Отмеченный

Владимир Левченко

Форма: Рассказ
Жанр: Просто о жизни
Объём: 20072 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Вова Сафронов был мальчиком обыкновенным: для своих десяти лет нормального роста и худощав, как многие. Гонял с другими мальчишками во дворе летом мяч, зимой шайбу, лазил по деревьям в парке и по металлическим гаражам за домом, играл в войну и собирал марки. В общем, мальчик как мальчик, если бы не одно но: Вова был освобождён от физкультуры.

Он не знал, почему ему нельзя кидать в баскетбольное кольцо большой оранжевый мяч, кувыркаться на матах и на одних руках подниматься по канату до самого потолка. Он знал, что может это, потому что много раз и кувыркался, и поднимался по канату. Прямо в школьной форме, перед уроком, пока ждали учителя. Но вот появлялась высокая, широкоплечая фигура физрука Сергея Александровича, и Вова садился на низенькую гимнастическую лавочку у стены. И оранжевые мячи, как огромные новогодние апельсины, пролетали мимо вместе с криками и смехом одноклассников. А если физкультура стояла в расписании последней, Сергей Александрович говорил:

- Сафронов, можешь идти домой.

И Вова уходил. А почему уходил, знали только его родители. Они знали, почему ему нельзя на физкультуру, и зачем каждый день нужно пить горькие таблетки. Ещё знали учителя в школе и врачи больницы, в которой Вова лежал уже несколько раз. И каждый раз, он точно знал, лежал без всякой болезни.

- Ну, зачем мне опять в больницу!?- сопротивляясь, спрашивал он маму.

- Не бойся, сынок, врачи тебя просто немножко посмотрят,- был всегда одинаковый ответ.

А лежалось не просто так: каждый день кололи такие больнючие-пребольнючие уколы, что из глаз текли слёзы. Крик Вова старался сдерживать, а вот слёзы – ничего нельзя было с ними поделать. Витаминные уколы – терпимо. Их делали в плечо, и это было просто больно. Когда же доходило до магнезии, тут - всё, никто бы не вытерпел. Да никто больше и не терпел, этот страшный укол предназначался только Вове Сафронову.

Проходили положенные десять дней, и – выписка. Домой! Ура! Снова играть в прятки или строить из снега крепость! Бегать, бегать и бегать! И до следующей больницы ещё так далеко, что можно пока и забыть про неё. До неё ещё целый год.

Но последний раз получилось иначе: выписался только месяц назад, а мама говорит, что снова надо в больницу.

- Мы, сыночек, на один денёк, и сразу домой.

- Ну, зачем?! Мне же все уколы поставили…

- Ещё один, всего один укол, и поедем домой. И в «Детский мир» заедем, купим что-нибудь.

«Ладно,- думал Вова,- один потерплю. Хоть бы не магнезию. А в магазине попрошу у мамы купить автомат, который шариками стреляет».

Потом, уже в десять вечера, он лежал в своей кровати и слушал разговор. Случайно двери на кухню и в его комнату остались приоткрытыми.

- Четыре приступа за месяц,- сказала мама таким грустным голосом, что у Вовы стало очень горячо в горле.- Не было ещё так часто.

- Хоть днём не случаются, а так бы совсем…- ответил, вздохнув, папа.- Не дай бог, на улице где-нибудь…

- Не надо про улицу…и так страшно каждый день. Завтра пункцию сделают, а потом что? Всем уже пробовали лечить, а только хуже становится.

- Может, придумают доктора ещё что-нибудь…

- Надо, наверное, подругу мамину просить.

- Ты же сама не веришь в это.

- Ну, а что делать-то…

«Это они про меня, что ли…а почему мне хуже…я же совсем не болею. Хорошо, что укол будет не магнезия, а пункция…вытерплю. А потом купим с мамой автомат».

Скоро родители погасили свет, и все уснули.

