Афалина

Юрий Орлов

Форма: Рассказ
Жанр: Фантастика
Объём: 17737 знаков с пробелами
Раздел: ""

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Под синим небом искрится, шипит, играет море волн. Мелкая галька и горячие валуны изнывают. Им не хватает криков восторга. Но машина почему-то надумала вскипеть, поэтому падение в детство с горы прожитых лет начинается с маленькой задержки.
Ну и ладно, это просто ерунда, которая не мешает радоваться встрече и болтать без умолку, пока приехавший монтёр копается во внутренностях старого «Форда».
– Веселое приключение часто начинается с какой-нибудь неприятности, – сказал Ломброзо.
– Хотелось бы согласиться, – говорю я. – Но каждое правило имеет исключения.
– Фу! Пессимист!
Ломброзо, направил взгляд в сторону кофейного автомата.
– Возьму капуччино. Ты не хочешь?
Я отказался и шагнул посмотреть как идёт ремонт. Монтер уже заливал в расширительный бачок охлаждающую жидкость, что могло означать только одно: вот-вот мы рассядемся и поедем.
Я подошёл к девчонкам. Случившаяся поломка, казалось, их ничуть не расстроила. Они стояли в пестрых летних нарядах, оживлённо вспоминая прошлую встречу. У Бабушки тогда был юбилей, и мы решили устроить ей небольшой праздник в уютном кафе на берегу реки.
Она сидела напротив. Я рассказывал как жизнь заставила учить формулы и писать программы. Бабушка улыбалась, качала головой, как будто совершенно забыла о моей непонятливости и не интересу к математике.
– Почему Нина Николаевна отказалась?
За улыбкой Лены скрывался секрет, что само по себе можно считать ответом.
– Сказала, доберется без нас. Кажется, решила сделать сюрприз.
– Намекала о ком- то забытом, – добавила Марина.
Я задумался и потёр затылок.
– Вечные загадки! Соображай теперь, что это значит! Одно слово – математичка. Скорее всего придумала новую формулу, потому что интегрировать нужно еще одного человека. Забытого.
Ирина насупилась. Её профессорский ум до сих пор не мог смириться с тем, что в этом мире существуют волшебники. Но всё же стремление найти рациональное объяснение чудесам, которые случаются в человеческой жизни, ни разу не помешало ей пропустить встречу.
– Кто бы это мог быть? – спросила она.
– Наверное нашёлся какой-нибудь пропавший из наших. Не будем гадать. За десять лет через класс прошли и затем скрылись в неизвестном направлении человек пятнадцать. Но сколько кануло в никуда за последние шестьдесят мы не знаем.
– Среди них были чужие. Многие не вписались, – задумчиво произнесла Ирина.
Я снова посмотрел через плечо и увидел как Ломброзо, отпустив монтера, принялся складывать вещи в багажник. Он как всегда двигался энергично и порывисто, – никакая седина не может изменить пружинистой походки и хитрого с прищуром взгляда, предвещающего каламбур, шутку или призыв совершить безрассудство.
Однажды в юности нам пришлось подраться из-за девушки. Происшествие стряслось на квартире у Караманова. Каким-то образом мы оказались там одни. Драка была жестокой, мы всё перевернули вверх дном, плюс к этому сломали тахту. Потом оба устроились грузчиками на вокзал, чтобы возместить убытки. Быстро наступал мир, в особенности когда приходилось прикрывать друг другу спину в разборках с разного рода враждебными придурками.
Кручёная дорога вела через горы. Маринку укачало, и Ломброзо притормозил на площадке с редкой тенью. Дождь давно не ходил по этим местам. Звенела жара и цикады.
Профессор Ирина предложила выпить вина, но среди нас был водитель, так что решили с этим подождать. Ограничились кофе из термоса и снова двинулись в путь.
Ломброзо поймал музыку. Некоторое вермя звучали мелодии семидсятых, потом стало тихо.
