, – «мау» дымчатая? Да ты после этого просто дымчатая дурында! Ибо на самом деле эта литера, извини великодушно, означает «мудачка».
Зазвонил мобильный телефон. Хлоуп недовольно поморщился. Кто посмел прерывать его доверительный разговор с Фигой?
– Так вот, я и говорю, что ты не вникла, как следует в суть… Что за дьяволиада?! – обернулся к несмолкающему аппарату. Тот затих, но тут же вновь раздраженно залился трелью. Пришлось отозваться.
– Слушаю! Кто это?!
Воспользовавшись возникшей паузой, мурка, изловчившись, стянула с передней лапы ненавистный башмачок. И уже готова была приняться за второй, когда демарш заметил хозяин. Дабы наказать строптивицу, он снова хотел прищемить ей нос. Однако Фига оказалась не такой уж дурындой: сделав контрвыпад, от всей души цапнула хозяина за палец. Тот, помянув всуе матерь божью, выпустил поводок. Кошка, подняв хвост трубой, в мгновенье ока скрылась в окошке – в трех башмачках и с кожаной петлей-поводком на шее.
– У, тварь безмозглая! – пострадавший послал вслед животному пару еще более горячих выражений. А потом, вспомнив, что бог троицу любит и дуя на палец, добавил, ну, очень заковыристую тираду. И только тут обратил внимание на мобильник, из которого раздавалось бесконечное, но явно не скрипичное, тремоло:
– Алло! Алло! Алло!
– Чтоб вас всех разорвало! – неожиданно даже для самого себя бросил Хлоуп в рифму. И только теперь обратил внимание, что звонит не «Самсунг», номер которого известен многим, а так называемая «секретная трубка». Подошел, взял ее и произнес в микрофон отрывистое:
– Слушаю!
– Здравствуйте!
– Бонжур! Кто это?
– А вы меня уже не узнаете?
– Долк, что ли?!
– Он, собственной персоной.
– Чего ты хотел? – сухо спросил хозяин и двинулся к аптечке, дабы прижечь неглубокую, но довольно болезненную ранку.
– Вы меня кинули, как последнего лоха!
– Что ты хочешь этим сказать?
– Вчера вечером ко мне опять явились бритоголовые из казино.
– Ну, а я здесь при чем?
– Они мне все рассказали!
– Что именно?
– То, что моего проигрыша вы не погасали, как обещали. А лишь договорились с владельцем о своеобразной отсрочке. Убедив его, что долг будет выплачиваться частями. И не вами, а… мной. Какая же это, к черту, помощь?! Да и уговор был вовсе не о том.
– Не много ли на себя берешь?! – фыркнул Хлоуп.
– Если по правде, то не знаю. Но думаю, что нет. Зато стало абсолютно ясно, почему вы с легкостью необыкновенной Верну-Ли мне расписку.
– Заметь, если бы я был последним мерзавцем, каким ты меня пытаешься выставить, мог оставить у себя документ с твоим автографом. Но я же этого не сделал.
– И вы за то, что совершили одной подлостью меньше, рассчитываете на звучание фанфар?
– Я лишь повторяю вопрос: чего ты хочешь?
– Партнерского отношения. Я свои обещания выполнил. Меня же провели на мякине. Это не делает вам чести. И потом… Как теперь прикажете выпутываться из ситуации?
– А это уже твои проблемы. Я выплату отсрочил…
– Но ведь речь шла о другом. О том, что вы, в обмен на мои, кстати сказать, довольно рискованные услуги, решите вопрос с казино.
– Я и решил.
– Как же решили, если долг остался!
– Именно это я имел в виду, когда с тобой договаривался. Ты же меня понял неправильно, истолковав обещание по-другому. На себя и пеняй! И скажи спасибо, что благодаря мне у тебя появилось время для передышки.
– У вас не осталось ничего человеческого!
– Осторожнее на поворотах, мальчик! Как бы не вылететь в кювет.
– Удержусь! И обращусь за помощью к другим.
– Сделай милость!
– Но тогда не поздоровится и вам.
– Это следует расценивать, как угрозу?
– С чего вы взяли? Простая констатация факта.
– Говори да не заговаривайся, щенок!
– Расценивайте мой шаг, как хотите, но я обращаюсь в полицию.
– И что ты им, интересно, скажешь?
– Все! Как проиграл деньги в подпольную рулетку. Как не мог расплатиться. Как мне угрожали. Как случайно повстречался с вами. Во что вы меня втравили.
– Не надо «ля-ля»! Как будто не ты сводил меня с контрабандистами, – желчно уточнил Хлоуп. – Да и зачем тебе проблемы еще и с правоохранительными органами?
– У меня не остается иного выбора. И притом… лучше уж иметь дело с ними, чем с головорезами из игорного дома. Особенно, если учесть, что в стране действует никем не отмененное правило: тот, кто заявит о любом нелегальном «азартном» заведении, от ответственности освобождается. Хозяева же рулетки мне такой льготы не предоставят – от уплаты проигранного не избавят.
Подобный поворот событий Хлоупу был ни к чему.
– Постой, но зачем тебе в эту историю впутывать посторонних?
– Намекаете на себя? Так какой же вы посторонний на этом «празднике жизни»? Заставили меня заняться контрабандой, а теперь стремитесь прикинуться дохлым удавом*? Не получится! Я бы ни за что не вляпался в такое дерьмо, если бы вы не пообещали заплатить по моим счетам.
– Ладно, не торопись вперед дикой утки в речку, кишащую крокодилами. Может, еще что-то придумаем.
– У меня не осталось к вам ни грамма доверия!
– А ты попробуй! Чем, в конце концов, рискуешь?
– Что вы подразумеваете под «придумаем»? Очередную аферу, как меня обмануть?
– За кого ты меня держишь?! Конечно, нет.
– Что же тогда?
– Погашение долга.
– Свежо предание…
– Хватит ломаться, словно красна девица! Давай поступим так. Неделю меня не будет в городе, – соврал Хлоуп. – А после возвращения сразу встречаемся и конкретно решаем вопрос.
– Неужели, наконец, вознамерились расщедриться?
– Я только минуту назад вспомнил, что когда-то оказал существенную услугу владельцу подпольного игорного дома. И имею полное право попросить его пойти мне навстречу – простить тебе проигрыш. Что ему стоит? Ведь он своего не теряет, просто не получает чужое. Не такая уж и большая жертва! Элементарная упущенная выгода. Да и та – незаконная. А сейчас я договорюсь, чтобы к тебе в течение этого времени не посылали костоломов.
– Это, на самом деле, возможно?! – В голосе Долка прозвучала надежда.
– И не сомневайся! – Хлоуп чувствовал, что в ходе неприятного разговора почти полностью протрезвел. – Так что жди на следующей неделе хороших известий. Договорились?
– Договорились.
– Ну, а сейчас, бывай. Я тороплюсь!
– До свидания!
Хлоуп ожесточенно швырнул трубку, нисколько не заботясь, куда она улетит.
– Мальчишка задрипанный, с кем он собрался тягаться?! – лютовал. – Это же какой наглости надо набраться, чтобы, по сути, решиться на шантаж?! Помесь шакала с гиеной! Струя скунса! Помет макаки! Да я тебя в какао-порошок сотру!
Взгляд упал на бутылку. Выпить еще? Вряд ли поможет. Слишком дерзко вела себя эта гнида! Он позволит себе расслабиться по полной программе. Что делает не чаще раза в три-четыре месяца.
Подошел к секретеру. Маленьким ключиком открыл потайной выдвижной ящичек. Достал крохотный пузырек с каким-то порошком. Сколько принять? Миллиграммов пятнадцать – не больше. Дальше второго уровня «путешествовать» не склонен. Да и привыкание ни к чему. На чистый лист бумаги отсыпал дозу. Закрутил пробку, остановил взор на самодельной наклейке: «Псилоцибин*; 20 мг; 4 часа». Сунул флакончик на место. Бережно, дабы не просыпать драгоценное вещество, подошел к сервировочному столику. Налил воды. Высыпал порошок в рот. Запил. Потом поднял кверху укушенный палец:
– Пока будет разбирать, успею, раз не закончил беседу со злюкой-Фигой, продолжить ее с «прекрасной маркизой».
Маркером поставил на ногте точки – «глаза», «рот» и «нос». Удобно умостился в кресле-качалке. Свернул фигуру из трех пальцев. На большой нахлобучил наперсток, который как-то забыла в доме прежняя прислуга. Выставил руку перед лицом.
– Нижайший поклон, прекрасная маркиза! – склонил голову в сидячем полупоклоне. – Никто не сравнится с тобой, немой от рождения, в умении терпеть и слушать. Несносная же тварь и тебе нанесла увечье? Обиделась, что не защитил? Прости великодушно – больше подобное не повторится!
Хлоуп смахнул с сухой, как пергамент, щеки то ли воображаемую, то ли настоящую слезу.
– О, я и не заметил, что у вас новая шляпка?! – снял с пальца наперсток. – Изумительный фасон! Такой некогда носили исключительно королевские фаворитки.
Затем внимательно вгляделся в палец.
– А это что?! Вы так коротко, будто, тьфу, тифозная вошь остриглись? Да еще стали неряхой! Отправляясь на встречу со мной, не соизволили умыться, – Хлоуп с брезгливым видом выковырял из-под ногтя чернеющую грязь.
Его неожиданно замутило. Это были первые симптомы того, что псилоцибин начинает действовать. Скоро закружится голова.
– На этой неприятной ноте вынужден вас, моя прекрасная, покинуть! Прощайте! – Он разжал пальцы.
Становилось жарко. На лбу и висках выступили мелкие, словно бисер, капельки пота. Легкая эйфория охватывала естество. Калейдоскоп фантастических цветовых гамм то сливался, то распадался на фрагменты. Возникла подспудная боязнь, что он упадет в этот водоворот форм и красок, и растворится в нем.
А что за сумасшедший мастер изготовил эти часы? Минутная стрелка – самая обыкновенная ложка, часовая – вилка, а секундная – волчком вертящийся столовый нож. Наверное, модный хронометр для гурманов. Но откуда он взялся в его особняке?!
Ба! Звучат божественные музыкальные композиции. Окружающие предметы начинают «дышать». Оживает буквально все.
Время замедляет бег и «растягивается» подобно ленте эспандера. По одной из «нитей» Хлоуп уплывает в иную вселенную. Два антипода – левое и правое полушария головного мозга, похоже, аннигилируют. Вспышка-а-а! В ее центре, будто в перископе подлодки, появляется «отпечаток» оставляемого им мира, – лицо Долка. Человека, которого он должен уничтожить.
Хлоуп истерически хохочет. Смех напоминает спазмы-конвульсии дыхательных движений не совсем здорового человека.
…На следующее утро он с немалым удивлением обнаружил на столе исписанный лист. Что за чертовщина? Откуда ему взяться? Подошел к двери, подергал – надежно закрыта на замок. Проверил окна – те тоже были на запорах. Ну, и стоеросовая башка! Нужно прочитать, что там написано. Тогда все станет ясно. По дороге к столу глотнул холодного сока – вчерашнее «путешествие» давало о себе знать.
Кажется, Оле Нидал, прошедший через все это и ставший впоследствии адептом буддизма, как-то заметил: наркотик позволяет получить все счастье, отведенное человеку на жизнь, в более сжатый срок. Видимо, так оно и есть на самом деле. Хорошо сие или плохо – другой разговор.
Хлоуп, наконец, подрулил к столу. Взял лист и вперился в него изумленными глазами. Текст представлял собой… стихотворение под названием «Стою на краю».

Вколовши «ширки», крою матом:
Откуда взялся сей перрон?!
Кровь из-под букс – томатом,
А я брезглив, я – гиперон.
Локомотив глядит так хмуро
И колесом о шпалу бьет.
А на пакгауз электронов фуру
Безумец-торий подает.
Короче, все вокруг – рутина,
Как залитый зрачок вином.
О, дайте каплю героина,
На бартер – Ньютона бином.
Улет. Полет. Ну, я даю!
Стою, как доза, на краю –
Псалом всем грешникам пою.
Микрон-другой – и я в раю!

Откуда это?! Или… Не может быть! А вдруг – может?
Ну, конечно, кто еще мог стихотворение сочинить, кроме… него самого? Вон и ночью по телефону ответил в рифму. Да и почерк его, а не чужого дяди.
Ни фига себе! Ведь в школе он, весьма умеренно преуспевая в точных науках, в гуманитарных вообще неизменно пас задних. И вдруг такое!!!
Но более серьезно в произошедшем совсем другое – он снова ровным счетом ни черта не помнил.

ГЛАВА 47

Улыбаясь загадочно, словно африканская маска, Кваква подошел к «доджу».
– Чего тебе? – не очень приветливо буркнул хозяин автомобиля.
– Да вот, хочу протереть лобовое стекло.
– Не нужно! Оно и так чистое.
– А я для профилактики.
– Не много ли себе позволяешь? Давно штраф не накладывали за недостойное поведение?
– А что я? Я ничего.
– Вот и проваливай! Понадобишься, сам позову.
Кваква хитро сощурился и не уходил.
– Ты что, оглох?!
– Нет, господин хороший, слышу я так же хорошо, как сова.
– Смотри, натуралист выискался! Сразу видно, что посещал школу.
– Вы не ошиблись. И в кружке географов-краеведов состоял. Так что могу сказать: я не только слышу, как сова, но и вижу не хуже сокола.
– Ты что, похмельем мучаешься?! Или с утра забил косячок? Так я вмиг организую отходняк. Навсегда – от работы… Ты желаешь с ней распрощаться?
– Конечно, нет! Однако мокрый дождя не боится, – Кваква держался на редкость самоуверенно. И это в какой-то мере настораживало.
– Прислушайся к моему совету и подобру-поздорову проваливай! Чтобы через секунду я не видел твоей противной ухмыляющейся рожи, – бросил через плечо, демонстративно направляясь к внутреннему телефону. – Иначе звоню вниз дежурному. Дабы призвал тебя к порядку.
– Не торопитесь, – вкрадчиво произнес ветоши начальник и помойного ведра командир. – Я хотел вам еще сказать, что лазаю по деревьям и стенам, как обезьяна.
– А ты немытая обезьяна и есть! – вспылил Хлоуп. – Вон отсюда! Пока не огрел, как следует, монтировкой.
– Что монтировка? Голодный и на меч полезет, – как ни в чем ни бывало, философски заметил Кваква.
И добавил:
– У всякой пичужки – свой голосок.
– Все, ты меня достал, чумазый! – наплевал на рамки приличия Хлоуп. – Марать руки о твою гнусную харю не стану. Но сейчас же звоню вниз, и ты уже никогда не переступишь порог не только моего бокса, но и гаража. Более того, я позабочусь, чтобы ты не нашел работы нигде в этом городе. Поедешь к себе в деревню и будешь там, сколько захочешь, лазать вместе с обезьянами по деревьям. И жрать перезрелые бамбуковые побеги.
– Осленок вырастет, но его попона – никогда.
– Ты что, недоумок, издеваешься?!!
– Разве бы я осмелился, господин хороший? – В голосе служащего звучали интонации некоего, нет, не расового, но превосходства. Он, как ни в чем ни бывало, принялся лениво елозить тряпкой по ветровому стеклу «доджа». И это озадачило Хлоупа еще больше.
Все же он не желал уступать в странной словесной схватке:
– Разве я неясно выразился? Слиняй! Исчезни!! Сгинь!!! И чтобы я тебя больше не видел! – ненависть сочилась если не из каждой буквы, то из каждого слога – уж точно.
– «Видел – не видел». Что именно видел? Вот в чем вопрос, – меланхолично повторил Кваква.
Хлоуп, наконец, понял: столь нагло негр ведет себя не случайно. Что-то ему это позволяет. Обычно аборигены покорны и раболепны. Если не сказать – трусливы. И вдруг – откровенно демонстративное неповиновение. Не лучше ли, вместо того, чтобы грубо угрожать, найти общий язык с парнем? Ровно до того момента, пока он узнает, что скрывается за небывалым для чернокожего демаршем.
– Ладно, я вижу, ты не лыком шит и знаешь себе (в этом месте Хлоупа чуть не вырвало) цену. Садись, поговорим!
Негр чинно опустился в одно из плетеных кресел. И испытывающе посмотрел на белого. Тот помедлил, затем вкрадчиво произнес:
– Ты что-то хочешь мне продать?
– А как вы догадались? – не стал выкобениваться Кваква.
– Это было не трудно. Однако не станем же мы, деловые люди, – чуть не прыснул со смеху Хлоуп, – тратить драгоценное время на ненужные детали? Не так ли?
– Конечно. Из пепла горы не насыплешь.
– Ну, так что у тебя за товар?
– Первосортный.
– Не верю! Скорее, какая-нибудь тухлятина.
– Что вы?! Товар «экстра».
– Ладно, выкладывай! А то мне некогда. Чем хочешь спекульнуть?
– Вы ошибаетесь, господин хороший! Никакой спекуляции.
Кваква чуть помедлил, для пущего эффекта, что ли, и продолжил:
– А продаю я… информацию.
– Что-о?! – едва не задохнулся от негодования и гнева Хлоуп. Эта почерневшая плесень пытается его шантажировать?! Только вчера слез с ветки, а туда же! Страстно захотелось раскроить гаечным ключом голову обнаглевшему ниггеру. Однако взял себя в руки. И равнодушно, будто это было совсем неинтересно, осведомился:
– И какую? Уж не о том ли, что в Африку пожаловал доктор Айболит?
– Не издевайтесь над бедным человеком!
– С чего ты взял?
– Начну вашими же словами: это было не трудно. И вашими же закончу: однако мы не станем тратить драгоценное время на ненужные детали. Не так ли?
– А ты для мойщика автомобилей сообразителен! И, к тому же, многословен. Не лучше ли перейти к делу?
– В начале, если помните, я сказал, что, несмотря на возраст, умею очень хорошо лазить. Поэтому именно меня несколько недель назад, когда засорилась вентиляция, дежурный направил на верхотуру. Я неисправность устранил. А, обладая острым слухом, услышал внизу, в боксе, над которым находился, шорох. «Может, вор забрался?» – подумал. И тут же сам сам себя раскритиковал: разве может в наш гараж проникнуть посторонний? Но едва уловимое шуршание продолжалось. Начал прикидывать, над чьей «коробкой» нахожусь. Оказалось, над номером 76. То есть, кто-то хозяйничал в вашем боксе. В ваше, получалось, отсутствие.
Дело в том, что меня в тот день начальство попросило подменить заболевшего контролера. И я, стараясь проявить себя с самой лучшей стороны, очень добросовестно нес ответственную службу, выпуская и впуская автомобили. И мог поклясться чем угодно, что вы в гараже еще не появлялись. Но все же, прежде чем поднять тревогу, решил удостовериться в правильности своих выводов. Как говорится, документально – на бумаге. Тем более что первые сорок-пятьдесят минут смены на проходной в тот день еще дежурил впоследствии занедуживший работник. Я спустился вниз, доложил руководству об исправленной вентиляции, а затем внимательно просмотрел журнал регистрации.
– Ну и.?. – Хлоуп оставался невозмутимым.
– И вашей отметки там не увидел. Но кто же тогда находился в боксе? И, что не менее важно, – как он туда попал?
Я решил до конца разгадать загадку. И снова – теперь уже по собственной инициативе –вскарабкался на верхотуру. И что, думаете, увидел?
– Откуда мне знать?! Может, в самом деле, мелкого воришку?
– Увы! Это бы значительно упростило дело. Для вас. Но я увидел… вас, господин хороший!
– Ну, и что?! И при чем здесь твой заговорщицкий вид? Тоже мне интересная информация: застал хозяина в его боксе.
– Сначала и я пришел к выводу, который вы сейчас озвучили. Но… Никак, сколько ни силился, не мог взять в толк: почему в книге регистрации напрочь отсутствует какая-либо запись о вашем появлении в гаражном комплексе? Между тем, внизу послышалось характерное урчание заводимого двигателя. Иными словами, вы собирались выезжать.
– Забодал своей простотой!
– Не торопитесь! И послушайте дальше.
– Только побыстрее! А то мне твои многозначительные ужимки уже начинают надоедать.
– Я кубарем скатился вниз и бегом рванул к пропускному пункту. Если клиент, в данном случае вы, меня опередит и не застанет на месте, да еще нажалуется – жди неприятностей. А они нужны? Особенно в день, когда меня впервые поставили на столь ответственный участок.
Короче, в свою кабинку я ввалился в мыле. Прошла минута, три, десять. Ваше авто не появлялось. «Странно – размышлял я. – Что бы это могло означать?». А потом подумал: да что голову ломать? Здесь никакой загадки может не оказаться. Просто на пороге бокса сломался автомобиль. Или человек передумал ехать.
– Разумно! – одобрительно кивнул Хлоуп.
– Но червь сомнения отчего-то продолжал грызть. И я рискнул еще раз оставить на несколько минут свой пост. Благо в это время, как всегда, в гараже воцарилось затишье. Чтобы отправиться на притягательную для меня, как банан для обезьяны, верхотуру. Невероятно, но факт: бокс №76… пустовал. Вернувшись на рабочее место, я опять крепко задумался.
– Уж в который раз – не многовато ли для одного дня? – не удержался от колкости Хлоуп.
– Судить вам. Однако тогда мне было не до шуток. Но тут в гараж нагрянула проверка из транспортного отдела мэрии, и все закрутилось, как на карусели. Иными словами, какое-то время Кваква было не до тайны бокса №76. Муниципальные чиновники ушли только около 17.00. И у меня снова появился момент для раздумий.
Как вы в гараже появились и каким образом потом исчезли? Будучи от природы любопытным, я снова начал листать журнал учета, от нечего делать анализируя статистику ваших заездов-выездов. Что это могло дать? Ровным счетом ничего. Однако я упорно продолжал глупейшее, на первый взгляд, занятие. Сам не пойму, зачем. Что-то не давало покоя – и все.
Привычные строки: дата, время, въехал, выехал. Обыденная рутина. На которую кто-нибудь другой, поумнее, скорее всего, никогда не потратил бы и пяти минут личного времени.
Тем не менее, я упорствовал. И очень скоро почувствовал: что-то здесь не так. Десятки, если не сотни раз, до рези в глазах всматривался в графу за графой. Долго никак не мог понять, что же именно не дает покоя. Это, господин хороший, длилось не менее часа. Но Кваква, наконец, осенило!
– Да ну?!
– Время! Загвоздка была в нем. Ваш «додж» в течение дня неизменно сначала выезжал, а потом уже – въезжал. И я подумал: а как же вы добираетесь из дому сюда и на чем – обратно. На такси? Пешком? Вас подвозит приятель? Воздаю хвалу деве Марии, не без ее помощи меня озарило во второй раз. Я вспомнил, что в гараже – для удобства клиентов – существует два въезда-выезда и два контрольно-пропускных пункта. Не удивляйтесь, что Кваква упустил из виду столь очевидную вещь. Я ведь здесь совсем недавно. И на КПП №1 даже ни разу не был. О его наличии мне просто сообщили во время инструктажа. Однако вернемся к нашей истории. По всему выходило, что вы активно пользовались обоими въездами-выездами.
– И это что-то доказывает?
– Именно сей вопрос, первым делом, задал себе и я. И сначала ответил на него отрицательно. Но потом понял, что не прав. Ибо, если бы вы, как остальные, пользовались тем или другим КПП удобства ради, руководствуясь только тем, с какой стороны подъехали, то… То отмечаемые въезды-выезды чередовались бы хаотично. Но здесь существовала СИСТЕМА. Как я уже говорил, в один и тот же день с КПП №2 вы неизменно сначала выезжали, а потом – заезжали. И никогда – вы слышите! – никогда наоборот! Разве не ребус?
Кваква замолчал. Пауза затянулась.
– Продолжай! – бросил слово, будто гранату в окоп, Хлоуп.
– И тогда я решил покопаться в журнале КПП №1. Благо в одну из смен там дежурил мой земляк. Гораздо старше по возрасту. Но мы были одного роду-племени, а это для африканца значит куда больше, чем для белого – миллионный счет в банке. Короче, я получил доступ к книге учета и на КПП №1. И установил прелюбопытнейшую вещь. Во-первых, узнал, что у вас две машины. Во-вторых, от острых глаз Кваква не ускользнула следующая необычная деталь. Контрольно-пропускным пунктом №1 вы пользовались исключительно тогда, когда были на двухдверном авто. И ни разу ни въехали, ни выехали, когда пользовались «доджем». Разве эти факты не свидетельствовали о некой, тщательно скрываемой тайне? И что за странные маневры с машинами?
С тех пор я начал внимательно присматриваться и к вам, и к вашему боксу.
Раздобытые данные позволили получить ответ на первоначальную загадку, с которой все и началось. Выходило, что в тот день, когда я чинил вентиляцию и никак не мог взять в толк, каким образом опустел бокс, если «додж» не выезжал, чему я был свидетелем, снизу доносилось урчание двигателя второго авто. На котором вы и покинули гаражный комплекс – через КПП №1. Вот до чего проста, не правда ли, разгадка той, конкретной, ситуации. Но не всей таинственной истории.
– Что там еще?! – существительное «ублюдок» едва не слетело с губ Хлоупа, однако он вовремя сдержался.
– По мере возможности я начал отслеживать ваши перемещения уже внутри гаража. Специально для этой цели регулярно угощал контролеров обоих КПП, чем только мог, помогал им. И все ради того, дабы не пропустить вашего появления. Как только это происходило, я старался забраться на свой наблюдательный пункт у вентиляционного отверстия. И почти сразу же напоролся на новый секрет. Мало того, что вы передвигались по одной и той же лишь вам известной схеме, так еще и очень часто… переодевались.
– Пинкертон доморощенный! – процедил Хлоуп.
– Не следует ругаться, господин хороший! Каждый поступает по-своему. Разве Кваква в этом виноват?! Нет. Как никто не виноват в том, что господь одним дал белую, а другим – черную кожу. Что первых сделал состоятельными, а вторых – бедняками. Что богатым деньги черти куют, а у нищих слуги божьи последнее отбирают. Хотя это прямо-таки вопиющая несправедливость.
Так вот, я прикинул: станет ли, не обижайтесь, честный человек прибегать к подобным уловкам? Зачем ему маскироваться? А когда в полумраке бокса №76 разглядел, что вы еще и гримируетесь, убедился окончательно: дело нечисто.
– Что здесь нечистого, дубовая твоя башка?! Потехи ради я играю в любительском театре. А чтобы близкие не поднимали на смех, держу свое увлечение в тайне. Вот и объяснение переодеваниям и гримированию. Приезжаю сюда в обычной одежде, а уезжаю в костюме того героя, кого в тот день изображаю на подмостках. А ты уже представил себе невесть что! Небось, в голове уже целый шпионский роман родился? Не его ли сюжет вознамерился мне продать? Так я беллетристикой не увлекаюсь. Единственное мое хобби, как я только что признался, – сцена.
– Я так не думаю…
– А что тут, вообще, думать? Ну, подловил старика, узнал о его слабости. Так ведь подобные, вполне простительные, «тайны» есть у каждого. Однако твое упорство в расследовании готов вознаградить. Вот, возьми! – ткнул купюру.
– Я не нищий! – отвел протянутую руку Кваква.
– Перестань! Какие между нами могут быть церемонии? У тебя же ветер свистит в карманах, выдувая пыль. А дела, как сажа бела – хуже горькой редьки. Так что считай, тебе крупно повезло буквально на ровном месте – добавляю еще две такие же. За то, чтобы держал язык за зубами. Понимаешь, не хочется, дабы надо мной зубоскалили все, кому не лень.
– Вы меня не совсем правильно поняли, – отрицательно покачал кудрявой, как австралийский меринос, головой чернокожий. – И не дослушали до конца.
– Так это еще не конец? – удивился Хлоуп.
– Нет.
– Ну, в таком случае, закругляйся!
– Однажды, улучив момент, я последовал за «доджем». Это было просто, потому что на нем вы всегда выезжали через КПП №2, которое я, как технический работник, обслуживаю.
– А ты больший пройдоха, чем я думал! Держишься фертом. На обухе рожь молотишь.
– Спасибо! Я проследил ваш путь до того места, где вы взяли в салон мужчину. К сожалению, автомобиль находился на изрядном от меня расстоянии, поэтому рассмотреть незнакомца, как следует, не удалось.
– А это и не нужно! Ибо встретился я с ним, чтобы вместе ехать на репетицию, – бросил, уже не сильно рассчитывая, что ее проглотят, откровенно тухлую наживку Хлоуп.
– Однако направились вы совсем не в театр. А за город. В северо-западном направлении. Может быть, в Малуку. Но в любом случае, в сторону границы. Последовать за вами я не мог – ждала работа, потерять которую мне вовсе не улыбалось. Да и собственного транспорта не имею.
К счастью, ломать голову над подобными шарадами можно и во время мойки чужих автомобилей. Чем я и не преминул воспользоваться. Ни одна сенсационная мысль, признаюсь, не посетила. Пришлось остановиться на версии контрабанды.
Кстати, я проследил за вами еще однажды. И установил, где живет тот тип. Ваш, надо полагать, подельщик.
– Ну, и хорошо. Молодец! И что собираешься делать дальше?
– Услышать ваше объяснение.
– А с чего ты взял, что я стану тебе что-либо объяснять? Тем более, как я уже сказал, и объяснять нечего. Мы, как ты изволил выразиться, с тем типом играем любительские спектакли в профсоюзном театре. А въезжать в гараж и выезжать из него я волен, когда заблагорассудиться. И через какое угодно КПП. Ты не находишь?
– Пусть будет так, как вы говорите. Значит, я могу обо всем доложить начальству?
– Зачем? Думаешь, это кому-нибудь, кроме тебя, интересно?
– Не знаю, – равнодушно пожал плечами Кваква. – Но как добросовестный работник обязан это сделать.
– Не думаю. Тем более что, как я уже говорил, ты можешь на этом поиметь дополнительный доход.
– Из большой тучи да малая капля. Те три обезьянки* вы считаете деньгами?!
– За то, чтобы ты не раструбил о моем хобби, уверен, – более чем достаточно.
– Но разве для того, чтобы играть, как вы утверждаете, в театре, обязательна регистрация под чужой фамилией? Или станете утверждать, что это ваш сценический псевдоним? Так в гараже вроде подмостки отсутствуют.
– О чем ты бормочешь?
– О том, что на КПП №1 ваш договор оформлен отчего-то не на Хлоупа, – показал когти чернокожий. – С какой стати вам выдавать себя за другого, скрываясь под вымышленной фамилией?
– И сколько ты хочешь?
– Кваква – человек бедный.
– Да уж вижу, что не миллионер!
– Тысячу долларов США.
– А ты в своей жизни не то, что держал в руках, видел хотя бы один?
– Это не важно. И к делу не относится.
– А если я не дам?
– Об увиденном расскажу хозяевам и полиции. Предполагаю, они вас поднимут отнюдь не на смех.
– Забодал ты меня, Кваква! Но твое предложение, пожалуй, стоит обдумать. Бери пока эти три «обезьяньи бумажки». И не торопись махать руками! Деньги тебе – на сегодняшний вечер. А завтра продолжим разговор. Рта понапрасну не открывай – гланды простудишь! Не думаешь же ты всерьез, что я по тысяче гринов каждый день таскаю в кармане на мелкие расходы?
– Не пытайтесь только обвести меня вокруг пальца, господин хороший! – угрожающе произнес Кваква, пятерней сгребая со стола ассигнации.
– Сирых и убогих обманывать – грех, – растянул губы в змеиной улыбке Хлоуп. – Ты разве этого не знаешь?
Стороннему при виде его гримасы могло показаться, что еще мгновенье и между губ высунется раздвоенное жало. Но Кваква уже подходил к двери. Если бы он догадался оглянуться, от недоброй ухмылки Хлоупа у него, несмотря на жару, наверняка бы по спине пробежал мороз. Оймяконский*.

ГЛАВА 48

Бросив на стол «Сборник нормативных актов», Хлоуп, между тем, заниматься бизнес-расчетами не помышлял. Наоборот, для лучшего тока крови решил хлопнуть несколько рюмок вискаря. Книга же была ничем иным, как замаскированной фляжкой. И вот разогревающая доза проглочена. Можно начинать мозговую атаку. Построит он ее в виде вопросов и ответов. И, поскольку в доме один, будет «интервьюировать» самого себя вслух. Так гораздо продуктивнее «просеивать» слова сквозь сито контраргументов и определять изъяны. Итак…
– Сколько перед тобою стоит неотложных задач?
– По крайней мере, две.
– Какие конкретно?
– Долк и теперь еще – Кваква.
– Чем и насколько опасен первый?
– Тем, что знает о моих занятиях контрабандой. То, что я будто бы выбросил товар в водопад, вряд ли надолго ввело его в заблуждение. Значит, не на шутку обозлившись, он может сдуру «стукнуть» в правоохранительные органы. Грешок сей даже в глазах чиновников не велик: в Заире нелегальной торговлей не занимается только чокнутый в стадии обострения. Так что с этой стороны, да еще учитывая связи плюс положение в обществе, по большому счету, мне ничего не угрожает. Но… Зачем в ситуации, когда задуманное, о чем Долк, использованный втемную, даже не подозревает, вот-вот удастся воплотить в жизнь, рисковать, привлекая внимание к своей персоне? Как показывает опыт, обычно даже самым тщательным образом подготовленное дело, если и рушится, то именно вследствие непредусмотренной или проигнорированной мелочи. Как ни крути, Долк для задуманной операции по переброске через границу человека – дамоклов меч. И, следовательно, меня от полного провала отделяет лишь волосок. Сомневаться не приходится: парень должен быть, как бы помягче выразиться, элиминирован*.
– Задача номер два?
– Ее кодовое название «Кваква».
– Что ему известно?
– К сожалению, куда больше, чем Долку.
– Например?
– Например, черномазый единственный, кто знает, что я живу под двумя фамилиями. Одного этого достаточно, дабы отправить его драить до блеска закопченные котлы и сковородки в аду.
– Это все?
– Увы! Для цветного прощелыги не секрет ни марки и номера моих авто, ни адрес, по которому проживает Долк. Не исключено, подлец подсуетился и добыл координаты как моего офиса, так и домашнего пристанища. А если еще нет, то скоро додумается. Известно ему и о моей подозрительной страсти к гримированию с переодеванием. Да, я пытался запудрить Кваква мозги. Наплел с три короба об увлечении сценой. Однако он этой, наспех сочиненной небылице, не поверил.
Имея на руках такие карты, ниггеру ничего не помешает пойти, по его выражению, «к подельщику», и попытаться того разговорить. Дабы выудить дополнительную информацию. А если он при этом поделиться хотя бы незначительной частью своей, Долку, не тяжело будет сложить два и два. Иными словами, образования их дуэта допустить нельзя – пусть поют соло. Поодиночке они менее опасны. Но... не долго.
– На этом – финиш?
– Нет! Самое опасное – оба, независимо друг от друга, пытаются меня шантажировать. Причем у Долка в данной ситуации хотя бы имеется моральное «оправдание» – он сам загнан в угол владельцем казино, которому задолжал изрядную сумму. А вот Кваква самым беспардонным образом хочет нажиться на пустом месте.
Решившиеся на такое, несомненно, пойдут до конца. Остановить вымогателей может только смерть.
– И?
– И она последует. Иного выхода не существует.
– Не слишком ли много трупов?
– Кто их в Африке считает?
Хлоуп налил себе еще рюмку и залпом проглотил. Итак, все аргументы и контраргументы разложены по полочкам. Черед предупредительных мер.
– Широкого выбора у тебя нет.
– Это уж точно!
– Кому поручишь исполнение мокрых дел? Чтобы потом не засыпаться.
– Вопрос непростой. Но одно соображение появилось. Буквально только что. Нужно еще обмозговать тонкости.
– Давай сделаем это вместе.
– Предложение принимается. Сразу и начну.
– А чего стесняться?
– Идея состоит в том, чтобы натравить на Долка не кого-нибудь, а Кваква.
– Согласится ли?
– Это уже целиком зависит от дара убеждать. Думаю, цицероновское красноречие мне не изменит. Да, по большому счету, и деваться гаражному уборщику некуда.
– Допустим, он согласится, и задачу выполнит. Но ведь после этого у ниггера появится куда больше поводов, чтобы тебя шантажировать.
– А мы ему на вымогательство не оставим времени.
– Каким образом?
– Организуем гонку с преследованием.
– Иными словами, еще одно убийство?
– Не еще одно, а, по сути, парное. Обеспечу им встречу на небесах – пусть споют дуэтом перед апостолом Петром. Может, сжалится и пустит в рай – хотя бы на экскурсию.
– Кто, в таком случае, будет устранять аборигена?
– Это как раз и есть тонкость, которую я еще обдумал не до конца. Однако, скорее всего, за него придется взяться лично мне.
– Сам же раньше утверждал, что подставляться глупо.
– Тогда речь шла о Долке. Которому мало что известно. Кваква – иное дело.
– Когда намерен акцию осуществить?
– Тут все нужно рассчитать едва не по секундам. Ясное дело, все должно произойти сразу же после убийства Долка. Например, во время передачи мною денег Кваква.
– Не пойдет!
– Почему?
– После убийства, совершенного по твоему заказу, негр будет, во-первых, настороже. А, во-вторых, может притащить за собой какого-нибудь дружка – для подстраховки.
– Согласен! Значит, мочить нужно после совершенного им убийства, но до окончательного расчета.
– Только так!
– Тогда я, на всякий случай, назначу выплату гонорара на окраине города. Придумаю убедительную версию, почему должно быть именно так. И, возможно, уже по пути туда, Кваква грохну. Сэкономив при этом солидную сумму.
– Не знаю, что и сказать.
– А что тут особо рассусоливать?
– Тоже верно.
– Если задуманное удастся, я оставлю этот гараж, найму сразу два новых – уже в разных местах. Чтобы уберечься от умника наподобие Кваква. И любые проблемы будут сняты.
– Но для этого нужно вместить в чрезвычайно плотный промежуток времени три события: убийство – расчет – убийство. Что не так просто…
– Обратимся за помощью!
– К кому?
– Персонально к Господу Богу!!!

ГЛАВА 49

Не подозревая о неумолимо, с неизбежностью рока, надвигающейся на его дочь и зятя катастрофе, Стеф Берц занимался до тошноты прозаичным делом – просматривал подготовленную услужливым помощником информацию о доходах и расходах за полугодие. Общая сумма, он это прекрасно знал и без всяких бумаг, полученной прибыли настраивала на оптимистический лад. Однако делец ротшильдовской закваски не изменял многолетней привычке: самому контролировать все, вплоть до последней монеты.
Взор его остановился на строчке, где в графе «Сумма» стояла цифра «150 тысяч», а в графе «Кому» значилось «КупиДОН». Клеточка «За что» оставалась, нарушая общую гармонию порядка и четкости, не заполненной. Не считать же серьезной записью едва заметную карандашную пометку – «Текущие расходы»?
Берц довольно ухмыльнулся, вспомнив нечаянно подслушанный разговор проныры-горничной с подругой из соседнего дома. Та искренне, но по-крестьянски грубо, пеклась о финансовом благополучии хозяина. «Загубил, как пить дать, загубил такие сумасшедшие деньги, отдал за какое-то колечко для дочери – сетовала, помнится, женщина. – И хотя бы с бриллиантами, а то так, черт его знает, что за камень!»
Перепутала божий дар с яичницей, простецкая натура! Перстень с эладором Стеф в те дни, действительно, приобрел. Но за сумму, вдесятеро меньше поразившей воображение прислуги. А 150-тысячный платеж сделал на следующий день. По совершенно другой сделке. Но не менее выгодной и не менее необходимой, чем эксклюзивный перстень.
Не ведала домработница и самого главного: за что, не очень расточительный, несмотря на богатство, хозяин, отвалил такую сумму. Впрочем, кроме договаривающихся сторон, об этом не знала ни одна живая душа в мире. Даже Ирена. И тайне суждено было умереть вместе с ее носителями. Заключалась же она в том, что ради горячо любимой дочери Стеф решился на отчаянный шаг. Заплатив злополучные 150 тысяч, он предпринял отчаянную попытку купить дочери… счастье. Такое вот нгуи* сугубо по-научному.
Закончив с финансами, включил радиоприемник, поймал волну, транслирующую убаюкивающую музыку и уставился в открытое окно. В офисе никого не было. Оставив затребованные бумаги, ушел даже личный помощник, за которым Берц закрыл дверь на ключ. Не ровен час, под видом патруля в это достаточно позднее время в помещение ввалится банда мародеров, коих в городе, как вшей на пресловутом тулупе. Теперь можно спокойно, приставив кончик к носу, поразмышлять над ближайшим будущим.

ГЛАВА 50

Виртуозно управляя автомобилем, Хлоуп направлялся к гаражному комплексу. Ему предстояла решающая встреча с Кваква. От ее исхода зависело очень многое, если не все. Заехал через КПП №2. Прокатил дальше – на нужный этаж, к своему блоку. Выключил двигатель. Цветного шантажиста поблизости не было. Хлоуп не поленился спуститься на контрольно-пропускной пункт №1. Точно, любитель легкой наживы гостил у своего соплеменника и как раз выходил из туалета, на ходу подтягивая штаны.
– Похоже, удачно справил большую нужду?
– Если судить по конкретному результату, то, скорее, размял очко! Что же касается нужды малой, то за всю историю своего мочевого пузыря столько не отливал. А вы обещанное… принесли, господин хороший?
– Какой нетерпеливый! Поднимемся ко мне, там сделку окончательно и оформим.
– Деньги в боксе? – уточнил Кваква.
– А где же им еще быть? Но у меня есть к тебе еще и деловой разговор.
– Хорошо, идите. Я поднимусь следом. Только проформы ради отмечусь на рабочем месте.
– Смотри, не беги вприпрыжку, а то еще упадешь.
– Вы, господин хороший, все шутки шутите.
Потянулись долгие и нервные минуты ожидания. Кваква, наверное, получил срочную работу. Что ж, пусть лишний раз перед предстоящим диалогом поупирается! Может, быстрее дойдет, что даже мелкая монета достается тяжким трудом. И легче на приманку клюнет.
Интересно, чем закончится их хитромудрое рандеву? Впрочем, никак иначе, как полной его, Хлоупа, викторией. Терпеть поражения он не намерен. Это будет, действительно, высший пилотаж: одним выстрелом убить двух зайцев.
В дверь бокса осторожно постучали.
– Открыто! – крикнул Хлоуп.
В проеме появилась голова Кваква:
– Не сердитесь, господин хороший, за промедление. Пришлось убрать в слесарной мастерской.
– Ерунда! Мне тоже было чем заняться.
– Деньги принесли?
– А ты сомневался?
– Признаться, немного было.
– Совершенно напрасно!
– Ну, так давайте!
– Не торопись! Не на кибоко* ведь охотишься, а выгодную сделку обсуждать собрался.
– Так мы ее вроде обсудили. Еще в прошлый раз, – в глазах Кваква промелькнуло плохо скрываемое недоверие.
– А разве я не сказал сегодня, что хочу предложить более выгодные условия?
– Не помню.
– Так напряги извилины!
– А что, это так для вас важно?
– Не для меня, дубина стоеросовая, а для тебя!
– Меня вполне устраивает и оговоренная сумма.
– А если я готов выложить впятеро больше?
– Сколько?!! – недоверие в зрачках чернокожего уступило место жадному блеску. – Господин хороший шутит!
– Наоборот, серьезен, как никогда.
– Какую услугу бедного Кваква вы готовы оплатить столь щедро?
– Есть работа. Не пыльная и, как ты уже видишь, прибыльная.
– Так не бывает.
– Бывает и еще как! Только не каждому везет.
– И что я должен сделать?
– О, наконец, разговор переходит в конструктивное русло! Могу ли я из этого сделать вывод, что ты, в принципе, согласен и интересуешься условиями?
– Да! За такое количество бабок можно совершить любое святотатство. Даже съесть… собственную мать с сестрой.
– Оставь людоедские замашки! Хотя сумма, которую ты в этом гараже не заработаешь и за четверть века, наверняка оправдает любой грех.
– Но каким бы ни было задание, – сдавленным голосом произнес Кваква, – я потребую задаток.
– Да ты, вижу, тот еще ухорез! Палец в рот не клади. Понятия не имеешь, какая услуга требуется, а уже пристаешь едва не с ножом насчет аванса.
– Не распаляйтесь, господин хороший! За пятью штуками баксов я и в кратер Карисимби спущусь. При условии, что одна штука будет уже в моем кармане. Так что – слушаю!
– Есть тип, которому надоело жить!
– В самом деле?
– А что с безносой можно шутить?
– Ну, раз надоело, куда деваться? В конце концов, большинство из нас, смертных, – рабы своих желаний. Я должен поспособствовать исполнению его мечты?
– Еще раз подчеркну: люблю догадливых. Ну, а тебе роль старухи с косой по плечу?!
– Нет вопросов! Кто, где, когда, каким способом?
– С каждой фразой ты меня поражаешь все больше!
– А вы знаете, почему наш род зовется Кваква? Потому, что испокон веков мы расправлялись с врагами, как с лягушками.
– Тогда – к делу …жабокол. Отвечаю попунктно на заданные вопросы. Речь – о парне, с которым ты меня видел, когда следил. Зовут его Долк. Место жительства знаешь. Когда? В ближайшие двое суток. А вот относительно способа, тут следует пораскинуть мозгами.
– Проще пареной репы – подстрелить.
– Исключается!
– Почему?
– По той простой причине, что кончина должна выглядеть, как несчастный случай. Это главное условие сделки.
– Хорошо бы выманить его на пляж. В воде естественную смерть находят очень многие.
– Согласен с твоей точкой зрения. Однако пригласить его на пляж в ближайшие дни возможности не предвидится. А следить, пока он туда отправиться сам, – не позволяет время.
– Из-за цейтнота, как я понимаю, не годится и отравление?
– Совершенно верно!
– А если использовать колдовство?
– Брось молоть чепуху!
– Тогда остается авария.
– Наверное. Остановимся на ней, как на способе, идеально сочетающем многие преимущества. Она не требует, по сути, никакой дополнительной подготовки, наименее рискованная для исполнителя, практически не вызывает излишних подозрений у полиции. Наконец, в случае неудачи – а я об этом даже и думать не хочу! – остается масса возможностей выйти сухим из воды. Начиная от упрямого «Произошедшее – несчастный случай» и заканчивая финансовым «подогревом» родственников покойного.
– Насколько я могу судить, а видел его только издалека, Долк – белый?
– Насколько могу судить я, – метис. Но очень светлый. Видимо, его отбеливали в хорошем порошке.
– Это несколько упрощает ситуацию. Вокруг трупа белого всегда слишком много суеты. Я готов!
– Последнее…
– Последнее, господин хороший, – это тысяча долларов задатка.
– Ну, ты и настырный! Ладно, пусть будет предпоследнее. Не приведи господи, засыплешься, не спеши колоться. Я тебя в любом случае вытащу. Да, возьми вот мобильный телефон. И запиши номер моего. Отныне мы постоянно должны быть на связи. А теперь – держи свою штуку баксов. И… удачи!
– Спасибо, господин хороший! А когда я… остающуюся часть суммы… дополучу? Хотелось бы в тот же день.
– Не сомневайся, в тот же день и получишь. Сполна!!!

ГЛАВА 51

Притворившись захворавшим, Кваква тут же отпросился с работы. Нужна ли она ему будет буквально завтра или, на худой конец, послезавтра?! Пусть подметалами служат другие. Он же с кругленькой суммой заслуживает иной участи.
А еще его распирала гордость. Ему нравилось, что обычно пустой карман потертой курточки непривычно оттягивают мобильный телефон и тысяча баксов. Шикарно гулять на такую кучу денег можно не одну неделю. Заказывая самых дорогих девочек, в первую очередь, конечно же, европеек. Он непроизвольно облизнулся, представив себе сладчайшую из всех возможных – черное на белом! – живую слойку. Изыск сексуальной кулинарии, надо сказать, вдохновлял!
Но Хлоуп (или какая из фамилий у него настоящая?) глубоко ошибался, когда называл Кваква дубовой головой. Это у него самого она такая. Небось, уверен, что «ниггер» немедленно отправится в увеселительное заведение и станет до одури сорить шальными деньгами. Как бы не так! Подобным образом поступил бы белый господин. Но не чернокожий слуга. Тем более, такой башковитый как Кваква. Он долларами, будьте уверены, распорядится по уму. А еще у него во время разговора в боксе №76 в голове возникла блестящая идея, как и рыбку съесть, и в тюрьму не сесть. Причем к реализации плана приступит немедленно.
Ленивым движением вытащил из кармана мобильник. Набрал номер. Чтобы узнать: попал не туда, куда собирался. «Кнопочки для моих пальцев мелковаты, вот и нажал не ту», – сделал вывод Кваква и «обслужил» панель максимально деликатно. На том конце немедленно откликнулись.
– Алло!
– Это Кваква!
– Куда ты, черт возьми, запропастился?! Мне пару раз пришлось быть в районе вокзала, и я к тебе заскакивал. Ни разу не застал. Подумал даже: уж не рванул ли «сержант Смерть» назад в джунгли?
– Не говори глупостей, Ндоу! Просто в свободное от проклятой работы время разрабатываю золотую жилу.
– В старатели подался?
– Примерно.
– А мне там по старой дружбе ничего не обломится?
– Поэтому и звоню. Нужно срочно встретиться.
– Считай, что уже еду. Ты откуда брякаешь?
– С улицы.
– Из автомата?
– Нет, с пистолета! В смысле, с мобильника.
– У тебя появился «спутник»?!
– А что ему быть только у тебя?
– Я такого не говорил.
– Ладно, не гони перхоть! Знаю, что у тебя «труба» давно есть. Но зато у меня появились и вещи куда приятнее! Послушай. Это тебе ничего не напоминает?
– Э-э, будто ты тихонько, но протяжно, испортил воздух.
– Кретин! Расписное страуисиное яйцо! Шуршали бабки. И немалые.
– Сколько?!
– Тысяча.
– Заиров?
– Стал бы я хвастаться штукой «обезьяньих» купюр! Долларов! И не каких-то там австралийских или канадских, а его величества дяди Сэма.
– Ты шутишь! Или изрядно хлебнул?
– Ни то, ни другое. И хватит переливать из пустого в порожнее. Через сколько тебя ждать?
– Ты где будешь?
– Дома.
– Тогда минут через сорок-пятьдесят подскочу. Идет?
– В самый раз! Я за полчаса тоже доберусь.
Кваква в кои веки решил воспользоваться услугами такси – на его финансовом положении прогулка с ветерком скажется не шибко. В лавке, такой же убогой, как и расположенные вокруг бараки, купил немного еды (эвфемистическое название собачьих консервов) и сладкой воды – традиционный ужин. Только в этот раз вдвое больше – в расчете на приятеля. Тратить деньги на более приличный «суповой набор» не стал принципиально – еще не пришла пора собирать камни.
По скрипучей лестнице поднялся на второй этаж. Вовсю «благоухало» помоями и плохо вымытыми телами. Скоро он отсюда, как пить дать, свалит. За пятую часть суммы, полученной от Хлоупа, приобретет небольшой домик. Остального хватит, чтобы безбедно дожить отведенный небесами срок. Какао со сгущенным молоком! Сок агавы с кокосовой стружкой!
Ндоу был точен. По нему можно было сверять часы еще в повстанческом подполье. Не случайно Кваква остановился именно на этом, как говорят белые, негритосе. Ибо именно точность в задуманном им плане должна сыграть решающую роль.
– Здравствуй, дружище! – радушно приветствовал хозяин гостя.
На пороге стоял среднего роста негр, но настолько крепко сбитый, что казался квадратным. Плечи – воистину косая сажень. Из-под коротких рукавов тенниски выпирали бицепсы, коим позавидовал бы не один спортсмен-культурист. Покатый лоб дополняла выпирающая вперед, как у бегемота, нижняя челюсть. Подбородок говорил о силе воли – в такой впору на тренировках, вместо груши, колотить боксерам. Торс был столь могуч, что, доведись его обладателю сразиться с мифическим Голиафом или легендарным Поддубным, еще неизвестно кто бы победил. Рельефные скулы наталкивали на мысль: а не накачивают ли их также с помощью гантелей? Рваный шрам слева от виска до уголка губ придавал облику свирепый вид.
– Перекусишь? – обратился к гостю Кваква.
– А кто откажется?
– Тогда приземляйся сразу к столу.
Хозяин неторопливо раскладывал на основательно потрепанную скатерть нехитрую снедь.
– Как житье-бытье? – поинтересовался он у Ндоу.
– Ни умершему саван, ни голому – рубашка.
– А что так?
– После того, как ушел из «Америка майнинг филд корпорейшн»* , никак не удается зацепиться за что-нибудь стоящее. Перебиваюсь случайными заработками. Но ведь и платили америкосы с канадцами гроши. А крутить баранку многотонного грузовика, делая ежесменно по четыре-пять ходок, – хлеб несладкий.
– Водитель ты – классный. Помнишь, как рулил в джунглях на трофейном джипе? Закладывал такие безрассудные виражи, выделывал такие умопомрачительные кренделя, что, случалось, штаны обделывали даже самые отчаянные.
– Да, брат, во мне умер прирожденный гонщик, – не стал скромничать гость. – Которому, не исключено, сам Прост* в подметки не годится.
Хозяин квартиры разлил по пластиковым стаканам газировку:
– Бери!
– Ты что, стал трезвенником? И хочешь, чтобы я пил эту гадость?! – брезгливо указал Ндоу на посудину. – Для этого ты меня к себе позвал?
– Я пригласил тебя не для того, чтобы выпить и поесть, а для делового разговора.
– Но одно другому не мешает! – предпринял откровенно вялую попытку воспротивиться разочарованный подобным приемом гость.
Увы, к его большому огорчению, она оказалась неудачной. Кваква остался непреклонен. Отпив полстакана мутноватой жидкости, уточнил:
– Тебе деньги нужны?
– Покажи дурака, который на этот вопрос ответил бы отрицательно.
– Я никогда и не думал, что ты – дурак. А посему – слушай.
– Валяй!
– У кого-нибудь из твоего нынешнего окружения имеется тачка?
– Обижаешь, сержант!
– Ты можешь ее одолжить?
– Без вопросов.
– А если, к примеру, машина разобьется, трудноразрешимых проблем не возникнет?
– Сотня баксов самому говорливому заткнёт рот получше всякого кляпа. Беда в другом.
– В чем?
– Не то, что сотни – у меня десятки нет.
– Это не твои заботы.
– Я рад! А далеко на автомобиле придется ехать?
– Тут, по городу.
– Тогда ставь задачу.
– Нужно организовать аварию.
– Я не ослышался?
– Нет!
– Что ж, дело нетрудное.
– Существует, правда, одно «но». Однако убежден: оно вряд ли тебя остановит.
– Какое?
– ДТП должно быть со смертельным исходом.
– Надеюсь, погибнуть суждено не мне?
– Шутишь?
– А что, плакать?
– Узнаю бесстрашного Ндоу! Ты просто наедешь на одного типа.
– Хотелось бы знать, сколько я за этот кровавый спектакль получу? Кроме возможного срока.
– Тысячу! – Кваква в серьезных делах не мелочился. Да и, к тому же, только за смекалку и организаторские способности ему останется вчетверо больше. – В зеленой рейгановской валюте.
– Я не верю собственным ушам! – От охватившего его возбуждения гость едва не начал заикаться.
– Отвечаю за базар! Причем, если договорились, задаток – 200 единиц – отдам сегодня. При одном условии – до окончания нашей затеи ты о выпивке даже не вспомнишь. Наказание будет очень суровым – по законам военного времени. Думаю, ты не забыл, как карает ослушников «сержант Смерть»?
– Такое забудешь! – вздрогнул Ндоу и потянулся к стаканчику с газировкой. Махом выпил. – Рисуй задание.
– Жертву зовут Долк. Холост. Живет по адресу… В зависимости от того, как быстро ты найдешь транспорт, давить будем завтра или послезавтра.
– Если не секрет, Кваква, а чем кандидат в покойники тебе не угодил? Только не подумай…, твой враг – мой враг.
– Не болтай лишнего! Плачу не за то, чтобы распускал язык. А совсем наоборот. Я ведь не случайно остановил выбор на твоей кандидатуре. Знал: ты задавать лишние вопросы не станешь. Неужели ошибся? Или стареешь? – буквально просверлил гостя взглядом.
– Не до такой степени! И набираю в рот воды. Гляди! – потянулся к бутылке с только что раскритикованной сладкой водой.
– Хорошо! Есть еще одна дополнительная задача. Нужно до утра найти компактное приемо-передающее устройство. Такое, какими мы пользовались в горах. Плюс «маячок». И, думаю, ты уже догадался, – видеопланшет. Чтобы, имея спутниковый телефон, ты мог сам следить за перемещениями нужной автомашины.
– Поручение посложнее. Однако выполню в срок.
– Молодец, что не спрашиваешь, зачем! – похвалил товарища Кваква. – Но знать эту важную деталь тебе необходимо. С помощью переговорного устройства мы будем поддерживать между собой связь. Не станешь же ты торчать на тачке-убийце у дома Долка. Сам понимаешь, какой-нибудь ротозей обязательно обратит внимание. И сообщит полиции при расследовании ДТП.
– Само собой! От этих сознательных граждан просто спасу нет.
– Маячок – для подстраховки. Если объект, паче чаяния, решит воспользоваться машиной, ты сможешь вести ее по пеленгу. Дислоцироваться будешь где-нибудь подальше от логова этого типа. У дома же буду находиться я. Естественно, не стану торчать, как мачта на паруснике. Замаскируюсь по всем правилам диверсионного искусства. И сведения о его отъезде «отстучу» тебе. Ты уже сам выберешь маршрут, который посчитаешь наиболее эффективным с точки зрения выполнения поставленной задачи. И в то же время – максимально безопасный для отхода.
– Слушай, Кваква! – вопросительно посмотрел на хозяина квартиры и положения гость. – Есть идея. Послушаешь?
– Почему бы нет? Мы же гребем в одном направлении.
– Предлагаю машину не одалживать, а угнать. Таким образом, мы избавимся от лишнего звена. Ведь полицейские обязательно подвергнут допросу владельца попавшего в аварию автомобиля. Безусловно, я выберу надежного парня. Однако… А так – пусть инспектора мудохаются с ничего не подозревающим водителем. К тому же, поскольку лайбу уведем, сэкономим двести баков.
– Две сотни – не аргумент. А вот относительно лишнего звена, – в самый раз. Оно нам, действительно, ни к чему. Молоток! Не потерял нюха. Так и поступим. Правда, будет немного сложнее синхронизировать события. Но для нас эти трудности – семечки. Устраивали и не такие заварухи.
– Чудные были времена! – поддакнул Ндоу.
– Завтра рано с утра меня дома не будет, – нужно убраться в гаражном комплексе. – То, что привезешь, – оставишь в почтовом ящике. Вот тебе запасной ключ.
– А…
– Прости, чуть не забыл. Вот две сотни с дядей Вашингтоном. И еще вопрос, не касающийся дела: ты по-прежнему живешь бобылем?
– Можно сказать и так. Сходился несколько раз с дамами различного возраста и конфигурации. Но меня хватало не надолго. Правда, с последней протянул почти четыре года. Всем устраивала да задолбала нытьем: хочу родить ребенка! А мне он зачем? Отвечал: считай своим неудачным первенцем меня. Не послушалась. Ушла. С тех пор слабый пол признаю исключительно в обличье проституток. Чтобы промеж ног поуже, а спектр услуг – пошире.
– Скоро развлечений у тебя прибавится. Закажешь по случаю целый гарем.

