Любовь с первого взгляда Отрывок из романа "Одинокая звезда"

Ирина Касаткина

Форма: Роман
Жанр: Любовно-сентиментальная проза
Объём: 38291 знаков с пробелами
Раздел: "Все произведения"

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Маринка грызла ручку, мучаясь над Диминым заказом. Заказные стихи у нее обычно получались плохо. Фразы были какими-то плоскими: не образы, а штампы. Стихи рождались неживыми, они не трогали душу, хотя заказчикам обычно нравились. Но ведь это был заказ Димы, значит, надо было постараться, тем более, что песня конкурсная. А ему так хотелось победить.
Юноша объясняется девушке в любви. В первый раз. Он ни в чем не уверен. Потому что, когда он уверен, то... уже можно и не волноваться. Можно даже и не объясняться, а сразу приступать к делу. Тогда и писать не о чем. Нет, он ни в чем не уверен, и потому в его словах и боль, и страх, и преклонение - перед ее красотой. Да, она знает, какой будет эта песня. Все заслушаются. И он победит на этом конкурсе, обязательно победит.
Вдохновение, наконец, нахлынуло на нее, и она принялась быстро писать. Мысли опережали руку, поэтому она стала записывать только обрывки слов — потом разберется. Строки свободно рождались в мозгу. Она писала, наслаждаясь созданными ею образами, рифмами, самими словами, которые предстояло озвучить ее любимому.
Позвонил Дима:
— Мариночка, ты что делаешь?
— Пишу для тебя стихи. Объяснение в любви.
— Ну и как? Ты там побольше: люблю, люблю, люблю! Слово такое красивое. Ласковое.
— Нет, Дима, этого слова здесь вообще нет. Но объяснение пропитано любовью и страхом потерять любимую. Тебе понравится. И жюри, думаю, тоже.
— Можно я приду, посмотрю?
— Приходи, я уже заканчиваю. Сейчас начисто перепишу, а то тут такие каракули! Когда напечатаешь на принтере, один экземпляр мне. Хорошо?
— Да хоть десять! Так я бегу?
Стихотворение привело его в бурный восторг. Он даже запрыгал на месте. И сейчас же унесся домой подбирать к нему музыку.
Даже не поцеловал, как следует, — грустно отметила Маринка, — только чмокнул в щеку и все. А я так старалась. Неужели он ко мне стал остывать?
Действительно, после того случая... понятно, какого... они стали реже целоваться и не так страстно. Ведь инициатива всегда исходила от Димы. Она и представить себе не могла, что можно первой его обнять и тем более поцеловать. А он стал... каким-то... не таким, как прежде. Сделают они вместе уроки, погуляют, поцелует он ее на прощание — и все.
Нет, он относился к ней по-прежнему хорошо. Но что-то в этом отношении стало иным: более спокойным, что ли. А она? Она любила его все сильнее и сильнее. И он, конечно, это чувствовал. Но больше никаких попыток не предпринимал. А она не решалась дать ему понять, что уже не против близости. В ее душе чувство любви созрело до такой степени, что ее постоянно тянуло к нему. Усилием воли она удерживалась, чтобы не прикоснуться к его руке, не прильнуть к груди. И когда он обнимал ее, замирала от счастья. Но это случалось все реже и реже.
Дима и сам чувствовал, что в его отношении к Марине что-то надломилось. Его любовь к ней как будто побывала в зените и, не засияв во всю мощь, стала клониться к закату. Но у него и в мыслях не было порвать с ней. В его планах они оканчивали школу, поступали вместе в институт. Потом? Потом видно будет.
И никто из них не догадывался, даже представить себе не мог, как круто обойдется с ними судьба.
Декабрь на южном Дону совсем не похож на декабрь срединной России. Там это обычно самый студеный месяц, - тогда как на юге в декабре случаются такие денечки, когда начинает казаться, что весна перепутала месяцы и явилась задолго до срока. Хотя через неделю Новый год.
Таким выдался и тот день. Облака, много дней скрывавшие небо, вдруг разошлись, и солнышко принялось дарить горожанам чисто апрельские улыбки. Оно растопило остатки снега, и на термометре установилось плюс пятнадцать. Вовсю зазеленели почки на сирени, а из земли полезли обманутые теплом ростки травы.
Маринка встретила утро этого дня в самом радужном настроении. Накануне они с Димой испытали настоящий триумф. На бардовском фестивале "Объяснение в любви" Димина песня на Маринкины слова завоевала всеобщее признание, войдя в призовую тройку.
Как он пел! Его бархатный голос проникал в самые души слушателей. Никакая подковерная борьба вокруг жюри не помешала его песне стать призовой. Еще бы! Ведь Маринка писала ее не рукой, а сердцем.
Как им хлопали! Как целовал он ее на глазах у всех! Ему вручили замечательный приз: стереомагнитофон. Роскошный, черный, с цветными лампочками, мигавшими в такт музыке. И он тут же подарил его Маринке. Во-первых, без ее слов не было бы и самой песни. Во-вторых, у него дома уже был точно такой же, а у нее вообще никакого не было. Кроме того, одна фирма взялась выпустить диск с лучшими песнями фестиваля и уже обсудила с авторами условия контракта. Выходило очень даже неплохо: вполне приличные денежки.