– В эфире радио “Волна”, – прозвучал голос диктора. – Прослушайте краткую сводку новостей. Центробанк объявил о повышении ключевой ставки…
– Эх! – возмутился Ломброзо, – испортили музыку! – И выключил.
Оставшийся путь ехали в тишине. Молчание, между прочим, имеет достоинства, если пауза проходит в хорошей компании.
Вскоре добрались до одинокой остановки автобуса, окрашенной в белую и голубую известь. У неё на фасаде была надпись: «Афалина».
Там стоял серебристый внедорожник каких-то гигантских размеров. Бабушка и забытый ожидали рядом.
Мы приветствовали их, не выходя из машины. Пригласили ехать следом через шлагбаум, открытый с помощью Лениного пульта.
Узкая дорога вела под уклон. Внизу простиралась бескрайняя голубизна моря. В ста метрах от безлюдного пляжа, утопая в зелени смоковниц, абрикосов и вишен располагался дом. Здесь мы остановились.
Пока Нина Николаевна принимала приветствия рук и слов, водитель внедорожника стоял в стороне. Рукопожатие у него было не очень активным, даже вялым. Незнакомец был маленького роста, поэтому мой взгляд был направлен сверху вниз. Едва заметной улыбкой была выражена некая намеренность что-то сказать, но я опередил:
– Не вижу ни одной знакомой черты. Вы кто?
– А я узнал тебя сразу, Лёша, – сказал он. – Ты почти не изменился.
Мои друзья обступили пришельца со всех сторон и принялись разглядывать с головы до ног. Это был седой морщинистый старик без бровей с большими глазами и маленьким подбородком.
– На кого-то определенно похож, – сказала профессор. – По телевизору не выступал?
– Тем не менее, учились вы вместе.
Нина Николаевна улыбнулась.
– Неужели не узнаёте? Он был комсорг!
– Что такое комсорг? – удивился Ломброзо. – Не помню даже таких слов!
Теперь рассмеялся незнакомец:
– Признаться, сам очень сомневаюсь, было ли такое слово, – сказал он. – Давайте не будем говорить о моей комсомольской юности. Это в прошлом. Помните как зарабатывали на цветках чайной розы? Хотели купить кинокамеру, чтобы кино снимать.
– Мишкин! – воскликнул я.
– Медведев! – поправил он, подняв кверху указательный палец.
– Покорёжило! – свёл густые брови Ломброзо. – И сморщило.
– Зато вас время не тронуло. Стройные такие! Только ребята слегка поседели. Ну что, здравствуйте что ли!? Принимайте в компанию!
– Это уж как пойдёт, – скептически произнесла профессор Ирина.
– Мы же все тут оптимисты, не так ли? Упускаем время! – примирительно сказала Лена. Разгружайтесь, я пошла дом открывать. Мальчики на второй этаж!
Наверх взбирались по винтовой лестнице. Неритмичное топотание ног, проворот дверного замка, и мы очутились в просторной и светлой комнате с одной двухместной и двумя одноместными кроватями. Ломброзо решил что займёт двухместную. Он никогда не отличался особой скромностью. К тому же Ломброзо длинный, широкоплечий и слегка неуклюжий. Статус физического тела говорил сам за себя. Впрочем, возражать полагалось только мне, потому что Мишкин, как новичок, обязан был промолчать, однако не промолчал.
– И я люблю просторно спать, – сказал он.
Ломброзо фыркнул и не снимая туфель плюхнулся.
– Тогда моя рядом с окном, как в прошлый раз, – сказал я и бросил туда сумку.
– Ну и чёрт с вами, посплю у дверей. – Мишкин уселся и обиженно заморгал, как будто внезапно поняв, что социальный статус значения теперь не имеет. Согласно слухам, он владел радиокомпанией.
«Чем меньше олигарх, тем больше у него машина», – припомнилась старая шутка Караманова.
– Спать приехал? – удивился Ломброзо. – Смотри, проспишь всё! Высыпаться нужно заранее, дома! Разве не знал?
