Он жил как свой среди своих
Слава Лук
|
Форма: Повесть
Жанр: Просто о жизни Объём: 89496 знаков с пробелами Раздел: "" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
|
Имея дело с компьютером и, зная кое-что о форматах NTFS и FAT, так и хочется сказать, что мозги у нас у всех все ещё в формате FAT. То есть они у нас все ещё как бы как и у героев романа "Угрюм-река" В. Шишкова ", тогда как современность давно уже требует от нас иного.
"Любезнейшему другу. Что бы разум и сердце произвести ни захотели, тебе оно, о! сочувственник мой» посвящено да будет. Хотя мнения мои о многих вещах различествуют с твоими, но сердця твоё бьёт моему согласно — и ты мой друг. Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвленна стала». А. Радищев. "Путешествие из Петербурга в Москву" Предисловие А началось все с того, что прочли мы тут как-то с моим соседом пенсионером на proza.ru ностальгические рассуждения некоей Нины Турицыной на тему кто хочет, а кто не хочет назад в СССР. А я молодой и в те времена практически не жил. Так, слышал кое-что о том, что там было когда-то, ну да и на сайтах полистал кое-что об этом и потому тут же среагировал. - Интересно это она – «колбаса не из сои, молоко не из порошка и граница на замке»! - Да, смешно, в общем-то, но ты посмотри. Мы тогда все хоть уже и изверились в идеалы коммунизма и социализма, но приспособились и жили, используя имеющийся “порядок” себе во благо. И все, в общем-то, были довольны жизнью. Все жили почти что как при Коммунизме уже. Это все диссиденты там всякие. Выучило их государство на свою голову! - Да, в общем-то, - как бы соглашаясь с ним, промолвил я. - Правда, из-за дефицита продуктов все недовольно бухтели иногда на кухнях, ну и что? Зато все дружные были какие! Не то, что теперь! - А хочешь, давай, наговори мне о том своём житье-бытье на диктофон, а я потом выложу все это в интернете, - предложил я ему. - Да, не вопрос! – тут же откликнулся он на мою просьбу. – Только давай не под сухую! Смазку обеспечишь?! - Годится, - ответил я, но предупредил его. – Ты только о стройках Коммунизма, о запусках спутников в Космос, об освоении целинных и залежных земель, о БАМе и прочих архиважных государственных делах мне не рассказывай, я о том и так много чего слышал. Ты лучше расскажи мне о жизни при том самом Коммунизме. - Ок! – бодро согласился он и при следующей нашей встрече начал так. 01. Не связывайся – Вот, помню, как ещё в начале шестидесятых после армии, возникла у меня такая проблема. Я женился. С родителями жить было сложно, да и тесно, так что нужно было жильё. Ну а это значит – кооператив и, стало быть, - бабло. И срочно. Правда, кому и когда, скажешь ты, не нужны были деньги? Понятно. Но как бы, такой как я, разрешил эту проблему сегодня? Я имею в виду, как бы я разрешил ее сегодня, не будучи депутатом каким-нибудь. Ну или каким-нибудь, губернатором, да без крыши в полиции и без нужных людей в Госдуме, где цены в буфете, как в доме для престарелых. Понятно, что никак. А вот ты посмотри, как это было просто для таких, как я, раньше. Относительно просто, конечно же, но, по сравнению с сегодняшними днями, всё же проще. Так вот, в те времена, чтоб не терять свои лучшие годы на прозябание, решил я пойти поработать где-нибудь, где можно было бы иметь не только отмеренную нам кем-то зарплату, но и действительно заработанные мной деньги. Решил я пойти поработать ну, скажем, не в торговлю, это мне как-то не очень было, а вот в такси, например. Жена мне тогда очень советовала так поступить. - Ни на стройку ж какую ни то из-за этого ехать! В Сибирь, скажем! Уж, лучше в такси, – сказала она мне. А дело в том, что сестра моей жены, пока это я служил в армии, перебралась тут из деревни в город, да вышла здесь замуж за крутого мена, который жил в доме на Берсеневской что с видом на Кремль. - Очуметь! – с завистью подумал тогда я об этом, но не в том был прок для меня. Работал этот мен в одном из лучших таксопарков столицы. Да к тому же был там не последним человеком. Был бригадиром и ударником коммунистического труда. Одним словом, не плохо чувак устроился и, похоже, не хило ото всего этого имел. Правда, сестрёнки эти были в плохих отношениях друг с другом, но все равно. Сестры все же. Одним словом, к этому-то родственничку, свояку я и направил тогда свои жаждущие бабла стопы. А был я тогда в силе, с правами водителя первого класса, и весь такой прям комсомолец и ГТО-отличник, что хоть сейчас на доску почёта вешай! И помню я, как в отделе кадров этого таксопарка мною тут же заинтересовались. Такие-то им как раз и нужны были! Меня сразу же определили в сменщики к свояку. И вот сидим мы уже всей бригадой у свояка этого моего дома, в его квартире, и он деловито так обрисовывает мне суть предстоящей нам работы. А я весь как бы ни в настроении и слушаю его в пол-уха. Квартира у него была шикарная. Да и обстановочка что надо. «Нехило чувак устроился», - подумал я. - А что такое «Ударник Коммунистического труда»? – спросил я у него. Я, отслужив два года под Новочеркасском, тогда ещё об этом ничего не знал. У нас в армии под Новочеркасском тогда другие проблемы были. - Это ты к чему? – сразу же как-то изменившись в лице, спросил он у меня. - Ну, это. Ты вот «Ударник Коммунистического труда». А что это такое? - Ах, ты об этом! – проговорил свояк, и, извлёкши из вороха газет газету «Правда», дал её мне. В газете была статья «Ударник коммунистического труда». * Я припал к тексту. «… воспитание нового человека — хозяина своей страны, который постоянно смотрит вперёд, дерзает, думает, творит». И сразу же почувствовал я, как весь наливаюсь жаром памяти из своих прошлых, до армейских ещё школьных исканий и видений. Да и армейскими впечатлениями под Новочеркасском. - Сладкоголосое пенье Сирен, – тут же, оборвав свои воспоминания, тихо промолвил я. - Что? – спросил свояк. - А? Да это я так. Понятненько, в общем-то, - проговорил я и, молча, отложил газету в сторону. - Знаешь, - сказал я, - я, пожалуй, «пас». - Что так?! – недоуменно промолвил свояк и стал очень уж как-то так внимательно разглядывать меня. Был он весь как бы такой крупный, мощный и важный. Под стать квартире своей. Мне стало не по себе. «Подумает ещё что», - мелькнуло вдруг у меня в голове, и я пояснил. - Да нет, ты не подумай чего. Мне бы что попроще. Мне надо как-то по-быстрому набрать деньжат на кооператив, чтоб было, где свои кости на ночь уложить, да долги раздать, а у вас тут какое-то там комунестичегокуда. Ну, да и вообще! Мне бы самим собой распорядиться так, чтоб не жить как бомж, а вы тут все идейные какие-то. - Ах, ты об этом. Ты главное держись коллектива, и всё тогда будет нормалёк, - спокойно проговорил свояк, и разлил всем по первой. Чокнулись хрустальным звоном, и выпили за успешное сотрудничество. Потом один из них спросил у меня. - А как у тебя со здоровьем-то после армии? А то работа у нас тяжёлая. Ты где, кстати, служил-то? Про то, что я служил под Новочеркасском, говорить с ними об этом я, естественно же, поостерегся, и потому заговорил я про здоровье своё. – Да какое к черту здоровье! – сказал. – Сердцебиение замучило! – А что так? Попей таблетки какие-нибудь. – Да какие к черту таблетки?! Просто, встанешь ночью, заглянешь под матрац, ну и успокоишься вроде как. – В каком смысле! – не понял он. – Да в таком, что у меня под матрацем ничего кроме клопов нету, потому и успокоишься! - Ну, ты юморист! Наш человек! – удовлетворённо промолвил свояк. Видать, уж больно я ему чем-то приглянулся. Как Ваня Солнцев капитану Енакиеву когда-то. Короче, уговорили они меня, и решил я какое-то время поработать здесь у них, посмотреть, что да как там будет. Попытка не пытка, а может оно и ничего ещё окажется. Вишь ты как устроились! Но юмористами были и они. Помнится, во время нашего разговора в комнату вошла сестра моей жены, эта жена его. Эдакая сексуальная телка. И главное, очень молодая. Намного моложе его. Лет на десять. Она расставила на столе закуску и вскоре ушла, провожаемая взглядами сидевших за столом. И тут один из сидевших за столом, вздохнув, выдал вдруг. – А вот мне не понятно, что значит, когда кто-то говорит о женщине, с которой он живёт, "моя жена". Ну, все, прям, как собственники! Жена — это чья-то жена, скажем, но если она кому нравится, а он ей, то причём здесь всякие обывательские условности! Женщина ведь тоже человек, а человек у нас свободен! Пускай будет свобода! - Во-во! – подхватил кто-то из сидевших за столом. - Дорогу крылатому Эросу!.. - А я о чем?! – Понятно, – мрачно протянул свояк. – Но только начнём, давай, с твоей жены. Пусть для начала пройдётся с ней весь наш гараж, а ты при этом будешь радоваться, да похвалятся тем, что у тебя такая просвещённая и продвинутая жёнушка! Все захохотали, как безумные, а поборник Крылатого Эроса умолк, как подавился. Думаете, сочиняю? Или этот поборник Крылатого Эроса шутил? Едва ли. Скорее уж обчитался какими-нибудь шибко «умными» романами. Ну, а сказал под влиянием минуты, конечно же, думая, что это очень уж круто и интеллектуально прозвучит. Правда, может быть, он это сказал ещё и потому, что жена у него ревнива была до чёртиков и не на какие новшества в сексе с ним не шла, а он – как я потом об этом узнал, – был кобель, каких свет ещё не видывал. Я к чему все это рассказал-то? Да к тому, что жена свояка, закрывая потом за мной дверь в прихожей, сказала мне шёпотом. – Я тебя умоляю, ты не такой как они, не связывайся с ними!.. Я удивился. Смотрит на меня такими глазами, словно она меня давно уже знает и говорит такое. Ну, прям ангел хранитель какой-то! Странно. А я её вначале как бы даже и не разглядел. Ну, то есть лицо её. Так, увидел одни только сиськи да ягодицы и подумал: «Классная телка», - но и только. Да и потом. На стол она подавала как-то так, молча. Как одолжение делала. Хороша жена, да?! Да моя только за возможность жить в таких хоромах, шустрила бы как официантка во время правительственного банкета, а эта. И потом вдруг это её - “не связывайся”. А как ты сама-то сюда попала? Странным все это показалось мне. ===== * Ударник коммунистического труда ("Правда", 1960, 28 мая, с. 1). Движением непосредственно руководили ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ 02. И вот он таксист. И рассказывает мне сосед дальше: - Моя работа в такси, - говорит, - оказалась не такой уж и образцово-показательно страшной. Просто вся эта бригада работала в спайке с центральной диспетчерской. К тому же жена моего сменщика была одним из диспетчеров в самом таксопарке. В связи с этим вся наша бригада всегда имела хорошие заказы. Приходилось кое с кем делиться, конечно же, но все одно это было круто и очень даже прибыльно. И главное, все оно было как бы и по-честному почти что. Однако жена моего сменщика твердила мне все одно и то же – «брось ты всё это, не связывайся ты с ними». И всегда она так смотрела на меня. «Чего это ей от меня нужно»? – недоумевал я. Непонятно! Прям, смешно даже. Она мне нравилась, конечно же, но ты ж понимаешь. Сестра моей жены, да тут ещё эта клёвая работа под началом мужа её. Приходилось держать себя в рамках. Но со временем все эти морально-нравственные призывы её по отношению к работе вылились у неё в признания в любви ко мне и нас с ней понесло. Но это ладно, об этом как-нибудь потом. И вот попался я как-то на делах и делишках, которыми мы всей нашей бригадой образцово занимались. Просто на этот раз рванул я очень уж как-то далеко от Москвы. В сторону Мурома. Да без согласования с центральной диспетчерской и со своим бригадиром. Ну, так вышло. Да и дело того стоило. С одной стороны, навар ото всего этого у меня получался клёвый, да и тех бабок с мешками жалко было. Бабки эти, что приехали в Москву за крупой, макаронами и прочим съестным, просто уговорили меня. Уже, мол, поздно, и если мы вначале поедим в диспетчерскую, а потом ещё неизвестно дадут ли там разрешение, то, когда мы будем дома тогда. А завтра на работу. Ну, я и согласился. Бог не выдаст, а черт не съест. Но как потом оказалось, от Мурома до той деревни, где эти бабки и жили, нужно было ещё пилить и пилить. Да и колесо у меня в пути прокололо. - Нет, ну и чего ты туда поперся? 