ГЛАВА 52

Настойчивый звонок прозвучал в начале седьмого. Будучи совой, Клод накануне установил будильник на столь ранний час с единственной целью – после пробуждения еще немного поваляться в постели. Мог же позволить себе эту маленькую слабость? Ей и предался с небывалым наслаждением.
Прошедшие дни отняли немало сил и нервов. Его способности вызвали всеобщее и неподдельное восхищение. Хватило двадцати восьми секунд, чтобы сломить сопротивление спарринг-партнера и заставить выполнять передаваемые команды. Участники происходящего увидели, как визави Клода вдруг поднялся, помахал поочередно каждой из ног, потом попрыгал на месте, а под конец … залез под стол, хотя сия процедура тучному мужчине далась с большим трудом. Увеличили расстояние, причём поместили обоих в разных комнатах. Результат – аналогичный. Развели в противоположные крылья здания. Сила воздействия уменьшилась, но не настолько, чтобы соперник мог оказать мало-мальски приличное сопротивление.
Непривычные упражнения физически вымотали. Однако вместе с тем укрепили моральный дух. Приятно, черт побери, осознавать себя не таким, как все остальные. Способным на нечто, о чем большинство и мечтать не смеет.
Кстати, Клод не предполагал раньше, что он до такой степени тщеславен.
Уже через час с небольшим он телепатировал из здания в здание. Вначале, правда, дело шло со скрипом: отвлекал уличный шум. Но он быстро научился сосредоточиваться, достигать необходимой степени концентрации.
Контрольное задание было не из сложных: заставить находящегося в помещении по другую сторону проспекта соперника подняться, снять туфли и выйти на улицу. Как обычно, Клод две-три минуты потратил на процедуру сосредоточения, которую уже называл не иначе как «настройкой пианино». И начал сеанс. Однако по неизвестной причине тот не заладился. Потекли томительные минуты ожидания. Эффект – нулевой. Он уже хотел сдаться, когда дверь здания напротив стремительно распахнулась. Из подъезда появился аналитик «КупиДОНа». Остановился в явной растерянности, тревожно огляделся, будто не зная, что предпринять дальше. С каждой секундой он выглядел все беспокойнее.
– Не произошло ли какого-нибудь ЧП? – заволновался находящийся рядом с Клодом сотрудник отдела «Y».
– Сам не знаю.
– Что будем делать?
– Надо выяснить, что случилось!
– Но ведь нам запрещено до окончания сеанса покидать рабочее место.
– Да пусть все инструкции летят в преисподнюю! – озлился Клод. – Что мы, живем по законам военного времени, и шаг влево, шаг вправо считается побегом, за которым следует расстрел?!
Он решительно направился к двери. «Купидоновец» продолжал нерешительно мяться у окна.
Клод щелкнул стопором замка.
– Стой! – раздалось за спиной.
– Отстань! – его душила непонятная злоба на ревнителя инструкций.
– Он в норме, Клод! – не обратил внимания на грубость напарник. – Уходит обратно.
«Наверное, хочет столь примитивным образом меня удержать», – посчитал Клод, однако к окну все же вернулся. И убедился: на тротуаре, в самом деле, никого не было.
Впоследствии выяснилось, что Клод ошибочно вошел в контакт не со спарринг-партнером, а с находящимся рядом с ним сотрудником «КупиДОНа». Бедняга рассказал, как глупо себя чувствовал, стоя босиком на тротуаре. В голове, объяснял он, не утихала ни на мгновенье требовательная мысль: выйди на улицу, выйди на улицу! Задачка воистину не для слабонервных: выйти на улицу, уже… находясь на ней.
Произошедшее не на шутку встревожило специалистов. - Вдруг подобное случится во время запланированной акции?
Дабы избежать подобного казуса, после обеденного перерыва изменили методику тренировок. Количество спарринг-партнеров увеличили до четырех. Их то рассредоточивали по разным углам, то группировали вместе, то использовали смешанный вариант. Клод же всякий раз должен был вступать в контакт со строго определенной личностью. Сеансы терпеливо повторяли, действуя по принципу «от элементарного – к сложному». Давались изматывающие тренировки весьма непросто. Однако к концу дня у Клода все получалось более-менее пристойно. Во всяком случае, девять попаданий в «яблочко» из десяти он мог гарантировать, заключая пари сто к одному.
Уверенность в собственных силах была несколько поколеблена лишь однажды, когда противником выставили телепата, обладающего «самыми сильными способностями из людей, имеющихся в нашем распоряжении». Однако, начиная с первого и заканчивая последним поединком, Клод неизменно выходил победителем.
– Ладно, хватит растягивать удовольствие, – подал себе команду Клод и нехотя вылез из-под одеяла. Завтрак приготовил сам – накануне, предупредив жену, что ему рано вставать, лег в спальне для гостей.
Включив кофеварку, отправился в душевую. Что может сравниться с ощущением наливающихся силой мышц, оживающих после ночного расслабления под струями живительной влаги?! Поет каждая клеточка тела, и кровь пульсирует в жилах более наполненными толчками.
Почистив зубы, побрившись и подравняв усы, Клод зашел в гардеробную – выбрать одежду поудобнее и соответственно ситуации. Остановился на горчичного цвета вельветовых брюках, тонком светло-коричневом батнике и легких туфлях «масанка». Некоторая легкомысленность наряда нисколько не смущала. «Не на деловую же встречу собираюсь! Будет в самый раз».
– Давно проснулся, любимый? – вздрогнул он, услышав голос жены.
– Да порядком уже! А ты почему не спишь? Мы же договорились: я соберусь сам.
– Прости, если эта мелочь имеет какое-то значение! Просто видела ужасный сон. Будто на тебя напали отвратительные и мерзкие твари. Ты яростно от них отбивался. Однако постепенно они начали одолевать. Ты сопротивлялся из последних сил. Все неувереннее становились движения, все большее отчаяние читалось в глазах. Я так хотела придти на помощь! Рвалась, пыталась бежать, но ноги не слушались. Будто приросли к земле, превратившись в неподвижные колонны. Между тем, твари тебя почти пересилили. Еще мгновенье – и позвонки затрещат в страшных челюстях чудовищ. Вдали появился человек с винтовкой. Вот он, спаситель, ниспосланный самим Провидением! Набрав в легкие побольше воздуха, я что есть мочи закричала: «На помощь! Сюда! Помогите!». И похолодела от ужаса: из груди не вылетел ни один звук. Я онемела!
«Ирена!» – голосом, полным отчаяния и смертельной тоски, позвал ты.
И в этот миг я проснулась. Сердце колотилось в груди, как бешеное, лоб – в холодной испарине. Ноги жутко занемели – видимо, лежала в неудобной позе. Несказанно обрадовалась, что пережитый кошмар – всего лишь сон. Естественно, уснуть больше не смогла.
– Я тебя понимаю. Ночные «магические формулы» способны вывести из себя кого угодно. Не случайно, настрадавшись от них, мадагаскарская королева Ранавалона во времена своего правления под страхом смерти запретила приближенным являться ей во сне. Многие за нарушение высочайшего распоряжения сложили головы.
– Ты, как всегда, такие страсти рассказываешь! Но я все равно посижу немного с тобой. А может, выпью чашечку чая. Это ведь не кофе, маленькому не повредит…
– Не повредит! – Клод нежно погладил жену по распущенным волосам. – Да и ты успокоишься.
В цветном халате, небрежно наброшенном поверх кремового пеньюара, супруга напомнила ему беззащитную бабочку, которую опасность подстерегает буквально на каждом шагу.
– Ты знаешь, я не суеверна. И сон, осознаю отчетливо и трезво, – всего лишь фантастическое отображение действительности. И все же ничего не могу с собой поделать! Дурные мысли лезут в голову, непонятные предчувствия бередят душу.
– Ну что ты, в самом деле, глупышка? Успокойся.
– Стараюсь! – жалобно улыбнулась Ирена. – Однако, извини, не получается…
– Ты все еще пребываешь во власти кошмара.
– А если это мангу? – робким голосом спросила Ирена.
– Что ты?! Какое вредоносное колдовство? Его не существует. А лучшее лекарство для моей любимой в данном случае – выбросить плохие мысли из головы!
– Хорошо! Я так и сделаю! А ты не обращай внимания, пей кофе. Или он уже остыл? Так я налью горячего.
– Спасибо, не нужно! Кстати, ты уже давненько собиралась поснимать на холме Нгалиема*. Почему бы не отправиться туда прямо сегодня? Развеешься.
– Даже не знаю! – растерянно протянула Ирена.
– Правда, поезжай! А я, как только освобожусь, тоже подскочу. Встретимся у «Заирской красавицы»*.
– Можешь считать, что уговорил!
– Вот и чудненько! А я тем временем заварю тебе чая.
Клод принялся колдовать над чашкой. Ложечка меда, порция свежевзбитых сливок, капелька сока фейхоа и крошечная долька лимона – рецепту мог позавидовать записной гурман. Что ж, у каждого свои слабости. У его супруги это – пристрастие к отличному чаю.
Наскоро проглотив завтрак, Клод собрался уходить. Подошел, чтобы проститься с Иреной. Коснулся губами щеки, осторожно провел ладонью по округлившемуся животу.
– Ну, я пошел! Бывайте! И… держись!
Хлопнула дверь. Даже если бы Клод обладал слухом волка, он не уловил бы колебаний эфира, вызванных еле слышным шепотом супруги. Та и сама, пожалуй, не заметила, как непроизвольно произнесла:
– Не уходи, мне страшно!

ГЛАВА 53

Открыв почтовый ящик, Кваква услышал позади шаги.
– Уж не наследство ли крупное подвалило? – бухнул, как в пустую бочку, ехидный голос. – А то смотрю уже целую минуту, а ты – будто соляной столб.
Кваква повернул голову. Так и есть: управляющая – где только хозяин ее откопал? – сих трущоб. Сейчас начнет собачиться. А какое хорошее с утра настроение!
– Говорю, не мешок ли звонкой монеты на моего жильца свалился? – и дальше упражнялась в остроумии злюка. – В таком случае, думаю, он за комнату рассчитается. А может, еще и уплатит за пару месяцев вперед.
Сохранять гордое молчание в данном случае – себе в убыток. Мегера поднимет такой хай, что чертям в аду станет тошно. Лучше проявить любезность и побыстрее отцепиться от этого клеща в юбке.
– Вы, действительно, в этот раз не ошиблись!
– Как… не ошибла… – поперхнулась от неожиданности управляющая.
– А так! – сдерживая охватившие его эмоции, весело произнес Кваква. – Не было ни гроша да вдруг – интрига хороша.
– Что-то я не понимаю!
– Кто не боится долгов, тот двери широко отворяет!
– Это ты-то широко открываешь?! – насмешливо прошамкало должностное лицо. – Да до тебя, голи перекатной, никогда не достучишься.
– За сколько месяцев я там задолжал? – перевел разговор в практическое русло Кваква.
– Будто не знаешь? Уже за три.
– Сегодня или максимум завтра – погашу. И внесу за три месяца вперед. И все! Больше жить в вашей вонючей дыре не стану.
– Какой, однако, богач выискался! Смотри только, чтобы от важности не лопнул. И, кстати, – протискиваясь мимо жильца, уточнила хозяйка положения, – я могу подыскивать на занимаемые тобой метры другого человека?
– Да! Но не раньше, чем через три месяца. Даже если я съеду послезавтра, а так, скорее всего, и станется, комнату все равно оставлю за собой. До истечения суммы аванса.
– Твое полное право! И жду завтра с деньгами.
«Ну и приставучая, зараза! Знает же, что я слов на ветер не бросаю, а шпыняет. Ей бы в жильцы Ндоу. Вот бы поплясала», – улыбнулся сам себе Кваква, вставляя ключ в замочную скважину.
Вошел в «апартаменты», бросил на колченогое подобие стола принесенный пакет, снял туфли. И, невесть отчего расстроенный, улегся на видавший не только виды матрац. Испоганила таки, ехидина, настроение! Что за жизнь, унижаться перед подобной тварью?! Выкручиваться, заискивать, строить развеселую рожу. Противно слушать, сержант Смерть! Ну, ничего скоро – остались буквально считанные часы – все переменится к лучшему. С четырьмя штуками в кармане он начнет новый отсчет дням и годам.
И все же на «гражданке» куда как сложнее приспособиться. Не то, что в партизанах – вольная вольница. Сколько они пережили с тем же Ндоу! Кваква поудобнее умостился на матраце, и… память неожиданно унесла его в далекое прошлое.
Положа руку на сердце, он носил устрашающее прозвище «сержант Смерть» не совсем по заслугам. Точнее, был в отряде боец куда как более его достойный. Это – Ндоу. Боже, каких только пыток он не изобретал, каких экспериментов над пленными не проводил.
Чего стоит знаменитое по всему периметру Танганьики «обрезание»!
Заключалось оно в том, что наиболее стойким из попавших в плен бойцов регулярной армии Ндоу с помощью невесть где раздобытого суперклея «заваривал» крайнюю плоть. Да еще наносил при этом крохотные ранки. Вернуть половому органу естественный вид можно было лишь одним путем – срезать кожу, прикрывавшую головку. Не исключено, дабы не испытывать нечеловеческих мучений, многие и отважились бы на отчаянный шаг. Но пленникам предусмотрительно связывали сзади руки. Первые сутки все, как один, терпели. На вторые наименее стойкие, как правило, уже не выдерживали – мочились. Заклеенная крайняя плоть, приобретшая в результате изобретения Ндоу форму спущенного шара, постепенно наполнялась. Ее «надувала» жидкость. Растягиваясь с каждым актом мочеиспускания все больше.
Дня через три страдальцы носили на концах членов различного размера «груши». Объем зависел от количества выделенной мочи, а также от эластичности кожи. Боль подопытные испытывали жуткую. Причем не только в результате предельного, на грани разрыва, натяжения поверхности «шара», но и от сильнейшего воспаления. Невидимые внутренние ранки гноились, их, к тому же, разъедала соль. Нередко «емкости Ндоу», истончившись, лопались.
Тем, кто не выдерживал мук и соглашался на сотрудничество с повстанцами, делалось пресловутое обрезание. То бишь, ножницами крайняя плоть иссекалась. Жидкость выплескивалась на землю, а распухший от воспаления орган хозяин долго лечил всевозможными подручными средствами.
Еще одно гремевшее на все джунгли ноу-хау Ндоу – так называемая «покраска фасада». Заключалась она в том, что автор изобретения заливал краской, как правило, темной, глазные яблоки несчастного. Пыточной процедуре обычно подвергались европейцы – отсюда и предпочтительный «новый цвет гляделок – черное на белом». Вопли страдальцев разносились обычно на километры. Некоторые сходили с ума, как говорится, не отползая от банки с краской. Остальным, в случае дарования жизни, была обеспечена слепота до скончания веков.
А еще – уже скуки ради! – Ндоу запускал горемыкам в уши красных муравьев, специально тех разъярив. Раковины залеплял смолой, протыкая в них обычной иголкой отверстие. Такого диаметра, чтобы выбраться наружу насекомые не могли, но кислород – получали. Сами бойцы сопротивления с воистину детским любопытством таращились на душераздирающие «спектакли» с безумными выкриками и эпилептическими катаниями по земле.
Нет, у Кваква на подобные изощренные проделки фантазии не хватало. Он брал не столько показной жестокостью, сколько хорошо закамуфлированной хитростью. Что, наряду с дивидендами, приносило и определенные неудобства. Разве посмела бы, к примеру, образина-управдомша в таком тоне трепаться с Ндоу? Попыталась бы! С другой стороны, львиная доля бабок достанется ему, а не боевому побратиму.
Иными словами, в этом мире, чтобы выжить, иногда лучше иметь чуточку ума, чем навалом – дури.

ГЛАВА 54

Из дома Клод выбрался в начале девятого. А еще через четверть часа, поставив «хардбург» на стоянку, подошел – таковой была договоренность – к видавшему виды «пежо». Открыл дверцу, небрежно брякнулся на заднее сиденье. За рулем высился, вобрав голову в широченные плечи, прямо-таки гигантского роста детина, чья кожаная куртка при малейшем движении неприятно скрипела. Клода это явно раздражало, но вида он не подавал. Так и не проронили ни слова всю, к счастью, не очень длинную дорогу.
Через пятнадцать минут подкатили к неприметному зданию в тихом переулке недалеко от центра. Здесь, как объяснил крепыш, располагался один из многочисленных отделов «КупиДОНа».
Типус, слегка картавя и непроизвольно подмигивая (неужели яйцеголовым трудно избавить своего сотрудника от физического недостатка?), минут пять втолковывал Клоду, словно тот карапуз-несмышленыш, предстоящую задачу. А она точь-в-точь повторяла тренировки, наскучившие своей явной простотой. С расстояния примерно метров в четыреста предстояло заставить человека … выйти на улицу. Вспомнив одну из первых неудач, когда на тротуар по его велению выскочил ни черта не соображавший аналитик фирмы, Клод не выдержал и улыбнулся.
– Можно узнать, кто тот человек, волю которого я должен подавить?
– Наш сотрудник. Правда, бывший! Мы между собой величаем его Перебежчиком. Или просто – «П».
– Тем не менее, он согласился принять участие в эксперименте?
– Не совсем… Видите ли, этот подлец в течение нескольких лет ел в «КупиДОНе» хлеб, обильно сдобренный пальмовым маслом. Естественно, ему известны многие служебные тайны. А теперь паршивый ренегат переметнулся к другим, и, по имеющимся сведениям, начал потихоньку приторговывать не принадлежащими ему секретами. Думаю, вы со мной согласитесь: джентльменским такое поведение при всем желании назвать затруднительно. Вот мы и хотим информировать бывшего коллегу об этом. Тэт-а-тэт.
– И ради единственного разговора затевать столь многоходовую комбинацию?!
– Ничего другого не остается!
– Куда проще поднять телефонную трубку и договориться о встрече. А там – высказывайте друг другу какие угодно претензии.
– Если бы все обстояло так просто!
– Не понимаю! Ежели бы экс-коллега улетел на Юпитер, другое дело! Но ведь все мы живем в одном городе.
– Действительно, на Юпитер эта макака не улетела! Однако спряталась более чем надежно!
– Интересно, где же?
– В тюрьме!
– Я бы не назвал подобную шутку слишком удачной!
– А я и не собирался строить из себя клоуна!
– Что-о?
– Вы не ослышались! Я, действительно, не шучу!
Клод несколько десятков секунд переваривал услышанное. Наконец, как ему показалось, постиг потаенный смысл:
– Вы меня обманули и хотите, дабы простачок Вилкау внушил мысль о побеге заключенному?
– Ни …
– Неплохой, скажу вам, ход! Так и передадите хозяевам! А я в подобного рода «научных исследованиях» участвовать категорически отказываюсь!
– Поостыньте немного! Неужели вы могли хоть на миг представить, что солидная фирма способна за здорово живешь отважиться на столь грубое нарушение уголовного законодательства? Склонить к побегу осужденного из мест отбытия наказания – как вам только могло подобное придти в голову?
– Тогда как прикажете понимать сказанное вами? Или у меня со слухом непорядок?
– Что вы, он у вас в норме. И уши, убежден, моете регулярно. А вот выводы делаете поспешные.
– Извольте объяснить понятнее!
– С удовольствием! Кстати, я был уверен, что в общих чертах вас в детали посвятили.
– Увы…
– Что ж, в таком случае не остается ничего другого, как восполнить досадный пробел. Так вот, наш бывший коллега, покинув «КупиДОН», нашел другую крышу. Сие никому не возбраняется. Правда, место выбрал весьма далекое от науки – тюрьму. Однако и это не преступление: каждый сходит с ума по-своему. Но в зоне он занял должность, доселе невиданную: нечто вроде ведущего специалиста по психопроблемам. Заметьте, ее создавали под конкретную персону: случай – из ряда вон. Впрочем, как вы прекрасно понимаете, и в этом ничего криминального нет. Существуют лишь некоторые морально-этические проблемы, не больше.
Но вот дальше Перебежчик – такую кличку хлыщ получил неизвестно с чьей легкой руки – повел себя, мягко говоря, не совсем корректно. Разработку, над которой в «КупиДОНе» полгода корпело несколько ученых не последней шеренги, стал без малейшего зазрения совести внедрять, как собственную, на новом месте. Вам бы подобное пришлось по вкусу?
– Вряд ли!
– Мы предупредили наглеца, что в цивилизованном мире так не поступают. Как с гуся вода. Или, как говорят в Сьерра-Леоне, ложкой хлебал, а черешком глаз вынимал. Кажется, так?
– Какая разница?!
– Более того, чтобы мы ему больше не докучали, Перебежчик не придумал ничего остроумнее, как перебраться на постоянное место жительства в … тюрьму. Оригинал, не правда ли?
И тут Клода осенило – «Фордыбашен сантимо»! Она писала об ублюдке из «Рецидивистом, мамочка, не стану», предложившем и отрабатывающем метод кодирования преступников, позволяющий администрации отказаться от охраны. Да этого полуумка не то что нужно призвать к порядку – четвертовать мало!
– …пойти на такой шаг, – сквозь пелену захлестнувшего возмущения пробилось к сознанию Клода. – Да и разве, скажите на милость, есть что-нибудь противоестественное в желании высказать свою точку зрения и выслушать противную сторону?
– Но ведь… Перебежчик, даже если я заставлю его покинуть убежище, может отказаться от любых объяснений. Наплевав на вас, так сказать, с высокой горки.
– Не будьте наивны! Мы не позволим этого! Хватит, поводил за нос!
– Вы настолько…уверены в успехе задуманного?
– Абсолютно! Естественно, при условии выполнения вами своей части задачи.
– Что я могу сделать? Внушить мысль о необходимости переговоров?
– Нет! Вы заставите подонка покинуть территорию тюрьмы и проследовать до ближайшего угла – на этом ваша миссия будет закончена. А мысль о необходимости вести себя корректно с бывшими коллегами ему будут внушать уже другие… С помощью куда более веских аргументов.
– Понятно!
– Вот и прекрасно! Только не говорите, что вам жалко мерзавца…
– И не подумаю! У меня к Перебежчику – личные претензии. Несмотря на то, что мы с ним никогда не встречались!
– Забавно.
– А вы знаете, где я живу?
– Не буду играть в прятки – знаю. Рядом с тюрьмой!
– Вот именно! И вы до сих пор не догадываетесь, почему я так зол на недоделанного гермафродита?!
– Честно говоря, не возьму в толк, какая здесь связь?
– Тюрьма – вот что нас связывает. Причем очень тесно.
– Теперь шутите вы?
– Отнюдь!
–??!
– Как вы считаете, мне очень по душе его идиотские проекты, пусть и вызвавшие интерес в МВД и прессе?! Мне, чье жилище будет постоянно подвергаться угрозе нападения никем не охраняемых сволочей?! Они подумали о моей жене?! Ребенке, который вскоре появится на свет?! А о тысячах других киншасцев, в первую очередь, тех, кто волею судьбы окажется в эпицентре вырвавшегося на волю преступного сообщества?!!
– Понимаю…
– Да я готов обрушить на его сумасшедшую голову не только силу телепатического поля, но и миллион проклятий! И даже что-нибудь поувесистее!
– Повторю: я чрезвычайно рад, что мы поняли друг друга. Подождите немного, пока поднимусь к своим, возьму компактную стереотрубу.
– Зачем?
– Для наблюдения за происходящим на улице.
– Хорошо! Я жду.
Спустя короткий промежуток времени – Клод на часы ни разу не взглянул – детина вернулся. «Пежо», как ни в чем ни бывало, покатил по улицам еще окончательно не проснувшегося богатого квартала.
В направлении «Рецидивиста».
И их с Иреной уютного пристанища.

ГЛАВА 55

В здание проникли, словно воры-домушники, – с черного хода, дверь которого оказалась предусмотрительно отпертой. Ожидавший до этого под грибком детской песочницы напарник, аналитик «КупиДОНа» по имени Грегори, на немой вопрос пояснил:
– Лучше будет, если в районе опер… эксперимента, нас не увидят чьи-то любопытные глаза.
С одной стороны, подобная таинственность странновата. Если не сказать больше. С другой, что бы он, к примеру, ответил соседу, если бы тот, увидев Клода, пригласил его пропустить с утра по стаканчику? Еще круче оказался бы переплет, появись в неурочный час на горизонте Ирена. Не планетарного масштаба, конечно, происшествие, однако ситуации – более чем щекотливая. Ибо в супружеской жизни нет ничего хуже, чем малейшая тень недоверия.
Еле слышно щелкнул замок квартиры. Обычное жилище прилично обеспеченного холостяка. Обстановка что ни на есть стандартная: ходовая мебель, неизменная телерадиоаппаратура, обязательный бар. Ожидаемой, в палец толщиной, пыли, к вящему удовольствию Клода, не наблюдалось. Кажется, он от кого-то слышал, что гнездышко сняли – с чего бы, кстати? – на имя подставного лица. Впрочем, какое это теперь имеет значение?
– Через полчаса, – сопровождавший посмотрел на часы, – педантичный Перебежчик сядет завтракать. Столовая находится почти у выхода из тюрьмы. Изнутри, конечно. Будьте к этому моменту в готовности!
Клод, не спеша, подошел к окну, выглянул наружу через чисто вымытые стекла. Стройные тополя, разрисованный геометрическими фигурами невероятной конфигурации забор, одинокая хилая рябина (откуда только она взялась в Экваториальной Африке?). Ухоженный газон, редкие автомобили. Рядом – рукой подать – его с Иреной усадьба. Интересно, чем занята супруга, не подозревающая, как близко он от нее находится?
У стереотрубы колдовал невозмутимый купидоновец.
– Прибор хоть мощный? – поинтересовался Клод.
– Средний! – ответил Грегори. – Но для того, чтобы визуально вести Перебежчика, когда он появится, достаточно.
– Не боитесь, что сбежит?
– Есть немного. Но все же, думаю, голубчику в этот раз не отвертеться!
– Убедили! Кто сладит с командой во главе с таким, как вы, Сан-Антонио*? А теперь подвиньтесь, пожалуйста, немного. Взгляну на свой дом через оптический прибор.
– Только быстро! В нашем распоряжении на все про все – не так много времени!
Секунды-другой хватило, чтобы, переведя окуляр немного вправо, установить необходимую резкость. Клод замер.
Озабоченная неотложными козявкиными проблемами вверх по наличнику спешила божья коровка. Добравшись до места, где осыпалась вспузырившаяся от жары и дождя краска, в раздумье замерла. Сунулась туда-сюда, пошевелила малюсенькими усиками и решительно двинулась в обход неожиданной преграды. «Мудра! – улыбнулся Клод. – В отличие от меня. Хотя бы на косметический ремонт сподобился».
Окуляр неожиданно дрогнул. Напарник, располагаясь поудобнее, нечаянно задел стереотрубу. С немым укором взглянув на того, Клод склонился к глазку снова. Вот окно его собственного дома. Солнечные блики, отражаясь в стеклах, ухудшали видимость, однако внутренности, по крайней мере, двух комнат, просматривались весьма сносно. В кадре появилась Ирена.
«Нехорошо – подумал Клод. – Будто подглядываю». Однако от окуляра не оторвался.
Ничего не подозревающая супруга, между тем, подошла к трюмо, наклонилась. Сверкнули крупные камни сапфирового колье. Примерив подарок мужа ко дню бракосочетания, повернулась. Взяла что-то из шкатулки. По едва заметному движению он понял: Ирена надевает редкостный, представляющий собой то ли лунный камень, то ли осколок метеорита, перстень, презентованный незадолго до свадьбы отцом. «Пусть тешится, – расслабился Клод. – Это лучше, чем доводить себя до стрессового состояния из-за дурацкого сна».
И хлопнул себя рукой по лбу: Ирена начинает не спеша собираться в Президентский парк. Он же сам посоветовал ей немного развлечься. Ну, да, вон и фотоаппарат достала. Проверяет, сколько осталось пленки.
Напарник молча положил руку ему на плечо:
– Пора! Хватит собственный дом разглядывать – тоже мне, нашел памятник архитектуры!
Клод с трудом оторвался от стереотрубы – настолько прекрасной и желанной казалась ему супруга!

ГЛАВА 56

Решающий сеанс отчего-то не заладился с самого начала. Контакт, едва наметившись, тут же обрывался. За спиной, то и дело шумно вздыхал, переживая неудачу, аналитик-соглядатай. И это еще сильнее нервировало Клода.
Чужое сознание отчаянно, точнее обреченно, сопротивлялось. Оно пребывало как бы в аморфном состоянии и амортизировало, глушило посылаемые сигналы. Точнехенько, как звукопоглощаемая поверхность гасит любую вибрацию. Неужели он позволит себе проиграть в принципиальном поединке?
Словно дятел, методично долбящий кору дерева, так и Клод мысленно кумулировал энергию в узком канале, дабы пробить защитную броню невидимого соперника. Еще одно невероятное усилие! И он, наконец, словно в прорубь, ныряет в чужое подсознание.
Там – хаос! Первобытный ужас. Обрывки импульсов. Болезненная алогичность. И единственно понятное, вырывающееся на поверхность из самых недр, – душераздирающее: «Нет!», «Нет!!», «Нет!!!»
– Попался, голубчик! – злорадно, разгоряченный борьбой, пробормотал Клод. – Теперь ты на крючке. С него не сорвешься, не уйдешь!
И посылал, посылал, пьянея от собственного превосходства, на другой конец невидимой ниточки, связывающих обоих надежнее нейлонового каната, сигналы-распоряжения, сигналы-требования, сигналы-приговоры – отрывистые, короткие, парализующие волю.
– Тебе плохо! Очень плохо. Так плохо, что хуже не бывает! – внушал Клод. – Становится невмоготу. Ты заточен в темницу. Обречен томиться в крошечной, влажной от испарений, без единого лучика света камере. Кромешная тьма, удушливый, смрадный воздух, склизкие от липкой зелени стены – твой удел. А коварный враг не дремлет. Всесильный и всемогущий, он стережет каждое твое движение!
Где-то вдали раздался вой сирены. Кажется, карета скорой помощи? Или полицейская машина? С какой стати? Она – реальность или только отражаемый в сознании ложный импульс, посылаемый Перебежчиком, чтобы сбить его с толку? Дьявол все побери! Кажется, у него самого слегка едет «крыша», – уже не отличает мнимого от действительного. И все же – не следует отвлекаться. Потерять контакт легко, а восстановить – ох, как непросто.
– Вставай и уходи! Уходи немедленно!! Не будь глупым, как задвижка пожарного крана. Опасность рядом, она угрожает ежесекундно. Еще немного, еще чуть-чуть, и смерть коснется тебя острыми когтистыми лапами…
Даже отсюда, с расстояния где-то в полкилометра или чуть меньше (улица в этом месте напоминала аорту среди вен), Клод явственно ощущал, как медленно, но неумолимо, сознание противника охватывает паника. Всеобъемлющая, окончательно парализующая волю. Судя по обратным сигналам, мозг невидимого визави уже представлял собою не сложнейший механизм, а пьяного телеграфиста, неуверенной рукой выстукивающего морзянку. Всплеск активности – провал. Всплеск – провал. Так реагирует на внешние раздражители обезумевший от боли и страха раненый зверь, загнанный в ловушку. Никогда не знаешь, чего он него ждать, какой сюрприз он способен преподнести.
– Путь к спасению пока остается, – неистовствовал Клод, «стреляя» мыслями-сгустками буквально в упор. – Ты должен набраться мужества, встать и уйти. Без промедления!! Как можно скорее – не сомневаясь, не оглядываясь, не раздумывая. И не сожалея ни о чем! С прошлым покончено! Навсегда! Любая задержка – это вечный покой. Еще мгновенье – и западня, из которой не выбираются, захлопнется.
Краем уха, на уровне подсознания, несмотря на предельную собранность, Клод уловил, как где-то громко хлопнула дверь. Затем – еще одна. Или та же – повторно? Раздались тревожные голоса.
И тут он отключился. Оцепенело уставился в пространство. Лишь беззвучно шевелящиеся губы свидетельствовали: человек жив. Купидоновец, более обеспокоенный внезапным шумом на улице, чем самочувствием Клода, выглянул в окно. От стоящей внизу напротив кареты скорой помощи бежали две фигуры в белых халатах.
«Более неудачного момента для появления медиков, – скорчил недовольную гримасу Грегори, – трудно придумать. Будто кто-то нарочно подстроил. С минуты на минуту должен появиться Перебежчик – вон Клод старается вовсю. Уже и глаза так выпучил от напряжения, что как бы они не выскочили из орбит. Где мобильник? Надо посоветоваться с ребятами у метро. Может, финал задуманного безопаснее отсрочить до того момента, пока уберутся эскулапы?»
Грегори, наконец, выудил из кармана телефон. Открыл было рот, но… так и не успел произнести ни слова. Ибо его подопечный в этот момент рявкнул, слово в забытьи:
– Он подчинился моей воле и двинулся! Он идет! О-о, убыстряет шаги! Еще… Еще… Побежал!!!
Голова Клода бессильно упала на грудь, ходящую ходуном, как после вымученного финиша на марафонской дистанции.
Купидоновец засуетился. Нет, его волновало вовсе не самочувствие телепата. Нужно было продолжать операцию. А тут эти медики на долбанной скорой помощи – потенциальные свидетели.
Глубоко выдохнув воздух, словно ловец жемчуга после глубоководного погружения, Клод, между тем, открыл глаза и внимательно взглянул на напарника:
– Ни разу так не выматывался! Крепкий орешек, этот Перебежчик! Сопротивление оказал просто фантастическое. Однако не выдержал, сдался…
– Сдался?! – купидоновец растерянно смотрел в окно. – Отчего же его нигде не видно?
– Не может этого быть! – Клод поднялся. – Я ведь явственно ощутил: он в панике двинулся к выходу, все убыстряя шаги. А потом, да-да, потом побежал. Сломя голову, не разбирая дороги! Ошибка исключена.
Вдруг неестественная бледность залила его лицо.
– Что с тобой? – спросил встревоженный Грегори.
– Там, там…
– Где? – не понял напарник, всматриваясь в ворота тюрьмы, из которых вот-вот должен был появиться Перебежчик.
– Внизу. У дома!
– У какого дома?
– У … моего дома!!!
– Не знаю. И разве нам сейчас до этого?
– Мне – да!
– Постой!
– Пошел знаешь куда, гнида! – Клод уже стремглав мчался по ступенькам казавшегося бесконечным лестничного пролета. Какая там, к черту и всем его бабушкам, конспирация, если внизу, у его особняка, стоят две машины с тревожными красными крестами на борту!
Грегори выматерился. Подопечный унесся на улицу, не успев получить «щедрого» угощения. Согласно плану, они с Клодом должны были отметить успешное завершение операции: выпить по рюмочке под лимон. В «КупиДОНе» знали, что их добровольный помощник алкоголь обязательно запивает. Так вот, в небольшой бутылочке с водой предусмотрительно был растворен рицин*.
Яд выбрали с учетом того, что при вскрытии отсутствует какая-либо патология. Дозу определили с таким расчетом, чтобы острая сердечно-сосудистая недостаточность, переходящая в коллапс, наступала не сразу, а спустя пять-восемь часов. Таким образом, для окружающих Клод бы умер естественной смертью. И никто не смог бы связать летальный исход с «КупиДОНом».
Но в итоге этот неуправляемый тип, нарушив все договоренности, досрочно покинул «поле боя». А ведь Грегори, будто предчувствуя возможность неконтролируемого поворота событий, предлагал шефу выпивончик устроить до, а не после «того». Увы, его и слушать не стали. Боялись, что пятьдесят граммов спиртного могут повлиять на телепатические способности Клода. Теперь же имеем то, что имеем. Плюс гарантированные неприятности по службе для него, Грегори.
Не помня себя, Клод подлетел к крыльцу. Здоровяк в форме медбрата лениво копошился у задней, едва приоткрытой, дверцы одной из машин.
– Что с Иреной?
– А?
– С Иреной что, спрашиваю! Или ты глухой?!
– Вы имеете в виду, – наконец врубился тот, – госпожу из этого дома?
– Можно подумать из какого-то другого! Не испытывай моего терпения!
– А вам, собственно, что за дело? – внезапно озлился медбрат, с подозрением разглядывая странного, на его взгляд, незнакомца.
– Хозяйка дома – моя супруга! Тебе понятно? Так что лучше не стой истуканом!
– Бригада приняла вызов, – медбрат посмотрел на часы, – примерно полчаса назад. Мы как раз возвращались из соседнего микрорайона, поэтому добрались сюда очень быстро. Все симптомы свидетельствовали о том, что больная нуждается в срочной высококвалифицированной помощи гинеколога. Еще примерно десять минут ушло на то, чтобы другая машина доставила сюда специалиста узкого профиля.
– Оставь ненужные подробности! Что произошло?! При чем здесь гинеколог?
– Обратитесь к доктору! – здоровяк, похоже, вновь вспомнил нанесенную ему обиду.
– Слушай, парень, я не отвечаю за себя! – побелевшие глаза Клода убедительнее всяких крепких выражений подействовали на медбрата.
– Насколько я владею информацией, госпожа почувствовала себя неважно. Ей становилось все хуже. Пока стрелка не замерла на отметке «совсем плохо». Прислуга вызвала нас. Однако лучше бы она сделала это немного раньше. Впрочем, я не доктор. Но по опыту знаю: в подобной ситуации многое зависит от индивидуальных особенностей организма. И увольте меня, будьте настолько добры, от дальнейших объяснений!
– Извини, ради бога! И не держи зла. Просто я тоже… тоже с утра не совсем в своей тарелке.
Видимо, внутренняя борьба, происходящая в душе Клода, каким-то образом отразилась на его лице, ибо медбрат вдруг участливо поинтересовался:
– Вам плохо? Сердце?
– Увы, именно сердца у меня нет!
– ?!
– Да-да, не смотри на меня, как на сумасшедшего! Я в своем уме. Но сердце у меня, действительно, – лишь бездушный насос для перекачки крови!
Пришла очередь ошалеть медбрату.
Споткнувшись, будто слепой, о ступеньку, Клод шагнул в дверь. Двигался, словно в трансе. Ужасная догадка парализовала волю, до предела натянула нервы, бешеными толчками гнала кровь по артериям, венам и даже капиллярам. В голове, казалось, взорвался огромный стеклянный шар. Под черепной коробкой во все стороны со звоном разлетались его сверкающие осколки. Жалами диких ос они впивались в каждую клеточку мозга. Надо же такому случиться! Именно с ним!
Как сквозь вату, он расслышал голос врача:
– Подготовьте пневмоподушку!
Перед глазами мельтешили какие-то фигуры. Резкости не было.
– …Вы меня слышите?
До оглушенного сознания, наконец, дошло: обращаются к нему. Да и за рукав дергают весьма настойчиво.
– Очнитесь, мистер Клод! Сейчас не время проявлять слабость!
Рядом, вытирая рукавом заплаканные щеки, стояла горничная.
– Что? – спросил он, по сути, зная заранее ответ.
– Сохранить беременность не удалось…
Что же он, глупец, наделал?! Есть ли ему прощение? И как посмотреть в глаза ничего не подозревающей жене?
– Что вы стоите, будто чужой, на пороге? Ирене не помешают слова поддержки!
Клод безропотно последовал за прислугой. В спальню. Или на Голгофу, сооруженную собственными руками?
Всего час с небольшим назад здесь правило бал казавшееся нескончаемым Счастье. А теперь?! Страшно даже подумать.
Он инстинктивно вздрогнул, услышав исполненный боли и отчаяния голос супруги:
– Прости, любимый, но сохранить нашего маленького не удастся!
Достанет ли у него смелости поднять взгляд на Ирену, жертву его, Клода, собственных неудовлетворенных амбиций? Как вынести нечеловеческую пытку?!
– Клод, на тебе лица нет! Не убивайся, пожалуйста, так! Конечно, случилось непоправимое. Но ведь я не виновата. Ни перед тобой, ни перед крошкой, ни перед господом Богом! – Глаза Ирены лихорадочно блестели, видимо, сказывалось воздействие обезболивающих средств. – У нас еще будут дети. Слышишь, милый? Обязательно будут!
– Я в этом… не сомневаюсь…
Что сказать еще?!
– Не волнуйтесь! – прервал его терзания своим обращением к Ирене неслышно вошедший доктор. – В складывающейся ситуации это крайне вредно. А вы, – обратился эскулап уже к Клоду, – покиньте, будьте настолько любезны, комнату!
«Несчастная и не подозревает, что на самом деле произошло. И пусть никогда не узнает правды! Но как ему в одиночку через всю жизнь пронести столь неподъемную ношу?»
Клод, наконец, набрался решимости и поднял взор на жену. Зрачки его глаз внезапно расширились до такой степени, что белков, казалось, не осталось вовсе. Лицо сделалось бледнее стенки. А из груди непроизвольно вырвался сдавленный не то стон, не то крик.
– Прошу тебя, не надо! – подала голос перепуганная произошедшей с мужем метаморфозой Ирена.
– Может, примете успокоительное? – удивленный слабостью крепкого мужчины, доктор не скрывал (или опять показалось?) сарказма.
– Спасибо! Примите его лучше сами!
– Клод, что происходит? – не выдержала Ирена откровенно хамского тона супруга.
Тот на ее реплику никак не отреагировал.
– Отойдите в сторону! – чувство такта не покинуло врача. – Вы мешаете пройти санитарам!
Ирена вяло улыбнулась и, приподняв свисавшую с носилок руку, слабо помахала. Клод, будто потеряв дар речи, во все глаза смотрел на ставшую вдруг совершенно чужой, неузнаваемую физиономию той, которую называл женой.
Что происходит? Кто тут сошел с ума?!
Эта дочь прародительницы Евы никогда ему не принадлежала!
Тогда – кому? И кто она?!!
Откуда взялось жуткое чудище в образе женщины из фильма ужасов?! Кто устроил фарс, достойный театра абсурда? И кто здесь актер, а кто – зритель?!
Несмело скрипнула дверь. В спальню осторожно заглянула горничная.
– Вам плохо? – в третий раз за полдня услышал он вопрос, похоже, уже становившийся ритуальным.
– Это, …это у неё давно? – пролепетал Клод.
И сразу же понял, какую глупость сморозил. Утром уходил – ничего подобного не было.
– Вы о чем?
– Ну, эта… эти, – сжал в навалившейся ярости кулаки. – Ну, эти бутоны на носу?
– А-а, так бы сразу и сказали! Моргулины эти, дай бог памяти, годков уже три-четыре как появились. Бесконечные операции крошку совсем замучили. Однако, – она с подозрением взглянула на хозяина, – разве вы ни разу за время совместной жизни их происхождением не поинтересовались?
– Да, да, конечно. После такого удара я сам не знаю, что говорю!
– Не каменная, понимаю!
Через минуту Клод уже подлетел к гаражу. Увы, тот был пуст. Куда же девался автомобиль?! И только тут вспомнил: он же оставил его в центре города, где пересаживался в «пежо». Черт, как некстати!
Как ужаленный, выскочил на улицу. Нужно срочно остановить такси! Слава богу, ему повезло – слева приближалась, судя по огоньку, свободная машина. Требовательным взмахом руки тормознул авто.
– В центр! – приказал водителю, даже не захлопнув дверцу. – И как можно быстрее! Я чрезвычайно спешу.
Шофер, обернувшись, хотел что-то сказать – то ли возразить, то ли привычно возроптать: мол, все торопятся. Но, увидев перекошенное гримасой ненависти лицо клиента, благоразумно промолчал.
...Застоявшийся «хардбург», подгоняемый 200-сильным двигателем, рванул с места – аж колеса завизжали недорезанными поросятами.
Значит, вот чем занимаются в хваленом «КупиДОНе»! Все, что наплел ему однокашник, – бред сивой кобылы. На самом деле, каждый сеанс уходил вовсе не на то, чтобы создать образ идеальной девушки, а потом ее отыскать. Немилосердно насиловали его, Клода, серое вещество. Грубо вторгались в святая святых. И в ручном режиме все-таки сдвинули фазу в его (его ли отныне?!) мозгах. Низость! Подлость! Сволочизм!
«Я должен увидеть его немедленно! – сквозь зубы с невиданной злостью процедил Клод. – Этого ублюдка Бинго».

ГЛАВА 57

После очередного свистка полицейского он сбавил скорость. Надо взять себя в руки и успокоиться. А то стартанул, словно наскипидаренный. Послал «хардбург» с места в карьер, будто он не авто, а лучшая летающая единица «Эр-Заира»*. Так дальше дело не пойдет. Свернуть шею, когда развязка близка, – величайшая глупость. Если бы вначале немного пошевелил извилинами, догадался бы: прежде чем прыгать за руль, нужно связаться с Бинго, договориться о встрече. Полез свободной рукой в один карман, пошарил в другом. Мобилки не было. Ах, да, он же оставил ее на подоконнике явочной квартиры!
Затормозил возле первого попавшегося телефонного автомата. Зашел, унимая предательскую дрожь, в кабину. Полистав записную книжку, набрал нужную комбинацию цифр.
Зильва, к счастью, оказался на месте:
– Алло!
– Не ори, как недорезанный! Или хочешь, чтобы я оглох?
– В чем дело? Кто говорит?
– Зазнался, не узнаёшь…
– Ты, что ли … Клод?
– Кто же ещё!
– Сколько лет, сколько зим?!
– Ни одной зимы, неполное лето.
– Летит время! – В голосе Бинго Клоду послышалась растерянность. Или ему мерещилось?
– Неумолимо, дружище, влечет нас рок событий…
– Опять проблемы, старина?
– И да, и нет! В двух словах не объяснить! Ты мне нужен.
– К твоим услугам, Клод!
– Тогда собирайся! Где встретимся?
– Что-о, прямо сейчас?!
– Немедленно! А ты думал, после дождичка в четверг?
– К чему такая спешка? Горит, что ли? Я как раз собрался на партию в пингинь*. Меня ждут…, – Бинго то ли валял дурака, то ли прятал растерянность за напускным равнодушием.
– Денежки, вижу, лишние завелись – в картишки поигрываешь! А? Смотри, как бы не выяснилось впоследствии, что они из кошелька Иуды! Или ты уже давно сребрениками не брезгуешь?
– Клод, ты никак нализался? Признавайся! И не морочь мне голову. Я действительно спешу.
– Трезв, как стеклышко! И жду… Плевать на твои визиты, будь один из них назначен хоть помощником президента по национальной безопасности или главой палаты. Ты мне нужен!! Позарез! Именно сейчас! Немедленно!!! Понял?! – Клод начинал окончательно выходить из себя.
Только бы добраться до этого христопродавца!
– Понял! – Бинго явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Тогда жду в «Большом и розовом». Думаю, сорока минут на сборы и дорогу тебе достаточно.