– Никто не предупредил! Если спать не будем, кровати зачем? Но вопрос хороший. Спать или что-то иное… Нину Николаевну встретил в коридоре студии. Заслуженный учитель, круглый стол, обучение детей. Разговорились, потом домой отвозил. Сказку рассказала про дом в «Афалине», перемещения во времени, молодость. Кто это придумал?
Я похлопал Мишкина по плечу:
– Бабушкин проект, а воздвигал муж Лены. Мы помогали дом строить. Ложись у окна и засыпай прямо сейчас. Отдохни пока приготовимся, накроем стол. До заката полтора часа. Ты нежданно объявился, вот и не рассказали. Хочешь у окна, – пожалуйста. Ломброзо большой, пусть ему будет просторно, а мне всё равно.
Не знаю зачем предложил Мишкину заснуть, даже мысль о том, что в этом есть необходимость не приходила на ум. Поэтому был слегка ошарашен, когда он сразу принял предложение, лёг и моментально отключился. Возможно, работа нервная.
Нужен для начала задел, предисловие. Но возникает мысль, будто это совершенно лишнее, и сейчас же нужно приступить к сути. Бывали срывы, не срасталось в исчисленьях. Кто-то оставался совсем один, пока другие ходят в местах свершения важных, может быть, ошибочных решений, где задаются незаданные вовремя вопросы, а ответы приходят не те, которых ждёшь.
Ломброзо спустился вниз посмотреть как там идут дела с накрытием стола. Я же, стараясь не производить бряцаний и скрипов, задумался, рассматривая через окно знакомый пейзаж гор в обрамлении лиловеющего неба. Мысли мои текли привычным путем: о стремительности времени, беспощадном исчезновении друзей, черных дырах, образующихся там, где они находились, о редком стремлении человеческих душ быть рядом.
Мы встречаемся каждое лето. Это не просто традиция. Рискуя навлечь на всю компанию обвинения в сектантстве, назову это словом обряд. Воспоминания, формулы, характеры, взгляды, улыбки, смех перемешиваются, создают химическую реакцию, вливаются в сложно построенные стены этого дома. Происходит перемещение в узловые точки. О том, что Ломброзо строит мосты, профессор лечит людей, Маринка – школьный учитель, Лена – библиотекарь, а я переключился с языка компьютера на программы человеческой речи известно каждому. Известно также, что девчонки овдовели, а жена Ломброзо проживает где-то в Сибири. Ряды одноклассников редеют, – недавно ушёл Караманов. Сколько мостов построено, операций сделано, книг издано, детей и внуков рождено, – поговорить об этом никогда не хватает времени.
Есть кое-что поважнее таких разговоров.
Воспоминания.
Нина Николаевна всегда сидит в сторонке, у неё персональный стол. Она вычисляет. Мы никогда не встречаемся в путешествиях. Цифры и геометрия событий изменяются, требуют корректуры. Нина Николаевна следит, чтобы в прошлом не случилось беды. Никто не должен пропасть. Вернуться должны все, и тогда на другой день у нас будет час или два на этом чудесном пляже. Море, скалы и молодые растущие тела! Но только в том случае, если в узловой точке найдено верное действие, иначе мир к лучшему не изменить, море детства без правильных решений не откроется, не обнимет. Что касается изменений реальности, то при всех стараниях они каждый раз ускользают, поэтому для мня всё остаётся как прежде.
Медведев спал так тихо, словно жизнь ушла из него. Я повернулся, осторожно ступая вышел. Спустившись, увидел накрытый стол и вопросительные взгляды.
Нина Николаевна находилась на своем месте, перед ней был готовый к работе ноутбук, общая тетрадь и подаренная к юбилею ручка с золотым пером.
– Пора начинать, – сказала она. – Где Медведев?
– Не проснулся. Пойду разбужу, я быстро.
Подниматься не потребовалось. Он спустился сам и теперь стоял, хлопая сонными глазами.