Утром встали рано и сразу засобирались. Вова не хотел говорить, что слышал разговор, оттого и не расспрашивал маму ни о чём. Приехали почему-то в совсем другую больницу. Думалось, что сразу сделают укол, и они отправятся в магазин. Однако, всё пошло не так: его переодели в больничную пижаму и отвели на второй этаж в пустую палату с двумя кроватями и одним окном. И Вова ещё целый час смотрел, как за этим окном снегири красными и розовыми шарами перелетают с ветки на ветку и клюют замёрзшую ранетку-дичку. Потом снегири с веток улетели, а в палату зашли две тётеньки в белых халатах.

- Пойдём, Вова, доктор посмотрит тебя.

Его взяли за руку и провели по длинному коридору до белой двери с табличкой «операционная». За дверью в большой комнате было ещё две тётеньки. Была большая, плоская, похожая на стол кровать, над которой ослепительно горело много ламп.

- Здравствуй, Вова,- улыбнулась самая высокая тётенька.- Раздевайся и складывай одежду на стул.

Оказалось, что нужно было снять даже трусы. «Вот это укол!- встревожился Вова.- Поди, ещё хуже магнезии!?»

- Забирайся сюда и ложись на животик,- показала самая высокая тётенька на стол-кровать.- Головой сюда…вот так…молодец…прижми правую щёчку к простынке.

Вова лёг животом на белую простынь. И сразу все тётеньки стали пристёгивать и притягивать его какими-то ремнями к этому столу. Притянули за спину, пристегнули ноги и руки, и ещё сами упёрлись ладонями ему в плечи и попу. Не шелохнуться. Вова оцепенел и похолодел.

- Сейчас надо немножко потерпеть,- донёсся голос самой высокой тётеньки.

Запахло спиртом, как всегда перед уколом. И началась боль. Даже не началась, а обрушилась. Толстый, тупой железный лом вдавился в спину. И не в какую-то одну точку, а сразу во всю середину и низ спины. Вова уже кричал со всей силы и рвался из притянувших его ремней, но держали очень крепко, и лом продолжал вдавливаться всё глубже. И крик перешёл в какое-то затмение: сколько это продолжалось, когда началось, когда закончилось…

Когда лом убрали, боль ушла. Ремни расстегнули, а Вова остался на столе неподвижным. Его подхватили заботливые руки, и с высоты он увидел на белой простыни, в том месте, где только что было его лицо, красное пятно.

- Губу себе покусал,- донёсся чей-то голос.

Потом на каталке увезли в палату и положили на кровать. В ту палату, из которой он смотрел на красногрудых снегирей. Под одеялом Вова двигал руками и ногами - они послушно двигались. А вот приподняться он не мог, не мог оторвать голову от подушки. Непонятно, непривычно и страшно. Нет, не до слёз, но и смешного совсем ничего.

- Водички хочешь?- зашла в палату тётенька, которая подняла его со стола.

- Нет…а почему я встать не могу?

- Это пройдёт скоро. Спинка успокоится – и встанешь…бинтик-то на месте там?

- А я не знаю.

- Ну, лежи, не требушись… чуток, да и встанешь,- и ушла.

Вова лежал и почти каждую секунду пытался подняться. Но спины будто не было, она не слушалась.

- Ёлки-палки…- старательно пыхтел и напрягался он.

И скоро приподнял голову, а потом и сел на кровати. Спина вернулась. Он мог бы уже встать совсем, но куда же без трусов встанешь. Подождал ещё чуть-чуть, и всё покатилось быстро: в палату вошли мама и та высокая тётенька из операционной. Принесли пижаму с трусами.

" Наконец-то! А уж собраться – дело плёвое!"

Пролетело ещё несколько разных минут. Потом на первом этаже его одежда, и:

- До свидания, Вова. Обязательно пей все таблеточки, которые мама будет давать.

И вот они уже едут с мамой в такси. Мимо всех магазинов. Про них даже и не вспомнилось. Мама всегда говорит, что денег не хватает, но сегодня они едут на такси. Подкатили прямо к подъезду. А когда зашли домой, у Вовы глаза округлились: папа протягивал ему навстречу красный автомат с жёлтым рожком. Тот, который стреляет шариками.