ГЛАВА 58

Пипо не скрывал охватившей его радости при виде Клода. Попытался было по привычке пошутить, но тут же, хитрая лиса, учуял, что постоянному клиенту не до смеха. Молча проводил гостя в кабинку, отдал приказания официантке. И занялся текущими делами, которых в заведениях такого типа всегда невпроворот.
– Привет! – Бинго, демонстрируя небывалую для себя пунктуальность, явился вовремя.
– Здравствуй!
– Что произошло? На тебе нет лица!
– Я приехал, чтобы выслушать тебя, а не исповедаться.
– Объясни хоть что-нибудь! Или будем продолжать дурацкую игру в испорченный телефон?
– Объясню чуть позже! А сейчас слушаю тебя.
– Что я должен сказать?
– Все! – жестко произнес Клод, холодно блеснув глазами.
Бинго похолодел: немигающие зрачки однокашника уставились на него, будто винтовочные дула.
– Ты сведешь меня с ума! Что «все» я должен рассказать?
– Всю … правду. О твоей службе! Без малейшей утайки, слышишь? Обман, заранее предупреждаю, обойдется дорого.
– Клод, ты спятил! Я в прошлый раз выложил все, как на духу!
– Не юли! И не пытайся отвертеться. Мне … терять нечего! – угрюмо добавил Клод.
– О чем ты?!
– Все о том же – о твоем роде деятельности. И ни о чем больше! Я жажду еще раз услышать рождественскую сказочку о том, как добрый «КупиДОН» делает людей счастливыми.
– Я – не старик Андерсен!
– Не слепой – вижу! Но не забывай, – невозмутимо продолжил Клод, из последних сил сдерживая себя, чтобы не наброситься с кулаками на Бинго. – Меня устроит только подробный, до последних мелочей, рассказ.
– Ты странен сегодня! Не в меру возбужден. Нервен…
– Надеешься отложить разговор до лучших времен? Не получится! Концовку к твоей сказочке в любом случае присобачу я. Не откладывая дела в долгий ящик. Так что – начинай! С любого места.
– Хорошо! Слушай. Утверждают, что всякое сравнение хромает. И все же я не удержусь, уподобив любовь… радуге. Вот она вспыхнула неповторимой красотой на небосводе. Сколько цветов, сколько оттенков! Однако наблюдательный человек непременно отметит: у этого «коромысла» сочнее одни краски, слабее – другие, вовсе отсутствуют – третьи. У того вообще колорит – необычный. И так – до бесконечности. Так и любовь. Разве не из великого множества «оттенков» состоит благороднейшее из чувств? Влюбляешься потому, что у неё бездонны глаза или шелковисты волосы, тонка талия или пышен бюст, стройны ноги или изумительна фигура. А ещё, и это, пожалуй, самое главное, особенно на втором этапе влюбленности, – родственная душа. Но, заметь, как и у радуги, у этой женщины «сочнее» одни качества, а у той – другие. О достоинствах третьей вообще начнешь говорить, через минуту иссякнешь – красноречия не хватит.
Так стоит ли ломать копья в спорах об идеальной женщине? Ибо, если таковая и существует, то лишь в воображении не в меру восторженного поклонника. То есть, не требующим доказательств остается факт, что, выбирая суженую, каждый лепит ее, как Бог на душу положит.
В свою очередь, ты просто обязан согласиться, что гений чистой красоты всемирно известного русского поэта для многих (их, не исключено, – миллионы) – не гений, не чистой и вовсе не красоты.
Парадокс заключается в том, что правы … и Пушкин, и его оппоненты. Нравится это кому или нет, но образ желанной каждый создает у себя в голове. И поклоняется потом не конкретной женщине, а… собственному представлению о ней.
Хотя, замечу особо, каждая из представительниц слабого пола многоцветнее самой невероятной радуги! Ты меня слушаешь?
– Весь – внимание. А не перебиваю единственно потому, что хочу знать все. Терпением в этот раз загрузился с запасом.
– От Туниса до Кейптауна не первый год процветают службы, именуемые в просторечье электронными свахами. Дельцы от любви за вполне умеренную плату подбирают желающим спутника или спутницу жизни. Исходя из смехотворных возможностей имеющейся в наличии картотеки и руководствуясь пещерными для цивилизованной эры критериями: « высокая – низкая», «полная – худая», «блондинка – брюнетка», «кареглазая – голубоглазая» и так далее в том же духе. Цвета «радуги чувств» в данном случае жестко запрограммированы изначально – никаких полутонов, неожиданных мазков.
Так вот, подобные услуги – ни что иное, как махровое надувательство излишне доверчивых людей, хватающихся за иллюзорную соломинку в надежде устроить личную судьбу. Шумиха вокруг высокого процента счастливых супружеских пар, нашедших друг друга с помощью электронных свах, – заурядный рекламный трюк, наживка для простачков.
Дверь кабины неожиданно приоткрылась, явив изящную женскую прическу:
– Мальчики, вам не скучно? Мы с подругой можем составить компанию.
– Убирайтесь к чертовой бабушке! – не оборачиваясь, бросил через плечо Клод.
Дверь моментально захлопнулась.
– Продолжай! – впился в Бинго горящим взором.
– Иное дело «КупиДОН». Принципиально иное! Наши специалисты на основе компьютерной системы исследований психофизических характеристик, предшествующих влюбленности, составляют научно обоснованную «радугу чувств» индивида. Персональную – для каждого клиента. Кстати, визитная карточка души так же неповторима, как и дактилоскопический отпечаток пальца (об этом за стенами «КупиДОНа» никому ничего не известно). Именно она и есть те цвета, тона и полутона, с помощью которых творятся в нашем сознании портреты Венер – джорджтаунской и шанхайской, гваделупской и лондонской. Ни раса, ни религия, ни культура в данном случае никакого значения не имеют.
Осознаю, какой протест у любого среднестатистического гражданина вызовут мои эскапады. Как можно веками освященное чувство сводить к чисто механическому действу, манипулировать его слагаемыми, словно бездушными кирпичиками?! Любовь – это же и ежу известно! – не квант света, спектральному анализу поддаваться не может. И, тем не менее, все прозвучавшее – чистейшей воды правда.
Да, услуги оказываемые «КупиДОНом», сродни тем, что их предлагают «Службы знакомств». Но на этом сходство и заканчивается. Во-первых, тут наука, а не слегка закамуфлированное надувательство. Во-вторых, «художники» фирмы – исключительно по желанию клиента! – могут внести в «визитную карточку» его души дополнительные штрихи. Короче говоря, «КупиДОН» – пусть не прозвучит сие высокопарно! – открывает перед любым перспективу стать кузнецом собственного счастья в подлинном смысле слова.
– Нет трагедии пагубнее, чем поскользнуться языком, Бинго! А если я правильно понял, то ваши инженеры человеческих душ в каждом конкретном случае подбирают не объект поклонения, соответствующий запросам заказчика, а … подгоняют его вкус под заданный объект?
– В твоих рассуждениях кроется существенная ошибка. Не подгоняют, как тебе мнится, что было бы откровенным обманом, а всего-навсего добавляют микроскопическую долю краски в тот или иной цвет. Совсем ничтожную! И не забывай – исключительно по желанию клиента. Что поделаешь, если многие готовы пожертвовать всем, лишь бы достичь максимального совпадения желаемого с действительным. Дабы потом, испытав ни с чем не сравнимое чувство, погрузиться в нирвану любви.
– Это сути не меняет! Все равно они – обманутые!
– С какой колокольни посмотреть! Пойми, специалисты составляют клиенту точнейшую «радугу» его душевных порывов. С помощью компьютерного «Банка Чувств» (кстати, он – пуще зеницы ока охраняемая интеллектуальная собственность фирмы) определяют кандидата или кандидатку с наиболее близкими «параметрами». Дальше следует осознанный и абсолютно добровольный выбор. Если в процессе исследований заказчик приходит к выводу, что некоторые оттенки «радуги» избранницы не соответствуют его представлениям об идеале, он может попросить откорректировать … собственные психологические установки на красоту. В итоге – уникальная гармония, полнейшее слияние двух душ. Разве это обман?
– Во-первых, я ни о каком дополнительном одолжении не просил. А, во-вторых, даже если так, все равно это одна из разновидностей обмана – самообман! Велика ли разница?
– Поначалу и я так считал! Однако… Об эвтаназии, обреченные на медленную мучительную смерть в хосписах, тоже умоляют. Но на «спасительный» укольчик врачи не идут. Умерщвление даже по личной просьбе «заказчика» в большинстве стран мира уголовно наказуемо. Так есть. И от этого никуда не уйти.
Но у меня припасен иной, более весомый, аргумент. Душевные болезни. Если псих опасен для окружающих, разве не прямой долг эскулапов, не святая их обязанность вылечить несчастного? Кстати, ты никогда не задумывался над расхожим выражением «сдвинутый по фазе», которую только что упомянул? По-моему, оно точнее любого медицинского термина отражает глубинную суть всякого так называемого психического заболевания.
У человека в голове что-то сдвинулось – только и дел. Сошло с предопределенного (кем?!) места и, пожалуйста, – видение мира стало иным. Эразм Роттердамский, Дали, Гоголь, Гойя, Мпуангу* отказались от услуг медицинских светил, не возжелав «корректировать» собственное представление об окружающей действительности. Предпочли остаться такими, какими есть. То бишь, не похожими на большинство. Микронный штрих, но как много значит!
А менее известные и совсем неизвестные? Те, кто, поддавшись на уговоры врачей, родственников, близких, отправились в клиники выправлять «кривизну сознания». Что стало с ними? Каковы их судьбы? Счастливы ли они, живя впоследствии «правильно»?
Да, определенной части медики при помощи кучи препаратов водворяют «заблудшую фазу» на место. Однако обрати внимание на следующую, очень коварную в своей кажущейся ясности и простоте, деталь: «фаза» на месте – значит, человек здоров. Но кто, кроме Создателя, если он существует, вправе взять на себя смелость безапелляционно утверждать: вот истинное ложе беглянки. То есть, определять степень здравости имярек.
Продвинутейшие из эскулапов ничтоже сумняше заявляют: сумасшедший-де вылечен. Что за этим кроется? Обман? Самообман?! Или коллективное заблуждение?
– Так можно договориться до черт его знает чего!
– Однако ты ведь не станешь отрицать, что прекрасно понимаешь, насколько все относительно в такой эфирной сфере как духовное. Включая сами понятия «нормальный» и «чокнутый». Однако это уже тема другого разговора. Так что вернемся к твоему последнему вопросу. Является ли самообманом корректировка «радуги»? На мой взгляд, не большим, чем возвращение после всех процедур психически больного в лоно здоровых. Это – первое и главное. Второе – не находишь ли ты, что подобные корректировки есть ни что иное, как своеобразное, на очень высоком, строго научном, уровне … воспитание чувств?
– Не нахожу!
– Исключительно потому, что сие крайне непривычно и далеко выходит за рамки принятых обществом стандартов. Мы с детства знаем: воспитывают примером, нотацией, знаниями. Поставь эти слова в любом другом порядке – суть сказанного не изменится даже на длину самого короткого междометия.
Ценители утверждают: картины Пикассо – гениальны. Многие же, будучи людьми достаточно образованными, считали и, поверь мне, продолжают считать значительную часть полотен маэстро бездарной мазней. Однако мужества отстаивать собственную точку зрения, индивидуальное видение мира, когда вокруг все буквально сходят с ума, восхищаясь очередной вещью, хватает, увы, единицам.
Мы дружно восхищаемся кривоногой «Мисс Вселенная», шлягером безголосого певца, пустым «умничаньем» заезжей VIP-персоны. Коих нам «назначили» все те же кукловоды – «инженеры человеческих душ», купленные денежными мешками. Полоскание мозгов со столь эффективным «стиральным порошком», каковым являются деньги, приводит к тому, что для большинства из далеко не самых глупых членов общества и кикимора – королева красоты. А ишак – эталон мудрости, Сократ XX века. Печально, но факт: если так пойдет и дальше, а, судя по всему, к тому наша напыщенная цивилизация движется, – 99,9 процента жителей планеты постепенно превратится в живых роботов, существующих в гигантском подобии концентрационного лагеря под названием «Глобальное общество». Так вот: «КупиДОНовцы» в этой ситуации выглядят еретиками.
– Будь у меня время, я бы поспорил! Думаю, вполне аргументировано. Однако сейчас не до того…
– Ну и не спорь! Кто заставляет? Но, если позволишь, я закончу. Ты же сам настаивал на подробностях.
– Не нужно! Достаточно и того, что я услышал! Его хватило, чтобы исключить тебя из списка подозреваемых. Или я в очередной раз заблуждаюсь?
– Подозреваемых … в чем?
– В страшно нехорошем, дурно пахнущем деле.
– О чем речь? Брось изъясняться загадками!
– Не сыпь соль на рану!
– Клод, может, хватит испытывать мое терпение? Или ты решил полюбоваться, как я стану закипать?
– Нет, старина!
– Ну, так не тяни резину!
– И не думаю! Просто собираюсь с мыслями.
– Я бы не сказал, что ты похож на человека, у которого шарик заскочил за ролик и для устранения неполадки срочно нужен слесарь.
– Ум за разум зашел – точно! Понимаешь, у дьявольского проекта – суперталантливые авторы. Такие, как ты, – лишь слепые орудия в их руках.
– Дружище, ты, наверное, хочешь, чтобы ото всех этих шарад умом тронулся я?!
– Нет, Бинго! Меня не то что нагло, – преступно обманули. Изощренно обвели вокруг пальца. Не без твоего, кстати, «служебного» участия. Не торопись только, словно дед на огороде, размахивать граблями. Раз я говорю, значит, так оно и есть! Однако, ты здесь, по сути, почти ни при чем. Держат за простофилю твою напыщенную персону! Как, не исключено, многих других в вашей сволочной фирме. В итоге не я, то ли отчаявшийся, то ли сдуревший джентльмен, за кровные приобрел надежду, а меня самого, как последнюю куртизанку, «купили». Со всеми потрохами!
– Ты, наконец, объяснишься толком?!
– Не дергайся, а то преждевременно парализует! Сейчас все поймешь. Рекламируемые тобою на все лады чистопородные спецы «КупиДОНа» обставили фабулу любовного романа так, что я поверил, будто загоняю дичь. На самом же деле, они и не думали натужиться. Точнее, эти преступники упирались, но совершенно по иному поводу. И дичью для них, причем крупной, был я – собственной персоной.
– Как так?
– А вот так! Когда ты, дружок, вовлек меня в эти игры, у купидоновцев уже имелась на примете невеста. И залежалый товар кровь из носа надо было сбагрить. Олуху, вроде меня. У этих сволочей мозги, ты оказался прав, действительно варят, и они без особого напряга что-то перемкнули в моей дурацкой башке. «Откорректировав», как ты только что говорил, мои представления о женской красоте. Да таким беспардонным образом, что я без памяти втрескался в страхолюдину, которую ночью увидишь в темном переулке – извини, лажонешься. Будь ты хоть трижды чемпион мира по ушу или каратэ.
– Ну и?...
– Смотри, чтобы икота не напала! На такой вот чувырле, представь себе, я и женился! И когда прозрел, первым делом подумал: а, может, вовсе не случайно в слове «свАДьба» заключено слово ад?
– Вот это новость! Неужели…
– Ужели, ужели! Можешь не сомневаться. И закавыка здесь не только в том, что меня насильно «влюбили». Кто-то ведь им за это заплатил (я ведь по твоей наводке стал клиентом «КупиДОНа» вовсе не с такой целью). Возникает вопрос: кто? Кроме обожаемого отца, по логике, больше некому. Что касается Ирены, она в этом шахер-махере замешана быть априори не может. Слишком хорошо даже за столь короткое время я успел ее узнать.
Кстати, теперь мне стало понятно ее бесконечное беспокойство на тему «по любви или расчету» я на ней женился? Не ведая о «благотворительном акте» отца, несчастная, конечно же, неимоверно страдала. Прекрасно понимая, что в трезвом уме и твердой памяти взять ее в супруги не рискнул бы никто. И вдруг суженый-ряженый объявился. Само собой, ответов на вполне закономерные вопросы она не находила. Можно только представить, что творилось в душе бедняги. Более того, я ведь ни разу не поинтересовался, что за фиговина украшает ее нос, поскольку сам ее в упор не видел запудренными «купидоновцами» мозгами. Но она-то об этом не догадывалась. Одно это уже должно было подтолкнуть к мысли, что жених пошел под венец исключительно из-за богатого приданого. Обидно, что обо мне так подумали.
Но и это еще не всё! Банда, иначе назвать их язык не поворачивается, обманным путем втянула меня в не совсем понятную авантюру с бывшим вашим сотрудником. Чтобы свести счеты с неким типом (они его называют Перебежчик), купидоновцы выбрали орудием твоего покорного слугу. Используя мои телепатические возможности, уголовники от науки попытались выманить намеченную жертву на улицу, дабы, как я теперь понимаю, её похитить. Или, не исключаю, убить. Сегодня утром. И тут меня подстерег страшнейший удар! Нокаут сокрушительной силы! После которого редко самостоятельно поднимаются с ринга.
– Кое-что проясняется…
– Не перебивай! Так вот, тюрьма, в которой то ли временно обитал, то ли прятался этот самый Перебежчик, находится рядом с моим домом. Во время сеанса что-то изменило вектор телепатического луча, и я проник в мозг собственного, ещё не родившегося, ребенка! Инстинктивно достаточно развитый плод чувствовал даже, скорее всего, осознавал угрозу. И оказал отчаяннейшее сопротивление. Однако выстоять маленький комочек жизни, безусловно, не мог. И, выполняя внушенную мной команду, совершил… побег. Не из тюрьмы, как должен был поступить Перебежчик, а из материнского лона.
Врачи оказались бессильны. Да и кто знает, нормальным ли родился бы малыш, предупреди они в последний момент выкидыш? Такое внешнее психическое воздействие на еще неокрепший организм!
Так что, умышленно или нет, я – убийца собственного дитяти!
Бинго не нашелся с ответом, а Клод продолжал:
– Потрясение, которое испытал, когда понял, что произошло, оказалось столь сильным, что в моей голове что-то переключилось. Иными словами, я прозрел. Стал таким, каким был до встречи с тобой и с … учёными. Че-ло-ве-ком, а не запрограммированным полуроботом!
Ты не поверишь, но лучше бы, возможно, этого не произошло. Когда я увидел Ирену без купидоновского «грима» на собственных мозгах, то буквально ошалел. Нет, я не смею сказать о ней ни единого дурного слова! Она ни в чем не повинна. Более того, мне жалко бедняжку, я искренне ей сочувствую! Готов пожертвовать многим, лишь бы быть полезным в дальнейшем. Но оставаться мужем, ласкать такое страшилище?! Обнимать, целовать, видя перед собой этот ужасный нос, эту лиловую гроздь? Нет, подобное благородство выше моих сил. Пусть простит меня всевышний, однако вспомнить Ирену без внутреннего содрогания я отныне не могу!
– С лица воды не пить!
– Легко говорить!
– А может, стерпится – слюбится?
– Ни за что! Оставь эту тему. Меня волнует совершенно иная проблема: как ей об этом сказать? Какую причину развода выдумать? Как она перенесет коварнейший удар судьбы: уход супруга после потери ребенка? Слишком все фантастично! По-моему, именно тот случай, когда грязная ложь выглядит куда респектабельнее чистой правды.
– Между прочим, Клод, я начинаю сомневаться в том, что ты – телепат милостью божьей. Не исключено, эти способности тебе привили. На определенный, так сказать, срок.
– Не знаю! Во всяком случае, в моем роду предки с аналогичными способностями встречались. Но не это сейчас главное. Следует побыстрее разобраться с остальным.
– Я вспомнил, одну, нет, даже две подозрительные детали. На которые в свое время не обратил внимания.
– Что именно?
– Кстати, появился и третий нюанс.
– Давай, наконец!
– Порядок оплаты труда в «КупиДОНе» предусматривает систему бонусов. И все бы ничего, но, когда клиентом стал ты, премию мне выплатили большую, чем обычно. Я бы, пожалуй, насторожился еще тогда. Если бы кассир, неплохой мой товарищ, не шепнул – и это вторая деталь – на ухо: мол, твоего последнего протеже собираются пригласить на работу. Я еще, помнится, порадовался. Лишняя копейка еще никому карман не оттянула. А собственный бизнес можно прекрасно совмещать с оказанием услуг чужой фирме. Естественно, если второе не вредит первому.
И, наконец, последнее. У нас порою возникают слухи о том, что любовные заморочки с клиентами для «КупиДОНа» – и это уже «незапланированная» третья деталь! – всего лишь ширма. Прикрывающая разработки психотропного оружия, так называемой «синтетической телепатии». В интересах то ли зарубежных военных, то ли международной мафии.
– А в чем синтетическая телепатия заключается?
– Человек слышит команды, которые на самом деле никто не отдает. Представляешь, что в таком случае будет твориться, к примеру, на поле боя?
– Мою-то ситуацию как с этим связать?
– Психотропное оружие – штука серьезная. Не с помощью ли оного сдвинули твою фазу? Не превратились ли такие, как ты, клиенты для части ученых в подопытных морских свинок?
– Какое теперь все это имеет значение?! Я жажду только одного – воздать мерзавцам по заслугам! И начать хочу с Синклера. Он почище других пудрил мне мозги.
– Да, и еще одно. Помнится, вручая мне премиальные, кассир произнес еще и такую фразу: «Руководство конторы последним клиентом очень довольно; убеждены, что он – курица, которая вскоре снесет золотое яйцо».
Когда в кармане Клода запищал мобильный телефон, он вздрогнул. Чертовщина какая-то: он же его забыл в явочной квартире! И по этой причине звонил из автомата. Между тем, сигнал не унимался – как будто аппарат заклинило. И тут до Клода дошло: это же его «секретная» трубка, номер которой знало буквально несколько наиболее доверенных лиц! Как он о ней забыл?! Впрочем, день выдался – сумасшедший...
Вытащил пластиковую игрушку. Глянул на крохотный дисплей. Желания разговаривать с кем бы то ни было отсутствовало. Но Патиссон!? Что верному старику-бессребренику понадобилось? Зная своего зама, не сомневался: произошло что-то из ряда вон. В любом другом случае он бы ни за что не побеспокоил шефа. Нажал на кнопку соединения.
– Слушаю!
– Добрый день, гозподин Вилкау и аванзом извините за безпокойзтво. Вы зейчаз заняты?
– Да! И очень.
– Тогда я буду краток.
– Говорите!
– Не так давно к нам в офиз позтупил очень зтранный, на мой взгляд, звонок. А только что он повторилзя.
– Что еще за звонки? – в голосе Клода прозвучало плохо скрываемое нетерпение.
– Понимаю, вам может показаться, что у зтарика Патиззона не взе в порядке з шариками-роликами в голове, но это, змею ваз заверить, не так.
– Я так не думаю, – пересилил неуместное желание отключиться Клод. – Продолжайте!
– Абонент ни в первый, ни во второй раз предзтавитзя не зоизволил. Объязнил только, что на звязь пыталзя выйти лично з вами. Намекал на какие-то деньги. Зуммы не называл, но «пощипать», как он выразился, зобиралзя озновательно.
– Что за чертовщина?!
– Не знаю. Поэтому и решил звязатьзя з вами. Кстати, мы тут над первым звонком размышляли. И пришли к выводу: уж не попытка ли это шантажа? Больно уж змахивает на оный.
Клод, ошарашенный последними событиями, не обратил внимание на это «мы».
– Кому понадобилось меня шантажировать?!
– Не пойму…
– Это какая-то ошибка! Или, что вероятнее всего, звонивший ошибся номером.
– Подобное объязнение вряд ли подойдет.
– Почему?
– Тот тип прямо зказал, что изначально горел желанием побезедовать именно з вами.
– Он назвал мое имя? Или фамилию?
– Фамилию. Причем перекрученную. А когда я его поправил, заявил, что такая у ваз была… кличка.
– И как она звучала?
– Вилкаутзки.
– Боже мой, все понятно! Спасибо, господин Патиссон. Я уже знаю, кто звонил. И почему этому типу захотелось меня пощипать.
– В таком злучае, давайте заявим в полицию.
– Не сейчас. У меня нет времени. Я прерываю связь.
Клод повернулся к Бинго.
– …говорю, может, разумнее всего обратиться в полицию? – вопрошающе смотрел тот на товарища.
– Не зли меня. И бывай!
– Не торопись!
– Почему?
– Я тоже еду! Уж больно не по душе, как мерзавцы с тобой обошлись! Да и с нами, честно свой хлеб отрабатывающими, они, я теперь понимаю, особо не церемонятся. Держат за идиотов на побегушках.
– Лучше не надо! Мы имеем дело с подонками, которые ради того, чтобы замести следы, пойдут на все. Как в случае с Перебежчиком. Зачем тебе лишние неприятности?
– А вот мои неприятности пусть тебя не колышут!
– Но мне нужно предварительно заскочить к брату. А это – противоположная намеченному нами курсу сторона.
– А Долк что, тоже обитает в Киншасе?!
– Где же еще? Ты разве не знал?
– Откуда? В первую нашу встречу я спрашивал о нем, но ты не захотел углубляться в эту, как мне показалось, не очень приятную для тебя, тему. Сказал только, что брат как был непутевым, так непутевым и остался.
– Так оно и есть. Но об этом – как-нибудь в другой раз. Жди меня здесь. Заодно пропустишь стаканчик. Я же на обратном пути тебя захвачу.
– Что-то больше пить не хочется. Лучше выйду на улицу. Подожду там. Заодно подышу свежим воздухом.
Клод крикнул колдующему над коктейлями Пипо:
– Бывай! Все было отменно! Деньги – на столике.
– Уже уходишь? – разочарованно протянул хозяин. – Так быстро?
– Дела, Пипка, дела!
– Потерпят!
– Увы, неотложные!
– Когда теперь заглянешь? Что-то совсем отбиваешься от рук!
– Право, не знаю! Но свидимся обязательно.
– Клод, что-то случилось?
– Будешь много знать, станут бифштексы подгорать, – вымученно пошутил тот.
Бинго в заведении задержался всего ничего. Помыл руки в чаше с водой, в которой плавали лепестки роз, вытер каждый палец досуха пропитанной лимонным запахом салфеткой. Вспомнил, как цедрой этого цитрусового, уже учась в колледже, они оттирали с рук въевшийся в поры «цвет» украденных кокосов, уничтожая «улики». Дабы в случае чего преподаватели не имели предлога спросить, с чьей плантации они орехи увели. Он тогда больше дружил с Долком – близнецом Клода. Братья были похожи друг на друга, как два китайца. Поэтому и назвали ребят: Долк – обратное, зеркальное прочтение имени Клод.
Однако по характеру те были – лед и пламень. Х*лиганистый Бинго всегда предпочитал ходить на рискованные «дела» с Долком. Как сложилась его судьба дальше, до сегодняшнего дня не знал. Судя по единственной реплике Клода, брошенной им во время их общего с двумя продажными красавицами загула, тот, по-видимому, с годами так и не остепенился, доставляя время от времени головную боль брату – правильному, как конституция страны, человеку. Иначе после звонка Клод не умчался бы к нему, как будто его неожиданно прихватил жесточайший приступ диареи.
– Пипо, бывай! Я тоже отчаливаю!
– Спасибо, что посетили «Большой и розовый»! Всегда рады обслужить по первому разряду. Передавайте наилучшие пожелания Клоду!
– Обязательно.
Едва за посетителем захлопнулась входная дверь, Пипо, оставив коктейли, необычайно проворно для своей тучной фигуры кинулся в кабинку, где сидели Клод и Бинго. Деньги, небрежно брошенные на стол, его интересовали меньше всего.

ГЛАВА 59

Собственно, к брату он мчался по причине, не касающейся его дурацких звонков в «Фетиш», так напугавших Патиссона. Именно в тот момент, когда Клод разговаривал со стариком, его внезапно осенило. И вследствие кое-что проявилось в мозгу, будто на экране широкоформатного кинематографа. А именно: человек, едва уловимо выворачивающий ногу ходьбе. Сцена, не дающая покоя вот уже много месяцев.
Так вот, впервые он увидел того в усадьбе Долка! Точно!
Братья отношения поддерживали весьма сдержанные – от случая к случаю. Клод на уровне то ли генетическом, то ли интуитивном сторонился живого автопортрета. Непонятный холодок между ними возник еще в юношеском возрасте. Когда у Долка появился бзик под названием «Мне надоело жить». Об услугах психолога в их кругу никто понятия не имел. Да на дорогущие сеансы в семье бы и денег не нашлось.
Отчего у юноши возникла «испанская грусть» и по какой причине? Дабы в таком возрасте желать поскорее испытать сомнительные прелести загробного мира. Правда, уже несколько позже до Клода дошли слухи, что у единоутробного близнеца в период «разброда и шатаний» завязались малопонятные отношения с колдуном-самозванцем. Тот якобы обещал приобщить Долка к тайнам своего ремесла. И будто бы соискатель места главнокомандующего всей нечисти в результате этого самого «введения» в профессию схлопотал ни много, ни мало – венерическое заболевание.
Сколько в этом было правды, а сколько – вранья, Клод так и не узнал до сих пор. Но предпочитал пересудам не верить.
Существовало, правда, одно «за». Это период нежелания жить. Какое событие или события настолько разрушающе повлияли на неокрепшую психику? Вдруг их причина – именно «позорная» немощь? Ведь спустя некоторое время упаднические настроения прекратились. Случайно ли? И мог ли самозваный колдун вылечить непростую болячку? Клод прекрасно помнит, как, устав от бесконечного нытья второго сапога из их пары, однажды в сердцах выпалил:
– Не хочешь – не живи!
И, похоже, оборвал невидимую и не очень прочную нить, их хоть как-то связывающую. Именно после столь неосмотрительного спича отношения между ними, и без того не очень горячие, охладели окончательно. Имел ли он право на подобную резкость? Должен ли был впоследствии извиниться? Кто его знает.
Могли они с братом быть столь разными и по причине, имя которой наследственность. Если вспомнить недоброй памяти Генри Мортона Стэнли. У Долка гены первооткрывателя оказались выражена более ярко, а у Клода – совсем слабо. Чем не объяснение?
Видимые знаки внимания друг другу они продолжали оказывать. Однако не более того. Причем Долк вел себя так, будто у него совесть не чиста.
Впрочем, в данный момент Клоду не до экскурсов в историю довольно запутанных семейных отношений. Сейчас он страстно хотел узнать, кто тот таинственный незнакомец с едва уловимым изъяном в походке? Что его связывает с Долком? Слишком тесно все завязывается в общий странный узел. Совпадение? Или что-то иное? И если иное, то что?
Клод остановился на красный свет. По «зебре» потянулись редкие перехожие. Его внимание привлек подросток с самодельным мячом. Дурачась, он пародировал неудачное выполнение то ли штрафного, то ли пенальти. И именно то, как паренек при этом ставил ногу, вновь вернуло мысли Клода к интересующему его человеку.
Где, кроме братового дома, он еще видел «уткохода»? Ведь память услужливо намекает: они встречались и потом. Где?!
Сзади дружно заклаксонили вечно торопящиеся водители, заставив зазевавшийся «хардбург» тронуться с места.
Сегодня Клод, даст бог, наконец, расставит точки над «і».
Вот и пункт прибытия. Торопливо выбравшись из машины и не закрывая дверцы на ключ (долго задерживаться не собирался), направился во двор. Столь же причудливый, как и все в жизни брата. Кое-как посыпанная песком дорожка вела в дальний конец и упиралась… в глухую стену забора. До входной же двери нужно было добираться, поминутно чертыхаясь, по крупной гальке. Гараж смотрел на улицу тыльной стороной. Иными словами, заезжать в него приходилось как бы через заднее крыльцо, со двора.
У входной двери в дом на постаменте в виде высоченного унитаза, накрытого крышкой, стояла стилизованная фигура самца гамадрила* в натуральную величину. Длинные волосы в виде плаща на плечах и бакенбарды на морде делали его похожим на героя диккенсовских романов. Извещать о своем приходе гостям приходилось, дергая павиана за хвост. Когда дверь открывалась, у животного поднимался член (как сюда только приличные люди ходят?), воистину приаповых* размеров. А еще гамадрил, будто заправский вояка, брал под козырек, отдавая честь появившемуся на пороге.
Клод, ухватив обезьяну за помпон хвоста, не преминул выполнить дурацкую процедуру. Внутри раздался звук, похожий на вокализы захлебывающейся собственной рвотой личности. «Вечно все не как у простых смертных!» – раздраженно подумал Клод и услышал поворот ключа в замке. Но прошло не меньше пяти минут, прежде чем Долк явил себя гостю.
– Ты что так долго возился?
– Замок заедает. Все никак не соберусь поменять. А тебя каким ветром занесло? Небось косноязычный овощ нажаловался?
– Если ты о Патиссоне, то немедленно извинись!
– Еще чего!
– Он – блестящий работник. Можно сказать – талисман фирмы. И твоих издевательских эпитетов не заслуживает.
– Ладно, не кипятись! Я не имел в виду ничего обидного. Ни для тебя, ни для него.
– С тобой что-либо выяснять – что малую нужду против ветра справлять. Поэтому сразу перейду к делу, ради которого явился.
– Вижу, у тебя обширная повестка переговоров, – скривился Долк.
– А ты куда-то спешишь?
– Да. У меня образовался жуткий дефицит презренного металла. Но ты мне в его восполнении вряд ли поможешь. Хотя я и нырнул ниже ватерлинии – позвонил в «Фетиш». А сейчас собрался на встречу с человеком, который хотя и жмот, но в меньшей степени, чем родной братец.
– Я от своих принципов не отступаю: прежде, чем дать денег, должен знать, на что они пойдут?
– Значит, я свалял дурака, набрав номер твоей конторы. Ибо ничего докладывать не собираюсь. Понимаешь, у меня это – тоже неписаное правило. И я от него не отступаю! – с нажимом подчеркнул Долк. – А теперь – озвучивай свой наболевший вопрос.
– В прошлом году, когда я заезжал к тебе, чтобы поздравить с днем рождения…
– Мог бы и не уточнять. Кроме, как в день рождения, ты здесь не появляешься.
– Лучше бы, конечно, промолчать, но уточню: ты вообще объявляешься лишь тогда, когда тебе нужны деньги. Однако я не об этом. Так вот, в тот раз здесь находился джентльмен. Кто он?
– Ты себе даже представить не можешь, сколько у меня бывает народа. Не меньше, чем в твоем офисе. Разве я могу всех упомнить?
– Постарайся! У него еще, если очень внимательно присмотреться, не совсем обычная походка.
– Больше мне делать нечего, как изучать походку гостей! Право, с тобой не соскучишься!
– Долк, мне это – вот так нужно! – провел рукой по горлу Клод. – Будь добр, напряги извилины.
– Ну, что ты пристал, как рыбья чешуя к нёбу! Долбишь клювом в одну точку, будто сексуально озабоченный дятел в дерево.
– К твоему сведению, умник, сексуально озабоченный дятел долбит дерево не клювом.
– Ты ведешь себя так, словно уже тем, что здесь появился, оказал мне огромную услугу.
Клод не обратил внимания на явно наигранный сарказм брата. И на мгновенье задумался. Долк особо компанейским никогда не был и вследствие этого трудно сходился с людьми. Так что его заявления о доме, полном гостей, – не более чем бравада, элементарный треп. Дескать, мы тоже не лыком шиты и окружены толпой, которая постоянно испытывает в нас потребность. Следовательно, имярек, пообещавший выручить брата с деньгами и интересующий Клода тип, скорее всего, – одно и то же лицо.
– Не краснобайствуй, ворона в павлиньих перьях! – обронил, будто драгоценное колечко на землю уронил, Клод. – Никого и ничего ты не забыл. А если и случился провал в памяти, я напомню: речь идет о твоем неожиданном благодетеле.
– Что ты имеешь в виду?
– Кто человек, с которым ты вознамерился сегодня встретиться?!
И, чтобы не затягивать болтовню, добавил:
– Ты же сам намекнул, что собираешься одолжить хрустов.*
– А с чего ты взял, что «благодетель» это и есть понадобившийся тебе субъект?
– Интуиция подсказывает! Так что, давай, колись! Кто он? Чем занимается? Где живет?
– Зачем тебе это? – упорствовал Долк.
– Предполагаю, он замешан в грязном деле.
Клод заметил, как брат неожиданно побледнел. И так же неожиданно перед глазами возникла туманная картина. Он первый раз является в «КупиДОН». Мымра из приемной талдычит о строгом соблюдении указанного в приглашении времени прибытия. Между ними возникает небольшая перепалка. Вытаращившему глаза посетителю та объясняет: строжайшее соблюдение пунктуальности прописано в условиях договора. И оно – исключительно в интересах клиентов. Ибо подавляющее большинство из них стремится сохранить инкогнито. Умерив пыл, Клод собирается выйти и остающиеся до назначенного срока десять-пятнадцать (или сколько там?) минут проторчать в ближайшем кафе. Однако дама, сменив гнев на милость, направляет его в комнату ожидания. Уже почти переступив ее порог, он услышал позади голоса. Из нескольких фраз понял, что один из говоривших – клиент. Не выдержав, оглянулся. Тот заходил, помнится, в лифт. И у него была именно ТАКАЯ ПОХОДКА!
Какая же мозаика в итоге складывается? Долк через своего знакомого имеет отношение к «КупиДОНу»? Он с самого начала в курсе происходящего? Какова, в таком случае, его роль во всем этом?
– Ну, так кто он? Скажешь ты мне, наконец, или нет?
«Если Клоду что-либо стало известно о его, Долка, контрабандных шашнях с Хлоупом, то придурку достанет ума поднять ненужный шум, – размышлял хозяин дома. – А там, не приведи господи, всплывут и другие мои грешки. Не лучше ли дать нужную информацию? Которой, если честно, у меня самого – кот наплакал».
– Его фамилия Хлоуп, – произнес Долк.
– Этого недостаточно! Кто он? Чем занимается? Где живет?
– Задай вопросы попроще!
– Опять темнишь?!
– Ни на фотон!
– Не можешь же ты принимать у себя человека, ничего о нем, кроме «позывного», не ведая?
– Еще как могу!
– Да, ты, в самом деле, на это способен! Но хоть что-то о нем знаешь?
– Не-е, – упрямо тряхнул волосами Долк.
«А что если подъехать с другой стороны?» – подумал Клод. И спросил:
– Что-нибудь о фирме «КупиДОН» слышал?
– У тебя появились серьезные конкуренты? Беспокоишься? Но я тут при чем?
– Ты не ответил!
– Нет, не слышал!
– Точно?!
– Сколько еще раз намерен переспрашивать? Не веришь ни одному слову, зачем сотрясать воздух?
– Смотри, братец, если узнаю, а узнаю обязательно, что ты меня обманул, тебе не поздоровится!
– Ой, напугал! И сдай немного назад – мне нужно закрыть дверь.
– Не увиливай! Ты сам сказал, что сегодня с этим самым Хлоупом встречаешься. Постарайся разузнать о нем побольше. А я, так и быть, в последний раз вылечу твою карманную чахотку – ссужу денег! Жди меня вечером.

ГЛАВА 60

Из лязгающего всеми своими костями, словно плохо подогнанные зубные протезы при попытке их обладателя сгрызть хрящик, рейсового автобуса, Кваква, как и полагается опытному конспиратору, вышел за два квартала до намеченной цели. При себе имел удостоверение личности, мобилку плюс переговорное устройство. Ну и, вопреки здравому смыслу, – деньги полученные от Хлоупа. Побоялся, зная нравы ночлежников, оставить такую сумму в съемной комнате.
Час назад он несколько раз разговаривал с Ндоу. У того – парень проверенный! – все в полном ажуре. Похлопотал насчет полного комплекта снаряжения, угнал авто. Причем не легковушку, а грузовик. Доложил, что беготни было немало. Однако, по его глубокому убеждению, она того стоила.
С самого начала Ндоу – есть голова на плечах! – ставку делал на придорожные мотели и кемпинги. Прикинул, что надежнее всего машину уводить у того, кто всю ночь ехал и только утром причалил для отдыха. В этом случае существовала большая доля уверенности, что водитель будет дрыхнуть, как минимум, часов пять-шесть. А после того, как продерет зенки, еще совершит омовение, традиционно перекусит. И лишь потом увидит, что его колеса – тю-тю. Свяжется с полицией, заявит. Те оформят вызов. Не очень спеша, киншасские стражи порядка передадут ориентировку своим малочисленным постам. Короче, можно быть спокойным все десять часов. А этого времени для осуществления задуманного – более чем достаточно. Угнанную машину Ндоу, само собой, бросит на месте ДТП – и ищи ветра в поле.
Что там дружбан рассказывал о поиске машины? Что он дождался, пока на стоянку одного из мотелей не зарулил трейлер. Уродливое чудовище от автопрома перевозило огромные металлические плиты, по всей площади «инкрустированные» острейшими шипами – тоже внушительных размеров. «Такие противотанковые ежи, – проснулся в Ндоу повстанец, – даже американским «Абрамсам»* не преодолеть». Он поднял глаза к кабине. Водитель был в единственном числе. И путь, по всей видимости, проделал немалый – вовсю клевал носом. Напрашивался вывод: бедняга проваляется в постели не меньше восьми часов. Слова же, сказанные дальнобойщиком портье, вообще ласкали слух нежным восточным опахалом:
– Устал чертовски! Сейчас приму душ – и на боковую. До глубокой ночи. Кстати, если захочется пожрать, у вас какая-нибудь харчевня поблизости круглосуточно работает?
– Мы даже в номера подаем! – обиделся служащий мотеля. – В любое, заметьте, время суток. И независимо от погоды.
– Это хорошо! – шофер расплатился и начал было шаркать в дальний конец придорожного строения, когда его остановил не в меру любопытный клерк:
– А что это вы за страшилища такие везете, если не секрет?
И, поймав недоуменный взгляд нового постояльца, добавил:
– Я – о грузе. Видел в окно, когда загоняли трейлер на стоянку.
– А-а, вы об этом! – поморщился, будто от приступа геморроя, водитель. – Везу комплектующие из Матади* на гидроэлектростанцию в Нзило.
– Не желал бы я, чтобы эта штуковина на меня свалилась! – поежился портье.
– Приходится еще и не такие фитюлищи доставлять. Зато везде – зеленая улица: как же, правительственный заказ. Дорожная полиция не останавливает. Даже если нарушишь правила. Единственное, что они могут, – передать соответствующий акт в нашу контору. Ну, а там бумаги отправляют в корзину, – довольно засмеявшись, шоферюга скрылся за углом коридора.
В этот момент, как объяснил Ндоу, он и понял, какая удача им подвалила – «неподсудный» трейлер. Индульгенция на нарушение правил уличного движения значила очень многое. Тем более, водитель собрался кинуть на каждый глаз минут по двести глубокого сна. На тот же случай, если лопнувшая пружина в матраце поднимет парня раньше, Ндоу направил к заезжему двору парочку своих наиболее неотразимых девочек. С четкой установкой – водителя, если проснется, из объятий не выпускать. Убедив его в том, что независимый профсоюз проституток решил обслуживать занятых на возведении ГЭС – индустриальной гордости отечества! – бесплатно.
…А вот и «особняк с обезьяной», как его окрестил Кваква еще в тот раз, когда выследил Хлоупа. Закрыты ли двери гаража, не видно – те выходят во двор. Но автомобиль стоит у ворот. Значит, хозяин дома. Из того факта, что тачку выкатил на улицу, можно сделать вывод – куда-то собирается. Отлично! Как говорится, зверь на ловца сам катит – причем с приличной скоростью.
Кваква, соблюдая необходимые предосторожности, в момент ока очутился у сверкающей никелем легковушки и, не теряя ни секунды, нырнул под нее. Спустя минуту, засунув руки в карманы, как ни в чем ни бывало, лениво дефилировал по видавшему не только его подошвы тротуару. Душа играла победный марш: маячок успешно установлен. Сейчас об этом сообщит напарнику. И останется одно – ждать. Когда владелец особняка отправится в свой последний путь.
«Насколько запутано бытие, – философски подумал Кваква. – От того, умрет ли этот тип, зависит, доживу ли в благополучии остаток дней я сам». Особенно впечатлял тот факт, что они вообще не знакомы. Кроме того, подготовленный к закланию, в отличие от Кваква и Ндоу, о том, что старуха уже занесла косу над его головой, – ни сном, ни духом. Хоть почеши несчастному за ухом.
Весело насвистывая, «сержант Смерть» дошел до угла. Отсюда, несмотря на довольно приличное расстояние, нужный дом просматривался просто великолепно. Да, город – хоть и джунгли, но каменные. Здесь, имея опыт, осуществлять наблюдение куда как проще. Кваква сунул руку в карман, вынул мобилку. Как там дела у Ндоу?
– Алло! Как слышно?
– Отлично, командир!
– Что у тебя?
– Все, как в лучших домах Парижа! Машина, как и договаривались, стоит неподалеку. В обусловленном квадрате недалеко от центральной городской магистрали.
– Включи устройство. Проконтролируй, как проходит сигнал?
– Если я правильно понял, маячок уже установлен?
– А ты думал, хлопаю тут глазенапами?! – рассердился Кваква.
– Больше глупых вопросов не задаю! – отчеканил Ндоу. – И проверяю.
Секунд через сорок-пятьдесят в трубке раздался его голос:
– Все в норме! Видимость на видеопланшете – просто изумительная.
– Аппаратуру не выключай. Его автомобиль из гаража выгнан. Значит, хозяин собирается вскоре куда-то рвануть. Будь начеку.
– Есть! – по-военному кратко отрапортовал Ндоу.
– И еще.
– Да?
– Когда убедишься, что дело сделано, не погружайся глубоко – ты ведь не подводная лодка, а Киншаса – не океан. По крайней мере, до конца суток, пока полиция начнет чесаться, у нас время будет.
– Ты о чем?
– О бабках, которые должен получить.
– Кваква, мы же доверяли друг другу и не в таких делах! О чем базар? Передашь мои восемь сотен в любое удобное для тебя время.
– Я не о них, дубина!
– А о каких?
– Об общей сумме… за полный цикл.
– А-а!
И через мгновенье:
– А я тут каким боком?
– Понимаешь, хмырь, который будет их передавать, не вызывает у меня доверия.
– Короче, тебя нужно подстраховать?
– Именно!
– Где назначена встреча?
– Еще не знаю! Обещал сообщить дополнительно. У него, как назло, то ли прием, то ли срочная встреча. А откладывать столь важную процедуру до завтра я не намерен.
– Само собой! Дураков нет! Все они остались в джунглях.
– Так что я жду от него звонка. И обязательно звякну тебе.
– Договорились!
Отнести Кваква к сонму дураков, у любого, его мало-мальски знающего, язык не повернулся бы. А посему он отчетливо осознавал, сколь неуемно желание заказчика объегорить исполнителя. На ровном месте сэкономив кругленькую сумму. И, как всякий опасливый человек, повидавший в жизни куда больше шипов, чем роз, Кваква никогда не забывал оградить себя от случайностей. В данном случае роль предохранителя выпала на долю невозмутимого Ндоу.
Постой, кажется, в интересующем его дворе происходит какое-то движение. Так и есть, голубчик – точно он! – направляется к тачке. Садится. И буквально рвет с места. «К чему такая спешка? – нехорошая ухмылка тронула губы чернокожего. – Ведь можно и в аварию попасть».
Кваква нажал кнопку повторного набора номера на мобилке. Когда на том конце включились, произнес:
– Птичка из гнезда выпорхнула. Номер машины…. Движется в направлении «Игрока на тамтаме»*.
– Знать бы, куда он повернет на перекрестке у здания «Онатры»*.
– Сказать трудно, но будем исходить из того, что на юг. То есть занимай перпендикулярную его предположительному маршруту позицию. И не спускай глаз с видеопланшета – ориентируйся по перемещениям маячка. Если же по какой-то причине рыбка с крючка сорвется, закинем удочку в другом месте – город большой. И времени пока достаточно.
– Понял!
– Ну, бывай!
Кваква подключил нового абонента.
– Алло!
– Да! – раздался в трубке голос Хлоупа.
– Добрый день, господин хороший! Если бы вы только знали, как я рад вас слышать!
– Оставь свои несуразные до убогости комплименты! Лучше скажи, как с соблюдением нашего уговора? Время идет!
– Не волнуйтесь! Кваква не заколачивает гвозди в булыжники.
– О чем ты?!
– О том, что, каким бы трудным ни было дело, за которое я берусь, неизменно довожу его до конца.
– Иными словами, в ближайшее время можно рассчитывать на полноценный конкретный результат?
– На полный «здец» – гарантирую!
– Это хорошо! Даже прекрасно!
– В связи с этим хочу напомнить: заключительный музыкальный аккорд подразумевает, как мы договорились, аккордную систему оплаты труда.
– Необходимую сумму я приготовил. Ждет не дождется момента, чтобы перекочевать в карман нового владельца.
– Когда и где, господин хороший?
– Материя, конечно, интересная.
– Отчего?
– Дело в том, что сегодня я, как уже и говорил, очень занят. Светлое время суток расписано буквально по минутам.
– Ничего, я тоже вам раньше говорил, что слышу не слабее совы, а вижу – не хуже сокола. А уж причитающиеся купюры смогу пересчитать даже на ощупь в полнейшей темноте.
– По счету получишь сразу же.
– Как и столковались?
– В таком случае, если, конечно, тебя это устраивает, встретимся в 23.30.
– Где конкретно, господин хороший?
– В сквере на выезде из речного порта. Подходит?
– А что так далеко от центра? Тут как бы сподручнее…
– Просто в это время я буду находиться примерно в указанной мной точке. Так сказать, последняя заморочка этого суетливого дня. Но если тебе неудобно, давай обсудим иной вариант.
– Отчего же? Кто ждет, когда доварится, дождется, что остынет.
– Ну, тогда все! О любых непредвиденных осложнениях – сообщай.
– Непременно! – ухмыльнулся Кваква.
То, что для передачи честно заработанного, хитрожопый матека назначил столь позднее время и не менее отдаленное место, особого энтузиазма, конечно, не вызывало. Вряд ли это сделано случайно. И цель – видна, как собственная ладонь в прибор ночного видения. Его хотят объехать на кривой козе. «Ты смотри, какое совпадение, – удивлялся Кваква. – Ведь Хлоуп, действительно, иногда при ходьбе допускает едва заметный для неопытного глаза дефект. Словно… старый кривой козел». Сомнений не остается: на финише белый заказчик решил сработать по черному – денег не отдать.
И это еще не вся беда. Станет ли человек в своем уме рисковать, оставляя Кваква в живых? Ведь стоит ему организовать нужный «сигнал» в правоохранительные органы и серьезнейших неприятностей для матека – вагон и маленькая тележка. Лжи о том, что он, в самом деле, играет в любительском театре, а не занимается противоправными играми, не поверит даже ребенок. Надеяться же, что Кваква смирится с тем, что его надули, тоже глупо. А Хлоуп – человек башковитый. Вон как в гараже замаскировался: у всех на виду и никто ничего не видит. Следовательно…
Следовательно, он уже принял решение. Ничего хорошего Кваква не сулящее. На их профессиональном языке это называется: нет человека – нет проблем. Однако Хлоуп очень плохо знает своего подельщика, раз рискует подобным образом «замести следы».
– Еще посмотрим, кто в результате выиграет! – зло сплюнул Кваква. – Отольются сычу слезы долгонога* .

ГЛАВА 61

Голова шла кругом. Что же выходит? Существует инкогнито Хлоуп, некой нитью или нитями связанный с Долком. А также, в свою очередь, с «КупиДОНом»? Человека с похожей поступью он мельком наблюдал в этой конторе. И…
Клод отчетливо увидел перед собою еще одну не совсем складную фигуру. И, совершенно ошалев, пытался решить ребус: кто же, наконец, в этой дьявольской игре есть кто?!
Поочередно «прояснял» в памяти расплывающиеся образы. На какую ногу все эти типы изредка припадают? Двое – точно на правую. А вот третий? Как ни силился, вспомнить не мог.
И потом – чьи походки, как две капли воды, похожи одна на другую? Здесь сам черт собственную ногу сломит и до конца дней вынужден будет утюжить преисподнюю на костылях!
Клод резко нажал на тормоз и все равно чуть не влепился во впереди идущую машину. Хорошо, что, погрузившись в размышления после визита к брату, не гнал, как бешеный. Впрочем, тот, впереди, тоже мог бы передвигаться аккуратнее.
Образовалась пробка? Кажется, именно так. Лучше бы он отправился по Бульвару 30 июля – там заторы практически исключены. Но что махать руками после драки? Нужно набраться терпения и подготовиться к продолжительному загоранию. Бинго? Что ж, если он его не дождется, может, сие и к лучшему. Зачем идти против работодателей исключительно ради товарища? Потерять место с приличной зарплатой и условиями труда легко, а найти – сложно. И разве Клод сам не разберется в истории, значительную часть которой написал собственной рукой?!
Продвинув «хардбург» метров на пять вперед, снова начал размышлять над основательно запутанной загадкой.
За всем что-то скрывается, – это очевидно. Не может же, в конце концов, все решаться одним махом: существуют три брата-близнеца с одинаковой походкой?
Боже, даже не три, а четыре! Как же он забыл шейха?!
Тот же Бинго во время их то ли первой, то ли второй встречи, ссылаясь на возможности его фирмы, сказал: новоиспеченный муж Эльдази страдает, да-да, хромотой. Кажется, за ним в детстве не досмотрел мусульманский гувернер. А что если субъект, которого он видел в том же «КупиДОНе» и есть арабский магнат? И сразу возникает вопрос: а что заморский фрукт там забыл? Или тоже – клиент?! Тогда логично сделать следующий вывод: обманом он пропустил через «любовное сито» Эльдази. И бесчестные спецы за хорошие деньги «влюбили» ее в импортного богатея.
Кстати, если версия верна, то она легко объясняет довольно странное поведение девушки, в одночасье изменившей свое отношение к Клоду. Неужели они оба в своих чувствах – «искусственники»?
С другой стороны, чтобы воздействовать на мозг объекта, наверняка необходимо его личное присутствие на сеансах, пусть и замаскированных под составление пресловутого фоторобота в отделе «Ф». Вряд ли Эльдази пошла бы на такой шаг. Зачем он ей? Ведь если выходила замуж исключительно по расчету, любви тут – не место. Оную, в конце концов, можно и изобразить, даже не будучи талантливой актрисой. Мужчины в этом отношении всегда рады обмануться.
Впрочем, кто представительниц слабого пола разберет? Может, она закодировалась, дабы видеть перед собой располагающее к себе лицо, а не отвратную рожу? Этакий флер, камуфлирующий низменность устремлений. К тому же, как говорится, возможны другие варианты.
Наконец «хардбург» выполз из пробки. Набирая скорость, Клод попытался еще больше активизировать течение мыслей. Пожалуй, в такой ситуации не помешал бы стаканчик спиртного в виде допинга. Однако в столь ответственный момент рисковать подобным образом ни за что не станет. И не столько из-за боязни нарваться на слишком принципиального инспектора, сколько из-за предстоящего выяснения отношений в «КупиДОНе». Зачем ему выслушивать впоследствии обвинения в хулиганстве да еще в нетрезвом виде?
Снова перед мысленным взором возникли очертания мужской фигуры. «Кто из них?» – в очередной раз задал себе вопрос. И опять попытался ответить. Временно следует исключить шейха – Клод его никогда не видел. Остаются инкогнито-Хлоуп и тип из лифта «КупиДОНа». Кроме еще одного, подозревать которого – чистое безумие.
Начал «моделировать» типажи. Верхняя часть туловища, нижняя. Если эту взять отсюда и присобачить туда – что получается? Увы, воображаемая «картинка» неизменно походила на мифического кентавра. Схожести не наблюдалось.
«Ладно, начну с «КупиДОНа», – упрямо дернул головой Клод и еле заметным движением ступни усилил подачу горючего в карбюратор.
«Хардбург» побежал шустрее, весело сверкая под солнцем лакированной крышей. «Скоро закончится малый сухой сезон, – вздохнул Клод, – и начнутся столь нелюбимые им тропические ливни. К тому же, на душе и так пасмурно».
А вот – «Большой и розовый». Явно подуставший Зильва стоит под облезлой пальмой. Клод, сбавляя ход, просигналил. Остановился. Сил, чтобы открыть дверцу, уже не оставалось. Бинго, слава богу, догадался сделать это сам.
– Грешным делом я уже подумал, что ты не вернешься, – заметил он. – С такой оперативностью только за смертью ездить.
– Извини, попал в дорожный затор.
– Ну, в таком случае двигаем дальше!
– Скажи, – обратился к пассажиру, включая скорость, Клод. – Ты шейха когда-нибудь видел?
– Кого, кого? – удивленно переспросил Бинго.
– Шейха! Ну …мужа Эльдази.
– А-а! – понимающе кивнул головой Бинго. – Дошло!
И ответил:
– Нет, не удостоился подобной чести.
– А как же узнал, что он хромой.
– Ты об этом? Из оперативной информации.
– Каким образом она к вам попадает? Ты в прошлый раз на сей вопрос так и не ответил.
– Если честно, то я об этом никогда не задумывался.
– И все же? – продолжал настаивать Клод.
– Наверняка раздобыли ее за деньги. Сейчас же буквально все покупается и продается.
– А с какой целью?
– Ну, это проще пареной репы – для полноты общей картины.
– Какой картины?
– Какой, какой?! Ясное дело – портрета клиента.
– А разве шейх был клиентом «КупиДОНа»?!
Бинго задумчиво ущипнул подбородок.
– Вряд ли!
– Зачем же тогда собирать о нем конфиденциальную информацию? Да еще учитывая, что он – иностранец?
– Что касается иноземных подданных, то они к нам тоже обращаются. Никаких барьеров тут не существует.
– И все равно за этим что-то кроется!
– А почему тебе вдруг пришел в голову этот вопрос?
– Понимаешь, в один из визитов в «КупиДОН» я случайно – на мгновенье ока и со спины – увидел человека, точно не из персонала, который едва заметно припадал на одну ногу. Сейчас даже не могу точно вспомнить, на какую именно?
– А это имеет какое-то значение?
– Еще какое!
– Почему?
– Не так давно меня чуть не сбила машина.
– Ты об этом ничего не говорил.
– Не так часто мы с тобой контактируем. Так вот, ее водитель, не без помощи полицейского, с места происшествия скрылся. Однако врач «Скорой помощи» его видела. И сказала, что он якобы припадал на ногу. Возникает вопрос: этот изъян – следствие травмы, полученной при столкновении, или врожденный (приобретенный) дефект?
– А какая на хрен разница?
– Подобного типа я видел еще в одном месте. Ну, и пытаюсь в этой истории свести концы с концами. К примеру, может ли за личиной автолихача скрываться шейх?
– Мне трудно что-либо сказать. Однако вряд ли бы он самолично уселся за баранку. Даже ради того, чтобы наехать на тебя. У него слуг – что в ясную ночь на небе звезд. В то же время не исключаю, что информацию о нем в «КупиДОНе» собирали, например, исключительно в связи с Эльдази. В смысле их предстоящей женитьбы.
– А разве она была вашей клиенткой?!
– Я этого могу и не знать!
– Жаль!
– А что, если хромой, которого ты имел честь лицезреть в нашей конторе, – ни к шейху, ни к тому типу, которого ты еще где-то видел, не имеет ровным счетом никакого отношения? А просто существует сам по себе. С аналогичным физическим недостатком знаешь сколько народу в одной только Киншасе? А в стране?! А мы валим в кучу грешное с праведным.
Клод вопросительно поглядел на Бинго и стукнул изо всех сил по рулевому колесу.
– Подобная мысль мне даже в голову не приходила. А ведь, действительно, возможен и такой вариант. Причем он ничем не хуже других. Но тогда все еще больше затягивается в невероятный клубок. А воздвигнутая мною пирамида разваливается.
– Во всяком случае, меня ты сбил с толку окончательно! Не лучше ли разобраться сначала с одной проблемой, а потом браться за другие?
– Наверное, так оно и есть. Узнаем все, что касается выполнения моего заказа. Припрем к стенке это отвратительное жулье под маской ученых! А там посмотрим…

ГЛАВА 62

До вечера а, следовательно, и до встречи с Кваква оставалось еще достаточно времени. Хлоуп громко, от всей души, расхохотался. Заливался так, что на перекрестке управляемый им «додж» едва не врезался в затормозившую впереди на «красный» легковушку.
Надо же, ниггер использовал ту же схему, что и он! Вы только посмотрите на этого хитреца – устранить Долка чужими руками. Прибегнув к услугам своего дружка – Ндоу. Хитер, бобер! Подобной плутовской изворотливости, если откровенно, Хлоуп не ожидал. К счастью, на всякую, в том числе, и черную, хитрую жопу есть хрен с винтом.
Самая главная ошибка Кваква заключается в том, что он возомнил себя хозяином положения. Диктующим – ни больше, ни меньше! – правила игры. Святая простота! Всадник без головы! Мертвого осла уши! С немытым-то рылом, да в калашный ряд!
Не догадался, и это вторая ошибка, что мобилку получил не простую, а снабженную подслушивающе-передающим устройством. Благодаря этому Хлоуп в курсе не только разговоров, ведущихся временным хозяином оной, но и всего того, что происходит в радиусе пяти-шести метров. Приходилось, правда, регулярно прослушивать записи не только абсолютно пустой болтовни, например, с квартирной хозяйкой или пиццерией, доставляющей свои толстые нафаршированные чудо-блины на дом.
А однажды – даже эротические стоны Кваква, самозабвенно занимающегося онанизмом. Впрочем, Хлоуп уже давно пришел к выводу, что рукоблудие – единственный вид спорта, в котором можно достичь рекордных результатов, не прибегая к анаболикам. Более того, здесь на тренировки не нужно загонять силой. Тем не менее, как и в других силовых видах, следует избегать чрезмерных перегрузок: на конечном результате они вряд ли скажутся, но могут привести к нервному истощению.
Впрочем, что для Хлоупа подобные издержки по сравнению с воистину бесценными данными? С возможностью со знанием обстановки корректировать линию собственного поведения.
В противном случае, откуда бы он прознал хотя бы про то, что Кваква намеревается отправить Долка к праотцам… чужими руками. Как ни крути, появился лишний свидетель. Если бы с самого начала догадался поставить условие «К убийству никого постороннего не привлекать», все ныне выглядело бы куда проще.
Поднимать вопрос сейчас – чернокожий только насторожится. И, будучи далеко не дураком, что еще раз убедительно подтвердил, запросто догадается относительно «непростого характера» мобильника. А сменив трубку, лишит его, Хлоупа, важнейшей информации
Следовательно, исходить нужно из следующего факта: исполнителей, к сожалению, двое. И «разбираться» предстоит с каждым в отдельности.

ГЛАВА 63

– А какое отношение ко всему этому имеет Долк? – Бинго вопросительно посмотрел на Клода, легко и непринужденно управляющего автомобилем, как будто это была не езда наперегонки со смертью, а компьютерная игра и сам он, сжавшись в тугую пружину, сидел не за рулем, а перед монитором.
– Я не утверждаю, что он в истории завяз по уши, – Клод не отрывал взгляда от асфальта. – Сам братец может ни о чем и не подозревать. Но при этом оставаться носителем крайне ценной для меня информации. Только и всего.
– Ну, а неизвестный «хромой»?
– Сам никак не пойму! Складывается впечатление, что он меня последнее время буквально преследует. Если, конечно, твои спецы с только им известной целью не записали этот образ на пластинку моей памяти.
– Хочешь сказать, что ты – уже не Клод, а некто другой?
– Не знаю! Но если человек, в самом деле, всего лишь импульсы тока и игра молекул, то напряжение в «КупиДОНе» мне точно изменили. Электрический двигатель в итоге наверняка бы уже перегорел. А что случилось с мозгом? Нормально ли он фурычит? Адекватно ли отражает объективную реальность? Сие способен оценить только посторонний. Например, ты. Да и то не в результате пятиминутных наблюдений. Самому же себе дать независимую экспертную оценку никакой мозг не в силах. Ему всегда кажется, что он – нормальный.
После этих слов Клод внимательно посмотрел вперед. Следующий перекресток был еще далековато. А из-за пешехода, беспардонно нарушившего правила дорожного движения, они потеряли драгоценные секунды. И теперь наверняка выбьются из «зеленой волны», придется без конца торчать на «красный».
Не лучше ли попытаться наверстать упущенное время путем увеличения скорости? И Клод еще немного утопил педаль акселератора.