По окончании концерта Диму отловил известный в городе музыкант.
— Кто автор стихов? — спросил он.
— Моя девушка, — ответил Дима. — А что, нравятся?
— Нет слов! Познакомь.
— Фиг тебе. Она только для меня пишет.
— Да ладно! А то я у жюри не узнаю.
— Смотри, не соглашайся ни на какие уговоры, — убеждал Дима Маринку. — Наобещает тебе с три короба. Помни, ты мой автор, только мой.
— Конечно, Димочка, — клялась счастливая Маринка. — Ты у меня один. Все мои будущие стихи только твои.
Вот в таком замечательном настроении шла она солнечным декабрьским утром в школу. Шла, не спеша, времени до звонка было предостаточно. Совершенно весенняя погода так подействовала на нее, что в голове сами собой стали рождаться строчки:

Декабрь, а почки зеленые,
Трава молодая растет,
По Пушкинской бродят влюбленные,
Растаял на солнышке лед.

Она остановилась, достала тетрадь по алгебре и записала их на последней странице. Сама собой пришла следующая строфа:

Декабрь. Но сквозь тучи виднеется
Далекая голубизна.
Декабрь. А сердце надеется,
Что может быть это — весна.

Совсем неплохо, решила Маринка. Надо позвонить тому редактору, может, напечатает в своей газете. Но сначала Диме покажу.
На фестивале она познакомилась с редактором "Домашней газеты", предложившим ей постоянное сотрудничество. Правда, Дима охладил ее радость, напомнив, что без его согласия она не должна никому отдавать свои стихи, чтобы их не перехватили другие композиторы.
А Дима в этот день в школу вообще не пошел. Его пригласили на телевидение, и мама-завуч без слов разрешила ему пропустить уроки. Раз такое событие!
На телевидении было здорово. Он спел им свои лучшие песни. Все на Маринкины слова. Его долго расспрашивали о нем самом и об авторе стихов, потом снимали. Сказали, когда покажут по телевизору. А под конец попросили передать автору стихов, что жаждут с ней встречи в три часа дня.
Дима покинул телестудию в начале второго. Уроки у Маринки заканчивались четверть третьего, а в студию ей надо было к трем, поэтому он решил заскочить к ней в школу и уговорить отпроситься с последнего часа, чтоб она успела сбегать домой поесть и привести себя в порядок, ведь ее тоже будут снимать.
Когда он примчался в ее школу, там только что закончилась перемена. Он влетел в класс. Ребята рассаживались по местам, а учителя еще не было. Рыская глазами по рядам в поисках Маринки, Дима вдруг зацепился взглядом за девушку, сидевшую у окна. Девушка задумчиво смотрела на небо. Вот она перевела взгляд на Диму, - и два осколка синевы переместились с неба в класс.
Дима поразился разом наступившей тишине. Как будто он очутился под невидимым куполом, в центре которого находилась девушка с небесными глазами. Звуки почти не проникали внутрь купола. Откуда-то издалека до него донеслось слово "готов!" и чей-то смех. А он все стоял, ожидая, когда она снова поднимет на него взгляд. Вдруг ее заслонила какая-то фигура и стала размахивать руками. Он с досадой отмахнулся от нее, - и тут до него дошел конец фразы " ...киньте класс, урок уже начался!"
Он пулей вылетел из класса и заметался по коридорам, еще не до конца понимая, чего, собственно, хочет. Там на него налетел пацан лет двенадцати — вероятно, выгнанный или сбежавший с урока.
— Отрок, встань передо мной, как лист перед травой! — скомандовал Дима, и тот замер. Помахав перед носом пацана денежкой, Дима строго спросил:
— Зришь, что это?
— Десять рублей, — зачарованно ответил отрок.
— Хочешь?
— Еще бы! А что надо?
— Девушка с синими глазами из одиннадцатого "А". Быстро отвечай: кто она, как ее зовут, где живет, с кем дружит, - в общем, все, что знаешь. И бабки твои.
— Зовут Лена, фамилия Джанелия-Туржанская. Дружит с Маринкой Башкатовой и живет с ней в одном доме. Но ты можешь губы на нее не раскатывать. Там рядом сидит Гена — человек Лены. Он таких, заинтересованных, к ней на пушечный выстрел не подпускает. Сразу отстреливает. И тебе не обломится, не надейся.
— А вот это не твоего ума дело! Получай заработанное и много не болтай. Если узнаешь ее телефон, получишь еще столько же.
— Да запросто! Приходи к концу урока. Я у врачихи посмотрю в журнале. Набрешу чего-нибудь.
Голова Димы лихорадочно заработала: "Туржанская! Туржанская!" Где он слышал эту фамилию?
— Не знаешь случайно, кто ее родители? — спросил он напоследок.
— Знаю. Она наш класс опекает. Типа вожатой. Отца у нее нет, а мать профессор в Политехе. Ленка жутко умная, все годы круглая отличница. Но добрая — всем помогает. В школе нет парня, который бы в нее не влюблялся. Только это бесполезно. И тебе не советую.
— А совета у тебя никто не спрашивает. Значит, через сорок минут во дворе. И никому ни слова!