– Вот и хорошо, – сказала Нина Николаевна. – Теперь все в сборе.
Мы расселись.
На блюде дымился горячий рассыпчатый плов. Закипал чайник. Пустые бокалы и рюмки ждали своего часа. Всё останется неизменным, когда мы вернемся назад. Время относительно. А теперь важно только одно, – нужно взяться за руки и представить например старую школьную фотографию, запах паркета в аудитории класса. Кто-то будет играть в футбол, а кто-то сажать цветы на уроке ботаники, в теплице…
Маринка растворилась первой, за ней отправился Мишкин. А следом Ирина одновременно с Ломброзо.
А я остался один.
Что ж, бывает и такое.
Всегда кто-нибудь остается.
Бабушка закончила заполнять журнал, поднялась, сделала шаг в мою сторону.
– Нина Николаевна, могу ли я спросить?
– Спрашивай, Алеша.
– Я понимаю, кто-то должен быть здесь для страховки, чтобы написать уравнение, если вдруг вы… не сможете. Но разве есть необходимость исправлять прошлое, чтобы получить эти драгоценные минуты, и почему бы вам самой хотя бы раз не сделать попытку обновления?
Она замерла, и её взгляд замер вместе с ней. Обладала она такой особенностью – внезапно замирать. Объяснялось ли это нежеланием дать ответ, потому что вопрос мой с точки зрения учёного человека был глупым или, напротив, он поставил Бабушку в тупик, я не знаю.
Наконец она пришла в себя, медленно повернула голову в мою сторону.
– Несколько минут детства всего лишь бонус, Алёша. Наблюдательностью ты никогда не отличался, но вот девчонки многое замечают. К сожалению, выводов не делают. Им неинтересно делать выводы. А ты и без меня давно понял, что мы собираемся не ради этих драгоценных минут, но ничего не желаешь замечать. На второй вопрос отвечу так: только барону Мюнхгаузену позволялось вытащить себя за голову из болота, да ещё вместе с лошадью.

Инспектор одет в белую клетчатую рубашку и черный пиджак. Лицо у него маленькое, круглое, глаза колкие, брови черные, ресницы как будто тушью подкрашены.
Сижу напротив, пытаясь вникнуть в степень опасности этих глаз. Лёшка рядом нервно трясёт коленом. Он никак не может понять в чем его обвиняют, потому что очевидность дела ясна как май за окном. Там жужжат пчёлы, пацаны бегают и орут от счастья – уроки закончились, а за нашими спинами вздыхают мамы.
Я тоже вздыхаю. Коленом не трясу.
У меня свидетель, – я подкупил его.
Каким бы тяжёлым не казалось преступление, мысль только об одном: как бы о произошедшем не узнал отец. Если узнает, будет бить.
И дались мне эти пирожки да катание на лодке!
По любому, пусть думают, что это Лёшка выбил из руки пьяного деньги, у Лёшки отец добрый, не отлупит.
Наконец инспектор заговорил:
– Знаете, как это называется? Грабёж. За это спецшкола светит. Слыхали про такое заведение?
Мы, конечно, знаем про спецшколу. Попадать не хотим, особенно я. В этом заведении с моим ростом прибить могут.
– Кто? – строго спросил инспектор.
– Он! – я показал на Лёшку.
– Нет, он! – Лёшка показал на меня.
Вечер пятого сентября память повторила тысячу раз. У отца был день рождения, и меня выперли во двор. Там слонялся Кредя вместе с Дэмом. А потом Лёшка подскочил, и мы пошли к ресторану, где за сеткой хранились лотки с лимонадом. Правда, на этот раз обнаружилась одна неприятность. Щель между сеткой и стеной оказалась заделанной. Мы расстроились, – лимонаду очень хотелось.
Стали рядом и думаем, как достать хоть бутылку.
