"Стон"

Николай Лемкин

Форма: Рассказ Жанр: Просто о жизни Объём: 11341 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям!	Рецензии и отзывы Версия для печати
«Стон» Н.Е. Лемкин ... Пейзаж был бесцветен... Нет, не так – он был серым... И опять не так... Не то... Как бы поточнее... Вся гамма серых тонов... вот – это точно! Да! Гризаль! Слева от меня – заводские корпуса, коричнево-серые от пыли карбида кальция, ярко-белые от слоя хлорной извести и аммиачной селитры, жёлто-серые от паров кислот... Серной, ортофосфорной, азотной, соляной... Пыль от известковых печей, дымы от бесконечных заводских труб клубились в воздухе, смягчая силуэты... Серые силуэты... Даже тополя, росшие вдоль бараков, не были зелёными. Душистый ветерок, насыщенный парами хлора, аммиака и серного ангидрида, переносил тонны продукции с ближайших химзаводов, окрашивая всё в благородные серые, бархатисто - чёрные, и серебристо - белые тона. Изредка цвет менялся на радостные лимонно-жёлтые, или оранжево-красные оттенки – это либо прилетала пыль серы с кислотных производств, либо цех циансолей сбрасывал в воздух цианистые цинк или медь. Народ боялся только запаха свежего сена – так пах боевой газ фосген... Но бывало это нечасто, привычным был запах дихлордифинилтрихлорметилэтана, известного под вульгарным именем «дуст». По – английски дуст – это пыль, в моём городе это было правильно, ибо именно «дуст» покрывал всё – чёрно-серый песок, тополя, бараки, лица и души. Запах моего детства... Он был могуч и велик как сатана – от него не росло ничего кроме тополей и страшной осоки - жёсткой и острой как бандитский нож. Он проникал повсюду, сжигал лёгкие, печень, почки... Лето 1957 года. Мне семь лет, скоро в школу, родители ищут по магазинам форму, но она дефицит, и пойду я в первый класс не в гимнастёрке с роскошным ремнём с латунной бляхой, не в форменной фуражке с шикарной алюминевой кокардой... Но не об этом думаю я, стоя перед бараком на посёлке Калинина. Я впервые осознаю смерть. Вернее – гибель. Гибнет дом, в котором я родился, начал ходить, прожил всю свою долгую семилетнюю жизнь. Здесь родилась и вскоре умерла от белокровия моя старшая, неведомая мне сестра... Здесь хоронили моих друзей, съеденных раком в младенчестве. Смерть, гибель не укладывается в разум, тем более – в детский, светлый и радостный... Дом может сгореть – и это понятно, дом может рухнуть, и это тоже не странно, но... Мой Дом УХОДИЛ ПОД ЗЕМЛЮ ! Чёрный песок засасывал барак как удав кролика – медленно, мучительно... Барак тонул в грязном, вонючем песке... как в болоте. Барак красив и логичен – он длинный как корабль, приземистый, как мужик, простой, как милицейский протокол... Его сколачивают за неделю, но живут в нём десятилетиями. Его собирают из досок гвоздями, засыпая промежутки в стенах душистыми опилками, его кроют благородным рубероидом. В нём длинный коридор, пропахший керосиновой гарью от примусов, кошачьим говном и блевотиной, и он пронзает всё здание насквозь. Слева и справа от него уютные, десятиметровые каюты-комнаты. За тридцать лет мягкие слои досок истлели, сучки нахально вылезли, жёлтые и жёсткие. Доски насытились парами бензола, дибутилфталатов, изопренов, дуста... Уже отсуетились жильцы, спасая своё нищенское богатство, уже спасли бабульку, забытую и запертую под замок, кончились слёзы и крики. Сотня человек в полной тишине внемла стону... Оторвите доску от забора, запомните скрип и визг отрываемых гвоздей. Умножте услышанное в миллион раз... Крыша выгнулась дугой, стропила мгновенно выскочили наружу, раскидав куски рубероида. Чердак взорвался, вывернувшись наизнанку... Чердак-место, где взрослые сушат бельё. Чердак-это