Вот откуда мне знакома эта фамилия, понял Дима. Кафедра информатики и кафедра математики соседи, на одном этаже в Политехе. Ее мать там преподает. Ну, конечно, она профессор кафедры математики, он даже видел ее. Невысокая, худенькая, светлые волосы. Но дочь совсем непохожа. "Джанелия" — что-то грузинское. Наверно, фамилия отца.
Живет в одном доме с Мариной. Подруги! Никогда Марина не говорила, что у нее есть такая подруга. И этот тип рядом с ней. Ага, значит, это с ней, Леной, он тогда целовался в парке. Ну и что? Он, Дима, тоже целовался. И с Мариной, и с другими девушками. Как они все теперь от него далеки! Их всех заслонила она — девушка с синими глазами. Она врезалась в его сердце сразу и навечно. Она поразила его, как молния поражает путника.

— Звездой Созвездия Гонцов
Горит во мне твое лицо.

Как точно Марина отразила это в их песне. Именно то, что он чувствует сейчас. Ее лицо горит в его душе, и этот огонь негасим. Нет такой силы, которая бы его погасила.
Да, теперь ему все понятно. Марина боялась знакомить его с Леной. Правильно боялась.
Но от судьбы не уйдешь.
Он совершенно забыл, зачем приходил в эту школу. То есть, как зачем? Чтобы увидеть ее — Лену. Чтобы встретить, наконец, свою судьбу, заглянуть ей в глаза.
Получив через сорок минут из рук пацана бумажку с номером телефона, он услышал звонок с урока и, зайдя за угол школьного здания, стал ждать. Он видел, как вышла из школы Марина. Поникшая, она пересекла школьный двор и скрылась за воротами. Он от души пожалел ее. Да, он виноват перед ней, страшно виноват.
Но он - не виноват. Он же не знал, что на свете есть девушка по имени Лена. И так близко! Ему бы встретить ее раньше Марины, - и все встало бы на свои места. С Мариной они были бы добрыми друзьями. Она писала бы свои стихи, а он сочинял к ним музыку. И пел бы Лене эти песни.
Вдруг все мысли разом вылетели у него из головы: он увидел ее. И снова поразился наступившей в его душе тишине. Она неспешно шла по школьному двору, излучая видимое только ему сияние. Старый клен тянул к ней свои ветки, и воробьи прыгали по ним, стремясь оказаться к ней поближе. И дворовый асфальт стелился под ее ногами, счастливый, что она ступает по нему.
Потом он увидел Гену, "человека Лены", и задрожал от радости: они шли порознь, хотя и направлялись в один дом. Значит, между ними ничего нет, пацан ошибся.
Он вышел из-за угла и пошел за ними, стараясь не попадаться на глаза "этому типу". На его счастье тот зашел в продуктовый магазин рядом с их двором. Тогда Дима, быстро догнав девушку, преградил ей дорогу.
— Все больше небо серое, все меньше небо синее, — торопливо заговорил он, боясь, что она уйдет. — Люди гадают: что происходит с их небом? А оказывается одна девушка небесной синевой себе глазки подкрашивает.
Она остановилась, посмотрела на него и неожиданно улыбнулась.
— Небо серое оттого, что зимой люди часто хмурятся и печалятся, — ответила она, приветливо глядя на него своими бесподобными глазищами. — Потому что им сыро и холодно. Вот если бы они почаще улыбались, и небо было бы светлее.
— Тогда я буду улыбаться день и ночь, — пообещал он. — Чтобы вам всегда было светло. И всех кругом уговорю делать то же самое.
Они стояли под кленом, росшим посреди двора. Как раз на том месте, где полтора месяца назад дождливым вечером он в первый раз поцеловал Марину. Но если бы ему сейчас об этом напомнили, он бы очень удивился. Марина? Какая Марина? Он не знает никакой Марины. Нет, он, конечно, знает, что есть такая девушка, она живет в этом же доме и пишет хорошие стихи. Неужели он с ней целовался? Как жаль!
Лена смотрела на молодого человека и поражалась самой себе. Почему она не уходит? Она никогда не вела на улице разговоры с незнакомыми мужчинами. Вдруг она вспомнила, где видела его. Ну да — это тот парень, что залетел к ним в класс перед последним уроком. И замер, уставившись на нее. Она тогда еще отметила про себя, что он похож на белого медвежонка с бархатными глазами. На очень симпатичного медвежонка!
Какое у него лицо... домашнее, — думала девушка. — Как будто я его знаю давным-давно. Интересно, зачем он приходил в наш класс?
Она хотела спросить его об этом, но не успела.
— Наш пострел везде поспел! — услышала она за спиной сдавленный от ярости голос Гены. И увидев, как напряглось лицо молодого человека, с удивлением поняла, что они знакомы. И крепко ненавидят друг друга.
— Гена, иди домой! — приказала она, уперев в него взгляд. — Слышишь? Иди. Иди.
Этот взгляд развернул Гену на сто восемьднсят градусов, уперся в спину и заставил войти в подъезд. Он не хотел оставлять их вдвоем, но противиться ее взгляду не мог.
— Здорово выдрессирован! — восхитился Дима. — Я, было, уже приготовился к бою. Неприятный тип. И почему-то очень хочется его побить.
— Не советую, — быстро заметила Лена. — Не связывайтесь с ним. Вам его не одолеть. Он владеет самбо лучше, чем вы авторучкой.