- А ты как узнал!?..

- Ну, ты же как-то говорил мне…- улыбнулся папа.

И не стало больницы, не стало боли… В тот день не одна самодельная мишень была много раз пробита в районе десятки.

Через два дня ближе к вечеру пришла Вовина бабушка, Елена Сергеевна, мамина мама. Стол накрыли в зале. Сидели и разговаривали.

- Вам сахару сколько положить?- спросил папа.

- А ты мне лучшей варенья подай,- ответила Елена Сергеевна,- вон у вас малинка в вазочке.

- На, мам, на,- подала варенье Вовина мама,- ты рассказывай, как к Поповым-то сходила…

- Сходила, сходила…щас, расскажу всё…маслице подай ещё,- обустраивала бабушка колбасой и маслом булочку.- Пришла я, обнялись мы с подружкой моей дорогой, год уж не видались. Посидели, обсказала я ей всё, что Вову нашего надо бы маме её показать. А Галинка говорит мне, что мама-то у ней уже старая совсем, не берёт никого лечить. Ну, посидели мы ещё, всплакнула я - что, мол, делать-то нам. Одним словом, сходила она в комнату к Пелагее Ильиничне…Согласилась старушка посмотреть нас…завтра… во второй половине дня. Но только посмотреть, а лечить, может, и не возьмётся.

- Ну, спасибо, мам, спасибо тебе. Поедем завтра.

На следующий день уже в сумерках Вова с мамой и Елена Сергеевна подошли к небольшому дому в узком переулочке. Через невысокую ограду было видно, как от крыльца поднялись с лаем и направились к воротцам пять или шесть разномастных маленьких собачек. Наверное, услышав собачий лай, вышла встречать гостей Галина Ивановна.

- Здравствуй, подружка моя дорогая! – расцеловали друг другу щёки она и Елена Сергеевна. – Пойдёмте, мама уже ждёт вас.

В небольшом, плохо освещённом коридорчике разулись, сняли куртки и пальто.

- Заходите сюда,- открыла одну из комнатных дверей Галина Ивановна.

Пошли Вова с мамой. Дверь прошли, а дальше и идти некуда – какая же она маленькая, эта комнатка. Длиною в кровать двухметровую, а по ширине между стеной и кроватью ещё тумбочка поместилась. На тумбочке небольшая икона: надтреснутая доска с ликом Божьей Матери. Краски потускнели и подтёрлись, но глаза Богородицы смотрели на вошедших ярко, отчётливо. А на кровати, обложенная множеством подушек, сидела очень полная женщина. Настолько полная, что кровать за ней была почти не видна. Сидела она совершенно неподвижно, и из-за этой неподвижности казалась какой-то искусственной, неживой фигурой. И только глаза смотрели на вошедших ярко, отчётливо. Сильно пахло расплавленным воском. За оконцем стемнело, и комнатку освещала маленькая жёлтая лампочка под низким потолком. Ещё у иконы горела тонкая жёлтая свеча.

- Здравствуйте, Пелагея Ильинична!- поздоровалась Вовина мама.

- И тебе здоровья, женщина…ты матка будешь?- только чуть повернув голову, ровным тихим голосом ответила Пелагея Ильинична.

- Да…да, я мама…

- Что…дивишься на меня, что я така большая и гладкая,- тяжело дыша, сказала Пелагея Ильинична.- Забодала меня болезня…раздуват, ажно кожа лопатся…и вода вон из трещин текёт…-Помолчала немного, отдохнула.- Я платьем- то как попоной накрыта, а то и смотреть страшно. А к ночи меня дочка почистит от сырости… ну, давай мне сынка свово…

- Иди, Вова,- подтолкнула мама Вову.