300 км с гаком, да ещё до той деревне! В чем прикол-то? – спросил я соседа. – Где здесь бабло-то? - А! Вот то-то и оно! – воскликнул он, - Во-первых, разрешенный коэффициент холостого пробега был 0.78. То есть на 100 км пробега, ты должен был привести в кассу деньги за каждые 78 км. с сотни, а остальные – 22 км. помноженные в данном случае на 700 = 1540, были в моем распоряжении. Я ведь потом и до Москвы ещё взял пассажиров. Так что 1540 км. , помноженные на цену километража в те времена – 20 к., - у меня получилось 380 рублей на карман. Ну, а за вычетом непредвиденных расходов три сотни на карман у меня вышло. А тогда это были большие деньги! И это только за один раз такого отрыва… - Да-а, это круто! – среагировал я. - Одним словом, - продолжил мой сосед, - в гараж я тогда приехал только утром. И все там были уже на ушах. Свояк рвал и метал. Ему давно уже пора было быть на линии. Ты ж понимаешь, план, ну и всё такое прочее. Начальник гаража, предвкушая расправу, ну или поживу, потирал руки. Но я их всех умыл. Со свояком договорился. Дал ему. А начальника оставил ни с чем, так как все у меня было в норме. И с холостяком в порядке и пломбы на месте, да и машина цела. Вулканизаторщику дал на бутылку, он мне быстренько залатали прокол, и мой свояк покатил на линию. Однако, потом меня все же решили показательно высечь. Чтоб всем неповадно было. Но вот как повёл себя на собрании сменщик, свояк этот мой. Вылил он на меня тогда такие ушаты грязи, что все они на их фоне ну просто-таки образцово-показательными ударниками выглядели, а я как тот, кого они берут на поруки и будут перевоспитывать. И вот перевели меня на время исправления в вулканизаторный цех. Варить из сырой резины манжеты, ремни для вентиляторов и что-то там ещё. Ах, да! Соединительные патрубки. Видно, была у них там нехватка кадров. Освоил я всё это быстро и начал вскоре делать по две нормы в смену. Начальник цеха вначале всё хвалил меня, а потом вдруг как-то сказал: – Нет, ну ты вообще-то? Стахановец хренов! – Извини, мне деньги нужны! – Понятно дело. Кому они не нужны. Вот только в расчётной части тебя не так поймут. Срежут расценки и будешь тогда получать за две нормы как за одну. А тебе это надо? После этого я несколько успокоился и решил просто отсидеться здесь, а уж потом только заниматься своими проблемами. А я к тому времени все спрашивал себя: «Интересно, а догадывается свояк о моих отношениях с его женой»? Мне это было не ясно. Так, казалось иногда, что что-то он чует, но и только. И вот зашёл он как-то ко мне в цех. Навестить как бы меня. И мы с ним разговорились. Я припомнил ему его поведение на собрании. О том, как он меня кунал. - То есть ты считаешь себя вправе песочить меня, да? Да ещё при всех. Он заржал и так ответил мне. - Ну, как? Я все же бригадир. Ну, и коммунист к тому же. Да и что с тебя? Убудет что ль? - Да какой ты коммунист! Обычный прохиндей. Ты ради своей выгоды готов любого сдать! - Извини, но таковы правила игры. - Ну и зачем тебе все эти правила нужны? – спросил я у него. - Теперь чего уж говорить. Вступил когда-то. - То есть – без меня меня женили, что ль? А зачем? Я вот в армии ещё отказался. Сказал, что не достоин, от меня и отстали. - Ну, это-то понятно. У меня, видишь ли, так было. Закончил я в своё время Высшую мореходку и думал, ну теперь поплаваем, посмотрим на мир. А мне перед окончанием прямо сказали, что если я не хочу ходить из Мурманска в Архангельск и обратно, то надо вступить в партию. И я тогда подумал: «А что? Ведь здесь важно ни стать как ОНИ, а притвориться, прикинуться как бы своим. Как «свой среди чужих», или «чужой среди своих», а потом, как только это перестанет мне быть нужным, бросить и послать ИХ. И все. - Ну, уж, нет! – остановил я его. – Здесь ты малость не дотягиваешь до глубины смысла. Ведь для того, чтобы быть с НИМИ, надо и понимать ИХ так же, как и ОНИ себя понимают. То есть понимать ИХ «правильно». А вот уж для этого приходится тебе не просто притворяться «своим среди чужим», но и действительно быть среди НИХ своим. То есть - «делай так, как мы, делай лучше, чем мы»! Потому что приспособленчество это ведь не такое уж невинное занятие. То есть «поигрался» во всё это сколько тебе нужно было, а потом бросил. Нет, всё это ведь связано с принятием определённой идеологии и с определённым моральным обоснованием, и тогда, значит, ты перерождаешься. И безвозвратно. Тотальный цинизм, презирающий все, что именуется между людьми ценностями, это доступно лишь немногим. Натурам, так сказать, сильным. Мы же обычные мирные обыватели и для нас такие игры смертельно опасны. - Ну, не знаю! – усмехнулся он. – А я вот вступил! Ну и что? Зато обошёл полмира. Прохиндей я после этого? Не думаю. Как говорит наш классик, «Упал он больно, встал, зато здорово»! Правда, недолго это моё плаванье продолжалось. Лет через пять пришлось мне тихо-мирно сойти с корабля на грешную землю. - Что так? - Да все из-за валюты … - Ну, законченный прохиндей! – размышлял я после этого разговора со свояком, едучи домой с работы. – Но кто сегодня не знает, что вся партия давно уже состоит у НИХ в основном из карьеристов да прилипал всяких! Партляйтеров это устраивает, конечно же. В партию вступают, значит, ОНИ всё ещё нужны и на ИХ век работы хватит. Слаб человек и для сохранения психологического комфорта на многое готов пойти. Тем более что ради идеи как бы. Ведь об этом только ленивый да равнодушный не знает. И только вошёл я в подъезд своего дома, как передо мной возникла женская фигура!.. Виолетта!.. И тут же, прижавшись ко мне, она зарыдала. – Пожалуйста! Пожалуйста! Он меня бьёт! – Ви! Ви! Ну, успокойся! Что ты так уж очень-то!.. «О, сволочная жизнь! – подумалось мне. И вот, казалось бы, да черт бы с ним со всем этим. Да и со свояком этим. Я сам где-то такой же. С той лишь разницей, что я ловлю свой гешефт, используя бардак, устроенный правящей элитой в стране, как сёрфингист волну, а он, притворяясь при этом верным и преданным членом этой элиты. Между тем на груди у меня в это время рыдала Виолетта. - Я больше не хочу с ним жить! - Ладно. Давай, поднимемся, - сказал я. - Моей сегодня нет дома, - и мы вошли в лифт. Короче говоря, проработав в бригаде ударников коммунистического труда где-то год, раздал я все долги и в один прекрасный день решил: «Не для меня все эти ударные способы коллективного труда. Надо бросать это образцово-показательное занятие. Как верёвочке ни виться, а конец-то ей все же будет, так что» ... Ну, а с жильём придумаем потом что-нибудь. Виолетта меня сразу же поддержала. Она тогда уже часто стала бывать у нас. Особенно когда моей жены дома не было. Жена у меня частенько тогда работала в ночную смену. – Конечно! – говорила Виола. - Зачем тебе всё это! Вся эта порочная среда! Смотри, Жан, - говорила она иной раз своей сестре, то есть жене моей. - Не далеко от вас находится Правдинский гараж. Вот куда ему нужно пойти. Да и его мечта поступить на журфак. А, Жан, ты как думаешь? – уговаривала она её. – Нет, а чего ты-то? Чего ты-то лезешь ни в своё дело, а? – останавливала моя жена свою сестру. – Да и потом. На «Правде» этой едва ли он заработает на жильё. – С жильём мы потом что-нибудь придумаем, – не сдавалась Виолетта, лаская моё лицо своим лучистым взглядом. - Нет, Жан, но мы все же родственники. Надо как-то помогать друг другу. Но моя жена, усмехаясь и явно недоговаривая что-то, твердила, поглядывая то на сестру свою, то на меня. – А ему это надо? – говорила она. – Ну, или, скажем так, а нам ЭТО надо? Да могут ещё и не взять. Из такси-то. И все же я ушёл из такси и пошёл устраиваться водителем в гараж издательства и типографии газеты «Правда». Благо, что гараж был недалеко от того места, где мы снимали жильё. 03. Устроился он на «Правду». - О, как меня, бывшего таксиста, в отделе кадров газеты “Правда” подозрительно обо всем расспрашивали, как интересовались всей моей подноготной, - так начал свое очередное повествования сосед мой. - Ну, словно я уже провонял чем-то таким, что стал чуть ли что неприкасаемым. Нет, ну правильно, конечно, они это делают, что так, подумал я. Где-то у нас должно же быть все по-настоящему, все по правде, как бы. И пусть меня даже не примут здесь, я таким итогом буду доволен. Но характеристики у меня были все на высоте, и меня зачислили в штат. Думал я, что дадут мне сразу «Волгу», однако не все так просто оказалось. Пришлось вначале потрудиться на грузовой. В первый же день послали меня на завод ликёроводочных изделий за денатуратом. Нужно было привезти две бочки денатурата и что-то там ещё. Не помню. Кажется, ветошь. Со мной поехал грузчик. Такой как бы полусонный и чем-то не довольный мужик лет тридцати. Ну, поехали мы. Спустя какое время затеял этот мужик со мной какой-то такой разговор, что я его всё никак не мог понять – о чём это он, что он имеет в виду, спрашивая всё это у меня? Ленивым каким-то таким голосом расспрашивал он меня о том, о сём. О работе в такси, о службе в армии. А не пью ли я, ну и, вообще, кто я, да, что. Я отвечал, а он, слыша мои ответы, как бы не слышал их и все при этом думал о чем-то своём. Интересно, подумал я, прощупывает он меня что ль? Ну да, шоферюга, мол, таксист, первый день работает, а доверили привезти две бочки денатурата. Похоже на то. На складе ликёроводочного завода мы пробыли чуть ли ни полдня. Долго оформляли получение денатурата и ветоши. Потом долго ещё ждали пока все это добро нам выдадут. Мой грузчик все это время был мрачен и как-то очень уж неспокоен и чем-то озабочен. Был как бы несколько не в себе. Я диву на него давался. Видно было, что здесь его давно уже все знают, но почему-то разговаривают с ним в каком-то таком насмешливо-снисходительном тоне. Правда он, будучи погруженным в свои мысли, совершенно не обращал на это никакого внимания. Как только получили мы груз и поехали, грузчик тут же вошел как бы в норму. Он вдруг стал шутить, пороть, как Юрий Никулин, чушь всякую, ну и все такое прочее. Я недоумевал, но кое-что до меня стало уже доходить. Мужик был явно с большого бодуна и его колбасило. И тут он вдруг спросил у меня. - Слушай, отольём? Я не стал прикидываться валенком и спросил у него. - Ты думаешь? - А то! - Ну, я не знаю. А самое главное, что я тебя не знаю. - Да брось! Я