ГЛАВА 64

В портфеле, лежащем на переднем сидении «доджа», запищало. Сбавив скорость, чтобы не дай бог не вляпаться в такой день в аварию, Хлоуп достал телефон. Ага, пришла, как и договаривались, SMS-ка от треклятого Кваква! Что там сообщает сей прохвост? Голова в кустах или грудь – в крестах?! Фу-х, кажется, второе! «Задание выполнено. Долк встретился с богом на городском перекрестке. С нетерпением жду полного расчета».
– Получишь, получишь! – произнес вслух Хлоуп и переключил коробку передач, прибавляя скорости.
Какую мудрую проницательность он проявил, подсунув ниггеру мобилку с секретом! Не будь ее, он бы сейчас ведать не ведал, что на встречу с ним притопают двое. Причем второй спрячется. Да, эта парочка негодяев обещанное из него бы еще как вытрясла! И вряд ли только этим ограничилась. Слава тебе господи, благодаря крошечному жучку, вмонтированному в батарею питания мобильного телефона, появилась великолепная возможность не только защитить себя, сохранить денежки, но и проучить нахалов.
Ясно, как божий день, – устранять придется обоих. Что неимоверно усложняет и без того не простую задачу. Сначала Ндоу, потом, как он сам себя назвал, – «командующего». Почему именно в такой последовательности? И бойцу запаса понятно! Тот, кто страх*ет, осуществляет беспрестанное наблюдение за напарником. Следовательно, в его поле зрения мгновенно попадет – ради этого вся тягомотина и задумана! – и Хлоуп. От опытных глаз не ускользнет ни одно подозрительное движение. А вот Кваква по законам конспирации в сторону опекуна даже не взглянет, дабы не обозначить его присутствия. И вот тут-то руки развязаны. А исчезнет Ндоу, хитрована Кваква, не подозревающего о том, что он остался «голым», легко взять, пардон, голыми руками.
Музыку в радиоприемнике сменили позывные «24 часов черного континента». В самом конце новостийного блока ведущий вдруг объявил:
– Полчаса назад на одном из городских перекрестков неподалеку от центра произошла жуткая авария. Легковой автомобиль на полной скорости врезался в трейлер, перевозивший оборудование для ГЭС. Специфичность последнего заключалась в том, что оно напоминало собой плоского ежа внушительных габаритов. Вот на эти-то полутораметровые (наш корреспондент уточняет детали) «пики-иглы» и выбросило тела находившихся в салоне. Прибывшие на место происшествия полицейские и медики ужаснулись увиденному. Удар в момент столкновения оказался столь сильным, что водителя сила инерции разорвала на две части: верхняя вылетела наружу через разбившееся ветровое стекло, нижняя так и осталась за изогнутым в бумеранг рулем. Почти всю кожу с тела, начиная с переносицы и кончая местом разрыва, содрало. Кишки спущенным красным шаром повисли на смертельных пиках. Зубы собирали по всему перекрестку. Сидящий на пассажирском кресле, вылетев из машины целым, так шмякнулся о штыри, что оказался, подобно Иисусу, на них распятым. Даже головы, бедняга, повернуть не успел. Так и висел в профиль, будто продолжая неоконченный разговор с товарищем. Не сомневаемся: снимки жутчайшей из автокатастроф обойдут все африканские газеты. Больше подробностей у нас появится к следующему выпуску. Следите за передачами «24-х часов черного континента»!
Хлоуп – редкий случай! – позволил себе погусарить. Выпустив из рук баранку, удовлетворенно потер ладонью о ладонь: адрес происшествия совпадал с указанным Кваква в SMS-сообщении перекрестком. Но откуда взялся пассажир?! Может, Долк кого-то прихватил по пути? Ну, что ж, в таком случае, бедняге крупно не повезло.
Повернув «додж» в ближайший переулок, остановился. Место ему было незнакомо. Но, к счастью, между многоэтажными зданиями зазывно сверкала новой неоновой вывеской забегаловка.
– Что вам?
– Немного выпить. И столько же – закусить.
– Из спиртного могу предложить виски или джин.
– Плесните джина!
– А из закуски имеется…
– В самый раз подойдет салат из молодых побегов папоротника-орляка, – перебил Хлоуп. – И не подсаживайте, пожалуйста, ко мне за столик кого бы то ни было!
– Желания клиента для нас святы.
– Вот и прекрасно!
Слава богу, ему, наконец, удалось избавиться от презренного Долка. Поквитается сегодня, даст бог, и с черными умниками. Так что сейчас, благо вон и выпивку с закуской несут, нужно сосредоточится на предстоящей встрече с явно несладкой парочкой – Кваква и Ндоу. Хлоуп, сразу расплатившись с официантом, принялся размышлять над проблемой.
Итак, главное, чтобы, увидев рядом незнакомого человека, Ндоу ничего не заподозрил и не успел подать сигнал подельщику.
В каких случаях смертный гарантированно не раскрывает рта? Когда он нем, когда мертв, когда находится без сознания. Плюс следующие варианты: у него во рту очень удачно расположился кляп (рот заклеен липкой лентой), голова засунута под воду, он спит или слился в страстном поцелуе с партнершей, экипирован противогазом (водолазным костюмом, космическим скафандром), страдает жуткой ангиной. Не следует забывать и о таких восточных «замолкаторах» как зашитие губ, залитие горла расплавленным свинцом или кипящим маслом, иссечение голосовых связок и шиме-ваза*. Ну, и еще пара не менее эффективных, зато абсолютно бескровных способов, которые следует отнести к разряду цивилизованных. Противник должен быть парализован страхом или сильно-сильно удивлен. Да, чуть не забыл: молчать человек станет еще в одном случае – если он заключил пари. Вот, пожалуй, и все. Безусловно, если ваш противник – мужчина. Ибо женщина там, где представитель сильного пола завопит, воды в рот наберет. И, наоборот, изойдет криком, где противоположная стать суровых уст не разомкнет.
Хлоуп допил остатки джина и принялся жевать салат, ни на секунду не останавливая мыслительного процесса. Решение принял вместе с тем, как отправил на язык последний кусочек неожиданно хорошо приготовленного для такого места блюда.
Вышел из забегаловки. Уселся в «додж». Довольно ухмыльнулся: все у тебя, старый лис, получится.
Особенно если учесть, что мобилка, находящаяся у Кваква, кроме подслушивающе-передающего устройства, таит в себе еще один оригинальный и весьма неприятный для чернокожего шантажиста сюрприз.

ГЛАВА 65

К скверу у речного порта Ндоу подтянулся с запасом по времени. Появился здесь уже без четверти одиннадцать вечера. Десяти минут хватило на основательную рекогносцировку. Утопающий в тропической зелени пятачок в это время суток, несмотря на отсутствие комендантского часа (в городе будто бы полностью прекратились перестрелки, и верховные власти посчитали оправданным подобный шаг), был крайне малолюдным. Центральной аллеей пугливо просеменили две девушки с саквояжами. По всей видимости, торопились на последний катер:
– Я же говорила, отправимся лучше завтра. Почему ты меня не послушала?
– Не суетись, успеем.
– Кому нужны эти гонки с препятствиями? Я на ветку в темноте напоролась, хорошо, глаз не повредила.
– Зато завтра с утра будешь спать, сколько влезет в твой пострадавший глаз. В противном случае, поднимались бы ни свет, ни заря.
На велосипедах пронеслась троица явно хулиганистого вида ребят. О таких спрашивать «Отчего без малого в полночь они не лежат в уютных или не очень постелях?» – себе дороже. Ибо «детки» только из дому. Выбрались хищной стаей на промысел – вырывать у запоздалых прохожих сумочки из рук и срывать золотые цепочки – с шей. На велосипедах они – по бедности. Их неблагополучные сверстники из более благополучных стран для подобных целей используют скутеры и мотоциклы. Однако африканской шантрапе приходится крутить педали. Из-за плохой маневренности и низкой скорости юные бандиты очень часто попадают в руки полицейских. Однако охоты к легкой наживе это не отбивает – криминальные «развлечения», наоборот, набирают размах:
– Ты пиастры за вчерашний улов получил?
– Завтра!
– Что-то этот ливерант* наглеет день ото дня. Разбанковывает* не вовремя, отбирает лишь то, что клево. Не разумнее ли найти экземпляр посговорчивее?
– Я уже над этим тумакаю*. Есть идея.
Проплелся, таща на поводке пятнисто-коричневого мюрстенлендера*, тощий, как и его пес, собачник:
– Фу, я сказал! Ах ты скотина, вечно берешь в пасть всякую гадость!
Породу Ндоу разглядел наверняка – в какой-то момент животное оказалось буквально в нескольких метрах от него. Точно такой же кобель жил в повстанческом отряде. Легавый – от бога. Дичь гонял по джунглям, как ураган. Не боялся воды. Именно благодаря «брату меньшому» паек бойцов никогда не скудел на мясо. Но зачем держать мюрстенлендера в городе?! Мучение и для животного, и для хозяина. Впрочем, его ли, Ндоу, это проблема?
Кстати, вон по скверу плывет, едва не задевая боками-бортами фонарные столбы, моряк:
– Больше на берег – ни шагу. Качка на суше – почище, чем в пятибалльный шторм на воде.
Вот и весь, так сказать, народ с временной пропиской в сквере. Что касается постоянной, то оную, похоже, на сегодняшний вечер имела, судя по долетавшему шамканью, лишь пара хрычей более чем преклонного возраста:
– Не смейся, кхе-кхе, уважаемый. Запор – дело серьезное. С ним, кхе, шутки плохи.
– Думаю, если бы ты увидел мои выпученные глаза, когда сижу на горшке, хр-р, наверняка бы сам, хр-р-р, обосрался со смеху.
– Кхе-кхе, не превращай трагедию в фарс! Один мой знакомый, кхе-кхе, в борьбе с запорами нажил пупковую грыжу. Тоже, я тебе доложу, не фунт изюму, – дальнейшая беседа плавно перетекла в трудно различимое на расстоянии бормотание.
Расположились выживающие из ума божьи одуванчики на угловой скамейке. Собственно, кроме них и самого Ндоу, на данный момент поблизости – ни души. Что основательно упрощает задачу подстраховки Кваква.
Интересно, почему тот не доверяет заказчику? Обычно «мокрое дело» превращает компаньонов в сиамских близнецов. А тут…
Впрочем, хорошо известна и обратная сторона «кровной» медали. Один из соучастников пытается во что бы то ни стало избавиться от второго. На сей шаг обычно толкают две основные причины. Стремление не иметь свидетеля и нежелание ему платить. В данной ситуации возможно слияние предлогов. Чтобы, как говорится, одним махом двоих побивахом.
«Постой, а в курсе ли клиент, что Кваква привлек к операции его, Ндоу? Если нет, куда ни шло. Однако, если в курсе, то, получается, нешуточная опасность грозит и мне», – меланхолически отметил чернокожий.
– Хорошо, что прибыл на «точку» пораньше! – тут же, для морального равновесия, похвалил сам себя.
Будучи толстокожим, как называли его в отряде, он, положа руку на то место, где должно находиться сердце, сегодня весь день действовал подсознательно. Без малейших переживаний сел в кабину трейлера. Легко и непринужденно повел огромную махину в нужном направлении. Благо прибор, лежащий на коленях, четко показывал все перемещения отслеживаемого объекта. Несколько раз на связь выходил Кваква, уточняя дислокацию. Все шло, как по 82-процентному хорошо разогретому сливочному маслу. Пожалуй, лишь однажды у Ндоу екнуло в груди. Когда полицейский из следующего навстречу автомобиля чересчур, как ему показалось, внимательно уставился в трейлер. Инстинктивно Ндоу бросил взгляд на спидометр. Нет, скорости он не превысил. Более того, оставался еще «ефрейторский» запас до разрешенной. Плюс его грузовик – «неподсуден» для дорожных инспекторов.
Что же павиану в форме не понравилось? Вот он что-то говорит сидящему за рулем коллеге. Тот тоже смотрит на трейлер. Отвечает. И… давит на акселератор, вскоре исчезая в зеркале заднего вида. Скорее всего, молодой служака удивился, почему такая громадина катит едва не по центральному столичному проспекту. И наверняка хотел остановить. Но тот другой, судя по возрасту, гораздо опытнее, видимо, объяснил не в меру ретивому сослуживцу: водители, доставляющие грузы для ГЭС в Нзило, пользуются крупными дорожными «скидками».
Не приведи господи, в полицейской машине сидело бы двое салаг, недостаточно хорошо запоминающих распоряжения начальства! Как пить дать, остановили бы! Конечно, первым делом он бы сослался на пресловутый документ. А если бы полицейские потребовали предъявить бумаги? Конец всему! Как бы действовал при таком раскладе? Во-первых, попытался бы удрать. В случае неудачи, притворился бы полуумком. В-третьих, за угон автомобиля в Заире строго не карают.
Но все, к счастью для них с Кваква, и несчастью – для впоследствии убиенных, обошлось.
Зато с огромным удовольствием он вспомнил момент аварии. Осуществил ее с поистине ювелирной точностью. Хотя, надо признать, присутствовал здесь и элемент везения. Выразившийся в том, что, когда обреченная легковушка подъезжала к нужному перекрестку, светофор осчастливил Ндоу зеленым. Так что на точку столкновения он вылетел на полной скорости. Если же стартовал бы с места эффект бы вышел куда слабее. А так одного из тех ребят, кажется, разорвало пополам. Счастливчик, уж точно недолго мучился!
Народ, услышавший ужасающий грохот и в мгновенье ока стекшийся к месту происшествия, был настолько шокирован увиденным, что не обратил ровным счетом никакого внимания на водителя трейлера, тихонько выскользнувшего через правую дверцу. Еще минута-другая – и ищи ветра в поле.
Сам же Ндоу без промедления направился к мотелю, откуда грузовик угнал. Необходимо было подать обусловленный сигнал девочкам, чтобы тоже уносили ноги. Нет, в них был уверен: даже если бы полиция, выйдя на водителя трейлера, допросила проституток, это ничем ему не грозило. Подстилки ведать не ведали об угоне и, тем более, последовавшей за ним операции. Им благодаря Ндоу просто представилась возможность немного заработать. Ну, имелся у благодетеля какой-то личный интерес (не зря ведь просил потянуть с водителем резину), так это никогда не было их ума делом. Дедуктивным же методом вычислить, что грузовик украден специально для убийства не смог бы даже Шерлок Холмс. Слишком несводимы концы. Однако Ндоу по многолетней повстанческой практике привык зачищать малейшие хвосты. Поэтому побывал у мотеля и в этот раз.
Кваква звонил ему после аварии лишь однажды. Перебросились несколькими словами. Как, что и уточнили время встречи. После этого Ндоу отправился в свою берлогу, немного отдохнул. Естественно, прослушал все выпуски новостей по обшарпанному портативному черно-белому телевизору, найденному в свое время на городской свалке. Убедился с помощью репортеров в том, что видел собственными глазами.
Перед тем, как отправляться в сквер, полез за плинтус – проверить, на месте ли двести баксов, врученные ему в виде задатка Кваква. Те, слава Всевышнему, никуда не делись. Зеленые, как ткань маскхалата, бумажки приятно хрустели в давно не мытой пятерне.
Сердце в груди сладко замерло: через несколько часов к двум купюрам добавится еще восемь. Эх, и заживет же он! Но чтобы все сбылось, им с Кваква нужно не дать тому хмырю уже на финише обвести себя вокруг пальца, как престарелый жених простодушную девушку вокруг аналоя. На страже их общих интересов Ндоу сейчас и стоит. И уж если в джунглях ему не было равных, то здесь – и подавно.
На реке раздался протяжный гудок. От причала отваливало последнее на сегодня плавсредство. Подружки на него определенно успели. Любопытно, добрался ли до родной палубы моряк? Или судно уходит в рейс без него?
В сквере основательно потемнело. Ндоу задрал голову к небу. Подслеповатое око бельмастой Луны скупо освещало берег и реку. Идеальная обстановка для тех, кто не любит яркого солнца и чужих глаз. Скоро в поле его зрения появится Кваква. А там четверть часа – и здравствуй новая действительность!

ГЛАВА 66

Мобильник заиграл гимн Заира. Эту мелодию Берц запрограммировал исключительно на звонки дочери.
– Слушаю! – поднес трубку к уху. Обычно он, немного дурачась, называл ее «Ирена Вилкау, законная жена во браке», однако сейчас почему-то воздержался.
– У меня несчастье…
– Что случилось?! – В его голосе прозвучала неподдельная тревога.
– Не знаю, как и объяснить.
– Как есть, так и объясняй!
– У меня… выкидыш.
– Вот горе! Ты так ждала ребенка. С чего вдруг такое?
– Сама не знаю. Беременность протекала нормально. Это не раз подтверждали врачи. Да и наблюдалась я у них, ты в курсе, постоянно.
– Ну, а сегодня? Может, все еще можно поправить?
– Какое там! Забудь об этом.
– Доктора вызвала? – проявил запоздалое беспокойство Берц.
– О чем ты говоришь?! Звоню уже из клиники. Врачи сделали чистку и меня перевезли в палату.
– Надо же такому случиться именно с тобой, дорогая?! Может, забывшись, подняла какую-нибудь тяжесть? Или, неудачно ступив, упала? Не скрывай от меня!
– Ничего подобного! Мы договорились с Клодом встретиться после обеда в Президентском парке.
– Зачем? Тебе ведь лучше поменьше двигаться.
– Папа, ты преувеличиваешь! К тому же, надоедает сидеть сиднем в четырех стенах. Вот я и надумала немного поснимать. И Клод должен был подъехать.
– И по дороге случилось что-то непредвиденное?
– Опять – нет, дорогой! Произошло все на месте. Я никуда и выйти не успела. Приступ начался внезапно. Плод неожиданно зашевелился.
– Но ведь безобразничал он и раньше.
– Да. Но ни разу не проявлял столь невероятной активности. Я немедленно прилегла. Это нисколько не помогло. Пришлось принять обезболивающее. Когда до меня дошло, что, по всей видимости, начинаются преждевременные схватки, прислуга вызвала врачей. Что-либо изменить те уже не смогли.
– А какова причина выкидыша?
– Гинеколог назвал случившееся патологией неизвестного происхождения. И уточнил: аналогичных ЧП в нашем городе ежедневно – несколько. А причин – вообще десятки. Если не сотни. Начиная от плохой экологии и заканчивая стрессом. Исходя из этого, легко сделать вывод – наверняка они ничего не знают.
– Я страдаю вместе с тобой! И прости, что, скорее всего, сегодня заскочить не смогу. Зато завтра готов целый день провести у твоей постели.
– Спасибо, папа!
– Кстати, супруг в курсе?
– Да. Я в тот критический момент плохо соображала. Но он, хотя и не ожидала, появился. Ума не приложу, как мог узнать о происходящем. Скорее всего, вернулся за чем-нибудь забытым. Однако вел себя несколько странно. Нагрубил врачу, был непривычно холоден – и это в такой ситуации! – со мной. Потом меня увезла скорая. Больше я Клода не видела. И, наверное, впервые за нашу с ним совместную жизнь обижена…
– А ты ему из больницы звонила?
– Сам понимаешь, при госпитализации мне было не того, чтобы собирать вещи, включая телефон. А вставать с постели запретили врачи. Я сейчас разговариваю по мобилке медсестры, но не могу же злоупотреблять ее расположением бесконечно.
– Не хитри! Как будто я тебя не знаю. Звонила ведь…
– Ты прав! Однако он не ответил. Не знаю, что и думать.
– В таком случае, я Клоду перезвоню сам. И обязательно заскочу к тебе. Выкрою полчасика.
– Не нужно. Извини, но я сегодня не хочу никого видеть.
– Ты не права!
– Не будем препираться.
– Посмотрим, – неопределенно протянул Берц.
– Никаких «посмотрим». До завтра!
– Держись! – выдохнул Берц.
И ту же набрал номер зятя. Специально считал гудки. После тридцатого последовал автоматический сброс. Повторять попытку не стал. Было понятно и так: на том конце в этот момент не ответят. Возникал вопрос – почему?!

ГЛАВА 67

Часовая стрелка карманных часов упорно смотрела на цифру «11», а ее неизменная и более рослая напарница – только что сдвинулась с «10». До момента встречи с Хлоупом оставалось двадцать девять минут. Черт дернул его, дабы убить время, пойти в кинотеатр! Все рассчитал точно. Не предвидел одного – в аккурат перед концом сеанса администратор зала, врубив свет, объявил:
– По сведениям службы безопасности, среди зрителей находится опасный преступник. Таким образом, уполномоченные на то государством лица вынуждены осуществить проверку документов. Прошу всех оставаться на своих местах.
Надо признаться, услышав эти слова, Кваква мгновенно вспотел. Первой мыслью была «Это тип из бокса №76 меня заложил». Затравленно оглянулся вокруг. Цепные псы режима свое дело знали: у обеих дверей уже стояли вооруженные до зубов молодчики. Третий выход из зала, судя по всему, проектом не предусматривался. Впрочем, что из того, если бы он был? Проход на волю все равно бы перекрыли – на оплату труда силовиков президент денег не жалел. Оставалось, не дергаясь, уповать на счастливую звезду.
– Начинается проверка удостоверений личности, – снова подал голос служащий кинотеатра. – Тем, у кого их с собой нет, просьба оставаться в креслах! Остальные начинают медленно продвигаться к центральному выходу. Сначала встает первый ряд, за ним по команде – второй и так далее.
В кассе Кваква достался билет в девятый ряд. Плохо это или хорошо? Как говорил старший сержант в отряде – фифти-фифти. В сложившейся ситуации, действительно, не угадаешь. Главное, известна ли Хлоупу его фамилия? Сам он ее ему не называл. А тот до такой «детали» биографии негра не снизошел. Однако, решив партнера вкозлить, спокойно мог, найдя десяток причин, уточнить в гараже.
И от этого факта зависит сейчас все. Ибо по описанию, пусть и детальному, патрульные вряд ли смогут подозреваемого вычислить. Кваква незаметно для соседей, вытащил из бездонного кармана два шарика мятных сосалок, смятую сигарету и кусочек липучки, оторвавшейся накануне от ботинка и по многолетней привычке к экономии не выброшенной. Наклонившись, будто завязывает непослушный шнурок, втер щепотку табака изнутри в веко правого глаза. Боль адская. Глаз тут же не только начал источать слезы, но, покраснев, сильно вспух. Еще мгновенье – и на верхней губе появилось убедительное подобие щеточки скромных усов (бороду носил без них). А кругляши конфет, нырнув за щеки, изменили форму лица, ставшего трудноузнаваемым. Теперь оставалось ждать.
Угораздило же его забрести именно на этот треклятый фильм. Лучше бы посидел в какой-нибудь забегаловке. Там на случай облавы хотя бы имеется запасной выход через кухню. Здесь же – словно в западне. Слава богу, хоть удостоверение личности у него с собой! Ведь бездокументных наверняка повезут в полицию и задержат «впредь до выяснения». А это ему нисколько не улыбалось. И, что не менее важно, – никаких, на случай обыска, запрещенных предметов. Так что, если Хлоуп не назвал фамилии, остается шанс выпутаться.
На выходе из зала возник непонятный шум. Кваква поднял голову. Вовремя, чтобы увидеть, как в дверь, еще раз что-то бросив стражу порядка, ломанулся зритель. Наверное, на это у темнокожего бедняги были свои резоны, и он знал, на что шел. Ибо в ту же секунду в фойе ударила короткая автоматная очередь, послышался крик.
– Следующий ряд! – как будто ничего не случилось, скомандовал один из стоящих у дверей патрульных.
«Сюжет – покруче киношного», – подумал Кваква, не теряя, впрочем, присутствия духа. Развить тему не успел – к выходу как раз начал продвигаться девятый ряд. Подойдя к двери и собрав всю волю в кулак, протянул удостоверение личности и, как ни в чем ни бывало, спросил:
– Ищете негра или белого?
– Не твое собачье дело! – рявкнул военный без знаков различия. И принялся внимательно изучать предъявленные корочки.
– Я почему поинтересовался? – и дальше не церемонился – помирать, так с музыкой! – Кваква. – Если негра, то всех белых из зала можно было выпустить без шмона. И наоборот. Столько бы времени сэкономили!
С языка чуть не сорвалось «и нервов народу», но сдержался. Наглеть, чтобы не получить результат, обратный ожидаемому, следовало только до некоего предела.
– Твое счастье, что ищем белого! – сунул ему в руки документ патрульный. – А то бы я тебя, как минимум, до утра, упек в кутузку. Там бы язык быстро укоротили. Проваливай!
Кваква не поверил собственным ушам. Он свободен! Значит, никто сунуть ему нож в спину не собирался. Да и вряд ли рискнул бы. Это в зале от страха у него в голове помутилось. Ведь он бы, в случае предательства со стороны Хлоупа, сходу сдал бы его самого. И еще неизвестно, кому в итоге было бы хуже!
Иными словами, отвалит матека обещанные денежки, как миленький. И пусть только попытается надуть! Они с Ндоу провести себя не позволят. Не на тех напал!
Словесную бурду в башке Кваква варил на ходу: спешил, чтобы не опоздать, не исключено, на главное рандеву своей жизни. А если и опоздать, то не намного. Дабы Хлоуп дождался и вручил вожделенный конверт с бабками.
Кваква специально выбрал кинотеатр на таком расстоянии от речного порта, чтобы по окончании фильма пешком гарантированно успеть на условленное место. И резерв времени – не дурак! – оставил. Хотел переброситься парой слов с Ндоу.
Если бы не эта идиотская проверка, так бы и произошло. А теперь ему приходится гнать на всех парах. Тем более, остается не больше четырех минут. Деваться некуда, нужно еще немного поднажать. Не беда, что дыхание – сказывается растренированность! – сбивается. Отлежится потом.
И Кваква, по сути, перешел на бег трусцой.

ГЛАВА 68

Один из старичков на скамейке взахлеб закашлялся. Другой начал интенсивно стучать тому по спине. «Надо же, порох сыпется, а они туда же – на прогулку», – скривил рот в подобии улыбки Ндоу.
– Спасибо, хр-р, хр-р, друг ситный! Вот так номер – чуть не помер. Треклятое зелье в горло нечаянно попало.
– А моя сигарета, кхе-кхе, вообще потухла. Доставай спички.
– Какие? Ты забыл?
– Какого еще, кхе, черта «забыл»?
– Какого, какого! Прикурили-то от последней. Спички, хр-р, хр-р, у нас закончились. Точнее, у меня. У тебя же их отродясь не водилось.
– Вот беда! Что же, кхе-хе, теперь делать?
– Ума не приложу. Разве что, хр-р, стрельнуть огоньку. Так столь позднее время, хр-р, хр-р, что прохожие – редкость.
– Ты посиди, хромота несчастная, а я, кхе-хе, осмотрюсь.
Не успел Ндоу решить, давать ли табакурам* зажигалку или лучше ступить дальше в тень, чтобы его не увидели, как сбоку – вот это прыть! – уже прозвучал голос:
– Молодой, кхе-кхе, человек, у вас случайно огонька не найдется?
Деваться было некуда. Ндоу достал зажигалку. Старичок сунул в рот сигарету и, чтобы было удобнее прикурить, поднял лицо кверху. «Сигарета у дедули какая-то странная», – успел подумать Ндоу до того, как что-то острое, будто жало осы, впилось в щеку. И почувствовал, как немеют мышцы, а сам он, не имея ни малейшей возможности вдохнуть глоток спасительного воздуха, проваливается в темноту.
Между тем, старик, словно забыв о товарище, не спеша спрятал в карман «сигарету», оказавшуюся обыкновенной трубочкой, и склонился над упавшим. Деловито его обшарил. Не найдя ничего, что могло бы заинтересовать, выпрямился. И в это мгновенье у него самого в кармане запищала мобилка.
– Нечистая сила тебя дери! – достав ее, вполголоса выругался старик. – Надо же, именно в самый ответственный момент на исходе батарея. Интересно, хотя бы на полчаса ее хватит? Нет, понапрасну рисковать не стоит. Что же предпринять?
Минуту-другую поразмышляв, и нисколько не беспокоясь об оставленном на скамейке друге, шустрый старик вновь наклонился над лежащим. Вынул из кармана его брюк телефон. Набрал номер… Кваква. И установил таймер: звонок с мобилки убитого должен был прозвучать ровно через двенадцать минут.
Затем не по летам быстро дедуля направился к спрятанному за развесистым кустом автомобилю. Нырнув на водительское кресло, подъехал к скамейке. Где и помог сидящему на ней перебраться в салон.

ГЛАВА 69

Вот и вожделенный сквер. Его, Кваква, стартовая площадка в безоблачное Завтра. Задержался в итоге всего на полторы минуты. Где же Хлоуп? Что касается Ндоу, то перетолковать с ним уже не удастся. Впрочем, свое дело тот знает – грех жаловаться. Так что с этой стороны он может быть спокойным, как медведь в зимней спячке. А вот отсутствие «господина хорошего» беспокоит. Разве что – непредвиденное обстоятельство? Кваква при упоминании кинотеатра и того, что с ним совсем недавно приключилось, скособочился, будто от неудачно поставленной клизмы. Ладно, он не гордый: прежде чем перезвонить, минут пять потерпит. Никуда, безусловно, Хлоуп не денется. Однако попытаться отсрочить передачу денег может. И напугать отныне того разоблачением проблематично: у самого Кваква рыльце в крови. Во всяком случае, в этом уверен самонадеянный белый индюк.
– Конечно, когда узнает, что к аварии я причастен лишь косвенно, спеси у него поубавится, – похоже, Кваква удивился, услышав в безмолвии сквера собственный голос.
И уже совсем тихонько добавил:
– Но затягивать охоты нет! Нужно все решить сегодня.
Тем более, вон и свет фар мелькнул. Да, машина заворачивает. Девяносто девять против одного, что это Хлоуп. Авто подрулило к пальмам, растущим у бокового входа в сквер. Так и есть, «додж»! Сейчас произойдет расчет. Нужно только в последний момент не опростоволоситься. Иными словами, следует держать ушки на макушке.
Где там Ндоу? Кваква обвел взглядом зеленые насаждения. Нигде и намека на человеческое присутствие. Что ж, его побратим умеет маскироваться – на ухо наступишь, не заметишь. При такой подстраховке чувствуешь себя, как за каменной стеной.
Легковушка, между тем, сподобилась на окончательное «тпру». Сзади нее на столбе горел светильник и на его фоне Кваква отчетливо различил – в салоне находятся двое. Первый – на водительском, второй – на заднем сиденье. Выходит, Хлоуп приехал не один. С чего бы это? Хотя чего сей факт принимать слишком близко к сердцу? Сам-то он – тоже прихватил товарища для компании. Если без пижонских ужимок, остаться облапошенной боится каждая из сторон.
У «доджа» осторожно (или ему показалось?) приоткрылась левая передняя дверца. Приглушенный голос уточнил:
– Это ты, Кваква?
– А кто же еще, господин хороший?! В такое время да в таком месте.
– Дело, говоришь, сделано?
– Как и договаривались. Комар, будь он хоть в полицейской форме, носа не подточит.
– Ну, молодец! Недаром я среди многих выбрал именно тебя. Хвалю!
– А вы, господин хороший, обещанное привезли?
– Неужели можешь усомниться?
– Поздние рога обгоняют ранние уши, – витиевато выразился Кваква.
– Что еще за шарада?
– Зачем вам, господин хороший, глупая мудрость чернокожих?! Отдавайте деньги и разойдемся. Уже поздно!
– Нет вопросов, – сидящий до этого момента в авто Хлоуп неспешно поставил ногу на асфальт.
Вылез. Выпрямившись, лениво потянулся:
– Ох, и устал за день! Мышцы совсем одеревенели.
– Господин хороший, – в голосе Кваква послышались истерические нотки. – Вы расплачиваться собираетесь?
– А как же! Долг ведь красен платежом, не так ли?
– Так где они?
– Кто?
– Не темните! Где мои деньги?! – по интонации можно было понять, что Кваква теряет терпение.
– Здесь, в машине. Они – у моего друга. Я поостерегся ехать на встречу сам. Мало ли что… убийце может придти в голову.
– Забирайте монету у приятеля и гоните скорее сюда! Мне некогда. Хочу к утру быть уже далеко отсюда.
– Уносишь ноги? Ну, ну! Счастливого, как говорится, пути!
После этих слов Хлоуп повернулся спиной, наклонился в салон и сказал:
– Давай наличность!
– Всю? – уточнили из машины. Кстати, голос Кваква показался знакомым. Но было не до акустических экспертиз.
– Да! Эти четыре тысячи, до последнего цента, принадлежат вон тому удальцу.
Хлоуп снова выпрямился и двинулся в направлении Кваква. Тот напрягся: наступал кульминационный момент. Четыре штуки – достаточно большая сумма, чтобы ради нее пойти еще на одно убийство. Тем более, время позднее, а место – безлюдное. С другой стороны, они оба прибыли на встречу с подкреплением. Безусловно, будь Хлоуп один, ничего не стоило бы огреть его по башке, вытрясти карманы – и поминай, как звали. Впрочем, и это не сильно умно. Отправляясь на подобное рандеву, лишнего, как правило, в портмоне не кладут. В свою очередь, навеки утихомирить Кваква в присутствии пассажира, пусть и надежного знакомого, матека тоже вряд ли решится. В сложившейся ситуации дергаться станет разве что полный идиот.
Между тем, Хлоуп, держа в руках конверт, вплотную приблизился к явно заждавшемуся чернокожему. Последний уже было собрался протянуть руку, как у него в кармане вдруг заиграл бравурную мелодию телефон. Номер, не считая настоящего владельца, знал только один человек. «Какого черта Ндоу развлекается? – подумал Кваква. – Что называется, выбрал момент!». Хотя вряд ли тот станет звонить без крайней нужды. Вдруг хочет предупредить о грозящей опасности? Кваква сунул руку в карман. Вытащил аппарат, глянул на экран. Точно – Ндоу. Прежде чем поднести трубку к уху, незаметно повел глазами окрест. В зоне видимости – никого. Неужели ложная тревога? Или Ндоу со своего наблюдательного пункта видит то, что взгляду Кваква не доступно? Кстати, а «додж»?! Кваква поднял взор на автомобиль. И облегченно вздохнул – все в норме. Пассажир спокойно, не двигаясь, сидел на заднем сидении.
– Алло! Чего тебе?! – поднес мобилку к уху. И в то же мгновение почувствовал безотчетный страх. Глаза, как сквозь узкую смотровую щель танка, увидели умирающую ночь. А затем, кажется, взорвалась голова и разлетелась на мелкие кусочки. Удара об асфальт, на который рухнуло тело, Кваква уже не почувствовал.
Не поря горячки, Хлоуп подобрал уроненную чернокожим мобилку, сунул в собственный карман. Потом обшарил одежду. Одобрительно хмыкнул, найдя в потайном «пистончике» восемь 100-долларовых купюр. Еще прихватил удостоверение личности. Достал из своего кармана маленькую стрелу и флакончик. Открыл его и обмакнул наконечник в жидкость. Неглубоко вонзил острие в безвольную кисть Кваква. Поднялся с колен, отряхнул брюки и не спеша направился к «доджу». Мимоходом взглянул на часы: управился меньше чем за четыре минуты. Оглянулся. Сквер был пуст. Из-за туч выглянула Луна и, как будто испугавшись увиденного, вновь спряталась.
Хлоуп подошел к автомобилю, сел. Запустил двигатель. На первой скорости обогнул сквер, настороженно вглядываясь в темноту.
– Полный порядок! – удовлетворенно переключил коробку передач. И покатил в направлении к складам порта. Зарулив за одно из строений, приблизился к самой воде, яростно плещущейся далеко внизу. Остановил машину. Вылез. Немного постоял, как бы размышляя. Потом открыл заднюю дверцу. И рывком выдернув из салона пассажира, резко толкнул того в водоворот, который в этом месте крутила бешено несущаяся река. Вынул что-то из кармана и тоже швырнул в стремнину.
– Это называется «концы – в воду», – жутко хохотнул, усаживаясь поудобнее в авто.
Набрав скорость, «додж» вскоре скрылся в начинавшем опускаться на Киншасу ночном тумане.

ГЛАВА 70

Пипо, вздохнув с явным облегчением, проводил до двери последнего запоздалого гуляку. Сегодня он закроет пораньше. Заказов после полуночи – мало. А выручку наверстает в последующие дни. Щелкнув ключом, владелец «Большого и розового» заглянул на кухню. Здесь в конце трудового дня, прежде чем наводить блеск в заведении, на традиционные двадцать минут перекура собирался персонал – переброситься словом, немного перекусить. Что касается рюмочки, то ее по обычаю пропускали позже – перед самим уходом.
– Заканчивайте без меня! – обратился Пипо к шеф-повару. – Обеспечь полный ажур. Чтобы завтра не было стыдно перед утренними посетителями.
– Уже уходите? – ставя высоченный белый колпак в специальную картонную коробку, полюбопытствовал дипломированный кашевар.
– Нет, еще побуду. Закроюсь в кабинете. Уходя, не беспокойте. Мне нужны тишина и покой. Заведение закрывайте, я покину его через запасной выход.
– Ясно, как апельсин.
– В таком случае всем – до завтра!
– До свидания! – раздалось вразнобой.
– Да, не забудьте покормить и напоить галаго. Смажьте ему уши вазелином – они опять воспалились. Эти пьяные клиенты ведут себя, как янки при дворе короля Артура. И не наливайте бедняге вина! Скоро споите обезьяну окончательно.
– Все будет выполнено в точности, шеф! – Повар повесил на стенку разделочный нож чуть поменьше меча. – А тому, кто попытается устроить с животным разливайку, этим самым тесаком отрежу… «сайку».
Пипо прошел узким коридором, окрашенным в пурпурные с розовыми тона, завернул за угол и уперся лбом в табличку «Владелец и директор». Зашел внутрь. В маленьком закутке места хватило только на то, чтобы буквально втиснуть тесаный стол, кресло-вертушку, пять стульев, шкаф с утопленным внутрь телевизором, сейф и небольшой бар. На столе стояли телефон, настольная лампа в виде раскрывшегося цветка лилии на неестественно толстой ножке, а также лежали нескольких накладных, придавленных старомодным чернильным прибором. С недавних пор, к неописуемому удивлению персонала, здесь появился еще и компьютер.
Хозяин кабинета бухнулся в кресло, жалобно заскрипевшее под его весом. Потратив немало усилий, выудил из бездонного кармана-кошелки миниатюрный цифровой диктофон. Индикатор показывал, что до конца записи оставалось чуть больше трех минут. Ровно столько он не успел дослушать днем после ухода Клода с товарищем. Ничего, сделает это сейчас. Хотя убежден, ничего интересующего его заказчика – богатенького арабского Буратино – опять не будет. Пипо включил «цифру» и тут же услышал голос давешнего клиента:
...–У человека в голове что-то сдвинулось – только и дел. Сошло с предопределенного (кем?!) места и, пожалуйста, – видение мира стало иным. Эразм Роттердамский, Дали, Гоголь, Гойя, Мпуангу отказались от услуг медицинских светил, не возжелав «корректировать» собственное представление об окружающей действительности. Предпочли остаться такими, какими есть. То бишь, не похожими на большинство. Микронный штрих, но как много значит!
А менее известные и совсем неизвестные? Те, кто, поддавшись на уговоры врачей, родственников, близких, отправились в клиники выправлять «кривизну сознания». Что стало с ними? Каковы их судьбы? Счастливы ли они, живя впоследствии «правильно»? Да, определенной части...
– Неплохо я придумал – поместить диктофон в вазу с цветами, – удовлетворенно хмыкнул Пипо. – А то прошлый раз сунул под столик, так, кроме музыки да непонятного бормотания, почти ничего нельзя было разобрать. Теперь же – полный порядок. Качество записи – шик. Шейх останется довольным.
А владельцу «Большого и розового» – дополнительная прибыль. Клод же от этого нисколько не пострадает. Хотя он и не близкий родственник, но Пипо никогда бы не согласился на сделку, могущую хоть в чем-то повредить такому отличному парню.
Началось все несколько месяцев назад. К нему обратилось доверенное лицо одного арабского нефтяного магната с просьбой. Она состояла в том, чтобы попытаться установить, не в курсе ли дела Клод, где сейчас находится некая дама? Насколько понял бессменный владелец «Большого и розового», речь шла о прежней девушке его постоянного клиента.
Кажется, ту звали Эльдази. Отказав в последний момент парню, она выскочила замуж за этого самого богача. А потом сердешного… бросила. И разгневанный восточный мужчина кинул все силы на поиски беглянки. С его деньжищами, в буквальном смысле текущими рекой (или трубой – какая разница?), сие было не сложно. Как водится, первым под подозрение попал тот, с кем девушка встречалась прежде. Главный вопрос, волновавший незадачливого мужа: не прячется ли взбалмошная супруга у прежней симпатии? Или в ином месте, но при его помощи.
Сумму, которую брошенный супруг готов был выложить за услугу, предоставили назвать самому Пипо. Конечно, за рамки не очень здравого смысла он не вышел, однако о совести на мгновенье забыл.
А что здесь плохого? Клоду ровным счетом ничегошеньки не грозит. Да и «пасут» его уже не первый месяц. Гонец шейха, видимо, чтобы рассеять последние сомнения Пипо, рассказал, в какое плотное кольцо взяли подозреваемого. Во-первых, их люди под видом работников энергетической компании проникли в «Фетиш» и установили в нужных местах «жучки». Еще большую изворотливость проявили в отношении жилища Клода. Узнав от своих подручных о предстоящей международной конференции по экологическим проблемам, на которой обязательно намеревался присутствовать экс-жених Эльдази, бестия-шейх объявил: спонсором оной хочет стать его нефтяная фирма. Организаторы с радостью согласились. Араб перечислил солидную сумму на природоохранные программы, а также закупил партию современных телефонных аппаратов – в качестве презентов для участников. Вручали их, само собой, представители спонсора.
Зачем, интересуетесь, городить такой огород? А чтобы Клоду достался не простой подарок, а с соответствующей штучкой внутри. Позволяющей контролировать, по крайней мере, в одной комнате все разговоры. Телефонные – подавно.
Посланцы шейха не поленились проконтролировать, так сказать, доставку аппарата к семейным апартаментам. Причем одни сопровождали автомобиль одаренного, перегоняемый служащим гостиницы, а пара других – самого хозяина машины, решившего пройтись пешком. Если бы, паче чаяния, он злополучный телефон, к примеру, выбросил, как ненужный хлам, или, в свою очередь, презентовал случайно встреченному другу, аналог на следующий же день иным способом внедрили бы в дом. Или изобрели новый способ прослушки.
Страшные люди эти арабы! До сих пор на боку носят джамбии*. Сущие дикари! Варвары! «Даже по сравнению с нами, черными», – решил Пипо, наклонясь, чтобы включить стоящий под столом (другого места для него не нашлось) системный блок компьютера. Кстати, пользоваться электронной почтой его научили тоже арабы. За что им – отдельное мерси. Но все равно – троглодиты.
Взять хотя бы эту ужасную историю, венчающую бегство Эльдази. По словам посланца шейха, восточные костоломы очень быстро вычислили того, кто помог молодой женщине в осуществлении задуманного.
– Обман благодетеля для правоверного – худший из грехов, – объяснили Пипо. – Который рано или поздно должен быть наказан. На сей счет существует мудрая притча. Некий овцевод, стремясь быстрее разбогатеть, в молоко при продаже всегда добавлял воду. Пастух, видя сие, всякий раз увещевал нечестного хозяина, напоминая ему, что обманывать мусульман – негоже. Однако динары застили тому разум. И вот однажды ночью в горах, где паслась отара, случился невероятный ливень. Потоки воды, несшиеся по высохшему руслу реки (именно там отдыхали животные), смыли овец до единой. «Почему ты сегодня не принес молока? – спросил утром овцевод спустившегося вниз пастуха?» «О, ходжа, я неоднократно просил тебя не подмешивать в молоко воду. Так вот, вся она сегодня собралась в одном месте, ринулась вниз и унесла твое стадо».
– Поучительная история, – приличия ради прокомментировал Пипо.
– А знаешь – храни сердара*, тень бога на земле, всемилостивейший Аллах! – какому способу казни подверг обманщика мой господин? – бахвалился араб. – И это еще недостаточная кара за то, что из-за невиданного вероломства завяла роза настроения нашего властителя, поник бутон его сердца. О, злоумышленник, вздрогни от страха, отдан весь мир во владение шаха!
– А что сделали с проштрафившимся? – переспросил Пипо.
– Из чаши мучений мерзавца опустили в котел страданий. Ибо воробей наличными всегда лучше павлина в кредит.
– Как это?
– Один из лучших медиков страны, трижды возблагодарим его, по приказу, равному воле судьбы, оскорбленного шейха подверг предателя хирургической операции.
Пипо не смог объяснить почему, но после услышанного у него похолодели внутренности. А лоб, наоборот, покрыла испарина. Тем не менее, он не удержался, чтобы не уточнить детали:
– Какой именно операции?
– Изощреннейшей! И придумал пытку его Величество – шейх, подножие трона которого непостижимо для скудного человеческого воображения! Он, почитающий за счастье вдыхать пыль с улицы, на которой жила дама его сердца, поднял знамя безумия на майдане любви. И так наставлял предателя: «Бойся же наступающего часа, когда мою жалобу на твой нечестивый поступок принесут в чертог Всевышнего!»
– Что же с бедолагой сделали? – витиеватая речь Пипо порядком наскучила. Да и человеком араб не только с виду был малоприятным. От таких инстинктивно хочется держаться подальше.
Тот, похоже, уловил произошедшую перемену в настроении собеседника. Иначе почему бы перешел на нормальный, без восточной вычурности, язык?
– Какая удача, что ты неверный! В противном случае за такие слова я бы тебя убил. И эта жертва, безусловно, стала бы угодной Аллаху.
– Какие слова? – опешил Пипо.
– Называть опаснейшего врага высокочтимого шейха «бедолагой» – в своем ли ты уме, глупец? Ну, да ладно, замолишь грех добросовестным выполнением нашей просьбы. А что касается коварного изменщика – лучше бы небо ударилось оземь и разбилось! – то ему отрезали язык.
– О, боже! – выдохнул Пипо.
– И пришили по новой.
– Действительно, наказание изощренное.
– Но это не все.
– А что еще?
– Ему отрезали также член.
– Какие страсти!
– А потом тоже притачали.
– Что и говорить, возмездие – ультрарафинированное.
– Постой! Я тебе еще не сказал главного.
– Разве?
– Да. Вся соль кары заключалась в том, что, пришивая, язык и член поменяли местами.
– Как? – охнул владелец «Большого и розового».
– А так! Хирург, чтобы проще было оперировать, разрезал нечестивцу уголки рта практически до ушей. И вшил на место болтливого органа молчаливый финик сладострастия. А между ног присобачил гнусному отродью язык. Конечно, ни тот, ни другой своих функций не выполняли. Однако вряд ли шакал, рожденный женщиной, испытывал от этого большие неудобства. Ведь путь к Аллаху для него оказался весьма короток.
– Он умер?
– Еще как! Кровотечение ему-то никто не останавливал. Жаль, в последний момент перед хирургическим вмешательством, звездоподобный шейх некстати вспомнил о правах человека. И приказал доктору оперировать под наркозом. Избавив тем самым нечистую свинью от значительной доли заслуженных мучений.
Разве таким людям откажешь? С тех пор Пипо сделанные в «Большом и розовом» записи скачивает по Мировой паутине на оставленный электронный адрес. Однако не в силах побороть врожденное любопытство, каждый раз, прежде чем отправить очередное послание, его обязательно прослушивает.
Вот и сегодня – даже намека на Эльдази. Хотя проблемы, судя по разговору с товарищем, у Клода, действительно, возникли.
Связанные с каким-то купидоном.

ГЛАВА 71

Чуть за полночь на мойку престижного гаражного комплекса Киншасы въехал автомобиль.
– Полный комплект услуг! – бросил его владелец служащему. – Ключи – в замке зажигания. Загоните в бокс №76.
Хлоуп вошел в лифт и нажал кнопку седьмого этажа. Снял с шеи большой пестрый галстук, расстегнул пуговицы легкого пикейного жилета. Из кармана брюк достал небольшую фляжку. Открутил пробку и смачно глотнул. Вышел из остановившегося подъемника. На ходу вынул ключи, открыл дверь. Свет зажегся автоматически.
Подошел к креслу и устало в него спикировал. Залпом опустошил фляжку до конца. Из портативного холодильника, не вставая, выудил банку сладкой кукурузы. Потянув за кольцо, напоминающее чеку гранаты, открыл. И прямо пальцами начал уничтожать содержимое. Закончив трапезу, швырнул емкость в мусорную корзину. Не попав, громко выругался. Поднялся, пристроил тару на подобающее ей место. Вернулся к креслу. Уселся и принялся размышлять, анализируя горячие события.
Итак, он, наконец, избавился от ненавистного Долка и мелкого, но от этого не менее противного, черномазого шантажиста. А, как известно, лес рубят – щепки летят. Одной из этих самых щепок в данной ситуации оказались Ндоу (так, во всяком случае, величал друга по мобильнику Кваква) и неизвестный, находившийся во время аварии в салоне вместе с Долком. Что ж, без отходов не обходится ни одно серьезное производство. Зато он, Хлоуп, отныне снова чувствует себя в полнейшей безопасности. Если не считать проблемы со средствами, вложенными в тюремный бизнес.
Что и говорить, задумка устранить Долка чужими руками – просто блестяща. А чем хуже идея подсунуть ему «хитрый» мобильник? Ну, а спектакль одного актера в сквере?! Это же вообще – песня! Столь убедительно вести, меняя голос, диалог с манекеном без утомительных репетиций не всякий профессиональный комедиант сумеет. Трюк с трубкой и вложенной внутрь под видом сигареты стрелой, предусмотрительно отравленной экстрактом чилибухи*, – тоже нехилый. Кажется, Ндоу даже не успел понять, что с ним произошло.
К слову, в мобилке, которая была у Кваква, а сейчас преспокойно лежит на столе, есть еще один секрет. Называется он по научному «пороговый резонатор инфракрасного излучения». Максимальная эффективность достигается в случае, когда трубка прижата к голове. Обеспечить это Хлоуп намеревался с помощью звонка. Шантажист откликнется – и…
Но, надо же такому случиться, – в наиболее пиковый миг у его аппарата разрядилась батарея. Впрочем, может, это и к лучшему. Кто знает, как бы отреагировал Кваква, увидев на дисплее своей мобилки высвеченный номер Хлоупа, находящегося в это время в поле его зрения. Наверняка заподозрил бы подвох. И мог преспокойно сунуть телефон назад в карман. Как говорится, не было счастья, так несчастье помогло.
Набрав же номер Кваква с аппарата Ндоу, он, не исключено, спас всю, тщательно спланированную, затею. Ведь видел, как даже на звонок товарища, его подстраховывающего, тот отвечать медлил. Но когда все же решился, судьба бедняги была решена. Ибо в момент, когда поднес трубку к уху, Хлоуп в своем кармане нажал на кнопочку крошечного пульта, приведя в действие резонатор. Инфракрасное излучение частотой 7 Гц мгновенно вошло в резонанс с альфа-ритмом природных электромагнитных колебаний мозга. Повлекши за собой не только безотчетное чувство страха, но и невыносимый звон в ушах, потерю зрения и мгновенный паралич. Хлоупу оставалось только обыскать живой труп и для пущей надежности подстраховаться порцией ядовитой чилибухи. Все вещественные доказательства, включая манекен, найденный на городской свалке и сыгравший на скамейке роль его собеседника, утоплены.
Вдвойне приятно, что устранение представлявших нешуточную опасность Долка и Кваква вкупе с двумя случайными «щепками» обошлось всего в пару купюр с изображением Джорджа Вашингтона.
Да, он немного понервничал на месте встречи. От момента, когда оставил Ндоу лежать на земле, до якобы его звонка подельщику должно было пройти ровно двенадцать минут. Пять Хлоуп потратил на то, чтобы подойти к машине, сесть в нее и забрать со скамейки «старичка-собеседника». Семь оставалось, дабы обогнув по дуге сквер, подъехать к аллее, где ждал Кваква, заглушить двигатель, выбраться из салона и подойти к чернокожему. Именно в этот момент и должен был прозвучать звонок с того света.
Увы, как назло, едва он вырулил из-за кустов можжевельника, как вдали, двигаясь в направлении речного порта, появился автомобиль с мигалкой. Не желая встречи с полицейскими, Хлоуп вынужден был свернуть напрямую в сквер. И, таким образом, очутился в нужной точке раньше расчетного времени. Пришлось тянуть резину, болтая с негром ни о чем, переливать из пустого в порожнее. Но, слава богу, все позади.
Ну, а сегодня утром в сквере найдут трупы двух аборигенов без видимых признаков насильственной смерти. Кто с ними станет церемонится? Хорошо еще, если в морг отвезут, да похоронят по-человечески. В противном случае, что, скорее всего, и произойдет, прямой путь несчастных в царствие небесное проляжет через пригородный скотомогильник.
Владелец бокса, переодевшись, направился к выходу. Через пару-тройку минут он уже, весело насвистывая, уезжал восвояси через другие ворота на другом автомобиле.

ГЛАВА 72

Ему снился матч в игру похожую на гандбол, но с элементами хоккея на траве. Встречались команды США и Заира. Он стоит за воротами заокеанских гостей. Чернокожие парни один за другим вколачивают туда три мяча. Крики восторга на стадионе. Между тем счет меняется на 4:0, пахнущие откровенным разгромом.
Он подходит к бровке и говорит стоящему там заирскому тренеру:
– Что, может, уже пора скандировать кричалки?
– Есть что-то новенькое? – интересуется тот.
– Да! – отвечает он. – Например: «Янки, на жопах ваших ранки!»
– Сам придумал? – спрашивает тренер.
– Ага! Только что, когда стоял за их воротами.
– Нет, не пойдет! – после довольно длительного раздумья выносит окончательный приговор тренер. – Может возникнуть международный скандал.
И увидев изрядно разочарованное лицо болельщика, кричит вдогонку:
– Возьми вот свисток! Будешь, как остальные, в него дуть. Громко и… безопасно.
Показывая пример, тренер изо всей дури вывел руладу. Раз, второй, третий. Звук был резкий и положительных эмоций не вызвал. Наоборот, появилось раздражение: что его достают этими глупыми трелями? Попытался натянуть на уши ворот рубахи, но тот для такой цели оказался маловатым. «Жаль, что я не галаго. Или, на худой конец, этот тощий Алакид с его радарами, которых хватит, чтобы прикрыть лысину Олумба», – подумал Хлоуп и… проснулся.
На щеке покоилась подушка. Видимо, он пытался спрятаться под нею от надоедливых телефонных звонков.
Кряхтя, поднялся. Включил ночник. Взглянул на часы. Без четверти четыре. У кого-то явно не в порядке мозги, если звонит в столь несуразное время. Плюнуть и улечься обратно в постель? Но телефон продолжает настойчиво трезвонить. Выключить аппарат? А вдруг что-то для него крайне важное?! Хлоуп подошел к столику и поднял трубку:
– Слушаю! – откровенно неприветливо буркнул в микрофон.
– Тысячу извинений, что разбудил посреди ночи. Но я в отчаянии!
Хлоуп от неожиданности едва не сел на пол. Вытаращив глаза, ущипнул себя за ягодицу. Нет, он уже проснулся. Но ведь с того света звонить не могут!!!
– Господин Хлоуп, вы меня слышите? – не унималась трубка.
– Не оглох! – еле собрался с силами, чтобы ответить. – Что тебе нужно? Не мог подождать, как все нормальные люди, до утра?
– У меня – безвыходная ситуация!
– В чем она заключается? – окончательно пришел в себя Хлоуп.
– Только что от меня уехали вышибалы. Из казино. В такое время ненормальные приехали по поводу долга. Забрали автомобиль и статую, которая стояла у входа в дом. Пообещали еще вернуться. Вы мне после того, как раз обманули, обещали помочь! Намерены сдержать слово? Причем срок у меня – до обеда. Иными словами, или вы решаете проблему, или я, как и говорил, иду в полицию.
– Успокойся! Не превращайся в истеричку! Я сейчас же позвоню в казино, благо оно работает сутки напролет. Так что ложись и спи спокойно.
– Запомните, господин Хлоуп, я вам верю в последний раз!
– Ну, ну! Не будь ребенком.
– Вам легко рассуждать!
– Да, кстати, а где тебя вчера носило целый день? Я несколько раз звонил, – соврал Хлоуп.
– Вчера?! Вообще никуда из берлоги не выползал.
– И на машине не выезжал?
– Я же говорю: дальше порога не выглядывал.
– А тачку из гаража кто выгонял?
– Какую… тачку?!
– Ту, что у тебя, как сам утверждаешь, только что конфисковали в пользу казино!
– Что да, то да! Я слегка повеселился. В автомобиле не оказалось горючего, и бандюки вынуждены были откачивать немного из бензобака машины, на которой прикатили. Так что ездить вчера на своей я никуда не мог, поскольку без заправки не сдвинул бы горемычную с места. А с чего вы взяли, будто я раскатывал по городу?
– Ниоткуда. Просто подумал, если на звонки не отвечает, значит, где-то мотается.
– Ясно! Ну, так я, действительно, могу верить вашим посулам? Не получится так, что я не пойду в полицию, а в полдень меня по полной программе отметелят?
– Не сомневайся. Кладу трубку и звоню в казино.
– Тогда – спокойной ночи! – почти пропел обрадованный Долк и отключился.
Хлоуп, между тем, не отходя от аппарата набрал номер игорного заведения и попросил к телефону хозяина. К счастью, тот оказался на месте. Двух слов хватило, чтобы проблема была решена. Иного выхода Хлоуп просто не видел: у Долка, невероятным образом оставшегося в живых, запросто хватит ума попереться в участок. А так появлялось время для оценки ситуации и последующего маневра.
Итак, Долк, черт его побери, пребывает в полном здравии. Этого Хлоуп никак не мог взять в толк. Кваква не рискнул бы так нагло обмануть. К тому же, он лично контролировал все переговоры того с напарником. Ничего похожего на попытку развести лоха. Дальше – сводка происшествий, прозвучавшая по радио. Вывод напрашивался единственный – произошла невероятная накладка. Чертовы негры перепутали кандидата в покойники. И отправили к праотцам не того. Обычно для них на одно лицо – все белые. Однако в данном случае речь шла о мулате. Увы, как бы там ни было, иное внятное объяснение отсутствует.
А потом – неминуемая цепь ошибок. Кваква с Ндоу устранены, получается, как исполнители… не того убийства.
Плюс налицо – еще две жертвы. К сожалению, невинные. Чьим близким остается только искренне посочувствовать. Что касается черномазых гадов, то им – поделом! Не сумели справиться с заданием для дошколят.
Из-за их прокола ситуация усложнилась. Собственно, вернулась в исходную точку. В которой была до его встречи с Кваква. То есть нужно избавляться от Долка. То, что от него отстанут вышибалы из казино, лишь на какое-то время удержит парня от необдуманных шагов.