Он шагнул и оказался рядом с бабушкой. Она взяла его руки в свои и пристально посмотрела в глаза. И Вова стал смотреть в её ясные серо-голубые глаза. Через минуту-другую Пелагея Ильинична повернула голову к Вовиной маме.

- Ох, силов совсем нету,- вздохнула тяжело.- Вижу, падучая у него…запущенный он сильно, глазки уж с места сдвинулись, косеньки вон…

- А можно ли сделать что-нибудь?- робея, с замирающим сердцем спросила мама Вовы.

- Да раньше бы ты ко мне, милая…старая я совсем и болею вот. Сил уж у меня не хватит, справиться-то…

- Куда же нам теперь? – совершенно растерянно, дрогнувшим голосом спросила Вовина мама. Она смотрела на огонёк свечи перед иконой, и взгляд её был безнадёжной просящей горечью. – Нам же больше некуда идти…

- Больно тебе совсем за сынка…и мне сердце рвёшь,- чуть подвинулась на кровати Пелагея Ильинична.- Свет я от него чую, отмеченный он у тебя…хорошее от него людям будет,- замолчала, отдыхая. И тишина замерла в восковом жёлтом свете комнатки.- Потому, возьмусь я просить за него.

Ничего не понимая, Вова обернулся и посмотрел на маму.

- Спа…- попыталась сказать она, но слёзы прервали слово.

- Утешься уже… Горе твоё прошлым станет, а впереди – радости. Слёзы высуши и меня слушай, как делать надо. Сынку свово кажный день ко мне води, иль сам посля пущай прибегат, но кажный день, чтоб без прерыву,- помолчала, отдышалась.- Воду святую буду давать, так пейте её да умывайтесь маленько. Ещё, смотри, береги его от простуды и тягостей разных. Я его открою надолго, так чтоб сохранный был. Ну, так вот - всё…завтра чуток пораньше приходите, чем сегодня было. Щас ступайте, а мне Галинку направьте, к ночи уже.

- Спасибо вам, Пелагея Ильинична, спасибо вам!- пятилась к двери Вовина мама, и вместе с ней пятился Вова.

- Ступайте,- чуть кивнула она в ответ.

- Мам, какая падучая?- спрашивал Вова маму и заглядывал ей в лицо, когда они уже шли по улице. А мама только улыбалась самой безмятежной, самой счастливой, самой красивой на свете улыбкой.- Мам, ну какая у меня падучая?!

- Никакая, малыш, никакая… Вот скользко на улице, а ты же у нас подскальзываешься постоянно и падаешь. Забудь, сынок, это слово и не говори его никому. Береги себя и бегай поменьше, как бабушка велела.- Она обняла его, и они шли и шли дальше, домой.

Сначала с мамой, а потом один Вова каждый день приходил к Поповым.

- Здравствуйте!- открывал он дверь в комнатку.

- Здравствуй! Заходи, заходи, жду тебя… садись рядышком.

Вова садился рядом с Пелагеей Ильиничной, и происходило что-то необъяснимое: всегда очень подвижный, на краешке кровати он вдруг замирал. Никто не велел ему не шевелиться, никто не связывал, никто даже не прикасался к нему. Но покой, словно он оказывался на белом облаке, сразу заполнял его и делал неподвижным. Бабушка начинала говорить какие-то слова. Вова не мог разобрать их и просто слушал тихое журчание голоса. Ещё в это время Пелагея Ильинична часто крестилась. В самом конце каждый раз она опускала в банку с водой руку, и потом капли с её пальцев летели Вове на волосы, на лицо, на плечи… Банка всегда стояла на тумбочке, возле иконы. На дне в ней лежал большой белый крест. Эту же воду Вова наливал в свою банку и уносил домой.

Иногда они разговаривали.

- А зачем у вас столько собак живёт?

- Так и именно, что живёт, а не зачем. Придут котятки – щенятки какие, так кормлю. В дом не пущаю, а велю, чтоб на крылечке кормили. А куды ж им идти-то дальше земли… За жалостью следом забота приходит, но малых без выгоды не пожалеешь, так и никого не пожалеешь.