помолчал, соображая. - Ладно. Но только одну бутылку и все, - ответил я. - Ну ты чего?! – страшно удивился он. - Я сказал, а там как знаешь! На том мы с ним и покорешились. На склад издательства мы приехали, конечно же, с большим опозданием. О, как проверяли нас и эти бочки на наполненность! Но все обошлось. Работая в гараже издательства газеты «Правда», узнал я вскоре о делах, которые оказались покруче не только этого дела с денатуратом, но и моих таксистских. Например, как некоторые водители вывозят со складов издательства неучтённые отходы бумаги и сплавляют их в пункты по обмену макулатуры на книги. А в пунктах этих им выдают талончики на приобретение дефицитных книг, которыми они потом барышничают на книжном толчке. Меня это заинтересовало, и я рассказал об этом дома жене. - Во, что творят! – воскликнула она. – Ты там давай! Кстати, а Кафку там нельзя достать? - Надо попробовать, - ответил я. Цена у Кафки на толчке в «Проезде художественного театра» была заоблачная. Сорок рублей. Я пообещал жене совершить этот неблаговидный, но с просветительской точки зрения очень даже нужный поступок. А что? Хочешь не отстать от века – умей вертеться! Ну а вскоре меня пересадили на «Волгу». Со сменой на каждый день. Правда, меня это не совсем устраивало, но я согласился. Да с такими номерами, что были теперь у моей “Волги”, можно было гонять на ней хоть по самой осевой. И хоть бы что! Очень хорошо! И вот стала вскоре моя работа за рулём правдинской “Волги” напоминать мне чем-то мою прежнюю работу в такси. Ну и что, что пассажирами у меня были теперь всякие там журналисты. Частенько ведь во время своей работы использовали они машину и не для редакционных заданий, а для своих личных целей. Где чего достать, например. Ну и что ж, что в своих статьях писали они о высоком уровне жизни советских людей, ведь в жизни-то, а не при написании статей, было не до лицедейства. За такое понимание проблем, и чтобы я был с ними одних как бы убеждений и не стучал на них в диспетчерской, а помалкивал, они и мне «отстёгивали». А что? Грамотно мужики действовали. И мне было хорошо, и им так надёжнее. Более того, чтоб машина не простаивала, что не любили в диспетчерской, они даже отпускали меня “попастись” в городе, поработать на себя, пока это они там, в кабаке или на квартире у кого своё обделывают. И вот что здесь интересно с этими, так не желательными для гаражной администрации, «простаиваниями». Раньше существовали нормы пробега транспортных средств, при превышении которых средства эти списывались для дальнейшего их использования в областных центрах, а на их место приходили в «Правдинский» гараж новенькие «Волги». Так что тот километраж, который я «накручивал» на государственной машине, гоняясь за рублями и трояками для себя, тайно, похоже, устраивало и начальство. И вот смешно мне было иной раз слышать, как какая-нибудь важная правдинская шишка, едучи в распределитель на «Грановского», вдруг, ни с того ни с сего заинтересуется, проезжая мимо какого-то там «Гастронома», а что это там за очередь? Что это? Почему? - А это перед открытием, - бодро отвечал я ему. - А что нельзя разве дома подождать? - не теряя своей важности и значительности, с недоумением в голосе переспросит эта шишка. - Так у нас ведь известно, что ранняя пташка клювик утирает, а поздняя – глазки протирает, - ответишь, и шишка важно замолчит. Толи поняв это как о птичке, толи как о нашей жизни. И все у меня было бы тогда хорошо, если б ни настоял я на том, чтобы дали мне смену через день. Когда начальник колонны согласился, то он тут же потребовал у меня… Вернее, дал мне понять, что я его за это должен буду отблагодарить как-то. Я согласился, а, считая, что мыслительные способности у него, несмотря на высшее образование, находятся все же где-то на уровне неполного среднего, решил подарить ему "Литературный памятник" "Совращённый поселянин". Конечно, пожалел я денег, но жалко было и дефицитный "Лит. памятник". Странно, но почему-то мне захотелось разбудить у своего начальника совесть, помочь осознать свои поступки, но где, уж, там! Книгу он, конечно же, не моргнув глазом, взял и тут же запер её к себе в сейф, а мне сказал, что этим я от него не отделаюсь. А ведь вчера ещё только он сам был здесь шофёром и вместе со всеми шофёрами возмущался поборами всех этих малограмотных и не ведающих что творящих начальников. Всех этих списанных из армии политработников, пристроившихся здесь доживать свой век. Забавно. Но, став начальником, теперь он и сам - молодой и с высшим образованием, - стал вдруг таким же, как и те, что были здесь до него. Правда, при некотором отличии от прежних, малограмотных начальников. И начиная от качества джинсов на нем, рубашек, коньяка и тех цифр, которыми он стал оперировать. Нет, с одной стороны, понятно как бы – хочешь жить – умей вертеться, но я-то здесь при чем? И решил я, что больше я ему ничего не дам и посмотрю, что из этого получится. Он подождал, подождал, да и - как бы в знак благодарности же, - взял, да и заменил мне сменщика на такого, от сотрудничества с которым мне вскоре небо показалось в овчинку. Правда, жена у того сменщика была директором «Гастронома». И куда я только не стучался потом насчёт этого сменщика! Соглашаясь со мной в том, что это не шофёр, конечно же, все при этом, однако ж, посмеивались только, потому что все от него пользовались, то есть имели от того, что жена у него была директором «Гастронома». Даже я. А что? Он будет уродовать машину, а я должен за него все это потом исправлять за спасибо? Ну, уж нет! Мы на работу ходим ни как к тёще на блины, а чтоб здесь денюшку зарабатывать! Так я и работал с ним, пока он, попадая, в общем-то, каждый месяц в аварию, не запоролся в такую историю, что и себя насмерть уходил, и пассажиров, и машину на списание. Переживали все после этого, конечно же, страшно. Но меня настораживало то, что все переживали больше из-за того, что «Гастроном», который был какое-то время для них все одно, что распределитель для чинов на Грановского, теперь, вдруг, стал опять не для них. Для меня это показалось не хорошим предзнаменованием, не добрым знаком как бы, и я стал подумывать о том, чтобы уйти из гаража. Опять ведь подсунут такого какого-нибудь такого сменщика. А мне это нужно? Были, правда, у нас там и честные начальники. Вот вам один из таких. Был он хоть и честен, как коммунист двадцатых годов, но дуб дубом, и, получая свою зарплату, никогда не считал её «зряплатой», несмотря на то, что, как начальник автоколонны, он из себя ничего не представлял. Выдал он как-то нам «нерадивым по отношению к технике, доверенной нам, государством», что сектор руля необходимо набивать солидолом до появления его из-под кнопки сигнала на руле, а не кое-как. Хохот после, высказанного им на собрании колонны требования, был гомерическим. И долго ещё потом - месяца два, помнится, - все вспоминали об этом и хохотали. И, казалось бы, все это для него, как нач. гаража, должно было бы быть уничтожающим и даже смертельным, а для наших умов чем-то проясняющим и сводящим на нет все наше восприятие таких, как он, как руководителя нашего. Глядючи на всю эту быдлячью вакханалию, я воспламенился уж было праведным гневом, но потом поостыл. «Хорош. Уймись! Не заводись! - уговаривал я себя. - Тебе все это надо? Оставь всех этих уродов в покое! Пропусти дураков вперёд, а лоб они себе сами расшибут! Просто, брось эту работу, уйди отсюда, и всё»! Однако перед тем как уйти с «Правды», вспомнил я вдруг случай с одним журналистом. Работал тогда в газете «Правда» такой киновед, кинокритик и сценарист, телеведущий, доктор искусствоведения ну и т. д. Будучи сотрудником газеты, вёл он какое-то время на телевидении кинопанораму и как телеведущий имел возможность бывать в забугорье. Так вот, во время одной из поездок по зарубежным странам подарили ему какую-то там картину, а он её почему-то не задекларировал, и на таможне его тормознули. Дошло это до руководства «Правды» и ему там сразу сказали, – чтобы замять скандал вы должны будете уйти из газеты. Нет, сказал он, если можно, то лучше уж я уйду из телевидения, а останусь в газете. Понятное дело - на любых ваших условиях. Вспомнил я этот случай и задумался. Может все же подождать? Куда уходить-то? Везде одно и то же. Здесь, по крайней мере, буфет хороший, путёвки всякие, ну, да и вообще - основное средство массовой информации КПСС, фактически - главная газета страны и потому здесь всегда будет полный кайф, а что до остального, то – не нашего это ума дело. Да вот вам. Работал у нас там тогда один директор автобазы. Вернее, - так как он был уже на пенсии, - то ходил все ещё на работу и получал за то «зряплату» Так вот даже его личная машина чувствовала себя в гараже этом, как дома. И все-то там для неё было! И все только самое лучшее. И в первую очередь. Так что, задумаешься. Уходить или погодить? Да и в партию здесь вступить, может быть, есть смысл. Но были, правда, люди и с иным складом ума. Влюбился один из журналистов газеты «Правда» в замужнюю женщину из газеты «Московская правда». Дошло дело до руководства и мужику тут же предложили на выбор - закончить роман с замужней женщиной или уйти из газеты. Чистота рядов — это свято! Хотя вот то, что некоторые начальники спокойно трахали у себя в кабинетах на столах секретарш, молодых студенток, проходивших практику в газете, в голове у него это как-то не укладывалось. Но мужик этот своё начальство понимал, в общем-то, и ушёл из газеты. Молча, и без скандала. К тому времени жена моя и сестра её, после прочтения тома Кафки, стали вдруг просвещённо-подкованными. - Вот что творят! – теперь уже дружно восклицали они обе. – А то они нам тут всё всяких «Кубанских казаков» показывают! Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью! – духарились они как дети в бассейне для малышей и брызги от их острот разлетались во все стороны. Мне история с влюблённым журналистом почему-то понравилась. И я - романтик, мать бы твою так-то! - хотел уж было последовать этому примеру, но моя жена воспротивилась и попросила пока не торопиться с этим. Но тут возьми, да и случись у нас в гараже история. Устроили показательный суд над водителем, подкалымившим трояк за рулём. Дело было так. Отвёз он кого-то там из редакции, куда тому и нужно было, и возвращался в гараж. И вдруг видит, голосует у обочины женщина какая-то. Ну, он, естественно же, подруливает к ней. - Вам куда? - На ул. «Правды», - говорит она ему. – Садитесь, - говорит. И они поехали. Через какое-то время едут они уже по ул. «Правда» и парень говорит ей. - Вам здесь куда? - К редакционному подъезду. «Та-ак! - насторожился парень. – Но в то же самое время, может, это читательница какая-нибудь, в отдел писем?”