ГЛАВА 73

Накануне Берц к дочери так и не смог заехать. С одной стороны, когда освободился, было уже слишком поздно. С другой, не посмел идти против блажи Ирены, откровенно заявившей, что ей пока не хочется никого видеть. Но сегодня с раннего утра засобирался в больницу. Тревожился не только за единственное чадо, но и за зятя. Среди ночи беспокоить того не стал. Однако уже несколько раз звонил спозаранку. Ни мобильный, ни квартирный телефоны не отзывались. И если автоответы на первый «Абонент временно не доступен» можно было легко объяснить – трубка владельцем отключена, то с городским аппаратом дело обстояло сложнее. По всему выходило, что Клод дома не ночевал. А это на него совсем не похоже.
Берц не лыком шит. Прежде чем отдать дочь замуж, навел кое-какие справки о потенциальном члене семьи. И знал наверняка, что тот по женской части – не ангел с крылышками. Но и не записной ходок а-ля Казанова. Как говорится, нормальный, в некоторой степени даже сдержанный, мужик. До знакомства с Иреной имел вялотекущий, как на взгляд самого Берца, роман со среднестатистической девушкой. Потом без ума влюбился в его дочь. Если на то пошло, отличный семьянин. Так что подобное молчание – не в характере зятя.
В дверь позвонили. Кого там принесла нелегкая? Набросил халат, открыл.
– Доброе утро, господин Берц! – приветствовала хозяина прислуга.
– Здравствуйте! – недоуменно уставился тот на женщину.
– Не смотрите на меня так – вы ничего не перепутали! Сегодня у меня, действительно, выходной. Но горничная Ирены, которую я ей после свадьбы порекомендовала, сообщила о вчерашней трагедии. Бедная девочка! Надо же, первая беременность – и выкидыш. Этакое непросто пережить. Говорю вам, как женщина, явившая миру четверых детей. Так вот, узнав печальную новость, я сказала себе: ты должна выйти на работу. Вдруг хозяину понадобится какая-нибудь помощь? Например, приготовить что-то вкусненькое. Чтобы отвезти Ирене.
– Заходите! Я даже не знаю…
– Приготовлю клубничный мусс. Она его просто обожает. Вы когда отбудете с визитом?
– Где-то минут через сорок.
– Тогда следует поспешить, – прислуга заторопилась на кухню. И уже оттуда крикнула:
– Кстати, вчера вечером я отвезла Ирене в больницу мобильный телефон.
– Понятно! – ответил Берц и снова погрузился в тяжелые думы.
Воистину то, что приключилось с дочерью, – трагедия. Не только для нее, но и для Клода. Полон страданий и он, не состоявшийся дед. И, главное, почему? Ведь процесс беременности протекал нормально – Ирена не зря наблюдалась, без преувеличения, у лучших докторов. Должно было произойти что-то экстраординарное, дабы наступил подобный финал. Может, дочь что-то от него скрывает? Но зачем? Труднее всего в этой ситуации ей самой. А может, она рокового шага сама не заметила? Это нужно выяснить. Откровенно поговорить как с врачами, так и с нею. Чтобы в следующий раз гарантированно избежать неблагоприятного исхода. В том, что Ирена и Клод вскоре все равно подарят ему внука, Берц не сомневался. Слишком уж желанным был для всего семейства ребенок.
Однако зять? Где он? Почему не откликается? Кстати, у Ирены, по словам прислуги, уже есть мобилка. Может, она связывалась с благоверным?
Берц набрал номер. И тут же услышал полный тревоги голос дочери:
– Алло!
– Привет, дорогая!
– Здравствуй, папа!
– Как себя чувствуешь?
– Состояние стабильное.
– Клод, наверное, очень переживает? – насадил на крючок мотыля Берц.
– Не знаю, папа.
– Как не знаешь?
– Он до сих пор не объявился. Не отвечает и на звонки. Так что на душе у меня муторно вдвойне. И даже втройне. Жду не дождусь начала рабочего дня, чтобы позвонить в офис. Буквально схожу с ума: не переживу, если и с ним что-то случится. Кстати, когда ты позвонил, я обрадовалась – отчего-то решила, что это точно Клод.
– Бедненькая ты моя! Сейчас я приеду, вдвоем будет немного веселее.
– Извини за откровенность, папа, но не будет. Я буквально сломлена. Такое ощущение, что жизнь кончилась.
– Не впадай в депрессию! И жди меня. С гостинцем. Твоим любимым клубничным муссом.
– Не стоит беспокоиться. Мне со вчерашнего дня кусок в горло не лезет.
– Оставим эту тему для разговора с глазу на глаз. Хорошо, драгоценная?
– Хорошо! И знаешь что?
– Что? – переспросил Берц, так как пауза явно затянулась.
– Заскочи к нам домой. Запасной ключ – на обычном месте. Посмотри там. Вдруг Клоду стало плохо, он потерял сознание да так и лежит без помощи?
– Обязательно заскочу, – подтвердил Берц. И подивился, как столь очевидная мысль раньше не пришла в голову ему самому? Просто поразительно!
– Тогда до встречи, папа! – эти четыре слова напоминали еле слышимый шелест морской волны.
– До скорого свидания! – Берц нарочито придал своему баритону бодрости.
Уже через пятнадцать минут он выводил легковушку со двора – накануне, в виду предстоящей занятости, в гараже ее не оставлял. Что оказалось весьма кстати – сэкономило время. Прямо из авто, взглянув на часы, позвонил на работу.
– Слушаю! – прощебетала секретарша.
– Это я! – буркнул в трубку.
– Доброе утро, господин Берц! Я – вся внимание!
– Отмените любые встречи, назначенные до обеда! Меня до тех пор в офисе не будет.
– Хорошо, господин Берц! Будет исполнено.
– Ну, все!
– Подождите минуточку.
– Что там еще? – его голос, прозвучи он в темное время суток, пожалуй, напугал бы и Годзиллу.
– Вам звонили, – запнулась секретарша.
– Так рано?!
– Да.
– Кто?
– Из полиции, – пролепетала явно растерянная девушка.
– И чего хотели?
– Не сказали. Только пообещали перезвонить. Что мне им ответить в следующий раз?
– То же, что и остальным. До обеда я не появлюсь.
– Поняла, господин Берц!
Чего легавым от него нужно? Грехов за душой, конечно, немало. Но правоохранители еще никогда не беспокоили его, уважаемого бизнесмена, на рабочем месте. Да еще чуть свет. Какая каверза за ранним звонком скрывается? И с какого боку дует ветер?
Нужно будет перезвонить своему доброму знакомому, одному из заместителей начальника городского управления. Он, если дело серьезное, должен быть в курсе. А если информацией не владеет, во имя старой дружбы расстарается. Пока же график не изменяется. Курс лежит к дому, где после венчания живут дочь с зятем, а потом – в больницу к самой Ирене. А то и гостинец, чего доброго, прокиснет.
Вскоре автомобиль тихонько катил вдоль длиннющего тюремного забора. Сначала такое соседство с особняком Берца немного озадачивало. Однако район был чудесный, и вскоре он свыкся с «Рецидивистом, мамочка, не стану», как с неизменным и в чем-то даже прикольным бытовым атрибутом. Завернув в переулок, сразу же отметил необычную деталь: от дома отъезжала машина. И все бы ничего – мало ли у зятя друзей с колесами. Но эта очень уж отличалась от остальных – на ее боку красовалась видная издали надпись «Полиция».
Увидев непрошеных гостей, Берц инстинктивно притормозил. Однако переулок был узким и, к тому же, заканчивался тупиком. Так что делать вид, будто он не заметил стражей порядка, было глупо. Да и полицейский уже поднял руку, приглашая остановиться.
Мозг Берца сверлила неотступная мысль: что еще могло приключиться? Связан ли звонок к нему в офис с этим визитом легавых в дом дочери и зятя? Что стало известно ищейкам? Постой, а не означает ли налет этой саранчи в мундирах, что с Клодом, действительно, что-то приключилось?!
В доме ли он? Входная дверь, кажется, закрыта. Да и не приехали бы копы, случись с кем-то сердечный припадок. Они появляются только в случае насильственной смерти. Убийство? Но здесь бы уже нарисовалась куча специальных машин – от технической лаборатории до труповозки с патологоанатомом. Загадка! Но по-любому, учитывая пребывание здесь стражей порядка, она вряд ли из разряда приятных.
– Лейтенант Роадшу, – козырнул подошедший офицер. – Вы, случайно, не член семьи, здесь живущей?
– Если с натяжкой, то можно сказать и так.
– Выражайтесь, пожалуйста, яснее! Мы на службе и нам некогда тратить время на игры «А ну-ка, догадайся». Кто вы? А еще лучше – предъявите документы!
– Стеф Берц, – удостоверение личности перекочевало в руки офицера.
– Кем вы доводитесь обитателям дома? – кивнул тот через плечо. – Кто для вас господин и госпожа Вилкау?
– Ирена – моя дочь, а Клод – ее муж. А теперь, будьте добры, объяснитесь вы. Что происходит?
– Понимаете, господин Берц, – заглянул в удостоверение, чтобы не перепутать фамилию, служака, – случилась беда.
– Какая?
– Ваш зять мертв…
– Мертв?!!
– К сожалению, ошибка исключена, – подтвердил слова лейтенанта подошедший сержант. – Его труп находится в городском морге. Мне не удалось установить местонахождение госпожи Вилкау. Поэтому я звонил в ваш офис, чтобы сообщить о постигшем семью несчастье. Но вас там не оказалось. А тело нужно опознать – такова процедура. Вы не могли бы проехать с нами? Или, по крайней мере, сказать, где найти госпо… вашу дочь?
– Ирена в больнице. У нее проблемы со здоровьем.
– Еще раз – соболезнуем! – до конца исполнил свой долг офицер. – И, извините, но, тем не менее, формальности следует соблюсти. Какой вариант считаете более приемлемым: опознание произведете сами, или мы ставим в известность… вдову?
– Во имя милосердия, конечно, первый! – Берц только сейчас заметил, что он так и сидит в машине, крепко сжимая руль. И задал вертевшийся на языке вопрос:
– Что послужило причиной смерти?
– Банальная авария, – обронил сержант.
– И что, зятя нельзя было спасти?
– Какое там спасти! Он несся на огромной скорости и врезался в трейлер. Парня собирали по частям. Вы что, еще не читали утренних газет?
– Не читал! Было не до того.
– Так купите любую. Уверен, сегодня все до единой опубликовали фото неординарного дорожного происшествия.
– А с чего вдруг такое к нему внимание?
Сержант не обратил внимания на предостерегающий жест старшего по званию:
– Понимаете, мужа вашей дочери разорвало надвое.
– Что-о?!!
– Эту жуткую картину вы увидите в морге.
– О какой-то аварии я слышал вчера по радио. Корреспондент сказал, будто удар был очень сильным. Однако как водитель со стажем, отчетливо осознаю: чтобы человека разорвало, ни у одной машины, двигающейся по городской улице, инерции не хватит.
– Вы правы, – лейтенант сдунул невидимую пылинку с погона. – Скорость, с которой двигался «хардбург», в данной ситуации играет роль, но не главную. К несчастью, боковые стержни транспортируемого трейлером изделия имели наклонный вид. А ваш зять, в последнее мгновенье, видимо, уже чисто инстинктивно, пытаясь уйти от столкновения, успел немного вывернуть руль. И в результате легковушка врезалась в грузовик по касательной. Одна из наклонных игл, как окрестили их журналисты, пронзила насквозь грудь водителя. Нижняя же часть тела в момент удара оказалась зажатой баранкой на сидении. Вот его и разделило.
– Клод был один в машине? – глухо спросил Берц. – Больше никто не пострадал?
– К сожалению, в салоне находился пассажир.
– О, боже! – Лицо Берца покрылось холодной испариной.
– Вы побледнели, – констатировал лейтенант. – Понимаю, мой рассказ смахивает на фильм ужасов. Крепитесь, ведь вам предстоит еще пройти процедуру опознания. Кстати, у нас имеется аптечка со всеми необходимыми лекарствами. Вам что-нибудь дать?
– Нет, спасибо! Это минутное...
– Следуйте, в таком случае, за нами.
– Хорошо!
Уже садясь в полицейскую машину, офицер обернулся к Берцу:
– Да, чуть не забыл. С вашим зятем погиб, судя по документам, некто Бинго Зильва. Вы с ним не знакомы?
– Увы, нет!
– Мы ищем родных парня. А в фирме «КупиДОН», где он работал, в его досье на этот счет даже мало-мальски вразумительная информация отсутствует.
– К сожалению, помочь ничем не могу.
– Что ж, как говорится, на нет – и суда нет.
И все же опытный полицейский готов был отдать руку на отсечение: если не фамилия погибшего вместе с зятем, то название фирмы Берцу знакомо. Недаром лейтенант, еще будучи сержантом, по физиономистике всегда имел отличную оценку. Ну, да черт с ним, какое это имеет значение?
Два автомобиля, сопровождаемые полицейской сиреной, направились к городскому моргу.

ГЛАВА 74

Увиденное, без преувеличения, потрясло даже железного Берца. Поэтому, опознав Клода, он тут же покинул препараторскую. Не забыв, правда, попросить патологоанатома, прежде чем передавать труп в руки клерков похоронного бюро, хотя бы на живую нитку сшить тело. Лишь немного отъехав, заметил, что его, несмотря на уже довольно приличную жару на улице, колотит мелкая противная дрожь. Нужно успокоиться! Слева от дороги, по которой он следовал, росла небольшая рощица эбеновых деревьев, там и сям разбавленных масличными пальмами и кустами можжевельника. А прямо у бордюра торчал рипсалис*.
Свернув в тень, остановился. И второй раз за утро предался отнюдь не веселым размышлениям.
Больше остального волновал вопрос: как о второй за сутки трагедии рассказать Ирене? Пусть о кошмаре с разодранным надвое телом умолчит. Но сам факт смерти горячо любимого супруга в один день с потерей еще не родившегося младенца – не слишком ли опасна эмоциональная нагрузка на психику? Особенно учитывая, что она – женская. Но и не говорить ничего – нельзя. Ибо, если Клод не появится в больнице сегодня и, более того, даже не перезвонит, дочь, без преувеличения, тронется умом. Именно тот случай, о котором говорят: хрен редьки не слаще. Так что признаваться придется. В палату лучше всего зайти в сопровождении врача.
Берц сокрушенно мотнул головой: право, отдал бы что угодно, лишь бы не исполнять роли гонца, приносящего столь трагичные известия для самого близкого человека.
– Ананасы, папайя, гуайява! – от неожиданного крика, раздавшегося, показалось, над самым ухом, Берц вздрогнул и нечаянно нажал на клаксон.
– Ой, зачем же так пугать? – уставилась на него огромными глазищами девчонка лет пятнадцати.
И снова задорно запричитала:
– Мучнистые бананы, арахис, жареный батат!
«Вот неуемная!», – буркнул под нос Берц и, включив двигатель, проехал немного вглубь рощи. С другой стороны, а как иначе ей продать то, что вынесла? И выручит-то буквально копейки. А земледелие на искусственных насыпных грядах – еще тот труд!
Вон рядом с горластой девчушкой паренек. Наверняка младший брат. Его товар – различные поделки из кайи* и аюса*. Если повезет, тоже заработает несколько заиров.
Но что ему до чужих бед? Своих – пруд пруди. Особенно мучает вопрос: каким образом в машине Клода оказался не кто-нибудь, а сотрудник «КупиДОНа»? Фирмы, которая совсем недавно выполняла для него, Берца, конфиденциальное поручение. Случайность ли это? Или зятю что-то стало известно?
Может, он проводил, так сказать, негласное расследование? По факту собственной женитьбы. Но с какой стати? Да и что теперь об этом рассуждать? Его нет в живых. А значит, нет и возможной проблемы.
И как вынести то, что дочь осталась вдовой?
…В палату зашли втроем: Берц, доктор и медсестра. Ирена сразу все поняла и истошно закричала:
– Нет! Нет!
Безумно горящие глаза уставились в отца. Тот севшим до тенора баритоном произнес:
– Бедняжка, сколько ты в своей короткой жизни настрадалась!
– Клод мертв?! – выдохнула больная.
– Да, милая!
Ирена потеряла сознание. Над нею склонились мужчина и женщина в белых халатах.

ГЛАВА 75

Одноэтажный домик из обожженного кирпича, крытый черепицей, на окраине Браззавиля ничем не отличался от доброго десятка других, расположившихся рядом. Все они были соединены крытыми галереями, так что из одного в другой можно было попасть, не появляясь на улице. Чувствовалось: их обитатели в столовых для нищих суп ни маленькой, ни, тем более, большой ложкой не хлебают.
Вокруг помещений – сплошные заборы. По утрам за ними громко лают сторожевые собаки, протестуя против ограничивающих свободу вольеров. И никогда из-за оград не услышишь ни семейного скандала, ни детского плача. Даже смех – и тот не звучит. Машины если и подъезжают, то степенно, едва шурша патентованными шинами. Перед каждой, без дополнительного сигнала, бесшумно открываются ворота, и гости, не видимые за тонированными стеклами, въезжают на заповедную территорию.
По другую сторону грохочущей днем и ночью железнодорожной ветки «Конго – Океан» робко жмутся друг к дружке многочисленные глиняные строения под соломой или листьями. Здесь, при всем желании, не удастся увидеть хотя бы один даже дырявый забор. Не говоря уже об откормленных породистых псах. Все предоставлено всем ветрам. А лениво брехнуть может, откровенно для проформы – как кормите, так и стерегу! – разве что случайная облезлая и полудохлая дворняга. Так что вся жизнь тут проходит, что называется, на виду.
О соседях по ту сторону рельсов – рукой подать! – местные жители, тем не менее, знают крайне мало. И если бы случайный прохожий поинтересовался, чем занимаются в кирпичных домах, большинство «хибарочников» лишь бы пожали плечами. Правда, особо любознательные и склонные почесать язык могли обронить слово «штаб» или «база». На уточняющий вопрос «Чья?», испуганно замолкали. И лишь известный на всю округу пропойца, злой с похмелья, бухнул бы, не заглядывая в святцы: «Чья, чья?! Да заирского дурачья!»
Чьими там устами, утверждаете, глаголет истина? Младенцев? И только? Ошибаетесь! Ибо упускаете из виду законченных алкоголиков. А они – те же дети. И, следовательно, изрекают правду-матку. Намека не поняли?
Прав оказался наш любитель даров Вакха! За внушительной оградой, действительно, размещалось аналитическое управление Z-1. Создано оно было представителями народностей тутси и хуту – беженцев из Заира. Расценивая их, как пятую колонну, якобы стремящуюся расчленить страну, тамошнее правительство всеми правдами и неправдами проводило политику вытеснения «врагов народа». Насколько веским был аргумент, касающийся подрывной деятельности, сказать трудно. Но, очутившись вне границ Отечества, эмигранты поставили перед собой цель: вернуться в Киншасу на белых верблюдах – победителями. Конголезские власти негласно их поддерживали, обеспечивая на своей территории режим наибольшего благоприятствования. Что, к слову, далеко не всегда приходилось по вкусу местному населению.
Оппозиционеры, как именовали себя тутси и хуту, не без помощи браззавильских спецслужб, начали с создания теневого правительства, возглавил которое экс-повстанец Шабила. Последний тут же возжелал иметь собственную спецслужбу. Здраво рассудив, что иначе эффективно заниматься подрывной деятельностью против бывшей родины будет крайне сложно. Деньги под проект нашлись. Откуда – история умалчивает. Однако десяток добротных домиков, о которых упоминалось выше, на окраине столицы Конго появился. Тут и расположились чужеземные рыцари плаща и кинжала.
В собственном кругу они не скрывали, что «трудятся» во имя конкретной идеи – присоединения бывшего бельгийского Конго (Заир) к бывшему французскому Конго (Республика Конго) и создания единого государства. Само собой, с правительством в Браззавиле, а не Киншасе.
Дилетанты от разведки, прошедшие ускоренный курс подготовки на базе одной из местных спецшкол, были помешаны на секретности. Особенно этот бзик возобладал у руководителя – полковника Окава. Случилось это после крупного провала в ненавистном ему Заире подпольной агентурной сети, в основном, из числа экс-повстанцев. Старший офицер еле удержался на непыльной и хлебной должности. Именно тогда он разогнал весь штат разведывательно-аналитического управления, поскольку, похоже, небезосновательно, существовал факт измены. И набрал буквально с чистого листа новых людей.
После вышеупомянутого ЧП корпуса управления соединили крытыми галереями. Причем внутри каждой установили двери, всегда запертые на замок. Ключи хранились у одного из ближайших помощников полковника Окава. Получить оные можно было только по особому распоряжению и в исключительных случаях.
Каждое строение занимала отдельная служба, сотрудникам которой категорически запрещалось устанавливать любые контакты с коллегами из других подразделений. Подобные строгости ввели внутри всех микроструктур. Рабочий день в отделах начинался с десятиминутной разбивкой: 9.00, 9.10, 9.20 и так далее, чтобы, не приведи Господи, сотрудники из одного коттеджа не увиделись с компанией из другого. Автобусы привозили офицеров именно с таким интервалом. Точно так же «пинкертоны» разъезжались в конце трудового дня.
Однако, кроме выгоды в виде высочайшей степени секретности, возникали и трудности. Связанные с тем, что правая рука зачастую не знала, что делает левая.
…Рост полковника сантиметра два не дотягивал до 180. Фигура напоминала теннисную ракетку, поставленную ручкой на землю – чрезвычайно узкий таз венчали непомерно широкие плечи. Из-за этого любой мундир на несчастном сидел, как на корове седло. Сей недостаток не компенсировала даже высоченная тулья форменной фуражки. Взглядом полковник обладал из разряда «Чего изволите?» или «Пошел на…!» в зависимости от человека, который перед ним появлялся. Голос имел потрясающий: орать на тех, кто ниже по званию или должности, мог в нескольких регистрах. Его губы разительно напоминали две стреляные гильзы. Почему стреляные? Потому, что изо рта у полковника пахло похуже, чем специфическая кислятина сгоревшего пороха. Лицо мелкой противной сеткой покрывали многочисленные прыщи, как у юнца, еще не познавшего женщины. В отсутствие начальства он очень часто держал в руках, хотя и не курил, сигару.
В тот день в его кабинет постучал подчиненный в звании капитана. Получив разрешение войти, переступил порог и плотно прикрыл за собою дверь.
– По вашему приказанию… – начал бодрый доклад командир подразделения, занимающегося самым сложным участком работы разведок всего мира – нелегалами.
Окава поморщился:
– Оставь пустые формальности. У меня тут служебный кабинет, а не плац для строевой подготовки. Да и наша структура, слава создателю, – не пехотная часть.
– Так точно, господин полковник!
– Садись! С твоим последним рапортом ознакомился. Молодцы! Поздравляю. Потрудились, что называется, в поте лица. Просто блестяще.
– Что прикажете делать дальше?
– Действуйте по предусмотренной для таких случаев схеме!
– Проект номер D-1?
– Да! И не откладывайте выполнение в долгий ящик. Нелегал, отважившийся действовать в обход Центра, не просто опасен, он – прямая угроза всей организации.
– Метод?
– Никаких модных штучек! Привычный и надежный, как швейцарский банк, несчастный случай.
– Есть! Разрешите идти?
– Идите! Кстати, перед тем, как сдавать досье умника в архив, занесите мне.
И, поймав слегка удивленный взгляд подчиненного – виза полковника для сдачи на хранение личных дел, навечно выведенных из игры самим управлением нелегалов, не требовалась, – объяснил, хотя мог до этого и не опускаться:
– Готовлю труд на соискание ученой степени. И данный случай – очень удачный пример в раздел о сложностях работы с нелегалами.
– Будет исполнено! – щелкнул каблуками капитан и вышел, с такой осторожностью притворив дверь, будто опасался даже негромким хлопком спугнуть научные поползновения шефа.

ГЛАВА 76

Как Берц ни старался хоть немного расшевелить за ужином Ирену (буквально из кожи вон лез), это ему не удалось. Из клиники молодую женщину выписали три недели назад. Жить в доме Клода она не захотела и прямо из больничной палаты вернулась в отцовский. Потянулись унылые однообразные будни, напоминающие тягучие мелодии Шопена.
– Доченька, съешь немного салата. Просто кулинарный шедевр! – искусно закручивал спираль уговоров Берц.
– Не хочу, папа! И, пожалуйста, не настаивай! Я ведь не маленькая.
– Но так себя изводить нельзя! – не унимался отец. – Мы уже не раз обсуждали проблему. Да, несчастье свалилось ужасное. Сразу потерять двух самых близких людей – врагу не пожелаешь. Однако только не расцени мои слова как цинизм, не ложиться же тебе живой в гроб?! Нужно брать нервы в руки. И чем скорее, тем лучше. Не только для тебя. Но и для меня.
Ирена, словно робот, продолжала механически ковырять вилкой в тарелке.
– А как ты насчет нескольких сеансов у психолога? Пригласим его прямо домой.
– Я одного понять не могу, – произнесла дочь отрешенно.
– Чего? – обрадовался хоть какой-то реакции Берц.
– Почему в тот момент, когда меня увозила «Скорая помощь», Клод вел себя настолько странно?
– Ирена, милая, сколько можно об одном и том же? Чего ты, право, зациклилась на этой сцене?! Ну, растерялся мужик! Как иначе? Первенец – и вдруг выкидыш.
– Нет, папа! Разве я не отличу физиономию растерянного человека и… совершенно иной ее вид?
– Это все фантазии! Что, как подтвердил врач, вполне объяснимо после перенесенного тобой стресса.
– Доктор тоже заблуждается, – задумчиво проговорила Ирена. – Клода, как и любого другого нормального человека, безусловно, поразила эта ситуация... Но в состояние прострации ввело что-то другое. Я хоть и отвратно себя в тот момент чувствовала, мимику его лица помню отчетливо. Это не сострадание. Точнее, на секунду-другую оно промелькнуло. Однако лишь на столь короткий промежуток. А потом появилась гримаса. Да, да, отвращения! Почему?! Что произошло за те считанные мгновения?
Ирена снова впала в глубокую задумчивость – привычное в эти недели состояние.
– Дорогая, – прервал затянувшуюся паузу Берц. – Я должен тебе что-то сказать.
– О Клоде?! – встрепенулась та. – Ты что-то узнал новое?
– К сожалению, не о нем. А о нас с тобой.
– Слушаю! – сразу потеряла интерес к разговору Ирена.
– Я вынужден отлучиться по делам из Киншасы. Отправляюсь в командировку на север. Надеюсь за два-три дня обернуться.
– Хорошо! – ничего, кроме полной апатии, в ее голосе не прозвучало.
– Но я не случайно сказал, что дело касается и тебя.
– Каким боком?
– Я не хочу, чтобы ты в таком сумрачном состоянии души оставалась в доме сама. Даже на двое-трое суток. И попросил прислугу это время побыть с тобой. Ночью – тоже.
– Поступай, как считаешь нужным. Мне все равно, – обронила Ирена.
И добавила:
– А теперь, папа, извини, я пойду наверх. Что-то очень устала.
– Может, тебе принести туда кофе или чай?
– Не нужно!
Если откровенно, то Берц подобному повороту был даже рад. Ибо ожидал ожесточенного сопротивления дочери идее с горничной. Та же неожиданно быстро согласилась на присутствие в доме посторонней. Так что он хоть в этом плане будет спокойным.

ГЛАВА 77

Спустя двое суток в особняке Берца раздался телефонный звонок. Поскольку Ирена после смерти мужа к аппарату не подходила, трубку взяла горничная.
– Дом Берца! Слушаю.
– Это полиция города Вамба!
– Кто?! – испуганно переспросила домработница. – И… откуда?
Женщина, как огня боялась слова «полиция», а о населенном пункте с таким названием вообще никогда не слышала. Ибо дальше Матади отродясь не бывала.
– Полиция! Из городка Вамба – это Верхний Заир.
– Чт-т-о вам нужно? – заикаясь произнесла она. – Вы не ошиблись адресом?
– Номером телефона, вы хотели сказать?
– Ну, да, – боязливо подтвердила горничная.
– Ни боже мой! Ведь вы, отвечая на звонок, сами просемафорили, что это квартира господина Берца.
– Про… что? – окончательно сбилась с толку прислуга.
– Ладно, не будем вдаваться в тонкости лингвистики! Не время! Да и ситуация к этому не располагает. А то бы я с вами пополемизировал – для студента заочного отделения сие никогда не во вред.
– Ну, так говорите, наконец, зачем позвонили? А то морочите уважаемой, хотя и недостаточно образованной, матроне голову.
– А вы кем доводитесь господину Берцу? Мне нужен кто-нибудь из близких родственников.
– Я – наемная работница. А из родственников у него – единственная дочь.
– Пригласите ее, пожалуйста, к телефону!
– Она неважно себя чувствует и к аппарату не подходит. Если желаете что-то передать, я вашу просьбу незамедлительно выполню.
– Сам не знаю, как быть. Дело в том, что у нас, полицейских Вамба, для близких господина Берца – отнюдь не радостная новость.
– Какая?!
– Трагичная. Сегодня недалеко от нашего городка потерпел катастрофу вертолет. На его борту, к несчастью, находился и господин Берц.
– Он жив?
– Какое там! Машина развалилась на куски еще в воздухе. За телом надлежит обратиться в морг местной больницы. Кстати, не сообщив о случившемся лично кому-то из близких погибшего, я, пусть и незначительно, нарушил инструкцию. Но рассчитываю на вашу ответственность.
– Я все передам. Как, вы сказали, называется город?
– Вамба. Диктую по буквам: «викунья», «антилопа», «марабу», «бегемот», «альбатрос».
– Нечего щеголять ученостью перед бедной женщиной! Из всей вашей тарабарщины я только и разобрала слово «бегемот». Но при чем он здесь, не поняла. Его что, господин Берц, на вертолете перевозил, а тот, не выдержав тяжести, упал, что ли?! Может, зооуголок для дочери хотел создать?
– Ладно, вы, медвежий уголок! Город наш называется, как змея мамба, только первая буква «в». Поняли?
– Теперь поняла! Сразу бы так и объяснили. А то…
– Ну, до свиданья! Даже полицейским нельзя безрассудно тратить деньги налогоплательщиков.
Женщина опустила трубку на гнездо в телефонном аппарате. И с панихидным видом поплелась на кухню, где как раз из кастрюли с шумом вырвалось какое-то варево. «Вот незадача, сбежал столь любимый Иреной кокосовый суп», – всплеснула руками кухарка по совместительству. Да и до него ли теперь? Начинать жарить бананы – еще одно блюдо, к которому хозяйка неравнодушна, вообще ни к чему. Вряд кто-либо из них двоих сегодня притронется к еде.
Что за проклятие висит над домом? Мыслимо ли, третья смерть подряд. Какой рассудок такое выдержит? И как страшное известие передать Ирене?
Горничная-кухарка уже раскаивалась, что не попыталась уговорить хозяйку подойти к телефону. Но что теперь жалеть? Протухшие яйца, даже если их положить в холодильник, свежими не станут.
Впрочем, можно только предположить, как повел бы себя в столь деликатной ситуации мужчина, да еще полицейский. Брякнул бы без околичностей, а молодой вдове-то каково после этого? Стоять или падать? Все же, сколь ни неприятна предстоящая задача, к ошеломляющей новости девушку она худо-бедно подготовит. Да и поддержит в трудную минуту чисто по-бабьи.
Выключив плиту и вымыв руки, горничная медленно поднялась по ступенькам наверх. Осторожно постучав в спальню, тихо позвала:
– Ирена, это я! Открой на минутку, голубушка.
За дверью царила тишина. Казалось, там нет даже мухи. Но женщина не оставляла своих намерений:
– Милая! Ты же знаешь, я без крайней нужды не побеспокоила бы. Но бог приготовил нам еще одно нелегкое испытание. Открывай, страдалица!
Щелкнул язычок замка. Дверь распахнулась. На пороге появилась Ирена.
– Что приключилось?
– Сначала давайте зайдем в комнату.
Хозяйка недоуменно посмотрела на прислугу, потом молча ее впустила. Дверь за ними захлопнулась.

ГЛАВА 78

Полковник Окава с утра был не в духе. И то: накануне в возглавляемом им управлении приключился скандал. Да еще какой! Как заявил в телефонном разговоре секретарь теневого правительства, – полномасштабный. И сегодня прибудет комиссия во главе с самим, бородавочник бы его задрал, генералом – куратором спецслужб. Для неплановой проверки. Чем подобные визиты чаще всего заканчиваются, не ему объяснять. Хорошо, если останется только без должности. А то и погон может лишиться. А ведь так хорошо все складывалось. Служба, если откровенно, не больно пыльная. Оклад – увесистый. Уважение – нешуточное. Перспективы, учитывая тягу к знаниям, – блестящие. И надо же такому ляпсусу приключиться! Неужели, стремясь к полной секретности, он, что называется, перегнул палку?! И теперь она другим концом шмякнет по нему самому.
Не исключен самый неблагоприятный исход. Особенно, если учесть подковерную борьбу, уже не первый год ведущуюся в рядах оппозиции. Должность же руководителя разведывательно-аналитического управления – одна из самых престижных. Тот, кто ее занимает, не только сосредотачивает кипы компромата на всех и вся, но и имеет прекрасную возможность собственноручно делать деньги. В первую очередь, используя тайные коридоры через границу для переброски контрабанды.
Наконец во двор вкатил лимузин с высокопоставленной свитой. Окава сразу мысленно отметил: из прибывшей троицы – ни одного представителя его народности. Что с самого начала не вселяло ни малейшего оптимизма.
Весь из себя тип в лампасах представился:
– Начальник комиссии генерал Абунг! А это – мои помощники. Майор Язаку и вольнонаемный финансист Жуадга.
Первое, что полковнику бросилось в глаза, – многоцветный орден размером с небольшую пиццу на впалой груди генерала. Прибывшие, между тем, гуськом – строго по ранжиру! – потянулись в здание.
– Кофе? Чай? Прохладительные напитки? – подобострастно поинтересовался Окава.
– Ограничимся минеральной водой! – за всех ответил Абунг, удобно располагаясь в кресле хозяина кабинета.
И кивнул кагалу:
– Рассаживайтесь где кому удобно!
Роста он был примерно такого же, как и Окава. Только «ракетку» его как будто кто-то нарочно перевернул: генеральский зад, напоминающий мешок с маисом, венчали непропорционально узкие плечи. Так что рядом эта пара выглядела более чем комично. Если бы их сложить вместе, образовался бы живой параллелепипед.
На лоб гостя свисали волосы, такие же густые, как подшерсток полярного медведя. Белки глаз сверкали столь неистово, что, казалось, в темноте они наверняка станут демаскирующим элементом для возглавляемых им войск. Воздух из генеральского носа вырывался со странным свистом, как будто ему не хотелось оставлять влажные, как джунгли в сезон дождей, внутренности высокопоставленного хозяина. На щеке красовался горчичный пластырь. У генерала в последнее время сильно болели зубы и кто-то насоветовал лечиться таким «эксклюзивным» способом.
Гость критически оглядел кабинет. Повернулся к Окава:
– А вы тут, по сравнению с условиями, в которых трудится теневое правительство, свили воистину райское гнездышко!
– Так… это… стараемся… – начал заикаться полковник.
– Да, уж для себя, вижу, еще как стараетесь! А вот как пашете на общее дело, сейчас услышим. Начинайте доклад. В мельчайших подробностях. Мы должны вынести из произошедшего не только уроки, но и, судя по предварительному анализу, коренным образом перестроить работу секретной службы.
По лбу Окава скатились крупные капли пота. Как понимать намек высокого гостя? И кому поручат перестраивать эту самую работу? Ему или уже кому-то другому?!
– Мы слушаем! Не тяните! – бросил генерал.
И полковник начал доклад.
– После того, как агентурная сеть в Заире провалилась, возникли вполне обоснованные подозрения, что тут не обошлось без «крота» в наших рядах. Вы же помните, с какой поспешностью мы изначально формировали службу. Набирали кого попадя.
– Не отвлекайтесь на второстепенные детали! – буркнул Абунг.
– Есть не отклоняться! – отчеканил Окава.
И продолжил:
– Во избежание повторения ЧП такого масштаба мы управление полностью очистили. И укомплектовали новыми людьми. Минимальную подготовку они получали уже в процессе службы. Посильную помощь опять оказали конголезские товарищи. А теперь, завершая необходимую преамбулу, перехожу непосредственно к сути интересующего комиссию вопроса.
Буквально накануне вышеупомянутых пертурбаций мы переводили одного легального агента на нелегальное положение. Посчитали, что в случае «непрозрачной» деятельности он принесет больше пользы делу борьбы с прогнившим заирским режимом. Согласно инструкции, его личное дело передали из одного отдела в другой. А уже через день последовала стопроцентная кадровая чистка.
Человек, возглавивший подразделение нелегальной агентуры, тут же обеспечил неофита всем необходимым, согласно с изменившимся статусом. Имею в виду инструкции, графики связи, средства тайнописи, шифровальные блокноты, специальные фотопринадлежности. «Хлоуп» – такое кодовое имя, по легенде, он получил.
– Что за чушь вы несете?! – возмутился Абунг. – Даже мне, человеку относительно далекому от спецслужб, понятно следующее. Легализовать нелегала – еще куда ни шло. Он, став добропорядочным гражданином страны пребывания, может успешно играть роль агента влияния. Но наоборот?! Это что, новое слово в разведывательной деятельности?! Перевести легала… в нелегалы? Бред собачий!
– Так точно, господин генерал! – пролепетал Окава.
– Что «так точно», уважаемый?!
– Мы были неопытны. Учились на марше.
– Учились?! Вы себя не перехваливаете?
– Есть не перехваливать! – вытянулся в струнку полковник. – Разрешите продолжать?
– Продолжайте!
– В течение нескольких лет малейших претензий к деятельности Хлоупа не возникало. Хотя мы изредка, согласно действующим инструкциям, как и остальных, подвергали его негласным проверкам. Но полгода назад он неожиданно «засветился».
– Этот эпизод, пожалуйста, подробнее, – попросил майор.
– Есть! Ни для кого не секрет, что водный участок границы между Конго и Заиром – рай для контрабандистов всех мастей. Оставить его без наблюдения мы не могли. Для этого практически в каждую группу, занимающуюся недозволенными поставками всевозможных товаров в оба направления, внедрили по своему человеку. Кроме само собой разумеющегося текущего сбора информации, наши люди вели скрытую съемку лиц, участвующих в незаконных операциях. К слову, Хлоупа запечатлеть на пленку удалось один-единственный раз – дальше он, как будто что-то учуял, бестия, начал предусмотрительно появляться в маске.
Время от времени, когда возникала необходимость, мы путем шантажа легко склоняем контрабандистов к сотрудничеству. И вот такая потребность в очередной раз появилась у «нелегальщиков». Естественно, командир подразделения, уже основательно втянувшийся в работу и познавший ее азы, затребовал соответствующую картотеку. Каким же было его удивление, когда на одном из фото он увидел… своего агента! Причем не из худших. Офицер тут же поставил в известность меня. Было принято решение установить за Хлоупом – это оказался именно он – круглосуточное наблюдение. В течение нескольких месяцев опытные «топтуны»*, сменяя друг друга, отслеживали едва не каждый его шаг. Вскрылись более чем любопытные факты.
– Не упустите из виду ни одной детали! – приказал генерал.
– Будет исполнено! Откровенно («может, при вынесении решения эти сволочи учтут мою самокритичность?!») замечу: в ходе круглосуточной прослушки и слежки всплыли первые неприглядные эпизоды. Например, деньги, отмываемые нами в Киншасе по известной присутствующим схеме, Хлоуп начал частично использовать для собственных биржевых спекуляций. Мало того, что подобная «вольность» чревата непредсказуемыми последствиями для всей организации, так и «навар», если тот появлялся, попадал исключительно в тот карман, который ближе к телу. А если бы заигрался и проигрался в пух и прах?!
Дальше – больше. С помощью новейшей аппаратуры нам удалось зафиксировать, хотя и не полностью, его беседу с неким партнером. Расследуя эту связь, мы установили еще один недопустимый факт. Тип, с которым он на повышенных тонах разговаривал в «Окапи», – чиновник высокого ранга из Министерства внутренних дел. Именно он втянул Хлоупа в сомнительную аферу с поставками оборудования для пенитенциарной системы Заира. И подлец рискнул всеми резервными средствами теневого правительства, которые на тот момент по нашему заданию контролировал.
– Я отказываюсь в это верить! – грохнул кулаком по столу явно скучавший до сих пор Жуадга.
Окава с самого момента появления комиссии никак не мог понять, кого из теневого правительства гражданский хлыщ представляет. Цивильный костюм на нем сидел безукоризненно и был сшит явно не армейским портняжкой. Чрезмерно зауженная талия наталкивала на мысль, что под китель поддели корсет, с прошлого века завалявшийся на пакгаузе. Вытянутые в ниточку губы – нетипично тонки для чернокожего. Выдвинутый вперед лоб создавал впечатление, что финансист в любую минуту готов сокрушить им стену. Ресницы казались выстроенными в парадную шеренгу – не результат ли это их регулярного выщипывания?
Зубы были настолько мелки, что Окава нисколько не сомневался: их во рту Жуадга намного больше, чем тридцать два. Смотрел на всех финансист настороженно, будто слепой после операции по возвращению зрения. Его привычка двигать вправо-влево челюстью вызывала подспудное раздражение.
– К несчастью, именно так и обстоят дела, – промямлил окончательно сбитый с толку Окава.
– В то время, когда мы, в денежно-кредитном управлении, экономим каждое сенжи, ваши агенты сотнями тысяч заиров крутят, как цыган солнцем!
«Что этот напыщенный и наодеколоненный душка понимает хотя бы в розыскно-оперативной работе, не говоря уже об адском труде нелегалов?», – нашел в себе силы мысленно возразить полковник.
– А ведь средства могут понадобиться срочно. На наше благородное дело. И что получается?! Их в нужный момент может просто не оказаться! Да Шабила за такие штучки вас всех до толщины купюры раскатает!
– Разделяю ваше негодование, – прервал его Абунг. – Но давайте сей триллер дослушаем до конца.
– Можно продолжать? – на всякий случай уточнил Окава.
– Нужно, полковник, нужно! – теперь уже саркастически осклабился Язаку. Надо отдать ему должное, военная форма на среднего роста мулате сидела, как влитая. Будто он родился не в счастливой сорочке, а в не менее счастливом мундирчике цвета хаки. В то же время стекла очков на крупном лице выглядели, как два банных листа на заднем месте любителя попариться. Профиль майора можно было назвать даже чеканным. Если бы не нос, не дотягивающий до афро-арийского. Что, впрочем, не мешало офицеру им нешуточно гордиться. «Мой орган обоняния, – неоднократно хвастался в узком кругу Язаку, – точная копия носа сирийского царя далекого прошлого Антиоха Иеракса». Откуда ему это было известно, для всех оставалось загадкой. И еще. Сам оставаясь фанатичным поклонником чистоты, он был свято убежден: в этом отношении весь мир должен брать пример с русских – самой чистоплотной нации планеты. Ибо она – единственное подлунное государство, имеющее в своем фольклоре пословицу на тему гигиены. И звучит она так: с мылом рай и в шалаше.
Между тем полковник вытянулся во фрунт:
– Чтобы копнуть поглубже, мы сделали контрольный…
– Выстрел в голову? – съерничал финансист.
– Нет, контрольный запрос, – в этот раз Окава не дал себя сбить с толку. – Первым делом предупредили Хлоупа о предстоящей переброске пары сотен тысяч американских долларов – будто бы на предвыборную конголезскую кампанию, в которой поддерживаем выгодного, с нашей точки зрения, кандидата. И по всем направлениям усилили контроль за попавшим под колпак агентом, в первую очередь, негласный. Боже, как он заметался! Никаких доказательств, что нелегал полностью вышел из-под контроля, больше не требовалось.
Пасли и его подельщика из МВД. В какой-то момент, кажется, он засек наш «хвост». Слежку сняли. Ситуация, в общем, уже была ясна и так.
Наряду с перечисленными мероприятиями, отправили на тот берег резервного агента-женщину, близкую подругу известной в прошлом заирской танцовщицы – жены (такое вот удачное стечение обстоятельств!) сотрудника Министерства внутренних дел, который «химичил» вместе с Хлоупом. Девушка по нашему наущению наплела той кучу небылиц о Хлоупе. Пытаясь подтолкнуть подругу к обращению в полицию. Она в итоге так и поступила. Увы, стражи порядка на заявление отреагировала более чем вяло. Скорее всего, потому что речь шла о должностном лице вышестоящего по отношению к ним органа.
– Зачем этот правоохранительный огород вообще нужно было городить? – прервал докладчика генерал. – Совершенно не понятно. И в высшей степени не профессионально!
– Я с вами полностью согласен. Все проколы – из-за недостатка опыта у наших людей, которых, как я уже отмечал, в свое время собирали в авральном порядке с бору по сосенке. Мы впоследствии также сочли вариант недостаточно продуманным – сказалось, как я уже подчеркивал, отсутствие оперативных навыков. От него отказались. Но, пока мы меняли вводную, в сквере у речного порта в Киншасе было обнаружено два трупа. Управление пришло к выводу, что это – дело рук нашего рехнувшегося агента.
– На каком основании? – сделал очередную затяжку сигаретой майор. – Не путаете ли, войдя в разоблачительный раж, божий дар с яичницей?
– Откровенно говоря, доказательства у нас – косвенные, – собрался с силами Окава.
– А именно?
– В ту ночь наш человек осуществлял слежку за Хлоупом. К сожалению, тот от него вскоре оторвался.
– Позор! – возмутился финансист.
– Не следует забывать, что Хлоуп – один из лучших агентов! – неожиданно даже для самого себя обиделся Окава. – Так вот, потеряли его в районе речного порта.
Но не только совпадение, так сказать, географических координат подтолкнуло аналитиков к мысли о причастности Хлоупа к трупам. Способ отправки в мир иной – вот что насторожило. Один из убитых, судя по результатам вскрытия, уже попавших к нам, погиб вследствие отравления алкалоидами чилибухи. Кто не знает, – полковник демонстративно (терять погоны, так под звуки тамтама!) повернулся в сторону зевавшего в полный рот финансиста, – из этого растения изготавливается смертельный яд. Его еще называют кураре. И он обязательно входит в «джентльменский» набор наших агентов. Это – во-первых.
Во-вторых, симптомы смерти второго человека. На его лице имелась ярко выраженная петехия* , характерная для инфразвукового поражения. И опять – именно резонаторами такого класса снабжены наши люди.
Вернусь, однако, немного назад. А именно к фото, с которого вся карусель завертелась и на котором Хлоуп был запечатлен с контрабандистами. Так вот, те признались, что по его заказам, за хорошую, естественно, плату, не раз доставляли из Конго в Заир наркотики. Уже когда мы контролировали ситуацию, Хлоуп дал заявку на псилоцибин. Поскольку о сделке мы знали заранее, пакет «пометили». Вклеенная в упаковку невидимая полоска позволяла с помощью специальной аппаратуры отслеживать передвижения зелья.
Хлоуп прибыл на место «стрелки» не сам. Его сопровождал молодой человек. Сделка состоялась. Участники оной разошлись. Наш топтун незаметно последовал за покупателями.
В районе одного из водопадов разыгралась странная сцена. Остановив авто, Хлоуп подошел к стремнине. Наблюдавший за ним под видом туриста наш человек увидел в бинокль как тот бросил в воду какой-то предмет. Что он в это время говорил, особист, ввиду солидного расстояния, слышать не мог. Но, предположительно, Хлоуп убеждал партнера в добровольном уничтожении наркотика. Зачем сие понадобилось (пакет с псилоцибином продолжал благополучно «семафорить» из машины), установить не удалось. Предположительно Хлоупу по какой-то причине нужно было выглядеть перед попутчиком чистеньким.
Дальнейший же путь порошка мы проследили без проблем. Через все того же работника министерства внутренних дел наркотик попал в места заключения. Само собой, не бесплатно. И не за ту цену, которую выложил контрабандистам Хлоуп.
– Спираль замысловатая! – нахмурил чело генерал.
– Это еще не все. Убедившись в надежности канала, Хлоуп предложил контрабандистам помочь ему перебросить через границу… человека. Как он утверждал, «груз» в это время будет находиться под воздействием то ли наркотиков, то ли сильнодействующего снотворного. И, следовательно, особых хлопот исполнителям не доставит.
– Ну, и дела творятся в разведке! – сокрушенно помассировал затылок председатель комиссии. – Ваш рассказ, скорее, смахивает на вычурный детектив. Это надо же до такой степени распустить даже нелегалов! Можно только представить, что вытворяют легальные рыцари плаща и кинжала.
– Никак нет, господин генерал!
– Что «никак нет»?
– Единичный случай! Не массовое явление.
– Ладно, давай продолжай, массовик-затейник!
– За такое – под трибунал мало! – подал голос майор, до этого упорно разглядывавший носки своих десантных ботинок.
Окава стало ясно: его песенка, судя по тону, видимо, спета. Но и дальше необходимо докладывать правду. И только ее. Ведь запросто проверят каждое слово. И если обнаружится, что он что-то сознательно недоговорил или приукрасил, тогда и головы не сносить. Разговор будет короткий – пуля в висок или нож под ребро. Скольких неугодных отправлено на тот свет по его приказу! Проявив же полнейшее послушание и продемонстрировав глубоко раскаяние, еще сохраняет шансы не только остаться в живых, но и быть переведенным, пусть и с понижением, в другое подразделение. Неплохо бы в интенданты! И место жирное, и риска, по сравнению с разведкой, – ни малейшего. А уважения, не исключено, даже больше.
– Продолжайте! Чего вы замолчали? С мыслями собираетесь? – услышал не вовремя размечтавшийся полковник требовательный голос Абунга.
– Да, да! Конечно! – не по-военному откликнулся он. – Так вот, возглавляемому мной управлению удалось распутать непростой клубок. И благодаря хорошо законспирированному лазутчику даже установить человека, – в голосе Окава впервые зазвучали горделивые нотки, – которого в бессознательном состоянии через заирско-конголезскую границу намеревался переправить Хлоуп.
– Что еще за человек, зачем и кому он понадобился? – вновь прервал доклад майор.
– Я как раз к этому и подхожу. Речь – об одном цивильном по кличке Перебежчик. Он – ученый, специализирующийся на проблемах теории поля и влияния волн на мозг человека. Направление – очень перспективное. Но у него возникли заморочки с коллегами, а также фирмой, где он в последние годы трудился. Бросив прежнее место, парень заключил контракт с министерством внутренних дел Заира. И, видимо, не надеясь на то, что стражи общественного порядка смогут обеспечить ему защиту от экс-коллег, поселился в одной из тюрем Киншасы.
– Оригинал, однако! – генерал покрутил пальцем у виска. – И зачем сей придурок понадобился Хлоупу?
– Имеется негласная информация, что Перебежчик обладает сильными телепатическими возможностями, позволяющими управлять мыслями людей. Правда, пока на незначительных расстояниях.
– Неужели такое, в самом деле, возможно?! – вскинулся глава комиссии.
– Получается, да, – скромно ответил Окава.
– Чрезвычайно интересно! – У генерала данный нюанс вызвал нешуточное оживление. – Такого бы человека да нашему правительству! Не исключено, мы бы гораздо быстрее взяли власть в свои руки.
– Вы абсолютно правы, господин генерал! – согласился Окава (попробовал бы он не согласиться!). – Именно с такой целью Хлоуп и намеревался похитить ученого.
– Но ведь, как уже подчеркнул майор, мы ему такого задания не ставили. Или решил действовать на свой страх и риск? Не поставив Центр в известность.
– Все гораздо хуже.
– Что еще?
– Перебежчика Хлоуп пытался переправить на этот берег, как выяснил вышеупомянутый лазутчик, по поручению наших злейших конкурентов, также претендующих на роль нового правительства Заира, – Фронта Национального Спасения.
– Как?! – гаубицей среднего калибра грохнул генерал.
– Именно так! – словно красна девица, потупил глаза полковник.
– Значит, Хлоуп – двойной агент?! Или, вообще, тройной?!!

