Вы ещё не с нами? Зарегистрируйтесь!

Вы наш автор? Представьтесь:

Забыли пароль?





Дыхание Красного Дракона. Часть 2 гл. 8

Сергей Вершинин

Форма: Роман
Жанр: Историческая проза
Объём: 11975 знаков с пробелами
Раздел: "Тетралогия "Степной рубеж" Кн.III."

Понравилось произведение? Расскажите друзьям!

Рецензии и отзывы
Версия для печати


Под вой вьюги, по вечерам у очага, мы подолгу говорили с ним о том, почему многие люди не хотят верить во Всевышнего? Делят его девяносто девять имен, определяя как единственное только одно из них. Ведь Голубое Небо нельзя разделить. Но сами так и не пришли к единому мнению.
Ахмет говорил, но Гази его уже не слышал. Дервиш Абу Джафар, — билось в его голове мешая понять слова купца…


«Дыхание Красного Дракона» третья книга из тетралогии «Степной рубеж». Первую «Полуденной Азии Врата», и вторую «Между двух империй», смотрите на моей странице.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОТСВЕТЫ ДРЕВНИХ КОСТРОВ.


Глава восьмая

Богатый караван входил в ворота Хазрета вереницей нагруженных верблюдов. Караван-баши, — низенький коренастый татарин, сошел с коня, пал ниц и прикоснулся к священной земле мусульман лбом. Поблагодарив Аллаха за то, что в такое неспокойное время Всевышний позволил ему довести товар до места без потерь, он омыл лицо ладонями и встал. Полы его великолепного с серебреной вязью темно-синего халата запылились, но купец не стал отряхивать с него пыль веков славы древнего города.
— В Яссы привозят товары и драгоценные изделия, и там происходит торг, и он является местом развязывания грузов купцов и местом отправления толп путешественников по станам, уважаемый, — услышал он и обернулся на голос.
Оглядев высокого человека в просторных белых присущих суфиям одеяниях, белоснежный, несмотря на витающий в воздухе вездесущий песок, высокий тюрбан незнакомца, разнящийся с его смуглым лицом, купец ответил:
— Хорошо сказано! Яссы место развязывания грузов купцами и место отправления толп путешественников по станам! Клянусь Аллахом! Я бы так никогда не выразил чувства, что овладели мной при виде Хазрета, благословенного мазара Ахмета Яссави, что виден и за воротами города.
— Что вы, уважаемый, это не мои слова.
— А чьи же?
— Их сказал бухарский гость Фазлаллах ибн Рузбихан Исфахани[1], — с поклоном ответил человек в белых одеяниях.
— Хотел бы я встретиться с ним и насадиться беседой. Он в Хазрете?
Незнакомец подавил улыбку, сменив ее на печаль глаз.
— Вы можете с ним побеседовать только после смерти уважаемый. Он сейчас у подножья трона Всевышнего. Вот уже более чем два столетия Фазлаллах ибн Рузбихан наслаждается беседой с Аллахом.
— Надеюсь, ты меня не хотел оскорбить, выказав мое неведенье о столь благочестивом человеке, незнакомец! — нахмурился купец.
Слуга, что держал коня купца, нагнулся, проверяя подпруги, отчего благородный жеребец вороной масти забил копытом. Слуга перешел на другую сторону, оглаживая его холку. Гази расценил это испугом слуги, что гнев хозяина обрушится на него и поспешил успокоить, видимо, быстрого на наказание слуг караван-баши
— Что вы, уважаемый! Аллах свидетель, у меня не было мыслей обидеть вас!
— Я вижу, ты благочестивый человек, — сменил гнев на милость купец, — и пришел в Хазрет помолиться все грешных правоверных. Так помолись и за меня Ахмета из Казани. Поблагодари Всевышнего за мое благополучное прибытие. — Караван-баши, оглядел нерадивого слугу, что-то хотел сказать, но передумал и, подозвав юношу в воинском одеянии, добавил: — Шагур, дай незнакомцу полтину серебром, пусть он славит Аллаха не испытывая себя в нужде.
Юноша беспрекословно подчинился и подал суфию полтину с изображением царицы Екатерины и двуглавым орлом на обороте. Но тот не взял. При виде русской монеты, он отдернул руку, будто это было не серебро, а раскаленный добела металл.
— Это серебро неверных! Я Исмаил Гази богослов из Хотана и не возьму его…
— О, благородный фатих! Если бы все верующие в одного бога не брали бы денег у тех, кто верит в иного, уважаемый! Тогда мне не пришлось бы тащится в священное место с караваном пороха и свинца. Мне милее привести в Хазрет украшения для красавиц, чем нагружать спины верблюдов смертью и смрадом. Но это не так, достопочтенный Исмаил Гази. И вы это знаете, уважаемый.