. А вот и подъезд. Женщина протягивает ему трояк, говорит спасибо и выходит из машины. И только парень загнал машину на стоянку, как его тут же по селекторной связи пригласили в диспетчерскую. Он сразу же понял, что дело пахнет керосином, но что сделано, то сделано. Да и не требовал он с неё денег! - Вот, сука! – слушая рассказ соседа, я не удержался и выругался. - Что ей этот трояк! Напишет потом ещё одну статью о благосостоянии советских граждан и вернёт его с лихвой! Сосед, как бы не слыша меня, продолжал тем временем свой рассказ. - Через день устроили показательный суд. Администрация предлагала уволить парня по статье за недоверие. Все собрание, слушая гневные речи директора, сидело с кислыми физиономия и безмолвствовало. - Давайте, давайте поактивнее, товарищи! – призывал директор. – Коммунисты, комсомольцы, передовой отряд общества, что-то мы вас не слышим! И тут меня словно кто за волосы вытащил из болота под названием «народ безмолвствовал» и поставил перед собранием во весь рост. И я заговорил. Мягко, правда, как свой среди своих, но и все же. - Иван Петрович, - сказал я, обращаясь к директору. – Зачем увольнять парня по такой статье. Он этот трояк с неё что, требовал? Она сама дала. Ведь видно же, что это провокация. Он поверил ей, а она… За что ж его теперь за недоверие-то? - И что вы предлагаете? - А что тут предлагать? Вы сами когда-то здесь шофёром работали и всю эту кухню знаете от и до. Так что, - замялся я. - То есть? Что значит, сам я когда-то здесь работал? - спросил у меня директор. - А то и есть, что все мы тут, - все ещё мялся я как спелёнатый. Странное дело, знаю ведь, что… Но вот словно кто за уши всегда меня поднимает со стула в таких ситуациях и заставляет говорить, делиться своими умными соображениями. Ну, прям, бес справедливости какой-то сидит во мне и всегда как бы ждёт своего часа! Так, но отступать, похоже, уже было некуда, и я вдруг проговорил, как выдохнул. - Да у вас у самого здесь в гараже своя машина как у себя дома себя чувствует. Да и на работе вы здесь все одно, что как английская королева, только за зарплатой наведываетесь. Так что если судить этого парня по совести, а не по указаниям сверху, то дать ему следует выговор только и все. Да и то за то, чтоб следующий раз соображал, что к чему и с кого, где брать, а кому все это лучше преподнести как чисто товарищескую услугу. Все сидели… Ну, вот словно рты у них у всех были забиты этими трояками. И вместе с директором. Я, помнится, подумал ещё, ну все как бараны на заклании. Однако, когда предложили голосовать, то все проголосовали за выговор с занесением в личное дело, а не за увольнение. С парнем этим мы потом стали такими друзьями!.. Да он стал просто боготворить меня из-за этого спасения его. Да и все остальные-то… Так вдруг все зауважали меня! А директор после этого долго ещё, при каждой встречи, раскланивался со мной, как с каким-нибудь принцем Нородом Сиануком. И все жалостливо как-то так улыбался мне. Похоже, он думал, что у меня кто-то здесь есть в редакции, и потому себя вёл так. Не знаю, но, подумав, решил я все же пока не уходить с этой «Правды». Но тут возьми да умри вдруг наш дорогой и любимый Леонид Ильич Брежнев. А жаль. Все мы тогда уже так приладились к тем порядкам, и все это уже так всех устраивало, что… Многие из нас тогда переживали из-за смерти Вождя нашего. Да и сейчас ещё ни без чувства утраты того уютного и спокойного проживания. Как в той статье, что мы с тобой в интернете прочли. «С колбасой без сои, молока не из порошка и паритета силы на международной арене». Были, правда, такие умники, которым жить во всем этом было, видите ли, тошно. Диссиденты всякие. Их тогда не всех ещё пересажали. Ну, вот, они-то все обрадовались, конечно же. Все они встрепенулись и стали ждать больших перемен к лучшему. Ну а я… Ну, а что я? Я тоже встрепенулся, потому что, как следствия того, что в Кремле сменилось руководство, начались вскоре и на «Правде» перемены. Сразу же загремел «под фанфары» начальник жилсоцотдела Шереметьев. Это ж распределение квартир, дач, ну и всего прочего, чего у нас с вами никогда не было, да и не будет! Ну, прям до того всем было не ясно, что такое этот Шереметьев, что пришлось, ради прояснения ситуации в стране генсеком сделать кагэбэшника, Андропова. И решил я тогда уйти с «Правды». Найти себе работу, на которой у меня было бы поменьше контактов со всеми этими ведущими нас по жизни в сторону светлого будущего. Устроился я истопником. Зимой кочегарил, а летом шофёром с геологами от ВИМСа*. - Но об этом я тебе в следующий раз. Годится? – спросил сосед. - Ладно. Договорились, - согласился я. ============ *ВИМС – Всесоюзный институт минерального сырья. 04. За державу обидно И вот выдалось свободное время и сошлись мы с соседом ещё раз. Откупорили, разлили по чуть-чуть, и он уж начал было, как я решил спросить у него. - Послушай, вот ты вначале о том, как тебе было хорошо раньше, а теперь в рассказах своих частенько критикуешь прошлые порядки. Как это понимать? - А что тут понимать? Одно дело, что в том бардаке легко было приспособиться, чтоб как-то жить и совсем другое, когда я видел весь этот дурдом, все это лицедейство глазами гражданина своей страны. Тогда мне становилось за Державу обидно. - Ну, да - «а в тюрьме сейчас ужин, макароны дают» !.. - Да не в том дело! Этого у нас и сейчас хватает. Вот тебе яркий пример для наглядности - «Станица Кущевская». Ну, или правление банды Бородина на Донбассе в начале 90-х. - Между прочим, для меня это все тот же 17 год и захват власти большевиками. - Да, в общем-то, - согласился со мной сосед. - Но что у нас от народа зависит? Мы не привыкли, да и не умеем мыслить самостоятельно. Так что зомбированию мы поддаёмся легко. Другой дело, что жить-то нам как-то надо, раз родились, вот и крутишься. Дружно поёшь со всеми вместе - «Будет людям счастье, счастье на века У советской власти сила велика», - а думу при этом думает каждый свою. - Понятно, - захохотав, проговорил я. - Ну, тогда давай дальше. - Так вот, устроился я кочегаром. Это на зиму, а летом водилой в геологию. - Ну, ты даёшь! - А ты посмотри! Зимой в котельных истопником я брал три-четыре ставки по восьмидесяти рублей в месяц каждая – благо в котельных этих работала одна пьянь, - а летом в геологии - Москва-Фрунзе и далее везде, - тоже предполагалась не плохая деньга. Командировочные, то да сё. Да и подальше ото всего этого столичного великолепия! Толи дело проехаться по всей Руси и взглянуть на то, как у нас там в глубинке живётся. - Ну а твоему гарему как это понравилось? – перебил я его. - Моя жена, кажется, была довольна. Да и от её сестры чтоб подальше. Она, я думаю, уже догадывалась тогда о чем-то. Но самое-то главное, узнали мы с женой тогда о том, что в Азии, в горах можно было запросто разжиться мумиё!.. - Ого! – воскликнул я. - Да, да! Которое тогда здесь в Москве было страшным дефицитом и стоило бешеных денег. Правда Виоле этой моя затея с геологией не очень понравилась, и она мне выдала как-то. «Тогда и я с тобой»! - Ни хрена себе! – удивился я. - Вот и я ей про то же, а она говорит, я здесь не смогу без тебя! - Ну, ладно, это как бы не в тему, - сказал я. - Ничего себе, не «в тему»! – воскликнул сосед. – Да она потом и увязалась вместе со мной! - Что?! Серьезно, что ль?! - Вот то-то и оно! - И как это? - А очень просто. Прям перед отправлением нашего товарняка она появилась на сортировочной, уже экипированная для дальних странствий. Запрыгнула на платформу, на которой был я и та машина, которую я сопровождал, и - ту-ту – поезд тронулся, набирая скорость. Ты что, стал бы - и за борт её бросает в набежавшую волну, да? Да и потом. Моя все мозги мне уже проела тем, чтоб я к ней не очень-то приставал. Ну, в смысле по ночам. Сначала, говорит, давай решим проблему с жильем, а уж потом только… Ты понял? Умная аж жуть!.. - Во, дела! - Ну да ладно. Об этом я тебе потом как-нибудь, а вот сейчас давай я тебе лучше за Державу нашу расскажу, за которую обидно. Тогда, как раз перед первым моим выездом с геологами в поле, навестил меня дома тот самый спасённый мной от увольнения по статье водила с «Правды». - Ну, геолог-истопник, - не преминул он тут же подначить меня. - Ты как тут?! – спрашивает. - Да ничего вроде, - отвечаю. - А вы как там? – спросил я у него, имея ввиду работы на «Правде». Слово за слово. Разговорились. Оказывается, у них там после моего увольнения ещё такое было, что – ого-го!.. Тот, кого в соцбытотделе вместо Шереметьева посадили, вдруг умер от разрыва сердца. Да прям у себя в кабинете. Говорят, что долго он крепился и всё «не брал», что ему приносили. Все приставал ко всем, умолял помочь ему, объяснить, что ему делать с теми пачками денег, которые он находил у себя в сейфе каждый квартал. Но все с ухмылкой на устах и страхом в глазах отмалчивались. С той же целью стал он названивать в высокие инстанции, но результат был все тот же. И только в самой высокой инстанции у него кто-то строго и мрачно поинтересовался: “А тебе что, плохо?”. В конце концов, мужика хватил инфаркт. И тут мой сосед переключился вдруг с рассказа об этом спасённом им когда-то от увольнения по статье, на более дела из 70-х. - Слушай, вот вспомнил я сейчас! Не кстати, как бы, но!.. Вспомнил как вез я вначале 70-х где-то большую правдинскую шишку, политического обозревателя газеты “Правда” Ю. А. Ж. с аэродрома «Шереметьева» с сыном его, прилетевшим из Штатов. Тот в те годы преподавал тогда в каком-то там университете. И вдруг слышу фразу из тихого разговора их. - Да какой здесь социализм, папа?! - с иронией в голосе воскликнул вдруг сын его. - В Швеции, вот где социализм! После чего они надолго замолчали. И до самого дома в районе метро “Кунцевская, где у политического обозревателя этого была тогда квартирка в 100 кв. метров на двоих с женой. Интересная осведомлённость в связи со строительством социализма в стране у такого человека как этот Ю. А. Ж. была, да? Кстати, не лишнее будет здесь рассказать об этапах жизненного пути этого Ю. А. Ж. поподробнее. По тем временам в газете «Правда» этот Ю. А. Ж. был большой шишкой. Журналист-международник, публицист, переводчик. Герой Социалистического Труда. Был он тогда большим специалистом по вопросам партийной жизни в «дружественных» нам зарубежных странах. Скажешь, ну и что? Что нам теперь до него? Не скажи. Для тех, кто этого не знает, уж очень показательная картинка получится. Родился он в 1908 в семье священнослужителя. В 1927—1931 — литературный сотрудник, заведующий отделом газет «Луганская правда», «Комсомолец Украины». В 1932 Окончил Московский автотракторный институт им. М. В. Ломоносова, затем работал инженером-конструктором на Горьковском автозаводе. С 1932 работал в газете «Комсомольская правда» (лит сотрудник, заведующий отделом). В 1938—1940 — корреспондент журнала «Наша страна». В 1940—1941 — заведующий отделом журнала «Новый Мир». В 1941—1945 — военный корреспондент, заведующий отделом фронта; в 1946 — член редколлегии «Комсомольской правды». В 1946—1957 — сотрудник редакции газеты «Правда»: заместитель ответственного секретаря, обозреватель (1946— 1948), корреспондент во Франции (1948—1952), заместитель главного редактора (1952—1957). В 1957—1962 — председатель Госкомитета (при) СМ СССР по культурным связям с зарубежными странами. С 1962 — политический обозреватель «Правды». Не плохо, да? Конечно. И, казалось бы, таким-то и карты в руки, чтоб разрешать проблемы в своём отечестве, то есть быть патриотами не на словах, а на деле, но куда там. Их, видите ли, беспокоило тогда то, что в коммунистической партии у Жоржа Марше во Франции происходит. Это я слышал как-то разговор этого Ю. А. Ж. с одним там ещё таким же крутолобым мудаком из газеты «Правда» на заднем сиденье. Везу я их как-то в ЦК партии на Старую площадь, на приём к какому-то партийному боссу, а они ворчат меж собой: - А что это у нас там во Французской коммунистической партии происходит?! Что этот Жорж Марше думает себе?! Затеял, видите ли, либерализацию партийной политики! Он у нас допрыгается! – прощупывают они как бы друг друга, перед тем как потом там, в кабинете у босса уже начать разевать свои полнящиеся мудростью рты. Политика конъюнктурщиков, мать её так-то, а своему народу хватит и того, что у него есть колбаса без сои и молоко не из порошка. И ты заметь, для таких “мудрых” решений и “славных” дел не всяк человек ведь подойдёт, а этим, «вчера» ещё только живших по православно-поповским понятиям, став атеистами, похоже, легко сменили совесть от попов, на совесть партийного работника. Не путаясь при этом в тенётах чисто человеческой совести. Да вся наша славная когорта правителей в те времени только из таких и состояла. Политические конъюнктурщики, которым на благосостояние своего народа было как с колокольни!.. Не знаю, как тебе, но мне иначе трудно объяснить всю ту дурь, от них исходящую. Объяснить саму возможность такого уверенного проведения той каннибальской политики, которую проводили все эти увешанные регалиями, медалями и орденами мудрецы по отношению к своему народу. Правда, после разоблачения культа личности они, - если со слов таких же, как они, - то о репрессиях, посадках, о создании ГУЛАГа и обо всех тех зверствах на просторах нашей родины, даже сам Сталин ничего не знал, ну, а, уж, они-то и подавно. Допустим. Но вот вам тогда уже и без Сталина. Какую политику они проводили? Например, советские газеты тех времён с восторгом описывали натиск “патриотов Камбоджи”. Газета “Известия” от 14 апреля 1975 года ликовала: “Патриоты Камбоджи борются за принципы мира, демократии, неприсоединения, предоставление права каждому гражданину занять должное место в общественно-политической жизни страны”. И эти восторженные строки публиковались тогда, когда Камбоджа уже стала превращаться в огромный концлагерь. Пол Пот и его соратники с дипломами Сорбонны строили государство рабочих и крестьян, а интеллигенции разбивали мотыгами головы. Но нас ли этим удивишь?! Нет, конечно же. И такие, как этот наш Ю. А. Ж., зная обо всем том, так и жили во всём том дерьме. Но жили, зная и помалкивая, или не черта не зная? Сомневаюсь, что, не зная. Просто это как в одном анекдоте про двух евреев, свалившихся в выгребную яму. И вот стоят они в этом дерьме, а дерьмо им уже чуть ли не до рта. Один из них стал было возмущаться. А другой ему – тихо, тихо Абрам, не поднимай волны, а то мы тут с тобой нахлебаемся. Понятное дело. Потому-то, начиная с 1972 года, и этот Ю. А. Ж. на первом канале Центрального телевидения в программе «На вопросы телезрителей отвечает политический обозреватель газеты „Правда“», так обрисовывал нам политическую и экономическую ситуацию в стране, что вот у нас в стране чуть ли ни Коммунизм уже. А мы, стало быть, его слушаем и просвещаемся на предмет того, как все у нас назло всем врагам хорошо и славненько устроилось. И не понятно было. Он это о чём говорит? О ком? О себе? О своей жизни? Или о нас и о нашей жизни? Но зато понятно было другое. Куда ИМ теперь и как? О чем говорить, как писать о том, что было, имея в виду те времена? Понятно, что и как. Вот они и говорили. Так что одни только ленивые да идиоты - их ведь всегда земля в изобилии порождает – особенно у нас - читают теперь и слушать их номенклатурные сказки о построение социализма в отдельно взятой стране. Нет, конечно, если чисто по-человечески, то всех ИХ, таких понять можно. Сказал в начале своей жизни, не подумавши, или, подумавши, но не по совести, а по корысти - «а», говори уж далее и «б». Коготок увяз — всей птичке пропасть. Да и чего уж там. Ведь таких у нас никто и осудить не решился бы, - произнес сосед мой и, помолчав, продолжил. - И вот все это крутилось у меня тогда в голове в то время, как этот мной спасённый когда-то от увольнения по статье, рассказывал мне о своей жизни и об их работе на «Правде» после смены руководства. Оказывается, купил он себе недавно «Жигуль», ни покатался на нем и месяца, как его у него угнали. И с концами. А купил он его, конечно же, на те самые, что «сделал» за рулём. Уж это точно! Потому что семья у него - жена, тёща, дети, - были, а денег – как всегда нет. Ну, были разве что только те, которые срочно нужно было кому-то отдать. У нас, ведь, заработок... Я имею в виду наш заработок, из которого всё, что только можно было, было изъято на то, чтоб ТЕМ, кто нас пасёт, было чем платить. И платить так, чтоб было им сытно, и даже очень желаемо этим заниматься. Ну, и на социалку, конечно же! Ведь заработок у нас, а вернее, получка, всегда являла, да и до сих пор всё ещё являет из себя нечто, на что машину не купишь, а у него, видите ли, машина уже была. А этот мной спасенный когда-то мне дальше рассказывает, говорит что машину-то он себе ещё купит. Это-то, мол, не вопрос. Да они у нас, мол, там теперь у многих есть. Просто, говорит, обидно, у людей совести совсем не стало. И вот тут-то, после его слов о совести во мне зашевелился мой бес справедливости. Как и на том собрании, когда я его спас от увольнения по статье, и я вдруг произнёс. - Это очень смешно! – Что именно? – Ну как же? Купил ты машину не на честно заработанные, а на уворованные, но теперь, когда у тебя её украли, тебе стало обидно, – пояснил я. - Ты это к чему? – удивился он. - Нет, ну как же! Да у нас у всех, я думаю, мозги уже так закривило, что нам теперь ни один доктор не поможет, - полезло из меня. - Заврались мы все уже до потери чувства реальности. Это, знаешь, как в торговле, где честные работники всё одно, что неприлично себя ведущие люди. Ну, или шизики, которых лечить надо! Ведь, понятия о честности и порядочности у нас мало чем отличаются от понятий о тех же у торгашей. Во всем этом, если и есть какая-то разница, то только такого свойства: в торговле "деньги делают" как бы и не на государстве, а на нас с тобой, на покупателе, а в остальных местах, используя государственное оборудование и оплачиваемое государством же время, хоть и берут деньги с кого-то, то есть с меня, скажем, "делают" их все же на государстве, - несло меня. - Нет, ну ты что, перековался что ль? – удивился он. - Да нет. Это я так. Вообще. Просто интересно, - уже успокаиваясь, проговорил я и рассудительно добавил. - Ведь ты посмотри, что здесь получается-то. Здесь и в том и в другом случае обкрадывается государство, потому что ни друг на друге же мы все "делаем" эти деньги! Ведь, если наша зарплата, то количество денег, что ежемесячно выдаёт нам государство, не возвращается в карман государства все полностью, а оседает в карманах и крутится в руках у "делающих деньги", то деньги-то эти крутятся, находятся как бы в обороте у нас, создавая тем самым ещё один как бы госбанк, мифический, которым государство не может воспользоваться, а ему это, ох, как нужно. На оборонку, например, и все прочее государственно важное. И тогда оно идёт на радикальные меры. Начинается повышение цен. "По просьбе трудящихся", разумеется. Или под видом борьбы с пьянством на все виды алкогольных напитков. Ну и уж без просьб - на автомашины. От чего всем нам делается не легче и не лучше. Да и государству, в смысле престижа и прочее. Правда, все это государство может проделывать и потому, что ему нечем отоваривать потребителя!.. - Вот именно! - перебил он меня. - Я смотрю, ты стал за государство переживать уж больно! Да черт бы с ним, с этим, как ты говоришь, нашим государством, потому что оно давно уже не наше, а ИХ. Потому что понятия о честности и порядочности в этом государстве давно уже мало чем отличаются от понятий о том же в торговле у торгашей, как ты говоришь! И с той только разницей. Торговля, используя средства государства и время, оплачиваемое все тем же государством, хоть и обвешивает нас и не додаёт, но все же как-то обслуживает нас, хоть и работает при этом на государство, которое не наше. А вот само это государство, хоть и трубит на весь мир и терроризирует всех тем, что оно единственное такое в мире – рабоче-крестьянское и строит Коммунизм для людей - работает все же только на себя и обслуживает только себя, и потому, понятно, если та зарплата и то количество денег, что ОНИ выдают нам ежемесячно не возвращается к НИМ, то необходимо поднимать цены! Ни продажу ж товаров ИМ, в самом-то деле, увеличивать для нас! А ИМ что тогда останется?!... Так что здесь чем будет хуже, тем скорее наступит, я думаю, лучше!.. - Ну, а причём здесь тогда "украли"? - спросил я его. - Что?! - не понял он. - Ну, ты сказал там, что машину у тебя угнали, украли. - То есть?! – то ли не понял он, то ли удивился. И тогда я решил ему ввернуть нечто заковыристое. - А вот ты послушай. То, что ты назвал совершенное с твоей машиной как «украли», нельзя так назвать. Потому что, купив эту машину на уворованные у государства деньги, ты тем самым украл как бы эту машину у каждого из нас, который не ворует, а работает. И даже, может быть, у того, который, по наивному умозаключению твоему, украл её у тебя. Потому действие это, сопряжённое с угоном машины, я бы в данной ситуации квалифицировал иначе. А именно... Ну, приблизительно, как это называется и в прокате, или, когда купил вещь в складчину, потому что, будучи членом этого самого государства, вернее кармана, из которого ты взял, чтобы купить, ты не можешь, не имеешь даже права пользоваться этой машиной один. И вот это будет справедливо! Так что не украли, а просто взяли, и, эка, важность, - ну, покатаются, а потом все равно ведь "отдадут". Ну, в каком-нибудь ином виде. А уж, в каком именно - ты им сам потом и предложишь при встрече, в данном случае на трассе где-нибудь!.. После чего он обиделся и ушёл, - подвел черту под рассказанным сосед мой, а потом добавил. - А неплохо он все это мне моё же наизнанку как бы преподнёс, а? Ты как думаешь? - спросил он у меня. - Ну! – среагировал я. – Все это он тебе там очень даже круто сформулировал. - Да, не ожидал я от него такого. Ну, в смысле, молодец. Соображает парень. Интересно было бы с ним продолжить, но… Мы с ним даже водку не допили… Да-а, - в раздумье протянул он, - а я-то дурак хотел тогда ещё купить себе удостоверение «Ударника Коммунистического труда». Для пущей важности как бы. Чтоб, значит, уж приняли бы они меня наверняка. Газета «Правда» всёш-таки, да? Хорошо ещё, что денег тогда пожалел, и не купил. - Но зато был паритет силы, - решив подначить ему, процитировал я из той самой статьи из интернета. – А это намного важнее, да? И это понятно, как бы. Но ты мне вот что объясни. Чем тогда отличается то, что было от того, что есть? - Да ладно тебе! Я ж и говорю, что дурдом. Да и чтоб ты хотел, когда у нас и последняя доярка может управлять государством. Одним словом, покедова. Давай. До следующего раза. - Договорились. Жду. 05. Дорогу крылатому Эросу На этот раз наша встреча с соседом началась с того, что решил он вначале зачитать мне кое-что из своих азиатских впечатлений. Взволнованным голосом заговорил он в предуведомлении к ним. - Нет. Ты представляешь! Фрунзе, Душанбе, Бухара, Самарканд, Хива, Чита, Забайкальск, горы, горные реки! И небо – огромное и какое-то свободное!.. Особенно там, на высоте, скажем, 4 500 метров, вдали ото всего того, в чем мы здесь и живём! Ты представляешь, как все это там нам с Виолой виделось?! А какие там фрукты и овощи на рынках! То, что мы едим здесь в Москве, все это силос! Сорванное там загодя недозрелыми, чтоб можно было довезти до Москвы, все это потом толи дозревает, толи загнивает в товарных вагонах, прежде чем доберётся до прилавка. Геологическая партия, в которую я подрядился тогда на все лето водилой, была не поисковая, а оценочная, так что на месте долго не сидели, и повидать удалось много чего. ЭХ, все это описать бы во всех красках! Надо, надо будет как-нибудь собраться сделать это. Да и дневниковые записи у меня сохранились. Вот, давай я тебе кое-что из них сейчас! ... Станция Потьма 22.00. Из Москвы выехали рано утром. 