— Подумаешь, самбо! Чихал я на его самбо! Я тоже не из хлюпиков, разряд имею. Он вам кто?
— Друг детства.
— Ну, если друг детства, тогда пощажу. Леночка, а чего мы тут стоим всем на обозрение? Давайте вашу сумку, да пойдемте-ка отсюда. Тут неподалеку есть неплохое кафе. Вы после уроков — устали, проголодались. Посидим, поедим пельменей, попьем кофе. Заодно и познакомимся поближе.
— А откуда вы меня знаете? И кто вы вообще?
— Вот там я вам все и расскажу. Не бойтесь, мне можно доверять, я хороший человек.
И Лена, не переставая поражаться самой себе, без слов отдала ему сумку с книгами, позволила взять себя под руку и пошла рядом, чувствуя на своей спине cверлящий Генин взгляд из окна.
— Ну рассказывайте, — потребовала девушка, когда они, усевшись за столик, сделали заказ. — Только правду и ничего, кроме правды. Я врунов не люблю. Узнаю, что соврали — все! Доверие потеряете раз и навсегда.
— А вам что — никогда не приходилось врать?
Она стала вспоминать. Вспоминала долго.
Господи! — испугался Дима. — Неужели такая святая? С ангелами я еще не имел дела. Вспоминает совершенно натурально. Бедняжка — всю жизнь говорить только правду. Как же, наверно, это тяжко.
— Может, и приходилось, — наконец, отозвалась она, — но сейчас не могу вспомнить. Нет, я согласна, иногда обманывать необходимо. Например, можно сказать больному, что его болезнь излечима, хотя на самом деле она смертельна. Или ребенку, что не будет больно, когда доктор сделает укол. Хотя, ребенку лучше говорить правду, а то он перестанет верить взрослым. В общем, соврать можно, но только, если это во благо.
— Так ведь все и врут во благо. Себе или другим.
— Я имею в виду: только другим. Если не ради собственной выгоды.
— А что, собственная выгода это плохо? Я вот недавно читал, в "Комсомолке", между прочим, что человек, который не любит себя, не может любить других.
— Н-не знаю, — она задумалась над его словами. Потом спохватилась. — Но вы мне зубы не заговаривайте. Ишь, куда увели! Рассказывайте, кто вы и откуда меня и Гену знаете.
Боже, как она прекрасна! — думал Дима, поедая ее глазами. Да, придется сказать всю правду. Иначе, когда она ее узнает от других... про нас с Мариной... может... может быть плохо. Мне.
— Как на духу! — заговорил он. — Меня зовут Дмитрий Рокотов, я учусь в сорок седьмой школе, тоже в одиннадцатом. В отличие от вас не отличник, но хорошист. Победитель областной олимпиады по информатике.
И тут он обрадовано увидел, как в ее глазах появился повышенный интерес. Неужели и она компьютером увлекается? Вот было бы здорово! Общие интересы — это так сближает.
— У вас есть компьютер? — спросила она.
— Еще какой! И лазерный принтер в придачу. Отец обещал еще сканер купить. А вы этим делом тоже увлекаетесь?
— Да, мы недавно с мамой "Пентиум" купили. Правда, принтера у нас нет.
— Считайте, что уже есть.
— Спасибо. Но вы не уходите от темы. Так откуда вы меня знаете?
— Я и не ухожу. Я часто торчу на кафедре информатики в Политехе. Я туда уже фактически поступил - как победитель олимпиады. Достаточно все трояки на вступительных получить, и уже студент.
— А я, если медаль получу, буду только математику сдавать. Но ближе к делу.
— Как вы, наверно, знаете, там кафедры информатики и математики на одном этаже. А ваша мама, Ольга Дмитриевна Туржанская - профессор кафедры математики, и мне не раз приходилось с ней встречаться. Очень приятная женщина, и студенты ее любят, — ляпнул он наугад, чтобы подлизаться. И с удовольствием увидел, что попал в точку: на ее лице мелькнула довольная улыбка.
— Понятно, — кивнула она. — А в наш класс зачем приходили? Если, конечно, не секрет.
— Какие от вас могут быть секреты? Приходил сказать вашей подруге Марине Башкатовой, что ее сегодня в три часа дня ждали на телевидении. Понимаете, она пишет хорошие стихи, а я к ним подбираю музыку и пою под гитару. Мы с ней вчера стали победителями фестиваля. Даже приз получили.
— Ну и что, сказали?
— Нет, — виновато признался Дима, — забыл. Увидел вас - и забыл. Каюсь. Понимаете, Лена, я встречался с девушками до того... до того, как вас увидел. И в любви им объяснялся. И даже целовался. В том числе и с Мариной. Я искренне считал, что ее люблю, - пока вас не встретил. Вы меня осуждаете?
— Ничуть. Это вы с ней тогда, месяц назад, под дождем целовались?
— Вы видели? Да, это я.
— Я тоже целовалась. С Геной.
— С другом вашего детства? Я видел. В парке. Мы мимо с Мариной шли, и он ей кулак показал, чтобы не мешала.
— Выходит, мы с вами давно знакомы - заочно. Но она мне про вас ничего не рассказывала. Она вообще в последнее время как-то отдалилась. А раньше мы с ней были - не разлей вода.