ГЛАВА 79

Подходя к могиле супруга, Ирена издали с удивлением заметила склоненную у памятного знака женскую фигурку. Кто бы это мог быть? Близких родственников, кроме не совсем уравновешенного брата-близнеца, у Клода не осталось. С друзьями, во многом из-за нее, отношения охладели. На кладбищенскую служку дама тоже не похожа. Подойдя ближе, рассмотрела гостью «города мертвых» – та была примерно ее возраста. Сей факт немного насторожил, хотя внутреннего протеста не вызвал. Она верила Клоду, как богу.
– Здравствуйте! – от неожиданности женщина, склонившаяся у надгробия, вздрогнула. Причем не слегка, как это сделал бы всякий, кто немного испугался. А как-то – очень уж сильно. «То ли нервы ни к черту, – подумала Ирена, – то ли кого-то панически боится».
– Добрый день! – едва не заикаясь, ответила незнакомка.
– Извините, я, кажется, испугала вас?
Та кивнула.
«Девяносто девять из ста женщин наверняка бы попытались скрыть мимолетную слабость, – трезво раскинула умом Ирена. – Она же призналась сразу. Что за этим скрывается? Невероятное простодушие? Предельная откровенность? Или блестящая актерская игра?»
– Еще раз извините!
– Не стоит! Если кто и должен извиняться, так это я. Из-за того, что без вашего разрешения пришла на могилу. Вы ведь, как я понимаю, вдова Клода?
– Да! А…
– …кто я, хотите спросить? И по какому праву здесь нахожусь?
– Угадали относительно первой части. И ошиблись – в части второй. Праху мертвого имеет право поклониться любой. Даже если это прах – незнакомого человека. Кстати, бывая на кладбище, я нередко останавливаюсь у чужих могил. И подолгу размышляю. Какими усопшие были при жизни, кого любили, что ненавидели, испытывали ли страдания при переходе в мир иной? Многое ли успели в выполнении собственного предначертания на земле? Умирали – стеная или мужественно перенося последний удар судьбы? Это, знаете ли, очищает. И заставляет по-иному посмотреть на привычные вещи. Ведь, если задуматься, они, мертвецы, дома. В гостях же находимся мы, живые. Не удивительно, что многих тянет к местам захоронений. Не исключаю, что вы – тоже из таких.
– Нет.
– Тогда, действительно, кто вы?
– Большая его, – кивнула женщина на могилу, – …должница.
– Прежде чем расскажете, если, безусловно, пожелаете, больше, может, представимся друг другу?
– Конечно! Меня зовут Эльдази, – протянула незнакомка руку.
– А я – Ирена..
– Вот шапочное знакомство и состоялось!
– Только от нас зависит, каким ему быть дальше. Или не быть вовсе.
– В логике вам не откажешь!
– А вам – в пугливости.
– Вы о том, как я вздрогнула, когда позади услышала ваш голос?
– Ну, да! Я сразу сделал вывод: вы чего-то смертельно боитесь.
– Если откровенно, ошиблись не сильно.
– Так, может, стоит знакомство продолжить? Не исключено, сможем в чем-то одна другую поддержать.
– Согласна, – после короткого раздумья предприняла попытку тряхнуть коротко остриженными черными волосами Эльдази, из-за чего Ирена сделала вывод, что у той еще недавно локоны были куда длиннее, и женщина к новой прическе еще не привыкла.
– В таком случае давайте присядем, – предложила Ирена.
– Не возражаю.
Женщины не торопясь опустились на скамейку.
– А я жену Клода представляла несколько иначе! – подняла на Ирену зеленые глазища Эльдази.
И поспешила добавить:
– Мне о том, что он женился, поведал один человек. Я некоторое время жила далеко отсюда. Поэтому новости практически не доходили.
Ирена едва удержалась, чтобы не задать Эльдази банальный вопрос: какой же та ее представляла?
– Ну, если уж вы первой начали, то, полагаю, и продолжайте. С самого начала. Откуда вы знали моего мужа? Что вас с ним связывало? И побольше – о нем самом. Мне сейчас очень тяжело, – нотки неподдельного страдания прозвучали в словах женщины, в полной мере вкусившей горечь одиночества.
– Что ж, как говорится, откровенность – за откровенность. Только, пожалуйста, не обижайтесь.
– Вы меня сознательно интригуете?
– Ни в коей мере! – горячо возразила Эльдази. Ее голос тоже – во всяком случае, так показалось Ирене – прозвучал искренне. – Ведь, по сути, обижаться вам не на что. И не на кого. Будем считать, что я просто неудачно выразилась. Правда.
– Невероятно, но я вам верю.
– Мы с Клодом познакомились около трех лет назад у кого-то из общих знакомых. Поскольку гости нашего возраста на пикнике отсутствовали, нам волей-неволей пришлось общаться. Не скажу, что он мне тогда, извините, сильно понравился. Но, как это часто бывает с молодыми людьми, мы начали от случая к случаю встречаться. Человеком Клод оказался незаурядным. И я постепенно поняла, что …влюбляюсь. О его чувствах сказать ничего не могу. Однако думаю, практически с самого начала была ему небезразлична, – Эльдази несколько смущенно посмотрела на Ирену.
– Не чувствуйте никакой неловкости, – успокоила ее та. – В данном случае она – излишня. Во-первых, это происходило до его встречи со мной. Во-вторых, Клода уже нет в живых. И, в-третьих, разве логично стыдиться любви?
– Вы не обижаетесь?
– Спрашивайте уж прямо: не ревнуете? Нет!
– Спасибо! Я рада, что вы меня понимаете. Дальше судьба повернула так, что я вышла замуж за другого. Только не спрашивайте, умоляю вас, почему? Пусть сей позорный факт так и останется исключительно моей тайной. Скажем так, в определенной степени это был мезальянс. Очень скоро переросший в трагифарс. Итог? Я оставила мужа против его воли. И сей безумец с тех пор меня разыскивает.
Средств для бальзама на рану своего не в меру воспаленного самолюбия у него достаточно. Если точнее, он в них вообще не ограничен. В сложившейся ситуации мне остается один выход – скрываться.
– Боже мой! Но неужели на этого деспота нет управы? Не в доисторические ведь времена живем.
– А что я предоставлю в качестве достаточно весомых аргументов тому же суду? При нашем-то законодательстве!
– Вы правы. В таком случае я могу укрыть вас у себя. Или помочь выехать в места моего появления на свет. Немного там побудете, а там, глядишь, и ваш Отелло успокоиться.
– Я, право, тронута, милая Ирена! Однако вашей добротой не воспользуюсь. У меня уже есть надежное убежище. Думаю, у вас хватит такта не интересоваться, где оно находится.
– Эльдази! Как вы могли?!
– Простите великодушно! Последние месяцы не прошли бесследно для моего здоровья. Я стала несколько неуравновешенной.
– Прощаю! Но в самом начале вы заикнулись о помощи, которую оказал вам мой супруг.
– Ах, ну, конечно! Не знаю, насколько это покажется вам невероятным, но, чтобы сбежать от ненавистного мужа, я должна была заплатить относительно крупную сумму. Человеку, который помогал осуществлять задуманное. Я ведь замуж вышла в чужую страну, где не имела ни родных, ни друзей, ни знакомых. Свет, как говорится, был в рогожку.
Не скрою, кроме денег, с этим самым помощником пришлось расплатиться еще и телом. Но я прошла уже через такие унижения, что мне было, по сути, все равно. Лишь бы вырваться.
– Представляю!
– Разжиться финансами я могла только в Заире. Однако надеяться в этом вопросе на оставшегося к тому времени вдовцом отца, учитывая затяжную и тяжелейшую болезнь матери, не приходилось. А из круга достаточно близко знакомых я выбрала Клода. Хотя чисто теоретически меньше всего имела право уповать именно на его милосердие.
Через того же посредника передала бывшему жениху коротенькую записку. И он – безотказная душа! – откликнулся. Необходимую сумму курьеру впоследствии вручил. Не написав при этом для меня ни единого словечка!
– Может, опасался ненароком повредить? – задумчиво проговорила Ирена. – Или, сохраняя к вам какие-то чувства, тоже не сумел взнуздать раненое самолюбие.
– Не знаю. Но впоследствии, очутившись, наконец, на воле, я написала ему уже подробное письмо. Не указав, естественно, обратного адреса.
– При расставании вы с ним, как я догадываюсь, церемонились не очень?
– С одной стороны, да. С другой, так было нужно. И не бередите, пожалуйста, до сих пор кровоточащую рану. Очень часто обстоятельства – выше нас. Я была загнана в угол. Пришлось выбирать между семьей и парнем, который нравился. Наверное, я ошиблась. Хотя, если бы предала отца с неизлечимо больной матерью, разве бы себе простила? Впрочем, зачем ворошить прошлое? Поздно! Что сделано, то сделано. Его не воротишь.
– Эльдази, а давно вы узнали о гибели Клода?
– Сегодня.
– И успели добраться в Киншасу с места вашего, – Ирена запнулась, подыскивая необидное и в то же время максимально точное определение, – … добровольного заточения? Из чего следует вывод, что прячетесь вы неподалеку.
– Не совсем так. Вернее, совсем не так. Я ехала сюда, совершенно не подозревая, что Клода нет в живых.
– Какой ужас! В самом деле?
– Да! Несмотря на опасность быть засвеченной, направлялась к нему живому. С вполне конкретной целью – вернуть великодушную ссуду. Моя мать скончалась еще до моего побега от законного супруга. А папа отправился к праотцам чуть позже. Перед смертью он продал все, что у него еще оставалось. А деньги положил на счет, открытый на мое имя. Об этом я узнала совершенно случайно. Наткнувшись на газетную заметку в разделе «Они разыскиваются по делам о наследстве».
– Черт побери, у вас жизнь, как у Джеймса Бонда! Признаюсь честно, я бы такого не вынесла больше недели.
– Беда научит маниок закусывать ямсом. Однако вернусь к прерванному рассказу. Получив наследство, я первым делом вспомнила о долге Клоду. И направила, как вы видите, свои стопы в Киншасу. Опасаясь, что за ним установлена слежка, пойти прямо на работу не рискнула. Позвонила, соблюдая все предосторожности, в офис. И там услышала потрясшее до глубины души известие – моего кредитора больше нет в живых.
Естественно, захотела узнать больше. После долгих телефонных препирательств меня соединили с неким господином, ужасно коверкающим слова. Его фамилия – производная от какого-то овоща. Броколли? Нет. Турнепс? Фенхель? Не то. Извините, не могу вспомнить. Он еще разговаривал с жутким акцентом. Впрочем, так ли все это в данном случае важно? Он сначала ничего не хотел говорить, но потом сдался. Сказав, что Клод попал в жуткую аварию. Я поняла: прежде, чем уеду, обязана сделать две вещи. Побывать на этой могиле и отдать одолженные в критической ситуации деньги вам. Как законной наследнице.
Хотя только сейчас вот подумала: не допустила ли роковой ошибки, появившись на кладбище? Не разумнее ли было, созвонившись с вами, передать привезенное в заранее обусловленном месте?
– Спасибо за теплые слова о покойном муже! Но денег, право, я не возьму.
– Не понимаю. В какое положение вы меня ставите?
– Тут и понимать нечего! Я считаю, что Клод погиб… из-за меня.
– Почему? Он же разбился на машине!
– Уж если мы говорим – подумать только! – едва не как закадычные подруги, открою вам и свой секрет. Видите ли, в тот день у меня случился выкидыш. Сказать, что на Клода это произвело тяжелейшее впечатление, значит, не сказать ровным счетом ничего. Он был в полувменяемом состоянии. Так странно на меня глядел. Будто впервые видел! И вот, пребывая буквально в прострации, куда-то умчался. Куда торопился, не представляю. Да теперь уже и не узнаю никогда. Удивительно было бы, если бы аварии не случилось. Жаль только, богу не было угодно, дабы она не имела столь трагических последствий.
– Но в чем вы видите свою вину? Я что-то не поняла.
– В том, что не сумела сохранить беременность. Не приключись выкидыш, Клод не был бы так расстроен и, убеждена, остался бы жив.
– Сие ведомо одному господу! Так что не возводите на себя напраслину. Это раз. И второе – при чем здесь долг, который я привезла? Почему вы отказываетесь его принять?
– Я отказалась и от наследства – фирмы, яхты, особняка мужа, остальных принадлежащих ему активов. Прошу только: не нужно давать оценки этому поступку. Я вольна предпринимать те шаги, которые в данной ситуации считаю необходимыми. И никто – вы слышите меня? – никто не смеет меня осуждать!
– Хорошо! Только успокойтесь, прошу вас!
– А вот какую-либо безделицу, напоминающую о Клоде, я бы вам презентовала с большим удовольствием. У него не так много осталось друзей, в памяти которых он продолжает жить.
Увидев на лице Эльдази недоумение, Ирена объяснила:
– Лишь законченные циники утверждают, что брак – это когда двум хорошим людям плохо. Нам было хорошо. И посему мы практически не принимали гостей. Редко выходили сами. Так что прежних друзей Клод растерял, а новых не приобрел.
– Понятно. Что ж, я не против иметь вещицу на память о порядочном человеке. Их в этом мире остается не так уж много. И становится все меньше и меньше. Не думаю, учитывая мой статус дамы инкогнито, что поступаю мудро. Но погибать – так с фейерверком.
– Тогда поехали! Автомобиль – на стоянке у церкви. Комплект ключей от его… нашей квартиры пока у меня хранится. Заедем, вы что-то себе выберете.
Ирена поправила цветы на могиле, поцеловала фото мужа. Не стесняясь, смахнула слезинки с глаз. Повернулась к Эльдази:
– Все еще не верю, что его нет, что я его никогда не увижу.
И, уже направляясь к выходу, неожиданно со стоном выдохнула:
– Если бы вы только могли представить, как я его до сих пор люблю!!!

ГЛАВА 80

В кабинете повисла предгрозовая тишина. Генерал насупил брови. Финансист от возмущения подпрыгнул на стуле. У майора на лице появилась нездоровая испарина.
– Да! – Окава не оставалось ничего иного, как признать очевидное – невероятное.
– Тройной агент?! А как же хваленые контрольные поверки? Перекрестные слежки? Задания с двойным дном, наконец? Да ваше управление – не спецслужба, а паноптикум! – буквально захлебнулся от душившей его ярости майор.
– В чем-то «контрольки» помогли. А где-то мои люди, действительно, прохлопали, – предпринял попытку хоть немного оправдаться полковник. Про себя же подумал: «Моя спецслужба – паноптикум не больший, чем ваше теневое правительство».
И продолжил:
– Забегая вперед, отмечу, что, на взгляд экспертов, последнее время Хлоуп страдал раздвоением личности. В зависимости от того, по какой из легенд работал, он одевался по-разному, вел себя по-разному, передвигался на нескольких авто, обедал в разных ресторанах и даже говорил с различными акцентами. Маскировался столь успешно, что, похоже, о происходящем никто не подозревал. Даже ближайшие друзья и родственники.
И агент продолжал – по крайней мере, подсознательно – жить в двух параллельных измерениях. Специалисты называют это симптомом положительного двойника. Именно из-за болезни Хлоуп не отреагировал на нашу ошибку с присвоением ему двух статусов одновременно. Ляп, наоборот, идеально совпал с процессами, происходящими в его не совсем здоровом мозгу.
– Да хрен с ним, с раздвоением личности! Пусть агент хоть операцию по смене пола делает. Но, кроме своих, работать еще и на чужаков! Нет, каково?! – никак не мог успокоиться главный проверяющий. Потом махнул рукой:
– И что дальше? Какие меры на сегодня приняты?
– Оборотень уничтожен!
– Правильно! Хоть одно разумное решение, – впервые со времени появления на базе майор обронил одобрительные слова.
– Разумное?! – возопил финансист. – Вы что, господин майор, издеваетесь? Или глупые шутки с умным видом надумали шутить?
– И не помышлял! Действительно, я уверен, что смерть – наиболее достойное наказание для Хлоупа.
– А деньги?! Вы о них подумали?
– Какие деньги?
– Наши! Из оппозиционного общака. Которые этот недоумок, судя из доклада Окава, без спроса вложил в некий идиотский бизнес. Кто нам теперь их вернет? Гальванизированный труп?
– Господин генерал, разрешите уточнить ситуацию по этому вопросу? – предпринял попытку сбить бушевавшее пламя Окава.
– Разрешаю! Уточняйте!
– Не до такой степени наша спецслужба – пародия, чтобы мы, прежде чем отправить изменника на потустороннее свидание с Иудой, не предприняли усилий в вышеуказанном направлении.
– Каких именно? – финансист не переставал нервно теребить дужку лежащих на столе очков.
– Получив информацию о том, что Олумб, вышеупомянутый чиновник министерства, – гомосексуалист и установив его постоянного партнера, мы последнего выкрали (кстати, им оказался еще один участник торговли оборудованием для мест заключения по фамилии Алакид). И уже вскоре убедились, что любовь мужчины к мужчине сильнее любви к женщине и родине вместе взятых. Лишенный «голубых» сексуальных утех и напуганный возможным исчезновением сожителя навсегда, Олумб уже на третий день «страданий» согласился на выдвинутые управлением условия. Причем стал мягок и податлив, как воск.
– Это не имеет никакого значения! – перебил тираду финансист. – Извольте ближе к делу!
Генерал в очередной раз не одернул рядового члена возглавляемой им комиссии, из чего Окава сделал вывод: очкарик не так прост, как может показаться на первый взгляд. Не исключено, близок к теневому Самому. Деньги – они легко открывают путь в самые труднодоступные кабинеты. А Жуадга ведь сидит на финансах. Так что не нужно с ним лишний раз вступать в полемику.
– Так точно, господин главный финансист! Продолжаю «ближе к делу». Схему утвердили достаточно сложную. Однако практически стопроцентно гарантирующую возврат зависших по милости Хлоупа средств. Как я уже докладывал, несколько человек, включая покойника, сколотить капиталец вознамерились на поставках в тюрьмы специального оборудования. Бизнес, особенно при наличии влиятельного лоббиста, – бешено прибыльный. Да вот незадача: ловкачи уже закупили часть товара, а за остальной – перечислили деньги, когда на горизонте появился Перебежчик с идеей психоареста. И проект Олумба со товарищи, по крайней мере, временно, накрылся одним непечатным местом.
– Каковы ваши конкретные шаги? – в этот раз нетерпение проявил уже генерал.
– Ради того, чтобы вернуть средства, мы решили пожертвовать одним из наших агентов. Дав ему задание подорвать склад боеприпасов, просигнализировали о теракте в полицию. Диверсанта задержали. Олумб постарался, чтобы его бросили на ту же зону, где укрывается Перебежчик.
Сейчас работаем над тем, чтобы пути задержанного агента и долбанного психотерапевта как можно скорее пересеклись. По нашему указанию первый (он ведь не подозревает, что его сдали свои) отправит на тот свет второго. А после того, как отзвучит похоронная музыка, вновь станут актуальными поставки тюремного оборудования. Иными словами, заирские ловкачи деньги, в том числе и вложенные Хлоупом, наверняка отобьют. Да еще с хорошей прибылью!
Любовника Олумба мы перебросили сюда, в Конго. И намерены держать его под присмотром как угодно долго. По крайней мере, до тех пор, пока не вернем бабки.
– Понятно! Но вы по телефону дали понять, что у вас случилось еще одно ЧП – масштабом поменьше. Правильно ли я вас понял? – поднял голову от бумаги, куда что-то записывал, председатель комиссии.
– Так точно! Я не обсуждал вопрос по проводной связи исключительно в целях конспирации. Чтобы не быть подслушанными. Лучше лишний раз перестраховаться.
– Одобряю! И – рассказывайте дальше.
– В самом начале доклада я упоминал о том, что происходило у нас в период кардинальных кадровых перемен. Практически на все должности пришли новые, без малейшего опыта, хотя и честные, люди.
– Хватит оправдываться! Давайте о микро-ЧП, – оборвал полковника Жуадга.
– На прошлой неделе ко мне явился начальник отдела, курирующий легальных агентов. С рапортом об оказании материальной помощи семье одного из них – геройски погибшего при исполнении служебных обязанностей. Я оставил принесенное досье у себя, ибо был, во-первых, крайне занят, а, во-вторых, дело не относилось к разряду неотложных.
– Не является ли это нарушением действующих инструкций? – прокрякал, будто утка, усердно жующий жвачку майор.
– В исключительных случаях подобное допускается. Тем более, в такой ситуации. Речь-то шла о почившем в бозе сотруднике. Иными словами, никакая опасность нашему общему делу не грозила.
– Растекаться мыслию по баобабу, господин полковник, будете потом! – Абунг направил доклад в нужное русло.
– Так точно, господин генерал! Продолжаю. Так вот, на второй день – так совпало – я заслушивал еженедельный доклад уже шефа нелегалов. Речь, в первую очередь, шла об успешном завершении операции по ликвидации Хлоупа. Возвращая личное дело предателя, которое также отправлялось в архив, я нечаянно столкнул на пол досье, принесенное накануне. Папка раскрылась, бумаги рассыпались. Подчиненный бросился помогать мне их собирать. И, наряду с другими листками, поднял фото геройски погибшего агента. Положил все на стол. Потом, хмуря брови, обратился ко мне:
– Господин полковник, понимаю, что вторгаюсь в чужую парафию, но разрешите еще раз взглянуть на снимок!
– Зачем? – переспросил я.
– Больно уж лицо знакомо!
– Не может быть! – возразил я. – Это один из лучших легальных агентов. Вам кого-либо из них знать не положено по должности.
– И все же – разрешите! – настаивал офицер.
– Что оставалось делать? Я протянул ему фото. Он несколько минут внимательно изучал черно-белый кадр. Потом переспросил: «Так это легал?» – «Да!» – подтвердил я. Офицер молча протянул принесенную им папку и произнес: «Взгляните тогда на этот снимок».
Я взял в руки документы. Право, если бы у меня была матка, она бы опустилась ниже колен!
– Пожалуйста, избавьте нас от родовых схваток! – недовольно нахмурил брови генерал.
– Извините! Но поймите и меня. Оба агента оказались… одним и тем же человеком.
– Не может быть! – воскликнул майор.
– Отказываюсь верить! – фыркнул финансист.
Что касается Абунга, то он, похоже, на мгновенье вообще потерял дар речи. Однако, прокашлявшись, таки сподобился на вопрос:
– Как такое могло произойти?
– Разобрались и здесь. Оказалось, именно этому агенту мы раньше меняли статус. Электронную копию его досье передали из отдела в отдел. Чтобы вслед, после соответствующей регист-рации, предоставить и оригинал. Произошедшая тотальная смена кадров в управлении спутала все карты. Офицер-новичок, пришедший на должность патрона нелегалов, не знал, что имеющийся в его распоряжении документ – копия. В аналогичной ситуации очутился визави из «легального» подразделения. Он не снял с учета человека, уже переведенного в другой статус.
– И что?
– А то, что выходить на связь с одним и тем человеком продолжали оба отдела. И тот исправно перед ними отчитывался.
– Случай в истории мировой разведки – беспрецедентный, – осуждающе тряхнул головой генерал. – Один и тот же человек служит одновременно легальным и нелегальным агентом у нас и двойником – у враждебного Фронта Национального Спасения. Такое впечатление, что сей «ласковый теленок» с успехом сосал не только двух маток, но и быка.
– Лично я сотрудников, помимо аппарата, ни по фамилиям, ни по кличкам, ни, тем более, в лицо, помнить не мог. Речь идет о сотнях человек. Достаточно часто, к тому же, меняющихся. Опыта у них маловато – вот без конца и засыпаются, – попытался снять с себя хотя бы ничтожную часть ответственности Окава. – А офицер «легалов», получив по своим каналам информацию о геройской смерти подопечного, традиционно внес предложение о выделении его семье денежного пособия.
– Очередная неоправданная трата средств! – возмутился финансист.
– Никак нет! – по-военному четко отчеканил докладчик. – Да и не моя это выдумка. Решение о поддержке близких погибших принимало непосредственно правительство. Исходя из того, что такой шаг поможет нам в вербовке свежих кадров. Осведомленность о том, что семьи, в случае неблагоприятного для имярек исхода, не останутся без порции маниока, стали мощным стимулом для многих недовольных прогнившим режимом, но еще не готовых к активному сопротивлению.
Увидев фото своего агента в числе еще и нелегалов, офицер, как я уже говорил, опешил. Мы вместе изучили оба досье. Они оказались, как две капли воды, похожи. За исключением, безусловно, последнего периода. Таким образом, один и тот же человек получал зарплату и благодарности одновременно в двух наших подразделениях, ни словом об этом не обмолвившись.
– И уничтожив предавшего святое дело свободы правой рукой, вы левой – тут же посмертно его чуть не наградили?! – майор едва не задохнулся от негодования.
– Точно так!
– Отставить ненужные споры! – впервые употребил власть генерал. – Перерыв на обед. Заслушивание продолжим в 14.00.

ГЛАВА 81

– Здесь мы прожили свои счастливые дни! – заметила Ирена, въезжая во двор красивого особняка.
– Дом – просто чудо! – воскликнула, нисколько не фальшивя, Эльдази.
– Я – того же мнения. Кстати, по словам Клода, он купил его едва не за полцены.
– Только вот…, – замялась гостья.
– Не церемоньтесь, высказывайтесь.
– Соседство у вас больно уж несимпатичное, – показала глазами на тюремную стену.
– Все так утверждают, побывав у нас впервые. Но быстро привыкают. Это даже лучше, что рядом с домом – тихая кутузка, а не, к примеру, шумный дискоклуб. У меня относительно соседства – ни малейших нареканий. Как говорится, ничего плохого нам тюрьма не сделала. Думаю, мы здесь долго не задержимся? – перевела Ирена разговор на другую тему. – Поэтому загонять машину в гараж не стану.
– Конечно, конечно! – выходя из автомобиля и оглядываясь на всякий случай по сторонам, согласилась Эльдази.
Бывшая хозяйка открыла дверь, жестом пригласила гостью внутрь.
– Вы не поверите, но после того рокового дня я здесь не была. Поставила в известность брата Клода о том, что отказываюсь от наследства в его пользу – и точка. Отец перевез мои вещи и закрыл дом, попросив одного из соседей за ним приглядывать. К несчастью, уже нет в живых и папы.
– Умер?!
– В следующем после Клода месяце.
– Неизлечимая болезнь?
– Тоже несчастный случай.
И, не ожидая вполне понятного следующего вопроса, уточнила:
– Вертолет, на котором он летел, потерпел катастрофу.
– Уму непостижимо!
– Да. Представьте, каково мне. По сути, в одночасье лишиться ребенка, мужа и отца.
– Еще раз примите мои соболезнования. Нет слов. Право, по сравнению с тем, что пережили вы, мое горе кажется луковым.
– Ну, ладно, не будем об этом. А то сейчас расплачусь. И так лишь недавно смогла немного взять себя в руки. А то ревела белугой с утра до вечера. И с вечера до утра.
– Держитесь!
– Стараюсь. В противном случае уже бы сошла с ума. А теперь давайте посмотрим, что бы вам такое выбрать на память? Кстати, не возьмете рассказы Клода? Здесь есть и оконченные, и неоконченные, и просто брошенные, – Ирена бережно положила на стол разбухшую от содержимого кожаную папку.
– С удовольствием. И огромное спасибо!
В этот момент динамик, передающий музыку, затих. В комнате повисла напряженная тишина, свидетельствующая о том, что женщинам, несмотря на все усилия, случайная встреча дается непросто. Обе неожиданно пришли в замешательство. Выручило все то же радио. Прокашлявшись, диктор произнес:
– Внимание, внимание! Передаем экстренное сообщение. В аэропорту Нджили неизвестные обстреляли кортеж, перевозивший опасного преступника. По информации соответствующих служб, злоумышленники намеревались освободить своего лидера. Некоторые факты свидетельствуют о том, что нападение долго и тщательно готовилось. Прокуратура не исключает утечки информации из правоохранительных органов. Атака успешно отбита. Однако в течение ближайших трех-четырех часов будет осуществляться тщательный досмотр как территории аэропорта, так и граждан, там находящихся. В связи с чрезвычайным происшествием последующие рейсы задерживаются вплоть до особого распоряжения.
Эльдази охнула.
– Что такое? – спросила Ирена.
– Мой самолет! Он должен вылететь через четыре часа с небольшим. Что же будет?
– Перезвоните в аэропорт, узнайте подробности. Вон там, в углу, на стенке телефон. А я пока заварю по чашечке «Робусты». Бутербродов не предлагаю – их здесь просто не из чего приготовить.
– Не беспокойтесь! Меня куда больше волнует вылет самолета.
Эльдази подошла к телефону. Начала набирать номер. Задумалась на мгновенье, как будто ее осенила важная мысль, и крикнула в сторону кухни, куда удалилась Ирена:
– Вы не будете против, если я перенесу аппарат поближе к дивану?! Что-то устала.
– Делайте, как считаете нужным! – ответила Ирена и включила кофемолку.
Гостья двинулась к дивану. Уселась поудобнее, положила локти на журнальный столик и вскоре в трубке раздался охрипший голос диспетчера Нджили.
– Я только что услышала сообщение по радио. Хотела бы узнать, когда теперь отправляется рейс на… – Эльдази, оглянувшись на двери кухни, название города произнесла едва не шепотом. – Да, билет есть! Я у знакомых. Добираться недолго, с полчаса. Лучше еще раз перезвонить? Хорошо.
– Вы знаете, – появилась в комнате Ирена, – нашла в баре недопитую бутылку вина. Наверное, по этой причине отец ее и не забрал. Не станете возражать, если налью по полфужера? Помянем Клода.
Разлив напиток, хозяйка сказала:
– За тех, кто ушел недолюбленным!
Выпили. Ирена спросила:
– Я не поинтересовалась, что там с вашим рейсом? Если он задерживается надолго, предлагаю отправиться в дом отца, где я теперь обитаю.
– Благодарю за вашу доброту! Однако с вылетом все нормально. Через четыре часа, надеюсь, уже буду в воздухе.
– Четыре часа? Но это же много! Давайте поедем ко мне.
– Еще раз спасибо! Увы, нужно заглянуть в пару-тройку магазинов. Знаете, женские тряпки, без которых трудно обойтись. А там, где я сейчас прозябаю, с европейскими шмотками напряженка.
– Ну, что же, тогда присядем перед дальней дорогой по доброму христианскому обычаю на минутку-другую.
– Конечно! И, знаете, мне в голову пришла не совсем тактичная в данной ситуации мысль.
– Готова выслушать!
– Вы так хорошо сказали только что о Клоде. Я бы тоже хотела внести ничтожную лепту в память о нем. Прошу только, не посчитайте меня наглой особой. Сейчас, если не возражаете, напишу пару фраз. Какой мне видится эпитафия на его могиле. Вы вольны текст выбросить. А можете, если он понравится, высечь на памятнике. Идет?
Ирена растерялась: что за странное желание? Потом кивнула:
– Пишите!
Эльдази вырвала листок из лежащего на столике блокнота и быстро что-то на нем черкнула. Аккуратно свернула и протянула хозяйке:
– Возьмите! И еще раз – извините. До свидания! Вряд ли мы когда-нибудь свидимся.
– Я вас провожу.
– Вы очень добры!
У калитки женщины окончательно распрощались. Ирена вернулась в дом. Посмотрела на себя в зеркало, висящее в прихожей. Даже следа от безобразной лиловой грозди на лице не осталось. После пережитого тройного шока ненавистная болезнь не только перестала прогрессировать, но и куда-то испарилась.
Нос... да, он у нее, чего греха таить, длинноватый. Впрочем, аналогичный недостаток не помешал французу Сирано де Бержераку стать знаменитым.
Ирена взяла телефон, чтобы повесить его назад на стену. Под аппаратом забелела какая-то бумажка. Даже не беря ее в руки, Ирена узнала чек. Так вот, оказывается, почему гостья звонила с дивана. Вовсе она не устала. Аппарат понадобился, как примитивный тайник.
Что теперь делать? Везти чек в аэропорт? Но она не знает даже в каком направлении улетает Эльдази. И, вообще, на самолете ли она покинет Киншасу? Почему бы не предположить, что, желая во что бы то ни стало оставить деньги, она не выдумала историю с билетом на лайнер, а сама уже едет автобусом или поездом?
Ах, Эльдази, Эльдази! Разве можно быть такой щепетильной?
Ладно, деваться некуда. Пусть чек остается. Со временем она решит, на какие благотворительные цели направить средства.
А это что еще за мусор? Ирена наклонилась и подняла с пола белый прямоугольник. Развернула. С обратной стороны было что-то написано. Поднесла находку ближе к окну. Как она смогла забыть?! Это же текст эпитафии на могилу Клода, который сочинила гостья. Пробежала единственное предложение глазами. Через секунду-другую снова прочла, уже вполголоса. Одобрительно кивнула головой. Аккуратно сложила листик вчетверо и бережно положила в сумочку. Выключив свет, двинулась к выходу. На пороге оглянулась, окинула помещение взглядом.
Прощай кров, под которым она пережила счастливейшие мгновения в жизни! Скоро ты будешь принадлежать чужим.

ГЛАВА 82

– Два месяца назад изполнилозь зорок дней, как не зтало вашего брата, – Патиссон смотрел на Долка с плохо скрываемым осуждением. – Мы в офизе его поминали. Позылали приглашение и вам. Однако явитьзя вы не зоизволили.
– И не собирался! Еще чего! Братец заслужил то, что за-слу-жил. И так ему слишком долго везло в жизни. Как говорится, попользовался – пора и честь знать!
– Не по-божезки это!
– Плевать! У меня в кармане билет на самолет! Улетаю, – с нотками видимого превосходства подчеркнул Долк. – Не куда-нибудь, в Штаты – в Лас-Вегас.
– Это, конечно, целиком Ваше дело. Как и то, что вы продали бизнез безвременно ушедшего в мир иной брата. Однако почтить его память, извините, что вмешиваюзь, – хризтианзкий долг.
– Я господу, как и Клоду, ровным счетом ничего не должен! Так что – пусть не взыщут.
– Ну, что же, в таком злучае, прощайте и вы! И пузть господь наз раззудит. К злову, новый владелец «Фетиша» увольняет взех до единого прежних зотрудников. Мне-то ничего – есть пензия. А вот озтальные по вашей милозти озтализь без работы. А кое-кто – и без кузка хлеба.
– Я не служба социальной помощи, чтобы каждого обеспечивать бесплатной миской похлебки! Что же касается рекламно-консалтингового бизнеса, то какой смысл заниматься тем, в чем не разбираешься? Дабы с шумом вылететь в трубу?! Нет уж, увольте, я не настолько глуп. А поэтому с первого дня гибели Клода решил: заниматься «Фетишем» не стану. Окончательно же укрепился в мудрой мысли, когда после аудиторской проверки узнал, что оборотных средств у фирмы – кот наплакал.
– Я же вам зитуацию неоднократно объязнял, – в голосе Патиссона прозвучала обида за фирму, которой он отдал столько лет. – «Фетиш» – везьма узпешное предприятие. А отзутзтвие каких-либо зерьезных зредзтв на зчету – результат одной-единзтвенной малопонятной операции покойного хозяина. Более того, зейчаз я вам зкажу даже то, о чем раньше умолчал: небольшая группа наиболее преданных Клоду людей из чизла перзонала пришла к выводу, что его шантажировал какой-то мерзавец. Именно на выплату ему и ушли деньги. Безузловно, это грубое нарушение, но, по взей видимозти, иного выхода у вашего брата не озтавалозь.
– Как же, шантаж! Не смешите.
– И не думал! – обиженно поджал губы Патиссон.
– Вот вам вся правда о непонятном поступке покойного братца! – Долк достал из кармана пиджака два конверта. Один – совсем тонюсенький, второй – потолще.
Протянул их собеседнику со словами:
– Первое лежало в папке «Важное» в доме у Клода. Там находились и другие бумаги, но они не представляют ни малейшего интереса ни для вас, ни для меня. Поэтому я сию макулатуру выбросил. А письмо сохранил. Специально для вас.
Второе, более пространное послание на ту же тему, я обнаружил в ворохе неразобранной корреспонденции в углу прихожей. Видимо, последние деньки у братца-акробатца по какой-то причине были чересчур горячими и руки просто не дошли до чтения почты.
– Назколько я в курзе, озобняк вы уже продали?
– Да. Так что – прощайте! Надеюсь, никогда больше не вернусь в Заир.
Патиссон промолчал. За Долком закрылась дверь. Кряхтя, старик опустился в кресло. Вытянул из первого конверта лист и начал читать.
«Милый Клод! Ты вправе выбросить письмо после первой же фразы, не читая дальше. Но все же прошу – не делай этого! То, что мы расстались, – непоправимая ошибка моей жизни. Прощения не вымаливаю, ибо понимаю, что его не заслуживаю. И, тем не менее, вынуждена обратиться к тебе за поддержкой (какая, однако, наглость с моей стороны!). Причем не моральной, а материальной.
Поверь, если бы не безвыходность положения, в котором очутилась, я бы никогда не рискнула отважиться на такой беспрецедентный шаг. Не стану вдаваться в подробности – это ровным счетом ничего не изменит. Скажу лишь: если ты не выручишь деньгами, я погибла.
Почему осмеливаюсь обратиться к тебе, тому, кто, пожалуй, должен больше других меня ненавидеть? По двум простым причинам. Первая заключается в том, что обратиться больше не к кому. Отец, по сути, на мели. А больше состоятельных родственников или знакомых, да еще готовых пойти на подобную жертву, нет. И вторая – я доведена до такой степени отчаяния, что, право, уже ровным счетом ничего не стыжусь.
PS. К тебе скоро явится человек и поинтересуется, готова ли передача для островитянки? Ты должен ответить. Каким будет решение, я не знаю. Но, как последняя дура, надеюсь на благоприятный исход задуманной авантюры.
Прощай! Эльдази».
Патиссон бросил прочитанное на стол. Взял второй конверт. Выудил из него целых три листа. И буквально впился в них глазами.
«Добрый день, милый Клод! Долго думала, писать тебе еще раз или нет. Потом решилась. Чтобы, так сказать, не чувствовать себя неблагодарной тварью. Миллион тебе самых искренних и добрых слов за проявленное благородство! Благодаря ему, я очутилась на свободе. Правда, относительной. Ибо меня преследуют – муж никак не может смириться со столь откровенным демаршем. И я вынуждена прятаться. Но это уже – дело десятое.
Села за письмо не только потому, что хотела тебя отблагодарить. Намерена, наконец, объясниться. Если есть время и желание, выслушай.
Мой отец, скопив кое-какой капитал за время работы в «Пемарзе», начал собственный бизнес. Однако оказался не очень к нему готовым и вскоре задолжал крупную сумму одной заирской фирме. В установленный срок вернуть кредит не смог. И тут оказалось, что контрольный пакет акций контрагента перекупили арабы. Оформить рассрочку на возвращение денег они отказались. Более того, начали угрожать физической расправой. Верх цинизма: не только ему, но и членам семьи. Кстати, обо всем этом я узнала значительно позже – отец свои неприятности от нас с мамой (она тогда еще была жива) скрывал до последнего.
И вдруг он узнает, что новый владелец приезжает в Киншасу. И намеревается любыми путями попасть к нему, дабы решить проблему цивилизованно.
Вожделенный визит состоялся. Меня отец взял в качестве переводчицы – высокий гость изъяснялся только на английском, а французского не знал.
Шейх принял нас весьма радушно. Пообещал уже на следующий день разобраться в ситуации и, если отец окажется прав, обещал приструнить своих чересчур ретивых служащих. И все ел глазами меня. Не скажу, что сей факт сильно расстроил. Какой женщине не приятно мужское внимание? Напоследок шейх заявил, что переводчица у отца – просто блестящая. Ясно, что комплимент адресовался персонально мне.
Назавтра в квартире родителей раздался звонок из гостиничного номера араба. Секретарь пригласил отца на новую встречу со своим повелителем. Естественно, отправились туда опять вдвоем. Шейх заявил, что долг можно будет выплатить частями.
– Будем считать, что финансовая сторона вопроса закрыта, – подытожил он.
– А какая – открыта? – удивился отец.
– Вашей дочери, – ответил хозяин шикарного номера.
– В каком смысле? – растерялся вконец сбитый с толку папа, хотя я прекрасно поняла, о чем речь.
– В том, что я влюбился в нее если не с первого, то со второго взгляда, – не стал ходит вокруг да около шейх. – Что вы на это скажете?
– А что я могу сказать? – беспомощно развел руками слабохарактерный от рождения папаша.
Тут же последовало… предложение руки и сердца. Отец растерялся окончательно. Что касается меня, то «Любовь в темпе престо»* просто шокировала. Извинившись, под благовидным предлогом я апартаменты покинула.
Нет, гостиничного постояльца на место не поставила. Ибо отчетливо осознавала, насколько крепко тот держит на крючке нашу семью. Внизу, в баре, просидела около часа. Наконец, появился буквально взмыленный отец. Рубашка была мокрой от пота не только под мышками, но и на спине. Руки его дрожали.
– Что случилось? – спросила я, хотя примерный ответ уже представляла.
– Он настаивает на своем предложении. В противном случае… – отец замялся, униженно-умоляюще взглянув на меня, – грозится не только пустить по миру, но и отдать на растерзание своим холуям.
– И что ты ответил?
– Об-бещал подумать.
– Как?! Ты считаешь подобный вариант приемлемым?
– Я – нет.
– Почему, в таком случае, сразу не отверг предложение?
– Вспомнил о твоей матери, своей жене...
Милый Клод, понимаю, это похоже на плохой индийский фильм. Однако все происходило именно так. Что оставалось делать после того, как родной отец применил столь недозволенный прием? Ты знаешь, насколько больной была моя мать. Вне всякого сомнения, известие о банкротстве моментально свело бы ее в могилу. И лишь от меня зависело, останется ли она жить. Последнему подонку не пожелаешь такого выбора. Не знаю, осуждаешь ты меня или нет, но я не смогла собственноручно укоротить век человеку, произведшему меня на свет. Иными словами, согласилась выйти замуж за шейха.
Лучше бы я этого не делала! Уже не возмущаюсь даже тем, что в итоге оказалась пятой (всего нас насчитывалось двенадцать!) женой в гареме. Так и в этой незавидной роли муж терпел меня совсем недолго – ровно три месяца. А потом, извини, но буду говорить правду, отправил… в гарем для гостей. Существуют и такие. Ты не заблуждаешься, это, действительно, восточная разновидность общеизвестного борделя. С той лишь разницей, что ни за какие деньги нанять проститу… точнее, экс-жену, нельзя. Ею вправе распоряжаться только благоверный, даруя подневольные прелести любому, кого посчитает достойным подобной чести.
Не знаю, сколько бы я выдержала пятой женой. Однако быть подстилкой, пусть и во имя умирающей матери, не могла. Поэтому приняла решение бежать.
К несчастью, остров, где расположена резиденция шейха, очень хорошо охраняется. На мое счастье, обслуга у шейхов – уже не та, что раньше. Большие деньги развратили всех. Короче, я вычислила визиря, согласившегося помочь. Естественно, не за так. За энную сумму наличных и, не стану скрывать, за то, что с ним пересплю (бедняга отчего-то не вошел в список тех, кого шейх одаривал благосклонностью жен в отставке). Честно говоря, я очутилась в таком положении, что ради свободы согласна была отдаться, извини, даже орангутангу. К тому же, как ни цинично это звучит, разве не целомудреннее переспать с одним, чем всю жизнь ублажать многих?
Нет, собственной головой мой потенциальный помощник не рисковал. По плану все обставлялось так, будто я утонула во время общего купания. Должны были найтись и свидетели – совершенно искренние в своем заблуждении.
Лично визирь, не дожидаясь реакции шейха, намеревался проявить служебное рвение и, не откладывая топор справедливости в долгий ящик, наказать «виновных». Но я к сему печальному моменту должна была находиться уже очень далеко.
Традиционное купание гарема №2 осуществлялось под контролем двух престарелых евнухов. Причем «контроль» – слишком громко сказано. Ибо с момента прихода на пляж... им запрещалось смотреть в нашу сторону. Так всегда и сидели истуканами спиной к морю. Нами же в период относительного обнажения командовала первая жена – невероятная злюка из Восточной Европы. Кажется, из Польши.
Как и было условлено, наивернейший слуга визиря прятался в лодке за ближайшей к купальне скалой. В нужный момент, надев легкий гидрокостюм (шейх увлекается дайвингом,* поэтому этих приспособлений у него – тьма), помощник нырнул и, заплыв в залив, схватил за ногу одну из ничего не подозревавших женщин. Можешь себе представить, какой крик она подняла. Особенно если учесть, что несчастную ко всему еще и дважды легонько ткнул ножом в бедро – дабы создать видимость нападения морского животного. Гвалт стоял неимоверный. Естественно, все, включая ошалевших от вида полуголых женских тел евнухов, бросились на помощь пострадавшей.
Я из моря специально не выходила. Посланец визиря, не выныривая, натянул мне на ступни ласты и подал маску с крохотным дыхательным устройством (как оно функционирует, я уже знала). Через минуту, погрузившись в воды залива, я уже плыла под водой за ним.
Забравшись в лодку, мы, не теряя ни секунды, отправились восвояси. Сначала – на веслах (греб конечно, он), а дальше спаситель включил двигатель. Меньше чем за полчаса добрались до соседнего острова, частной собственностью не являвшегося. Кстати, в лодке я переоделась в заранее приготовленную мужскую одежду. Сошла на берег в районе причала, откуда небольшие суда совершали регулярные рейсы по всему архипелагу. Немного денег, как я понимаю из той суммы, что передал ты, предусмотрительно положенных визирем в карман моих джинсов, хватило, чтобы не только уплыть подальше от владений шейха, но и добраться до Заира.
В Киншасу не вернулась. Вдруг меня случайно опознает кто-нибудь из нукеров шейха? Казалось, все сложилось более-менее удачно. Я сменила фамилию, благо особых усилий, в отличие от других стран, прилагать не пришлось. Под ней и зарегистрировалась на бирже. Стала получать пособие по безработице, а через месяц – уже имела работу. И вдруг – опять-таки в газете (что бы нынешний человек делал без СМИ?) – увидела… свое фото. Текст гласил: дескать, бесследно исчезла женщина; если кто-либо может сообщить любую информацию, пусть свяжется с… – и указывались координаты. Заключительная фраза «Сумма вознаграждения вас приятно удивит» свидетельствовала не только о том, что у разыскивающего имеются деньги, но также и о том, что желающих заработать, увы, найдется немало.
Кто меня мог разыскивать? Отец? Но я даже не знала, в курсе ли он, что его дочь «утонула». Зять мог этого и не сообщить. Если же в курсе, то мертвую разыскивать не станет. А если бы и стал, откуда у бедного такие деньги на вознаграждение? Куда ни поверни, выходило: тайна тщательно разработанного побега непостижимым образом раскрыта. И меня жаждет вернуть в гарем ненавистный супруг. Подтверждал данную версию еще один факт, уже из разряда черного юмора: объявление с фото было размещено в разделе… о пропавших животных.
И я, действительно, на какой-то момент почувствовала себя белкой. Загнанной в чертово колесо. Запаниковала. Потом взяла себя в руки. Нужно было предпринять хоть какие-то шаги – возвращаться на остров в мои планы не входило. Лучше, как говорится, в омут головой. Уняв нервную дрожь, усмотрела в плохом – хорошее. Да, именно в объявлении. Шейх ошибся, дав его, предполагаю в добрую сотню изданий. Ведь этим он меня… предупредил. Сдав в руки, пусть и маленький, но козырь. Видимо, в гневе плохо соображал, а к мнению даже ближайшего окружения в таких ситуациях он не прислушивается. Да и боятся ему что-нибудь советовать. Итак, я могла, пока меня не обнаружили, побеспокоиться о повторном спасении. Что и не преминула немедленно сделать.
В очередной раз сменила не только место жительства, но и цвет столь любимых тобой когда-то волос. Стала ярко выраженной и коротко подстриженной брюнеткой.
К этому времени я уже вступила в права наследования оставленного отцом и посему особых финансовых проблем не испытывала. Обошлось без биржи и срочных поисков работы. Но не давала покоя мысль, что же произошло, как удалось вычислить затею с мнимым утоплением. Кто мог нас со слугой визиря видеть? Что с ними обоими случилось? Откуда у шейха такая уверенность, что я жива?
Сколько ни размышляла, виновником «предательства» виделся или кто-то из гарема, или один из двух приставленных в тот день к купальщицам евнухов. Но ведь все бросились к раненой женщине. В последний момент я еще, помнится, специально оглянулась. Если бы кто-то смотрел в мою сторону и увидел маску или дыхательный аппарат, я бы сделала вид, что только что нашла непонятные штуковины на дне. А попытку побега пришлось бы отложить до следующего благоприятного момента. Однако у меня сложилось впечатление, что никто ничего не заметил. Да и потом, почему, если попытка к бегству была обнаружена, не подняли тревогу сразу? Чем дольше ломала голову над всем этим, тем больше убеждалась: нет, прокола на пляже случиться не могло.
Снедаемая нехорошими предчувствиями и проклиная женское любопытство, я решилась на отчаянный, в общем, поступок: позвонила на мобильный телефон единственной китаянке в гареме №2. Почему выбор пал на нее? Чисто случайно. Во-первых, запомнила номер – он у нее состоял, представь себе, из семи семерок. Мы еще часто шутили: мол, счастья Хао Ли (так звали женщину) вскоре подвалит немеренно – цифры-то – многообещающие. Не знаю, в шутку или всерьез она говорила, что в Китае «счастливыми считаются совсем другие знаки». Во-вторых, мне она казалась, не смейся, порядочным человеком. И я рискнула.
Хао Ли на звонок ответила. В этот момент она находилась, извини, в туалете, а потому могла, не навлекая на себя лишних подозрений, позволить разговор длительностью в две-три минуты.
От нее я узнала, что наш общий муж еще до моего появления на острове заказал себе, любимому, дорогостоящую игрушку – спутник. И незадолго до побега его вывели в Космос. Если я правильно поняла, на геостационарную орбиту. И эта чертова штуковина сфотографировала несанкционированный выход в море некой лодки. После того, как снимки попали в руки шейха, оставаться тайной побег уже не мог.
Расспрашивать дольше было рискованно, в первую очередь, для Хао Ли. Поэтому, поблагодарив, я прекратила и так несколько затянувшуюся беседу.
Поразмышляв часа два я, ты не поверишь, позвонила китаянке еще раз. Хотела спросить, что слышно о визире, установлена ли его пособническая роль? Прекрасно знала: женщинам интересоваться не то что мужчинами, а просто мужскими делами на острове не принято. Так что вряд ли Хао Ли могла сказать что-либо конкретное. И все же… набрала ее легко запоминающийся номер. Увы, голос автомата ответил: телефон временно не обслуживается. Означать сие могло только одно – наш разговор каким-то образом (уж не с помощью того же спутника?) отследили. Гнала от себя мысль о том, чем подобное «нарушение режима» закончилось для китаянки. А потом испугалась сама. Не шибко разбираясь в технике, пришла к выводу, что подручные шейха могли засечь город, из которого я звонила. Так что, не исключено, кое-кто сюда уже на всех парах мчится. Да, я изменила внешность, да, живу под другой фамилией. Да, но…
И дальше я повела себя, как истеричка. Разбила и выбросила в ближайший мусорный бак свой мобильный телефон. А к вечеру, рассчитавшись с хозяйкой, уехала в другой город. Теперь в нем живу. Если состояние хронического стресса можно назвать жизнью. Еще не решила, однако, скорее всего, покину Заир. Поищу покоя где-нибудь в другом месте – планета все-таки большая.
Не осуждай за те неприятности, которые тебе причинила. Будь, по возможности, счастлив! Хоть изредка вспоминай «огненную девушку».
PS. Не думаю, что смогу тебе написать еще раз. Прощай навсегда! Эльдази».
Патиссон, тяжело вздыхая, просидел в кресле никак не менее получаса. Потом вышел в приемную, попросил у удивленной секретарши зажигалку. Вернулся. Поднес огонек к конвертам.
И, пока те не сгорели дотла, не сводил с огня неожиданно заслезившихся глаз.