— Твои слова разумны, Ахмет из Казани! И я помолюсь за тебя, но серебро не возьму. Правоверные ли спутники твои? Я должен знать, чтобы упомянуть их в вечернем намазе.
— Ты имеешь в виду мою охрану, богослов?
— Того юношу что подал мне серебро и его друзей в чьих взорах я вижу воинский дух, на поясах сабли в руках найзы.
— Можешь помолиться и за них, о знающий слово Корана! Хоть они теперь и под защитой святого Егория, но Всевышний «един Аллах, вечный. Не родил и не был рожден, и не был Ему равен ни один!». Твоя забота о воинах нойона Ширена принявших в Оренбурге православие, думаю, дойдет до милосердного из милосердных быстрее гнева человека несправедливого. Зимой мне повстречался дервиш мазара Аль-Бухари, Абу Джафар. Человек он разумный и с ним было приятно беседовать. Под вой вьюги, по вечерам у очага, мы подолгу говорили с ним о том, почему многие люди не хотят верить во Всевышнего? Делят его девяносто девять имен, определяя как единственное только одно из них. Ведь Голубое Небо нельзя разделить. Но сами так и не пришли к единому мнению.
Ахмет говорил, но Гази его уже не слышал. Дервиш Абу Джафар, — билось в его голове мешая понять слова купца…
До дома Ряши из становища Уй-Бас в Хазрет, Газибек добрался только в начале цветения садов. Огладив желтые стены глинобитного дувала жилища женщины, что со времени их первой встречи упорно не хотела покидать его сердца, он замер в предвкушении встречи. Бывший хаким Яркенда и не подозревал, что для него это будет столь волнительно. Исмаил долго стоял в сумраке вечера на ведущей к базару узкой и искривленной выступами домов улочке, пока все же открыл двойные двери и вошел во двор. Как и тогда осенним вечером, Ряша возилась у тандыра и, услышав скрип несмазанных петель, обернулась, так как умела только она. Он ее узнал сразу, изгибы стана, выпуклые овалы груди и наполненные соком желания губы, что немного приоткрылись от неожиданности. Лишь долю секунды она была растеряна при виде высокого мужчины закутанного в белые одеяния. Растеряна и открыта для встречи, потом она вскрикнула, призывая:
— Кулдабай!..
В ее взоре Исмаил прочитал легкую издевку. Напоминание, что Исмаил привел в ее дом бывшего мужа и оставил здесь до весны. Но как всегда одного мужчины Ряше показалось мало и женщина, сделав короткую паузу, добавила:
— Молчун!..
Они появились сразу оба. Гулям-шах сжимал в руке саблю, а слуга Ряши держал старую медную лампу. Наполненная топленым салом лишь на треть, она слабо осветила вытянутый вдоль внутренний стены дома с окнами двор.
— Мир вам и милосердие Аллаха люди! — проговорил Гази, закрывая за собой двери и делая вид, что оглядывает пустую улицу. На самом деле он не хотел, чтобы женщина заметила тоску в его глазах. Справившись со слабостью недостойной мужчины, он обернулся и резко добавил: — Хорошо же ты встречаешь своего мурзу, Кулдабай. Иди и разбуди Абу Джафара! Я хочу говорить с ним. А ты Молчун посвети на ступени, чтобы господин не споткнулся. Женщина! Приготовь воду для омовения и пищу для гостя.
Голос Гази был резок, но никто даже не пошевелился. Ряша округлила глаза, в них он снова прочел издевку. Приходя в ярость, Исмаил хотел прикрикнуть снова, но осекся на вздохе. По недоумевающему лицу Кулдабая он догадался, в очах Ряши была не насмешка, а удивление — Абу Джафар не пришел в этот дом…
Груз последних месяцев обрушился на Исмаила, разом придавив его. Он опустился на выступ у дверей и затих. Женщина подала знак, по которому Кулдабай скрылся в доме, Молчун подвесил лампу у дверей и тоже ушел. Ряша присела рядом с Гази, и, нежно огладив его по колючей небритой в долгой дороге щеке, почти пропела:

«Как знать, мой друг, что завтра ждет.
В ночь лунную забудем день забот.
Испей вина, еще ведь не однажды
Луна взойдет, а нас уж не найдет».

— Великий Хайям, пел этот стих своей подруге, Ряша, — ответил Исмаил, подняв на нее усталый взор и прочитав в ее очах безмерную нежность.
— А я пою тебе, Исмаили. И луна сегодня полная…

«Всем сердечным движениям волю давай,
Сад желаний возделывать не уставай,
Звездной ночью блаженствуй на шелковой травке:
На закате - ложись, на рассвете вставай».