— Она не хотела, чтобы я вас увидел. Боялась. Представляете, какое у нее вещее сердце.
— Да. Бедная Маринка. Она вас очень любит?
— Думаю, да. Но ей придется меня разлюбить. Ничего, я же смог. Правда, теперь я понимаю, что и не любил ее по-настоящему.
— А за что вас Гена ненавидит?
— Мы с ним как-то сцепились. Он принес на наше с Мариной свидание ее тетради со стихами. Сказал, что хранил их дома, чтобы заучивать наизусть, - мол, так сильно влюблен в ее стихи.
— Они у меня лежали на лоджии. Я их записывала. Стихи у нее и вправду хорошие. Он тогда их забрал и вам отнес.
— Да. Я сразу понял, что он врет. И он был весь такой... шерсть дыбом. Сразу на меня окрысился. Ну, и я тоже... его не полюбил. А теперь, когда он нас вместе увидел, воображаю всю силу его ненависти. Он же знает, что я с Мариной встречался.
— Да, знает. Он вас тогда тоже видел... во дворе. Прибежал, чтобы мне сказать. Помню, я так Маринке позавидовала. Сглазила ее.
— Не упрекайте себя, Леночка. Это судьба. Нам суждено было встретиться. Мы же все время ходили рядом - и вот, наконец, встретились. Я знаю, что он вас очень давно и сильно любит. Но ему придется смириться, я вас ему не отдам.
— Да, любит. Я ему стольким обязана. Он меня всю жизнь оберегал. Мы с ним еще в детстве договорились быть братом и сестрой. И он на правах брата до последнего времени был постоянно рядом.
— Вот пусть и остается... братом. Только оберегать вас теперь буду я. Объясните ему это.
— Попытаюсь. Только он не согласится. У него другие намерения относительно меня.
— Придется ему от них отказаться. Не поймет по-хорошему, поговорю с ним иначе.
— Дима, вы его не знаете. Он на все способен. Он вас просто уничтожит.
— Лена, вы меня тоже не знаете. Не уничтожит. Я тоже способный - на все и даже больше. Не беспокойтесь, я с ним справлюсь.
Тут Дима заметил, что она бросила взгляд на часы, и ее лицо стало озабоченным.
— Вам домой надо? — забеспокоился он.
— Да, мама должна вот-вот прийти. Она всегда просит говорить, где я. Увидит, что меня нет дома, и позвонит Гене. А он, конечно, скажет, что меня увел куда-то незнакомый тип. Она будет очень волноваться.
— Тогда пойдемте, я вас провожу. Правда, расставаться ужасно не хочется. Можно, я вам позвоню?
— Конечно. Дать вам мой телефон?
— Не надо, у меня есть.
Он довел ее до дома. Она показала ему освещенные окна своей квартиры, в них виднелся женский силуэт.
— Мама ждет. Я побегу, ладно? — Она коснулась его руки. — Позвоните мне.
— Леночка, у вас случайно нет с собой фотокарточки? Мне тяжело будет вас долго не видеть. — Он почувствовал, что у него не хватит сил покинуть этот двор. Хотелось просидеть под ее окнами до утра.
— Я сейчас принесу.
Она убежала. В окне на пятом этаже маячила высокая фигура Гены. Дима боялся взглянуть на окна соседнего подъезда: он был уверен, что Марина тоже видит его.
Через несколько минут Лена вынесла фотокарточку. На ней она была запечатлена в голубом платье с букетом колокольчиков в руках. Такая же красивая, как в жизни.
— Позвони мне. — Она пожала ему руку и убежала.
Он еще немного постоял, глядя на ее окно, в надежде, что она догадается подойти к нему. И она подошла. Помахала ему рукой: мол, не надо стоять, иди домой. Тогда он с трудом повернулся и побрел со двора, преодолевая сильное желание вернуться.
За пределами ее двора стало легче, будто его притягательное действие ослабло, как в законе всемирного тяготения. И тут в его мозгу сформировалась замечательная идея. Он понесся со всех ног домой, и на его счастье мама оказалась дома.
— Ну, как было на телевидении? — встретила она сына.— Когда тебя на экране увидим?
— Мама, я влюбился! — не слыша ее вопроса, заорал он с порога. — Я влюбился по уши совершенно безумно! На всю жизнь! Теперь все зависит от тебя. Мне срочно нужна твоя помощь.
— Я очень рада за тебя, сынок. Она прелестная девушка. Но к чему такие эмоции? Что-то случилось?
— Случилось, случилось! И ты должна мне помочь.
— Конечно, я все для тебя сделаю, сынок. Не надо так переживать. Что произошло? Мариночка ребенка ждет?
— Какая Мариночка? При чем здесь Мариночка? Как тебе такое в голову взбрело?
— Я думала... что у вас уже далеко зашло. Не понимаю.
— Ничего такого у меня с ней не было! — нетерпеливо закричал он.
— Дима, ты хочешь сказать: это не Марина? — У Натальи Николаевны подкосились ноги, и она попыталась сесть, - но стул оказался далеко, и ей пришлось прислониться к стенке.
Видя, что мать сейчас упадет, Дима подскочил и пододвинул к ней стул.