ГЛАВА 83

Шумный газетный ажиотаж вокруг столкновения двух автомобилей в центре Киншасы, от лицезрения снимков которого даже у крепких мужиков кровь стыла в жилах, а более слабые в этом отношении дамы – теряли сознание, отодвинул на задний план еще одну трагедию, случившуюся примерно тремя неделями позже: катастрофу вертолета. Так вот, об этом чрезвычайном происшествии сообщили лишь три наиболее популярных столичных издания – «Миото», «Салонго» и «Эломбе». И то – в нескольких строках. А о том, что в данном случае жертвы были и на земле, вообще написала только местная газета «Бако бутембе». Да и разве могла существенно поднять рейтинг центральной прессы новость о кончине нескольких недоумков – пациентов провинциальной психоневрологической клиники (падая, винтокрылая машина, начавшаяся разрушаться еще в воздухе, накрыла горящими обломками группу больных, в сопровождении медицинской сестры совершавших послеобеденную прогулку)?
Полиция Верхнего Заира по данному факту провела расследование. Выяснилось, что на земле заживо сгорели восемь человек – трое мужчин и пять женщин. Представительница персонала, получив травмы средней степени тяжести, осталась жива. Из ее показаний, ставших достоянием журналистов «Бако бутембе», следовало: жертв инцидента на земле могло быть меньше. Если бы прогуливались здоровые люди. А больные не убегали от падающих частей вертолета. Наоборот, восприняв происходящее, как забавную игру, старались оные… поймать.
Непосредственно начала катастрофы медсестра, к сожалению, не видела. Буквально за минуту до трагедии она обратила внимание подопечных на удивительной формы тучку. Потом к ней обратился больной:
– Вы не посчитаете меня недостаточно воспитанным, если я задам неудобный вопрос?
– Нет, конечно! Мы ведь – одна семья и не должны иметь никаких секретов друг от друга.
И тогда мужчина смущенно осведомился:
– А когда ангелы какают, куда падают «отходы производства»?
Вообще, в этот день больных отличала невиданная энергия – может, сказывалась повышенная солнечная активность. Только пять минут назад медсестра еле разубедила одну из пациенток, яростно утверждавшую, что «змеи – это глисты титанов».
Откровенно буйных среди больных не было. Все – со средней тяжестью заболевания. За исключением Олды, которая вообще относилась к числу тихонь. О таких медики между собой говорят: «Ушла в себя и не вернулась».
Долго искать выхода из щекотливой ситуации, связанной с какающими ангелами, медсестре не пришлось. Высоко вверху, над их головами, прозвучал резкий хлопок. И сразу же, вслед за ним, раздались взволнованные голоса пациентов:
– Лопнуло солнце!
– Нет, оно просто обкакалось!
– Ловите осколки лучей!
– Божья колесница подорвалась на бомбе!
Медсестра подняла глаза к небу. На фоне высоко расположенных туч под косыми лучами дневного светила к земле устремился невиданный фейерверк, все время увеличиваясь в размерах и бесконечно меняя форму. Сначала она не осознала, что происходит. Но когда в одном из компонентов, как раз вылетевшем из огненного облака, узнала лопасть вертолета, поняла: случилось непоправимое. И бросилась спасать пациентов, предпринимавших наивные попытки поймать в ладони «солнечные зайчики» – смертельно опасные пылающие клубы горящего керосина. Увы, получив удар обломком винтокрылой машины по голове, она потеряла сознание.
У сострадательной периферийной публики все эти малоинтересные для пресыщенного столичного читателя детали стали главной темой обсуждения не на одну неделю. Особое внимание, в первую очередь женщин, привлекли дневники вышеупомянутой «тихони» Олды У. Оказалось, она все полтора десятилетия, проведенные в скорбном приюте, доверяла свои мысли и переживания бумаге. Иллюстрируя записи собственными рисунками. Судя из текстов несчастной, ее психика оставалась достаточно устойчивой. Хотя, если верить комментариям врачей, у страдающих вялотекущей шизофренией, подобное случается часто. Их зачастую практически невозможно отличить от здоровых.
Редакция «Бако бутембе» сочла возможным опубликовать наиболее сенсационные выдержки из двух толстенных тетрадей, сопроводив их ремаркой о том, что, будь Олда У. жива, редакция ни за что бы на такой шаг не отважилась. Материал, над которым впоследствии обливалась слезами не одна читательница, озаглавили с откровенно провинциальной выспренностью – «Африканская Джульетта, или Злой рок над роковой красавицей».
«12 февраля 1977 года.
Сегодня снова приходил Клод Вилкау. Явился в роли посыльного от имени одного из моих поклонников. Внимательно выслушав ходока, поинтересовалась:
– Неужели тебя устраивает амплуа устроителя чужих дел?
Он явно опешил. Мялся, не зная, что сказать. Я снова спросила:
– Или ты после школы намерен учиться на психиатра и уже набиваешь руку?
Наконец, он поднял глаза, буквально утопив меня в их небесной голубизне.
– Не могу никому отказать, если обращается с просьбой.
И с обескураживающей простотой добавил:
– Даже если она – дурацкая!
Как только молодые люди могут быть такими недогадливыми?!
23 февраля 1977 года.
На перерыве в школе девчонки обсуждали достоинства и недостатки ребят из класса. Многие сошлись во мнении, что лидерство здесь прочно удерживают братья Вилкау. Когда очередь высказаться по «злободневному вопросу» дошла до меня, я от ответа, правда, не очень изящно, но уклонилась. Заявив, что лица противоположного пола ни малейшего интереса пока не вызывают. Мол, голова забита исключительно учебой. Никто этому, конечно, не поверил. Однако настаивать не стали. Так что моя тайна – сache ta vie!* – осталась нераскрытой.
6 марта 1977 года.
Вот так неожиданность! Мне в любви – этого еще не хватало! – признался Долк – брат-близнец Клода. Я не стала скрывать, что люблю другого. И что чувства эти – серьезны. Короче, ответила desavouer*. Предложила оставаться хорошими товарищами, чему, похоже, он нисколько не обрадовался. Странно, отчего ребята не умеют (или не хотят?) просто дружить с девчонками?
На прощанье Долк заявил: мол, ты никому другому не достанешься. А сопернику, как только узнает, кто он, – не сдобровать.
15 марта 1977 года.
Похоже, впервые за долгие годы Клод обратил на меня внимание не как на одноклассницу – одну из многих. Случилось это сегодня. Он вновь появился с «заказным» визитом – принес billets-doux* от весьма настойчивого cicisbeo* из параллельного класса. Все было, как не единожды раз до этого. Но когда уходил и я протянула руку, он не выпускал ее дольше, чем обычно. И лицо… Оно у него внезапно изменилось. Будто непроизвольно напряглось. А пальцы… нет, я не ошиблась, едва заметно дрогнули. И по ним словно прошел ток. Едва различимый разряд, который я явственно ощутила своей ладонью.
19 марта 1977 года.
Странная штука – любовь. Взять Клода и Долка – их ведь трудно, настолько похожи, отличить друг от друга. Биологические копии. Однако обмануть легко только зрение и два полушария в черепной коробке. А то, что в душе?
Как мы совершаем выбор?!
Клода, боясь признаться в этом, я люблю. А второго – точную копию! – и в медный грош не ставлю. Если точнее, он мне крайне антипатичен. Почему? Объяснить не в силах.
С этим вопросом нужно апеллировать к тому самому Нечто, которое, предположительно, и делает нас людьми.
2 апреля 1977 года.
За прошедшие две недели Клод был у нас с тетей не менее десяти, нет, точно десять, раз. Причем с любовными посланиями от других – только трижды. Остальные – исключительно по собственной инициативе. И под явно надуманными предлогами. О, как бы хотелось узнать, в самом ли деле у него появились нежные чувства ко мне? Или я всего лишь выдаю желаемое за действительное?!
10 апреля 1977 года.
В школе состоялся традиционный бал, посвященный встрече малого сезона дождей. Обычно он проходит 31 марта, но в этом году руководство к привычному сроку с подготовкой не успело. Директриса не вовремя слегла в больницу.
Сплетничали, что болезнь – результат ее тщательно скрываемого, но чрезвычайно бурного романа с инспектором из отдела образования. Будто бы она застала его в обществе старшеклассницы соседней школы. И он, вместо того, дабы, на худой конец, предпринять попытку оправдаться, не удосужился остановить ученицу, назвавшую директрису «старой облезлой каргой».
Не знаю, есть ли в этих пересудах хоть доля правды, но лично я в них не верю. Ведь нашей бессменной руководительнице, наверное, уже под сорок, если не больше. О какой любви в таком возрасте можно говорить?!
Что же касается самой вечеринки, то прошла она блестяще. Я, без преувеличения, faire fureur*. К тому же, Клод впервые (ему, видите ли, принципиально не нравится «дрыгать ногами») пригласил на танец. Это был чарльстон.
Как трогательно и бережно держал меня за руку, насколько чудно смотрелся в смокинге! После бала мы вместе отправились домой. И прохаживались уже не единожды, и разговоры вели обычные – и все-таки что-то было по-другому. Каждое произнесенное слово жило несколькими жизнями, приобретая множество оттенков. Звучало одно, а подразумевалось иное.
И что самое главное: мы оба, кажется, друг друга, как никогда, прекрасно понимали.
18 апреля 1977 года.
Все больше убеждаюсь, что Клод меня любит. Просто ему не хватает смелости в своем чувстве признаться. Как и мне – ему. Всегда ли подобное innocence* украшает человека?
27 апреля 1977 года.
Я должна была сегодня, по крайней мере, трижды умереть. Со стыда. Однако осталась жива. И, к тому же, наконец, по-настоящему счастлива! Но обо всем по порядку.
Всем классом отправились в театр на дневной спектакль гастролирующей в провинции труппы из Мбужи-Майи*. Когда возвращались назад, мы с Клодом, не сговариваясь, вышли немного раньше – чтобы пройтись пешком. Тем более, погода с утра стояла чудесная. Ласковое дневное светило, яркая зелень. Еле подвижный ветер, казалось, играл неземную мелодию на струнах солнечных лучей.
Мы говорили безумолчно, стараясь тут же заполнить малейшую паузу. Словно боялись вопрошающей тишины. Эоловы руки мягко трепали наши волосы, дразняще крутили по земле крошечные пыльные смерчи. Легко и беззаботно перескакивая из темы на тему, мы не могли, что вполне естественно в таком возрасте, не задеть опасного, как минное поле, предмета – любви.
Говорили в общем. Вспоминали известных литературных персонажей, не обошли вниманием курьезный случай с директрисой собственной школы. Клод вел себя, как pauvre honteux* . Я, вздохнув поглубже, сказала об этом. Он неожиданно на не очень любимом им (между собой мы чаще всего общались на суахили или киконго*) французском* прошептал вдруг севшим голосом:
– Олда, ты – la plus belle fille femme!*
И быстрым шагом ушел вперед. Безусловно, было лестно услышать такие слова от человека, которого любишь. Уже одно это обеспечило бы месяц сердечных переживаний. Однако я шестым чувством понимала: еще далеко не все сегодня нами сказано. И нарочно не спешила, хотя тетя, наверняка, могла уже проявлять беспокойство. Постепенно догнала попутчика. Клод, держа в руке несколько соцветий драцены, несмело протянул их мне.
– Спасибо! – сказала я.
И мы, как ни в чем ни бывало, продолжили витиевато вязать уже не столько теоретический, сколько личный узор любовных треволнений. Пока Клод вдруг не выпалил:
– А ты кого-нибудь любишь?
– Да! – ответила я. И почувствовала, что, кажется, весьма некстати краснею.
– Спорим, я знаю кого?!
– Ты думаешь?
– Убежден!
О том, что я люблю именно его, а не кого-то из многочисленных поклонников, не было известно ни одной живой душе. И потому я со спокойной совестью возразила:
– Сомневаюсь, хвастунишка!
У Клода от возбуждения заблестели глаза:
– Заключим пари?
– Давай! – ответила без раздумий, будучи на сто процентов уверенной, что прозвучит не «настоящая» фамилия.
– Договорились!
– А на что поспорим? – полюбопытствовала.
– На поцелуй! – сказал Клод, и у меня отчего-то сладко заныло в груди.
– Идет! Оглашай!
– Что оглашать?
– Фамилию парня, которого я, по-твоему, люблю.
– Так не интересно! – возразил Клод.
– А как интересно?
– Сыграем в филологическую рулетку.
– Это что еще такое?
– Ты скажешь, какую букву по счету я должен назвать, и я ее объявлю. Если этого тебе покажется мало, назову по первому требованию любую другую. Ну, как, согласна?
Не могу объяснить почему, но мне игра вдруг показалась опасной. И все же предложение не отклонила:
– Согласна!
– Называй!
– Пятую.
– «А» – ответил Клод.
Пятая буква его собственной фамилии, действительно, была «а». Но, во-первых, о моей любви к нему никто, включая его самого, не мог даже подозревать. Во-вторых, у ухажера Фудиаго пятая буква – тоже «а». К тому же, если без ложной скромности, в школе моих воздыхателей с пятой «а» в фамилии наберется больше, чем пальцев на двух руках.
– Хорошо, называй следующую! – бодро, не исключено, чересчур, произнесла я.
– Какую?
– Третью!
Самозваный крупье помедлил, будто раздумывая, и изрек:
– Эта буква – «Л».
Я, несмотря на то, что на термометре было, как минимум, 280 тепла, буквально похолодела. Игра, похоже, становилось чрезвычайно рискованной. Неужели я ошиблась, и Клод каким-то образом почувствовал мое к нему отношение?! «Не может быть», – успокаивала, как могла, себя. В таком случае, возможно ли «двойное» совпадение? Лихорадочно перебирала в голове фамилии поклонников, но от волнения то и дело сбивалась, путала буквы и целые слоги. Как дальше поступить – продолжить опасную «угадайку» или под благовидным предлогом отказаться?
– Жду следующую букву! – судя по голосу, Клод тоже был напряжен, как струна. И я бросилась в омут:
– Последняя.
– «У»! – Мне показалось, что я постепенно превращаюсь в волчок, со всей дури вращаемый земной осью. Закружилась голова, померкло сознание. Ведь на эту самую «у», кроме его с братом фамилии, больше не заканчивалась ни одна в школе!
Что случилось дальше, помню плохо, хотя и прошло уже если не полсуток, то добрый десяток часов. Со стороны, если в этот момент нас кто-то видел, наверняка подумал, что парень с девушкой окончательно сбрендили. Мы одновременно смеялись и плакали. Обнимались. Вытирали друг другу слезы. Хватались за руки, долго их не разжимая. Неумело целовались. И уносились, уносились в неведомые выси.
Да что там говорить, я лечу и сейчас!
8 мая 1977 года.
Прошедшая декада – самая счастливая в моей жизни. Мы безумно любим друг друга, знаем это и ни от кого не скрываем. Хотя у руководства школы особого восторга наши чувства не вызывают. И пусть!
20 мая 1977 года.
Каждый день проходит под знаком неземной Любви!
1 июня 1977 года.
После школы мы поженимся. Кажется, в Стране Восходящего Солнца существует обычай дарить молодоженам на свадьбу ажурную морскую губку, в которой сидят два рачка. В эту своеобразную «корзиночку» членистоногие заползают в раннем детстве. Растут и, не имея возможности из-за «взрослых» размеров выбраться сквозь узкое отверстие обратно, остаются в ловушке навсегда. Оригинальный подарок – символ преданности и верности – поэтично называют «корзинкой Венеры». Как бы я мечтала попасть именно в такую – вместе с Клодом! И еще. Если у нас родится девочка, мы назовем ее Венерой.
11 июня 1977 года.
Безумный водоворот затягивает все глубже. Я тону!
24 июня 1977 года.
Сегодня ко мне подошел Долк и сказал, глядя куда-то в сторону:
– Ты не забыла предупреждения: кроме меня, не достанешься никому?
Ах, разве существует сила, способная разлучить нас с Клодом?!!
15 июля 1977 года.
Все, как в розовом тумане.
30 июля 1977 года.
Клод уезжает поступать в колледж. Я, поскольку финансы не позволяют продолжить образование, выхожу на работу. Стерилизаторшей инструментов в парикмахерскую. С Клодом увидимся только через месяц. Как я это переживу?!
27 августа 1977 года.
За прошедшие тридцать дней дважды являлся прямо на работу Долк (тетушки он, по-моему, побаивается, поэтому домой не заходит). Интересовался, что слышно от брата и не передумала ли я? Как обычно, отшутилась. Зачем обижать человека? Я – не из тех, кто исповедует безжалостное «Je m’en fiche»*. Не затаила обиды даже после того, как Долк бросил, по сути, угрозу: «Ты еще об этом пожалеешь!». Что с тебя возьмешь, tete creuse?*
13 сентября 1977 года.
Приезжал Клод. Безусловно, я хочу его видеть каждый день. Но ведь учеба – дело нешуточное. Недавно мы пообещали друг другу, что никогда не расстанемся. И скрепили свои слова клятвой, надрезав кожу на пальцах и смешав нашу кровь. Впрочем, я и так своей жизни без него не мыслю.
А чтобы больше не жить в разлуке, договорились: Клод подыщет мне, как сам утверждает, приличное место, и я перееду поближе. Скорее бы! Глупый, как он не понимает, что я согласна на самую тяжелую работу, лишь бы быть рядом!
2 октября 1977 года.
Случилось то, что рано или поздно должно было случиться. Мы стали близки. Боже, как я боялась этого момента! Как трусила! Но Клод был настолько предупредителен и нежен, что особой боли я не почувствовала. Отныне комната в rez-de-chaussee* тетиного дома для меня – святилище. Я стану сюда приходить, лишь когда безудержно заскучаю по ненаглядному.
10 октября 1977 года.
Решено: к новому году мы поженимся. Тетя не возражает. Хотя приличия ради немного поворчала – относительно моего слишком юного возраста. Наверное, книг европейских авторов начиталась. Ведь во многих африканских племенах и в 12 лет замуж выходить не рано.
23 октября 1977 года.
В мире происходит так много трагичного. Вот и сегодня по радио передали о ЧП в Японии на автодроме «Фудзи», где продолжается последний этап чемпионата мира «Формулы-1». Столкнулись два болида, в результате чего погибли и ранены зрители. А в Амстердаме прямо у входа в отель «Амстел» с целью выкупа похитили известного голландского бизнесмена Маупа Каранса.
Может, я кому-то покажусь странной, но мне порою на столь печальном фоне немного стыдно за свое безбрежное счастье…
2 ноября 1977 года.
Радуга счастья – вдребезги! Осколки впиваются в сердце. Мечты втоптаны в грязь. Жизнь теряет смысл. Как я посмотрю Клоду в глаза?! Почему это случилось именно со мной? Разве я так уж виновата, Господи, перед тобой? Но, даже если «да», достойна ли я столь дьявольски изощренного отмщения?
Хватит ли силы воли, выдержит ли разум, чтобы произошедшее описать? И нужно ли теперь вообще вести дневник? Я ведь строила воздушные замки, рассчитывая, что, когда состаримся, будем с Клодом перечитывать записи. Но отныне будущего – нет.
Стенания напоминают высосанную из пальца дешевую мелодраму? Согласна! И, тем не менее, свершившееся – чудовищный факт.
Позавчера на побывку вновь приехал Клод. У него побаливает горло – где-то, несмотря на жару, простыл. Что не помешало нам провести чудный день и вечер. Никаких плохих предчувствий у меня не было. Прощаясь, любимый предупредил: завтра его с утра и допоздна в поселке не будет. Отправится в соседний городок по просьбе отца. Успеет вернуться пораньше, даст знать. Если же не получится, встретимся через сутки. На том и распрощались. Еще не зная, что навсегда. Что нормальное послезавтра для нас, в отличие от остальных, не наступит.
Солнце еще не зашло, когда неожиданно (после его последней дурацкой угрозы мы не общались, стараясь не замечать друг друга, но, естественно, как культурные люди, здоровались) явился Долк. Сообщил, что сегодня предпринял путешествие вместе с братом. Сам только что вернулся. Клод же задержался. Однако сегодня обязательно приедет. И просит меня выйти к полуночи в условленное место. Кстати, голос он утратил совсем. Если пытается что-то сказать, то разобрать совершенно невозможно. Поэтому Долк рекомендовал брату вообще не разговаривать. По крайнем мере, до тех пор, пока не покажется отоларингологу.
Ах, да, уже уходя, курьер вспомнил: Клод в знак неизменной любви презентует мне букет и коробку любимых конфет.
Три с небольшим часа, остающиеся до свидания, провела в «нашей» комнате. Читала, жуя мармелад, и время от времени вдыхая аромат цветов, переданных любимым. Голова кружилась от переполнявших чувств. Я буквально пьянела в предвкушении встречи. А еще переживала о его здоровье. Еле дождалась, когда стрелки часов показали без четверти двенадцать. И тихонько, дабы не слышала тетя, удрала. Тем самым, как оказалось, перечеркнув прошлое. Чтобы никогда не иметь будущего.
Нет, больше писать не могу…
3 ноября 1977 года.
Пять утра. Неужели прошло так мало? А кажется, вечность. В результате мучительных ночных раздумий я пришла к выводу: человеческая подлость, как и Вселенная, безгранична. Но вернусь, однако, к трагедии всей моей жизни.
К условленному месту летела, словно на крыльях. Скажу честно: столь сильного внутреннего подъема не испытывала никогда. Готова была горы свернуть, форсировать любую преграду, достать с неба звезду. Лишь бы принадлежать Ему, ненаглядному!
Вот и заветные окуме*. Переполненная, будто осенний улей медом, любовью, бросаюсь в раскрытые навстречу объятия как никогда желанного. Мы не издаем ни звука. Во-первых, у него болит горло. Во-вторых, к чему слова?! Лишь однажды, в промежутке между нескончаемыми безрассудными объятиями, Клод, прохрипел что-то маловразумительное и смущенно указал на горло. Я закрыла ему рот рукой:
– Молчи! Береги связки. Завтра отправишься к врачу.
– Угу! – просипел Клод.
И мы опять, словно спасательными кругами, обвили плечи друг друга, исступленно пытаясь время от времени вдохнуть хотя бы по глотку спасительного кислорода.
Затем последовала – будь она проклята! – близость. Кажется, я едва не потеряла сознание. А дальше… Дальше на меня обрушился ночной небосвод. Ибо я услышала издевательский голос:
– Ну, что, не я ли говорил: еще, дорогуша, пожалеешь?!
Это был голос… Долка. Разъяренной фурией бросилась я на подонка. Но силы были слишком неравны. А он, между тем, упиваясь собственной безнаказанностью, в деталях рассказывал, как запланировал и осуществил величайшую из подлостей.
Оказывается, Долк подслушал накануне наш с Клодом разговор. И решил, что ситуации для мести – вполне подходящая. Утром напросился к брату в помощники на время поездки. Под тем благовидным предлогом, что вдвоем они справятся быстрее. Клоду это было на руку – гарантированно успевал на свидание со мной. В городке они, поделив задания, разошлись. И Долк свое специально запорол. О чем, когда они ближе к концу дня встретились, и заявил Клоду. Тот вспылил. В итоге братья вдрызг разругались. Чего, собственно, Долк и добивался. Разыграв роль несправедливо обиженного, укатил домой. Будучи уверен: не выполнить поручение отца Клод себе не позволит. А чтобы это сделать, нужно не менее семи-восьми часов.
Иными словами, вернуться в поселок тот вряд ли сможет даже после полуночи. Таким образом, руки у негодяя оказывались развязанными.
Накануне он у колдуна, с которым давно водил малопонятную дружбу, взял растительные наркотические вещества. И одними напичкал конфеты, а другие – нанес на цветы. Доставив их затем в дом тети под видом презента от Клода.
Плюс к этому, дабы избежать возможного разоблачения, мерзавец выдумал историю о полной потере голоса братом. Понимая, что, даже одурманенная, я, если заговорит, смогу его опознать. Бесчеловечная уловка твари в людском обличье!
Как он этой низкой мерзости радовался! Без конца допытываясь, с кем я отныне буду? С ним или опозоренным Клодом?
Придя немного в себя после истерики, твердо заявила: у него лично надежд нисколько не прибавилось.
– Но я ведь всем расскажу о произошедшем, – блаженствовал Долк. – Да еще намекну: мол, трахнулись мы по обоюдному согласию. Захочет ли после этого братец продолжать с тобой отношения?
– А меня это нисколько не интересует! – отрезала я.
– Отчего вдруг? Настолько уверена в собственной неотразимости или невероятной силе его чувств?
– Ни то, ни другое.
– Тогда позволь поинтересоваться, что же?
– А то, что меня уже завтра здесь не будет! – неожиданно даже для себя самой выпалила я. – И ни один из вас обесчещенную Олду больше никогда не увидит.
Повернувшись, бросилась прочь. Еще не зная, какие шаги предприму в ближайшие сутки. Но спонтанная мысль о том, чтобы навсегда покинуть поселок, уже не оставляла. Собственно, над своей последующей судьбой я эти несколько часов и размышляла.
Конечно, можно ничего не сказать Клоду. А если Долк распустит слухи, их отрицать. Собственно, в этой ситуации будет его слово против моего слова. Учитывая довольно прохладные отношения близнецов, скорее всего, Клод поверит мне. Но я сама так не смогу. Жить с таким камнем на душе? Видеть вечно ухмыляющуюся рожу деверя? Нет, увольте!
Признаться? Но каково в итоге придется Клоду? Подобного выбора не пожелаешь и врагу: расстаться с любимой или влачить дни с обесчещенной супругой? Согласившись, по сути, на семейный мaison a parties*. Могу ли я оставлять за ним право ТАКОГО выбора? Нужен ли мне самой мariage de raison?*
Существует, правда, еще один вариант. Пожалуй, самый легкий. Без излишних колебаний, покончить с собой. Но…
Разве это меньшая драма для Клода? А если, сочтя виновником случившегося себя, он, не приведи господи, решится на аналогичный шаг? Могу ли я взвалить на свои плечи ТАКУЮ ответственность? Безусловно, ничего не стоит оставить посмертную записку. Однако общие слова типа «в моей кончине прошу никого не винить» вряд ли успокоят Клода. Червь сомнения все равно будет точить душу. Как долго? А если всю жизнь? Настрочить правду? А кто даст гарантию, что любимый не убьет Долка? И в наказание сядет в тюрьму. Кто от этого выгадает? Отнюдь не я, уйдя из жизни, и не Клод, проведя значительную часть своих дней за решеткой и, тем самым, поставив крест на собственной судьбе. Можно даже на кофейной гуще не гадать – в выигрыше останется Долк. Могу ли я такое этой скотине позволить?! Нет, нет и еще раз – нет!!!
Нельзя сбрасывать со счетов и общественное мнение, значащее в нашей среде чрезвычайно много. В любом случае оно осудит Клода.
Значит, выход, действительно, один – я должна исчезнуть. Мало ли что взбрело в голову взбалмошной девчонке в неполных семнадцать лет.
А тетя? Она сделала мне столько добра. Заменила родителей. Вправе ли я подвергнуть ее столь жестокому испытанию? Увы, иного разумного шага не остается. С другой стороны, я, наверное, плохая, неблагодарная, племянница, если сердечный избранник мне дороже милостивой тетушки.
Дома я оставлю записку. Ничего не объясняющую. Чисто прощальную. Напишу, как люблю мою преданную родственницу. За все ее поблагодарю. И напишу: обстоятельства вынуждают к отъезду, искать меня не нужно.
Однако самое трудное – Клод. Испариться, не увидев его, – бесчеловечно. А что сказать?! Какие слова найти? Как себя не выдать? Смогу ли я хотя бы поднять на него свои бесстыжие глаза? Где взять силы?! Пресвятая дева Мария, поддержи меня в моем нелегком начинании!
3 ноября 1977 года.
Вот и все! Я взошла на персональную Голгофу. Объяснение с Клодом состоялось. Чтобы не разреветься, была немногословной. Рассчитала верно: он совершенно растерялся. Кроме междометий, почти ничего не мог произнести. Я же рубила фразы в телеграфном стиле. Мне нужно срочно покинуть поселок. Куда уезжаю, еще сама не знаю (это было правдой). Обязательно напишу. Лишь под самый конец не выдержала и из груди против воли вырвались слова любви. Которая всю оставшуюся жизнь, убеждена, будет терзать мою душу.
Сегодня же, спустя буквально несколько часов, исчезаю. Униженная, оскорбленная. Лишенная права быть любимой и любить. И все же – не сломленная.
6 декабря 1977 года.
В течение месяца скиталась по самым дешевым меблирашкам небольших населенных пунктов административной области Бандунду. Наконец, остановилась в N. Не упоминать названия в дневнике решила не случайно. А вдруг записи каким-либо образом попадут в чужие руки еще при моей жизни? После – будь что будет. Но пока жива, не желаю, чтобы моя история получила огласку. Как говорится, мon verre n’est pas grand, mais je bois dans mon verre*.
Мне несказанно повезло – удалось найти работу. В библиотеке. Причем на собеседовании получила наивысшую оценку. Сказалось то, что в школе всегда была примерной ученицей. Да и в свободное время книг, причем не обязательно художественных, не чуралась. Что по-научному называется самообразованием.
10 декабря 1977 года.
Страшное дело, но у меня в результате пережитого образовался некий провал в памяти. Сегодня, к примеру, я вдруг отчетливо «услышала» слова ненавистного Долка:
– Беги, беги! Прямиком к врачу. Я ведь тебя вдобавок ко всему еще и венерическим заболеванием наградил!
На галлюцинацию не похоже. Слишком отчетливо прозвучало. Полистала специальную литературу. Нет, не парамнезия*. Типичная частичная амнезия,* как следствие сильнейшего эмоционального переживания? Защитная реакция, выключающая отдельные участки мозга, дабы от перенапряжения тот не «замкнул»? Значит ли сие, что серое вещество отныне будет услужливо и регулярно демонстрировать мне «записи» прошлого? Какой неприятный сюрприз еще уготован?
Что делать? Больна ли я? Если да, то чем? Каков инкубационный период недуга? Какими окажутся дальнейшие симптомы? Насколько хворь опасна?
19 февраля 1978 года.
Сегодня у Клода – день рождения. На отложенные из заработной платы деньги купила цветы. Поставив их в банку из-под пива, пожелала любимому… покоя на душе.
28 февраля 1978 года.
Худшие опасения подтвердились – я беременна. Как быть?! Вопрос нешуточный. Существует, по крайней мере, несколько «но». Хотя главных – два. Первое – смогу ли я на более чем скромный доход нормально содержать ребенка? Не говоря уже о том, чтобы обеспечить ему достойное существование. Ведь savoir-vivre* я никогда не отличалась. И второе – чьего малыша ношу под сердцем? Любимого Клода? Или ненавистного Долка?!
Наконец, еще проблема. Болезнь, которой Долк меня пугал. Что, если это – правда? Я ведь так и не осмелилась сходить к доктору. Главная причина? Если тот нарушит клятву, а такое происходит сплошь и рядом, как минимум, останусь без работы. А, значит, даже минимальных средств.
Не лучше ли от плода избавиться?!
16 марта 1978 года.
Прошедшие две недели ходила, как под наркозом. Полулегальный гинеколог (посетить венеролога пока не решилась), найдя у меня какой-то скрытый сердечный недуг, категорически запретил делать аборт. Таким образом, я обречена родить. Кого?
Нормального человечка или исчадие ада – копию Долка?
10 апреля 1978 года.
В этот день ровно год назад на школьном бале Клод впервые пригласил меня на танец. Как недавно все это было и как … давно. 365 суток вместили неимоверную смесь из счастья и страданий. Не знаю, чего на самом деле было больше. Но нынешняя жизнь кажется мне сплошной нечеловеческой пыткой. Как долго выдержу эту муку?
1 июня 1978 года.
Как сотрудник библиотеки, к тому же любящий листать книги не только по долгу службы, знаю: сегодня планета отмечает День защиты детей, учрежденный Международной демократической федерацией женщин в 1949 году. Для меня же праздник – тяжкое бремя. Ибо до сих пор так и не решила, как поступить. Жить или кануть в небытие?
7 июня 1978 года.
Наконец отважилась. На столе лежит упаковка «Гептабар-битала»*. В руке – стакан воды. Никакой записки оставлять не буду. Эта дневниковая запись – прощальное письмо ко всем, живущим на Земле. Будьте счастливы!
16 февраля 1979 года.
…Семь месяцев не брала в руки авторучку. Что помню о том роковом дне?
Стало трудно дышать. Сердце затрепетало пойманной в силки птицей. Я будто проваливалась в преисподнюю. Потом услышала обрывки слов:
– Посткоматозное состояние…
– Доза не смертельная…
– Кислород…
– Форсированный диурез…
– Дисфункция почек…
– Маннитол…
– Необходим гемодиализ...
Пришла в себя на больничной койке. В госпитале францисканцев*. Как мне позже рассказали, отключившись под воздействием таблеток и уже падая, я столкнула наземь настольную лампу. На звук бьющегося стекла в комнату зашла проходившая по коридору горничная. Она и подняла шум…
19 февраля 1979 года (продолжение).
…Сбежавшиеся на крики люди вызвали врачей. Те, узнав, что я не имею медицинской страховки, доставили меня к монахиням, где я и провела все это время. Кларистки* меня выходили. Однажды нечаянно подслушала, как две из них судачили о каких-то осложнениях, но, если откровенно, я их не чувствую. Наверное, как всегда, женщины преувеличивают.
6 мая 1979 года.
Сontretemps*! Похоже, францисканцы не верят, что я – француженка. И моя фамилия – Манон Леско. C‘est la fin de la pauvre Manon!*
17 июля 1979 года.
Кажется, ночью я сошла с ума. Подошла к стене, чтобы включить освещение. Но, как ни шарила, не могла нащупать выключатель. Мелькнула мысль: это – начало безумия. И как только так подумала, внутрикомнатная перегородка начала… медленно заваливаться набок, превращаясь в пол. Вместе с нею, как в киношном замедленном темпе, перемещалась и я. Ногти скользили по краске, я пыталась удержаться. Но ровным счетом ничего из этого не получалось. И вот, вопреки желанию, я принимаю горизонтальное положение. Однако не зря утверждают: беда в одиночку не приходит. Неведомая опасность грозит уже со всех сторон. В отчаянии машу кулаками – отбиваюсь от безжалостного врага. Пытаюсь понять: происходящее – бред или реальность? Я здорова или больна? И какое мое «я» сражается с химерами, а какое – пытается логично рассуждать?
30 июля 1979 года.
Я сделала фундаментальное открытие, способное перевернуть современную физику, космологию и космогонию вместе взятые. Землетрясения – это схватки беременной Земли. Свидетельствующие единственно о том, что она вскоре разрешится от бремени. Еще одним естественным космическим спутником. А ежели будет двойня, то грядущим поколениям людей выпадет редкая возможность любоваться еще большим количеством Лун на небосводе.
22 августа 1979 года.
Невероятно, но факт: я живу одновременно, по крайней мере, в двух измерениях. В привычном как Манон Леско. И в параллельном, где я – насекомое-паразит на собаке. Вот и сегодня мы вместе с подругой-блохой путешествовали по своему хозяину. На какое-то мгновенье кусочком «земного» мозга я осознала, что густой лес – это шерсть. Поняла и другое: сколько бы мы ни ползли поперек туловища, края никогда не достигнем. Такая вот безграничная псовая Вселенная получается.
Если же отправиться вдоль тела, то можно угодить прямиком в «черную дыру» – собачью пасть. И, пройдя через пространственный туннель в виде желудочно-кишечного тракта, вновь возродиться – из-под хвоста.
3 октября 1979 года.
У меня – новая обитель. Перевели, как уверяли, в сказочной красоты пансионат. Увы, им оказалась заурядная психоневрологическая клиника. Что меня совсем не расстраивает. Ибо любая «дурка» по своей сути – тот же монастырь. Только светский.
…………………………………………………………………
17 января 1983 года.
Лежачая пациентка попросила подать ей судно – лопалась от избытка мочи. Кретинка, не понимает элементарных вещей! Зачем ей «утка»? Хочешь справить малую нужду, – поплачь. Жидкость выйдет через верхние отверстия, и ты снова почувствуешь себя комфортно.
1 марта 1983 года.
Пыталась зажечь свечу. Увы, она никак – хоть криком кричи! – не хотела гореть. «Наверное, некачественная», – подумала я. И вдруг услышала голос:
– Простосердечная, дело не в этом!
– А в чем? – спросила.
– В том, что в невесомости свеча гореть не может.
Сначала я ровным счетом ничего не поняла. Во-первых, как в этой самой невесомости очутилась? Во-вторых, если услышанное – правда, и свеча там, действительно, гореть не может, то как, в таком случае, свита курит фимиам Господу?!
13 марта 1983 года.
Кто я? L’oiseau,* не умеющая летать?!!
…Заканчивая корреспонденцию, газета подчеркнула: редкие – от случая к случаю – дневниковые записи Олды, сделанные в последующие двенадцать лет, вызовут интерес только у врачей соответствующего профиля. Ибо они свидетельствуют о стабильной деградации личности.
Журналисты, проявив редкий для периферии профессионализм, связались с госпиталем францисканцев, а также попросили хотя бы кратко прокомментировать ситуацию специалистов психиатрической клиники, из которой героиня отправилась в вечность.
Немногочисленные монахини, помнящие историю молодой женщины, информацией поделились очень скупо. Сообщив лишь, что та поступила к ним в тяжелом состоянии. Долго лечилась. Однако полностью восстановиться не смогла. Да, она была беременна. Врачи удачно стимулировали искусственные роды. Девочка появилась на свет здоровой. Нет, никакой венерической болезни у пациентки не обнаружили.
В свою очередь, главный врач клиники рассказал, что вернуть нечастную к полноценной жизни после неудачной попытки самоубийства, несмотря на все усилия, не удалось. Для восстановления функций мозга персонал не использовал лишь зачастую эффективный «метод воспоминаний». Заключается он в том, что у пациента стремятся пробудить картины прошлого, становящиеся своеобразным мостиком к настоящему. Применить его, несмотря на горячие профессиональные споры, врачи так и не рискнули. Слишком уж неблагоприятными, судя из давних утверждений кларисок, были воспоминания Олды.
По этой же причине было принято решение не показывать ей первый том дневника. Его изъяли из личных вещей пациентки и передали в больничную камеру хранения.
– Правильно ли поступили медики, отказавшись от применения «метода воспоминаний»? – спросил доктора журналист «Бако бутембе». – Не могло ли случиться, что он все-таки оказал бы благотворное влияние на больную?
Ответом эскулапа газета закончила публикацию, занявшую по полосе в нескольких номерах:
– Об этом гадать уже слишком поздно!

ГЛАВА 84

За окном бушевала тропическая гроза. Многокилометровые молнии, то и дело вспарывающие небо, казалось, пронзали земной шар если не насквозь, то до мантии – уж точно. По улицам неслись потоки воды. Редкие прохожие форсировали их босиком. Ветер вырвал из чьих-то рук зонт и понес по волнам.
– Наверное, именно так начинался вселенский потоп, – пробормотала Ирена, задергивая шторы.
Подошла к дивану, забралась на него, отбросив в сторону плед – было жарко. Ткнула в кнопку пульта – экран телевизора вспыхнул голубоватым огнем. Протянула руку за программой передач, брошенной на пол. С мыслью «Что бы посмотреть?» начала лениво листать разноцветные страницы.
На улице в очередной раз громыхнуло с такой силой, что мигнул экран. Дождь забарабанил по стеклам с новой яростью. «Уйдет Киншаса под воду, как некогда Атлантида», – подумала Ирена, и в памяти всплыл библейский ковчег. Кстати, интересная деталь. Этот Ной, дед Мазай далекого прошлого, если ей не изменяет память, взял на борт каждой твари по паре. А куда, в таком случае, подевались люди? Почему сей садист их заодно не прихватил? Такой поступок ни что иное, как первое, официально запротоколированное Библией, преступление против человечества. И, пожалуй, показательный суд над мизантропом-Ноем следует провести.
Может, стоит выступить с подобной инициативой на заседании клуба, членом которого она состоит?
– А сейчас мы приглашаем в студию вице-президента ПИНК-лаборатории, профессора… – из-за раската грома последующих слов Ирена не разобрала. И добавила звук.
– Новости, с которыми к нам пожаловал известный ученый, без малейшего преувеличения, сенсационны, – заливался соловьем ведущий программы. – Но я лучше предоставлю слово компетентному гостю. Пожалуйста, говорите. Не сомневаюсь: зрители встречи с вами ждали с большим нетерпением.
На экране появился черный, как африканское небо глубокой ночью, негр в демократичной рубашке-распашонке. Его лицо украшали очки в тонкой металлической оправе. Правое веко профессора нервно подергивалось – то ли в детстве испугался нечистого, то ли сегодня – грозы. А может, просто впервые попал под софиты. Сильно увеличивающие линзы делали глаза похожими на крокодильи. А вот вращал он ими, видимо, от волнения, почти так же быстро, как хамелеон. Только и того, что радиус обзора оставался все-таки несравнимо меньше. При этом гость студии щурился, будто опасался, что песок, поднятый бушующим за сотни километров самумом*, попадет в глаза.
– Начинайте, пожалуйста, свой рассказ, – заполнив незапланированную паузу, подбодрил рождающуюся телезвезду журналист. – Вы – в прямом эфире.
– Дорогие сограждане! Как и обещали, мы хотим поделиться с вами информацией о метеорите, упавшем в нашем городе. Тем более что исследования общего характера на сегодня завершены. И они дают повод заявить: и этот пришелец из Космоса претендует на то, чтобы получить звание «самого-самого». Почему «и этот»? Да потому, что, если помнит кто-нибудь из зрителей старшего возраста, в 1920 году на нашем континенте обнаружили крупнейший в истории Земли метеорит, наименованный Гоба. Что касается новичка, то он относится к классу необычных железистых тел. В отличие от многочисленных собратьев, известных ученым, он, кроме привычных железа, никеля и кобальта, содержит микроскопические вкрапления доселе неизвестного минерала, названного нами эладор. Не исключено, что это – остатки протовещества. Или, наоборот, материя, фантастическим способом попавшая в наш мир из пока столь же фантастического параллельного измерения.
– Извините, что перебиваю! – вклинился в монолог ведущий. – Не прокомментируете, чем этот самый минерал отличается от привычных нам?
– С удовольствием! – раскатал в белозубой улыбке толстые губы гость. – В физике существует понятие волны как возмущения, распространяющегося в пространстве с конечной скоростью и несущего с собой энергию без переноса вещества. Так вот, ученые ПИНК-лаборатории обратили внимание на то, что эти самые волны вблизи метеоритного осколка ведут себя «неправильно».
– Значительная часть наших телезрителей – люди не имеющие высшего образования, – снова подал голос журналист. – Поэтому, если не трудно, излагайте мысли более популярным языком. Например, объясните, что означает «волны ведут себя неправильно»?
– Обычно они распространяются прямолинейно. А в нашем случае – искривляют собственное движение, проходя вблизи вкраплений эладора. Как будто сталкиваются с проявлениями сильнейшей гравитации. Но специальные приборы последнего явления не фиксируют. Да и вес кусочков метеорита – мизерный. Какая уж там гравитация, если речь идет буквально о граммах вещества.
– И о чем ваше открытие говорит? – продолжал добросовестно отрабатывать своей хлеб ведущий не самой популярной дневной программы.
– О фантастических перспективах земной науки, располагай мы тоннами подобного минерала! Вы только представьте: из одной точки можно будет управлять волнами всех видов – от звуковых и электромагнитных до слабых взаимодействий на уровне кварков. При этом не забывайте, солнечные лучи – это не только квант, но также и волна. Следовательно, обладание достаточным количеством эладора означало бы, по сути, обретение человечеством божьего всемогущества.
– За чем же остановка? Подключайте к процессу лучшие умы человечества и добивайтесь поставленной цели. Во благо всего населения планеты.
– Увы, скорее всего, мечты так и останутся мечтами. По одной простой причине – в распоряжении ученых имеется слишком ничтожное количество этого минерала с необычными свойствами. Его катастрофически мало даже для того, чтобы осуществить полноценный атомный и молекулярный спектральный анализы. Дрожим буквально над каждым граном.
– И что же теперь? Ждать, когда на Землю залетит еще один подобный гость?
– Беда в том, что этого может никогда не произойти. Ибо метеорит, хотя мои слова и опровергают существующие гипотезы, появился из-за пределов не только Солнечной системы, но и галактики. А может, как я уже говорил, даже из параллельного мира.
Но надежда – пусть и слабая – все же остается. По упорным слухам, распространяемым по Киншасе, многие очевидцы, находящиеся на месте падения метеорита до оцепления его полицией, успели кое-что прихватить с собой на память. Так вот, от имени ПИНК-лаборатории я уполномочен заявить: мы готовы на условиях полной анонимности выкупить у населения осколки небесного камня. Ведь, как драгоценность, он из себя ничего не представляет. А для науки любая песчинка – бесценный клад.
– Дорогие сограждане! – на экране появилось торжественное лицо ведущего. – Наша интереснейшая передача подошла к концу. Мы призываем жителей столицы активно откликнуться на призыв гостя студии. Не исключено, кто-то золотыми буквами впишет свое имя на скрижалях истории.
«Индюк напыщенный!» – хмыкнула Ирена и переключила канал. Разве при помощи такой железобетонной лексики достучишься до людских сердец?
Хотя… Постой, постой!
Она не ошибается! Перстень, привезенный ей в больницу отцом, инкрустирован этим самым эладором.
Поднявшись с дивана, достала шкатулку с драгоценностями. Вот! Неправильной формы и невзрачного цвета овал с неестественно зеленой точкой-вкраплением посредине. Абсолютно непрезентабельный камешек. Кстати, он ей никогда не нравился. Но она же – не бессердечная тварь, чтобы об этом сказать добряку-папе. Это, во-первых.
И, во-вторых, пусть это и совпадение, однако после того, как у нее появилось это украшение, как из рога изобилия посыпались несчастья. Выкидыш, гибель Клода, смерть отца... Нужно ли после всего случившегося хранить столь «коварную» драгоценность? Тем более, ученые обещают для планеты манну небесную.
Решено: завтра она сдаст перстень в ПИНК-лабораторию. Причем за чисто символическую плату.
Ирена, естественно, и подозревать не могла, как она, по крайней мере, в отношении потери ребенка, близка к истине. Ведь именно ярко-зеленая крохотная точка, немного сместив телепатический луч ее горячо любимого супруга, стала причиной смерти еще не родившегося человека и, в итоге, разрушила семейную идиллию четы Вилкау.

ГЛАВА 85

Долк взял такси и направился в аэропорт. Билет на Лас-Вегас, правда, с пересадкой, лежал в кармане. Больше его с проклятой Киншасой, со всей этой недоделанной страной ничего не связывало. Разве еще пару часов будет топтать ненавистную землю. Да во время перелета подышит воздухом отечества. Впереди же – лучшие в его жизни деньки. Ради этого, пожалуй, стоило прозябать на этом свете три с половиною десятка лет. Денежек, вырученных от продажи «Фетиша», «Толбы» и двух особняков – собственного и Клода – хватит надолго.
Вот и Нджили с его ни днем, ни ночью не прекращающимся ревом взлетающих и садящихся самолетов. Кстати, один из них, заглушая все вокруг, как раз стремительно бежит по бетонной полосе. Расплатившись с водителем, а заодно – и с носильщиком, снабженным уродливой тележкой, Долк направился к барной стойке. Заказал фирменный коктейль «Улетный», попутно оценив юмор того, кто придумал название, и порцию тарпона под сезамовым* маслом. Где он по ту сторону океана подобный деликатес испробует?
До посадки оставалось время, чтобы в последний раз (о том, что хоть однажды еще ступит на этот материк и думать, настолько ненавидел все, с ним связанное, не хотел!) расслабиться на земле, которую принято называть родиной. Причем – ха-ха! – с большой буквы. Для него же Заир – горше самой малоприветливой чужбины. Что он, Долк, для страны? Нуль. Перекати-поле. Проблемный сгусток биологической плазмы. Планктон, служащий пищей для более удачливых видов. Вот и государству никому не нужный Долк платит той же монетой!
Волны памяти унесли его в прошлое. Будто на экране монитора увидел лицо независимого (именно так он любил рекомендоваться) шамана. Как Долк – молоко на губах едва обсохло – служителю культа верил! Безоговорочно. Был убежден, что тот научит общению с всесильными сверхъестественными существами. Увы, вскоре «святые религиозные уроки» превратились в совершенно другие. Колдун с азартом, достойным более благовидного применения, «посвящал» своего последователя в тонкости гомосексуализма и зоофилии.
Долк заказал еще один – теперь уже двойной коктейль. Крепок «Улетный» – ничего не скажешь! У него, кажется, начинают прорезаться за лопатками самые настоящие крылья. Еще пара порций и в Америку можно будет отправляться без аэроплана – самоулетом.
Пожалуй, для полного кайфа неплохо было бы прихватить с собою девушку юности – непредсказуемую Олду. Пусть бы увидела, на какую широкую ногу он будет жить! Могла бы благами цивилизации, наравне с ним, тоже отныне пользоваться. Но разве эту дикарку найдешь?! Да и понять сумасбродку всегда было трудно.
Кстати, здорово он в юности поставил её на место! Сценарий – пальчики оближешь. А воплощение? Куда там трижды хваленому Корнелю*, о котором им столько талдычили в школе! Как ловко он сыграл – вот это классика! – роль своего брата. А дурман для Олды? Это ведь тоже его идея! Помощь многоопытного друга-шамана заключалась лишь в консультации, какие растения и в каких пропорциях лучше использовать, чтобы получить максимальный эффект. А проделка с охрипшим голосом?! Наконец, с конфетами и букетом.
– Спасибо! Я тебе так благодарна! – млела дура от восторга, не подозревая, что «презент» – дальновидная затея Долка, а отнюдь не нежный порыв Клода.
А эта скотина колдун, «подкинувший» ему ведерко трихомонад*, где он сейчас?! Поделился, как говорится, накопленным богатством щедро, от души. Правда, надо отдать должное, втихаря шустро и вылечил. Исключительно народными средствами. Так что к тому моменту, когда он, против ее воли, «оприходовал» невесту брата, болезни у него уже не было. Но Олду припугнул. Мол, получила она от него «подарок» – в виде постыдной хвори. А чего выпендривалась? Цаца какая, недотрога хренова! Наверное, и из родных мест рванула единственно, чтобы избежать пересудов. Ей, нравственной чистюле, они – пострашнее, чем для правоверного мусульманина чушка*.
Кстати, эта бестолочь, если жива, до сих пор ведать не ведает, что он-то ее в ту ночь по настоящему и не поимел. Кончил еще до того, как донес хрен до промежности. Сперма пролилась на лобок. Ну, и пару капель скатилось между половых губ. А еще он, от охватившей злости, засунул ей во влагалище указательный палец и немного там пошуровал. Вот и весь акт прелюбодеяния.
Долк посмотрел («Следует поторопиться!») на часы и опрокинул остатки определенно нравящегося напитка. И вновь мысленно вернулся к давнишней истории.
Виноват во всем гнусный слизняк – шаман! Почему он? Да хотя бы потому, что когда Долк уже раздвинул Олде ноги, то понял: ничего у него не получится. Не возбуждает девушка его так, как злополучный колдун. А как только в сознании мелькнула срамная картинка – двое мужчин в весьма недвусмысленной позе – сразу же случилась эякуляция. Однако кончил он, увы, не благодаря тому, что под ним извивалась юная девушка. В общем, получился утонченный онанизм.
С годами убедился окончательно: его удел – гомосексуализм. Если бы не это, встретил бы писаную красавицу, женился, завел детей. Иногда бы волочился за чужой юбкой. А так…
Из громкоговорителя послышался голос, объявляющий о посадке сразу на несколько рейсов, в том числе и его. Долк хотел было заказать еще порцию, уже даже было приоткрыл рот, но в последний момент передумал. И двинулся к стойкам регистрации билетов. Прощай и будь ты проклята, родина-уродина! С завтрашнего дня он начинает новую жизнь. Где, по крайней мере, не будет какого-нибудь клона ненавистного Хлоупа.
Размашисто отмеривая шаги, Долк неожиданно почувствовал, что на него кто-то пристально смотрит. Недоуменно обернулся в одну, другую сторону. Никого из знакомых поблизости не наблюдалось. Двинулся дальше. Тревожное ощущение, увы, не оставляло. С чего бы это? С казино он рассчитался полностью благодаря подвалившему наследству. Хлоуп куда-то подевался, на связь в последнее время не выходил.
Больше осматриваться открыто не рискнул. Как будто что-то вспомнив, завернул к киоску.
– Банку холодного пива! – бросил продавщице, незаметно изучая ситуацию в зале аэропорта. Нигде никого, кто бы интересовался его персоной. Народ торопится – каждый по своим делам. Убывающие – к стойкам регистрации, прибывшие – к выходу. Там и сям снуют уборщики, водители такси, подростки с сувенирами.
Внимание привлекла разве что группка людей у игровых автоматов – это были представители Востока. Две женщины в чадре да трое мужчин. Арабы как арабы. Вот они двинулись на посадку. И Долк снова ощутил сверлящий взгляд. Чтобы не вызвать скандала, исподволь покосился на мусульман, как раз с ним поравнявшихся. В прорези традиционного восточного женского одеяния сверкнули глаза. Их затаенный блеск мурашками прокатился по его телу. Женщина напряглась, будто хотела вырваться из цепкой руки державшего ее попутчика и броситься вон, но тут же обмякла. Процессия прошествовала дальше и скрылась в двери, ведущей на летное поле.
«Примерещится же опасность на ровном месте!» – подумал Долк и рывком открыл банку с пивом. Даже шапочно знакомых среди арабов у него никогда не было. Значит, глюк.

ГЛАВА 86

Краем затуманенного сознания Эльдази понимала: все, это конец! Еще совсем немного, и она вновь окажется на острове – во власти ненавистного мужа. И, скорее всего, уже даже не в гареме для сановных избранных, а в борделе для наиболее развращенных слуг.
Что на нее нашло, когда отправилась на кладбище?! А с Иреной зачем поехала? Ведь прекрасно понимала: экс-супруг от идеи достать ее хоть из-под земли, не откажется. Поэтому, опасаясь быть раскрытой, и не рискнула пойти в «Фетиш». И вдруг ее понесло к могиле!
Хотя не это, пожалуй, было главной ошибкой. За кладбищем наемники шейха, как выяснилось позже, наблюдения не вели. Видимо, не считали ее уж совсем законченной сентиментальной дурой, каковой она на самом деле оказалась.
Карты спутало появление на месте захоронения вдовы. Если бы она осталась дома или приехала на погост чуть раньше или чуть позже, пути двух женщин не пересеклись бы. Да, в этом случае она не передала бы Ирене деньги. Ну, и черт с ними! Зато сейчас была бы по-прежнему на свободе.
Долг можно было вернуть, к примеру, направив чек в «Фетиш». Там бы разобрались, как его обналичить. В конце концов, передали бы той же Ирене. Она же, Эльдази, в таком случае преспокойно уехала бы с кладбища в аэропорт. И улетела в свое убежище. Где в данный момент предавалась бы обычным житейским заботам.
Увы, судьба распорядилась по-иному. На погосте появилась Ирена. Они с нею, кажется, нашли, насколько в сложившейся ситуации это возможно, понимание. Отправились в особняк Клода за какой-нибудь безделицей на память. К слову, и это еще трагедией не было. Ибо с пустующего дома наблюдение тоже сняли.
Окончательно с ног на голову все перевернула перестрелка в Нджили, о которой сообщили по радио. О-о, если бы того важного преступника перевозили в другой день! На худой конец, оказалось бы сломанным или выключенным радио в особняке. И она ничего бы не услышала. Но нет! Все произошло так, как произошло.
Рок событий вынудил ее позвонить в аэропорт. И – финиш. Телефон-то, смеясь, объяснили ей похитители, оставался на прослушке. И когда он после стольких недель молчания, ожил, это пробудило у арабов надежду. Выследить Эльдази до гостиницы для них уже ни малейшей сложности не представляло. Так она оказалась, по сути, в плену.
И теперь ее, предварительно чем-то опоив, ведут, будто жертвенную овцу, на заклание. То бишь, на посадку в самолет, вылетающий на родину шейха. Двигается она нормально. Видит отлично. А вот стремление к сопротивлению подавлено. Да и что она смогла бы в тесном окружении четырех человек, трое из которых – весьма крепкие мужчины? С головы до пят закутанная в чадру. Еще и с предусмотрительно заклеенным липкой лентой ртом.
Эльдази подняла глаза. Боже, этого не может быть! Неужели спасение?! У пивной палатки стоял… Клод. Или видение – результат воздействия на психику наркотического пойла, которое ей подло подсунули? Ведь Клод погиб в невероятно жуткой аварии. Она сама видела могилу. Читала фамилию усопшего. Трагичность исхода, к тому же, подтвердили в офисе. А Ирена? Неужели жена стала бы так безбожно лгать, спекулируя на самом святом?
Эльдази еще раз бросила взгляд в нужную сторону. Сейчас она поймет, что стала жертвой обычной галлюцинации. Но Клод – вот он! Стоит там же, где стоял пару минут назад.
О каком самообмане речь? Она его видит так же четко, как и арабов. И, более того, Клод, кажется, исподтишка посмотрел в их сторону. Единственное изменение – едва заметный шрам в виде кляксы. Откуда он? И еще сбриты усы...
А что если версия о его гибели – всего лишь мистификация? Циничная, но кому-то позарез нужная.
Откуда, однако, ему стало известно, что ее похитили? Впрочем, к месту ли сейчас вопросы? Какая, в конце концов, разница, что и как. Главное, что спаситель-Клод здесь!
Эльдази собрала остатки мужества и шагнула в направлении палатки. Попыталась позвать того, за которого чуть не вышла замуж. К сожалению, ничего из ее затеи не получилось. Один из арабов незаметно, но сильно дернул пленницу за руку. А крик застрял под кляпом.
Все! Их группка уже идет на посадку.
Разве Клод до сих пор не понял, что ее уводят силой?
Почему он хотя бы в последний момент не приходит на помощь?!
Любимый, неужели ты не вернешь мне свободу?!!

ГЛАВА 87

Ливень прекратился так же внезапно, как и начался. В развесистых и не очень кронах деревьев защебетали невидимые птицы. На лицах прохожих сияли улыбки: дождь на экваторе большинством всегда воспринимается, как благодать. Ирена почувствовала, что и ее настроение улучшилось. Чем бы заняться? Разве что самой, не перекладывая работу на плечи прислуги, перебрать вещи, оставшиеся после отца? И отдать их в пользу бедных. Так, пожалуй, и поступит.
Женщина направилась в сторону спальни, которую при жизни занимал отец. Однако не успела сделать и пары шагов, как в дверь позвонили. Кто бы это мог быть? Тем более что она никого не ждала.
Щелкнула стопором замка. Потянула ручку двери на себя. За порогом, переминаясь с ноги на ногу, стоял юнец в фирменной тенниске и повязкой на рукаве «Курьерская доставка государственной почтовой службы».
– Вам бандероль! – сказал он, протягивая толстенный конверт. – Распишитесь, пожалуйста.
Ирена мельком взглянула на адрес отправителя. «Город Кисангани. Газета «Бако бутембе». Гляди, редактор главного издания Верхнего Заира свято соблюдает устный договор – добросовестно пересылает номера газеты, в которых хоть слово есть о катастрофе вертолета. Нужно будет этого, без малейшего преувеличения, милейшего человека отблагодарить. Не всякий столь внимательно отнесется к просьбе практически незнакомого человека.
Попросив курьера немного подождать, вернулась в дом, нашла мелочь, чтобы дать пареньку на чай. Когда тот, сердечно поблагодарив, удалился, тут же вскрыла конверт – вещи могут благополучно подождать. Узнать же, что пишут о разыгравшейся в воздухе трагедии, хотелось немедленно. Читать лучше всего в спальне. Лежа, как привыкла с детства. Спустя минуту Ирина растянулась поверх покрывала и погрузилась в буквы и строки.
Итак, версия следствия – техническая неисправность геликоптера. В воздухе у машины разрушился ротор несущего винта. Правда, негласно в полиции журналистам сообщили: в деле имеется улика эту точку зрения, если она найдет свое подтверждение, начисто опровергающая. Криминалисты не исключают подрыва ротора в полете с помощью миниатюрного взрывного устройства. Некоторые признаки указывают на это. Однако в результате пожара обломки настолько деформированы, а частично – расплавлены, что всерьез говорить о том, будто удастся собрать доказательную базу для альтернативной версии, – преждевременно.
Во всяком случае, никого из посторонних на аэродроме во время подготовки винтокрылой машины к полету, охрана не засекла. Ничего не дал и опрос обслуживающего персонала. «Так что, скорее всего, дело закроют по причине «технической неисправности», – резюмировал автор заметки.
...Состава преступления в действиях медсестры, сопровождавшей группу больных психоневрологической клиники, часть из которых погибла, не обнаружено.
...А это что? И какое отношение имеет к катастрофе? А-а, понятно! Женщина, пациентка клиники, погибла под обломками вертолета. И она многие годы вела дневник. Вряд ли это интересно. Ирена, поднявшись с кровати, подошла к корзине для мусора и бросила туда ставшие ненужными газеты.
А вот чек, оставленный экспансивной Эльдази, – вот так идея! – она перешлет в психоневрологическую клинику. Пусть расходуют по собственному усмотрению. С одной стороны, это будет как искупление гипотетической вины отца в случившемся. С другой, Клод, всегда переживавший за обездоленных и тративший немалые суммы на благотворительность, наверняка одобрил бы сей шаг супруги. Особенно, если учесть, что это – его деньги.
А сейчас она закажет межгород – поблагодарит главного редактора за столь участливое к ней отношение. Право, он теплые слова заслужил.

ГЛАВА 88

Может, следует притормозить с выпивкой? Наверное, стоит. Но это уже – на новом месте. По ту сторону океана.
– К черту пиво! Двойное виски! Максимально быстро! – скомандовал Долк труженице прилавка.
Наспех проглотив напиток, заторопился на посадку. Однако, шагнув в сторону стойки регистрации, неожиданно для самого себя вернулся: уж если прощаться с родиной, так с музыкой и ни в чем себе не отказывая. Это «ни в чем» обрело плоть наполовину наполненного стакана с неразбавленным джином. Залпом опустошить посудину не удалось. Дабы облегчить звучание «музыки», потребовал тоник.
Неспешно уплывали минуты. И когда под сводами Нджили прозвучал голос об окончании посадки на его рейс, бросился вперед, будто пятки поджаривала нечистая сила.
– Мы давали объявление об опаздывающем пассажире, – нахмурила брови служительница аэропорта.
– Я не слышал! Оформляйте билет!
– Да уже и дверь твоего терминала закрыта, парень, – «обрадовал» Долка таможенник, однако необходимый штемпель в нужное место налепил.
– Ладно, попытайся ножками! – смилостивилась и авиадама. – Вон через тот выход.
Долк стрелой выскочил на поле. И через мгновенье увидел надвигающуюся на него громаду трапа. Водитель тоже узрел пассажира и резво нажал на тормоз. Самоходная лестница замерла буквально в сантиметре от торопыги. Что, увы, тому не помогло. На голову Долка со всей дури обрушился… небосвод. Во всяком случае, ему так показалось.
А еще едва не задохнулся (или задохнулся?) от жуткой вони. «Не прямиком ли, минуя чистилище, я угодил в райские кущи, сверх меру загаженные херувимами-изгоями?» – угасла последняя земная мысль искателя заокеанского счастья...
Из полицейского протокола: «1. Нарушив действующие инструкции, персонал аэропорта разрешил г-ну Вилкау самостоятельно добираться до самолета… 2. В свою очередь, от правил техники безопасности отступили работники подразделения по обслуживанию воздушных судов, решив, ввиду поломки специальной ассенизационной машины, транспортировать бак туалетного отсека списанного лайнера с помощью трапа. Во время экстренного торможения емкость свалилась на голову пассажира, нанеся ему травмы, не совместимые с жизнью».
«Нелепая смерть», – перекрестилась уборщица, экипированная для уничтожения следов «чрезвычайного происшествия», кроме швабры, еще и респиратором.