страшно загадочное место для пацанов. Оно пугает своей высотой, полумраком, но как тянет к себе!... Нашли мы там в закутке парабеллум – большой, чёрный, красивый, и наше счастье, что мы – шестилетние, не смогли его взвести... Нет чердака! Почти залпом треснули окна... Стаи мышей и крыс хлынули из барака. Странная эпоха породила массу парадоксов – была нищенская зарплата, но в буфетах торговали копеечными бутербродами с красной икрой, кетой, роскошной сельдью «иваси»... Магазины были завалены свежим мясом и сливочным маслом, но крестьяне бежали из голодных сёл на химзаводы. Люди жили в нищенских бараках, но завешивали окна решётками... Чего они боялись потерять? Было мне лет пять, меня заперли дома, мне стало скучно, и я кухонным ножом прорезал стенку и ушёл в гости к другу – соседу... Из чего была стена? На чём держались двери, если сосед - матвей регулярно выбивал свою, вместе с куском стены... Матвей – не имя, - это явление, неописуемое, бесконечное, и безграничное. Люди, сбежавшие из колхоза. Семья Матвеевых... Матвеев было человек девять, не меньше, ну да – мамка, папка и ещё человек семь детей... А может, и не семь – больше... Впрочем, они и сами едва ли знали, сколько их... Они переливались как ртуть – одни в тюрьму, другие – из тюрьмы, или колхоза... мы не успевали запоминать их имена. И вся эта вечно пьяная, орущая, поющая и падающая орда умещалась в самой большой комнате барака, на двадцати метрах. Мы, дети, придумали игру по мотивам их бурной пьяной жизни – брались штаны, завязывались снизу, и набивались тряпками, выигрывал тот, у кого «матвей» дольше стоял, не падая... Как по расписанию по ночам подъезжал шумный «Чёрный воронок», и «мильтоны» в синих гимнастёрках проводили обыск... Старший матвей привычно объяснял соседям воровской промысел своих детей -... Чай не из дома несут, а в дом... Очередной сын попадал в тюрьму, и вот уже соседи рассуждают, глядя вслед отцу, несущему передачку «на зону» -...А теперь вот из дома пора нести... Всё имело своё место – клопы жили в щелях и на потолке, откуда и падали, злые и рыжие. Крысы и мыши плодились в стенах, уголовники собирались у матвея. Но и там, опившись одеколона и нажравшись таблеток, они не орали в полный голос «блатоту». Бренча на гитарах, они вполголоса выли словесный тюремный сблёв о вертухаях, Колыме, о «зоне». «Зона» была загадочной для нас, пацанов, и постыдной для всех остальных... «Зона» была поблизости, практически на территории завода жирных спиртов, в десятке метров от «Капролактама». «Зона» была и в бараке – половина жильцов щеголяли фиксами и наколками. Щипачи и мокрушники обожали Хрущёва за амнистию, но гордились и Сталином, наколотым на груди. Стены со скрипом и стоном стали сближаться... В нём стонали бывшие зеки, отсидевшие «ни за что» - ну, подумаешь, мужика «порезал»! -...Враг народа, фраер! Я лес за Уралом валил, а ты, гад, девок французских тискал!.. Туберкулёзный Федя-Неси-Подай пытался зачать очередную драку с моим дядькой. Дядя Костя воевал во Франции, там он бежал из концлагеря, попал к «маки», с ними и прошёл всю страну с юга до Ла Манша. В самом конце войны англичане собрали советских, пуганули Сибирью, посадили на корабль, и доставили в Британию. Месяц их держали на рейде, убеждая принять подданство британской королевы, месяц СССР требовал их вернуть. -...И ведь не спрашивают, что делал во Франции! Что делал в Англии? Чего-чего...на барже сидел!- дядя Костя зло посмеивался после очередного вызова «куда надо». «Куда надо»-звучало страшно даже для нас, пацанят. Я держал в своих руках его французские награды, так не похожие на наши. Нашими мы просто играли, отцы не надевали медалей даже в праздники. Была война, ну была... все там были? Все... И только бабёнки-фронтовички вызывали кривые ухмылки у бывших зеков. -...