— Мамочка, тебе плохо? Может, валокордин?
— Да, накапай немножко.
Морщась, она выпила горькое лекарство и подождала немного, прислушиваясь к себе.
— Кажется, прошло. Ну, сынок, ты даешь! Значит, речь идет не о Марине? Ты что, уже в другую влюбился? И давно?
— Сегодня. Два часа назад.
— Постой, ты не заболел? Дай, я тебе лоб пощупаю.
— Мама, какое заболел? Я влюблен, безумно влюблен! Это такая девушка! Ты себе не представляешь!
— Дима, как так можно? Такое непостоянство! Вчера ты любил Марину, в любви ей объяснялся. Тоже, небось, клялся, что на всю жизнь. Не думала я, что ты такой легкомысленный.
— Мама, я ошибался! Господи, ну как тебе объяснить? Можно подумать, что ты никогда не ошибалась.
— Ошибалась, конечно, но не до такой же степени. Кто хоть она — эта девушка? Где ты с ней познакомился?
— В Марининой школе. Я прибежал туда сказать Марине, что ей надо на телестудию. И увидел ее. Она сидела у окна и глядела на небо. А потом перевела взгляд на меня. И я погиб.
— Дима, ты спятил. Завтра проснешься и поймешь, что все это чепуха. Мариночка тебе настоящий друг. И девушка чудесная. Любит тебя. Чего тебе еще надо?
— Мама, ты ничего не поняла! Нет никакой Мариночки и никого другого! Есть только она, она одна! И я не могу без нее жить! Понимаешь?! — Он чуть не заплакал.
— Ладно, ладно, успокойся, — Наталья Николаевна вдруг почувствовала, что сын на грани нервного срыва. — Возьми себя в руки и рассказывай спокойно: кто она, как ее зовут, что ты о ней знаешь.
— Зовут ее Лена. У нее потрясающая фамилия! Двойная: Джанелия-Туржанская.
— Постой, постой, откуда мне знакома эта фамилия? Где-то я ее слышала.
— Ее мать — профессор в Политехе.
— А, точно! Она заведовала там кафедрой математики. И не раз выступала на августовских совещаниях. Я ее хорошо помню. Принципиальная. Так это ее дочь?
— Да. Мамочка, если бы ты ее увидела, ты бы меня поняла. У нее такие глаза... небесные! У нее лицо... нет, это невозможно описать, нет слов!
— Ну, красота — это еще не все.
— Да она круглая отличница, начиная со второго класса! Потому что в первом не училась: ей там нечего было делать. Сразу пошла во второй. Ее в школе все обожают. Потому что у нее такой характер. Просто, святая! Представляешь, она никогда не врет!
— Откуда ты все это знаешь? Ты что, уже успел с ней познакомиться?
— Ну, конечно! После уроков пошел за ней и в их дворе ее перехватил. Подошел к ней и заговорил. Представляешь, она никогда с незнакомыми на улице не разговаривала, а мне ответила. И даже улыбнулась. Боже, какой я счастливый! Я сейчас умру от счастья!
— Погоди, не умирай. Итак, она тебе ответила. А дальше что было?
— Дальше? Дальше мы пошли в кафе, и я ее угостил пельменями и кофе с пирожным.
— Сколько тебе говорить: не ешь ты эти пельмени во всяких забегаловках. Там мясо из ушей, хвоста и одного места. Отравиться хочешь? Еще и девушек туда водишь. Как же она согласилась? С незнакомым парнем — в кафе. Смелая девушка.
— Ну, не совсем незнакомым. Я знаю ее мать, и она меня, наверно, помнит. Я же там часто околачиваюсь. Кроме того, — ты сейчас упадешь! — она лучшая подруга Марины еще с детсадовского возраста. И Марина никогда мне ее не показывала. Как чувствовала! Лена знает про нас с Мариной, я ей все рассказал.
— И как она к этому отнеслась?
— Ты знаешь, спокойно. Я даже сам удивился. Она поняла, что я Марину не люблю. Что я люблю ее. И мне кажется: я ей тоже понравился. Я видел однажды, как она с одним парнем целовалась, - месяца полтора назад. Правда, лица ее я тогда не видел. А так жаль! Если бы Марина нас тогда познакомила, все было бы иначе. Но тот парень показал Марине кулак, и мы прошли мимо. Мама, мне совершенно все равно, что у нее было до нашей встречи. Тот парень ее любит с детства, а она его — нет.
— Джанелия-Туржанская, — задумчиво повторила Наталья Николаевна. — С этой девушкой была связана какая-то неприятная история. Да, вспомнила. Из-за нее в прошлом году ее одноклассник выбросился с балкона. Во всех школах обсуждали это происшествие.
— Его можно понять. Если она меня не полюбит, я тоже выброшусь. Но я ей понравился, точно понравился! И она меня обязательно полюбит!
— Ой, мамочка! — вдруг вспомнил Дима. — Я же у нее фотокарточку выклянчил. Сейчас покажу.
Наталья Николаевна надела очки и долго смотрела на фотографию, протянутую сыном. Да, в эту девушку можно влюбиться с первого взгляда. И на всю жизнь.