Незаметно день за днём прошла зима. Во все предыдущие зимы Вова обязательно два – три раза простывал. Грудь на ветру нараспашку, воды холодной залпом после горячей беготни – температуру с кашлем поймать запросто. Этой зимой, хоть и реже, тоже бегал на улице с открытой шеей, но как-то обошлось.

- Господи! Благодарю тебя! Приступов уже сколько времени нет, - тихо говорила мама папе очень-очень счастливым голосом.

- Да…- обнимал он её и тоже улыбался.

И весна улыбалась вовсю синим огромным небом, слепящим оранжевым солнцем, тёплым ласковым ветром, вымытыми после зимы сверкающими стёклами окон.

В такой замечательный воскресный день в самом конце апреля Вова с другом Андрейкой Казанцевым возвращались домой со школьного стадиона. Они с утра стреляли там по мишеням из Вовиного красного автомата, и, настрелявшись вдоволь, теперь возвращались домой. Шариков-патронов в жёлтом рожке осталось немного, да и день уже подвинулся к обеду.

Ещё осенью рядом со школой заселили новый девятиэтажный дом. У подъездов положили асфальт, обустроили дорожки и газоны, но чуть в стороне после строителей осталась незасыпанная глубокая яма. Талые воды наполнили её до краёв. Мальчишки часто собирались возле этого нежданно появившегося озерца: пускали по нему самодельные кораблики или просто кидали в грязную холодную воду глиняные камни. Вот и сейчас они, с десяток, окружили яму, кричали, смеялись и с азартом, размашисто кидали в неё камни.

- Что они там делают?- с дороги посмотрел на них Вова.

- Пошли, посмотрим,- предложил Андрейка.

- Пошли.

Друзья свернули к яме и быстро оказались возле неё. Там, в этой глубокой яме, из жёлто-серой вспененной воды торчала рыжая кошачья мордочка. Намокшая шерсть, сузившиеся, почти закрытые глаза, побелевший нос. Это маленькое живое рыжее пятно едва держалось на поверхности и двигалось то к одному берегу, то к другому, пытаясь найти спасение. А мальчишки целились в него, и камни постоянно взбивали холодную жижу совсем рядом с побелевшим носом. Оставалось попасть точно один раз. И всё, забава бы закончилась.

Вова сразу даже не понял, что происходит. Не понял, что это мальчишки сами скинули в яму рыжего кота и теперь дружно, под неудержимый хохот старательно топили его. Но через какие-то секунды всё стало ясно.

- Стойте, гады!- зазвенел высокий голос.

Но смех и камни продолжали лететь.

- Получайте! Получайте! Получайте!- начал тогда стрелять Вова в мальчишек из автомата.

Пластмассовые шарики стегали довольно больно.

- Ты чё-о…дурак?! - Ты чё-о…козёл!!!
- А-а-а!- закрывались они руками от больно бьющих пуль.- Щас тебя в яму скинем!

Жёлтый рожок быстро выбросил последние патроны, и красный автомат замолчал. А мальчишки – вот они, и сейчас снова возьмутся под хохот добивать несчастную кошачью жизнь. Побелевший нос уже почти ушёл под воду. Как же дотянуться и подхватить тебя, рыжий кот?!

И Вова, бросив автомат, прыгнул в яму. Весеннее тепло смогло только превратить снег в воду, но согреть её ещё не успело. Ледяная жёлтая муть схватила тонкое мальчишеское тело, мгновенно пропитала одежду, заполнила кроссовки, облепила, сковала. Воды в яме оказалось по грудь. Почувствовав под ногами твёрдое дно, Вова сделал шаг, ещё шаг… Волна от его прыжка совсем накрыла кошачий побелевший нос – всё. Но Вова был уже рядом и подхватил под водой пошедшего ко дну кота. И сразу почувствовал, как острые когти впились ему в руку.