3 рубля за помощь крепежа на платформе. Крепёжник – мужик 33 года, женат, но с женой не живёт. Месяц как ушёл с завода. Работал там вальцовщиком. Получал 260-300 рублей в месяц. Здесь - 160-170 плюс левые. Говорит, здесь лучше. Высок, грязен, силен, добрые глаза, слегка поддат. Грязная, рваная, выцветшая рубашка. Взялся помогать без предварительной договорённости. На платформе крепит две машины. Одна от института ВИМС, гружёная оборудованием и продуктами питания – крупа, макароны, картошка, тушёнка и прочее. Это наша. Другая машина от Академии Наук. Видно, при оплате платформы наши решили сэкономить и пустили их к нам. Мне как бы по барабану, но с той машиной едут какие-то неизвестные мне люди, а со мной всего лишь только пацан, устроившийся сезонным разнорабочим. Решил, видно, после окончания школы проветриться перед армией. Что он из себя представляет? Помощник ли он мне будет здесь на платформе? Черт ли его знает! Перед Рязанью была одна остановка. Потом вторая в Сасово. После Сасова лес вплотную к железной дороге. Воздух отличный. И вот теперь Потьма. Ночь тёплая, ласковая. Готовку взял на себя. Виолетта изъявила желание помогать. Несмотря на многие неудобства жизни на движущейся платформе ей здесь всё страшно нравится. Нет, ну даёт! Бросила работу и вслед за мной черт знает куда. Я ото всего этого буквально балдею, но делаю вид, что сержусь на неё. - Да как она вообще-то там появилась?! – не выдержав, перебил я его. - Так я тебе уже рассказывал. - Нет, но все же! - А так! Видать долго стояла где-то там за контейнерами и ждала, когда мы тронемся. А потом выбежала и прям через борт на движущуюся уже платформу. Я ей, ты что, совсем охренела?! А она: «Дорогу Крылатому Эросу»! И хохочет. Говорит, ладно. Шутка! Просто я не могу без тебя. И, пожалуйста, молчи, а то я сейчас расплачусь. Ну и вообще. И заплакала. Я был в отпаде. А поезд, вылезая из объятий сортировочной станции, уже набирал скорость. - Во, дела! И в кино ходить не нужно! - Да уж!.. Ну ладно. Слушай дальше. Из Потьмы мы выехали в 22 00… И вот Куйбышевский район. Была станция "Ночка". А после неё «Свет". Нарочно не придумаешь. Завтрак готовлю на ходу бешено несущегося товарняка. В левой руке у меня примус, в правой кастрюлька с закипающим кофе, а рядом влюблённая в меня Виолетта!.. Пензенская область. Город Сурск. Стоим. Со станционной платформы просят продать что-нибудь из еды. С продуктами здесь плохо, даже при деньгах. На рынке пусто. Приезжают в Сурск из дальних деревень, ловят на улице поросёнка, ищут хозяина, и требуют у него продать. Цена за поросёнка 30-45 руб. Виолетта предложила продать им немного тушёнки из наших геологических запасов. «Ага, сейчас», - сказал я, и она тут же замолчала. Поехали... Ульяновская область. Где-то там позади осталась «Проня». Вдоль дороги женщины с ломами и лопатами в оранжевых безрукавка. Работают. А командует ими полу трезвый мужик. И это повсюду. В Сызрани стоим. Волга — это круто! До Сызрани ехали плохо. Много стояли. Жарко, душно и пыльно. Была станция «Базарная». Боже мой! Ну и посёлок! Вернее, было бы его назвать «Помойная». Чёрная пыль, гниющая в кучах бумага, какое-то тряпьё. Была «Белошейка». Чистый аккуратный посёлок. Строится завод по обработке песка для формующих цехов Тольятти. Ну и так далее. До самого города Фрунзе - пункта нашего назначения -. - Нет, обо всем этом надо рассказывать подробнее, - взволнованно проговорил он, прервав своё чтение. - Описать бы все это со всеми красотами. Собраться бы только с силами. А пока вот так. Слушай. В Сызрани наш поезд формировали. Выехали поздно. Мост через Волгу мы с Виолеттой проспали. Ты ж понимаешь! А проснулись только в Куйбышеве. Мой напарник мост видел и сказал, что это впечатляющее сооружение… О, чего мы только ни увидели в этой Азии! Но всё, в общем-то, такое похожее на то, от чего и уехали. Вот, скажем, городишко на границе с Китаем под названием Абагайтуй. После войны, когда этот то ли город, то ли посёлок и был здесь построен ради добычи олова в военных целях, прошло уже тридцать с лишком лет, и люди должны были бы уже забыть о кошмарах тех лет, но бытие и быт у них здесь всё ещё такие же. Живут они там всё ещё в тех же бараках времён военного времени. В грязи, пьянстве и сплошной умственной зачумлённости. И держит всё это их души, и сердца в тенётах кошмара все ещё военного времени. А ведь привезли их туда когда-то что б они ударно потрудились на Победу. О чем им частенько там показывают фильмы - «В 6 часов вечера после войны», «Взятие Берлина», про подвиги советских солдат и разведчиков, про полные прилавки Московских магазинов и документалистику про парады на Красной площади с довольными всем вождями на трибуне мавзолея. Есть там у них и книжные магазины, которые, похоже, никого там не интересуют. Нет, понятно, думать им всем там приходилось в основном о том, где бы это им жратвы достать. А главное баранинки к столу, так как в магазинах, если что и было иногда, то только жирная свинина. А для мусульманина свинина это, знаете ли, нечто такое, чем питаться ему не к лицу как бы. Ведь свинья, по его понятию, настолько неразборчива в пище и нечистоплотна в целом, что есть её очень даже опасно. То есть отражается все это как-то на человеческом облике что ль? Или на его моральном здоровье? Не знаю. Но вполне может быть. Ведь вот ты посмотри. В Киргизии я это видел. Завалило там обвалившейся скалой ущелье и перегородило тем самым горную реку. А в ущелье том стоял постоем киргиз со своим стадом овец, баранов и семьёй. И вот вода уже по колено, и того гляди киргиз этот начнёт тонуть вместе со своей семьёй и баранами. Но тут для того, чтоб их эвакуировать, прилетает вертолёт. Сбросили им верёвочную лестницу. Киргиз хватает барана и полез вверх. Пилот ему кричит, брось барана-то, мол, давай сюда жену и детей, а он ему: «Твоя моя не понимай! Баран главней! А жена у меня ещё будет»! Виолетта мне потом все говорила, а ты меня на баранов не выменяешь, не бросишь меня потом? А я прижимал её такую доверчиво и податливую к себе, и у меня щемило под сердцем, щипало глаза, и я думал: «Что-то теперь у нас с ней будет» ?.. Да, а вот книги там в таких районах пылились в магазинах возами на чердаках и складах. Дело в том, что издававшаяся у нас тогда литература распределялась по городам всего Союза как на автомате. Не сообразуясь с тем, кто и что там, где-то читает. Да и читают ли они там вообще. Но для меня это было как раз то, что и нужно! О сколько книг я привозил тогда оттуда! И все в основном дефицитные!.. Так наши мудрые правители лепили из нас советских людей. Но и не только. Интернационалистов ещё, конечно же, всяких. Но как? То-то я видел тогда, как в городе Фрунзе патрульные на ночные дежурства выходят – один милиционер всегда русский, а другой, - обязательно киргиз. И вот видел я как-то там такую сцену на бульваре. Какой-то нерусский бугай избивал русскую женщину. И как вы думаете повели себя эти два патрульных, два этих представителя советского закона и власти, 75 лет внушавшей нам, что нет русских, киргизов, таджиков и так далее, а есть просто советский человек? Наверное, вы уже догадались. Каждый из них стал защищать «своего». А самое-то интересное, что тот нерусский бугай оказался негром. Что не охладило пыла патрульного с киргизской внешностью, защищавшего его от русского патрульного. И это, не смотря даже на то, что негр этот, выкрикивая что-то там, на ломанном русском, бил женщину. А?! Как вам это?! Ещё одно “твоя моя не понимай”? О, как мне смешно было там в Азии вспоминать все эти разговоры всех этих важных «Правдинских» шишек наших на заднем сиденье. И интересно мне было понять. Им что, оттого так неймётся, что во Франции в магазинах все есть, а у нас хоть шаром покати? Или на международной арене они только так и умеют самоутверждаться? Нет, и мы ещё удивляемся теперь появлению в Азии ваххабитов. Видно за семьдесят пять лет мы им со своими политическими прибамбасами и жирной свининой на прилавках так надоели, что они теперь не успокоятся до тех пор, пока их не отпустят жить по-своему. Но здесь я им не советчик и не помощник. Да и много что ещё помнят они о нас. “Хорошего”. Ещё со времён царского самодержавия, описанного у Лермонтова Ю. М. Это ведь только в фильме у А. Тарковского в русскую церковь на лошади въезжает азиат. А мы чем лучше по отношению к человеку? Вожделение русского офицера из Петербурга к молоденькой черкешенке чем не то же самое? Выменял её на украденную лошадь, а потом, когда она ему надоела чуть ли ни отдал на растерзание головорезу Казбичу. Да и не только это. Про Чечню и Ельцина мы здесь лучше уж промолчим. Так что, проговорил сосед и, выпив, закурил. А я вспомнил строки из текста Нины Турицыной, что из интернета, где она говорит, что «сначала очерчивают границы, а уж потом обустраивают жизнь внутри них» и подумал: «Похоже с этим «потом» нам так и придется жить до самого-самого конца. Ну а пока имеем то, что и имеем. Грустно все это как-то. Вот и сосед мой после рассказанного что-то примолк, а потом встал и собрался уходить. В прихожей уже он сказал только, пожимая мне руку. - Одним словом: «Весь мир насилья мы разрушим До основанья, а затем» … Вот только когда наступит это «затем»? И похоже волнует это только нас, «кто был ничем», а правителям нашим то ли и так все хорошо, то ли они все троечники и неумехи. Потому и имеем мы сегодня то, что имеем. 