Бедный, бедный ее Димка! С ней его ждет или огромное счастье, или огромное горе. При всей нежной прелести этого лица в нем было что-то роковое, — Наталья Николаевна и сама не могла понять, что. Слишком все в нем совершенно. Просто — за сердце хватает.
"Потому что нельзя быть красивой такой" — вспомнила она слова из известного шлягера. Правильно, нельзя. Среди обыкновенных людей. Нет, лучше бы это была Марина. Прожил бы он с ней свою жизнь спокойно и счастливо. Но от судьбы не уйдешь.
— Так чего тебе от меня надо? — спросила она сына. — Хочешь, чтоб я о ней побольше узнала?
— Нет, я и так о ней все, что нужно, знаю. Мама, переведи меня после каникул в ее школу. В одиннадцатый "А". Умоляю!
— Ты с ума сошел? Выпускной класс, последнее полугодие. Кто тебе позволит? Нет, это невозможно.
— Мама, ты все можешь, я знаю! С твоими связями. Мамочка, умоляю, ну помоги мне! Иначе я вообще... не знаю, что сделаю. Представляешь, я буду ее видеть каждый день! Полдня в одной с ней комнате.
— Тебе тогда совсем ничего в голову лезть не будет. Марина тебя так хорошо подтянула, — в отличники выбился. А тогда все пойдет насмарку. Ведь выпускной класс!
— Мамочка, клянусь, будут одни пятерки! Буду заниматься день и ночь! Она же отличница, мне же стыдно будет хуже ее учиться. Мамочка, ну сделай что-нибудь, умоляю! Ну, хочешь, на колени перед тобой встану? Чего ты хочешь, скажи? Буду каждый день пылесосить и всю посуду мыть. И обувь твою и отца чистить каждый вечер. Ну выполни эту мою просьбу, только одну! Больше никогда ничего у тебя просить не буду.
— Ненормальный. Хорошо, я попробую. Не представляю, что я буду говорить их директору. Он мужик тертый, любую брехню сразу разгадает.
— Скажи, что в этом классе очень хорошие учителя. Что хочешь, чтоб у меня знания были получше. Что у них высокая требовательность.
— Ну да, придумал! У меня, значит, плохие учителя и низкая требовательность. Очень умно!
— Ну... ну скажи тогда, что я спятил. Что хочу только в этом классе учиться или брошу школу. Вали все на меня. Скажи, у меня заскок.
— Ага, ему только ненормальных не хватало. А то у него своих мало. Ох, сынок, ну ты меня и озадачил.
— Мамочка, ну пообещай, что ты постараешься. Придумай что-нибудь — ты же у меня такая умница! Чтобы до каникул я мог жить с надеждой.
— Не подлизывайся. Надеяться ты можешь. А вот, что выйдет из этой затеи, сложно сказать. А что Марина? Как она все это восприняла?
— Не знаю. Но она, конечно, все поняла. Я видел, как она шла из школы... такая потухшая. Как неживая. Мама, мне ее очень жаль. Но изменить ничего нельзя.
— Бедная девочка!
А бедная Маринка горько плакала у себя в комнате, уткнувшись в диванную подушку. Она где-то слышала, что если поплачешь, станет легче. Она рыдала уже два часа с небольшими перерывами, но легче не становилось. Время от времени звонил телефон, но она не поднимала трубку. Зачем? Зачем все разговоры, дела, планы, будущее, если в нем не будет Его? Никто ей не может помочь, никто! Нет в мире такой силы, которая вернула бы ей любимого. И от этой мысли Маринка заливалась еще горше.
Она поняла, что проиграла сразу, как только увидела Диму в дверях класса. Он только искал ее глазами, но она уже знала, что все кончено. Сейчас он увидит Лену - и забудет обо всем на свете.
И он увидел ее. И замер. Его изменившееся лицо сказало Маринке: то, чего она боялась, как огня, произошло. И свет померк в ее глазах.
Как он смотрел на Лену! Как заблудившийся на огонек в ночи. Как приговоренный на своего спасителя. Он простоял бы так весь урок, если бы его не выгнала учительница.
А ведь он приходил к ней — Маринке. Наверно, хотел что-то сказать. Наверно что-то, связанное с фестивалем, что касалось и ее тоже. Но не сказал — забыл. Увидел Лену - и забыл. Забыл обо всем на свете! Так и ушел, ничего не сказав. Да и зачем? Любые его слова, любые фразы, обращенные к ней, Маринке, звучали бы теперь, как приговор.
"Я тебя не люблю!" — вот как они звучали бы, что бы он теперь ни говорил.
Опять звонят. Не хочу никого видеть и слышать! Отец шаркает под дверью. Чего им всем нужно от нее?
Господи, ну почему нельзя исчезнуть, скрыться на необитаемом острове? Чтобы никто не трогал! И там сидеть и ждать, когда утихнет эта боль, разрывающая душу. Почему так больно в груди? Что может так болеть? Это не сердце, нет. Болит чуть выше — там, где по идее и болеть нечему.
Голос отца: — Дочка, к тебе Гена. Пустить?
Гена! Товарищ по несчастью. Зачем он пришел? Посочувствовать? Не нужно мне вашего сочувствия, мне нужен Дима Рокотов! Я хочу его сюда сейчас, сию минуту! А если вы не можете мне его дать, то убирайтесь — вы мне не нужны.