Мы-то понимаем, чем они там занимались... Дядя Костя не дрался с зеками без особой нужды, он брезговал иметь дело с уголовной грязью. Федя-Неси-Подай нарывался. Ежедневные пьянки заканчивались для него синяками, выбитыми зубами, и пьяными слезами «жертвы сталинского режима». Он сидел ни за что! -...Я её, понимаешь ли, аккуратненько так увёл в поле, ласково так уложил в межу...почему в межу? Так горбатенькая она была, чтобы не кувыркалась набок, хе-хе-хе, ну и... Он считал, что осчастливил соседскую девочку. -...Кто на неё позарится? Я первый и последний!.. Так он летом сорок второго спьяну отпраздновал повестку на фронт, куда, естественно, не попал. Не дожил он до светлых времён, когда мог бы именоваться «жертвой репрессий», в одной из очередных драк неудачно упал на собственную же финку... Стены с хрустом вдавливались во внутрь. Начали крениться и осыпаться печные трубы... В крошечных каморках умещался целый мир, его согревали печками. Зимой сладко-омерзительный запах горящего метилакрилата перебивал все привычные заводские ароматы – кто-то топился обрезками оргстекла. Горы обломков, кусков и брусьев плексигласа перетаскивались с заводской свалки. Оргстекло горело адским пламенем, гудело, чёрный дым рвался в небо. Время от времени случалось радостное для пацанят – раздавался оглушительный грохот, из печной трубы вылетал столб чёрного дыма и устремлялся в зенит-это взрывалась сажа от сгоревшего оргстекла в печной трубе. Толпа матвеев радостно галдела, фантазируя о предстоящем вселении в новую квартиру, и обязательно - в центре города! -...Мы многодетные! Товарищ Сталин нам помогал, Никитка-то, что-не человек? -...Поможет! Я Маленкову напишу, если что!... Пьяный визг и хохот заглушал стон гибнущего барака. Спасать им было нечего, пяток грязных матрасов, ватники, валенки и прочие шобоны кучкой валялись в луже браги (бутыль лопнула в самый последний момент). Прошедшая война отняла у каждого чего-нибудь. Семью. Здоровье. Ноги. «Врачи отняли» - так тогда говорилось, и мы, пацаны так и представляли это, не удивляясь, нелепости – кому и зачем нужны чужие ноги? Безногих называли почему-то танкистами, хотя половина из них была в наколках с якорями. «Танкисты»... деревянные коляски зло визжали подшипниками по асфальту. Седые, страшно старые – лет по тридцать пять-сорок, покрытые ужасными шрамами, они собирались поутру вокруг серого дощатого чапка. Не могли они дотянуться до окошка, буфетчица сама выносила им водку. -... А ну, враги народа, налетай! Враг народа по-настоящему был один – старый армянин Ашот. Ашот без слёз смотрел на гибель своего жилища. В юности он был дашнаком, и воевал против красных, в молодости строил Беломор-канал. Вернулся с чемоданом денег и мечтой купить домик в Горьком, подальше от Еревана, за независимость которого он больше не хотел ни воевать, ни сидеть. Деньги отняли урки, ноги - хирурги под Прагой. Ну, что ж, судьба опять отняла у него угол... Через сутки из песчаной воронки раздался последний звук... Мой город и все его химзаводы стоят на карстовых пещерах, присыпанных песком, время от времени своды пещер обрушаются, в провал уходит всё, что наверху – к примеру, цех завода «Химмаш». Сейчас уходил мой дом. Со стоном. Тридцать лет деревянный корабль барака впитывал в себя звуки, чтобы вернуть их миру. И звук тот не был радостным. Да, в нём смеялись мы - дети, да, пели наши матери, но остался только стон... Рожали нас со стоном, хоронили кого-то со стоном, стонали фронтовики, и не было тому причин... Всё вроде бы давно кончилось... 2008 г. © Николай Лемкин, 2008 Дата публикации: 12.11.2008 08:09:19 Просмотров: 3680 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. Ваше имя: Ваш отзыв: Для защиты от спама прибавьте к числу 23 число 4:
Рецензии Вионор Меретуков [2011-01-08 14:51:58] Был бы редактором - напечатал. Есть замечания. Не по стилистике, тут, по-моему, все в ажуре. Требуется корректура. Например: умножЬте, Сталиным (у Вас - СталинОм), взвести парабеллум (взвести можно курок), "черный воронок" (насколько я помню, говорили либо "черный ворон", либо просто - "воронок", но тут я не уверен, могу и ошибаться). Есть и другие промахи. Но это мелочи, которые легко исправить. В целом - очень хорошо. Есть одно "но", но раскрою я его Вам лишь тогда, когда Вы мне скажете, к какому направлению или литературному течению Вы сами себя "пристёгиваете". А еще лучше, если напишете о Ваших литературных пристрастиях или проще - кого из русских или советских писателей Вы почитаете более других. Это не экзамен на "вшивость", просто тогда нам будет легче определиться с "полем", на котором мы можем с Вами порезвиться. Желаю удачи. Ответить Николай Лемкин [2011-01-08 19:34:58] отвечаю-люблю Бабеля, Чехова, Бунина,добавляю-диплом Горьковского Художественного училища в 1976 г.защищал иллюстрациями к "Мёртвым душам" вот так-то... а и гляньте-ка... www.lukoyanow.ru/people/lemkin/lemkin_img2.html А себя я причисляю к моему поколению, не более того Кстати, я наверное первый графоман,сознающий себя графоманом... ну вот я такой-без стиля, без идеологии...Егорыч, одним словом... Вионор Меретуков [2011-01-09 13:56:53] Спасибо, посмотрел. Насколько могу судить, все профессионально и интересно. Но я не художник, к сожалению. Правда, среди моих друзей художники были. Своеобразный народец... Есть такой русско-чешский живописец Виктор Сафонкин. Знаете такого? Он поклонник Дали. Как, впрочем, и я. Теперь по поводу "но", о котором я говорил в предыдущем послании. Мне кажется, Вы чего-то недоговариваете. Подозреваю, Вы кому-то подражаете, возможно, это происходит у Вас на подсознательном уровне. Впрочем, в этом можно обвинить кого угодно. Меня, например... Когда пишу, то думаю, как бы это написали Чехов, Гоголь, Платонов, Булгаков, Джойс, Генри Миллер, Венедикт Ерофеев или Довлатов. Все мы испытываем воздействия извне, и, как бы мы ни хорохорились, уши наших пристрастий торчат над каждой фразой... Желаю удачи. Николай Лемкин [2011-01-09 14:13:57] скажу честно в возрасте так в двадцать с чем-то лет и не стыдно подражать, (хоть я и не подражал), были предложения (и очень настойчивые) не трогать тему Гоголя-мол "академическая", не тебе "щенку" туда лезть, однако полез-ну, знаете ли, натура такая, поганая, в народе зовётся "пассионарная" (и откуда конюхи слово такое выкопали?) За отклик большое спасибо! Как я понял в свои последние годы, прозу вообще мало читают, так что рад вам именно как ЧИТАТЕЛЮ! (А мне 60 лет и пять месяцев...никому не подражаю...) Лилия Менковская [2010-12-18 15:50:50] Страшно хоронить дом, ничуть не менее страшно, чем людей.Тоже ведь жизнь. Название точное, лучше не придумаешь.А Вы говорите-"профукал"...очистился, прошёл такую огранку.Есть ли что-то, чего Вы понять не в силах? ( обрушаются..может быть вернее- обрушиваются? не уверена..) Ответить Михаил Лезинский [2008-11-12 08:43:16] Привет , Николя! КОЗА КЛУНЯ ПРЯМО ТАК И ЗАЯВИЛА : Вот чего я больше всего не люблю, так это фразу: "забить козла". Я понимаю доминошников, но по моему нутру больше слова - "сделать рыбу"! Ответить
Отзывы незарегистрированных читателей TRAMP [2009-01-31 19:42:33] Правдиво.Реалистично.Очень грустно.СПАСИБО. Ответить