06. И вот они в Азии. И вот через неделю, в выходной мы вновь встретились с соседом, и принялся он повествовать мне о дальнейших своих оценочных поездках по глубинке СССР. - Но дальше, дальше! – начал он, как только мы сели к столу и пригубили для тонуса по чуть-чуть. - Юг Ошской области. Городок называется Дарауткурган. Да, если ты не знаешь, то есть много свидетельств того, что люди в Дарауткургане живут с давних пор. Около 300 лет назад во времена Кокандского ханства (по другим данным в XIX веке) здесь была сооружена крепость, защищавшая от набегов кочевников, которая со временем разрушилась. А вы знаете, как строилась эта крепость когда-то? Говорят, что замес глины для кладки камня делался на крови казнённых иноземных купцов. Из тех, которые проезжали заставу по чьим-то там соображениям, слишком медленно. И потому, мол, городишко этот потом стал так называться - Дарауткурган. То есть - проезжай быстро. Враньё? Может быть. Но круто. И главное, всё это так похоже на наши славные годы строительства социализма на Руси, когда ради своих политических амбиций, забивали у нас всякого несогласного с политикой, проводимой партией и правительством, насмерть. Да вот вам как бы и не о людях, а просто о книгах, написанных у нас людьми, проживающих на территории СССР. Работая истопником в котельной одной из центральных районных библиотек, имел я тогда возможность познакомиться с одним из способов избавления нашими правителями от неугодных. Дело было так. Принесла мне как-то заведующая той библиотеки энное количество книг в котельную на сожжение. Среди них увидел я «Бабий Яр» Анатолия Кузнецова, ну и отложил его для себя. А заведующая рядом стоит. Говорит, нет, пока ты все их не сожжёшь, я отсюда не уйду. И тогда я просто взял да и положил эту книгу к себе в карман. Заведующая потупившись, молча, ушла из котельной. Хорошо ещё, что не поддался я на искушение и не заговорил с ней в связи с этим на тему… О судьбе Анатолия Кузнецова, например. Ну, или о нашей советской интеллигенции. С меня бы тогда это стало. Я в ситуациях, подобных этой, в те времена всегда становился как бешеный какой, и был готов на все. А что?! Не так что ль?! Нет, на уровне знаний все мы как бы интеллигенты и большие интеллектуалы и можем поговорить друг с другом о "высоком". Можем поговорить даже о политике, а если тет-а-тет, то и о творцах её, которые давно уже все словно ядовитых грибов объелись и мыслят дурдомовскими категориями. Но, ведь если только что до написания статьи какой-нибудь для газеты, ну или книги, то творить-то мы садимся только после того, как почитали кое-что из основоположников марксизма-ленинизма, да директив и указаний партии и правительства нашего, выяснив при этом что к чему, да когда за какую нитку дёргать надо, чтоб потом не пожалеть о том. И ораторствуем мы на бумаге, творим, жаждою томимые, том за томом, заваливая всей этой книжной мудростью полки книжных магазинов, где лежит эта мудрость у нас уже возами! Но главное, что подобная писательская деятельность, делает нас, занимающихся ею, раздвоенными. Да и читающих потом эту "фикаль" - тоже. Ведь если б мы только пригляделись бы к себе, прислушались - ведь так же, как мы о чем-то там пишем, мы так же о том не думаем. То-то что все мы много чего знаем, но пользуемся этим как жвачкой. То есть, для приятности и для запаха держим за щекой, жуём, но не глотаем. Потому что знаем, что это не для внутреннего пользования Да, а вот что вышло потом изо всего того происшествия с сожжением книг в котельной. Пришёл я домой, прилёг со спасённым мной «Бабьим Яром» на диван. Долго лежал, листал книгу и все о чём-то думал, соображал, что к чему у нас здесь. Соцреализм!.. Русский из которого лепят у нас все советского какого-то!.. Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью!.. Ну, и досоображался-таки на свою голову. Решил написать статью обо всем этом и отослать её в газету. Нет, ну а что? Могу я иметь своё мнение о происходящем вокруг нас и с нами?! Что, нельзя что ль?! А то лепят меня, рисуют, а быть самому собой не дают. Или у нас все ещё, как и во времена А. И. Герцена, когда готовы были простить воровство и взятки, но только ни независимость речи. И они ещё озабочены тем, что хотят воспитать из нас «хозяина своей страны, который постоянно смотрит вперёд, дерзает, думает, творит»! Статью в газете, конечно же, не напечатали. Больше того, спустя какое- то время, пригласила меня к себе в кабинет заведующая библиотекой, да и, ничего не объясняя, предложила написать заявление на расчёт. По собственному желанию. Ну, я взял, да и, молча... Нет, я понял, конечно же, откуда это ветер дует. Вы ж понимаете. Но нашли ещё одного телёнка, бодающегося с дубом. Одним словом, я взял, да и написал это заявление. Молча, положил его на стол и вышел из кабинета. Такую-то работу я себе ещё найду. И сколько угодно. Да, видно справедливости, порядка и соблюдения законов у нас нет, как нет, и, стало быть, смешно быть моральным и нравственным, а быть нужно только изворотливым и дошлым, как Остап Бендер!.. Так, и вот что тут у меня опять получается. Собрался рассказать тебе о том, как нам легко жилось когда-то, а куда заехал, а? Что-то опять меня не туда куда-то занесло. Ну, хорошо. Вот тебе и о хорошем. По переписки с книжным магазином «Академкнига», что в Душанбе, я потом несколько лет каждый квартал посылки получал с «Литературными памятниками». Естественно же с нагрузкой всякой. Надо же было им как-то избавляться от всяких там марксистко-ленинских трудов издательства «Политическая литература» и прочая. В азиатских республиках тогда тоже, конечно же, коммунистов много было, но озабочены они все там были ну вот точно не тем, чтобы читать подобную литературу. Да, и вот ещё, если о хорошем. На квартиру я в Азии тогда насобирал. Это я про деньги. Да и не только на квартиру. Дело в том, что с транспортом у них там тогда был полный кирдык! Сплошные проблемы. Стоят вдоль дорог все с узлами и сумками, как беженцы во время войны. Я имею в виду, что рейсовых автобусов у них между городами и посёлками, ну просто было не видать. Такое впечатление, что они там все ещё на ишаках ездят, да и то только те, у кого они ещё есть, а так все пешком или как ещё, я не знаю. На обочинах дорог люди там ну вот простаки пачками голосуют! А я тут как тут! И всем от этого оно вроде как хорошо только. Жди ещё, когда их власти перестанут “читать указания партии и правительства” и озаботятся, а тут я. На своём ГАЗ-53 с крытым верхом. Да я там даже из кабины не выходил. Они голосуют, я останавливаюсь, они залезают в кузов, а потом стучат мне по кабине, где кому надо выходить. Подходят к дверке кабины, где я сижу, и, молча, вручают мне деньги. Сегодня о таком и не мечтай. Сегодня тебя власти такими налогами обложат, что ты будешь думать только о своих нуждах, а не о тех, кто вдоль дорог с сумками плетётся или на ишаках передвигается как при “Мамае” ещё. Следуя по Токтогульскому ущелью в сторону очередного пункта назначения нашей партии, увидели мы вдруг на краю горного леса пасеку. А партия у нас в этот раз вся, как на подбор, оказалась озабоченной экологически чистыми продуктами. И чтоб, значит, с гарантией. Решили запастись горным мёдом. Остановились. Но не тут-то было. Оказалось, что весь медосбор этого года закупила Италия. Вот это да! Но, в общем-то, понятно - валюта. Естественно не для простого люда! Ну а как же быть нам, и тем, кто вдоль дорог бредёт? Я, в связи с этим, вот ещё о чём вспомнил. Работая тогда на «Правде», я ежегодно пользовался профсоюзной путёвкой для отдыха. То в пансионате «Планерная», что недалеко от Москвы, то в «Правде», что в Пицунде. Хорошо, да? Естественно. Но, если говорить о доме отдыха под Москвой, то вот что здесь меня поразило. Обратил я там внимание на то, как некоторые из отдыхающих, приезжающих откуда-нибудь оттуда, «куда Макар телят не гонял», частенько, не доживая положенный им по путёвки срок, съезжали раньше времени. И это я не об одном двух днях, а о большем. Неделя. Две. А то и три из четырёх, положенных им по путёвке. Спрашивается, в чём дело? А всё очень просто. Люди, используя бесплатную профсоюзную путёвку, приезжали в Москву отовариваться продуктами. Ночуют в пансионате, а весь день по магазинам и потом на почту. Заколачивают всё в ящики и отсылают посылкой домой. Класс! Больше того, то, что они за свою, скажем, четырёхнедельную путёвку почти что не разу в пансионате не питались, никого из обслуживающего персонала в пансионате, похоже, никак не интересовало. Все о том помалкивали. А то, я думаю, и больше того – «молчи, скорей за умного сойдёшь»! Сумкам потом таскали работники пищеблока и администрация домой все эти «остатки»! Ну или халяву. Вот это-то и был у нас Коммунизм, я думаю, по которому теперь, находясь в лапах товарно-денежных отношений, мы все тоскуем! Ну да ладно. И вот мы на пасеке. - Мы сами-то из Москвы, – говорим мы пасечнику. - Нам бы пятидесяти литровую баклажку только наполнить. - А вот я вам тогда из своих запасов, – отвечает пасечник. - Но только через недельку. Сейчас у меня столько нету. Всех наших в каком-то смысле это устраивало, но ехать-то придётся мне, и все, молча, уставились на меня. Я задумался. Путь был не близкий, но, подумавши, я все же решил, что игра стоит свеч, и согласился. И вот через неделю рванули мы вместе с нашим начальником в сторону Токтогульского ущелья за мёдом. И что только с нами по пути следования до этого мёда, а потом ещё и обратно, не было! Это если рассказать, то… Да я там за сезон столько бабла насшибал, что ну вот просто красота! … - Ну да ладно, - оборвал он себя посматривая на часы и встав со стула, направился в сторону прихожей. В прихожей, пока это он одевался, я спросил у него: - Интересно, а чем занимались руководители этих республик в то время как народ у них вдоль дорог машины останавливал, да умолял довезти их? - Да я думаю, тут дело ясное! Ведь у них там дела и до сих пор, похоже, не лучше обстоят. То-то весь этот простой азиатский люд теперь здесь, у нас обретается. Здесь, конечно же, их тоже обувают и, по нашим меркам, даже по-чёрному, но они говорят, что у них там ещё хуже. А правит ими там кто? Да все те же вчерашние “коммунисты”. Ну, или их дети, внуки, родственники, с деньгами своих предков, ставшие теперь «Черкизонщиками». Клановость-то у них ведь никто ещё не отменил. Аллахом-то они только народ свой пугают, сами же его, похоже, не боятся. Так же, в общем-то, как и мы своего православного. Ну да ладно, давай! Пакедова! До следующего. И мы с ним пожали друг другу руки. 07. Мы, как ни как, родственники все же. - А как вы там жили? – спросил я у соседа при следующей нашей встречи. - Ведь Виола-то твоя, как я понимаю, была оформлена не по всей форме, а там граница рядом, паспортный режим. -- Интересный вопрос! У меня, видишь ли, с «Правды» ещё остался пропуск. Толковые корочки! Я их при увольнении ещё «заиграл». Сказал, что потерял. А в них там о том, что «автобаза» и «шофёр», написано чернилами и мелко-мелко. Как о чем-то мало значащем. Зато о том, что издательство и редакция газеты «Правда» выдавлено огромным шрифтом. Я как-то отдыхал дикарём в Крыму и меня там менты взяли за то, что я ночевал на скамейке в парке. Так я им показываю паспорт, а они – «ну и что?». Тогда я им эти корочки. Они мне сразу под козырёк и говорят, что - так, мол, и сказали бы, что журналист из Москвы. Ты представляешь? Ну, точно так же эти корочки потом и в Азии срабатывали. Ну, как на автомате. Как и у Салтыкова-Щедрина где-то там картуз губернатора. Я считаю, что это следствие всеобщей затурканности и запуганности, когда всем во все лучше сильно не вникать. Тут же возьми в расчёт то, что рыльце-то у наших ответственных за выполнение Законов, у многих в пуху и потому лучше уж не высовываться. Так что!.. - Ну а когда приехали, что было? Что твоя жена сказала? Что сказал свояк этот твой? - А чего они могли сказать? Во-первых, родственники всёш-таки как не говори, ну а во-вторых, - проговорил он и запнулся. И тогда я ему подначил. - Ну, а во-вторых - «Дорогу крылатому Эросу», да? - А то! Сексуальная революция, мать её