— Пусть уходит. Он мне не нужен.
— Мариночка, он настаивает. Говорит, на минуточку.
Теперь не отстанут. Сидеть и слушать пустые слова, бессильные что-либо изменить. Господи, куда деваться?
— Пусть войдет.
Она села зареванная на диване, с ненавистью глядя на дверь. Но увидев его лицо, почувствовала некоторое облегчение. Все-таки, когда не одной тебе так плохо, становится чуточку легче. Страдать за компанию — не то, что страдать в одиночестве.
Там, в классе, увидев Диму в дверях, он сразу посмотрел на нее. — Это все, — неслышно произнесли ее губы, но он понял. Понял, что все кончено. И для нее, и для него. И помертвел.
— Давай подумаем, что можно сделать, — сказал он, садясь рядом. — Нельзя же так сразу сдаваться.
— Ничего, — ответила она.
— Я поговорю с Леной. Может, она не знает, что у вас с ним было. У вас все было?
— Нет.
— Что же ты? А говорила, любишь.
— Струсила. Не готова была. Думаешь, это так просто? Но он хотел.
— Надо было решиться.
— Может, и надо было. Только, что бы это изменило?
— Ну, все-таки. Есть же у него совесть.
— При чем здесь совесть? Гена, все кончено! Они будут вместе. И мы ничего не можем сделать. Ничего!
И она снова зарыдала. Так горько, что у него от жалости заболело сердце. Он понял главное: она покорилась неизбежному. Она сдалась без боя. Но он еще поборется! Еще не известно, чья возьмет.
— Гена, уходи! — прорыдала Маринка, уткнувшись снова в мокрую подушку. — Не смотри на меня. Боже, как я хочу умереть! Исчезнуть, не быть. Ведь ничего не поправить, не вернуть. Уйди, прошу тебя!
— Сейчас уйду. Но прежде скажу. Послушай, что скажу. Я не знаю, что сделаю. Не знаю, как это сделаю. Но она с ним - не будет! Клянусь! Твоими слезами, подруга. Не плачь, Марина, я отомщу ему за тебя!
Она мгновенно перестала плакать и взглянула на него. И содрогнулась. Сочетание муки в его глазах и решимости, написанной на лице, заставило ее сразу поверить его страшной клятве.
— Но что ты можешь сделать? Только убить кого-нибудь из них. Или обоих. Другого способа их разлучить нет, я убеждена.
— Думаешь, она ему ответит?
— А ты думаешь, нет? Да она уже ответила. Я уверена на сто процентов. Я этого боялась с самого начала. Гена, это рок. Рок!
— Я видел, как они вместе куда-то пошли. Она отдала ему сумку, а он взял ее под руку. А мне приказала идти домой.
— Вот видишь! Видишь, насколько я права.
Он сидел с серым лицом, глядя в пустое небо. И как ни больно было Маринке, она вдруг почувствовала, что ему больнее во сто крат. Ведь она знала Диму каких-то два месяца, - а он любил Лену всю жизнь, сколько себя помнил. Он просто не существовал отдельно от нее, она была его частью. Как оторвать от себя свою часть? Ведь истечешь кровью.
Тупик. Они оба в тупике. И выхода нет.
Они посидели молча некоторое время. Потом он встал.
— Завтра придешь в школу?
— Нет, не приду. Зачем? А ты?
— А я пойду. Я же сказал: без боя ее не отдам.
И он ушел. Зато вошла мать.
— Дочка, мне отец все рассказал. Может, сходить к нему, поговорить с его родителями? Он ведь говорил, что любит тебя, я сама слышала. Может, они на него повлияют?
— Мама, не вздумай! Это ничего не даст. Только унизишь себя.
— Что делать будешь, деточка моя бедная?
— Не знаю. Не хочу завтра в школу идти.
— Не хочешь — не ходи. Все равно скоро каникулы. Уже небось за полугодие все выставили.
— Мне все равно.
— Нет, дочка, так не годится. Или жить - или не жить. Ты ведь не собираешься умирать?
— Хотелось бы. Нет, ты не бойся: руки я на себя не наложу. А вдруг Бог меня за это там накажет.
— Ну и слава Богу! А коль собираешься жить, значит, надо заканчивать школу и поступать в институт. У тебя есть две недели каникул, чтобы прийти в себя. Ничего, Мариночка, ты еще найдешь свое счастье. Ты же у меня умница и красавица. Еще встретишь парня получше этого.
— Нет, мама. Не встречу. Больше никого любить не буду. Это слишком больно. Больше не хочу.
— Пойдем ужинать. Ты же целый день не евши.
— Ужинайте без меня. Я лягу.
Мать вышла. Маринка постелила постель и улеглась. Плакать уже не хотелось. Боль в груди тоже прошла, оставив после себя пустоту и отупение. На удивление быстро она уснула.

© Ирина Касаткина, 2008
Дата публикации: 02.09.2008 10:04:59
Просмотров: 3407

Любовные романы были и остаются лёгким, ненавязчивым чтивом, позволяющим отдохнуть от повседневных хлопот, не прибегая к помощи тяжёлой артиллерии в лице Джойса и Достоевского. Многие из них можно заполучить в свою коллекцию тут - пара кликов, и добро пожаловать в мир грёз!

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.