Тут появился мужичок и направился прямо к нам. Мы сначала насторожились, даже приготовились бежать, потому что не хотелось отвечать на неприятные вопросы. Но потом поняли, – он навеселе, и решили, что смыться всегда успеем.
Мужичок подошел, принялся ворнякать.
И доворнякался.
Я ударил его по руке и выбил два рубля. Мы бросились в рассыпную.
Я бежал переулками мимо цветочных клумб, чувствовал испуг и зажатые в кулаке деньги. Пирожки с лодочками стучали в голове. Кто-то бежал следом, казалось, будто пьяный гонится и вот-вот схватит за шиворот. Но это был Дэм.
– Где твой свидетель? – Снова укол инспекторского взгляда.
– Там, за дверью.
– Что ж, зови. Узнаем теперь кто врёт.
Инспектор уставился на Лёшкину маму, у неё на лице застыл ужас. А моя стояла вместе с готовностью влепить подзатыльник. Даже мурашки побежали по спине.
Кредя проскользнул в учительскую будто собирался стащить лимонад. Сейчас он выпучит глаза и начнет отрабатывать свой рубль, но потом случится то, что не даст мне покоя. Не будет никакой спецшколы, наказания не последует. Только всю жизнь я буду вспоминать мучительные секунды этой лжи. Нужно рассказать как было на самом деле. Прямо сейчас. И случится ровно то же самое, только без последующих терзаний совести. Даже подзатыльника не случится. Отец не поколотит, – мать промолчит. Давай, признавайся!..
Подзатыльник она всё-таки дала. Алёшка улыбнулся, и на этом могло бы всё и закончиться, если бы не осталась загадка его памяти. Почему при встрече не узнал? Почему не вспомнил про этот случай? Обязательно спрошу, если вспомню.
Кредя вздохнул с облегчением.

Мне уже случалось дежурить. Отсутствие друзей длилось недолго – минут пять, или около того. Проявление бывало поочерёдным, сначала один, потом другой.
На этот раз, то ли по велению Бабушки, то ли благодаря обстоятельствам прошлого, за столом на своих местах очутились все сразу. Некоторое время сидели в тягостном изнеможении, опустив головы, но потом, не сговариваясь, принялись жадно поглощать еду. Как видно, случившееся потребовало немалых энергетических затрат. Мишкин выглядел наиболее потрясённым и странным образом поглядывал на меня. Сам я тоже молчал и, поймав общий настрой, внезапно почувствовал голод.
– Нина Николаевна, идите к нам, – позвал я.
Она подошла и молча села во главе стола. Взгляд у неё был необычайно строгим, ясным и утомленным. Таким он бывал после урока, требующего какой-нибудь особой концентрации.
– Алкоголь сегодня не употреблять, – приказала она. – После ужина обязательно всем сходить на прогулку. Завтра у вас около часа, и не вздумайте шутить с морем, – будут большие преобразования. Оно волнуется.

Утром, как было велено, берег шумел. Тёплый ветер гонял буруны. Солнце плескалось в облаках.
Мы цеплялись за волосы камней, трепетали в пене, падали в горячую гальку и катались в ней, превращаясь в леопардов.
Валуны дождались. Мы орали от восторга.
Наверху по утоптанной дороге старик вываживал ослика и махал рукой. Я видел его смех.
Вдали, между небом и землёй, летала моторная лодка.
Спустя час, вместе с возрастом свалилась неизбежность. Собранные сумки позвали в обратный путь.
Тень смоковницы шелестит, прощаясь. Мы присели под ней за облупленным столиком из дерева, помолодевшие, подрумяненные, готовые жить дальше. Только на лице у Нины Николаевны я разглядел новую совсем незаметную морщинку.
– Поедешь со мной? – спрашивает Мишкин.
– Да, – говорю я.
Он открыл багажник потрескавшейся «Волги». Как всегда, ничего н заметив, я закинул туда вещи.

© Юрий Орлов, 2023
Дата публикации: 26.12.2023 13:55:06
Просмотров: 966

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.