Ряша прижала его голову к своей груди, лаская словно дитя.
— Пойдем в сад. Там уже распустились деревья, они укроют нас.
Гази не хотелось отрывать голову от ее мягкой груди, через тонкую ткань он слышал, как бьется ее сердце, сердце женщины, которая снова покорила его одним взглядом, одним прикосновением. Но она, захватив его руку в свои ладони, потянула его в сад. При тусклом свете старой погнутой масленой лампы излучавшей слабый мигающий свет, глаза Ряши звали к себе и он пошел.
Под тенью деревьев она скинула одежду и расстелила — улыбкой приглашая его на ложе любви. Ее обнаженное тело обвило Исмаила, руки и губы обласкали каждый уголок его усталой плоти, возвращая ему жизнь. Она стонала, извивалась, ее коготки раздирали Гази спину. Ее запах смешивался с ароматом персикового сада, он чувствовал, как она таит в его объятиях и это довело его до исступления трижды. Обессиленный он уткнулся лицом в ее грудь, и снова рука Ряши по-матерински огладила седину Исмаила.
Ночью Газибек написал письмо Сабир-шаху, где подробно изложил события произошедшие зимой в становище Уй-Бас, чтобы ранним утром отправить Кулдабая с вестями в мазар под Кандагаром. После он и предался долгим молитвам и рассуждениям. Абу Джафар мертв, — в том не имелось сомнений. Даже раненый он бы пришел к Ряше. Оставалось неясным, чья рука отправила в иной мир карающий меч Всевышнего. Султан Абылай или все же не султан? Сохранив жизнь ему, Абылай отобрал у него и отправил в иной мир верного друга! Или это сделал другой, скрытый враг, пока неизвестный Гази?
Раша вела себя как обычно, приветливо, но не более, как это подобает хозяйки дома по отношению к гостю. Весь день она и виду не подавала, что меж ними была чудесная ночь, когда на небе горели любопытные звезды, стараясь пробиться сквозь ветки деревьев, и на ее — обнаженную и прекрасную в его объятьях, светила полная луна. Уж ближе к вечеру, из рук, что вчера ласкали, Газибек выпил большую чашу шербета, запахнулся в белые одеяния и отравился в чайхану сарта Сулеймана. На пути к базару он услышал разговор двух мальчишек спешивших к юго-западным воротам города, поглазеть на богатый караван с воинским охранением, то ли джунгар, то ли русских, — бывших джунгар, и он пошел за ними. Упоминание Ахметом из Казани Абу Джафара, волной всколыхнули в Гази воспоминания: печаль о друге и прошлая ночь с женщиной отвлекли его от слов купца…
— Простите, уважаемый, — опомнился Гази, несколько запоздав с вопросом. — Я хотел бы узнать, где и когда вы видели Абу Джафара
— Вы знаете дервиша Джафара?
— Люди что отдают жизнь на дела Аллаха на земле, часто встречаются в святых местах, таких как Хазрет или мазар Аль Бухари. Там я и видел дервиша.
— Я его встретил в степи, недалеко от становища султана Абылая Уй-Бас. Разговоры о вере для купца пустое занятие, Всевышний его наделил делом радовать людей товарами и уберегает от разграбления, если тот помогает дервишам, замерзающим в степи зимой. На этом согласии мы с Абу Джафаром и расстались. Я дал ему верблюда, и он отправился в Хазрет. Мой же путь лежал к Оренбургу… Странно, что вы еще не встретились.
— В Хазрете я всего второй день, уважаемый, и Аллах нас еще не свел. Поспешу на базарную площадь. Может он там…
— Поспеши, поспеши… — ответил старшина казанских купцов, вслед после взаимного поклона удаляющемуся Гази и направляясь к лошади.
— Думаешь, он меня не заметил, Ахметка? — проговорил человек, что все время разговора изображал раболепного слугу возле коня купца.
— Не знаю, Ямангул. Вроде нет.
— Плохо если все же заметил. Про порох и свинец, ты правильно ему сказал. Пусть думают, что город начинен зельем для пушек до отказа.
Ямангул улыбнулся и сощурился.
На самом деле Ахмет из Казани вез из Оренбурга в Хазрет куда более мирный товар: топоры, кетмени, лопаты, скобы и прочий инструментарий нужный для работ по восстановлению Шахристана, согласно поданному Тевкелеву списку от майора Карла Миллера.

Примечания.

[1]Фазлаллах ибн Рузбихан Исфахани — родился в 1457 г. в городе Хундже, в Ларистане, в одном из районов области Фарс, в семье, принадлежавшей к исфаханской знати. Историограф Мухаммад Шайбани-хана, «Записки бухарского гостя» и «Зубдат ал-асар Насраллахи», написаны им в самом начале XVI в., и повествует о деятельности Шайбани-хана начиная с юношеских лет до первых лет XVI в.


© Сергей Вершинин, 2011
Дата публикации: 27.01.2011 12:10:44
Просмотров: 2673

Если Вы зарегистрированы на нашем сайте, пожалуйста, авторизируйтесь.
Сейчас Вы можете оставить свой отзыв, как незарегистрированный читатель.

Ваше имя:

Ваш отзыв:

Для защиты от спама прибавьте к числу 90 число 47: