Выродок
Глеб Диков
Форма: Рассказ
Жанр: Мистика Объём: 10114 знаков с пробелами Раздел: "Все произведения" Понравилось произведение? Расскажите друзьям! |
Рецензии и отзывы
Версия для печати |
Когда она появилась не помню. Маленькая, юркая, с большими испуганными глазами, всегда готовая увернуться от удара. Кто-то из соседей пожалел ее, кинув кусок колбасы, так и стали подкармливать всем двором, хотя и не было в ней ничего, вызывающего симпатию. Обычная, в рыжих паленных пятнах, дворняга. Она никогда не подходила к человеку близко, как бы ласково не звали, не доверяла, но колбасу брала, и, стеля тощим брюхом по земле, опасливо озираясь, отползала подальше, тогда уже ела. Она никого не беспокоила днем, ее не было слышно ночью, и старый дед в заячьей шапке, кормя ее хлебом, приговаривал с упреком: - Зря ведь кормим. Толку от тебя ноль. Ночью даже не тявкнешь, какой из тебя охранник? А собака слушала, боковым зрением следя за соблюдением дистанции, и ела. Всегда готовая убежать. Что толку рассуждать? Не для охраны она пришла, и не за лаской. Она пришла сюда жить, а для этого очень необходимы люди, как бы ни были страшны. Вон и на старике шапка, только говорит, что из зайца, а там, поди разбери. Может из кошки? На ярлыке не напишут. Хотя, сама на шапку не очень годилась. Шерсть коротка, и не блестит так, что бы позарился кто. Так и жила какое-то время, пока не пропала, оставив в подвале свору пищащих на весь дом щенков. В период беременности, она даже подобрела как-то, и даже позволила старику почесать себя за ухом, но, как ощенилась, все равно ушла, не оглядываясь. - Ну и мать! – воскликнула дворничиха, и пошла за ведром. Решение топить «выродков», как выразился дед, было принято со скрипом. Все соседи были против, особенно женщины, но на предложение взять этих сирот к себе, выкармливать их соской, а после еще быть посмешищем у всех собаководов района, стушевались, и попросили топить, когда во дворе не будет детей. - Что ж я, дура? – обиделась старуха. - И как-нибудь помягче их… - с неясной просьбой обратился женский голос. - Не в первый раз! – успокоила всех дворничиха – Я это делаю гуманным способом. Воду грею, чтоб не мерзли. Но утопила не всех. Не знаю почему, да, наверное, и она не знает, но остался во дворе серо-белый, с рыжими пятнами, и смешно торчащими ушами щенок, которого старик окрестил Тишкой. Он был полной противоположностью своей непутевой мамаши, играл с детьми, по ночам не пропускал ни одного прохожего, не проводив его лаем, был ласков и доверчив. Тишка, избежав удушья в подогретой воде, сразу стал любимцем двора, и единственным человеком, жалеющим, что он остался жить, как не странно была дворничиха. Подросший, и оказавшийся на порядок крупнее своей мамаши щенок, мешал ей выполнять ее обязанности, гоняясь за метлой. Так и рос он во дворе, вроде ничейный, но с радостью встречающий всех обитателей двора, безошибочно узнавая их издалека. Он даже лаял по-разному, приветствуя именно этого человека, и все жители двора, выучив его приветствия, говорили, не оборачиваясь: - Петр идет. Слышь, Тишка ругается. Значит пьяный опять. Но, и с собаками случаются неприятности, и, играя с малышом со второго подъезда, в запале, прикусил Тишка детскую руку, не рассчитав силы. Не со зла. На детский рев сбежались люди, а Тишка, отпрыгнув в сторону, и поджав хвост, опасливо попытался пролезть через толпу. Пролезть, что бы лизнуть соленые человеческие слезы, так у собак заведено, проявить сочувствие. Но получив обидный пинок, отскочил в сторону в недоумении. Дело было серьезным. К тому времени уже здоровенный пес, укусил ребенка четырех лет. Детские косточки хрустнули, дали трещину, и не важно, что дело было за игрой. Укусил, стало быть, опасен! Усыплять Тишку повел дед с дворничихой. Он доверчиво плелся на поводке, и не понимал, почему старик еле идет, а дворничиха подгоняет его. - Давно пора, - шипела она – и чего я его пожалела тогда? Ведь прав ты был, Михалыч. Выродок он и есть! – на что дед грязно выругался, и замахнулся на женщину, но не ударил. В неприятно пахнущем, но чистом помещении, Тишке сделали укол, совсем не больно, и он, вывалив язык, уснул, даже не понимая, что уже не проснется. В коридоре плакал старик, утирая слезы заячьим мехом, дворничиха ушла мести двор, довольная тем, что теперь ей никто не станет мешать, а жильцы забыли про Тишку сразу, как только брошенная троицей тень растаяла за углом. Тем бы и кончилось, если бы вечером, вернувшийся пьяным старик, чуть не споткнулся об взвизгнувшую от испуга собаченку в рыжих подпалинах. Но, метнувшись в сторону, она не убежала, а припала на брюхо, по привычке ожидая брошенного кусочка хлеба. Старик поменялся лицом, и скрылся в квартире, а когда вышел, в руке вместо хлеба нес двустволку. - Вернулась, мразь? – тихо спросил он, и вскинул ружье. Разное говорили. Одни судачили, что сильно пьян был, другие, что давно уже кошка пробежала между ними, между стариком и дворничихой. Но я то знаю, не кошка это была. Не из-за кошки дворничиха осталась хромой до конца дней своих, хотя и обрадовалась пенсии по инвалидности. Не из-за кошки молчаливый, добрый старик загремел на три года, где от обиды, а может от порядков тамошних повесился в камере, не доехав до лагерной жизни. Не из-за кошки! С тех пор прошло много лет, и эта история поблекла в тумане других событий, пережитых мной. В конце концов, тогда я был несмышленым мальчишкой, и все происходящее не касалось лично меня. Смутно помнится, как искали Тишку всем двором, и вроде бы даже взрослые помогали нам, но не найдя, успокоились, и убежали играть в футбол с командой соседнего двора. Обида проигрыша была куда более глубокой, чем исчезновение пса, даже для тех, кто не играл из-за возраста. Тем более, никто из нас не понимал, чего вдруг Михалычу взбрело пострелять во дворе, и никто из взрослых не говорил нам, куда он исчез после этого. У нас были другие проблемы. Своя жизнь. А сейчас и подавно. Слывший хулиганом, и стесняющийся своего имени Гера, стал толстым и важным бизнесменом, и по приезду к родителям, спрашивал, чья квартира пустует на первом этаже. - Может, купим ее? На комнату больше, да и палисадник разбить можно – по-хозяйски уговаривал он постаревшую мать. Но вселяться в нее ни у кого желания не вызывало. Говорили, собака там живет. Бродячая. В рыжих подпалинах. И еще говорили, что встретиться с ней паршивое дело. Поговаривали, что по ночам из-за двери слышно, как пищит щенок, судя по писку слепой еще. Гера серел лицом, и с уговорами отставал. - Плохо для бизнеса – говорил он. Предрассудки конечно, но квартира пустовала. Помню, привез как-то Герасим семью свою. Приехал на большой черной машине, откуда вышла тонкая высокая дама, обтянутая черным платьем, и маленькая кудрявая девчонка, похожая на Геркину сестру. За ней из салона выскочил смешной толстый щенок, и сразу же стал путаться под ногами, видимо предполагая, что так он может помочь. - Тишка, не мешай! – крикнула девочка, а побелевший Гера опасливо оглянулся на меня. Я помахал ему рукой, и он хмуро кивнул мне в ответ. Рука часто давала о себе знать, особенно в непогоду. Но в остальное время, я не замечал ее уродства. Подумаешь, чуть кривовата! Но мы с Герасимом не были друзьями. Он был старше на восемь лет, а в детстве это большая разница. - Как поживаешь? – вскользь спросил он, занося чемоданы. - Хорошо – ответил я ему в спину. Щенок не давал спать всему дому. - К покойнику! – шептали старухи у подъезда, и крестились. - Третью ночь покоя нет! – жаловались они – Видно по дому скучает. - Хорошо, кабы так – мрачно говорила одна из них, хромая пенсионерка – От этих собак беды одни! Вот вам, бродячая иллюстрация – и кивала в мою сторону. Во дворе щенок вел себя обычно, как любая собака. Бегал за детьми, лаял, и клал кучи, в которые непременно наступал кто-нибудь из старух. Они ворчали, а при встрече с хозяином говорили: - Гера! Для собак есть специально отведенные места. Здесь же люди! - Хорошо, баб Маш! Завтра, решением исполкома, место для выгула перенесут в наш двор. Еще вопросы есть? – и не услышав от остолбеневшей от удивления старушки ответ, добавлял – Вот и славно! Вы же знаете, я всегда помогу. Все для народа. Они уже собирались уезжать. Гера выносил чемоданы, а я боролся с желанием помочь ему. Возле машины стояла его стройная жена, и курила тонкую сигарету. - Пап! Я писать хочу! – захныкала девочка. - Подержи собаку – попросил Гера жену. - Ты что, дурак? – ответила та – Маникюр за пятьдесят баксов, туфли за триста. Буду я еще вашего пса держать. А если потянет? - Тогда ребенком займись! - Она тебя попросила – безразлично ответила она. Гера в замешательстве стал искать где привязать щенка. - Давай, я подержу – неожиданно для себя сказал я. - Спасибо – торопливо буркнул он, сунул мне в руку поводок, и побежал с дочерью наверх. - Только не он! – истерично закричала мать, увидев поводок в моей руке. - Все нормально, Мам! – успокоил я ее. Я запустил руку в густую, мягкую шерсть, и Бог мой! Я вспомнил. Я вспомнил эти карие, добрые глаза, это мягкое дыхание, и розовый язык. Я вспомнил этот доверчивый взгляд, взмахи хвоста, белизна зубов. Я вспомнил хруст костей, и пронзившую руку боль, но не было страха. Это не мое проклятие. Моя мать боится собак, не я. Щенок дергает поводок, и я послушно бегу за ним через весь двор, в сторону пустой квартиры. Я не слышу маминого крика, только понимаю, что она умоляет меня остановиться, но мне весело и легко. Под балконом Михалыча, щенок присаживается и громко мочится. При этом у него очень глупое выражение на симпатичной морде, и я смеюсь. Он, чувствуя мою податливость, дергает поводком, и подводит меня к слуховому окну подвала, и тут уже мне становится плохо. За зарешеченным окном, я вижу злобный оскал маленькой, трусливой, в рыжих подпалинах собаки. Странно, мне казалось собаки не живут так долго. Но она, ощерившись, смотрит мне прямо в глаза, и с ее клыков капает пена. Шерсть на ее морде поредела от старости, и я вижу складки сморщенного носа. Щенок испугано пятится, а она, открыв пасть хрипло лает. Это первый раз, когда я слышу ее голос. И тем более странно, что я понимаю ее. Глядя в эти затравленные, и одновременно озлобленные глаза, я отчетливо слышу слово, сказанное ей. - Выродок! © Глеб Диков, 2009 Дата публикации: 11.04.2009 23:20:00 Просмотров: 3339 Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь. Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель. |
|
РецензииАльфия Умарова [2009-04-13 15:22:28]
Мне Ваши вещи, Глеб, очень симпатичны. Выбор темы, слог, способы выразить задуманное - всё здОрово!
Ваши рассказы пронизаны чувствами и чувственностью, где-то даже женской чувственностью, я бы сказала. Авторы-мужчины редко бывают так же открыты в обнажении чувств, это больше свойственно нам, сентиментальным женщинам. Но у Вас это очень достойно звучит, без фальши и слезливости. "Выродка" начала читать в предвкушении встречи с тем особенным, свойственным именно Вашей прозе. Но... сразу сбивает с толку возникшая путаница с героями, которая при повторном чтении, правда, пропадает. И потом, самое главное, непонятно - ради чего всё затевалось? Какая главная мысль? Что надо прощать ошибки, особенно если они не со зла? Что, напротив, нельзя прощать предательства? Или?.. Концовка явно скомканная, будто написанная наспех, что Вам, в общем, как раз и несвойственно. К сожалению, не получила ожидаемого - удовольствия от хорошей литературы, хотя начало было обещающим... С уважением и симпатией Альфия. Ответить |