так-то! Да и за наше шестимесячное отсутствие они тут так скорешились, что никакого тебе ЗАКСа не надо, – сказал он и захохотал. - Да-а. Ну, а что дальше? - А ничего. Стали жить в этих сталинских хоромах вместе. Моя бывшая озаботилась было вначале по поводу развода и обо всем таком, но Виола её тут же успокоила. А зачем? – говорит, - у Олега жилья нет, а тут такие хоромы. - Ну, так и что? – не поняла как бы Жанна. - А то, - говорит Виола. - Нам здесь места всем хватит. Будем жить здесь вместе, а по документам оставим все как есть. Чего мы там будем платить с Олегом такие бабки, а вы тут будете как буржуи. - Да ты с ума сошла! - А что такого-то?! Мы, как ни как, родственники все же и друг другу не чужие. - А что дальше? – спрашивает Жанна. - А дальше то, что этот наследник сталинских хором долго не протянет, а мы тебя потом не обидим. Если захочешь, то купим потом тебе жильё. - А где гарантии? - Нет, ну ты что? Мы все же родственники или как? Слушая сию фантастическую повесть, я не удержался и воскликнул: - Ну, дела! И что потом? – спросил я у соседа. - А что потом? Жили себе дружно вместе, - криво усмехнувшись, ответил мой сосед. – Мне, правда, приходилось там по ночам нет-нет да отдуваться за двоих, так как свояк мой оказался не мастак в этих делах, но ничего. Силы тогда у меня ещё были. - То есть?! – уже догадываясь, о чем это он, воскликнул я. - А то. Сам понимаешь. Все ведь это было такое родное и близкое, что… - Что?! Трахал обоих сестёр что ль?! - А то! - Класс! - Вот и я про то же! А что же этот «ударник»?! - А что «он», если у него не всегда стояло. Говорит, облучило его где-то там на флоте. - Так, постой! А как ты тогда оказался здесь, в этом доме, в однокомнатной и один? Где все эти твои Виолы и Жанны? - Ну, брат, а это уже другая история. И она не короткая. Но если коротко, то свояк этот мой сгорел от пьянки. Тогда перестройка, мать её так-то, началась, и он все на этот «ROYAL» налегал. Крутая штучка была. От него и сгорел. Ну а как он только помре, так моя бывшая, Жанна эта, говорит, хочу, мол, жить отдельно. В стране как раз началось тогда у нас – «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить» ну она и впечатлилась, завелась. Ну а за ней следом и Виолетта. Я тоже, мол. Чем, правда, немало удивила меня, но я почему-то решил шум из-за этого не поднимать. Сказал, хорошо, тогда продаём эти сталинские хоромы и разбегаемся кому куда нравится. На том и порешили. Помянули добрым словом наследника сталинских хором, продали их, и кто куда. - Да, бесславный конец, оказался, у этого «ударника». - Да у него и жизнь-то была… Внешне только радужная, а так если... Сплошной мазохизм. В юности ещё, когда его батя был крутым меном, а мать, нигде не работая, интересовалась только искусством, ну и творцами его, конечно же, испил он свою чашу горечи и обид. Однажды его батя, придя домой в неурочное время, застал свою жену с одним из творцов прекрасного не за мольбертом, а в постели. Отмудохал он тогда свою благоверную по первое число, а потом сказал ей – пошла вон! и чтоб я тебя здесь больше не видел! А она пошла в партком к нему на работу и разрисовала его там как изверга. Он её дома потом чуть ни пристрелил из своего табельного, но сдержался. Однако, спустя какое-то время, хватил его инсульт, а потом и инфаркт. Отдал мужик богу душу. Хороший, в общем-то, был мужик, но вот не повезло. - Постой! – прервал я вдруг рассказ своего соседа. – А дом это тот самый, что когда-то назывался Дом правительства! Первый дом советов! А потом уже в романе Ю. Трифонова «Дом на набережной»? - Ну да! - Ничего себе! Ведь это историческое здание! – воскликнул я. – Живут же некоторые! - Ну, это ещё как посмотреть. С одной стороны – да, хорошо - кубатура, а с другой... Квартирку-то эту его отцу ещё при Сталине когда-то выделили, - проговорил он, - ну а этот свояк мой оказался как бы наследник всего того, - усмехнувшись, саркастически подытожил сосед мой. - Ну, так и что? – не поняв смысла его тона, спросил я. - Да знаешь ли ты историю этого дома? Того места, где он стоит? Издавна место это называли Болотом. На этом месте ещё в XVI веке казнили государственных преступников. Разбойник Ванька Каин грабил там проезжавших купцов. Одним словом, место всегда считалось гиблым как бы, не для жизни. Но, то не указ было тогда большевикам, вот они и решили построить на месте болота этого «Дом будущего». Сегодня это может показаться странным, но дом решили тогда строить на этом месте для партийной элиты. Среди первых жильцов дома были тогда там маршалы Тухачевский и Жуков, Берия, дети Сталина. Заселялись жильцы по особым правительственным спискам и под надзором Лубянки. Похоже, на болоте этом решили тогда создать эдакий заповедник для всей партийной элиты нашей. С одной стороны, все соперники в одном месте, и все как бы под надзором Лубянки, а с другой - поселение на злачном месте этом… - Нет, ты представляешь?! – не удержавшись, воскликнул я. - И этот твой сменщик, ударник этот твой и моряк дальнего плаванья, в юности ещё во всем этом дерьме так и жил! Ты представляешь? - Да. Да и чего теперь про это-то?.. - Ну это-то понятно, но всё же… Вскоре сосед мой ушёл. - Ничего себе! - восклицаю я теперь каждый раз, слушая записи всех этих его рассказов. 08. И вот, год 2012 Ну, так вы поняли, почему мой сосед пенсионер считает, что раньше ему было лучше, а значит и легче? Правда, как вы и сами видите, ни всё так просто было, но они приладились, привыкли и жили себе. Но жизнь заставит, скажете вы. Верно, так оно и есть. Да и паритет силы был. Не понятно, правда, почему, не смотря даже на проверяемые ГОСТом продукты - молоке не из порошка, колбасе не из сои, ну и о прочем таком же, да к тому же ещё очерченного границей на замке от врагов социализма, - всё развалилось. Казалось бы, все дело в таких прохиндеях и конформистах, как эти двое, - мой сосед пенсионер и его свояк, этот ударник коммунистического труда, но все это было бы уж очень как-то просто. Мне вот сосед, рассказывая про его работу с геологами в Забайкалье, рассказал о том, какая там картошка растёт. Это, знаете ли, интересно было услышать. Она у них там плоская, оказывается. Не круглая, а плоская. Интересно, да? А почему? А вот так она приспособилась там у них к тем жизненным для неё условиям. Там если расти вглубь, то под ней вечная мерзлота, в то время как сверху по ночам холоднющий ветер. И даже летом. Потому и плоская, а не круглая. Но, скажете, подумаешь, круглая, плоская – не до жиру, быть бы живу. Естественно. Но дело в том, что когда вот такие плоские твари оказываются потом во власти, то чертят они там такие круги, что только держись. И грустно мне при этом и смешно иной раз слышать, как «вчерашние» наши правители, так всё ещё и не считающие себя виноватыми во всех тех глупостях и злодеяниях в прошлом, учат теперь «сегодняшних» как им вести себя, правя страной и народом. Хотя, разница между ними есть, конечно же. Вчерашние», ради «светлого будущего», ради «нового человека», низводили генофонд нации до уровня неандертальцев, чтоб уж потом «мы наш, мы новый мир построим», «сегодняшние» же просто изничтожают страну, выкачивая из неё все природные ресурсы ради своего сегодняшнего светлого проживания. Народ же, уже не понимая где правда, а где ложь, безмолвствует, а надеется только на то, что вот-вот придут к власти опять те, которых считал он за “ум, честь и совесть эпохи”. Ведь о них у нас есть таких душещипательные фильмы, что сердце замирает в сладостной истоме. Ведь мы и сегодня все ещё верим в тот, что в фильмы эти демонстрируют то, что и было у нас когда-то. - Нет, пусть всё опять к нам вернётся, - восклицаем мы, - и пусть всё будет у нас, как в тех наших славных фильмах про рабочих, про чекистов, про колхозников, про ту нашу любовь и дружбу! – слышу я сегодня вокруг себя. А среди сегодняшних преуспевающих интеллектуалов есть даже такие, которые ностальгируют о нашем прошлом, как о Великом проекте. Этим высоколобым мудакам, видать, всё нипочём, а кровь людская, что вода. Да, видать, крепко нас окучили в своё время наши идеологи. Ведь мы все ещё верим таким их мантрам как то, что советский человек самый-самый и является образцом для всего мирового сообщества людей. Но позвольте спросить. Где он этот советский человек? Ведь на поверку-то выходит, что его не только нет, но и не было, а была всего лишь игра словами при помощи идеологического искусства и лозунгов на крышах домов да на заборах. Вот ведь потребовалось-то всего на всего каких-то 25 лет, чтоб мы, будучи все не просто образованными, но и при высшем образовании, вдруг в одночасье забыли о том, что писали наши “великие” мыслители Марксизма-ленинизма. Все мы в одночасье не то что превратились, а просто явили вдруг себя во всей своей неандертальской первозданности и пошли развратничать и воровать. Как, когда-то, и церкви разрушать. Самозабвенно врут они такие «сегодняшние», например, про американцев, ужинающих российскими усыновлёнными детьми. Принимают все новые и все более идиотские запретительные законы. Стремятся сделать основой современного уголовного права решения Трулльского собора. Предлагают даже изъять из школьной программы Белинского и Салтыкова-Щедрина. Ввести штрафы по полтора миллиона для митингующих. Ввести уголовную ответственность за некоторые высказывания в блогах и интернете. Ну и так далее. Что это? Боятся выглядеть не высокообразованными? Или боятся, что не поверят им, что они здесь, среди блюдущих государственные интересы, «свои» и потому так стараются? Это что-то вроде оголтелого президента Литвы, что теперь в ЕС, Даля Грибаускайте, которая в прошлом была рьяной устроительницей Коммунизма, теперь же, оказавшись в обстоятельствах прямо противоположных, старательно старается она и пред лицом воротил с Уолт Стрита «выглядеть» своей. Для чего и рисует для воротил этих все те ужасы, которые исходят от России. Казалось бы, да черт бы с ними, но такие, доведя себя всеми подобными выводами и пророчествами до экстаза, начинают представлять из себя уже далеко ни мирных и беззлобных тварей. Они становятся крайне опасными для общества и людей. В возбуждённом состоянии ни на какой цивилизованный диалог, они уже неспособны. Простите, но, глядя на происходящее с нами сегодня, именно такие мысли приходят мне на ум, потому что все мы сегодняшние не с Марса ведь, а все из «вчерашних» и от «вчерашнего» произошли. А такое в человеке не вдруг меняется. Да, время бежит, а куда, что и во что меняется, неизвестно. Да и меняется ли? Ну да хватит уж об этом. Я вот, слушая рассказы моего соседа, все думал о том, что память, таких как он, похоже, распирает от прошлых неправедных деяний их. Ведь все это лежит у них в уголках сознания ни как ненужная вещь какая-нибудь на чердаке, но проявляет оно себя во взглядах их и жестах указывающих каждый раз им на это. Ведь известно, что комплекс вины влияет на психику человека и вызывает у него невроз. И вот это-то все кривит их мозги. Но осознаем ли мы эти чувства в себе? Едва ли. Вот только не следует заблуждаться на счёт того, что чувств этих мы в себе не несём. © Слава Лук, 2022 Дата публикации: 26.07.2022 09:07:37 Просмотров: 1166 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|