ГЛАВА 89

На соединение с Верхним Заиром, которое заказала Ирена, у телефонистки много времени не ушло. Едва успела бросить в чемодан, от которого тоже решила избавиться, пару рубашек и с десяток пар носков, отцом ни разу не использованных, как требовательно задребезжал звонок. «Благотворительная акция подождет», – заспешила она к аппарату.
– Алло! – раздался в трубке женский голос. – Говорите, я вас слушаю!
– Добрый день! – ответила Ирена.
– Здравствуйте! Впрочем, я уже здоровалась, да никто не ответил. Намерилась уже отключаться.
– Не нужно! И скажите, пожалуйста, – это редакция «Бако бутембе»?
– Она самая!
– А с кем я говорю?
– С секретарем главного редактора.
– А могу я поговорить с ним самим?
– К сожалению, нет!
– Он будет позже?
– Увы, его не будет вовсе.
– Уволился?!
– Нет, сегодня мы его хороним.
– Извините! И примите мои соболезнования. А от чего, если не секрет, бедняга умер? Насколько я помню, человек он – не старый. Да и на страдающего смертельным недугом похож не был.
– Его убили.
– Не может быть!
– Отчего же? Очень даже может. А вы его откуда знаете?
– Понимаете, не так давно в ваших краях в результате несчастного случая погиб мой отец. И ваш шеф оказался едва не единственным человеком, который в столь трудную минуту поддержал меня – незнакомую приезжую. Плюс пообещал – и слово сдержал! – пересылать номера издания, в которых в той или иной степени будет отражена тема катастрофы.
– Так это именно я вам их и высылала, – уточнила девушка на том конце провода.
– Вы просто умница! – похвалила секретаршу Ирена.
– В таком случае, если не возражаете, я соединю вас с заместителем главного редактора. Думаю, у него будет о чем вам поведать.
– Что-то, связанное с падением геликоптера? – оживилась Ирена. – Ведь «Бако бутембе» писала, что полугласно существует и иная версия произошедшего. Может, журналистам что-то удалось, наконец, раскопать?
– Нет, я имела в виду смерть редактора.
– Ах, извините! Кстати, как он погиб?
– Пырнули ножом.
– Уличные грабители?
– Полиция считает именно так.
– А что, есть какие-то сомнения?
– Да! И серьезные. Причем дело, если я ничего не путаю, имеет непосредственное отношение к смерти вашего отца.
– Каким образом?!
– Думаю, об этом вам лучше расскажет заместитель. Я, знаете ли, не считаю себя вправе рассуждать о том, чем сама в деталях не владею. Будете с ним беседовать?
– Обязательно! – торопливо согласилась Ирена. Еще чего доброго, на том конце возьмут и опустят трубку.
– Оставайтесь на линии! Сейчас переключу. Только хочу предупредить: несмотря на то, что наш зам – умнейший и чудеснейший человек, у него есть слабость. К месту и не совсем он любит цитировать классиков. Постарайтесь не обращать на это внимания.
– Хорошо!
Последовала томительная пауза. Ирена не могла взять в толк, что бы означали предпоследние слова секретарши? Каким образом смерти Стефа Берца и редактора могут быть связаны? Нет, это больше похоже на путаницу. Ведь, убеждена Ирена, отец и шеф газеты, издающейся в Кисангани, никогда не были знакомы.
Ладно, чего там гадать на кофейной гуще? Сейчас она что-нибудь услышит конкретное. Вон на линии уже и шорох раздается. Похоже, соединяют.
– Алло, вы внимаете?! – раздался в трубке приятный, несколько рокочущий баритон.
– Да! Буквально затаив дыхание.
– А то у нас что-то барахлит внутриредакционная связь. Вы кто?
– Ирена Берц. По мужу – Ирена Вилкау. Но у вас в редакции обо мне слышали, как о госпоже Берц. Во всяком случае, так я, когда приезжала за телом отца, представилась главному редактору. И на эту фамилию получала «Бако бутембе».
– Я немного в курсе, – учтивости ради заместитель хотел поинтересоваться, как госпожа себя чувствует, но вовремя вспомнив, что шеф ему говорил о страшной болячке дочери Берца, благоразумно промолчал.
– Кстати, я позвонила, чтобы поблагодарить за столь уважительное ко мне, чужому человеку, отношение.
– Не стоит! Вежливость, по словам Томаса Джефферсона, не более, чем привычка приносить в жертву мелкие удобства.
– А еще, – пропустила цитату мимо ушей Ирена, не предполагая, в каком количестве их еще предстоит услышать, – я намеревалась переговорить с главным редактором. И тут меня огорошили новостью, что его сегодня… хоронят. Право, поверить в это почти невозможно.
– К сожалению, это так. Впрочем, как мудро заметил Эпикур, «самое ужасное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет».
– Объясните, что произошло? – древний афоризм Ирене, откровенно говоря, очень понравился, но было не до него. – Секретарь намекнула: мол, шеф убит, и это преступление якобы как-то связано с гибелью моего отца. Я ничего не понимаю!
– Даже не знаю, с чего начать. Наверное, с того момента, когда мы оба – и я, и редактор – не поверили в официальную версию о технической неисправности вертолета. Дело в том, что сын нашего сотрудника работает техником в аэропорту города Вамба, откуда винтокрылая машина стартовала в свой последний полет. И, знаете, у них скоропалительный полицейский вердикт ничего, кроме возмущенного удивления, не вызвал. Во-первых, машина была почти новой. Во-вторых, модель эта отличается особой надежностью. Свидетельством тому – парк именно таких вертолетов обслуживает президента страны. В-третьих, аппарат полностью разрушился в воздухе, чего при выходе из строя ротора несущего винта не происходит.
– Почему же они промолчали?
– Вы сильно заблуждаетесь! Они не набирали в рот воды. Хотя, по мудрому замечанию Буаста, «молчание не всегда доказывает присутствие ума, зато доказывает отсутствие глупости».
– В такой ли ситуации апеллировать к классикам?
– Мои земляки к ним не апеллировали. При опросах говорили то, что знали. Но никто на их слова не обратил никакого внимания. А открыто выражать несогласие – можно остаться без места, которое кормит не только тебя, но и всю семью. Да и кого в правильности своей точки зрения убеждать?
Поставьте себя на место того же прокурора. Как он посмотрит на ситуацию? Люди, которые, не исключено, недостаточно тщательно подготовили машину к вылету, пытаются убедить, что причина ЧП – в ином. На что это, если судить нейтрально, смахивает? На откровенную попытку перевести стрелки на других. Разве не так?
– В принципе, да.
– И еще добавлю. Наши люди очень трепетно относятся к тому, что о них скажут или подумают другие. По всей видимости, ни один из них не знаком с мнением на сей счет великого Шамфора, заявившего: «Общественное мнение – это судебная инстанция такого рода, что порядочному человеку не подобает ни слепо верить его приговорам, ни бесповоротно их отвергать».
– Люди везде одинаковы.
– То-то же! Тем более, не все так просто, как кажется на первый взгляд. И это мы, журналисты, утверждали с первого дня. Некоторые полицейские также не исключали возможности третьей, кроме ошибки пилота и пресловутой технической неисправности, причины произошедшего. А именно – имевшего места взрыва.
Согласитесь, тут есть в чем покопаться. Так мы и поступили. Причем расследованием занялся, что случается крайне редко, лично главный редактор. В коллективе сразу смекнули – быть сенсации. Дело в том, что у нашего шефа… бывшего шефа, – поправился он, – просто удивительный нюх на всякого рода «непредвиденные обстоятельства».
– У меня о нем тоже – самые лучшие воспоминания.
– Дав задание просеивать информацию здесь, в Кисангани, главный редактор отправился в Вамбу. Пошерстить там. Ему несказанно повезло. Исследуя место катастрофы, удалось наткнуться на кусок материи, зацепившийся за один из растущих повсеместно многочисленных кустов.
– И это после того, как местность, насколько мне известно, прочесала полиция с участием военных?!
– Госпожа Берц! Вам ли объяснять, как люди «стараются», – иронично переспросил собеседник, – когда уже всем доподлинно известно: виновница трагедии – «техническая неисправность»? К тому же, справедливости ради, надо сказать: обломки вертолета разбросало на значительной площади. Что-то пропустить в данном случае, как ни кощунственно это звучит, – в какой-то степени даже простительно.
– Я понимаю.
– Так вот, шеф стал обладателем ценнейшей улики. Опровергающей, – здесь заместитель главного редактора сделал многозначительную паузу, – все остальные версии.
– Речь, вы сказали, идет об обыкновенной тряпке?! – удивилась Ирена.
– Ну, тряпка, как вы изволили ее назвать, – не совсем обычная. Ибо за куст зацепилась не ветошь, которой пилоты вытирают подтекшее масло или руки, а кусок пиджака.
– Пиджака?! – охнула женщина.
– Да! – тихо отозвалась трубка. – Это была часть одежды, принадлежащей… вашему отцу.
– О, боже! – не удержавшись, неожиданно даже для себя самой всхлипнула Ирена.
И, собравшись с силами, уточнила:
– Откровенно говоря, не понимаю, как кусок материи, пусть и принадлежавший погибшему, может служить настолько серьезной уликой? По сути, ставящий выводы следствия с ног на голову. Да что там – следствия? Вы же только что утверждали, будто камня на камне не осталось и от негласных версий.
– Именно так утверждал шеф. А он, поверьте, был не из тех, кто болтает попусту. Улика, проливающая свет на ЧП, по его словам, была неопровержимой.
– На ткани остались какие-то громко «вопиющие о преступлении» следы?
– Нет.
– Тогда что же являлось пресловутой уликой?
– Дело в том, что найденный редактором кусок оказался, как я уже в начале разговора подчеркнул, не совсем обычным. Не в смысле артикула ткани, ее цвета, степени изношенности или наличия обличающих следов. Речь шла о месте лоскута в конфигурации пиджака.
– Честное слово, вы меня совсем запутали!
– Сейчас все встанет на свои места, – успокоил Ирену собеседник. – Трудно поверить, но за куст зацепился… внутренний карман верхней части мужского костюма.
– И что же? – дрогнувшим голосом переспросила Ирена.
– Оторванный клок сильно обгорел. Как и бумаги, находящиеся внутри. Но последние пострадали не настолько сильно, чтобы написанного нельзя было прочесть.
– Не томите! Что там оказалось?
– В том-то и дело, госпожа Берц, что я этого не знаю.
– Как? Не может быть! – не хотела верить услышанному Ирена. – Откуда тогда у вас сведения, только что рассказанные? Разве не из бумаг отца?!
– Из бумаг! Только я их не читал. А вам сообщил исключительно то, что сам слышал от шефа.
– Ничего не скрывая передали? Все до капельки? – уточнила Ирена.
– А какой, простите, в этом смысл? – парировал заместитель редактора. – Я ведь вообще мог с вами не разговаривать. Или ограничиться парой-тройкой ничего не значащих нейтральных фраз. Разве не так?
– Так! – вынуждена была согласиться она. – Извините! Ну, пожалуйста!
– Нам нечего скрывать друг от друга. Вас волнует гибель отца, меня – смерть моего руководителя и лучшего друга. Не исключено, вместе мы могли бы добиться более успешных и быстрых результатов в расследовании странных смертей. Кстати, Аль-Хусри на эту печальную тему написал гениальную фразу: «Смерть – это стрела, пущенная в тебя, а жизнь – то мгновенье, что она до тебя летит».
– Я готова сделать все, что в моих силах! – с жаром заверила Ирена. – Но неужели вы ровным счетом ничегошеньки не знаете о содержании найденных редактором бумаг? Хоть слова, хоть полслова? – в ее голосе прозвучали умоляющие нотки.
– Найденный на месте катастрофы документ редактор в полицию не передал. Чем, по сути, поставил себя вне правового поля. Если со стенографической точностью, то на мой вопрос «А как же закон?», шеф ответил цитатой из Демонакта: «Законы бесполезны как для хороших людей, так и для дурных. Первые не нуждаются в законах, вторые от них не становятся лучше». На всякий случай я напомнил ему широко известное изречение Акутагава Рюноскэ: «Сильный попирает мораль. Слабого мораль ласкает. Тот, кого мораль преследует, всегда стоит между сильным и слабым». Он парировал, процитировав Вовенарга: «Нет правил более изменчивых, нежели правила, внушенные совестью». И своего решения, чему я, собственно, не очень удивился, не изменил. Иными словами, решился на утаивание улики исключительно из неимоверного… к вам уважения.
– Но мы ведь в жизни виделись не больше десяти-пятнадцати минут! – удивленно произнесла Ирена.
– Это в данном случае ровным счетом ничего не значит! Наш шеф во многих отношениях оставался оригиналом. К примеру, двуногих по одному ему известным признакам делил на людей и не людей (не путать с нелюдями!). Ради первых готов был на все. Вторые для него не существовали. Нет, он им не гадил. Ибо самая страшная угроза с его стороны звучала так «Я никогда не сделаю тебе ничего плохого, но и хорошего, если представится случай, – тоже». Чем приглянулись ему вы, сказать не могу. Но то, что оценку получили самую высокую, – абсолютно точно.
– Пусть покойному земля будет пухом и отверзнутся пред ним райские врата! – перекрестилась Ирена.
– Он как-то сказал, что обнародование письма отца к дочери…
– О чем вы?! Какое письмо к дочери?!
– Простите, я забыл: лежащие в оторванном кармане пиджака бумаги представляли собой длиннющее письмо к вам. Как охарактеризовал его шеф, покаянное.
– Пока…янное. Вы так изволили выразиться?!
– Именно!
– Что это значит?
– Большего, честное слово, я не знаю. Но редактор был полон решимости оградить вас от акул пера и людской молвы. Он утверждал, что в данном случае обнародование истины никому из живых пользы уже не принесет. Именно поэтому принял решение не давать на страницах «Бако бутембе» материала, который, безусловно, наделал бы немало шума. Вы, госпожа Берц, представить себе не можете, что значит для любого редактора добровольно отказаться от публикации даже самой крохотной сенсации. Вот почему я говорю: в его «Списке моралите» вы заняли чрезвычайно высокую ступень.
Заместитель на какое-то мгновенье умолк. Ирена подумала, что подбирает в памяти очередной афоризм и беспардонно попросила:
– Только, пожалуйста, если можно, никого пока больше не цитируйте. Лучше расскажите, что случилось накануне?
– Редактор решил непременно увидеться с вами. И собрался в Киншасу. Билет секретарша приобрела на 23.55. Он с женой и двумя маленькими детьми живет на окраине. Промежуточная железнодорожная станция, где ровно на две минуты останавливается столичный экспресс, расположена менее чем в километре от их дома. Естественно, вызывать служебный автомобиль в этой ситуации не имело смысла. Тем более, редактор – давний и ярый сторонник пеших прогулок. Семья распрощалась с ним (дети еще не спали – хотели обязательно проводить отца) в 23.30. Труп обнаружил обходчик в четыре часа утра.
Тут же вызвали полицию. Заключение врача – смерть в результате проникающего ножевого ранения. Предварительная версия – ограбление.
– Пропали деньги, да?
– Вы не ошиблись. Но это, на мой взгляд, – всего лишь примитивная инсценировка.
– Извините, а что вам дает повод так считать?
– При нем не обнаружили никаких бумаг. Я, в первую очередь, имею в виду письмо вашего отца, которое редактор вез с собой. Уж кому, как не мне, этого не знать. И сей факт дает основания предполагать: напали на него исключительно из-за бумаг. А кошелек прихватили для отвода глаз. И не ошиблись – полиция клюнула.
Что, собственно, и не удивительно. Мало того, что правоохранители, на мой взгляд, недостаточно профессиональны, так еще и зуб на наше издание давно точат. Все – по Фришу и Эразму Роттердамскому, небезосновательно утверждавшим: «Быть честным – значит быть одиноким» и «Лишь одним дуракам даровано уменье говорить правду, никого не оскорбляя».
– У вас есть какие-нибудь предположения, кому могло настолько понадобиться письмо, что ради него не остановились перед убийством?
– Пока нет, – признался собеседник. – Слишком мало прошло времени, чтобы хотя бы сесть и основательно подумать. Не найду его ни сегодня, ни завтра – хлопоты, связанные с похоронами, накладываются на выпуск очередного номера газеты.
– Я вас очень прошу, если хоть что-то появится, сообщите!
– Обязательно! И, наверное, будем заканчивать разговор. У меня – туго со временем. А вы и так уже, наверное, разорились на оплате междугородки.
– Это не самое страшное! Я – достаточно обеспеченный человек. Но вас задерживать больше не намерена. Только знаете, что мне не дает покоя? Каким образом могло угрожать кому бы то ни было личное письмо Стефа Берца, написанное дочери?! И если так, не значит ли это, что непосредственная опасность висит отныне надо мной?!

ГЛАВА 90

– Продолжим заседание! – Абунг с видимым удовольствием ковырялся кактусовой колючкой в зубах, время от времени сплевывая в мусорную корзину, стоящую под столом. При этом он вытягивал тонкую шею, как черепаха, силящаяся достать сочный росток. – Последний раздел, насколько я помню согласованную с вами, господин полковник, повестку дня, касается обстоятельств ликвидации Хлоупа?
– Так точно, господин генерал! Уничтожения мерзавца и связанных с этим некоторых последующих событий.
– Да, кстати, у меня попутный вопрос. Какова настоящая фамилия вашего Хлоупа?
– Стеф Берц, господин председатель комиссии!
– Начинайте!
– Организовав предателю командировку, наши люди в Вамба заложили в вертолет, которым он должен был лететь, пластид. В аккурат – под ротор несущего винта. Чтобы железная птица гарантированно обломала крылья. Так все и произошло. В результате подстроенной авиакатастрофы предатель – собаке собачья смерть! – отправился к праотцам.
Однако наши неприятности на этом, увы, не закончились.
– Что там еще за сюрприз?! – еле сдерживая рвущуюся наружу отрыжку, переспросил майор.
– Наш агент, работающий в Кисангани, само собой, осуществляет мониторинг местной прессы, откуда нередко черпает секретную информацию или, по крайней мере, выходит на ее след. И в один из дней в газете «Бако бутембе» он наткнулся на заметку, в которой мусолилась тема гибели геликоптера. Автор обнародовал собственную версию произошедшего: машина-де разбилась вовсе не по «техническим причинам». И, судя по дальнейшим публикациям, продолжал настырно в этом направлении копать. Что нам, как вы прекрасно понимаете, было ни к чему.
– Да уж! – не удержался, чтобы лишний раз не подчеркнуть непрофессионализм службы, возглавляемой Окава, финансист, возможно, уже давно имеющий в рукаве родственника на ответственный пост и ждущий только момента, дабы того оттуда пред светлы очи теневого президента вытряхнуть.
– Редакцию по приказу Центра начали отрабатывать. И узнали, что в Вамбу, на место ЧП, собрался лететь главный редактор. Оказалось, он лично занялся «горячей» темой. Горячей не только для издания, но и – уже в буквальном смысле – для нас. После возвращения, а шеф «Бако бутембе» посетил место падения обломков, наступило затишье. Мы уже думали, гроза миновала. Но уже вскоре выяснилось, что это не так. Агенту в Кисангани через свои источники удалось абсолютно достоверно установить: редактор во время командировки раздобыл некие улики, способные начисто опровергнуть официальную версию, выгодную нам.
Окава подошел к столу, налил стакан минералки и залпом его осушил. Вытер носовым платком с лица обильно выступивший пот и повернулся к генералу:
– Разрешите продолжить?
Абунг скривился, будто ему в рот попал кусочек лимона без сахара, и раздраженно мотнул головой:
– Продолжайте!
– Нас удивляло следующее: почему газета хранит молчание? На «Бако бутембе» это было не похоже. Не передавал редактор никаких улик и в полицию – это мы тоже доподлинно установили. Что за всем этим таилось? Вот вопрос, который мучил Центр.
К счастью, агенту удалось раздобыть еще немного информации. Разыграв случайное знакомство в кафе, куда постоянно ходил обедать заместитель главного редактора, он разговорился с ним и втерся, насколько это было возможно, в доверие. Заинтриговав того достаточно редким томиком изречений известных людей, якобы у него имеющимся, – журналист немного «поведен» на цитатах. Книгу мы быстро раздобыли. Во время следующий встречи наш человек презентовал ее новому знакомому. Тот в знак признательности раскошелился на угощение. Агент, не будь дураком, ответил тем же. В общем, застолье удалось на славу.
– Интересно, – в который раз перебил докладчика Жуадга, – во сколько оно обошлось правительству?
– Господин финансист, – не удержался генерал, пожалуй, впервые заступившийся за потеющего докладчика. – Не тратя средств, мы не добьемся успеха!
– Я – об эффективности трат! – осмелился возразить Жуадга, чем лишний раз убедил полковника в том, что, несмотря на цивильный статус, он – далеко не последняя спица в теневом колесе.
– В данном случае они целиком и полностью оправданы! – судя по неожиданно окрепшему голосу, Абунгу слишком независимое поведение финансиста начало надоедать.
Что не могло не порадовать Окава, которому малейшее разногласие внутри комиссии было на руку. Решение по ЧП в руководимом им управлении должно быть единодушным. А в случае расхождений оставалась еще какая-то надежда на относительно благоприятный исход по результатам проверки.
– Я продолжу? – обратился полковник ни к кому конкретно, а в кабинетное пространство.
– Конечно! – бросил генерал. Тоже – в это самое пространство.
– В ходе полупьяной болтовни журналиста наш агент выяснил, что главный редактор «Бако бутембе» на месте падения вертолета обнаружил некий обгорелый конверт. И именно его содержимое якобы начисто опровергало версию полиции о неполадках на борту летающий машины. Что это за бумаги, кому они принадлежали – пилоту или Хлоупу, а также, почему редакция столько времени придерживает сенсационный документ-разоблачение, установить не удалось. Единственно, о чем еще проговорился любитель афоризмов, – то, что через пару дней его шеф с этими самыми уликами собирается в Киншасу.
Такой поворот событий не на шутку встревожил Центр. Было принято решение во избежание более крупных неприятностей «гонца» перехватить. Безусловно, это могла быть обычная частная или деловая поездка. Но с такой же долей вероятности он мог направляться в Комитет госбезопасности Заира. Наш агент с задачей справился блестяще. Правда, журналист оказал отчаянное сопротивление и его пришлось успокоить навечно. При этом наш человек сымитировал банальное ограбление.
– Бумаги-то у редактора хоть с собой были? – уточнил майор. – Или рисковали, как всегда, зря?
– Были! – Окава поднял глаза на спрашивающего.
– И что это за документы? – не удержался от вопроса финансист.
– Письмо Хлоупа-Берца дочери.
– Что-о?!! – в один голос воскликнули Язаку и Жуадга. Абунг демонстративно промолчал – из телефонного разговора с полковником он знал, не будучи ознакомлен с содержанием, каким документом располагал журналист, а после его убийства – спецслужба теневого правительства.
– Точно так! – подтвердил свои слова Окава.
– Чего же в нем могло быть такого, что буквально вскружило голову шефу этого «Баку берумбе»? – ехидно уточнил Язаку.
– «Бако бутембе», господин майор, – поправил его полковник.
– Да какая к черту разница! – брызнул тот слюной. – Получается, опять прокол? Снова вхолостую ваши молодцы сработали?!
– Никак нет, господин майор! Письмо-то Хлоуп-Берц написал не простое, а покаянное.
– Он что, сбрендил окончательно?! – Финансист буквально просверлил взглядом Окава.
– Похоже на то! – отрапортовал полковник.
– Послание с вами? – хлопнул рукой по колену Абунг.
– Так точно, господин генерал! – на всякий случай подтянул брюшко докладчик.
– Господа члены комиссии, считаю, что есть необходимость нам с письмом ознакомиться. Вы согласны с такой точкой зрения?
Возражений не последовало.
– Послание – отксерокопировали? Или оно – в единственном экземпляре? – повернулись лампасы к полковнику.
– В наличии только оригинал! – доложил тот. – Размножать документы, находящиеся в нашем распоряжении, запрещено.
– Письмо большое?
– Солидное, господин генерал! На нескольких листах.
– Читать его нам всем по очереди – только время тратить, – резюмировал Абунг. – Поэтому в целях его экономии поступим следующим образом. Вы, господин полковник, озвучите послание.
– Есть!
И, прочистив горло, он начал читать, то и дело вскидывая голову, будто стоял на эстрадных подмостках:
– «Милая Ирена! Долго думал, прежде чем решиться на этот шаг. Тщательно взвешивал «за» и «против». Ни ювелир, ни фармацевт из меня в этом отношении не получился. Гран туда, два – сюда. Что в сухом остатке? В общем, как ни извивайся, а после знака = стоит смерть. И манит костлявым намагниченным пальчиком. А я весь – из металла. Тянет – неудержимо. Сначала немного упирался, но потом понял: все – напрасно. Как говорится, зряшная трата сил. Если уж между мной и безглазой, но зрячей, старухой, возникли общие силовые линии, – свидания не избежать. Как говорится, встреча состоится при любой погоде.
Чего же, в таком случае, тянуть? И я твердо вознамерился максимально ускорить процедуру перехода из телесной вселенной в духовную. Не стоит из этого делать трагедии. Так будет лучше. В том числе – и для тебя. Особенно, если согласиться с той точкой зрения, что смерть по своей сути – всего лишь бессрочный и заслуженный отдых уставшим от жизни.
Но, прежде чем сказать последнее «прощай», должен кое в чем признаться. Так что наберись, голубушка, терпения.
Сердце мхом у меня не обросло. Однако уже много лет я веду двойную жизнь. Когда-то давно, еще на родине, в Конго, допустил непростительную ошибку. И до сих пор за нее расплачиваюсь. Что такого сделал, расписывать не стану. Это в данном контексте не важно. Скажу только: наследил, занимаясь бизнесом.
Мне прищемили хвост. Нет, не контролирующие органы, что тоже было бы неприятно. В оборот взяла спецслужба марионеточного заирского теневого правительства, базирующаяся в Браззавиле (существует и такая!). На мои финансовые проделки, да еще в чужой стране, они смотрели сквозь пальцы. Наоборот, в данной ситуации для них – чем хуже, тем лучше. В том смысле, что человек, у которого имеются грехи, в определенный момент может из двух зол выбрать меньшее. Увязший по уши – воск в умелых ладонях. Лепи, чего хочешь.
Так поступили и со мной. Выбор вариантов ограничился двумя: или я говорю «да» спецслужбам, или меня сдают официальным конголезским властям, и я, следовательно, сажусь в тюрьму.
Да, это – шантаж чистой воды! Но именно на этом принципе во многом построена деятельность всех спецслужб мира. Я выбрал сотрудничество.
Не взбрыкивал, пока как-то не предложили перебраться на постоянное место жительства в Заир (ты тогда была совсем крохой). Решив, что уже оказал достаточно услуг «теневикам», впервые – будь что будет! – отказался выполнять приказ.
Несколько дней меня не трогали. Потом в квартире раздался странный звонок. Незнакомый голос вкрадчиво поинтересовался здоровьем супруги. В тот же день она в числе нескольких других прохожих погибла, как ты знаешь, в результате уличной перестрелки между стражами порядка и бандитами.
Я еще ничего не понял. А поэтому, когда снова поступило предложение переехать в Киншасу, ответил «нет». Назавтра уже знакомый голос в телефонной трубке многозначительно спросил: «Как самочувствие дочери? Не страдает ли малышка неизлечимым заболеванием?»
Все сходилось! Разборку с применением оружия устроили спецслужбы. Таким образом, случайными жертвами оказались все, кроме твоей матери. Ее убили в назидание мне. И теперь угрожали смертью тебе».
– Изложенное, в самом деле, соответствует действительности? – спросил майор.
– Не знаю! – ответил Окава. – Но, на всякий случай, запросил архивные данные. Материалы еще не поступили.
И продолжил читать.
– «Правильность моих рассуждений подтвердил тут же последовавший приказ перебираться в Заир. Отказ мог означать одно – твою гибель. Так мы очутились в Киншасе. Не стану вдаваться в подробности заданий, которые до последнего времени приходилось выполнять (нынешняя поездка в Верхний Заир – из их числа). Ибо в нашем деле, как ни в каком другом, верна пословица – «меньше знаешь – дольше живешь». Да и зачем тебе лишние переживания? Тем более, не в спецслужбах – главная закавыка. И потом – я не хочу, чтобы ты вообще рассуждала о том, правильно я поступил или нет, согласившись сотрудничество. Об этом пусть судят Господь и святой Петр.
Я же расскажу о том, в чем виноват непосредственно перед тобой.
Прости, доченька, но мужа тебе «организовал» я. Точнее, некая структура, мною нанятая. Так что ваша встреча с Клодом не была случайной. Однако сразу же оговорюсь: он сам в «заговоре» не участвовал. Просто в той конторе мне пообещали подобрать для тебя хорошего человека. Не ставя последнего в известность. Скажешь, такое невозможно? Возможно – и еще как!
Я доподлинно не знаю, как «процесс» обеспечивается – с меня, кроме денег, потребовали только твое фото. А дальше была выставка лунных камней. Где ты с парнем впервые встретилась».
– После «встретились» сначала было написано «нос к носу», – прокомментировал Окава. – Но последние слова Хлоуп-Берц очень тщательно зачеркнул. Однако не настолько, чтобы наши графологи не смогли впоследствии прочесть.
И так как в этот раз кабинетной тишины никто не нарушил, продолжил декламацию:
– «И здесь, доченька, я должен немного открутить ленту воспоминаний назад. Дело в том, что, кроме основной работы (легальный бизнес и разведдеятельность), у меня с недавних пор появилась и дополнительная. И на этой ниве судьба свела с молодым человеком. Естественно, не самых честных правил. Через какое-то время у нас начались трения. Зашедшие очень далеко.
А теперь представь себе такую картину. Музей. Эксклюзивная экспозиция. Ты идешь мне навстречу, сияя глазами. Я ничего вокруг не замечаю – буквально завораживает твой взгляд. С начала проклятой болезни ты ни разу так не лучилась. «Что произошло? – подумал я. – Какое чудо?» И услышал твои слова (они буквально врезались в память!), адресованные молодому человеку, шагающему рядом (на него поначалу я не обратил особого внимания; да что там, вообще никакого не обратил!):
– Это папа! Он одержим идеей еженедельных загородных вылазок на природу. Деваться некуда. До свидания!
Я поднял глаза и …обомлел. Ибо рядом с тобой стоял – вот он, злобный перст судьбы! – малый, с которым я занимался неблаговидными делами и с которым собирался окончательно порвать. Еле заметная ниточка усов, которых раньше не было, украшала верхнюю губу. «Ему идет новый имидж!» – помнится, абсолютно объективно отметил я.
Страшное же заключалось в том, что я для него оставался не солидным бизнесменом Стефом Берцом, а подельщиком, носящим совершенно другую фамилию. Весь внутренне напрягшись, я ожидал, что сейчас раздастся:
– О-о-о, да мы, оказывается, с вами знакомы!
И разразится невиданный скандал.
Я лихорадочно соображал, как без ощутимых потерь выпутаться из щекотливой ситуации. Лучше всего, изобразив чрезмерную рассеянность или чрезвычайную занятость, повернуться и уйти без церемоний. Однако сделать этого не мог. Вы находились слишком близко.
Ты была похожа на стрекозу, порхающую в воздухе. Я сразу же понял: влюбилась с первого взгляда. Свершилось то, о чем столько мечталось!
Но что за злобная издевка небес?! Как совместить несовместимое? Этот парень просто не мог стать моим зятем! Ни при каких обстоятельствах. Итак, крах для тебя?!
Но что это? Глядя на тебя восторженными глазами, молодой человек, кажется, в упор не замечает меня. Или делает вид?! Конечно, второе. Тогда что у него на уме? Рассчитывает, женившись, всю жизнь держать меня за жабры?
Пожалуй, уже завтра следует ждать звонка. Не только с угрозами, но и предложением найти «взаимопонимание». Деньги – его больше ничто никогда не интересовало!
Стоп, а случайна ли эта «случайная» встреча? Или «женишок», узнав мою подноготную, все просчитал заранее? И единственное разумное объяснение этого спектакля – стремление, в конечном итоге, наложить лапу на капиталы тестя. А меня самого заставить плясать под собственную дудку.
Впрочем, рассуждал я, не исключена и версия утонченной мести. Мерзавец влюбит (или уже влюбил?!) в себя тебя, а потом с позором бросит. Как ты переживешь подобную несправедливость? Кровь закипала в жилах, ум заходил за разум.
К счастью, я увидел, что вы уже прощаетесь. Таким образом, на ближайшие сутки-двое (все зависело от степени наглости суженого-ряженого и объема его терпения) я получал передышку.
Ожидаемый звонок (я специально остался дома) Клода, как ты его назвала, на следующий день, действительно, прозвучал – ближе к обеду. Удивительно, но прислуга позвала не меня. Для едва познакомившихся людей вы ворковали довольно долго. Я же размышлял над тем, что чужим именем назвался, оказывается, не только я. Он мне – тоже (я знал малого…как Долка). Что за этим скрывалось?!
Звонил он и вечером. И вновь попросил к трубке тебя. Я недоумевал все больше: какую карту пытается разыграть сей фанатичный приверженец любовно-денежной рулетки?! И принял решение его… устранить (об этом помышлял и раньше). А что может быть естественнее гибели в дорожной аварии?
Доченька, ты не поверишь, но спустя несколько дней я совершенно случайно увидел своего врага у перекрестка, который тот собирался перейти. И под влиянием момента, действуя на уровне подкорки, попытался направить на него свой «мистраль». Но воплотить задуманное в жизнь помешала невесть откуда вылетевшая пожарная машина. Или это всевышний в тот раз отвел карающую десницу от невинного?
Откупиться от регулировщика трудностей не составило. Отъехав немного, остановил машину и принялся анализировать ситуацию. Что-то было не так. Однако что, долго не мог понять.
Вспомнил фразу, брошенную кем-то в толпе после столкновения:
– Этот парень работает вон там. У него – свой офис!
Свой офис? Насколько я знал, никакого офиса, даже самого захудалого, у Долка, если он, конечно, и в этом мне не врал, не имелось. Кто же тогда тот, кого я чуть не смял колесами «мистраля»? Не мог же, в конце концов, так обознаться?! Право, произошедшее попахивало мистикой!
На следующий день я начал собственное дознание. Несколько часов проторчал – правда, уже в «додже», чтобы не оказаться опознанным – на злополучном перекрестке. И за упорство был щедро вознагражден. Увидел вчерашнюю жертву, направлявшуюся в кафе. За не очень щедрые чаевые официантка сказала, где работает постоянный посетитель. А также назвала имя – в самом деле, Клод. Получалось, накануне я, действительно, просчитался.
Или Клод, назвавшись прежде Долком, сознательно обманул меня? С какой тогда целью?
И тут я вспомнил о парне, глазеть на которого тебя не один раз возил семейный водитель. Да, ты не ошибаешься: впоследствии я требовал, чтобы он мне, извини, все докладывал.
Не могла же ты, прикинул я, в течение столь короткого времени влюбиться дважды. Сначала в некоего незнакомца, а вслед – в Долка-Клода.
Я взял водителя и привез в вышеупомянутое кафе. Так сказать, на опознание. Увидев малого, он подтвердил мою догадку: это – тот человек. Таким образом, загадка, по крайней мере, одного совпадения была решена: парень, с которым ты познакомилась на выставке, и тот, с которым прежде ездила на «свидания», – одно и то же лицо.
Чтобы разгадать шараду до конца, пришлось немного раскошелиться. А также использовать знакомства. Зато получил ответ: речь шла о братьях-близнецах. С одним из которых уже давненько был знаком я, а с другим – с недавних пор – ты. Это значительно упрощало ситуацию. Как говорится, кесарю – кесарево, а Юпитеру – Юпитерово.
Да, знаешь, что в день неудачной попытки наезда ввело меня в заблуждение? Еще одно, чисто случайное, совпадение. Клод, как я установил позже, буквально накануне сбрил усы. Став визуально, по сути, Долком.
Некоторое время судьбы близнецов двигались параллельными курсами. Я при твоем содействии (ты никогда, а, особенно, заболев, не любила не только корреспондентов светской хроники и фоторепортеров, но и вообще малознакомых людей ) устроил так, что Долка на вашу свадьбу с Клодом не пригласили. Но тянуть бесконечно было нельзя. Рано или поздно моя встреча со вторым близнецом в вашем присутствии могла состояться. И что, в таком случае, прикажете делать?!
Иными словами, все вернулось на круги своя. Чтобы я был спокоен и никто не мог – даже гипотетически! – разрушить твое счастье, Долк должен был исчезнуть. Так изначально расположились его звезды. Но если бы я только мог предвидеть, насколько коварно расположились мои?!!»
– Не пойму, – закончив какие-то подсчеты на калькуляторе, – недоуменно спросил Жуадга. – Зачем нам всю эту слезливую муть выслушивать?!
– Тут очень любопытная концовка, – ответил Окава. – Имеющая непосредственное отношение к катастрофе вертолета. Не думаете же вы, что на основании, как вы намекнули, «соплей», журналисты могли кардинально изменить точку зрения на причины ЧП?
– Пусть продолжает! – положил для удобства и вторую ногу на стол Абунг. – Не так уж много осталось.
– Продолжаю, – сказал Окава. И загундосил севшим голосом:
– «Милая Ирена! Тебе трудно будет в это поверить, но я нанял некоего отморозка для убийства Долка. Киллер, без моего согласия, привлек к ликвидации еще одного типа. Увы, все получилось не так, как планировалось.
Исполнители караулили Долка у его дома. На беду, еще до появления наемника, туда подъехал Клод. Именно в момент пребывания твоего мужа в доме брата, на посту появился киллер. И когда твой супруг, выйдя, сел в «хардбург» его судьба была решена. Ибо убийцы решили, что это... Долк.
Да, ту страшную аварию, о которой, нет-нет, да и пишут до сих пор, организовали нанятые мною ребята. Однако погибнуть в ней, ты уже догадалась, должен был не Клод. За роковую ошибку я заставил горе-исполнителей сполна расплатиться. Но это не вернуло мне зятя, а тебе – обожаемого и обожающего мужа.
Чрезвычайно устал я, к тому же, наполнять бочку Данаид в лице заирской теневой спецслужбы. Запутался настолько, что иногда уже сам не понимаю, какой я – настоящий, а какой – липовый. Когда столько лет живешь под двумя личинами – даже сознание раздваивается, как змеиное жало. И каждая половина начинает функционировать самостоятельно. Больше я так, право, не могу!
Поэтому принял решение – из этой командировки не возвращаюсь. Так что пригласил горничную в дом не случайно. С нею хотя бы на первых порах тебе будет легче. Пистолет со мной. Когда машина поднимется… Нет, не так! Еще взгляну последний раз на Синие горы. А на обратном пути всажу обойму с зажигательными пулями в бак с горючим (в вертолете он находится внутри салона). И отправлюсь на небеса. Буду там молить Господа о том, чтобы мои коллеги на земле оставили тебя в покое. Прощай!»
– Хочу обратить ваше внимание на следующую деталь: письмо сначала подписано «Хлоуп». И лишь затем зачеркнуто и указано «Берц». Что свидетельствует – раздвоение личности у бывшего агента присутствовало, как говорится, в полный рост.
– Получается, свое послание дочери он так и не отправил? – вопрос майора прозвучал риторически.
Хотя он не преминул бросить довесок:
– Иначе бы оно не осталось в кармане френча…
– Пиджака, если быть точным! – уточнил, совершенно обнаглев, полковник. – Что же касается сути вашего замечания, то таки да: видимо, в последний момент Берц-Хлоуп передумал. Не хватило духу.
– Меня интересует более прозаичный вопрос, – вынырнул из полулетаргического состояния генерал. – Выходит, мы доподлинно не знаем, отчего разбился вертолет. В результате взрыва подложенного нашими людьми пластида или детонации бака с горючим? И кто, в таком случае, отправил предателя на тот свет? Разведка? Или он распрощался с жизнью добровольно? Прихватив заодно и пилота.
– Так точно, господин генерал! – щелкнул каблуками Окава. – И, если смотреть на вещи объективно, никогда не узнаем.

ГЛАВА 91

В бунгало, расположенное на берегу небольшой речушки в полутора сотнях километров от Киншасы, зашла стройная до поджарости африканка. Ладную фигурку прямо-таки переполняла скрытая сексуальность. Волосы женщины украшала пурпурная роза. Столь же яркой помадой были накрашены чувственные губы. Лицо же негритянки симпатичным назвать было трудно. Нос торчал недогрызенной закопченной морковкой. К тому же, дама явно страдала пучеглазием – скорее всего, в детстве перенесла базедову болезнь, лечить которую начали с недопустимым опозданием.
На улицу она выходила, чтобы забрать корреспонденцию из раскрашенного всеми цветами радуги почтового ящика, вкопанного у въезда на участок. Неподдельный интерес у нее, судя по тому, как расширились зрачки, вызвало письмо со штемпелем «Кисангани» (в главном городе провинции Верхний Заир жила ее старшая сестра). Едва вернувшись в дом, хозяйка бунгало торопливо вскрыла конверт. С неимоверной жадностью глаза поглощали написанные строчки. Вот и конец послания. Женщина, не выпуская письмо из рук, задумалась. Потом, видимо, придя к какому-то выводу, с облегчением вздохнула.
В этот момент едва слышно скрипнула входная дверь. На пороге появился мужчина. Сразу было видно: вошедший – добряк по натуре. Его простоватое лицо каждой своей клеточкой излучало положительную энергию. Фигура тоже вызывала добродушную улыбку. Ибо напоминала собой три колобка, поставленных друг на друга. Причем самый большой занимал промежуточное положение и служил талией. Становилось понятно: если мужчина не страдает нарушением обмена веществ, то он – страстный любитель поесть. И этого не стыдится. По той простой причине, что хорошего человека должно быть много.
Крылья его внушительного носа не знали покоя: они сладостно трепетали от втягиваемых ноздрями запахов. Губы, похожие на две толстые гусеницы, постоянно причмокивали – их обладатель жевал неизменную жвачку, отбивающую, как утверждала реклама, аппетит. Запах ментола, похоже, распространялся на всю округу.
От мягкого, с переливами, тенора хозяина бунгало млели все без исключения его знающие. Очаровывала и улыбка. Двигался мужчина столь плавно, что казалось: он скользит по земле на невиданных в Африке лыжах.
– Задание выполнено! – шутливо доложил вошедший. – Кустарник подстрижен.
И тут же обеспокоено поинтересовался:
– А где Венера?
– Как только ты соизволил отправиться в оранжерею выполнять мое поручение, позвонила подружка, и я разрешила дочери с ней встретиться. Девушка из прекрасной семьи. Очень серьезная. Да и до скольких лет Венере скучать с нами?
– Разве я против? Просто спросил, – стушевался мужчина. – А мы чем займемся? Может, заморим червячка?
– Успеешь полопать, утроба ненасытная! Послушай лучше, что я тебе скажу.
– Весь внимание! Опять что-то сделать по дому?
– Смотри, чтобы не перетрудился! Еще, чего доброго, пуп развяжется. Хотя он у тебя может развязаться разве что из-за обильной жрачки.
– Зачем попрекать куском хлеба? Я ведь не сижу на твоей шее.
– Да стыдно на твое брюхо смотреть. Самый настоящий многоместный автобус! А кухонный стол – пассажирская остановка «по требованию». И что я заметила: на ней в любое время суток – час пик. Так что домашних разносолов-«пассажиров» в твой безразмерный «салон» постоянно набивается – под завязку. И только контролер – неизменное слабительное – позволяет навести хотя бы относительный порядок в бездонной утробе.
– Ты говорила о какой-то новости? – мужчине явно не по нутру пришлась тема разговора. – Откуда? Из телевизора?
– Нет. Получила письмо от сестры.
– Из Кисангани? – по интонации можно было судить, что ему тоже небезразлична судьба близкой родственницы супруги. – Какие у нее для нас известия?
– Более чем неожиданные.
– А именно? – встрепенулся толстяк.
– Олды нет в живых.
– Умерла?!
– Нет, погибла. Несчастный случай.
– Слава богу! – перекрестился мужчина.
– Дурак, что ты лоб крестным знамением осеняешь?! Постыдился бы радоваться! Как-никак живая душа преставилась.
– Я и не радуюсь.
– А чего же тогда «славбожкаешь»?
– Подразумеваю, что бедняга, наконец, отмучилась.
– Да, тебя голыми руками не возьмешь! Из любого положения выкрутишься. Словно угорь.
– Отчего ты сегодня не в духе? И кустарник подстриг, и известие приятное получила.
– Тьфу, на тебя! Такое скажешь – «приятное»! Как только язык поворачивается?
– Ну, а что нам друг от друга скрывать? Смерть Олды, как ни поверни, на руку.
– Так-то оно так. Но хотя бы видимость сострадания перед Господом нужно соблюсти.
– И кто после этого больший фарисей – я или ты?!
– Не можешь, чтобы не уколоть побольнее.
– Куда уж нам? – скромно потупился колобок. – Так что за несчастный случай? Ошибка в медицинском диагнозе? Неправильное лечение? Неудачное падение с третьего этажа вниз головой?
– Не угадал! Над клиникой потерпел катастрофу следовавший со стороны Синих гор вертолет. Под его обломками погибло несколько человек. В том числе – Олда.
– Не было, как говорится, счастья…
– Перестань паясничать!
– И не думаю. Но разве смерть в этом случае – не избавление?
– Сие ведомо только Всевышнему!
– Ну, да ладно, не загибай чересчур со своей набожностью. Лучше скажи, как теперь станем вести себя по отношению к Венере?
– Что ты имеешь в виду?
– Оставим все, как есть? Или, имея развязанные руки, сообщим девушке правду?
– А что это даст?
– Ну, ты же видишь, она сильно страдает от неизвестности. Что подтверждают и наблюдения домашнего доктора. Вспомни, сколько раз, особенно в последнее время, дочь заводила разговор о своих настоящих родителях, стремясь хоть что-то о них разузнать. Оно и понятно: девчонка превратилась в девушку и ничего удивительного нет, что ей захотелось, в конце концов, раскрыть тайну собственного появления на свет.
– У тебя, по-моему, не башка, а емкость для пищи! «Раскрыть тайну», «раскрыть тайну»! А ты думаешь, почему я так возражала против того, чтобы она устроилась на работу в Кисангани?
– Потому что слишком далеко от дома.
– Двенадцатиперстная ты кишка! Вовсе не потому.
– А почему же?
– Боялась, а вдруг не во зло, а невзначай, сестра проговорится. И что прикажешь тогда делать?
– Ничего страшного! Ну, узнала бы, наконец, малышка, что ее родная мать сбрендила. Мы-то в этом не виноваты. Наоборот, удочерили, обогрели.
– Наша песня хороша, начинай сначала!
– В каком смысле? – сделал вид, что обиделся, коротышка.
– Пошевели той единственной извилиной, которая еще сохранилась в твоем закопченном котелке! Ну?
– Что «ну»?
– Хотя бы полуфабрикат готов?
– Перестань! И хватит играть в «угадай с трех раз с закрытыми глазами».
– Эх, ты, непрожаренный бифштекс с подгоревшей коркой! Представь себе, Венера в течение шестнадцати лет слышит, что ее мать умерла, едва дочери исполнился годик, а отец – и вовсе неизвестно кто.
– Но ведь про отца – правда. Олда, в самом деле, унесла загадку зачатия сначала в могилу безумия, а теперь уже – и в могилу небытия.
– Но мы-то, ее односельчане, догадываемся. Ведь Олда ни с кем больше, кроме одного, в своей жизни не встречалась. А потом вдруг исчезла. С чего бы? Ясно: чтобы скрыть беременность. Ее ведь тамошние правоверные ханжи заклевали бы! Вспомни хотя бы, сколько пришлось вынести мне! Ладно, впоследствии хоть оказалось, что я вообще не могу иметь детей. А если бы понесла тогда от тебя, олуха царя небесного? Тоже – хоть уезжай, куда глаза глядят!
– Не преувеличивай! Мирская молва – что морская волна.
– Кобелям-то что? Им же не совали: инструмент в ширинку – и поминай, как звали! Отдуваться за все приходится нам, представительницам слабого пола.
– Ну, дорогая, о тебе этого не скажешь! Ты любого мужика в его же ширинку заткнешь! По самые, так сказать, немытые пятки.
– На что намек? Что я тебя на себе женила? Так, видит бог, не неволила. Сам…
– … попал, как кур в ощип!
– Не умничай!
– Не буду.
– Так вот, иной человек отцом Венеры быть не может.
– И что из этого?
– Ровным счетом ничего. Нам ведь неизвестна дальнейшая судьбы Клода Вилкау. Где он? Жив ли? Если жив, чем занимается? Имеет ли хотя бы малейшее понятие, что у него родилась дочь? Как видишь, сплошные загадки.
– Однако, они нам больше выгодны неразгаданными.
– В определенном смысле – да.
– Вот видишь!
– Но мать?! Мы с тобой все эти годы прекрасно знали, где она коротает свои горькие дни. Да, то, что удочерили девчушку, делает нам честь. А то, что столько скрывали правду о родной матери? Убеждая Венеру, что та давным-давно умерла.
– Так я же и говорю!
– О чем говоришь ты, растерявший последние капли разума?!
– Ну, допустим, разум – всего лишь дешевая рамка души. А говорю я о том, что теперь, когда Олда скончалась, пора восстановить историческую справедливость.
– Геродот ты недоделанный! Первая же фраза на сей счет поставит на нас обоих вечное клеймо отъявленных и циничных лгунов. Как, думаешь, после этого изменится отношение Венеры к нам и в какую сторону?
– Закавыка! – почесал живот коротышка. – И как, в таком случае, поступить мудро? Мы ведь в ней, нашей малышке, души не чаем.
– Выход один: все оставить, как есть!
– Тогда немедленно уничтожь письмо, чтобы оно даже случайно не попало ей глаза!
– Да, это было бы катастрофой!

ГЛАВА 92

В кабинете в который раз воцарилась напряженная тишина. «Надо быть готовым, сейчас начнут склонять по всем гипотенузам вкупе с катетами», – подумал полковник. И, набравшись смелости, попросил разрешения сесть, так как изрядно устал за три проверочных дня. И замер в напряженном ожидании.
– На ваш взгляд, какая главная причина произошедшего? – скрестив пальцы, Абунг хрустнул суставами.
– Их, по крайней мере, две. Первая – тотальная смена в тот период кадров. Вторая – излишняя степень секретности внутри управления.
– Своей вины не отрицаете?
– Ни в коем случае! – поспешно заверил членов комиссии Окава.
– Оба досье мы забираем с собой. ЧП запланировано рассмотреть на закрытом заседании правительства. Не исключено, вас на него пригласят. Если нет, о решении сообщат дополнительно. Вопросы имеются?
– Никак нет, господа члены высокой комиссии! – на всякий случай вновь обратился сразу ко всем – с фуражки кокарда не свалится! – полковник.
– В таком случае мы вас покидаем! – подвел полуфинальную черту генерал. – Распорядитесь насчет транспорта!
– Может, отобедаете? – несмело заикнулся, стремясь заработать хотя бы таким способом белый шар, Окава.
– Отставить! – приказал Абунг.
– Есть отставить! – несколько сник полковник, на ходу прикинув, что в данной ситуации этого предложения лучше было вовсе не делать.
Его запоздалый вывод ехидно прокомментировал Жуадга:
– Интересно, за какие деньги, господин полковник, вы собирались нас угощать? Уж не за те ли, что сэкономили на обучении без конца проваливающегося персонала?!
Ответить Окава не успел. Ситуацию разрядил появившийся на пороге вестовой:
– Господин генерал, – пробарабанил он. – Разрешите обратиться к господину полковнику?
– Разрешаю!
Вестовой, филигранно, словно чечеточник, щелкнув каблуками, повернулся к непосредственному начальнику:
– Господин полковник, срочная шифрограмма!
– Откуда? – уточнил Окава.
Подчиненный со всей дури выпучил зенки:
– С самого верха! Иначе я бы не осмелился вас беспокоить.
– Давай сюда!
– Есть! – вошедший протянул папку. – Здесь оригинал и расшифровка.
Полковник пробежал документ глазами. И повернулся к главе комиссии:
– Господин генерал, шифровка касается вас!
– Лично?! – орден-пицца недоуменно качнулся на его груди.
– Так точно! И господина финансиста.
– Дайте сюда бумагу! – потребовал генерал.
– Пожалуйста! Исключительно для вас, – не забыл про белый шар Окава.
И тут же объяснил свою нетактичность:
– Инструкция подобное категорически запрещает!
Абунг прочитал шифровку. Коротко бросил свите:
– Срочно выезжаем!
– Объясните, что случилось?! – потребовал Жуадга. – По крайней мере, мне. Ведь, как утверждает господин полковник, документ непосредственным образом касается и финансиста. Не изобретайте секрета на ровном месте!
Окава мысленно ему зааплодировал. Пусть щиплются! Меньше будет единодушия в решении по его, руководителя разведки, судьбе.
– Господин Жуадга! Ни из чего, тем более, перед вами, я секрета не делаю! – генеральский голос даже не дрогнул – настолько мастерски он сдерживал свое возмущение подобным нечинопочитанием.
– Тогда, будьте любезны, сообщите текст шифротелеграммы! – чувствовалось, что поддержка на самом верху у Жуадги серьезная.
– Нас с вами срочно вызывают на внеочередное заседание правительства.
– Отчего такая спешка? – спросил финансист со связями.
– С краткосрочным внеплановым визитом прибыл какой-то арабский шейх. И Шабила хочет обсудить с ним при участии наиболее доверенных лиц какие-то чрезвычайно важные вопросы.
– А-а, вот оно что! Я, господин генерал, неплохо знаю этого головореза. Он помогает нам финансами. Мы же, в свою очередь, в меру оппозиционных сил содействуем ему в расширении бизнеса и скупке недвижимости в Заире. Хотя, конечно, основные дивиденды он надеется получить, когда в Киншасу войдут наши войска. Так что повестка дня сегодня – очень важная. Не мне ли, как главному финансисту, знать: денежки у теневого правительства на исходе. По сути, то, что почти профукал Хлоуп, – наш последний резерв. Теперь вся надежда – на этого псевдо-шейха.
– Почему «псевдо»?
– Да потому, что он – вовсе никакой не араб.
– А кто же?!
– Выходец из бывшего СССР. Фантастически разбогатевший на поставках оружия и торговле нефтью. Вот и зашла в голову блажь – с жиру собаки бесятся: вообразил себя арабским шейхом. Со всеми, так сказать книжными атрибутами – купил остров, завел гарем, окружил себя нукерами. А еще «изобрел» легенду о падении в детстве с верблюда, что якобы стало причиной хромоты. Но где вы видели одно- или даже двугорбых в районе Полярного круга? Что же касается ковыляния, то это – результат не совсем удачных криминальных разборок.
Да. Кое-что из оружия попадает и нам. А время от времени – и деньжат подбрасывает. На африканскую, так сказать, революцию…
– Машины сопровождения поданы! – молодецки доложил вошедший полковник.
– Тогда – вперед! – скомандовал генерал.
Окава неловко замялся. Чего не могли не заметить отъезжающие.
– Что там еще? – спросил генерал.
– С бабой как прикажете поступить? – подобострастно вытянулся во фрунт Окава.
– С какой еще бабой? – не понял тот.
– Ну с дочерью… изменника, – уточнил спецслужбист.
– А хрен с ней, с бабой! – махнул рукой генерал. – Во-первых, она ничего не знает. А, во-вторых, деньги, которые расфыркал ее отец, вы сами доложили, мы вернем с процентами.
– Вас понял. Есть бабу не трогать!

ГЛАВА 93

В 1999 году власти Киншасы в перечень объектов, рекомендуемых для посещения туристами, включили центральное городское кладбище. На погосте, действительно, есть что посмотреть. Католические кресты, исламские мавзолеи, украшенные тотемами негритянские захоронения. Настоящее архитектурное великолепие: мрамор, халцедон, оникс, гранит.
Но экскурсоводы обязательно подводят посетителей и к довольно скромному, по сравнению с другими, надгробию с фамилией и именем «Вилкау Клод». И знаете почему? Из-за эпитафии, которую считают чрезвычайно (о вкусах не спорят!) утонченной: Ирена не забыла о письменном пожелании Эльдази.
На памятнике написано: «Он жил, как умел, и не такая уж большая его вина, что у других получилось лучше».

1990 – Ашхабад; 2005 – Киев

© Николай Сухомозский, 2011
Дата публикации: 28.12.2011 01:44:38
Просмотров: 6403

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Отзывы незарегистрированных читателей

tonetleapotly [2012-02-12 10:23:07]

Хорошая статья, так в целом вроде все правильно

Ответить

Николай Сухомозский [2012-02-12 14:23:03]

Когда писал,предполагал, что это - роман. Оказалось, статья...