- Ты чё-о?!
- Ты зачем?! – кричали наперебой растерянные и опешившие мальчишки, когда Вова прыгнул в яму. Мальчишки, которые только что сами готовы были скинуть его туда. Те, которые только что в ледяной жиже топили камнями кота.

- Хватайся, мы тебя вытащим!- выбросив камни, кричали они теперь и протягивали в яму свои руки.

Вова поднял над водой кота: рыжий, тощий, промокший насквозь подросток с прижатыми ушами и слипшимися повисшими усами. Он вцепился в Вовины пальцы так, что по коже потекла кровь.

- Возьмите его,- добрался Вова до края ямы.

- Давай мне,- потянулся к нему Виталька Колодинов, мальчик из новой девятиэтажки.

А когда передавали закоченевшего кота из рук в руки, он вдруг дёрнулся, изогнулся, вырвался и упал на кучу глины. И сразу с диким пронзительным криком со всех ног бросился к ближайшим кустам.

- Удрал…- проводили его взглядами мальчишки.

- Держись! Давай!- тянули они за руки Вову из ямы, упираясь ногами в скользкий берег.
Вытянули. Синий спортивный костюм, красная футболка, белые кроссовки – всё было в жёлтой глине. Грязная вода ручьями стекала с одежды на землю. Из царапин на руках сочилась кровь.

Вову трясло. Пока доставал из ямы кота, как-то и не чувствовал, что холодно, а теперь сильно замёрз.

- Возьми,- подобрал и протянул ему красный автомат самый высокий и крепкий из мальчишек.- Я Толик Антипов…мы неделю назад сюда переехали. А ты – молодец,- пожал он Вове руку.

И остальные мальчишки подходили и жали ему руку:

- Ты молодец, Вовка!

После всех этих событий Вова всё же отправился домой. Дверь открыла мама.

- Что с тобой?!- испуганно вскрикнула она, изменившись в лице.- Ты где был?! Ты куда упал?!

- Мам, там кот в яме тонул…- и Вова рассказал всю историю про кота.

- Да как же ты мог?!- торопливо снимала с него мокрую одежду мама.- Тебе же нельзя! Ты же знаешь! Всё, всё теперь насмарку!

Разгорячённая, со слезами на глазах бросилась она в ванную комнату, открыла краны.

- Скорей, скорей иди, грейся! Как же ты мог?! Сколько мы мучились, сколько старались…

Потом, когда подошло время, они вместе поехали к Пелагее Ильиничне. Вместе, как в первый раз, прошли в её маленькую комнатку.

- Вот, что натворил,- с трясущимися губами рассказывала мама, стоя в дверях.- Что же теперь будет? Всё пропало?

Пелагея Ильинична молча выслушала, взяла Вову за руки, поставила перед собой и пристально посмотрела ему в глаза.

- Не пужайся, милая, - сказала после,- окреп он уже у тебя. Не дотянется до него больше болезня эта. Вот, ещё пару разков придёт ко мне, да и пущай бегает себе с Богом.

© Владимир Левченко, 2016
Дата публикации: 02.03.2016 07:24:33
Просмотров: 2194

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Рецензии

Галина Золотаина [2016-03-08 16:55:57]

Прочитала с большим интересом. Вот такие вещи, казалось бы очень простые, повествовательные, с бесхитростными диалогами - очень притягивают. Без вычурностей и философствования, но написанные хорошим языком. Речь старухи правдоподобна настолько, что я слышу её скрипучий старческий голос...
А Вы с Алтая?Так мы соседи - я в Кемеровской области. Поэтому мне и близки такие диалоги!

Ответить

Владимир Левченко [2016-03-10 08:58:38]

Галина, здравствуйте!
Спасибо большое за внимание и отзыв!
Да, я живу в Барнауле. Соседи! Возможно, географическое соседство влечёт и какое-то диалектическое созвучие. И внутренний мир сибирского человека прежде был особенным, узнаваемым. Сейчас, правда, всё стремительно нивелируется.
Спасибо Вам! Всего самого доброго!